Текст книги "Непобедимый. Право на семью (СИ)"

Автор книги: Елена Тодорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

16

Непобедимый

Проходит не меньше получаса, а я все еще пытаюсь понять, как это произошло. В какой момент я утратил контроль? Мать вашу, да каким вообще образом, если я, как-никак, монолит?

«Миша… Миша… Мииииша»

Какими интонациями она перебирала. Вспоминаю, и внутри все скручивает. А как не вспоминать, если смотрю на нее и как будто нон-стоп слышу, хотя сейчас Полина молчит. С тех пор, как опустил ее в ванную, молчит. Ноги подтянула к груди и застыла.

– Ты помоешься, или тебе помочь? – вместе с этим вопросом надвигаюсь.

– Конечно, сама! – оживая, подлетает, как петарда.

Не реагируя на брызги, скольжу мутным взглядом по ее мокрому телу. Заторможенно, снизу вверх, против движения дорожек воды.

Мать вашу…

Видел уже, а залипаю. Бедра, лобок, живот, грудь, смущенное лицо – все зацепляю. Пока Полина не соображает, на что провоцирует, и не плюхается обратно.

Впрочем, когда тяну ее на себя, не сопротивляется.

– Поздно стесняться, – голос садится, выдавая похоть.

Скрывать ее необходимости нет. Безусловно, я ее хочу. И после секса только сильнее эта тяга. Размах немного расшатывает. Но, в конце концов, именно исключительность принцессы меня и подвела под этот монастырь. Сейчас просто стараюсь оценивать ситуацию реальнее и внимательнее следить за реакциями.

«До свадьбы никакого секса…»

Еще никогда мне не доводилось нарушать данное кому бы то ни было слово. Гадкое чувство, оказывается. А то, что подвел я человека, которого уважаю, позорнее вдвойне. Стискивая зубы, тяжело выдыхаю. Переживу? Должен. Отвечать за свои поступки обязан. Завтра Егору Санычу расскажу и спокойно приму любую реакцию. Конечно, нужно быть готовым, что этот поступок крепко пошатнет мой вес в его глазах. Придется заново нарабатывать очки. В тридцать, блядь, лет.

– Миша… – дергается Полина, едва мой член оказывается между ее ягодиц.

Меня уже только от этого вибрирующего выдоха кроет.

– Ша, принцесса, – сдерживаю руками, пока не прекращает ерзать. Тогда веду ладонью по животу к груди. Лишь накрывая, сладкий стон получаю. – Я просто помогу тебя помыться. Расслабься.

– Я постараюсь… – обещает срывающимся шепотом.

– Болит еще?

– Нет, – слишком быстро отвечает.

– А если честно?

– Немного.

– Вот это уже похоже на правду.

Заодно отрезвляет пониманием, что трогать ее сейчас нельзя. Наливаю в ладонь мыло и возвращаюсь к груди. Полина вздрагивает и закусывает губы. У меня по спине скатываются мурашки.

– Ты… Ты же не хотел сегодня… – напоминая, снова по каким-то неизведанным струнам проходится. Звенит внутри. Приходится прикладывать усилия, чтобы не выплеснуть наружу. – Что заставило передумать?

– Ты.

Это самый честный ответ, который я могу ей дать.

– М-м-м… – тянет в свою очередь Полина.

Трудно понять, реакция это на мой ответ или на то, что я делаю, когда рука уходит под воду. Касаюсь ее осторожно, но Полина все равно стискивает бедра.

– Расслабься, – выдаю шепотом у ее ушка. – Принцесса?

– Да… – отзывается слабым голосом и замирает. Только ресницы трепещут, пока справляется с эмоциями и собирается с духом. А я вдруг вспоминаю, как она меня оседлала, и ухмыляюсь. В груди какое-то странное чувство разливается. Нежность, что ли… Ближе всего это определение. Похоть, конечно же, тоже, даже в этот момент не исключается. – Так? – разводя бедра, уточняет, достаточно ли мне удобно. Это тоже в какой-то степени умиляет.

– Полина, Полина, – выдыхаю на ее манер и медленно скольжу пальцами между половых губ.

– Ты дразнишь меня?

– Самую малость.

– Ах… Миша-Миша… Бомба же… Бомба!

– Зараза, – стискивая, кусаю за мочку.

А после ее задушенного писка спускаюсь ниже и прихватываю губами шею.

