Текст книги "Мышка Йоле (книга первая)"
Автор книги: Елена Слынько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Глава 8
Alles ist richtig, was man fühlt. Wirf dich hinein. Aber nicht hängen.
(Erich Maria Remarque)
Всё, что чувствуешь, правильно. Поддайся порыву. Но не теряй головы.
(Эрих Мария Ремарк)
Вельден набрал номер Лизы:
– Слушай, если освободилась, не могла бы ты съездить со мной в одно или несколько мест по крайне важному делу нетерпящему отлагательств? Лизка, не тарахти, по дороге введу в курс дела. Ладно, жду на парковке через пять минут.
Предупредив секретаря и переодевшись в цивильную одежду, Эрнст вышел на парковку. Заинтригованная Лиза уже ждала у его джипа:
– Куда едем? Что за крайне важное дело?
– Лиз, не смейся, пожалуйста, но мне нужна твоя помощь как красивой, умной и опытной женщины.
– Я замужем, нахал!
– Садись в машину, бесстыдница, по дороге объясню, – он распахнул перед ней дверь авто. – Короче, Йоле я привёз в одном одеяле. Появляться у неё дома Ланской категорически запретил. И я считаю, что новую жизнь нужно начинать с новых вещей, ну, или типа того. Нужно купить одежду, ну и всё там такое, в чём я не соображаю вообще. Хотя бы самое нужное, на первое время, потом разберусь. Я профи в раздевании, а вот одевать буду в первый раз. Нужно чтобы всё было идеально, понимаешь?
– Вельден, да ты в смущении?! Ой, не красней как престарелый девственник в борделе. Никому ни скажу, может быть. А Ленка знает о твоих намерениях? И как это восприняла? Сказала о предпочтениях? Ты хоть размеры знаешь?
– Лизка! Сдурела, как я мог узнать? Будешь издеваться – придушу!
– Тихо, без рук, шучу. Ладно, вперёд, на штурм бутиков и салонов! Ну, с размерами по ходу определимся. А со стилем сложнее будет, у неё же его не было и нет. Что проще, практичнее и желательно в серо-коричневых или зелёно-болотных тонах. Ужас, короче! А твой этот Денни, француз, ну твой стилист, чего не может Йоле шмотки подобрать?
– С ума сошла? Ему только намекни и тут же все всё будут знать в подробностях. И ты можешь себе представить, что бы он притащил? Я с ним за свой гардероб задолбался воевать, а ты такое предлагаешь! На позапрошлой неделе попытался нарядить меня в канареечные штаны с ширинкой под коленками! Прикинь?! Меня и в такой абзац впихнуть! Чуть не прибил.
– А говорят, женщины не умеют язык за зубами держать, хотя он и не совсем или совсем не мужчина. И передай ему при случае, если будет Валерке надушенные платочки со своими вензелями подсовывать, я ему их засуну глубоко и без наркоза.
Вельден рассмеялся и пообещал Лизе усмирить любвеобильного стилиста Денни, когда тот в следующий раз в Россию прибудет.
Мадам Королёва отрывалась по полной программе. Она таскала Эрика за собой по бутикам как собачку на коротком поводке. Щебетала без остановки и требовала одобрения каждой попадающей ей в руки вещицы. Он краснел, бледнел, смущался от её и продавцов вопросов. Вместе с Лизкой перенюхал и пересмотрел столько шампуня, гелей, парфюма, что слезились глаза, а голова гудела от чихания. Заявил только, что парфюм лучше закажет в проверенном месте, в Австрии. Мужественно терпел до магазина белья. Но всё-таки сдался и позорно бежал в кафе через дорогу, после вопроса молоденькой продавщицы о размере груди и обхвате бёдер. Сказал, что не уверен, но в его ладонь грудь поместится, наверное. Последней каплей стала просьба показать ладонь. Лиза пришла через полчаса, когда Эрнст допивал вторую чашку кофе. Кивнул официанту, чтобы принёс заказанные для его мучительницы чёрный чай и пирожное.
– Барон фон Вельден, вы герой! Заявляю это твёрдо и во всеуслышание! Моего и буксиром не затянешь, а ты четыре магазина выдержал!
