Текст книги "Северные сказки"

Автор книги: Елена Тринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

ЗОЛОТЫЕ ГУСЛИ

Когда-то у озера Лача жил гусляр – молодой да умелый. Его слава гуляла по свету. Люди знали к нему дорогу. Первым гостем звали на свадьбы.

Бывало, лишь тронет он струны никого на месте не удержишь, а уж песни поёт сердце радуется!

И сам гусляр поплясать бы не прочь, да мешали больные ноги: в детстве деревом их перебило. Но Мезень слез не лил, на судьбу не пенял. Умел веселить и веселиться. За это его люди и любили.

Вот однажды присылают оленей – приглашают Мезеня на свадьбу. Выдаёт один бедный охотник за купца свою дочь Онегу. Снарядился гусляр и поехал. Приезжает – свадьба в полном разгаре. На почётном месте купец и Онега. Жених, словно старый гриб, а невеста! Много видел Мезень красавиц, но она среди них, как солнце. Уронил он звонкие гусли, не может глаз отвести от Онеги.

Тут подходит отец невесты:

– Что же ты, Мезень, не играешь? Почему молодых не славишь?

На купца взглянув, гусляр очнулся. Гусли поднял, ударил по струнам. Заговорили они, заиграли. Звоном золота наполнили избу, будто рядом бросали монеты.

Оглядываются гости, смотрят, не рассыпал ли кто и вправду деньги?

Улыбается жених довольный, отец Онеги потирает руки.

Поглядел гусляр на невесту. По-иному запели гусли. Показалось всем: пригрело солнце, расцветают цветы, поют птицы, на земле весна наступила!

Переглядываются гости друг с другом: верней красоту Онеги не опишешь!

О весне да о радости пели гусли, но закончилась песня стоном – кому такая красота достаётся?

Смотрят все на Онегу – вздыхают.

Рассердился жених, глянул злобно. Отец невесты оробел, испугался. Говорит гусляру потихоньку:

– Не сердись на меня и не сетуй! Я бы слушал тебя дни и ночи, но жених в этом доме хозяин. Поезжай-ка домой и не медли. Нам дразнить богачей не пристало.

Подошёл и купец, злость скрывая. Протянул золотые гусли. Деревянные бросил под лавку. Говорит на прощанье Мезеню:

– Спасибо, гусляр, за песни. Распотешил мою ты душу. И за это награды достоин. Твои гусли, я вижу, убоги. Золотые прими в подарок. Помни щедрость мою до смерти!

* * *

Мчит олень домой Мезеня. Горят на солнце золотые гусли.

Где бежит олень – гусляр не видит. Онега у него перед глазами!

Проезжает он бор дремучий. Узнают его птицы, смолкают. Слушают: не зазвучит ли песня? Не до песен теперь Мезеню!

Мимо поля ржаного едет. Замерла рожь, колоском не шелохнет: слушает, не наиграют ли гусли. Не отзываются его звонкие гусли.

Вот река перед ним показалась. Остановились говорливые волны. Ждут: не запоют ли струны?

Придержал Мезень оленя, а сам думает горькую думу: «Зачем мне домой возвращаться? Для чего буду жить на свете? Один, с тоской по Онеге, Онеге – чужой невесте?»

Наклонился гусляр над водою и промолвил реке печально:

– Не принёс я сегодня песен, а принёс свою жизнь в подарок.

Забурлила река, закипела. Бегут прочь её быстры волны. Налетает могучий ветер, гусляра от берега гонит.

Вдруг послышался топот оленя. Он всё громче, всё ближе и ближе…

Оглянулся гусляр – Онега! В глаза ему смотрит и шепчет:

– Тот жених отцом моим выбран, тебя выбрало моё сердце.

Не верит Мезень в своё счастье:

– Жених твой, Онега, богатый: дом с коврами, олени, кони. У меня ж только ветхая лачуга, и сам я, как видишь, калека.

Улыбнулась Онега и сказала:

– Одно богатство мне нужно: твоё сердце. Едем же к нашему дому!

* * *

Прискакали к избушке Мезеня. Радуются – нарадоваться не могут. Взял Мезень золотые гусли и улыбкой сказал Онеге:

– Наконец-то любовь да счастье и меня, бедняка, посетили! Для тебя, моей невесты, я хочу спеть такую песню, какой ещё свет не знает, ни одна невеста не слыхала!

