Текст книги "Джиахон Фионаф"

Автор книги: Елена Верейская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Елена Николаевна Верейская
Джиахон Фионаф

Между дачей, где жил Дима, и хозяйским домиком был сад, и от дачи к домику шла прямая дорожка. На полпути она пересекала лужайку, а посреди лужайки стояла калитка. Так смешно: никакого забора, а прямо поперёк дорожки – калитка. Дорожка раздваивалась, обегала калитку двумя тропочками с обеих сторон и шла дальше, а под самой калиткой росла густая трава. В стороне от калитки стояла скамейка и перед нею стол.

Дима выбежал на лужайку и у стола увидел своего младшего братишку Вовку и хозяйскую дочку Марусю. Маруся растирала кукле Дуньке живот, а Вовка лил в куклин рот лекарство. Это они играли в папу-маму.

– А почему у вашей Дуньки один глаз больше, чем другой? – спросил Дима, подходя. Ему было скучно на даче, и от скуки он приставал к малышам.

Маруся загородила Дуньку спиной.

– Не знаю. Отстань!

– А почему вдруг калитка? – спросил Дима. – Глупо: забора нет – и вдруг калитка.

– Не знаю. Говорю тебе – убирайся!

– „Не знаю“, – передразнил Дима. – Что ни спроси, всё „не знаю“ да „не знаю“!

Маруся заложила руки за спину, выставила ногу вперёд, задрала подбородок кверху и противным голосом сказала:

– Ах ты, знайка какой! А ты знаешь?

– Про что знаю? – не понял Дима.

– Да почему калитка?

– Конечно, знаю, – сказал Дима.

– Ну почему? Ну скажи!

– Не скажу. Не хочу. – Дима повернулся уходить.

– Ага! – закричала Маруся. – А вот и не знаешь! А вот и наврал! Сказать-то не можешь, вот и уходишь! Ага!

– Да, да, знаю, а вот не хочу сказать! А ты не ори! – крикнул Дима.

– Не знаешь! Не знаешь! Не знаешь! – хохотала Маруся. – Хвастун ты, ничего ты не знаешь! Правда, Вовка, он ничего не знает?

Вовка подскакивал, сидя на скамейке, и тоже хохотал:

– Не знает! Ничего не знает! Хвастун!

Надо было сейчас же, сразу, придумать что-то очень интересное про калитку! Сразу, скорей! И ничего не придумывалось…

Дима сел на скамью, сунул руки в карманы и спокойно сказал:

– Дурачьё. Ну, чего хохочете? Ну, хотите, скажу. Только это большой секрет.

Маруся сразу перестала смеяться.

– Ой, скажи! – прошептала она. – Мы никому не скажем!

– Мы никому не скажем! – повторил Вовка.

Как на зло, – ничего не придумывалось!

Дима сказал:

– Я боюсь вам говорить. Вы маленькие, разболтаете.

– Ни за что! – затопала ногами Маруся. – Ни за что, никому!

– Ни за что, никому! – повторил Вовка.

И вдруг – придумалось! Дима подсел ближе и зашептал:

– Калитка – это потому, что тут живёт волшебник… Джиахон Фионаф…

– Ой! – вскрикнула Маруся.

– Ты чего?

– Очень страшное имя… – пробормотала Маруся.

– А он сам ещё страшнее! – Дима захлебнулся. – Он такой страшный, такой страшный! Большой, как вон та ёлка, глаза как сковородки, и на голове перья…

Маруся и Вовка сели близко-близко к Диме и притихли. А у Димы вихрем закружились мысли в голове, и всё стало само придумываться, прерываться…

– По-вашему, это – лужайка? А на самом деле это всё – замок Джиахона Фионафа. Только днём замка не видно, ни ограды, ни стен, а видна только калитка. А в девять часов вечера сам Джиахон Фионаф стоит у калитки и всех ловит, кто проходит…

– И ест? – спросил Вовка шёпотом.

