Текст книги "Жрица сумерек. Книга 1. Фрагменты"

ОТ АВТОРА (E.S.)

Эта история началась весной, в начале 1990-х, в Москве. Я собиралась ехать в Англию, чтобы учиться в университете (это была моя мечта с детства), и в поисках информации для выбора курса ходила в московские библиотеки. Мне нужны были каталоги колледжей и специальностей.

В вестибюле «Иностранки»¹ в то время люди начали размещать объявления: англичане, французы, американцы, немцы, которых становилось в Москве всё больше, искали русских для языковой практики и в обмен предлагали общение на своих родных языках. Одно из таких объявлений привлекло мое внимание. Англичанин, преподаватель английского языка – это было то, что мне нужно. Так мы познакомились с Финли. Он был старше меня на десять лет.

Тем временем мне начали приходить по почте каталоги университетов, которые я выписала из Англии. Оказалось, что со своим школьным аттестатом я могу поступать только на базовый годичный курс британского университета, прежде чем буду зачислена на основной курс. Дополнительный год – это означало дополнительные затраты. Поэтому я пока продолжала собирать информацию и заниматься английским языком.

Мы иногда гуляли с Финли на Воробьевых горах, возле Московского университета – он жил примерно в том же районе, снимал квартиру в пятиэтажке возле станции метро «Академическая». Он преподавал английский язык по коммуникативной методике, что в те времена для Москвы было новшеством. Работы у него было много, однако он находил время и для меня.

И вот как-то раз во время одной из таких прогулок он начал рассказывать мне историю. Я помню, как мы шли по улице Вавилова в сторону Ломоносовского проспекта, и пух летел с тополей, и солнечный свет пробивался сквозь молодую листву. На заборе, мимо которого мы проходили, были синей краской начертаны слова: “Free Spirit” (и я знала того, кто это сделал – но это совсем другая история).

Мы свернули на Ломоносовский проспект и пошли в сторону университета, когда Финли начал рассказывать о своем друге по имени Льюис, о его сестре, которую звали Хельга, и об их друзьях.

Я помню синее, безоблачное небо над Воробьевыми горами – я и не заметила, как мы дошли туда, потому что история захватила меня. Волшебная сказка-быль, незаконченная другом Финли, существовавшая только в черновиках, оживала в моем воображении – и требовала, чтобы её не забыли. Она хотела жить.

Так я стала Хранителем истории, намеченной человеком, с которым никогда не встречалась.

Так началась моя собственная история (а позже, когда мой музыкальный проект стал воплощаться в жизнь, я взяла себе такое же имя, как у главной героини романа).

На компьютере IBM XT 286 я взялась писать роман по-русски – сперва для того, чтобы просто сохранить её, и в процесса начала видеть, что было дальше. И то, что я видела, тоже стала записывать. Сперва это были фрагменты. Затем они стали складываться в повествование.

Я распечатывала свои записи на матричном принтере, и было ощущение, как у героя Булгакова – «мой роман летел к концу» (на самом деле, всего лишь к середине, и возвращался к началу снова и снова).

Я ждала много лет, чтобы Льюис вышел на связь и дал мне разрешение опубликовать то, что у меня получилось. От Финли я узнала его адрес и несколько раз писала ему – но он переехал, и письма возвращались. С самим Финли со временем я тоже потеряла контакт.

Наступил день, когда всё, что я хранила в связи с этой историей, мне начало казаться ненужным, малопонятным и бессвязным. В конце концов, Льюис ведь не рассказал, как всё закончилось. Мне очень не хотелось ошибиться.

Тогда я убрала эти папки и дискеты подальше и старалась не вспоминать о них.

То было трудное время для меня. Оставалась музыка, но этого было недостаточно, чтобы рассказать историю так, как я её знала.

Я считаю, что получила разрешение, когда «Жрица сумерек» начала становиться моей историей. И всё равно я чего-то ждала – до тех пор, пока не станет ясно, что время настало.

Я выражаю благодарность тем музыкантам, чью музыку я слушала, когда писала этот роман. И тем, кто был на связи, кто помогал распутывать клубки загадок (а их было достаточно) и находить путь в лабиринте. Thank you, Cyril, my love.