Но лишь гусли легли на колени, пальцы струн золотых коснулись – охватило холодом Мезеня. Заледенела кровь в его жилах. Каменным стало сердце. Им больше любовь не владеет, а владеет ненависть и злоба. Не свадебная песня родилась, а жестокие неправые упрёки:

– Поди прочь, чужая невеста! Зачем лжёшь, что ты меня любишь? Если было бы это правдой, ты бы прежде нашла корень жизни и ноги мои исцелила.

Ничего не сказала Онега. Вскочила на верного оленя и скрылась в зелёной чаще.

Спрашивает олень дорогой:

– Скажи, что случилось, хозяйка?

Про беду Онега рассказала. Успокоил её олень советом:

– В этом горе тебе ветер поможет.

Обратилась Онега к ветру:

– Ветер, ветер, ты всюду веешь, знаешь каждую в мире травинку. Не приметил ли где корень жизни?

Прошептал едва слышно ветер:

– В лес дремучий, в тайгу ступайте!

Поскакал олень что есть духу. Мчится день, другой, а на третий – прискакал он в лес незнакомый. Что ни шаг здесь, то дивное диво: виноград растёт рядом с кедром, на земле следы тигра, медведя…

Только ни до чего Онеге. Среди трав густых и высоких она ищет целебный корень. Нелёгкая это работа: обжигает пальцы крапива, рвут кожу кустов колючки.

Олень ей во всём помощник. Раздвигает кусты рогами, топчет насмерть змей ядовитых.

Вот склонился, понюхал он землю. Вдруг стал ее бить копытом. Онега глазам не верит: среди комьев лежит корень жизни. Благодарит она верного друга. В путь-дорогу торопит.

Как стрела летел олень к дому.

Вот изба гусляра перед ними. Подбегает к крыльцу Онега. А на нём Мезень, словно мёртвый.

Наклонилась она и сказала:

– Не горюй, Мезень, я вернулась! Привезла для тебя корень жизни.

Обнимает гусляр невесту. Раненые руки ей целует просит прощенья за обиды.

Отвечает ему ласково Онега:

– Полно, Мезень, всё забыто! Обиды помнит тот, кто мало любит.

* * *

Сварили целебное зелье. Выпил его Мезень – палки бросил. Ноги, чувствует, будто не болели!

– Онега! – гусляр воскликнул. – Чем благодарить тебя буду? Где смогу найти равный подарок? Да и что мне дарить, кроме песни? Пусть же будет в ней столько веселья, сколько радости в моём сердце!

Взял он в руки дарёные гусли. Но лишь струн золотых коснулся – застлало глаза туманом. Не узнал своей он невесты, оттолкнул её руку со злобой.

Не свадебная песня родилась, а неправые, жестоки упрёки:

– Поди прочь, чужая невеста! Какой толк, что стал я здоровым! И здоровые с голоду гибнут.

Иди от меня куда знаешь. А сюда возвращайся не раньше, чем найдёшь золотой самородок, да не меньше твоей ладони.

Ничего не сказала Онега. Молча в лес на олене умчалась.

Спрашивает олень дорогой:

– Что случилось, хозяйка?

Про беду Онега рассказала. Успокоил ее олень советом:

– В этом горе тебе птицы помогут.

– Птицы, птицы! – взмолилась Онега. – Никто дальше вас не летает, никто лучше вас не видит. Пожалейте меня – укажите, где найти золотой самородок?

На счастье, летел мимо сокол.

– В горы, – сказал он, – скачите! От грозы там скала раскололась, рассыпала в ущелье самородки.

Благодарит птицу-сокола Онега, направляет путь свой в горы. Отыскала девица самородок, тот, который не меньше ладони.

Возвратилась к избушке Мезеня. Выбегает он ей навстречу. На коленях просит прощенья.

Говорит ему ласково Онега:

– Полно, Мезень, всё забыто. Обиды тот считает, кто не любит.

Птицы ль про то рассказали, или ветер разнёс по свету, только всюду узнали – Мезень строит новую избу.

Собрались мастера всех ремёсел помочь гусляру кто чем может.

Дружно принялись за работу. За неделю изба готова.

И какая изба – загляденье! Вся резная, будто кружевная.

Вынесла Онега самородок.

– Нет цены вашей работе, – сказала. – Примите от нас хоть это.

Пробовали мастера отказаться. Убедил Мезень их словами:

– С этим золотом связаны обиды. Пусть уходят они из дома!

