Текст книги "Рассказы о любви"

Автор книги: Елена Шерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Шерман Елена
Рассказы о любви

Елена Шерман

Рассказы о любви

* Сватовство

* Феромоны

* Одесситка

* Барышня и хулиган

* Жертва во имя любви

* Любовь

* Возвращение

* Время стоянки поезда – пятнадцать минут

* Встреча

СВАТОВСТВО

Ровно в восемь вечера в квартиру позвонили. Он ждал этого звонка: сосед, работавший в "Водоканалтресте", обещал прислать сотрудницу, чтоб снять показания водного счетчика. Поэтому, сорвавшись с кресла перед телевизором, он бегом бросился к двери и открыл ее, даже не спросив "Кто там?" и не посмотрев в глазок.

Уже когда он раскрывал отпертую железную дверь, у него мелькнул обрывок мысли, что он поступает несколько легкомысленно и за дверью может оказаться совсем не сотрудница "Водоканалтреста", но распахнув дверь, он тут же успокоился и даже удивился.

Перед ним стояла высокая женщина с красивой прической из коротких вьющихся волос в черном кожаном пальто, слишком уж хорошо выглядящая для скромной служащей.

– Вы Кукушкин Сергей Васильевич? – спокойным голосом спросила женщина. Лицо у нее было тоже спокойное и довольно красивое, насколько он успел рассмотреть.

– Да, это я, вы попали туда, – он гостеприимно посторонился и сделал приглашающий жест рукой.

Женщина вошла, он закрыл дверь.

– Пожалуйста, туалет у меня там, – Кукушкин указал на белую дверь в конце коридора. – Счетчики возле унитаза на трубе справа...

– Мне не нужны счетчики, – также хладнокровно сказала женщина, повесив пальто на вешалку и внимательно осмотрев себя в зеркале в прихожей. – Я Наталья Викторовна Виноградова.

С этими словами Наталья Виноградова круто повернулась к растерявшемуся Кукушкину, словно желая проверить, какое впечатление на него произведет ее имя.

– Это какая-то ошибка... – замялся он. – Я ждал женщину из "Водоканалтреста" счетчики проверить... А вас я не знаю. Вы что-то спутали.

– Нет, что вы, – очаровательно улыбнулась женщина. – Я никогда ничего не путаю. Это вы немного запутались в жизни. Но ничего, я вам помогу.

Пойдемте в гостиную, нам предстоит серьезный разговор, – с этими словами незнакомка Виноградова бодрым шагом направилась в ту комнату его двухкомнатной квартиры, которая и впрямь играла роль гостиной. Кукушкину ничего не оставалось, как пойти за ней. "Это какая-то аферистка, -мелькнуло у него в голове. – Я читал про таких мошенниц. Надо ее немедленно выставить".

– Вот что, женщина, – сказал он, войдя в гостиную, – Виноградова вы или Персикова, вам лучше уйти. А то я...

– Что? – без интереса спросила Наталья Викторовна, усаживаясь в кресло. – Да сядьте вы, не стойте как столб.

"Вот нахалка! С такой надо построже".

– Вон! – и тою же правой рукой, которой только что он делал приглашающий жест, Кукушкин сделал не менее красноречивый жест: "Выметайся!"

– Хамить не надо, – деловито сообщила женщина. – Хамство только все усугубит, а ваше положение и так достаточно скверное. Я тетка Кати Грушко.

Услышав это имя, Кукушкин напрягся, перестал размахивать руками и скрестил их на груди. Проще всего было бы сказать, что никакой Кати он знать не знает, но как-то не получилось.

Виноградовой его молчание явно понравилось.

– Ага, молчите... Знакомства с Катей, значит, не отрицаете. И правильно. Чего уж там отрицать, когда девчонка на четвертом месяце.

– Это вас не касается! – обрел дар речи Кукушкин.

– Что еще вы мне сообщите? Пожалуйста, я слушаю. Мне очень интересно.

– Вот то и сообщу: мои отношения с Катей – только наше дело, и посторонним нечего совать сюда свой нос. И попрошу вас удалиться. Мы с Катей как-нибудь сами разберемся...

– Вы уже разобрались: сказали дурочке "делай аборт и забудь меня".

– Послушайте...