Елена Степанова

Июль 2019 года

Москва

ОТ АВТОРА (ЛЬЮИС)

Я, Льюис Стивен Хеллер, заявляю, что в этой книге присутствуют только вымышленные персонажи, включая меня самого.

Труден путь наверх, и ничто не предопределено свыше. Ты просто слышишь зов – и получаешь имя. Когда откроется дверь, скажи заветное слово. Только помни: оно не должно прозвучать зря.

ВВЕДЕНИЕ. ЛЬЮИС.

На стене моей гостиной висят две картины. Я приобрел их когда-то в подарок своим друзьям. Но так случилось, что они остались у меня.

Берег моря. Закат. Вдоль воды идет девушка в длинном платье, босая.

Окраина маленького городка на севере Европы. На обочине дороги сидит парень лет двадцати или чуть постарше. Он смотрит на дорогу. Пыль, поднятая проехавшей недавно машиной, еще не улеглась.

Я часто смотрю на эти картины – когда пишу и что-то сбивает меня с мысли, и мне требуется сосредоточиться; когда у меня хандра и нет желания ни с кем говорить; когда за окном идет дождь, не давая мне забыть, что я нахожусь в Лондоне; да и во многих других случаях тоже.

Я знаю, что этот парень носит солнечные очки, хотя лица его мне не видно. Я вижу, что длинная юбка девушки слегка намокла от брызг. Она идет по песку слишком близко к воде.

И я вспоминаю свою сестру.

И знаете, что интересно? Обычно вскоре после этого она мне звонит. Просто подумала обо мне и решила набрать мой номер. Мы говорим о разной ерунде... да, чаще всего именно о ерунде.

Нет, я не телепат, не экстрасенс, ничего подобного. Я просто писатель.

Основные авторские гонорары мне принесли те мои произведения, где я не слишком отрываюсь от реальности. Мистика – не мой конек, хотя не скрою, что когда-то я экспериментировал в этой области. И довольно быстро завершил свои эксперименты – никогда к ним не возвращался, даже в мыслях не имел, и не перечитывал.

Возможно, я бы не стал писателем, если бы сюжеты не приходили ко мне сами. Мой последний роман сложился у меня в голове после бурной вечеринки с друзьями, и я ловил жутковатый кайф, преобразуя идеи в слова и предложения, конструируя остросюжетное действо. Кстати, как сообщил мне мой издатель, результат неплохо продается.

А вот моя сестра, могу сказать вам по секрету, в мистике чувствует себя как рыба в воде. В буквальном смысле этого слова. У неё какая-то важная планета находится в знаке Рыб. Какая именно – это вам лучше у неё самой спросить.

В любом случае, картины не подвели и сегодня: Хельга мне позвонила примерно через час.

– Я вспомнила вчера твой старый рассказ, который ты не дописал. Какое было название? «Смотри страницу 55», кажется? Ты мог бы сделать из него роман.

Она говорила о наброске, который когда-то выглядел многообещающим, но по разным причинам я его не закончил (и совершенно не имел желания к нему возвращаться).

– Погоди, вся эта история – чистый вымысел! – возразил я. – Я придумал её, стоя на автобусной остановке!

– Чушь! Ты сам знаешь, что это не так.

– Я даже помню номер автобуса до сих пор.

– Да-да, я знаю, – терпеливо сказала Хельга. – Но ты всё-таки подумай над тем, что я говорю.

Вообще-то она мне сводная сестра. Хельга родилась вскоре после развода моих родителей. Это был развод по взаимному согласию (не уверен, что это корректное название для разбитого сердца моего отца и радужных надежд моей матери на семейное счастье с другим человеком). Отец не устраивал никаких сцен, когда моя мать призналась ему, что полюбила другого и хочет быть с ним до конца своих дней. По крайней мере, я не помню никаких сцен. Зато я помню, как мне было больно, когда родители сообщили мне о своих планах. Мне тогда было шесть лет. Мне сказали и то, что у мамы будет ребенок, и отец этого ребенка – не мой отец. Я заранее возненавидел будущего брата или сестру.

Через некоторое время мы с отцом уехали в Америку, где он быстро нашел работу и познакомился с моей будущей мачехой. Мы поселились в Нью-Джерси, жизнь пошла по-новому, и постепенно я стал забывать и Англию, и мать. Точнее, я перестал обо всём этом думать. С мачехой мне повезло. Она была бездетна и всю свою любовь отдавала мне. У нас не возникало повода говорить об английских родственниках, и контакта с ними не было, по крайней мере в первые годы моей жизни в Америке.