– Я ей кое-что рассказал.
– Что конкретно?
– Йоле хотела сесть, а я не разрешил. Она сразу поняла почему. Лизка, мне до розовых чёртиков страшно за неё. Тот её побег и всё остальное было как крик души. Одинокой, отчаявшейся, измученной души. Я постоянно боюсь сказать или сделать что-то не то. Наметился прорыв в нужном направлении, появился интерес. Она расспрашивала, кто её нашёл и привёз в больницу, что вообще происходило. Воспоминания Йоле пока обрывчатые и редко связные, но это до поры до времени. Она до мельчайшей подробности ответила Ланскому на его вопросы. Но не помнит, как попала в тот подвал, и что происходило потом. Только осколки мозаики. А если она всё помнит и сейчас меня проверяет? После того, что узнал о её способностях утром, можно предположить всё что угодно.
– Что узнал?
– Потом расскажу, после того как в новостях часть покажут. Кира сообщит о времени эфира.
– Ладно, я запомню обещание, хотя ни хрена не поняла. А на счёт твоих переживаний… Знаешь, рано или поздно придётся рассказать всю правду. Но ведь и ты далеко не всё знаешь, поэтому твоя совесть чиста. Она настырная и вспомнит, обязательно, а если не вспомнит, то вытащит информацию из нас всех понемножку, сложит пазл, – Лиза задумчиво ковыряла ложечкой бисквитное пирожное. – Думаю, что ты прав, рассказав не всё сразу. Но Йоле должна знать, её всегда бесили ложь и тайны. Наверное, поэтому у вас пока ничего не получалось. Она сильнее чем кажется, просто загнана в угол и дико устала от всего. Мурашки на коже появляются, как её слова вспомню.
– Ещё сказал, что люблю её, а она не поверила. Но мне кажется, что я ей всё-таки не безразличен. Поцеловал и не получил пощёчину, как раньше, даже не оттолкнула. Может просто потому, что слишком слаба. Лиза, мне никак нельзя её потерять опять. Что делать? Должен же быть способ убедить, что она может быть счастлива именно со мной.
Королёва вздохнула, похлопала грозного начальника по руке:
– Йоле – загадка и для меня. Посоветую не слушать ни чьих советов, а делать, что прикажет сердце, как бы банально это не звучало. С Йоле нельзя по-другому, ты же сам пробовал. Эрик, будь честен с ней и будь собой. Леночка столько перенесла, ты не меньше меня знаешь. Она, да и ты просто обязаны быть счастливыми вместе. Поверь, твоя Йоле любит тебя, как и ты её. Это она Валерке и сказала в операционной. Только не дави, спокойно и не спеши, но тормозить, тоже не советую.
– Спасибо, очень надеюсь, что ты права. Пора возвращаться, поехали. А то твой благоверный заметит наше долгое совместное отсутствие, а мне фингалы сейчас ни к чему.
По совету Лизы Эрнст, взяв из покупок только пакет с пушистым халатом, бельём и тапочками, пошёл сразу к Йоле. Его любимая пациентка лежала вся в слезах, уставившись в одну точку на потолке.
– Солнышко, что за сырость? Посмотри на меня, пожалуйста.
– Я вспомнила, что со мной делали в подвале. Так мерзко! Тебе не противно прикасаться ко мне после этих шакалов? Ведь ты же знаешь об этом? Не можешь не знать! Я уже испорченная, грязная и не буду прежней.
– Перестань, пожалуйста, глупости говорить. Всё осталось далеко позади. К тебе грязь не прилипает. А если услышу такие слова, хоть раз – получишь по месту искупления. Ясно? То было в далёкой прошлой жизни, а прямо сейчас начинается новая, светлая и счастливая.
Йоле перевела взгляд на него и неожиданно как-то очень по-детски улыбнулась сквозь слёзы:
– Ничего, наверное, от лекарств отходняки, да и нервишки пошаливают. За всю свою жизнь столько не плакала. Просто нужно напрячься и взять себя в руки. Хоть пока и не уверена, что это нужно.
– Мышка, это очень нужно. Это очень важно.