– Нет, уж вы послушайте. Как эта ситуация выглядит в ваших глазах, я уже знаю. А теперь вы узнаете, как она выглядит в моих глазах.

Вам тридцать лет, вы были женаты и развелись, живете один, работаете в СП "Лотос". Тихо, тихо, я это говорю не для того, чтоб освежить в памяти вашу биографию, а для полноты картины. Итак, вы взрослый опытный мужик, случайно знакомитесь с семнадцатилетней невинной дурочкой. Что сделал бы порядочный... да ладно, хотя бы умный человек? Узнав о ее возрасте, невинности и происхождении из приличной семьи, немедленно б слинял, как бы сильно не нравились ему нимфетки. Потому что умный человек в первую очередь не хочет лишних проблем. А вы затаскиваете девчонку в постель. Да помолчите вы, я знаю, что она сама хотела. И если честно, за это вас особенно не виню. Но вот за то, что вы от презерватива отказывались – удавила б собственноручно.

Да, да, я все понимаю. Без резинки приятней, а тут твердая гарантия, что не заразишься – девочка свеженькая, чистенькая, и бесплатно! Но учтите, милый мой: период бесплатных пирожных в нашей стране закончен. За все нужно платить.

– Слушайте, а вы не на базаре работаете? У вас интонации торговки... -попытался съязвить он, хотя происходящее все меньше вызывало в нем иронию и все сильнее – тревогу.

– За невинных малолеток платят только двумя способами: или большими деньгами, или штампом в паспорте. Третьего не дано.

– Ну, если вы об этом, можно было обойтись без долгих монологов. Я на Кате не женюсь, и даже не желаю обсуждать эту тему.

– А вас никто не спрашивает про ваши желания. Вы уже нажелались. Катя не будет начинать свою женскую биографию с аборта. Помимо многих других причин, у нас в роду неблагополучно по-женски, и второй беременности у Кати может просто не быть.

– Это ее дело, – он пожал плечами. – И вообще, это отдает таким средневековьем...

– Нет, это еще не средневековье. Средневековье будет чуть погодя. Так вы отказываетесь от отцовства? Скажете, что это не ваш ребенок?

– Не знаю, мой или нет. Мне ребенок не нужен, и Кате тоже. Ей надо поступать в вуз, учиться...

– Ничего, учатся и с детьми. Подумаешь, год-два потеряет! Да и с малышом есть кому сидеть: и сестра работает посменно, и мама наша прекрасно себя чувствует...

– Сидите! Я вам не мешаю, – он пренебрежительно передернул плечами. Но меня не уговаривайте.

– Что? – Виноградова приподнялась на кресле, и впервые за полчаса на ее лице отразились сильные эмоции. – Уговаривать? Я вас? Да, – успокоившись, она снова откинулась на мягкую спинку кресла, – вы, верно, и впрямь умом не отличаетесь. Плюс неадекватное восприятие действительности. Муж из вас, конечно, не ахти, но ничего, мы не гордые. Спрашиваю вас со всей ответственностью: вы женитесь на моей племяннице?

– Нет, конечно. И со всей ответственностью прошу вас уйти. Мне это надоело.

– А как же мораль?

– Какая мораль?

– Как же универсальные законы человеческой этики?

– Слушайте, женщина...

– Меня зовут не женщина, а Наталья Викторовна.

– Меня не интересуют ваши личные данные. Моя жизнь – это только моя жизнь, ясно? И я никому не позволю в нее лезть, ясно? Вы мне указывать не будете, ясно? А теперь – шагом марш отсюда.

– У-у ты какой, – свила губы трубочкой Виноградова. – Голубок разбушевался. Ой, как страшно...

– Я не шучу, – все это время стоявший, прислонясь к дверному косяку Кукушкин сделал шаг к креслу с противной гостьей.

– И что мы сделаем? Лапки мне повыдергиваем?

– Нет, ножки оторвем! Пошла отсюда! – крикнул он, подходя к Виноградовой.

– Не горячись, мой гномик, – ласково улыбнулась женщина и достала с ловкостью фокусника из своей лаковой сумочки сложенный вчетверо листок бумаги. – Прочти, моя ягодка. Чтение просвещает юношество.

Он хотел было разорвать бумажку, но благоразумие пересилило.