Взяли мастера самородок и с хозяевами попрощались. Говорит Мезень невесте:

– Такая жизнь и во сне мне не снилась! И все это ты сделала, Онега! Люблю я тебя больше жизни, счастлив я, как никто на свете! А где счастье, говорят, там и песни. О тебе буду петь я сегодня…

Взял он в руки купцов подарок, легли пальцы струны золотые. Но не песня любви зазвучала – зазвучали жестокие упреки:

– Поди прочь, чужая невеста! Твои косы как чёрные змеи, и глаза твои – чёрная сажа. Иди от меня куда знаешь! Обратно тогда возвращайся, когда косы станут золотыми, а глаза – словно синее море!

Ничего не сказала Онега. Снова в лес на олене умчалась. Поведала ему своё горе. Говорит ей олень со вздохом:

– Ох, хозяйка! Не утешу тебя я сегодня. В силах помочь в твоём горе только Океан Ледовитый. Тот всё может, но вряд ли захочет. Что ему до беды человека? Он не внемлет ни крикам, ни стонам. Много жертв в его мрачных глубинах. Никому не пришёл он на помощь.

Но не слушает дальше Онега:

– Без надежды и жизнь невозможна. Едем к нему поскорее!

Долго, нет ли они добирались, прискакали на берег Океана.

Онега сошла на землю, вокруг смотрит с душевной тоскою: перед ней ледяная равнина и нет ни конца ни края…

Поклонилась она Океану:

– Здравствуй, царь морей – Океан Ледовитый! Не гневись, что пришла к тебе с просьбой. В ней вся моя жизнь, все мое счастье.

А помочь только ты один можешь…

Молчит Океан безбрежный. Лишь ветерок снегом играет да льдины трещат от мороза.

Начала свой рассказ Онега.

Грозно дышит Океан лютым ветром. От его ледяного дыханья до костей мороз пробирает. Поднимается снежила буря.

Ещё раз поклонилась Онега и сказала с великой мольбою:

– Помоги мне, Океан могучий! Лучший гусляр на свете прославит тебя в своих песнях. Ну, а если не знать мне счастья – я дочкой твоею стану…

Только молвила она это – льда и снега как не бывало! Поднялись могучие волны, летят в неё солёные брызги!

Миг – и вновь Океан спокоен. Посмотрела Онега в воду. Себя видит – узнать не может: косы чёрные стали золотыми, а глаза – как синее море.

Словно ветер летел олень к дому.

У крыльца гусляра народ толпится, а он неутешно рыдает:

– Не просите, гости дорогие! На свадьбу я не поеду. До песен ли мне в таком горе? Прогнал я свою невесту, а за что, про что – сам не знаю. Погубил навсегда свое счастье…

Подошла Онега и сказала:

– Не печалься, Мезень, я вернулась. Что желал ты увидеть, то стало.

Смотрит гусляр на невесту и никак глазам своим не верит:

– Онега! Возможно ли это? Или сплю я, и снится мне чудо?

Отвечает ему Онега:

– Любовь на земле всегда чудо. Для нее одной все возможно.

* * *

Уже день сменился ночью. Вкруг Онеги – гости толпою. Все дивятся – надивиться не могут. Наконец не стерпели, спросили: как же с нею такое случилось?

Не скрывала Онега правды:

– Мне помог Океан Ледовитый.

А гусляр глаз не сводит с невесты: ведь второй такой красавицы нету!

Обращаются гости к Мезеню:

– Ты невест чужих немало славил. Отчего не славишь Онегу!

– Ну, за этим дело не станет, – сказал Мезень, улыбнулся и снял со стены свои гусли.

Но лишь струн золотых коснулся – вмиг покинула сердце радость. Помертвел он, дрожит, как в ознобе, говорит Онеге со злобой:

– Лгунья ты иль колдунья – не знаю. Раз тебе Океан подвластен, значит, Солнце подвластно тоже. Прикажи-ка ему немедля, чтоб светило нам днём и ночью.

На колени упала Онега. Вся в слезах, гусляра умоляет отказаться от слов неразумных.

Гости в страхе домой ускакали.

А Мезень, словно буря, бушует. Гонит вон со двора невесту.

Выбежала Онега на дорогу. Заплакала, закричала:

– Царь морей! Океан Ледовитый! Не принес твой подарок мне счастья. Так возьми же меня дочки!..

Отзвучало последнее слово – и девицы как не бывало! На том месте родилась речка, с водою прозрачной как слезы.