– А это как ему вздумается. Кого съест, а кого и отпустит. А руки у него чёрные, и, на каждом пальце по штыку, как у винтовки.

– А ты… не врёшь? – еле слышно спросила Маруся.

– Ну вот! Зачем мне врать! Я сам его видал…

– Ну-у?! – Маруся прижалась к Диме.

– Конечно, сам видал! – захлёбывался Дима.

– Когда?!

– А вот помнишь, – я к вам прибегал вечером, мама присылала. Бегу назад, – а уж девять часов было, – а он стоит. У самой калитки. Поймать меня хотел, да я увернулся. А он мне кричит: „Если ещё раз попадёшься, поймаю и съем! И если болтать будешь, тоже съем“. Ну, вот, я и молчал.

– Мы никому не скажем! – уверила Маруся.

– Мы никому не скажем! – повторил Вовка.

– Конечно! – шептал Дима. – Ведь если вы скажете, вы меня погубите. И себя тоже. Видите, вон ворона сидит. Вы думаете, – это ворона? Это слуга Джиахома Фионафа. Она вот всё слушает, что говорят, а потом Джиахону Фионафу рассказывает…

Маруся ахнула.

– А она не слышала, что тынам сказал?

Дима покачал головой.

– Нет, она же далеко, а мы говорили шёпотом. А потом днём Джиахон Фионаф ничего не может. Только с девяти часов.

– А где же его замок? – спросила Маруся.

– Вот тут, везде. – Дима широко развёл руками.

Маруся и Вовка со страхом посмотрели на лужайку. Лужайка была: такая весёлая, ярко-зелёная, через неё бежала жёлтая дорожка, а по дорожке мелькали между тенями деревьев солнечные зайчики. А среди лужайки торчала из земли серая, угрюмая калитка – дверь в невидимый замок Джиахона Фионафа.

* * *

С этого дня Диме больше не было скучно на даче. И Вовка, и Маруся слушались его. Он хотел играть в казаки-разбойники, – играли в казаки-разбойники. Он хотел играть в пограничников, – играли в пограничников. А когда Маруся заикалась про игру в папу-маму или в куклы, Дима таращил глаза и шептал:

– Джиахон Фионаф не выносит, чтобы маленькие играли в больших… А ты видела, сколько сегодня ворон в саду?

И Маруся превращалась в разбойника.

Один раз, правда, она робко спросила:

– А как же? Ведь разбойники тоже большие? И в них, значит, нельзя?

Дима очень рассердился.

– Это же совсем другое дело! Это же не папа-мама!

И Маруся успокоилась.

Когда Диме надоедало играть, он уходил в сад и придумывал новое о Джиахоне Фионафе. Теперь он искал Джиахона Фионафа везде. Сидел на своём любимом бугре над прудом и старался разглядеть подводных слуг Джиахона Фионафа. Лежал в траве на спине и сквозь ветки деревьев смотрел, как по синему небу бежали белые облака, и в этих облаках искал страшное лицо Джиахона Фионафа. А потом рассказывал малышам, как из облака в пруд что-то упало, и из пруда высунулась огромная-огромная, – во-от такая! – рыба и поклонилась облаку… Наверное, на облаке ехал сам Джиахон Фионаф!

Маруся и Вовка жались к Диме и слушали, разинув рты. А обе мамы очень удивлялись, – раньше, бывало, никак не загонишь ребятишек вечером из сада, а теперь малыши сами следили, чтобы к девяти уже непременно быть дома.