На листке было написано заявление гр-ки Виноградовой Н.В., 1967 года рождения, русской, беспартийной, проживающей по адресу Зеленая, 7, кв.56 и т.д., на Кукушкина С.В., с обвинением его в нанесении телесных повреждений средней тяжести. Заявление было помечено завтрашним числом.

– Я, конечно, могу уйти, моя рыбка, но пойду я не домой, а к дежурному врачу в травмопункт. Пока я дойду, у меня глазик заплывет и тельце синяками покроется, так что справку мне выдадут без заминки. А оттуда я прямиком в ближайшее отделение милиции.

– Шантажистка!

– Развратник, трус и халявщик! Но это в настоящем. А в ближайшем будущем – зэк!

– Дура! – он разорвал-таки бумажку на клочки и растоптал ногами. Как жаль, что нельзя то же проделать с этой стервой! Какая глупость, что он впустил ее! Мерзкая баба. Но он не поддастся на ее шантаж. Ни в коем случае нельзя уступить даже в мелочах, а то она решит, что он ее боится. А он плевать на нее хотел, ничего она ему не сделает.

– Никто тебе не поверит! Мотива нет! Я тебя вижу первый раз в жизни, и кто вообще видел, что ты заходила в мою квартиру?

– Никто, мой козлик! – продолжала нежно улыбаться Виноградова.

– Ха! Хочешь взять на арапа! Думаешь, на дурака напала! Блефуешь и думаешь, что я испугаюсь! Чихал я на твои бумажки, на тебя и на твою дуру-племянницу! Вали отсюда!

Чем громче он орал, тем нежнее улыбалась Виноградова. Под конец она встала и с совершенно зефирной улыбкой положила на журнальный столик еще одну сложенную бумажку.

– Чао, мио кретино, как говорят итальянцы. Встретимся в суде.

Он развернул бумажку, ожидая увидеть второй экземпляр идиотского заявления. Это и впрямь было заявление, но другое.

Это было заявление об изнасиловании несовершеннолетней Грушко Е.И. им, Кукушкиным Сергеем Васильевичем.

Конечно, он сразу понял, что это очередной блеф и ложь. Но почерк и подпись были Кати, он знал этот круглый детский почерк – как-то она заявилась к нему домой без предупреждения (за что получила хорошую взбучку) и, не застав, оставила записку...

– Эй, погодите! – он догнал шантажистку уже в коридоре. Она стояла возле вешалки, но надевать пальто не торопилась – явно не хотела уходить. И это внушило ему оптимизм.

– Вам не стыдно?

– Мне?

– Да, вам! Это вы заставили Катю написать эту ложь?

– Я.

– И зачем? Чего вы этим добьетесь? Кто вам поверит?

– Все.

Он хотел сказать "Да вы врете, никакого заявления вы не понесете", но, взглянув ей в глаза, понял, что понесет, и сказал другое:

– Ну да! Полгода я ее насиловал, да? Изнасиловать можно раз, а Катя ходила ко мне регулярно...

– И кто это подтвердит? Наша версия такая: познакомились, пригласил домой, девочка сглупила, пришла, изнасиловал и приказал молчать, пригрозив разными ужасами. Девочка испугалась, поверила и молчала, пока живот расти на начал. Просто, убедительно и доступно даже детям среднего школьного возраста.

– Чепуха! Ничего не убедительно! Я Катю не насиловал, она добровольно со мной встречалась! Я найму адвоката и вас привлеку за лжесвидетельство!

– Да, согласна, это звучало б неубедительно, если б вы были любовниками, то есть ваши отношения походили б на нормальный роман. Но вас, Кукушкин, сгубило ваше жлобство. Вы относились к Кате, как к игрушке, как к вещи, вы полгода, пардон, ее толкли и даже на "Макдональдс" не расщедрились! В каком кафе вас видели вместе? Ни в каком. Кто из ваших друзей знал о Кате? Никто. О родителях и говорить не приходится. Конечно, вы страшились минимальной ответственности, это было так удобно: никто не видел, не знает, и пусть она потом докажет! Но на всякого мудреца довольно простоты. Вы не сумеете доказать, что виделись с Катей после изнасилования. И тут вам крышка.

Впервые за время этого странного разговора Кукушкин ощутил страх. Мерзкая баба была права. Он может и не суметь опровергнуть это гнусное обвинение. И что тогда?