– Миша… – снова этот нерводробильный стон. – Хватит… Я чистая…

– Еще нет, – поднимаясь обратно к груди, одной ладонью надавливаю на шею и поворачиваю к себе лицом, чтобы впиться в губы.

Полина дергается, взбивая и расплескивая воду, а потом замирает. Становится мягкой и податливой. Не просто принимает меня, а целует в ответ. Градус напряжения в тот же миг достигает максимума. Разит двусторонне, как электричество. Проникает под кожу, в кровь. Пробивает все мышцы. Я никогда не испытывал чего-то подобного с женщиной. То, что это происходит просто во время поцелуя, и вовсе поразительно. Думаю о том, как был внутри ее тела, двигался, какая она узкая, искренняя, чувственная, отзывчивая… И до одури хочу повторения. Словно не тридцать мне, мать вашу. Будто я сопливый пацан. Да мне и пацаном отлично давали. Никогда меня от девушки до тремора не бомбило. А ее – принцессу Аравину – вот так хочу. Все внутри оживает, бросается в усиленную работу, горит и пульсирует. Чувствую, что снова теряю контроль. Только это осознание выбивает из равновесия, лишая почвы под ногами.

Хватит. Я уже и так натворил немыслимого. Не сдержал слова, данного ее отцу. Размазать то, что ей говорил, будет на годы через край.

Отрываясь от губ, на мгновение в глаза смотрю. Напоминаю себе, что уже моя. Всегда будет. В глазах все вижу. Подкупает, конечно. Видимо, именно это так сильно и торкает.

Планомерно вдыхаю и вместе с Полиной встаю. Расплескивая воду, переношу ее через бортик ванны и ставлю на коврик, чтобы взять полотенце.

– Позволь мне хоть вытереться самой, – просит шепотом.

Вновь смущается. Эти ее приливы совсем не раздражают. Наверное, потому что фальши нет. Все в ней натуральное. Если злится, то тоже абсолютно искренне. Не пытается прикрываться и как-то защищаться, негодует напрямую.

Стягивая второе полотенце, молча оставляю ее одну. В комнате, оценивая последствия катастрофы, спокойно сдираю окровавленное белье и заменяю чистым. Сложно представить сейчас какой-то другой исход этого вечера, хотя изначально действительно ничего подобного и близко не планировал. Если бы Полина не взбрыкнула во время ужина, спать к себе ее бы не забирал. Если подумать, то, безусловно, в этом и состояла моя первая ошибка. Зачем? Непонятно, почему не хотел ее отпускать. А уж потом понеслось. Результат еще долго будет вызывать у меня глухое изумление. Как я мог настолько утратить контроль?

Меня учили не сожаления и предположения разгребать, а работать с последствиями. Это я и пытаюсь делать. Какой бы шокирующей не была ситуация, алгоритм решения всегда один.

– Миша… – тихо окликает Полина. Когда я оборачиваюсь, застывает посреди комнаты. – Ты сказал, что утром у нас будет серьезный разговор. Давай сейчас, а то я не усну. Что ты хотел мне сказать?

– После того, что произошло, уже неважно, – замечаю я и подаю ей одежду.

– Неважно?

– Именно. Неактуально.

– Ну, ты все равно скажи…

– Полина, – останавливаю ее. – Одевайся и ложись в постель.

Честно говоря, предполагаю, что она продолжит упорствовать. Но Полина, в который раз за сегодняшний вечер, удивляет. Забрав сорочку и белье, принимается одеваться.

Уже в постели, когда я выключаю свет, сама ко мне под бок устраивается. Осторожно, выказывая неуверенность и какой-то страх. Когда обнимаю, расслабляется.

– Знаешь, что меня больше всего поразило? – шепчет едва слышно.

– Что? – отзываюсь, не открывая глаз.

– То, что ты во мне поместился.

Освежает это признание, как ведро ледяной воды. По коже озноб несется. Но сразу за ним тело бросает в жар.

– Ничего поразительного в этом нет. Женское тело создано приспосабливаться.

На мое пояснение Полина фыркает. Порывается встать, но я не позволяю.

– Что опять не так? Говори, – требую, прижимая обратно к груди.

– Ты так сказал, Миш, будто не только секс имеешь в виду. Знаешь же, как меня бесит твоя уверенность, что женщина во всем подстраивается под мужчину. Зачем там говоришь? И… Все разрушаешь! Всю магию!

– В данном случае я имел в виду только секс. Хотя, следует признать, это действительно затрагивает многие факторы.