– Ты обещал помочь мне встать, но это нереально. Я не смогу ходить прямо сейчас.
Вельден недоумённо уставился на неё, лихорадочно вспоминая медицинскую карту. Там не было даже намёка на нарушения в опорно-двигательном аппарате, кроме уже вправленного вывиха, а в ЦНС полный порядок. Они что-то пропустили? Но ведь она уже ходила и довольно шустро, еле поймали.
– Не может быть. Всё же нормально было. Вывих уже не помеха… не пугай меня!
– Глупый. Я же совершенно голая! – Йоле вытаращила зеленющие глаза и залилась краской. – Из одежды только простыня и лангета. Вельден, я в таком виде перед тобой разгуливать не буду!
– Я принёс чудный халатик, хотя в прошлый раз отсутствие одежды тебя не остановило, – отсмеявшись, Эрнст достал и развернул свою удачную покупку, потом отсоединил провода датчиков. – Держись за меня и поднимайся. За шею обними, не бойся, я не кусаюсь. Не спеши, аккуратно. Да брось эту простынь. Я твой лечащий врач, забыла? Не смотрю, даже глаза закрыл!
Приняв вертикальное положение, ну или почти вертикальное, судорожно цепляясь за руку Эрнста и прилипнув спиной к его груди, Йоле наконец-то реально ощутила, что живая и не против пожить ещё, хотя бы в целях эксперимента, если голова перестанет так бешено кружиться. Сила всемирного тяготения работала очень хорошо, и сделать шаг было невероятно тяжело. Ноги казались чужими, да ещё и с привязанными пудовыми гирями. Но когда тебя поддерживают сильные руки любящего и любимого человека, и это решаемо. Через десять минут пребывания в вертикальном положении она осмелела настолько, что решила посетить санитарную комнату самостоятельно, хотя ноги стали ватные и коленки подгибались, а голова всё также кружилась. Сейчас Йоле не представляла, как сумела выбраться на крышу. Верно говорят, что стресс придаёт сил. Эрик не разрешил закрыть дверь, а только чуть прикрыть. Очень хотелось забраться под душ, но пока без посторонней помощи это нереально, а с посторонней – неудобно. Решила, что ещё успеет. Умывшись холодной водой, вообще почувствовала себя человеком. Но из зеркала над раковиной на неё удивлённо взирал какой-то пришибленный и всклокоченный зомби. Ущипнула себя за нос и зомби сделал то же самое. Странно как-то и смешно. Пригладила мокрой рукой волосы и причёска монстрика в зеркале чуть изменилась. На дальнейшие исследования этого феномена времени не дал неумолимый доктор. Пришлось вернуться в кровать.
– Ты умница. Скоро поедем домой. Сейчас отдыхай, у тебя ещё процедуры и четыре укола, и три капельницы. Развлекайся и ни в чём себе не отказывай.
– Издеваешься?
– Ни разу в жизни, посмотри в мои честные глаза. Пойду, дел много и все срочней не бывает. Позже приду, обязательно. Пожалуйста, ты только больше не плачь.
– Эрик, кем ты тут работаешь? Что это за больница?
– Всего понемногу: оперирующий кардиохирург, кардиолог и владелец этого богоугодного заведения. Всё, отдыхай, потом расскажу оптом. У меня, правда, ещё масса дел, – он укрыл её простыней, подключил кардиомонитор. Очень мягко поцеловал.
– Только честно, тебе, на самом деле не противно ко мне прикасаться? А целовать? Мне самой от себя противно.
– Я говорил уже, что безумно люблю одну маленькую зеленоглазую Мышку, которая усиленно напрашивается на ремешок? Подумай пока, чего бы ты хотела? Фрукты, напитки, музыку, бриллианты, живого панду, жареную картошку, шаурму? Исполню любое желание, – улыбнулся и вышел.