Потом, уже будучи подростком, я впустил в свое сознание мысль, что где-то в Англии у меня есть сводная сестра.

Ей дали имя Хельга. В английской школе, разумеется, её никто так не называл – для всех она была в те годы Хелен. Так было и тогда, когда мы с ней впервые увиделись; но в своем повествовании я буду называть её Хельгой, даже если буду писать про её детство – чтобы не вносить дополнительной путаницы. (Потому что и без этого путаницы и мистики, как я подозреваю, будет достаточно... Эх, черт, все-таки я зря взялся за это. Ну, там видно будет. Лиха беда начало.)

От матери и я, и сестра унаследовали склонность к созерцательности и самокопанию, иногда заводящую нас обоих в самые неожиданные психологические тупики. От своего отца я получил крепкий рассудок вкупе со здоровым материализмом. Можете себе представить, как все это во мне сочетается.

Я рос, как уже сказал, в новой, счастливой семье. Отец сделал всё, чтобы я получил хорошее образование. После школы я поступил в университет, где начал изучать журналистику и современную американскую и английскую литературу. Я собирался стать писателем и мечтал о всемирной славе. Кумиром моим был Дж. Д. Сэлинджер.

В мае 1965 года я приехал в Англию со своим университетским другом Фредом. Мы отлично проводили время в Лондоне, а также и в Бирмингеме (там у Фреда были друзья), и сперва я вовсе не помышлял о том, чтобы навестить мать. У меня с ней не было никаких связей, мы не переписывались, я только знал от отца, что её следующий брак оказался не слишком продолжительным. После нескольких лет жизни в Швеции она вернулась в Англию, вскоре вышла замуж за человека, который был на несколько лет младше её, и родила третьего ребенка. Все это меня мало впечатляло.

Однако по возвращении в США мне бы пришлось отвечать на вопрос отца, виделся ли я с матерью. И вот исключительно для того, чтобы у него не было лишнего повода считать меня бессердечным молодым обормотом, в один прекрасный день я отправился в Рединг.

Сестре тогда было пятнадцать лет. Она только что вернулась на выходные из школы-пансиона, когда я заявился к ним с визитом вежливости.

– Познакомься, это твой брат Льюис, – представила меня ей мама.

– Привет, – сказала Хельга, поправляя чёлку. Синие глаза из-под чёлки с любопытством наблюдали за мной.

– А я тебе открытку послала на прошлое Рождество, – добавила она. – Только ты не ответил.

Мне стало стыдно. Действительно, было такое. У меня тогда накопились кое-какие академические долги в университете, я нервничал, и открытку от какой-то далекой, совершенно не нужной мне сводной сестры я засунул подальше и немедленно забыл о ней. А теперь я видел, что здесь, оказывается, мне рады, здесь обо мне говорили, думали, вспоминали... Это открытие было самой большой неожиданностью для меня, если честно.

– Прости, – сказал я. – Зато я привез тебе кое-что.

Я подарил ей две пластинки – сингл “Help Me, Rhonda” группы «Бич Бойз» и гремевший в то время кантри-шлягер “King Of The Road” Роджера Миллера. Как выяснилось, сестра к кантри-музыке была равнодушна, но подарок приняла, вежливо поблагодарив. А вот с «Бич Бойз» я попал в точку: оказалось, ей эта группа очень нравилась. Хотя и меньше, чем «Битлз».

– Пошли погуляем, – предложил я ей через некоторое время.

Мы не так далеко успели отойти от дома, как нам встретился долговязый парень – как мне показалось, почти мой ровесник. Он подошел к нам, довольно лениво поздоровался и выжидательно посмотрел на меня. Не могу сказать, чтобы это было слишком дружелюбно. Я подумал, что он что-то имеет против меня, хоть и видит впервые.

Сестра, выступив вперед и задрав нос, заявила, обращаясь к ему:

– Это мой брат Льюис. Он приехал из Штатов.

Парень пробормотал что-то неразборчиво и посторонился, освобождая нам дорогу.

– Что за тип? – спросил я сестру, когда мы отошли от него.

– Ну... один мой знакомый.