– Вовсе нет!

– Да.

– Нет… Знаешь… Я с тобой не смогу! Не могу! – толкается, чтобы отстраниться. – Пусти!

– Договаривай. Потом отпущу, – спокойно ставлю в известность. – Ты же зачем-то начала этот разговор.

– Ты невыносимый, – пыхтит Аравина. Но быстро понимает, что иного выхода нет, и сдается. – Я лишь хотела сказать, что сначала мне показалось, что ты меня разорвал на части.

– А потом?

– Потом… Все как-то быстро прошло. И стало… Хорошо.

– Хорошо, – повторяю я.

Блокирую воспоминания, но кровь упорно движется в сторону паха.

Мать вашу…

– У тебя большой, – добивает тем временем Полина.

Сама стесняется, но выдает. Чувствую же, как, несмотря на темноту, прячет лицо у меня на плече.

– Есть с кем сравнивать? – спрашиваю грубее, чем должен. В груди образуется натуральный пожар. Раскидывает искрами по всему телу. Но жарче всего пылает именно в центре за ребрами.

– Я несколько раз смотрела… Смотрела фильмы для взрослых, – дыхание принцессы переходит на такой высокий и частый такт, что у меня мелькает опасение об ее отключке. – Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – отзываюсь ровным тоном.

Но на самом деле внутри все так и долбит, когда представляю ее за этим занятием. Если смотрела, значит, прикасалась к себе. Если прикасалась, значит…

– Миша, ты меня ревнуешь?

– Нет.

– Как нет? Если сейчас ты так отреагировал…

– Это не ревность, – заверяю я.

– Что же тогда? – не унимается Полина.

Тяжело вздыхаю, не озадачиваясь, как она идентифицирует этот звук. Пытаюсь собраться и дать прямой ответ.

– Считаю, что у женщины должен быть один мужчина. Это правильно.

Эта информация принцессу, очевидно, пригружает. Долго молчит.

– Мне тоже так кажется, – заключает по итогу. И меня отпускает напряжение, которое, оказывается, сковывало, пока я ждал ее реакции. Неожиданно. – Я люблю только тебя, Миша. И всегда буду только с тобой, – шепчет, вдавливая губы в кожу и обдавая горячим дыханием.

И я снова оказываюсь неготовым. Мало того, что не знаю, как реагировать. Так еще внутри что-то такое разворачивается, что тело сокрушает. Сметает контроль. И туманит мозг.

– Отлично, – выдыхаю и, подминая Полину, вдавливаю ее в матрас.

– Миша-Миша…

– Если будет больно, скажи, – предупреждаю, прежде чем окончательно отключить голову.

– Ладно…

После этого никаких остановок больше не делаю. Полина не просит, а я руководствуюсь голыми инстинктами.

17

Непобедимый

Утром, когда отвожу Полину, Егора Саныча дома не застаю. Стася Романовна сообщает, что вернется он не скоро, поэтому неприятный разговор приходится отложить.

– А зачем тебе папа? Что-то важное?

У Полинки настроение хорошее. Всю дорогу мне улыбалась.

«Пусть так и будет», – загадываю я и улыбаюсь в ответ.

Хочу ее обнять, но она как-то быстрее соображает и прижимается сама.

– Миша! Ты не ответил!

– Ничего важного.

Естественно, принцессу посвящать в условия договора я не собираюсь. Сами разберемся.

– Тебе пора? – догадывается, когда на часы смотрю.

– Да. Отец уже ждет в зале.

– Ну, езжай, – вздыхает Полина. – Я позавтракаю. Переоденусь. И тоже появлюсь… Наверное.

– Так появишься, или наверное?

– Будешь скучать? – улыбается так, что слепит.

Яркая. Горячая. Красивая.

– Хотел бы увидеть, – прямо отвечаю я.

– Я приду, – шепчет с придыханием.

И вроде ничего особенного. Женщинам свойственно что-то подобное. Но только из-за принцессы Аравиной у меня разбегаются мурашки.

Красок прощанию тоже она добавляет. Обволакивает своим теплом, целует и разжигает в груди какое-то нетерпение. Уходить не хочу. Думаю о том, как скоро увижу.

Только в зале получается собраться. Отключается вся эта чувствительная хрень. В работу вступает многолетняя выправка. Все действия ей подчиняются.

Пока не появляется Егор Саныч. Первым делом сбиваются мысли. За ними – дыхание и концентрация.