Дел за день накопилась целая гора. Нужно было пересмотреть контракты для подписания, договора на поставки и многое другое. Обычно Эрнст разбирался с такими вещами быстро, но сейчас сказывалась усталость, сконцентрироваться не получалось и потому, что мысли о делах радостно подпрыгивая разбегались от того, что Йоле наконец-то с ним, ну или почти с ним. Главным было именно это, а не бумаги, даже самые важные! Если подумать, то все эти дела были только ради неё, ради того, чтобы она обратила на него внимание, ради её улыбки. Кроме бесплатной помощи, это для смысла быть врачом и просто человеком, хотя и это тоже, если копнуть поглубже – ради неё. Вельден задумался не о насущных делах корпорации, а о том, чем мог порадовать или удивить Йоле. Нет, так категорически нельзя! Чтобы ничего не напутать вызвал своего заместителя Юрия Анатольевича, начальника юридического отдела и экономиста. Обрисовал ситуацию в общих чертах, вручил им дела и отправил работать, предупредив, что его не будет примерно неделю. Как ни странно, подчинённые не обрадовались предстоящему отсутствию начальства, постоянно требующего детальных отчётов и сующего свой нос везде.
Следующие два дня прошли относительно спокойно, в смысле без эксцессов. До выздоровления далеко, но прогресс налицо: анализы почти в норме, физиология восстановилась, тибетская мазь помогла с синяками, швами и ссадинами. И Йоле не предпринимала новых попыток бегства, но и ничего не хотела. Только усиленно демонстрировала неуёмное желание ходить самостоятельно, что очень радовало, но и настораживало одновременно. Ещё появился странный бзик, она за день раз по десять чистила зубы, и с каким-то остервенением умывалась и мыла руки. Так хотя бы на время появлялось ощущение освобождения от смрада подвала. Аппетита не было вообще, но она через силу съедала всё, что приносили. Королёвы заходили пока только на осмотры, дел много. Друзья были начальниками под руководством ещё более занятого и строгого начальника.
Йоле пока осмотрела только отделение реанимации, но сразу заметила, что персонала немного и все чётко знают, что и когда делать. А ведь клиника хирургического профиля и все двенадцать палат отделения, за исключением палаты напротив, заняты послеоперационными больными. Никакой суматохи, беготни и стерильная чистота. Но суровых санитарок со швабрами и тряпками не видела ни разу. Уборку делали две уборщицы посменно с помощью странных абсолютно бесшумных моющих пылесосов, пульверизаторов и влажных одноразовых салфеток с приятно пахнущим дезраствором. Все процедуры и манипуляции делаются строго по расписанию. Каждый медицинский инструмент находится в строго определённом месте, лекарственные препараты тоже. Инструменты, даже многоразовые в индивидуальных упаковках, разложены в специальных шкафах с постоянной дезинфекцией ультразвуком. На дисплеях аппаратов – ни единого отпечатка пальцев, хотя прикасаются к ним часто. А спецодежда, такая красивая и практичная! Как будто для каждого сотрудника шилось индивидуально. Очень интересно! Если так и в других отделениях, то Йоле, пожалуй, теперь согласилась бы на предложение работать здесь. Решив, что как только выздоровеет, то спросит. На том и успокоилась.
Она удивлялась изменениям в себе самой. Тот малюсенький, оставшийся живым кусочек души с любопытством и надеждой выглядывал из своего укрытия, всё больше и больше высовывая носик. Он начал расти и понемногу наполняться солнечным теплом от Эрика. Он ещё боялся выйти полностью, открыться, довериться. Но он снова хотел жить и не хотел прятаться!
В субботу, то есть завтра, Денис сказал, что можно выписывать. Вечером на Йоле накатили воспоминания.
Глава 9
Wer Liebe sucht, findet sie nicht, sie überfällt uns, wenn wir sie am wenigsten erwarten.
(George Sand)
Кто ищет любовь, не находит её. Она настигает нас, когда мы меньше всего её ждём.
(Жорж Санд)
Zwei Dinge sollen Kinder von ihren
Eltern bekommen: Wurzeln und Flügel.
(Johann Wolfgang von Goethe)
Есть две вещи, которые родители должны дать своим детям: корни и крылья.