– Да кто будет этим заниматься? – пытался защищаться он, борясь с подступающим к сердцу холодом.

– Здрасьте! Какому следователю помешает премия за быстро раскрытое дело? А тут ведь следствие не затянется, это уже видно. Опять же план выполнят...

– Слушайте, вы, – заорал он, не на шутку перепугавшись. – Вы можете стряпать какие угодно гнусные дела, но я так не сдамся. У меня есть деньги, я найму адвокатов, я свидетелей найду...

– Милый мой зятек, и у меня есть деньги! – ласково усмехнулась Виноградова и развела руками. – Деньги здесь не при чем. Ты самый главный факт опровергнуть не сможешь: генетическая экспертиза стопроцентно покажет, что ребенок – твой!

– Пусть мой, но вы не докажете, что я взял ее силой! Не докажете! Нет свидетелей! Только ее слово против моего! А я все объясню, что она просто хочет женить меня на себе. И не идут с заявлением об изнасиловании через несколько месяцев, тут вы просчитались!

– Может, у нас на руках не все козыри, но тебе вообще бить нечем. Кукушкин, ты сядешь, даю тебе слово. Знаешь, сколько таких дел бывает ежегодно? И все они заканчиваются одним – зоной. Ты получишь от семи до двенадцати лет – за несовершеннолетнюю. Ст.152 УК Украины, часть третья.

Ему стало тошно, но он ничего не нашел ответить, кроме жалкой реплики:

– Ты уже и статью узнала?

– Но еще до суда ты в общей камере станешь петухом. Ты даже не представляешь, какие унижения и страдания тебя ждут!

– А ты? Ты представляешь? Кто ты будешь после этого?

– Сваха, мой голубчик.

– Сваха?! – он засмеялся нервно, громко, на грани истерики. – Сука, а не сваха. Как так можно, неужели вам не противно – заставлять мужчину жениться под угрозой суда и тюрьмы!

Виноградова вдруг приблизилась вплотную к нему (они все стояли в коридоре) и заговорила тихо и очень серьезно:

– Я Катю застала с упаковкой демидрола в руке, дурочка травиться хотела. И тогда я заставила ее написать эту бумагу и пообещала тебя вернуть. Потому что поняла, что речь идет о жизни и смерти. А мне моя племянница дорога.

"Катя! – мелькнуло в его мозгу. – Надо поговорить с ней. Да, это единственный выход. Обмануть эту мегеру и уговорить дурочку не делать глупостей... Спокойно, Сергей, спокойно. Главное – овладеть голосом и говорить убедительно. Другого пути нет, убить эту ведьму ты ж все равно не сможешь".

– Наталья Викторовна, – как мог спокойно начал он. – Да, я признаю, я поступил не совсем этично. Не буду оправдываться, речь сейчас не об этом. Но и вы выбрали не тот путь. Вам следовало не угрожать – это, простите, вообще женщине не идет, а...

– Плакать и унижаться? Нет, плакать будешь ты, обняв парашу.

"Убил бы! Но не сумею...Гадина!"

– Наталья Викторовна, давайте без оскорблений. Я вас не оскорблял. Я согласен подумать, мне надо разобраться в своих чувствах...

– Поздно, поздно пить боржоми. Ребенок скоро шевелиться начнет.

– Но такие вещи с бухты-барахты не делаются!

– Да пошел ты! Думаешь, – и в красивых светлых глазах Н.В. загорелись дьявольские огоньки, – я не знаю твоих планов? Заморочу голову, отговорю нести заявление, там увижусь с Катькой и навешаю дуре лапшу на уши, зарисуюсь с ней, может, даже сфотографируюсь в обнимку – исправлю допущенную ошибку! – а там прости-прощай!

"Ведьма!"

– Конечно, я должен увидеться с Катей. А то как же?

– В загсе, милый, все в загсе. Завтра ровно в девять утра ты будешь или в загсе заявление подавать, или следователю рассказывать, как ты ее насиловал.

Кукушкин стиснул кулаки и ринулся в новую атаку. Отчаяние придало ему сил, и он заговорил сперва почти грозно:

– А ты не боишься прижимать человека к стенке? Я ведь тоже могу пойти на крайние меры!

– Что, наймешь киллера, чтоб убил твоего не родившегося ребенка вместе с матерью? Так, что ли? То-то Катьке эта фраза понравится, а то она все сомневалась, что ты подонок.