– Миша! Куда ты валишь? – окликает отец, когда слетаю с ритма и развиваю неоправданную для спарринга скорость. – Стоп! Перерыв, – приказывает мне вернуться в свой угол. Иду только потому, что привык прислушиваться к его словам. – Попей и приведи в порядок дыхание.

Сам знаю все алгоритмы. Но сегодня они не срабатывают. Еще и давление подтягивается. Чувствую, как кровь закипает. Бросает в жар.

Сделав несколько глотков воды, стягиваю футболку и промокаю ею лицо. Аравин вовсю атакует грушу. Ему больше не приходится разучивать какие-то связки и прорабатывать новые техники. Вот, кто приходит в зал и просто кайфует.

В очередной раз оглядываюсь в поисках Полины. Умом понимаю, что если бы пришла, поздоровалась бы, но все равно ищу.

– Успокоился? – вопрос скорее риторический, потому как сразу за ним отец машет рукой в направлении центра ринга, мол, вперед.

Я отбрасываю футболку и поднимаюсь. Гоню мысли, то и дело кружащиеся вокруг уговора, который нарушил. Потом. Концентрируюсь на противнике и на том, что должен делать. Однако едва оказываюсь в центре ринга, все вокруг стихает.

– Твою мать… – распиливает пространство жесткий выдох Аравина.

Когда понимаю, что привлекло внимание всех без исключения, с трудом давлю в себе желание загнуть что-нибудь покрепче.

– Уф, – басит один из стоящих внизу парней. – Это кто ж тебя так подрал, Непобедимый?

Спина, плечи – везде Полина метки оставила. Появление Егора Саныча настолько выбило из равновесия, забыл, что не собирался снимать футболку.

– Ну, блядь… Твою мать… – продолжает тот сыпать ругательствами.

Зрительный контакт при этом сохраняем исключительно между собой. Да все понятно, конечно. Не только ему, но на остальных-то плевать. Я не стремился скрывать. Но, черт возьми, если сообщать, то не так же!

Мне, мать вашу, тридцать лет. Я не привык, чтобы меня отчитывали, как пацана. Да даже смотрели с упреком и красноречивой выволочкой, как сейчас это делает Егор Саныч.

– На выход, ребята, – командует отец.

Отлично, блядь. Парни, конечно, уходят, но смешками и какими-то пошлыми шутками не гнушаются. Права бабуля, когда говорит: «Сколько бы мужику ни было лет, если дело касается секса, он способен вести себя, как озабоченный школьник».

Вот только Егор Саныч готов меня убить. Понимаю это и все равно схожу с ринга.

– Это то, что я думаю? – спрашивает до того, как я останавливаюсь перед ним. – Это… Полина? – передергивает его на имени дочери.

Как будто лучше было бы, если бы это была не она!

Киваю и без каких-либо эмоций выдаю:

– Я нарушил данное вам слово. Не сдержался.

– Твою ж мать… Я тебе доверял!

– Мне жаль. Правда.

– Когда?

Догадаться не трудно, но вдаваться в такие подробности я все равно не собираюсь.

– Это все равно в скором времени случилось бы.

– Ты мне обещал не портить ее до свадьбы! Дать ей еще немного времени юности и беззаботности. Это ведь никогда больше не повторится! – высекает он жестко, тряся перед моим лицом пальцем. – Разве так тяжело было?

– Честно признаться, оказалось, что да.

Больше Егор Саныч ничего не говорит. Бессильно сотрясает воздух руками. Пронизывает меня злым, презрительным взглядом и уходит.

Стаскиваю перчатки и, не озадачиваясь снятием шнуровки, прохожусь ладонями по голове. Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю. Следовало бы продолжить тренировку. Но, мать вашу, чувствую, что адекватно работать не в состоянии. Поэтому, когда отец и парни возвращаются, ухожу я.

– Что за дела? – выдыхает папа.

Без слов развожу руками.

Снова гудят голоса, что-то комментируют и по-тихому ржут, но мне похрен. Останавливаюсь лишь в раздевалке. Но стоит мне только расслабиться, влетает Полина.

Лицо красное. Глаза блестят и отчаянно мечутся по разделяющему нас пространству.

– Ты… Ты… – задыхается и дрожит. – Зачем ты ему сказал?!

Хуже себе ситуацию представить попросту невозможно. Но, мать вашу, я задолбался оправдываться!

– Ты любишь меня?