Гусляр, в гневе себя не помня, на крыльцо швырнул гусли золотые. Содрогнулась земля, расступилась – ни избы, гуслей не стало…

Тут к нему и вернулся разум. Вспомнил он про купцову «щедрость». Променял он, гусляр, свои гусли на купцовы гусли золотые. А от них и пошли все беды!

Тотчас выбежал он на дорогу. Но Онеги нет и в помине. Он кричит, он зовёт её, плачет. Только эхо над ним смеётся.

* * *

Прошли дни, прошли месяцы, годы. Бродит он по лесам и болотам – ищет след пропавшей невесты. И жива та же боль в его сердце, и жива в его сердце надежда.

Вот однажды идёт он по лесу. Видит россыпи красной брусники. Взял он ягоду в рот – что за чудо! Непонятное птиц щебетанье стало вдруг человеческой речью!

Две сороки на кедре болтают:

– Ты слыхала ль, подружка, недавно у нас новая речка родилась?

– Да об этом давно каждый знает.

Тут вступил в разговор старый сокол:

– Зато мало кто знает на свете, что той речкою девица стала.

И поведал сокол подружкам об Онеге и Морском владыке, как дала она клятву роковую и потом эту клятву сдержала.

Зашатался гусляр от горя. Закричал на весь мир страшным криком:

– Царь морей! Океан Ледовитый! До земли тебе поклонюсь я: взял ты дочку, возьми ещё сына!..

Повторять не пришлось Мезеню. Забурлил, заиграл поток новый, устремился вперед, за Онегой.

Давно, говорят, это было.

Но текут в Океан и поныне те большие, могучие реки – белопенная красавица Онега и Мезень – полноводный и бурный.

 
Да осталась о них ещё песня,
что гуляет по белому свету.
И в той песне старинной поётся:
Не в деньгах, не в золоте счастье…
 

ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ

Когда-то очень давно жил на свете один единственный Соловей. Как и теперешние соловьи, улетал он на зиму в тёплые страны.

Зимовали там и другие северные птицы, а петь не пели: тосковали по родной стороне. Какие уж тут песни! Только и ждали, когда ветер принесёт вести, что дома весна пришла…

Молчал и Соловей. Поэтому птицы тёплых стран знать не знали, что рядом с ними живёт самый лучший певец на свете.

Но вот подул весенний ветер. Северные птицы стаями поднялись в небо.

Полетел вместе с ними домой и Соловей.

Вдруг откуда ни возьмись коршун. Схватил он когтями одну птицу из стаи, а Соловья крылом сбил.

Упал Соловей замертво на дерево. А когда пришёл в себя – увидел, что все птицы улетели на Север, а он остался на чужой стороне один-одинёшенек. К тому же с перебитым крылом.

Наступила ночь. Лежит Соловей. Смотрит в тёмное небо, а на нем звезды, точь-в-точь такие, как в родных краях.

Показалось ему, что он уже дома, в ивовой роще, на берегу речки.

И Соловей запел.

От его пения проснулись птицы. Слушают незнакомые песни – наслушаться не могут.

Услыхал его и царь этой страны – Дин. Позвал слуг и спрашивает:

– Кто это так поёт?

Слуги дрожат, но молчат – не знают.

– Позвать ко мне всех мудрецов! – приказал царь.

Собрались мудрецы.

– Кто это поёт? – снова спрашивает царь.

Мудрецы молчат – не знают. Тут вошёл самый старый мудрец. Он ответил царю:

– Это Соловей. Первый певец на всём свете. Он живёт на далёком Севере.

Царь вскочил с трона.

– На Севере? – закричал он. – Значит, он вот-вот улетит домой? Сейчас же поймать Соловья и принести ко мне!

Слуги бросились ловить птицу.

А Соловей всё пел. Он вспоминал одну за другой все песни, что пел в родных краях. Не видел он, как подкрались к нему царские слуги и накинули шёлковую сеть.

Принесли его к царю.

Царь Дин посмотрел на небольшую серую птичку и говорит:

– Кто бы мог подумать, что у тебя такой голос. Оставайся навсегда в моём царстве, и весь свет узнает, какой у меня певец объявился!

Соловей ответил:

– Слава, царь, как ветер: прилетит и улетит прочь. А родина – мать родная. Она дала мне жизнь, вырастила меня, научила петь. Как я могу от неё отказаться!

– Проживешь и без родины в веселье да радости, – засмеялся царь.