Она сказала это так, что я понял: с этим парнем у неё непростые отношения. Я некоторое время размышлял над тем, что сестра еще школьница и к тому же не выглядит акселераткой. Она держалась уверенно, но все же не казалась старше своих лет. Черт знает что такое, почему она выбирает себе взрослых парней? И что у неё с этим типом на самом деле?.. Тут я вовремя спохватился. В конце концов, я же не отец ей и не отчим, чтобы заниматься её воспитанием и моральным обликом.

Итак, мы отправились гулять, дружески беседуя. Оказалось, что она совсем не глупа. Интересовалась музыкой, поэзией, литературой. Ко мне она относилась без предвзятости. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что я не просто взрослый человек (а мне уже исполнился двадцать один год, и я считал себя очень взрослым), а еще и старший брат. Я впервые почувствовал, что у меня есть младшая сестренка, и был поражен, что мне это приятно.

Когда мы возвращались домой, сестра поделилась секретом. Своим Самым Большим Секретом. Он заключался в том, что прошлой осенью она начала писать рассказ. Только она его не дописала. Я спросил, почему, и она ответила, что это мечты, а о них не следует знать посторонним. Но зачем тогда дописывать, если потом не будешь давать никому читать?

Я мог бы много чего сказать в ответ, чтобы приободрить её, попытаться убедить дописать рассказ, но решил отложить литературную беседу на другой раз. Мне почему-то подумалось, что ей бывает очень одиноко. Что-то такое в её интонации промелькнуло, что мне это показалось более важным. Поэтому я спросил:

– А друзья у тебя есть?

– Есть. Лесли.

– Лесли – это мальчик или девочка?

Сестра прыснула. Она вообще была очень смешлива.

– Лесли – мой кузен. Это тот парень, которого мы встретили. Ты еще спросил, что за тип.

Я остолбенел.

– А почему же ты...

Я имел в виду, почему она не представила его как родственника – в том числе, кстати, и моего тоже.

– Да ну его, – отмахнулась Хельга. – Временами он зануда. И командует.

«Видимо, сегодня как раз такой день», – подумал я. Я уже понял, что сестра не любит, когда ею кто-то пытается командовать. Впрочем, любопытно было бы взглянуть, как этот Лесли вздумал бы командовать при мне.

– А сколько ему лет?

– Семнадцать.

Таким образом, вопрос с долговязым ухажером был более или менее утрясен. Раз это родственник, то мама, вероятно, в курсе, и не моего ума это дело.

Я еще пару раз приезжал к ним в гости, а потом взял сестру с собой на литературно-поэтический вечер, который устраивали в Лондоне мои друзья.

Помню, как мы возвращались поздно вечером, и Хельга долго молчала, задумавшись, а потом стала расспрашивать меня об Аллене Гинзберге и Джеке Керуаке. Я пообещал прислать ей «Бродяг дхармы» – у меня был экземпляр с автографом автора. Фред, страстный поклонник Керуака и дзен-буддизма, тоже был с нами и поведал ей много такого, о чем она, судя по всему, слышала впервые. Она смотрела на нас во все глаза, а мы, естественно, наперебой красовались перед ней, демонстрируя свою эрудицию и изливая на неё потоки красноречия.

« …в фантазиях страдает,

пока не рождена

в человеке… » ²

Мы стояли напротив музея Виктории и Альберта и долго спорили о смысле слов. Потом мы пошли в сторону Слоун-сквер и там провели не менее часа в оживленной дискуссии; кажется, я что-то читал вслух, забравшись для этого на скамейку и приняв вдохновенную позу. Метро уже закрылось, и мы отправились к моему приятелю Стиву, который жил в том районе. У Стива были гости, и среди них – женщина, которую звали Тонья. Она была знакома с Гинзбергом и Керуаком. Хельга слушала её, затаив дыхание.

Потом я вернулся в Америку, но в течение следующего года получал весточки с исторической родины. Сестра мне довольно часто писала, и я ей тоже, даже если бывал сильно занят. Время от времени я старался пополнять её музыкальную коллекцию, посылая пластинки по почте.

Вскоре я перебрался в Лос-Анджелес, принялся сочинять свой первый роман, и у меня почти не оставалось времени на письма и даже на звонки в Англию. Я и отцу-то в Нью-Йорк в то время звонил не слишком часто.