– Если я подонок, то зачем я вам? Зачем Кате такой муж?

– Любит она тебя, дурочка. А как по мне, вы все одним миром мазаны, какая разница, ты или другой.

– Гениальная логика! Одна любит так, что готова упрятать за решетку, вторая убеждена, что мужики сволочи! Конечно, из личного опыта.

– Нет, у меня все мужики шелковые. Но ты не отвлекайся, мы ж твою судьбу обсуждаем, а не мою. Возьмем самый благоприятный для тебя вариант: доказать твою вину не удается, тебя освобождают в зале суда. Но выходишь ты уже а) сломанным неврастеником; б) безработным; в) нищим: г) потерявшим всех друзей и, возможно, родителей. А позор! А скандал! И ради чего все это? Оно тебе надо? Ладно б ребенок был не твой или Катька была б шалава, а то ведь лучшей жены тебе не найти. Молоденькая, глупенькая, что хочешь, то из нее под себя и вылепишь. Чего ломаешься? Хочешь показать свою мужскую независимость? Считай, что уже показал.

Кукушкину тем временем пришел в голову новый аргумент.

– А какой Катя выйдет из зала суда? С репутацией изнасилованной – раз, с испорченными нервами – два, с ребенком на руках – три... Об этом вы ее предупредили? Что даже если меня посадят, ей легче не станет? Общество у нас патриархальное...

– Да, Кате придется нелегко, – твердо сказала Виноградова. – Но вам еще хуже. А Катя уедет на год в Хмельницкий к родне, постепенно все забудется, сотрется, через пару лет никто и не вспомнит, что с ней случилось. Мир велик, и перед ней вся жизнь впереди. А вот ваша жизнь закончится в любом случае.

– Да зачем я вам нужен? Грех прикрыть? Какой из меня муж и отец?

– А мы научим, как быть мужем и отцом. И причем здесь грех?

– Зачем вам этот брак?

– Перестаньте задавать риторические вопросы, вы глупы, но не до такой же степени.

– А если я соглашусь признать ребенка своим?

– Вы историю учили?

– Какую еще историю?

– Древнего мира. Перед битвой под Гавгамелами Дарий послал Александру первое предложение о мире. Тот ответил: "В мире не может быть двух солнц: покорись или бейся". Тот струсил и прислал предложение полцарства. И Александр ответил: "Ты предлагаешь мне то, что тебе уже не принадлежит!" Понял? Ты нам не кинешь подачку отцовства: отцом тебя все равно запишут и алименты ты будешь платить в любом случае.

– Ха! И из зоны? Нет, вы действительно странная женщина... – он помотал головой, вдруг зашатался – напала внезапная слабость – и почти упал, плюхнулся на тумбочку для обуви.

– Короче, мальчик, я устала. Загс № 9, ул. Леси Украинки, завтра ровно в девять у входа, не опаздывать. Одна минута – и ты опоздал навсегда. Понял? Спокойной ночи и приятных сновидений.

С этими словами она надела пальто, прошла мимо него в гостиную, забрала заявление Кати и обрывки своего (он сидел и ошалело смотрел перед собой), бодрым шагом направилась к двери, мгновенно открыла замок и тихо, вежливо закрыла дверь. Но, поскольку дверь была железная, беззвучно не получилось, и этот лязг заставил его вздрогнуть: ему померещилось, что за ним захлопнулась дверь СИЗО. И тут же перед глазами встало лицо Кати во время последнего их свидания: жалкое, растерянное, с болью в глазах... Господи, что же теперь делать?????????????????????????????????????

... В перерыве между второй речью тамады и криками "Горько!" он наклонился к Виноградовой, сидевшей по правую руку от молодых, и тихонько сказал:

– Я ведь так и не знаю, милая родственница, где вы работаете. А очень интересно бы узнать, откуда...

– Как, разве Катя не говорила вам? – перебила его Наталья Викторовна, вскинув тонкие изогнутые брови. – Я преподаю в университете деонтологию.

– А что она изучает, любимая родственница?

– Моральные ценности, милый зять.