(Иоганн Вольфганг фон Гёте)
Родилась Йоле в Москве восьмимесячной и очень слабой, шансы на то, что вообще выживет и не будет инвалидом, были минимальные. Первые полтора года жизни провела в больничных палатах, там же и ходить научилась и первые слова сказала. В ведомственной больнице были и хорошие специалисты, и препараты, о которых простые доктора даже не слышали, поэтому, наверное, и выжила. Её отец занимал командную должность в очень секретном боевом подразделении ГРУ. Дома его практически никогда не бывало. Мама была молодой, красивой и такая жизнь ей вскоре надоела. Однажды она просто ушла и не вернулась, забрав свои документы, чемоданы с одеждой и драгоценности. Оставила майору Суходольскому лишь полуторагодовалую дочь, отказ от её воспитания и копию заявления на развод. Горевал отец или нет, Йоле не помнила, ровно, как и лица мамы. Все свои фотографии она забрала с собой или уничтожила.
Суходольский отвёз крошечную дочку в свой родной город к своей матери и уехал в очередную командировку. Дочь он очень любил и приезжал при малейшей возможности, хоть на несколько часов. Пытался уговорить Иоланду Карловну переехать с Йоле в Москву, не получилось. Бабушка категорически отказалась, заявив, что ненавидит этот сумасшедший муравейник, хоть родилась и выросла там. Привозил подарки, ходил с ней гулять, а потом опять надолго пропадал. По документам её звали Елена, но отец и она сама терпеть не могли это имя, данное матерью, однако менять не захотела при получении паспорта. Девочка росла как две капли воды похожей на маму отца – бабушку Иоланду, Йоле. Такая же миниатюрная и белокожая, с копной золотых волос и изумрудными глазами. Иоландой бабушку назвал прадед, потомок викингов из Норвегии. До революции его отца, прапрадеда Лены, каким-то ветром занесло в Россию, да тут и остался, мечтая до самой кончины, вернуться на родину. Поэтому после смерти Иоланды осталась маленькая Йоле, Фиалка.
Папа, проведя три месяца с Йоле после ранения и смерти бабушки, забрал дочь обратно в Москву. Решив, что так будет лучше, женился во второй раз. Оксана была очаровательной хохотушкой с обаятельными ямочками на румяных щёчках. В присутствии папы. Когда он уезжал, то предпочитала падчерицу не замечать вообще, что Йоле гораздо больше устраивало, чем показная забота при отце. Оксана могла по несколько дней не появляться дома, но хоть ухажёров не водила, а гуляла на стороне. Естественно, Йоле отца не ставила в известность. Взрослые дела – это для взрослых, тем более папа был самым умным. Если ничего не спрашивал, то значит так нужно.
В десять лет Йоле могла и борщ сварить, и бельё выстирать, и продукты закупить. Она уже не обращала внимания на жалостливые взгляды учителей, бабушек-соседок, издёвки одноклассниц и прочую мелочь. Мышка уже привыкла быть самой мелкой по росту и возрасту, ведь в первый класс пошла в шесть лет. И подумаешь, что нет мамы! У полкласса нет отцов, а в представлении маленькой Йоле – это гораздо хуже. Девчонки отпускали шуточки по поводу её маленького роста, по поводу полного отсутствия вкуса в одежде, но списать просили постоянно. Мальчишки же почему-то воспринимали за «своего парня», а не за девчонку. И Йоле это устраивало. Главным для неё было, чтобы не доставали, а мальчишки часто и от девчонок защищали, и рюкзак донести помогали, с ними было проще. А потом дружно списывали домашние работы и контрольные. Когда Йоле исполнилось двенадцать лет, Яна Владиленовича привезли с тяжёлой контузией и осколочными ранениями, из командировки на Ближний Восток. Почти год он провёл в больнице и реабилитационном центре, но на прежнюю службу вернуться уже не смог. От преподавательской деятельности и штабной работы отказался, вышел на пенсию в сорок семь лет и чине полковника, став сразу же неинтересен молодой жене. В итоге костяк семьи Суходольских, освободив ведомственное жильё, перебрался в папин родной город, в старую уютную квартирку бабушки Иоланды.