Прилетает, как всегда, неожиданно. А сегодня под влиянием всех других эмоций бросает сходу на лопатки. И, блядь, вставать не хочется! Смотрю на нее, считываю эмоции – и внутри что-то трещит. Раскалывается и летит в образовавшуюся вместо желудка пустоту горячими камнями. Засыпает по самое горло. Распирает и душит.

– Любишь?

Что я должен ответить, если мы это уже обсуждали?! Если подобная формулировка на данный момент отсутствует?! Я не испытываю таких чувств. Врать не берусь. Даже понимая, насколько ее это задевает, не могу.

Возможно, когда-нибудь дойдет до этого. Но сейчас, не покривив душой, не озвучу.

– Что ты молчишь, Миша? Неужели для тебя ничего не меняется? Зачем ты все это делаешь? – плачет, а мне просто сдохнуть хочется.

Еще никогда я за день не отгребал столько дерьма. Даже по малолетке дичи никакой не творил. Что, блядь, случилось, что все это развернулось вот так и, мало того, что причинило боль Полине, стало достоянием общественности? Вот они, последствия потери контроля. Стоит запомнить.

– Я такая глупая… Да? Мне всегда казалось, что если женятся, то по любви… Если берут так, то чувства есть… – всхлипывает, растирая слезы. А я даже не сразу понимаю, что она в этот момент имеет в виду секс. – Я думала, что ты сам не понимаешь… Придумывала себе, что все есть… Ждала, что ты и сам скоро скажешь…

– Полина, – прерываю ее охрипшим ровным голосом. Но на самом деле никакого спокойствия внутри меня нет. Что угодно, но не равновесие и баланс. Крушится и взрывается, хоть я и сдерживаю все это внешне. – Давай просто отложим этот разговор. Сейчас не время.

– Не время? Не время, Тихомиров? – повышая голос, почти кричит. – Господи! Ты робот, что ли? С тобой невозможно… Невыносимо! Понятно? Я теперь обо всем жалею! Обо всем!

– Полина, – пытаюсь остудить ее голосом.

– Я с тобой не смогу! Пытаюсь, и не получается… Не смогу и дальше!

– Полина, остановись.

– Я хочу, чтобы мужчина, за которого я выйду замуж, и которому я буду рожать детей, сходил по мне с ума! Никак не меньше! – выпаливает она таким взвинченным тоном, что у меня в ушах звенит. А возможно, даже глубже… В груди. – На меньшее я не согласна. Понятно тебе, Тихомиров?!

– Полина, я сказал, хватит! – серьезно, абсолютно нехарактерно повышаю голос.

– Прекрасно! Я уже ухожу! А ты иди и дальше решай все вопросы так, будто это не твоя жизнь, а какая-то долбаная система!

– Что ты несешь?

– Ты сам сказал, что есть личное… Только между нами… А сейчас взял и вмешал папу. Как это вообще выглядит?!

– Да блядь… – выдыхаю и замираю. Но и Полина замирает. Тогда говорю, жестко рассекая воздух: – Я обещал ему тебя не трогать и не сдержал слово.

– И что? Никто бы не узнал, Миша. Я бы не сказала!

О том, как именно это все вывернулось изнанкой наружу, рассказывать я, конечно, не собираюсь. Не предъявлять же принцессе, что вина ее из-за всей этой хрени – на моей спине! Да и неважно на самом деле.

– Я слово давал. Скрывать было бы подло.

– Ну вот… – судорожно выдыхает. – Твое равновесие, гордыня, контроль, внешний облик – это всегда важнее! Важнее самого сокровенного оказалось!

– Полина, – зову приглушенно, сдерживая свежую массу эмоций, которая бурным потоком толкается наружу.

– Иди к черту, Миша!

Последнее, что я вижу – ее огромные сверкающие глаза и резкий взмах волос по воздуху. Дверь с грохотом влетает в коробку. Я снова остаюсь один.

18

Полина

Этот невыносимый Тихомиров… Как я могу его любить?! Весь день в слезах, а он даже не появляется. После всего, что было! После того, в каком состоянии я от него ушла! Избирает свою обычную тактику – выжидает сутки, с расчетом, что я успокоюсь. Черта с два! В этот раз я не собираюсь все забывать. Мне не нужны такие отношения! Я сказала ему искренне – мужчина, за которого я выйду замуж, должен меня любить. Иначе я не смогу. Сегодня это окончательно поняла.

