Текст книги "Поросло травой (СИ)"

Автор книги: Елена Новикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Новикова Елена
Поросло травой

«Не спится, не спится, не спиться бы мне...» – в голову участкового Ивана Павловича Христолюбского лезли непонятно откуда всплывшие слова. Он стоял на веранде своего дома и курил, выпуская дым в ночное небо. Над деревней высыпали звёзды, а огромная лимонная Луна заливала всё неестественным светом. Можно было бы подумать, что именно этот свет не давал уснуть Ивану Павловичу, но терзало его иное. Причиной бессонницы стал Колька-краевед. Николай Егорович Кулагин, – учитель истории и заведующий краеведческого музея. Уже несколько месяцев он изводил местных жителей сбором подписей против сноса старого клуба.

– Это историческое здание! Его нельзя сносить! – разглагольствовался на всех углах Николай Егорович.

Клуб был построен в начале 80ых годов прошлого века и представлял собой небольшое здание, угловатое и неказистое. Вместо него было решено отстроить торгово-развлекательный центр.

– Ну чё ты кипятишься? – увещевали Кольку местные, – Нам ещё повезло, что трассу протянули мимо нас. Райцентр расширяется, работа есть. Снесут и снесут. Наши же мужики и пошабашат.

– Ну, ты же власть! Повлияй! – требовал Кулагин.

– Я не та власть, которая влиять должна, – отмахивался Христолюбскитй. – Снесут и снесут.

Отмахнуться от Кулагина было легко, а от воспоминаний никак не получалось. Вот поэтому Иван Павлович выбрался из тёплого супружеского ложа, оставив любимую свою Марь Сергевну сладко посапывать. В памяти участкового отчётливо вставало другое лето. Лето, с которого прошло больше тридцати лет. Тогда было жарко по-особенному, трава, конечно, была зеленее, а небо выше и ярче. Всё было по-другому. Ивана Павлович тогда редко звали по отчеству – всё-таки свой, хоть и милиционер. Молодой лейтенант к описываемым событиям отслужил участковым едва три полных года.

В то лето возводили клуб. Старый, деревянный, снесли и растащили на дрова, а новый прибыл возводить стройотряд. Жизнь в деревне закипела – столько появилось молодых, задорных, новых лиц. У Ивана Павловича прибавилось работы. Драки местных с приезжими вошли в традицию. И откуда только силы брали? После полноценного трудового дня, все собирались на танцплощадке, а там... Эх!

В самом стройотряде тоже было не всё гладко. То у кого-то часы сопрут, то мелочишку, а то и радиоприёмник. Студенты грешили на деревенских шалопаев. Деревенские вставали в позу – нам чужого не надо, нам своего девать некуда. А Иван Петрович вынужден был каждого выслушать и предпринять шаги к поиску. Радиоприёмник он тогда, кстати, нашёл – в соседний дом его просто уволокли свои же да там и забыли.

Было и ещё одно неладное дело с этим стройотрядом – пропал студент. Серёжка Толмачёв. Непростой товарищ, первый зачинщик споров. Хватились его утром, когда бригадир раздавал наряды на день. Сначала не придали значения, подумали, загулял или проспал. Случалось с Толмачёвым такие оплошности. Но и к обеду парень не появился, и к вечеру тоже. Бригадир – Толик Зарубин – забеспокоился.

– Иван Павлович, – обратился он к участковому, который был от силы на пару лет его старше. – Как бы чего не вышло.

– Вернётся, ваш гулёна, – успокаивал участковый бригадира.

Не вернулся Серёжа Толмачёв и на следующее утро. Вот тогда Иван Павлович взялся за дело уже серьёзно. Сначала проверили спальное место пропавшего. Вещи оказались на месте, постель нетронута. Соседи по комнате в один голос утверждали, что не видели Толмачёва с позавчерашнего вечера. И даже парни, с которыми у Толмачёва были вроде бы дружеские отношения, понятия не имели, куда он мог запропаститься.

Оседлав служебную "Яву", Христолюбский методично объехал всю деревню, всё ещё лелея надежду, что Толмачёв связался с кем-то из местных мужичков и сейчас благополучно попивает в одном из сараев.

Нигде Толмачёв не появлялся. Просто исчез человек. Пропал бесследно. Испарился, как лужа под солнышком.

К вечеру Христолюбский связался с райцентром и доложил об исчезновении Толмачёва. Там пообещали поискать парня. Мог ведь он устроить себе каникулы и уехать с какой-нибудь попуткой в ближайший город? Мог! Это было бы как раз в его характере.