Жили они скромно и дружно. Ян Владиленович устроился в местное управление ФСБ на консультативную должность, а Йоле росла, отлично училась и радовалась, что папа каждый вечер был дома. Им было очень хорошо вдвоём. По выходным они ездили в горы или в лес, по утрам бегали в парке. Ян Владиленович придумал устраивать недели языков народов мира. Вначале Йоле злилась, когда не могла сказать или понять, но потом вошла во вкус. Отец в совершенстве владел практически всеми диалектами английского, немецкого, французского, испанского, португальского, финского, польского, чешского, болгарского, японского, китайского и вьетнамского языков. Йоле языки давались легко, но с испанским и португальским она никак не могла сладить, путая их. Говорить на китайском ей папа запретил, сославшись на то, что у неё получаются хорошо только ругательства. С остальными проблем не возникло. А ещё они вместе начали изучать арабские языки, вернее изучала Йоле, а папа просто вспоминал.
Иногда к ним приезжали друзья, бывшие сослуживцы. И дядя Пьеро, который, вопреки дикой пиратской внешности, был очень добрым и смешил Йоле своими байками со специфическим присказками. Дядя Пьеро был ещё и крёстным. Однажды девочка спросила у него, почему Пьеро и где тогда его Мальвина? Он рассмеялся и ответил, что Пьеро – его позывной, а Мальвину ещё не отвоевал у злобного Арлекина. После его слов, Йоле возненавидела фильм «Золотой ключик», потому что там Пьеро какой-то пришибленный лузер, а Мальвина – дура, запавшая на хулигана и выпендрёжника Буратино с улыбкой «радость стоматолога».
Что интересно, Йоле пыталась вспомнить, какие у неё были игрушки и не могла. Помнила лишь пушистого медведя больше её ростом, подаренного на семилетие дядей Пьеро. Кукол не было никогда, вернее были, но в шкафу, пока не были раздарены соседским девчонкам. Она категорически не признавала игрушками маленьких человечков, потому что у них были либо грустные, либо глупые глаза и страшные несоразмерные тела. Пластиковые или резиновые уродцы. Ленке было неприятно даже брать их в руки. А вот с Мишкой они нашли общий язык ещё и потому что в нём находился её личный тайник. Там в маленькой коробочке хранилось тоненькое серебряное колечко с крошечным изумрудом, которое подарила бабушка Иоланда, когда ей исполнилось шесть лет и она пошла в первый класс. Это колечко не представляло особой ценности ни для кого, кроме Йоле и отца. Папа рассказал, что оно передаётся в их роду по женской линии больше двухсот лет. В этом маленьком ободке серебра хранилось тепло женских рук стольких поколений! Оно так и лежит в тайнике, по сей момент, а Йоле по наставлению бабушки должна передать его своей дочери или внучке. По семейным преданиям кольцо было оберегом женщин их рода. Только что-то не сберегло, или наоборот сберегло? Жаль, что оно сейчас не у неё, а в пустой квартире.
Зато Лена помнила все книги, которые есть у неё дома. Она перечитала многие по несколько раз. Отец приучил дочь читать иностранных авторов только на их родном языке, потому что как ни был бы хорош перевод, но это перевод. Терялось очарование языка, менялись обороты речи, и восприятие уже не было таким как у автора. Особенно это ощущалось при чтении поэзии. Она даже экспериментировала с «Фаустом». Сначала прочла в оригинале и была потрясена до глубины души. Насколько же Гёте изучил человеческую натуру, чтобы создать таких персонажей. Потом прочла в переводе на английский язык, русский и французский. А насколько красиво звучат рубаи Абу ибн Сина, поэзия Омара Хайяма на родных языках. Читаешь вслух и, словно это горный ручеёк журчит, или животворящая вода в арыках у корней цветущих яблонь, словно песнь жаворонка в бездонно голубом небе над цветущей весенней степью. Пришла к твёрдому мнению, что папа прав, как всегда!
Ещё Йоле очень любила мультфильмы. Даже став взрослой предпочитала их кинофильмам, но не всем, конечно. Очень любила старые диснеевские сказки: «Красавица и чудовище», «Золушка», «Белоснежка и семь гномов» и многие другие. Несколько раз пересматривала мультфильмы «Как приручить дракона», любила старые советские мультики – наивные и добрые. Она любила мультик про Золушку, но терпеть не могла сказку, особенно советскую экранизацию. Слишком слащавая, слишком пафосная и слишком глупая на её притязательный вкус. И вообще так не бывает даже в сказках! Короли не бывают такими идиотами. Принцы не женятся на прислуге, они женятся только на прекрасных принцессах.