И велел он обнести свои сад железной сеткой, чтобы Соловей не мог улететь.

Теперь каждый вечер у царя Дина собирались именитые гости. Они заставляли Соловья петь, когда кому захочется слушать. И пошла-понеслась о нём слава по всем заморским странам!

Другие цари от зависти света невзвидели. Каждому хотелось заполучить такого певца.

И вот однажды к царю Дину прибыли послы от царя Праха. Поставили они перед Дином сундук, поклонились ему и сказали:

– Выбирай, царь! Или ты возьмёшь этот сундук с золотом и отдашь нам Соловья, или царь Прах пойдёт на тебя войной и отнимет птицу силой.

Побелел от злости царь Дин, да что было делать!

Царь Прах много сильней его. Пришлось Соловья отдать. Царь Прах принял певца с почестями. Говорит ему:

– Я вижу, о тебе никто не заботился: уж больно ты плохо одет! Оставайся навсегда в моём царстве. Будет у тебя много золота и драгоценных камней.

Соловей покачал головой и ответил:

– Зачем мне золото, царь? Оно как вода: придёт и уйдет. А родина – мать родная. Она дала мне жизнь, вырастила меня, научила петь. Как я могу от неё отказаться?

Царь Прах расхохотался.

– Подумаешь, родина! Золотые цепи, говорят, самые прочные. И не таких богатырей сковывали по рукам, по ногам.

Приказал царь Прах построить для Соловья дворец, дал ему слуг. Птицу разодели в княжеские одежды.

Каждое перышко на хвосте украсили самоцветами.

Если бы северные птицы увидели Соловья теперь – ни за что бы не узнали его!

И пошёл во дворце царя Праха каждый вечер пир горой. Соловья заставляли петь без передышки. И он пел и пел. Ведь от песен о родной земле у него крылья становились все крепче!

Наконец наступил день, когда они совсем окрепли. Сбросил Соловей княжеские одежды, отряхнул самоцветы и полетел в родные края. А навстречу ему летит стая северных птиц! Оказывается, дома-то уж зима наступает!

Пришлось Соловью вернуться в свой золотой дворец. На этот раз прожил он в нём недолго.

Злобный и хитрый царь Хап решил во что бы то ни стало заполучить Соловья. Собрал он тьму-тьмущую войска и двинулся на царя Праха.

Сам явился к нему во дворец и говорит:

– Здравствуй, Прах! Я всё ждал, когда ты догадаешься подарить мне Соловья, да не дождался. Поспеши это сделать сейчас. Или я от твоего царства камня на камне не оставлю!

Пришлось отдать Соловья.

Новый хозяин приказал посадить его в просторную золотую клетку. Днём и ночью стража неусыпно стерегла птицу.

Хап никогда не приглашал гостей. Он один слушал соловьиные песни. И случилось чудо.

Царь всегда был злым и кровожадным. Только думал о войнах да казнях, о казнях да войнах. А тут словно забыл о них. Стал печальным да задумчивым.

Пришла пора, и северные птицы снова тронулись в далёкий путь.

Соловей же бился-метался в своей клетке. А Хап уговаривал его:

– На что тебе родина, Соловушка? Ведь здесь ты станешь моим наследником – владыкой половины света. – И тут же приказал собрать народ, чтобы объявить ему свою волю. Взял он птицу в руки и вышел с ней на крыльцо.

Но Соловей вырвался из рук, поднялся в небо и стал догонять северных птиц.

Говорят, царь Хап тут и умер.

А Соловей вернулся в свою родную ивовую рощу на берегу речки. И теперь там поёт от зари до зари. Каждый, кто хочет, может его послушать.

ПОЧЕМУ ОКЕАН НАЗВАЛИ ЛЕДОВИТЫМ

Было время, когда Ледовитый океан назывался Теплым океаном. Тогда на всей земле стояла сильная жара. Люди жили в тростниковых хижинах. Вокруг росли пальмы. И бродили среди них слоны, львы, жирафы и леопарды.

А жарко было потому, что Мороз Морозович спал в своем ледяном дворце на глубоком дне океана. Давно ему надо было проснуться и солнцу помочь: оно устало греть землю и зимой и летом. Да не мог. Всё сон одолевал.

Поднять его с постели никто не решался. И тревожили редко. Разве только беда случится: меч-рыба где-нибудь обломает свой меч, или гарпун в спине у кита застрянет.