Примерно тогда от сестры пришло письмо, где она впервые подписалась как «Хельга». Но я не обратил на это должного внимания.

***

Во второй раз я увидел сестру, когда совсем этого не ожидал.

Я тогда жил в Калифорнии. Как-то летним вечером, спустя чуть больше года после моего визита в Англию, я сидел в кафе и ждал Роуз. С некоторых пор у меня с ней начали портиться отношения – по моей вине, не спорю, потому что в последнее время я слишком много внимания уделял своим делам. В тот вечер я пригласил её на свидание. Через несколько дней я собирался ехать в Лондон и считал, что до моего отъезда нам с Роуз необходимо встретиться и решить накопившиеся разногласия.

Роуз опаздывала, я сидел и смотрел в окно. Солнце собиралось садиться.

На улице появилась компания хиппи. Эта компания мне не понравилась. Я вообще в то время был изрядным снобом – во-первых, я недавно окончил престижный университет, а во-вторых, наркотики и свободная любовь, которую проповедовали хиппи, не привлекали меня, равно как и их бродячая жизнь. Я отвел от них взгляд и стал смотреть на стену, крашеную желтой краской.

И в этот самый момент я очень ярко увидел свою сестру. Её образ возник в моей голове, но это было не воспоминание.

Выглядела она очень странно. Она словно была из той же компании, которая только что мимо меня прошла по улице. Она была одета так же, как они, и столь же сильно запылилась её одежда. Она была совсем другая, чем я её помнил.

Почему-то я подумал, что должен что-то сделать – если я промедлю еще хоть секунду, то больше не увижу её никогда. Это было какое-то наваждение.

Я шепотом спросил:

– Хельга?

И это было первый раз, когда я её так назвал (и почему я это сделал, я в тот момент не знал).

Я услышал в ответ:

– Твоя девушка не придет, ты ждешь напрасно.

Это был голос моей сестры, только очень усталый. Звучал он в моей голове, но так, словно это было наяву.

– Откуда ты знаешь? – спросил я по-прежнему шепотом.

– Знаю. Но это постепенно уходит из меня, и скоро я буду знать не больше, чем ты. Уже скоро...

Наваждение прошло так же резко, как и наступило. Я перестал её видеть и бросился к телефону, чтобы позвонить Роуз.

Действительно, Роуз была дома и вовсе не собиралась на свидание со мной. Я просто отметил для себя этот факт, потому что мне в тот момент было не до обид. Я постарался объяснить ей, что хорошо к ней отношусь и на днях обязательно позвоню.

Вернувшись домой, я набрал номер мамы. После краткого обмена последними новостями я решился спросить, как дела у сестры. Разумеется, я не стал рассказывать о своем видении в кафе.

– Льюис, даже и не знаю, как тебе сказать, – ответила мама. – Она очень изменилась за последний год. Мне стало её трудно понимать. Вроде бы все в порядке, но...

– Я могу с ней поговорить?

– Она сейчас в отъезде.

Сердце у меня заколотилось, как бешеное.

– Где она, мама? – чуть не завопил я, но всё же сдержался.

– Она с друзьями поехала в Уэльс. Там у них какое-то мероприятие.

– Что за друзья? Какое мероприятие?

– Какие-то духовные практики. Какой-то гуру.

– Гуру?

– Знаешь, это теперь так популярно у молодежи... Разве она не писала тебе про эти свои увлечения? Это началось после того, как твой друг Фред привез ей флейту из Индии.

Тут я вспомнил: Хельга мне действительно писала про флейту – что собирается искать учителя. Но я полагал, что она имела в виду кого-то, кто научит её играть. Не шло речи ни о каких духовных практиках, я точно помнил.

– Давно она там? И когда вернется? – спросил я.

– Мы ждем её домой в конце недели. Она звонила оттуда, сказала, что все нормально. Но мне неспокойно...

И тут я понял, что у мамы дрожит голос.

Через три дня я сидел в аэропорту, ожидая, когда объявят мой рейс. В Нью-Йорке у меня было очень мало времени, но в последний момент я успел заскочить в сувенирную лавку – сам не знаю, почему меня туда ноги понесли.

ЖРИЦА СУМЕРЕК: ДЮНЫ

Первое, что я помню – соленый песок на губах.