Вот так незаметно и выросла на книгах, романтических и добрых мультфильмах, приключенческих и военных фильмах о настоящих мужчинах и верных им подругах.
С животными у неё с раннего детства сложились странные отношения. Ещё когда маленькой жила с бабушкой на даче, поняла, что слышит растения и понимает эмоции животных. Сорвать цветок стало сложно, ведь он живой и так радуется прилёту пчелы или бабочки, что поёт и танцует от этого! Как можно оборвать его жизнь и так мимолётную? Йоле чувствовала страх и боль соседской кошки, когда та, прыгнув с дерева, ушибла лапки. Животные, почему-то особенно кошки и лошади сразу признавали её за свою. С собаками сложнее. Они слишком преданные и слишком хотят угодить хозяину или просто приласкавшему их человеку. Преданные и зависимые. А Йоле это не нравилось, она ценила больше независимый нрав свободолюбивых кошек и гордых лошадей. Но дома у Суходольских не было даже рыбок. Квартира – это тюрьма для животных, клетка. А вот для дворовых собак, кошек и птиц еда находилась всегда. Без угощения для своих друзей, она не выходила из дома. Смешно смотреть из окошка как друзья ждали её появления. На асфальте у подъезда терпеливо и чинно сидели четыре дворовые собачки. Ярусом повыше, на крыше подвала и низкой ветке – пять кошек, а на деревьях повыше и карнизах окон голуби и сороки. Зато, когда раздавалось угощение, наступал бедлам. Птицы воровали у кошек и собак, собаки отбирали у кошек, а кошки отбирали у собак, попутно охотясь на птиц. Инстинкты, что тут поделаешь?
В выборе профессии не сомневалась ни минуты. Однажды Ян Владиленович спросил её, почему при редком понимании животных и такой любви к ним, она не захотела учиться на ветеринара? Йоле немного подумала и сильно шокировала поначалу своим ответом отца. Она хотела заниматься исключительно хирургией, и на то была веская причина. Лечить же животных или детей она никогда бы не смогла, потому что хирургия – это боль, пусть и во спасение. А причинить боль безответным существам она не могла. С взрослыми всё по-другому, проще, потому что безгрешных и безобидных взрослых не бывает. У взрослых не искрятся глаза! Они затуманены заботами, разбившимися надеждами, завистью, ложью.
В пятнадцать Йоле закончила экстерном десятый и одиннадцатый классы с золотой медалью и сразу же поступила в местную медицинскую академию. Учёба давалась легко, да и цель у неё была благородная – вылечить папу. Он никогда не жаловался, но дочь видела, что ему с каждым годом становилось хуже. У него было высокое давление и сильные боли в позвоночнике. Они уже перестали бегать в парке, а только прогуливались при хорошей погоде. Отец стал опираться на трость даже дома и скрипеть зубами при любом неловком или резком движении. Ложиться в госпиталь категорически отказывался, не хотел оставить дочку даже на несколько дней. Соглашался только на обследования и лечение в дневном стационаре госпиталя. Такое лечение приносило лишь временное облегчение. Йоле просто обязана была стать очень хорошим врачом, ради единственного родного человека на земле. Про маму она вспоминала очень редко, да и зачем? За тринадцать лет разлуки та ни разу не приехала, не позвонила. Но Йоле не сомневалось, что у неё всё хорошо, у таких людей не бывает иначе, если она жива. Как-то спросила отца, пытался ли он её найти и спросить, почему она так поступила с ними. Ведь не могла же мать, и любящая жена просто так взять и исчезнуть навсегда?! А может он скрывает, и мама погибла? Ян Владиленович ничего не ответил, только попросил не задавать больше вопросов, на которые она сама знает ответы. А она как раз и не знала! Но, слово отца – закон.