– Пап, закажи билеты сейчас, – обращаюсь к отцу поздним вечером.

Вваливаюсь в кабинет, едва постучав.

– Какие билеты?

– Для меня и Миры. Я с ней обсудила. Она готова завтра лететь. Я тоже.

На самом деле я просто боюсь, что действительно остыну и снова все спущу Тихомирову.

– К чему такая спешка? – настораживается папа.

– Мне нужно подумать. Здесь… Здесь я не могу, – сдержанно поясняю я.

Фигурально кажется, что над нашими головами гремит гром. Папа мрачнеет на глазах. Поднимаясь, внушительной горой нависает над столом. Гнев явно не на меня направлен, но даже мне становится страшно.

– Он тебе что-то сделал? Обидел?

Еще не хватало, чтобы из-за меня между ним и Мишей произошел настоящий конфликт. Этого я не то что не хочу, а даже боюсь! Как ни ругаю себя, за Мишу переживаю. Нет, он, конечно, не маленький. Но… Я не желаю, чтобы у него были хоть какие-то проблемы.

– Конечно, нет, – отзываюсь как можно мягче. – Просто…

– Что сделал? – напирает папа, даже не понимая, насколько меня это смущает.

Сейчас для него нет никаких границ. По глазам вижу, подробности его не смутят. Любая информация способна подтолкнуть к решительным действиям. Он готов убить за меня.

– Ничего Миша не сделал!

– Что не так тогда? Чего истеришь?

Осознаю, что не успокоится, пока не добьется ответа.

Тягостно вздыхаю и выдаю:

– Просто Миша меня не любит, – только это выговариваю и снова на плач срываюсь.

Слезы льются обильными потоками, будто до этого я не выдала годовой запас. Всхлипывания вырываются, как ни стараюсь остановиться. Боль и обида – адовый коктейль. Он опьяняет, дезориентирует и берет под контроль все функции.

Как бы ужасно это ни звучало, кажется, что мир разрушен. Миша ведь не просто разбил все мои мечты. Он их в порошок растер.

– Как это не любит? Как? Как тебя можно не любить?

– Папа, – скулю я. – Вот не добивай… Сейчас мне не разбор полетов нужен. Просто пойми меня и поддержи. Пожалуйста.

Он глубоко вдыхает. Тяжело выдыхает. С силой сжимает челюсти.

– Понимаешь, Миша не плохой, пап. Он никогда меня не обижал, клянусь. Просто… Он очень хочет семью. Как у нас. Но при этом не дает самого главного. Любви. А что это за семья без любви? Фикция. Пустышка. Постановка, – даже не знаю, откуда беру силы на эти мирные, ровнее ровного, размышления. – Я сейчас поняла, что так не хочу. Не смогу! Я заслуживаю, чтобы меня любили.

– Конечно, заслуживаешь, – с трудом хрипит папа. Рыскает по моему лицу беспокойным взглядом. – Значит, свадьбы не будет?

– Я не знаю еще… Хочу подумать… Вы же… Пап, вы же всегда поймете меня?

– Конечно.

Могу лишь предполагать, чего ему стоит это слово. Голос трещит и ломается. Но глаза выражают любовь и заботу.

Поднимаясь, обхожу стол. Папа со вздохом выпрямляется и, раскрывая руки, принимает меня в объятия.

– Спасибо, папочка. Спасибо.

* * *

Ночь проходит в тревожном забытье. То и дело просыпаюсь. В душе никак не утихают бураны. Больно. Даже предстоящее путешествие должным образом не радует. Понимаю, что не за новыми впечатлениями отправляюсь. Просто сбегаю.

Миша появляется утром. Замираю у чемодана. В груди мгновенно все сотрясается. Смещается, перепутывается и, ломаясь, приходит в негодность. Обжигает огнем. Разбивает мощнее, чем вчера. Боль множится в геометрической прогрессии. И любовь… Будь она неладна! Никуда, конечно же, она не делась. Так быстро перебороть чувства невозможно.

Его молчание, цепкий взгляд, которым он пронизывает сначала меня, а после оценивает картинку в общем – сводит с ума.

– Что ты делаешь? – снова этот стальной ровный тон.

Сердце биться прекращает, когда Тихомиров шагает. Хочется сорваться с места и убежать в ванную. Как бы нелепо это ни выглядело, если бы имела возможность пошевелиться, я бы так и сделала.