Песчаный берег на моих глазах обретал реальность; туман, принесший меня сюда, уходил. Я начала видеть деревья   – это были сосны. И высокая трава вдоль кромки дюны – ею кончался песок.

Я оглянулась – позади была голубая равнина, над которой гулял ветер. Я не сразу поняла, что это море.

Ветер дул мне в лицо, трава сгибалась под властью ветра, и никого не было на много миль вокруг.

Именно так я всегда и хотела.

Потом был закат и ночной дождь. Я пряталась от дождя под деревьями, но все равно вымокла насквозь. Кажется, именно тогда я впервые задумалась об огне.

Меня приютила хозяйка заброшенной лачуги, стоявшей под соснами на берегу. Это была очень старая женщина, нищая, одинокая, сумасшедшая. Она собирала какие-то травы, делала из них настойку и предлагала мне это питьё. Я всегда отказывалась. Вот еще!

Я часто уходила гулять вдоль берега, а один раз углубилась в лес. Я поднималась вверх по холму, поросшему соснами, оставляя за спиной голубую равнину. Вскоре море совсем исчезло из вида, и лес вокруг меня изменился. Он стал темнее. Я вышла на тропу и увидела фигуру, вырезанную из дерева. За поворотом меня ждала другая, потом еще и еще – в причудливых позах, мужчины и женщины, и все они улыбались. Они словно застыли во время исполнения какого-то загадочного танца – но танцевали они не от хорошего настроения, и не потому, что был праздник. Они нечто задумали, и их танец был ворожбой – и они уже устали танцевать. Приглядевшись, я поняла, что на их лицах не было радости, и не улыбка это была, а гримаса... оскал... насмешка...

Странные фигуры. Странные лица.

Я шла, разглядывая их, и видела, что тропа ведет меня по кругу – или по спирали – и не заметила, как пришла к обрыву. Передо мной была широкая воронка, темные деревья столпились по краям, и солнечные лучи сюда не проникали. Я отчетливо видела дно воронки, поросшее высокими елями. Здесь когда-то была война. Мне не было страшно – всего лишь немного обидно, что тропа не вывела меня обратно на берег моря, ведь казалось, что именно туда и лежит мой путь.

Я ушла оттуда. Для этого мне пришлось сойти с тропы и идти напролом, пробираясь между густо растущих вдоль обрыва елей. Я уже было подумала, что заблудилась, но тут деревья расступились, и я оказалась на морском берегу. Совсем близко от того места, где я обычно гуляла.

Старуха, узнав, что я была в лесу и прошла по тропе, сперва не поверила, потом испугалась и стала кричать на меня. По её словам получалось, что я гуляла по Тропе Ведьм, а значит, теперь надо в полночь опять пойти туда и трижды произнести заклинание. И если я останусь жива, то все будет в порядке. Бред, честное слово. Конечно же, я никуда не пошла.

С того момента старуха стала относиться ко мне с опаской. А однажды она сказала мне: « Ты упрямая, и ты поплатишься за это. Никто не может противиться силам ночи – ни я, ни ты, никто. Будет так, и ты вернешься сюда, чтобы сделать то, что должна. И ты будешь просить, чтобы круг разорвали – и, может быть, тебе повезет » .

Если честно, её общество начало мне надоедать. Старуха все-таки была очень назойлива. Если бы не море, я бы не оставалась там так долго.

Я ни за что не ушла бы оттуда, если бы не Ветер.

ЧИСЛО НЕПТУНА

1. после дождя

Последние капли ночного дождя исчезали под лучами совсем уже весеннего солнца – оно светило так, словно середина февраля давно миновала. Высокие деревья придавали улице волшебный вид. «Скоро они покроются светлой листвой», – подумала Хельга.

Дом, который ей был нужен, находился немного дальше, за поворотом. Вон тот, с белым фасадом.

Поднявшись по ступенькам, она позвонила три раза подряд.

Внутри после длительной тишины послышались шаги, щелкнул замок, и дверь отворилась.

Парень, который ей открыл, выглядел только что проснувшимся. Никакого удивления при виде Хельги он не выказал и молча посторонился, давая ей возможность войти.

– Привет, – сказала она. – Меня зовут Хельга.

– Привет, – отозвался он. – Майк. Располагайся. Мэл усвистела за жратвой, и это надолго, а Пат скоро придет.