ФЕРОМОНЫ

С любовью всегда одни проблемы. Как говорится, куда не кинь – всюду клин. Все сложно. Вот, например, только захочешь пригласить девчонку на свидание – и тут же перед тобой встает масса сложнейших вопросов. Чтобы пригласить на свидание устно, надо поговорить с ней с глазу на глаз, а где поговорить? В школу она идет с Наташкой и Иркой, на уроках и переменах кругом полно народу, после школы она с Наташкой едет на тренировки – словом, никак не подступишься. Да и страшно, если честно. Вдруг покраснеешь, или дыхание перехватит, и будешь выглядеть дураком. Телефона у нее нет, значит, этот вариант отпадает. Решаешься наконец написать записку, и тут мучаешься два дня: как обратиться? "Маша? Машка? Вьюша? Дорогая Маша?" Тьфу, все не так. А с чего начать? "Ты мне нравишься? Ты классная девчонка? Ты просто супер?" Как изложить просьбу о свидании? И как пишется само слово "свидание" – "сведание" или "свидание"? Ничего не понятно, блуждаешь, как ежик в тумане. И теперь, когда записка наконец перекочевала в рюкзак Вьюши, легче не стало. А если она не придет?

– А если она не придет? – второй час грузил своего лучшего друга Саню Арбузова несчастный влюбленный.

– Это еще не самое страшное, – авторитетным тоном ответил толстый Арбузов. Впрочем, он все говорил авторитетным тоном. – Ты вот подумай, Хохолков, что ты делать будешь, когда она твою записку всем девчонкам покажет. Вот смеху будет! Ты написал в записке, что просишь ее никому не показывать?

– Нет...

– Ну так держись.

– Да зачем ей показывать записку?

– Как зачем? Для прикола.

Хохолков грустно поник русой головой. Да, нынешний мир к влюбленным еще беспощаднее, чем во времена Ромео и Джульетты. Каждый рад развлечься за твой счет. Одна надежда – что Вьюша не такая, как о ней думает Арбузов, а такая, какой ее видит он.

– Но и это не самое страшное, – помотал круглой головой Арбузов.

Хохолков удивленно поднял голову. Ему казалось, что ничего хуже, чем разглашение самой заветной тайны всему классу, и придумать нельзя.

– Самое страшное, если ты на свидании опозоришься, – вздохнул Арбузов. – – А это может быть.

– Как... Чего это я опозорюсь?

– Заикаться начнешь. С тобой ведь такое бывает, правда? Чепуху начнешь нести. Я уж не говорю об интиме. Ты вообще целоваться умеешь?

– Не твое собачье дело, – огрызнулся Хохолков, но агрессивность его была порождена, конечно же, только нахлынувшей откуда-то волной страха. Прав проклятый обжора, прав, как всегда. И заикается он в минуты волнения, и в разговоре ненаходчив. И уж непременно, как всегда, в самый важный момент он что-то сделает не так.

– Помнишь, как ты 8 марта опозорился перед всей школой? – подливал меж тем масла в огонь Арбузов. – Забыл на сцене стихотворение, которое учил три недели!

– Я не забыл, я растерялся!

– Какая разница, важен результат.

– Ты у нас великий артист!

– А я и не претендую. Я и никого не приглашаю. А вот, Хохолков, точно опозоришься.

– Слушай, ты, критик! Ты вообще мой друг или нет? Если друг, то чего пробуждаешь во мне этот... как его? комплекс неполноценности?! Нет чтоб сказать что-то ободряющее! – Хохолков с негодованием толкнул Арбузова в жирный бок, встал со скамейки, на которой они оба сидели, и пошел прочь, переполненный самыми мрачными чувствами.

– Э... – засуетился Арбузов, – Серега, погоди! Я как раз хотел сказать... Да погоди ты!

Хохолков остановился и с горькой насмешкой посмотрел на задыхающегося от быстрой ходьбы Арбузова.

– Ну, что ты еще скажешь?

– Я читал большую статью, как раз про твою проблему.

– У меня нет проблемы!

– Ну хорошо, не про твою проблему, а про похожую. Понимаешь, главное для мужчины – это уверенность.

– Тоже мне открытие!

– Дай мне договорить. А когда мужчина уверен в себе? Когда он привлекателен для женщин. Вот ты заметил, одни мужчины привлекают к себе женщин, а другие нет?

– Ты, например, – отомстил Хохолков.

– Или ты. Так было в течение веков, и только недавно наука открыла, в чем причина. Вот угадай, в чем? Что в мужчине нравится женщинам?