Приплывут они к Морозу Морозовичу, в двух словах расскажут о своей беде. Тот, не открывая глаз, отломит им по льдинке от ледяного покрывала и скажет:

– Ну, пусть исполнится ваше желание…

Дотронутся они до льдинки – глядь: рыба-меч стала целехонька, у кита гарпуна как не бывало!

Мороз Морозович повернется на другой бок и снова спит.

А кто посмеет к нему сунуться с пустяками да длинными разговорами – Мороз Морозович только пальцем шевельнет – поплывут от него вместо рыб ледяные сосульки.

Тогда-то в одной рыбачьей деревушке жил вдовец Северин со своей старшей дочерью Юляной и десятилетним Кенсарином.

Деревня была очень бедной. Нужда и голод гостили подолгу в каждом доме. Поэтому говорили здесь мало, неохотно, а песни пели только на больших праздниках да на свадьбах…

Зато здесь сказки любили. Соберутся, бывало, в чей-нибудь хижине, женщины кружева плетут, мужчины сети чинят, а Юляна им сказки рассказывает. Не беда, что одни и те же. Каждый раз она рассказывает их другими словами, словно одевает в новое платье всем полюбившуюся красавицу. И платье одно другого наряднее, а красавица в них становится еще милее, еще краше.

Но больше всех сказки любил Кенсарин. И хоть он ими был наполнен до самой макушки и знал от слова до слова – все равно слушал, как в первый раз.

Каждое утро с первым солнечным лучом Кенсарин бежал на берег океана и весело кричал:

– Здравствуй, солнце! Здравствуй, океан! Здравствуйте, звери и рыбы!

Потом усаживался и рассказывал зверям и рыбам сказки.

Те, что слышал от Юляны, и те, что сам тут же придумывал. А придумать сказку он мог о чем угодно – о ветре, о тучах, о том, почему у слона – хобот, у льва – грива, у жирафа – длинная шея.

Звери очень любили слушать его сказки. Леопарды и тигры от удовольствия катались по земле, львы били хвостом и урчали, а слоны поднимали хобот и громко трубили.

Иногда мальчик мечтал вслух:

– Я хотел бы стать самым сильным на свете. Таким сильным, чтобы тебя, слон, и тебя, лев, мог свалить с ног одним пальцем…

– Этого не бывает, – улыбались звери.

– И еще бы я хотел, – продолжал Кенсарин, – быть самым богатым. Тогда бы я подарил каждому жителю деревни по мешку с золотом.

– При их бедности это было бы кстати, – соглашались звери.

– Потом я бы хотел быть капитаном самого большого корабля, чтобы объехать на нем весь белый свет!

– Ишь, что придумал! – удивлялись звери и жалели, что не могут помочь своему маленькому другу.

Однажды на заре, не успел еще мальчик проснуться, как в деревню вошло целое стадо слонов. С ними вместе шли тигры, жирафы и много других зверей. Они приблизились к хижине Кенсарина и остановились. Жители деревни перепугались насмерть, заперлись на все запоры.

Встревоженный Северин разбудил Кенсарина. Мальчик быстро вскочил на ноги и выбежал из дома.

Он смело подошел к слонихе, погладил её по хоботу и спросил:

– Что там у вас стряслось? Зачем сюда пожаловали?

– Ох, Кенсарин, – сказала слониха, роняя слезы. – Беда! Большая беда! Сегодня ночью приплыл к нашему берегу крокодил. Огромный и самый хитрый на свете. Утром мы пошли своих детишек купать, вдруг – щелк, щелк! И от наших детей только хвостики остались. Он всех нас погубит. Помоги нам, придумай что-нибудь…

– Помоги, Кенсарин! Пожалуйста, помоги! – заговорили хором все звери. – На тебя вся надежда!

Задумался мальчик. Потом сбегал домой, заткнул за пояс железный топор и сказал зверям:

– Пошли! Покажите мне, где ваш обидчик живет. Раз он самый хитрый на свете – значит, и победить его можно только хитростью. Посмотрим, осилит ли хитрость человечья крокодилью хитрость.

Показали звери Кенсарину камень у берега, возле которого старый крокодил притаился, и в страхе за деревьями спрятались.

Подошел мальчик к воде и громко сказал:

– Здравствуй, Старый Крокодил. Правду ли говорят, что ты самый хитрый на свете?

– А ты не веришь! Вот за это я тебя и съем! – пробурчал крокодил.