– Полина, – давит тоном. – Я спрашиваю, что ты делаешь?

Я совершаю вдох. Запускаю жизненно необходимые процессы. Они меня своей силой и скоростью оглушают.

– Кто тебя впустил, Миша? – выпаливаю, как только удается сложить мысли в слова.

– А что, уже выставлен какой-то определенный запрет, и впустить меня не должны были?

– Ничего такого, – бормочу, как будто равнодушно. – Просто я не хочу тебя видеть, папа знает.

В темных глазах Тихомирова мерцает гнев. Я задыхаюсь и прихожу в еще более неистовое волнение. Но тут, словно оступившись, одергиваю себя, ловлю равновесие и приказываю себе не реагировать.

– Даже так, – произносит тем временем Миша. – Может, объяснишь нормально, что конкретно тебя вчера взбесило?

– Взбесило? – взвизгиваю, потому что от резкого и ярого негодования тихо звучать попросту неспособна. – Я все сказала тебе еще вчера! А ты так ничего и не понял!

– Повтори. Спокойно.

– Нет же… – захлопываю чемодан, несмотря на то, что не все упаковала. – Иди ты к черту, Миша!

– Это я запомнил, – невозмутимо отзывается Тихомиров. Пройти мне не дает. Преграждает путь, как скала – ни обойти, ни перепрыгнуть. – Дальше.

Еще имеет наглость требовать!

– Самое главное? – уточняю тем же взвинченным тоном. Плевать! Я не Миша Тихомиров и не обязана делать вид, что проживаю эту ситуацию с хладнокровием удава. – Самое главное, повтор для жирафа, ты меня не любишь!

Хоть бы один мускул дрогнул!

Нет же, он выдвигает абсолютно беспристрастно:

– Ты знала об этом раньше.

– Видишь ли, Миша… Вроде как знала. Да, ты говорил. Не обманывал. Но я надеялась. Думала, что ты либо еще не понял, либо вот-вот полюбишь, – с горечью выворачиваю душу. Слезы снова соскальзывают по щекам, я их сердито смахиваю. – Вчера поняла, что этого нет, и не будет.

Тихомиров молчит. Положения не меняет и мимикой никаких реакций не выдает. Темнеют лишь его глаза. Очень медленно сдвигаются к переносице брови, ноздри раздуваются, какое-то едва уловимое движение губами и сухой вопрос:

– Что дальше?

Я шумно и разочарованно выдыхаю.

– Возможно, это конец, Миша.

Он моргает. Резко вдыхает. И вот… Мускулы на его лице выдают какую-то мимолетную реакцию. Я пытаюсь ее поймать и разобрать, но Миша наклоняет голову и, глядя из-подо лба, вновь превращается в робота.

– Возможно? – звучит он приглушенно и как-то пугающе.

Однако я убеждаю себя, что должна выдержать это давление, не сломаться, поступить так, как решила вчера.

– Я сообщу тебе о своем решении по приезду.

Едва уловимое зрению движение, и Тихомиров оказывается совсем близко, сжимает своими большими ладонями мои плечи и как будто приподнимает, заставляя смотреть в глаза.

– Ты уже обещала. Помнишь, что сказала? Помнишь, принцесса?

Вопреки внутреннему желанию, воскрешаю тот момент, когда мой Непобедимый спрашивает: «Полина, ты выйдешь за меня замуж?».

– «Выйти замуж? Выйти? Хоть на край света, Миша! Я пойду с тобой, за тебя…» – пытаюсь повторить тот ответ, но не получается закончить. Голос срывается. Губы начинают дрожать, их приходится сомкнуть.

– Дальше, – хрипит Тихомиров, напирая еще и физически – прижимается лбом к моей переносице.

– Я не могу… – слабо мотаю головой. Вдыхаю его запах. Ловлю, возможно, последние секунды близости. – Прости… Я поспешила. Теперь мне нужно время. Ты не можешь меня заставить… Не можешь, Миша. Так что… – судорожно тяну кислород. Неосознанно касаюсь его лица пальцами. – Просто уходи, Миша. Уходи. Не делай мне еще больнее…

И он уходит. Отрывается резче, чем я ожидаю. Не говоря ни слова, даже не взглянув на меня, сходу направляется к двери. Я в растерянности замираю. Долгое время вдохнуть неспособна. А когда удается это сделать, грудь разрывает такой болью, что хочется броситься следом за Мишей.

Нельзя.

Это ничего не решит. Ничего.