– Не знаю. Сила? Ум? Деньги?

– Нет!

– Красота? Талант? Слава?

– Нет!!

– Ну, не знаю.

– Наука открыла, что вся сила – в феромонах!

– В чем? В фе-ро...

– В феромонах! Это такие флюиды, которые вырабатывает организм, и которые привлекают к женщинам мужчин, а к мужчинам – женщин. Если человек вырабатывает много феромонов, он испускает особый запах, и на него женщины пачками вешаются...

– А если не вырабатывают, он так и умирает старым холостяком?

– Раньше умирал. Но теперь есть спасение. Теперь наука умеет искусственно изготовлять феромоны.

– Не понял.

– Туго же до тебя доходит. Берешь специальный дезодорант, так? Пшикаешься им, так? И тут же начинаешь излучать магическую сексуальную притягательность.

– Врешь!

– Я тебе этот журнал покажу!

– И где можно купить такой дезодорант?

– А там под статьей телефоны есть.

Хохолков впал в глубокую задумчивость. Арбузов замолчал и не беспокоил друга, понимая, какие важные мыслительные процессы сейчас в нем происходят.

– Покажи журнал, – сказал наконец взволнованный влюбленный.

– Пошли ко мне, покажу.

Статья о чудодейственной силе феромонов произвела на Хохолкова не менее глубокое впечатление, чем на его друга, и последние остатки сопротивления были продиктованы скорей упрямством, чем здравым смыслом.

– Ты думаешь, это мне поможет? Я не знаю... Что-то сомнительно.

– Это твой последний шанс. Давай звони.

Один из указанных в конце статьи телефонов был занят, по другому трубку сняли сразу.

– Алло? Фирма "Магик"? Скажите, сколько стоит дезодорант "Магик-эффект-3"? 25 условных единиц? Спасибо... – Хохолков повесил трубку и повернул покрасневшее лицо к Арбузову. – Ни фига себе... 25 баксов!

– А ты что хотел? Ты ж пойми, это уникальная формула! Раз надушился – и чувствуешь себя королем Вселенной! За доллар себя суперменом ощущать не будешь.

– Нет. Ничего не получится.

– Почему?

– Нет у меня столько.

– А сколько есть?

– На баксов 10 наберется.

– Вот, и у меня есть 10. Остальное попроси у матери.

– Здрасьте! Я и так у нее просить буду, надо ж мне при себе деньги иметь. Я ее возможности знаю, больше она не даст.

– Тогда я у своих попрошу.

– Я даже не знаю, когда смогу тебе вернуть.

– А ты не возвращай. Будем им пользоваться по очереди.

Хохолков искренне удивился:

– А тебе зачем? У тебя и девчонки нет!

– Как купим дезодорант, сразу появится, вот увидишь!

Волшебный дезодорант имел самый обыкновенный вид – металлический серебристо-синий цилиндрик с распылителем. Запах, правда, был не совсем обычный – как бы травяной, а может, и не травяной, и произвел на приятелей большое впечатление. Минут пять они сосредоточенно обнюхивали дезодорант, как собаки мозговую кость, после чего Арбузов изрек неопровержимое резюме:

– Да, в нем что-то есть!

– Дай сюда, – выхватил дезодорант Хохолков. – На свидание мне идти. Нечего воздух обрызгивать.

– Что, подействовало уже? То-то я смотрю, у тебя глаза загорелись, как фары.

На это Хохолков ничего не ответил, но самочувствие его и впрямь улучшилось, а уверенность в себе возросла до таких высот, что он впервые смог подумать о предстоящем свидании без неприятного холодка в желудка и легкого дрожания конечностей.

Свидание было назначено на четыре часа дня в воскресенье перед входом в новый ЦУМ. Тщетно всю субботу Хохолков гипнотизировал Машу Вьюгину взглядом – по лицу Вьюши ничего нельзя было прочитать. Но, поскольку никто над Хохолковым не смеялся, она никому не сказала о записке.

"Это уже хороший знак, – думал Хохолков в воскресенье утром, впервые за четырнадцать лет жизни внимательно рассматривая себя в зеркале. – Если не раззвонила про записку, может, и на свидание придет", – и он подмигнул стоявшему на полочке возле зеркала дезодоранту.