Он высунул из воды длинную морду с острыми зубами, схватил мальчика поперек туловища и поплыл с ним в океан, чтобы там спокойно позавтракать.

– Нет, нет! – закричал Кенсарин. – Раньше я верил, а теперь не верю.

Старый Крокодил вытаращил на него глаза и остановился. Нельзя же съесть этого мальчишку, не узнав, почему он не верит, что он, Крокодил, самый хитрый на свете. Ведь это означало бы до конца жизни умирать от любопытства.

– Какой же ты хитрый, – продолжал Кенсарин, – раз хватаешь меня в такую неподходящую минуту? Я только что съел железный топор. Видишь, он еще торчит у меня из живота. Если ты вместе с ним проглотишь меня – тут тебе и конец. Отнеси меня скорее на берег – я должен вынуть его оттуда…

Подумал-подумал Старый Крокодил и решил, что, пожалуй, мальчишка прав. Зачем рисковать жизнью? Он еще раз посмотрел на Кенсарина: маленький еще, где ему Старого Крокодила перехитрить!

Медленно поплыл Крокодил к берегу. А Кенсарин на него покрикивает:

– Тише, тише! Не раздави топор, а то я не смогу его из живота вытащить…

Тут уж Крокодил понес его с такой осторожностью, будто он стеклянный и может вот-вот разбиться.

Приплыли или они к берегу, отпустил Крокодил Кенсарина и проворчал:

– Вытаскивай, да поживее!

Но едва мальчик коснулся земли, он одним прыжком очутился на пальме. Бросил Крокодилу свой топор и крикнул:

– Получай награду, самый глупый на свете Крокодил! Встречал я глупцов, но такого – в первый раз вижу!

Старый Крокодил разинул пасть, защелкал зубами, ходуном заходил в воде. Однако видит – ни за что не достать ему Кенсарина, который смеется над ним, да еще язык показывает! Такой обиды перенести Старый Крокодил не мог. Подпрыгнул на месте и… лопнул от злости.

Увидели это звери, окружили мальчика, стали наперебой хвалить его за храбрость, за находчивость, благодарить за избавление от страшной опасности.

– Чем тебя наградить за то, что ты для нас сделал, – спрашивали они мальчика. Кенсарин засмеялся и сказал:

– Что вы! Пустяки какие! Не стоит и говорить об этом! Разбудили вы меня ни свет ни заря. Пойду-ка я спать.

И побежал вприпрыжку домой.

Звери же уселись возле пальмы и стали держать совет, чем же все-таки наградить своего избавителя.

– Я предлагаю подарить ему гриву и когти, как у меня. Это же удобно и красиво! – сказал лев.

– Может быть, лучше наградить его хоботом? – прогудел слон.

– А я берусь разыскать траву, от которой у него вырастет длинная шея, – предложила жирафа.

– Я думаю, Кенсарин очень обрадовался бы, если бы носил атласную пятнистую шкуру… – вставил свое слово леопард.

– Или полосатую… – поддержала леопарда зебра.

Неизвестно, чем бы закончился этот совет, но вдруг из воды вынырнула морская черепаха. У неё на панцире поблескивали три маленькие льдинки.

– Друзья, – сказала она. – Вот награда для Кенсарина от самого Мороза Морозовича. Очень ему нравятся сказки: под них сны хорошие снятся. Пусть Кенсарин бросит льдинку на землю, тогда любое его желание исполнится.

Обрадовались звери. Прибежали к мальчику, наперебой заговорили:

– Вот тебе награда от самого Мороза Морозовича. Теперь ты можешь стать самым сильным…

– Самым богатым…

– Объездить на корабле весь белый свет…

Кенсарин поблагодарил за подарок, взял льдинки и закопал их в землю, чтобы они не растаяли.

И снова каждое утро мальчик ходил в гости к слонам и тиграм, как прежде, сочинял и рассказывал им разные сказки.

А когда звери спрашивали, почему он не спешит исполнить все свои желания, Кенсарин отвечал:

– Еще успею… Жалко с вами расставаться, кто вам сказки будет рассказывать?

И звери были очень довольны.

Но вот в деревню пришла большая беда. Однажды все мужчины отправились на рыбную ловлю далеко в открытый океан.

А наутро разразилась такая страшная буря, какой старики за всю жизнь не могли припомнить.

Ветер грозно ревел и гнул до земли могучие пальмы, океан вздымал волны высотою с гору.