Но не всё, о чем думалось Диме, рассказывал он Марусе с Вовкой. Они же ещё малыши, разве они поймут, как Диме хотелось бы быть сильным-сильным и смелым-смелым, и вот сразиться бы со страшным Джиахоном Фионафом, и победить его, и заставить служить себе… Дима освободил бы всех пленников, заточённых в невидимом замке злого волшебника, и заставил бы его сделать этот замок видимым, и заставил бы его снести противную старую калитку, а на её месте высились бы красивые высокие ворота, и Дима поселился бы сам с мамой, папой и Вовкой в этом замке и поселил бы в нём всех, кого обидел и обездолил жадный Джиахон Фионаф, и роздал бы Дима им все несметные сокровища из замка… А потом… потом Дима узнал бы от побеждённого великана секрет, как становиться невидимым, и вот тогда… ого! Сколько чудесных дел натворил бы тогда герой Дима!..

И придумывалось, и придумывалось без конца новое и новое, одно увлекательнее другого, – но этого Дима никому не рассказывал.

* * *

Однажды Дима пробирался в самой чаще сада, – и вдруг остановился. Ему показалось, точно где-то пыхтит автомобиль: „Туф-туф-туф-туф…“

Дима прислушался. Странно, откуда тут быть автомобилю? Пыхтенье вдруг смолкло. Но, как только Дима двинулся дальше, – снова: „Туф-туф-туф-туф…“

Дима снова остановился. Теперь он хорошо слышал, что кто-то шевелится очень близко, у самых его ног. Он наклонился, раздвинул траву и увидел круглый, колючий комочек – ёжика. Ёжик вздрагивал всем телом и, совсем как автомобиль, громко пыхтел: „Туф-туф-туф-туф…“

– Ишь ты, какой сердитый! – рассмеялся Дима, присел на корточки и дотронулся до ёжика пальцем. Ёжик вздрогнул и стал вдруг ещё круглее и ещё колючее.

„Позову Маруську с Вовкой!“

Маруся и Вовка сидели у стола на лужайке; Маруся что-то рисовала на клочке бумаги, а Вовка, весь вытянувшись, не спускал глаз с её карандаша. Дима остановился за их спинами и, задыхаясь, сказал:

– Ежа нашёл! Скорей, а то убежит! Маруська, возьми корзину, палкой его туда закатим и домой возьмём!

Маруся бросила карандаш и вскочила на ноги, но вдруг остановилась.

– А если… если это ёж Джиахона Фионафа? – спросила она шёпотом.

– Вот глупости! Ёж как ёж самый обыкновенный. Ну, скорей!

Маруся не двинулась с места. Вовка посмотрел на неё и сказал:

– А если это ёж Джиахона Фионафа?

– Да нет же! – крикнул Дима.

– А вдруг?.. – прошептала Маруся.

– А вдруг?.. – повторил Вовка.

– Трусы вы! – рассердился Дима. – А я так вот…

– Карр!.. Карр!..

Дети оглянулись. На калитке сидела ворона. Огромная, с чёрными крыльями и большим клювом. Сидела и смотрела на детей.

Маруся закрыла лицо руками и ткнулась носом в стол. Вовка вцепился в Диму.

– Ты… чего? – спросил шёпотом Дима не то Вовку, не то ворону.

– Карр!.. – крикнула опять ворона.

Вовка заревел. Ворона тяжело взмахнула крыльями, медленно поднялась, пролетела над головами детей и скрылась за деревьями.

Вовка ревел. Маруся так и застыла, уткнувшись в свой рисунок. А Дима очень громко – только голос у него немножко дрожал – сказал:

– Мы не будем трогать ежа.

Маруся вдруг подняла голову, схватила Диму за плечи, приблизила к нему лицо и страшным шёпотом сказала:

– Видишь!

На Вовкин рёв из дачи уже бежала мама. Дима только успел шепнуть Вовке:

– Не рассказывай! Скажи, ушибся!

* * *

В тот же день вечером, – Вовка уже засыпал в своей кроватке, а Дима ещё сидел за столом и читал, – мама сказала:

– Ах, Димочка, я и забыла, что у нас чёрного хлеба нет к ужину. А с поздним поездом может папа приехать. Сбегай-ка к хозяевам, попроси до завтра немного хлеба.