Сознавая всю важность предстоящего события, Хохолков предпринял просто титанические усилия по подготовке к судьбоносной встрече. За полдня он вымыл голову, почистил зубы и ботинки, погладил рубашку и даже обстриг ногти на руках. И когда настал, наконец, момент выхода, зеркало в прихожей вопреки обыкновению отразило довольно приличного молодого... скажем так, юного человека. И хотя сам Хохолков переживал по поводу некстати выскочившего прыща на левом виске, если что его и портило, то чрезмерно серьезное выражение лица.

"Так, все готово. Деньги в правом кармане, носовой платок в левом. Теперь – самое главное". Хохолков отчего-то зажмурился и нажал на распылитель дезодоранта. Тотчас его обдала волна странного, волнующего запаха, а следом за ним накатила какая-то удивительная легкость, необычное воспарение духа, так что Хохолкову даже показалось, что из квартиры вышел совершенно новый человек.

Этому человеку приходили в голову совершенно неожиданные мысли. Например, увидев на углу торговку осенними цветами, он подошел к ней и купил аж пять огромных хризантем. Прежде такая чепуха ни за что ни пришла бы ему в голову. И странно, когда он увидел, мгновенно выделив из толпы, тонкую фигурку Вьюши, он остался почти спокоен – так только, сердце сильно забилось.

– Это тебе, – сказал он, протягивая цветы, едва Маша приблизилась к нему. Ему доставило большое удовольствие видеть, как привычное насмешливое выражение на ее лице внезапно сменилось растерянностью, которая, в свою очередь, сменилась приятным удивлением.

– Да ты у нас джентльмен, Хохолков! Кто б мог подумать! – засмеялась наконец Маша, но смех ее прозвучал – или так показалось ему? – несколько натянуто.

– А ты просто обо мне не думала, Вьюгина. И потому совсем меня не знаешь.

Она перестала смеяться, взглянула на него.

– Чего ты меня позвал, Хохолков?

– А ты как думаешь? Нравишься, значит.

Прежде, когда Хохолков представлял себе эту сцену, она неизбежно заканчивалась тем, что Вьюша пренебрежительно фыркала "А ты мне не нравишься" и уходила. Он столько раз представлял это в уме, что не удивился бы, произойди такое в реальности. Но она никуда не ушла и даже не засмеялась. "Вот они, феромоны!" – подумал Хохолков и возликовал. Легко и непринужденно он предложил девчонке пойти в кафе, и – о чудо! – она согласилась. В кафе он чрезвычайно эффектно заказал два кофе с пирожными, очень удачно рассказывал анекдоты и вообще, как и предсказывал Арбузов, вел себя как покоритель Вселенной, чувствуя ежеминутно мощную поддержку феромонов, под влиянием которых Маша почти не подкалывала его, смеялась дружелюбно и вообще смотрела совершенно иными глазами. Расставаясь, они договорились о новом свидании.

– Ура! Победа! – Хохолков так налетел на открывшего ему дверь приятеля, что едва не сбил его с ног.

– Что? Действует?! – заорал в свою очередь Арбузов.

– Действует! Потрясающе! Супер! Я глазам своим не поверил!

– А кто тебе посоветовал?

– Слушай, это фантастика. Она была как загипнотизированная! Феромоны это чудо! – изливал свои бурные эмоции Хохолков, брызгая слюной и размахивая руками.

– Будешь теперь верить в научный прогресс?

– Буду. И еще один дезодорант куплю.

Еще один дезодорант он, конечно, не купил – не на что, да нужды не было. Роман с Машей Вьюгиной развивался не хуже, чем у прославленных влюбленных из Вероны, несмотря на полное отсутствие так стимулирующих юное чувство препятствий вроде смертельной вражды двух родов. Только одно облачко слегка омрачало безоблачное небо Хохолкова: чем дальше, тем сильнее ему казалось, что в сокрытии подлинной причины его внезапного успеха кроется что-то не совсем порядочное. Он и сам не мог сказать, откуда взялось это чувство. В использовании дезодоранта с феромонами не было, разумеется, ничего неприличного, да он и не пользовался им последний месяц. Но ему упорно хотелось рассказать об этом Маше, и, несмотря на высмеивания Арбузова, считавшего его желание нелепой блажью, под Новый год он почти решился, вот только не знал, как начать.