Он прошел внутрь помещения и стал подниматься по лестнице наверх. Вероятно, там находилась душевая или ванная комната, так как вскоре оттуда донесся звук льющейся воды.

Хельга пошла по коридору и очутилась в гостиной. Здесь был изрядный беспорядок, но можно было найти место на диване. Она села и принялась осматриваться.

Ряд пустых бутылок под столом, чья-то футболка, брошенная на полу возле окна, и стопка пластинок возле проигрывателя (довольно высокая стопка, кстати) позволяли сделать вывод, что вчера здесь было весело. Однако род занятий обитателей этой квартиры пока не поддавался идентификации. Впрочем, кто-то вовремя позаботился раскрыть окна и вытряхнуть пепельницы.

Хельга достала из сумки пачку сигарет и закурила. Она всегда курила, когда нужно было ждать.

Вчера вечером был сильный дождь... Точно, ведь я промокла, пока бродила по улицам.

Вчера она так и не доехала к Саре в Кройдон. Когда на темной улице к тебе привязывается пьяный амбал, в то время как ты сидишь на скамейке и играешь на флейте, импровизируя на тему “Norwegian Wood”, и тут он требует исполнить для него какой-то военный марш – а тебе абсолютно не в кайф играть что-либо другое (это совершенно немыслимо, ведь гитара Джона и ситар Джорджа звучат в твоей голове; кроме того, ты терпеть не можешь военные марши); но начинает маячить дилемма – нарваться на неприятности или уступить. Настроение, конечно, к чертям портится, а прохожим, в общем-то, всё до лампочки, потому что начинается дождь – и лампочка, то есть фонарь, находится довольно далеко... И тут появляется Джесс – он идет мимо, по своим делам, как и другие, это такой же посторонний, как и все остальные. Но он услышал “Norwegian Wood”. И он подходит и помогает амбалу понять, что у того непременно должны быть очень важные дела где-то в другом месте.

То есть он именно помог понять. Кажется, он даже ни одного слова не произнес вслух, этот хиппи, астролог, фотограф и еще бог знает кто (в чем Хельга смогла убедиться, проведя ночь в его квартире). А когда они шли по мосту Альберта в сторону его дома в Баттерси, он вынул из кармана монетку, подбросил её в воздух, но не стал ловить, и она упала на проезжую часть. Хельга спросила, почему, а он засмеялся и сказал, что делает так всегда, когда возвращается этой дорогой домой.

Шум воды наверху тем временем прекратился, раздались шаги, и Майк прошел в кухню, на ходу вытирая полотенцем мокрые волосы. Гостиная, в которой расположилась Хельга, была отделена от кухни только частично. Из кухни можно было выйти в сад, но пока этого делать не хотелось.

Хельга взяла верхнюю пластинку из стопки. Конверт оказался пустым. Пластинка находилась на проигрывателе. Это был сингл “Turn! Turn! Turn!” группы The Byrds.

Она протянула руку, собиралась взять следующую пластинку, но тут опять раздались шаги (на этот раз кто-то поднимался из подвального этажа), и на пороге комнаты появился высокий парень с всклокоченными волосами и таким выражением лица, словно у него болел зуб. Судя по состоянию его одежды, он спал, не раздеваясь. В отличие от Майка, он уставился на Хельгу с величайшим изумлением.

– Доброе утро, – поздоровалась она.

– О боже, – откликнулся он. – Где пиво?

– Наверное, где-то там. – Хельга сделала жест, указывая в сторону кухни.

– Дай сигарету.

Получив сигарету, но не пpикуpив, паpень отпpавился на кухню.

Хельга подошла к окну и с минуту задумчиво созерцала улицу. Из кухни доносились негромкие голоса. Судя по всему, чайник только что закипел. Хельга решила присоединиться к молодым людям.

Не сидеть же здесь до скончания века...

На пороге кухни она столкнулась с тем парнем, что стрельнул у неё сигарету. Он все еще не прикурил – сигарета была засунута у него за ухо.

– Тебе кто нужен? Пат или Мэл? – спросил он.

– Наверное, Пат, – сказала Хельга, беря в руки заварочный чайник, чтобы вытряхнуть старую заварку в мусорное ведро. – Джесс сказал мне, что тут можно жить, а я как раз ищу себе комнату.