Дима вышел на крыльцо. Вечер был шумный, ветреный. Весь сад качался и шумел на разные голоса. По небу быстро-быстро мчались оборванные облака, и половина луны то пряталась в них, то вдруг выскакивала на небо и тоже как будто бежала. А по всему саду бегали чёрные тени деревьев и обрывки лунных пятен. Всё бежало, побежал и Дима, и ему казалось, что в нём, отдельно от него, бежит его сердце.

А в комнате у хозяев было очень светло и совсем не страшно. Хозяин сидел за столом и ел щи, хозяйка что-то варила на примусе, а Маруся в углу раздевала куклу. Примус громко шумел, и за его шумом не было слышно, как шумит сад. Дима перевёл дух и попросил хлеба.

– Хорошо, – сказала хозяйка, – я как раз сегодня свежий испекла. Только подожди минутку, видишь, я занята. Посиди пока.

Дима был рад, что не сразу снова идти. Он подошёл к Марусе. Но Маруся смотрела на него испуганными глазами.

– Ты что? – спросил он.

Маруся ничего не сказала, только ущипнула Диму за руку и глазами показала на стенные часы. Дима посмотрел на часы, и сердце у него чуть-чуть ёкнуло. Было без пяти девять.

У Маруси задрожали губы. Она бросила куклу и подошла к матери.

– Мама, я отрежу Диме хлеба. Можно?

– Нет, нет, – сказала мать. – Ты не знаешь, от которого. Ещё чёрствого дашь. Я сейчас.

– Мамочка, Дима… спешит…

Хозяйка обернулась к Диме.

– Дима, можешь подождать минутку?

– Мо… могу… – прохрипел Дима, не отводя глаз от часовой стрелки. А стрелка всё двигалась, всё двигалась, всё ближе, ближе к девяти.

Маруся под шум примуса шепнула Диме на ухо:

– Глупый! Зачем сказал, что можешь? А вдруг не поспеешь!

– Поспею! Ничего!.. Ты не бойся! – храбрился Дима. А сам глаз не мог оторвать от стрелки.

„Пшш-шш…“ – потухал примус. Хозяйка поставила кастрюлю на стол. В полуоткрытое окно сразу ворвался шум деревьев. Хозяйка долго выбирала, от какого каравая отрезать. Дима и Маруся впились глазами в часы…

Без полминуты девять. Дима выскочил в сени, забыв поблагодарить. За ним выскочила Маруся.

– Беги! Изо всех сил беги! Поспеешь! – Толкнула в спину. Дверь из сеней на крыльцо хлопнула за Димой. У Маруси в сердце что-то крутилось, точно волчок.

– Маруся! Иди же кашу есть!

Маруся села за стол, взяла ложку.

„Бам!“ – первый удар часов. Маруся вздрогнула. Нет, Дима, конечно, уже пробежал мимо калитки… Три, четыре, пять… Конечно, успел!.. Шесть, семь, восемь… А вдруг?.. Девять!

И вместе с девятым ударом – из сада:

– А-а-а! А-а-а!

– А-а-а! А-а-а! – завопила Маруся. Схватилась руками за уши, головой упала на стол…

– Что?! Что?! Маруся, что с тобой?

Отец схватил Марусю на руки. Маруся кричала:

– Спаси! Спаси Диму! Это его… а-а-а! а-а!.. это его… Джиахон Фионаф! А-а-а!

– Что?! Кто? Какой Финаф?

– Съест!.. а-а-а!.. съест!.. спаси!..