Время шло. Подруг в группе, да и на курсе Йоле так и не завела. Ей было совершенно неинтересно вести светские беседы о моде и слушать студенческие сплетни. Йоле было абсолютно по барабану, в чём кто пришёл, и кто с кем целуется, что и о ком написали в чатах и соцсетях. Девчонки, наверное, как и в школе, считали её мелкой занудой-выскочкой с задержкой социального развития, но также усердно списывали проверочные тесты и лабораторные работы. Поэтому она предпочла сдружиться с другими ботаниками в группе: Димой Колосовским и арабом Али, образовав ботанский анклав на троих. С единомышленниками интересно и есть о чём поговорить, препарируя очередной труп в анатомичке или тренируясь накладывать повязки на занятиях по десмургии. А с Али, сыном менеджера среднего звена из Арабских Эмиратов, могла дополнительно заниматься арабским разговорным языком, а ещё он неплохо разбирался в оружии.
Ян Владиленович с раннего детства, игнорируя протесты бабушки, учил дочь тонкостям обращения с оружием. Главным уроком оказалась мудрость воина, наверное, всех эпох существования человечества «Если не оказываешь уважения и почтения своему оружию, то оно никогда не станет поистине твоим». Йоле запомнила слова, но смысл поняла значительно позднее. Она испытывала примерно одинаковые чувства, беря в руки пистолет или нож, или садясь за руль автомобиля. Она чувствовала их в целом, ощущала себя частью и их своим продолжением. Чувствовала желания и возможности мотора, чувствовала себя пулей, летящей в цель. Кто-то может сказать, что это только эмоциональный настрой, самоубеждение. Но этот кто-то не почувствует, что двигатель его автомобиля буквально плачет или наоборот, поёт. Не сможет, не целясь или в полной темноте на шорох поразить цель. А отец улыбался на её слова и говорил, что у неё сердце настоящего бойца. Большей похвалы Мышке и не нужно было. Однажды Йоле спросила отца, о том, что он, наверное, был бы более счастлив, если бы она была мальчишкой. Папа рассмеялся, крепко обнял и сказал, что ни за что не променял бы её даже на десять сыновей. Сказал, что хотел только дочку и полностью счастлив, наблюдая за своей Фиалкой.
Дима и Али часто заходили к ней в гости, и папа очень радовался тому, что у его любимой дочки появились друзья. Парни жили в общежитии, и к их приходу отец старался приготовить что-нибудь вкусненькое, внося разнообразие в скудный студенческий рацион домашними деликатесами. А готовил он замечательно, часто давая уроки Йоле и раскрывая свои секреты. У него даже пельмени получались вкуснее с его секретными приёмами и добавками. Если в тесто добавить немного оливкового масла и домашнего молока, то оно получалось значительно нежнее и эластичнее. А в фарш нельзя добавлять яйцо, а только рубленый лук и ледяную воду, или мелко нарубленный лёд. И соусов к подаче должно быть как минимум три: сметана с рубленой зеленью и чесноком, оливковое масло с чесноком и сухими травами, яблочный домашний уксус со щепоткой сахара.
In der Liebe gibt es keine Albernheit.
(Erich Maria Remarque)
В любви не бывает глупостей.
(Эрих Мария Ремарк)
После летних каникул весь сентябрь студенты академии, кроме первого и старших курсов проводили в студотряде, на полях или консервном заводе. Папа говорил, что нашествие саранчи в компании с плодожоркой и то, наверное, менее губительно, чем толпы голодных студентов в яблоневых садах и на помидорных полях. А уж где делают кабачковую икру и повидло – вообще стихийное бедствие. Йоле тоже не понимала, зачем тратить время на какую-то фигню, если можно провести его с большей пользой в аудиториях и библиотеке. Но делать нечего, правила для всех одни, или почти для всех. Огорчало, что друзья не поехали: у Димы – поллиноз, а Али – иностранец, такие контингенты в колхоз не брали. Её как малолетку тоже хотели оставить помогать на какой-нибудь кафедре, но Ян Владиленович настоял на поездке, мотивируя тем, что навыки общения лучше формируются в экстремальных условиях. Но не пояснил, что может быть экстремального в студотряде.