Жены рыбаков с детьми стояли на берегу и смотрели вдаль. Ведь там, в океане, боролись со смертью их мужья, отцы, сыновья и братья.

Кенсарин с Юляной стояли тут же, вместе со всеми. Ветер обдавал их холодными брызгами, рвал них ветхую одежду. Мальчик думал об отце, о его товарищах-рыбаках. Каково-то им сейчас? Верно, сломаны мачты, изодраны паруса. Может быть, людей смыло волной, и храбрые рыбаки плывут, выбиваясь из последних сил. Надолго ли хватит этих сил? И никто не может помочь им. Никто! «А волшебные льдинки? – вдруг пронеслось в голове Кенсарина. – Ведь звери уверяли меня, что сбудется все, что я пожелаю…»

Мальчик стремглав побежал к дому, торопливо откопал льдинки, взял одну из них, бросил на землю и громко сказал:

– Я хочу, чтобы нашим рыбакам в океане всегда светило солнце, чтобы дул попутный ветер и был хороший улов!

И тотчас же на льдинке заиграл солнечный зайчик. От него взвилась в небо семицветная радуга. Она разогнала тучи, ветер тут же стих, на синем небе засверкало солнце.

Кенсарин не верил своим глазам. Ему казалось, что все это ему просто снится. Очнулся он только тогда, когда отец обнял его, прижал к груди и сказал дрогнувшим голосом:

– Сынок, думал, что больше не увижу тебя…

А мимо шли радостные люди. Кто-то громко рассказывал:

– Просто чудо, да и только… – Море кипело, как в котле.

Судно опрокинулось. Мы прощались с жизнью. И вдруг все переменилось: засверкало солнце, буря утихла. И вот диво. Мы оказались на борту, сети были целы и полным-полны рыбой.

Ночью, засыпая, Кенсарин шепнул на ухо отцу:

– Теперь в океане вас больше не застанет буря. Так сделала моя волшебная льдинка.

Отец подумал, что сын простудился и бредит. Укрыл его потеплее.

Чуть свет мальчик убежал к зверям в гости, чтобы поблагодарить за подарок.

Когда же Кенсарин вернулся, он узнал о второй беде, которая неожиданно пришла в их дом. Тяжко занемогла Юляна. Весь день она металась в жару, а вечером пришла в себя, попросила отнести её на берег. Дочь рыбака, она хотела и умереть возле океана, Юляна смотрела на бегущие волны, лицо её было бледным и словно таяло у всех на глазах.

Отец держал девушку за руку. Увидев сына, он горько усмехнулся и сказал:

– Ну, чародей, выручай еще раз. Вчера ты один укротил бурю. Значит, только ты один можешь и Юляну спасти. Где твоя волшебная льдинка?

Не дослушав отца, Кенсарин что есть духу побежал к дому. Мигом вырыл он вторую льдинку, бросил её на землю со словами:

– Я хочу, чтобы у нас в деревне все были здоровы и умирали только в глубокой-глубокой старости.

В ту же минуту на льдинке заиграл солнечный зайчик. Из него родилась разноцветная радуга, которая перешагнула через тростниковые хижины и исчезла в волнах океана.

Мальчик поспешил к Юляне. Но ему навстречу уже бежали женщины. Они бросились его обнимать. Кенсарин успел только заметить, что подруги его сестры смеются от радости, отец же, никого не стыдясь, громко рыдает. А Юляна уснула. И у неё во всю щеку – румянец…

С того самого дня в рыбачьей деревне все стало по-иному. Шутки, смех слышались теперь в каждом доме. А рыбная ловля стала для всех не тяжелым трудом, как раньше, а большим праздником. В океан выходили всей семьей. Еще бы! Океан оставался всегда спокойным, улов богатым. Поэтому каждая пара рук могла очень и очень пригодиться.

И каждый раз над океаном звучала песня. Это пела Юляна, а остальные дружно подхватывали. Песня неслась далеко-далеко. Её слышали рыбаки на островах и радовались за своих друзей.

Но песня донеслась и к врагам. На далеком острове лежала страна, где царствовал злобный царь Арктон. Услышав песню, он заскрежетал зубами и в ярости закричал:

– Как! Я сровнял с землей сто богатых и грозных городов, тьму-тьмущую деревень, а здесь, у меня под боком, как ни в чем не бывало, живут рыбаки, посмеиваются, да еще песни поют! Сейчас же иду на них войной!