* * *

Когда дверь за Димой захлопнулась, он остановился. Ещё быстрее бежало всё: и тучи, и луна, и тени, и светлые пятна. Сад шумел. Испуганные деревья метались из стороны в сторону. Дима не разобрал: что это, ветер шевелит у него на голове волосы или они сами шевелятся? Он рассердился на себя, топнул ногой и вполголоса сказал сам себе:

– Какие глупости! Ну, и что же, что девять часов? Ведь я же сам выдумал Джиахона… – Он не договорил „Фионафа“, так стало страшно. „Вот что, – подумал он, – зажмурю глаза и побегу во весь дух! Дорожка прямая. И ничего не увижу!“

Он крепко прижал мягкий, душистый хлеб к тому самому месту, где скакало сердце, крепко-накрепко зажмурился, весь наклонился вперёд и понёсся. Ветер подгонял его сзади, босые ноги звонко шлёпали по хорошо натоптанной дорожке, хлеб вкусно пахнул, и это как-то успокаивало. Дима разогнался и летел вовсю. И вдруг… Что-то со страшной силой ударило его в лоб, в нос, в глазах вспыхнули огни, и он со всего маху отлетел назад, в холодную и влажную траву.

– А-а-а-а-а! – закричал он от ужаса, от боли, открыл глаза, сел. Тучка сбежала с луны, и Дима сквозь слёзы, так и хлеставшие из глаз, увидел перед собой ярко освещённую калитку.

„Налетел… дурак!“ – выругал он себя, вскочил на ноги, подхватил далеко отброшенный хлеб и уже с открытыми глазами помчался дальше.

И только дома, когда мама всплеснула руками и вскрикнула: „Дима! Что с тобой?!“ – Дима громко, в голос, заревел и ткнулся окровавленным носом в мамино платье.

* * *

Утром Вовка и Маруся выбежали с разных сторон на лужайку.

Калитки не было. Трава была срыта, дорожка шла прямо, а две тропиночки обегали кусочек свежеутрамбованной земли.

– Где же калитка? – остановился Вовка.

– Калитку папа убрал. Давно собирался, забор ещё прошлый год сняли, а калитка очень глубоко вкопана была. И калитки нету, и никакого Джиахона Фионафа нету! Это всё Димка выдумал, чтобы нас пугать, а мама сказала, что Димку надо выпороть, не ври! – одним духом выпалила Маруся.

Вовка стоял, разинув рот, и ничего не мог понять.

Через несколько минут из-за кустов вышел Дима и увидел: на том месте, где вчера была калитка, прыгали, взявшись за руки, Маруся с Вовкой и громко пели:

 
– Нету Джиахона!
– Нету Фионафа!
– Нету Джиахона!
– Нету Фионафа!
 

Увидали Диму, остановились. Маруся показала на него пальцем и захохотала:

– Нос-то! Нос-то! Фуфлыга синяя, а не нос!

Дима собрался с духом и громко сказал:

– Ну, давайте в казаки-разбойники.

Маруся подняла обе руки, показала Диме длинный нос и, не сводя с него глаз, крикнула:

– Вовка! Я принесу Дуньку, давай в папу-маму!

– В папу-маму! – обрадовался Вовка.

Дима быстро повернулся на пятках и пошёл в сад. Он чувствовал, что сейчас заревёт. Оттого ли, что очень болел нос, оттого ли, что хохотала Маруся, или оттого, что не было калитки?.. Он сам не знал.

Маруся крикнула ему вслед:

– А тебя надо выпороть, не ври!

Дима, глотая слёзы, пошёл на бугорок над прудом. Там можно было прятаться, кругом кусты. По небу бежали белые облака, отражались в пруду. Но только в облаках уже не было страшной рожи Джиахона Фионафа, а из пруда уже не глядели его верные слуги… И некого было спасать из таинственного невидимого замка…

А на лужайке не было больше старой замшелой калитки. И везде казалось пусто-пусто и скучно-скучно…

„Что ж… пойду домой, почитаю“…

На дорожке Дима сразу натолкнулся на маму.

– Дима! Что с тобой? Ты плакал?

– Мама, ты не сердись… А только мне так жалко… так жалко!.. моего… моего Джиахона Фионафа!..