Толмачёв не объявился и на четвёртые сутки. Иван Павлович успел проверить все колодцы, куда бы мог провалиться несчастный студент. Вдоль и поперёк прошёл лес, начинающийся за деревней, – благо не тайга. Была ещё речка. Но пропавший Толмачёв воды не любил, так как не умел плавать. И Христолюбский очень надеялся, что парень не решился учиться этому делу в одиночку. На всякий случай, участковый кинул клич и местные рыбаки позакидывали сети, пошуровали в воде баграми. Без толку!

Дома Толмачёв тоже не появлялся. Через шесть дней после его пропажи в деревню приехали его родители, следственная группа из райцентра. Поиски закружили Ивана Павловича. Но студент Серёжа Толмачёв так и не нашёлся. То лето кончилось, стройотрядовцы торжественно сдали клуб деревенской администрации и уехали. А Иван Павлович очень долго не мог перестать думать о пропавшем студенте. И вот теперь этот Кулагин своими разговорами о клубе снова разбередил старое.

– Дядь Вань! Дядь Вань! – в полураскрытое окно участкового пункта затарабанили так, что задребезжало стекло.

Иван Павлович даже вздрогнул. В окно его кабинета всунулась вихрастая голова племянника Костика. Мальчишка был так возбуждён, что чуть не уронил горшок с геранью.

– Дядь Вань! Там!

– Что? Говори толком.

– Там клуб своротили. А там, под полом, в подвале... Короче!.. Скелет! Мумия! Шас за тобой прибегут!

Не успел Костик договорить, как показались бегущие люди. Христолюбский, на ходу надевая форменную фуражку, выбежал из участка. Сердце его колотилось. Костик – мальчик с богатой фантазией, но такого бы не выдумал даже ради хохмы.

– Палыч! Там Конец Света! – завопила с полдороги баба Дуня, без которой, конечно, снос клуба никак не мог пройти. – Страсти-то такие!

– Иван Павлович, как же так-то? – за бабой Дуней едва поспевал высокий, словно каланча, бригадир строителей Седов Валентин. – Нужно же что-то делать! У нас ведь смета. Всё по плану, а тут...

– Надо звонить кому надо! – веско высказался кто-то из подошедших мужиков.

– Палыч, ты, это, угомони их. Может это корова.

– Какая корова? Я что коровы дохлой никогда не видел?

– Ну тогда баран!

– Сам, ты, Фёдырыч, баран!

– Тишина! – бас Христолюбского прогремел над собравшейся у участка толпой взбудораженных граждан. – Валентин, по порядку рассказывай.

– Мы сносим клуб, по смете, всё утверждено и подписано. Правила техники безопасности не нарушаем. Здание забором обнесено. А они лезут, между прочим, – Седов укоризненно кивнул на деревенских.

– А нам, може, любопытно, как вы народное добро порушаете, – съязвила баба Дуня.

– Всё утверждено в райцентре! Туда все претензии!

– Евдокия Семёновна, вы мне тут дисциплину не нарушайте, – строго сказал Христолюбский и повернулся к бригадиру. – Дальше, без таких подробностей.

– Основу здания, как вы знаете, мы снесли вчера. Сегодня с утра погрузили и вывезли весь строительный мусор. У меня грузовики туда-сюда солярки сожгли больше нормы, между прочим. А у нас смета!

– Короче!

– Сегодня дошли до подвала и фундамента. По смете новой застройки, старый фундамент нужно расширить...

– ... и углУбить, – буркнула баба Дуня, вызвав смешки в толпе.

– И когда был убран кусок цементной стены в дальнем западном углу, мы обнаружили труп, – закончил Седов, выжидательно глядя на участкового. – Надо специалистов каких-то вызывать, наверное. Я не знаю, как у вас это положено.

– Разберёмся.

Христолюбский зашагал по улице к клубу, к тому, что от него осталось. Остальные потянулись за ним. Костик то и дело заезжал вперёд на своём велосипеде и возвращался обратно. Под ложечкой Ивана Павловича поселилось неприятное чувство. Будто он сошёл с ума и наглотался горячих гвоздей. Христолюбский старался ни о чём не думать, но мысленно возвращался к той старой истории о пропавшем студенте Серёже Толмачёве. Всё сходилось: исчез парень как раз, когда ставили опалубку фундамента. Никому и в голову не могло прийти, что где-то под этим бетоном лежит тело.

– А ведь тот угол-то раньше других треснул. Вот оно как! Это убитый-то так про себя напоминал. Эх, грешные мы! Там ведь и танцы были. На костях, слышь, выплясывали, – гудела рядом баба Дуня, до пенсии работавшая в клубе вахтёром.

Строительная площадка, огороженная сеткой, уже превратилась в место сбора половины деревни. Участковый следом за Седовым прошёл внутрь, затворив за собой калитку. Рабочие благоразумно держались в сторонке, у техники.

– Сюда, – позвал Седов, спускаясь по грубым ступеням в бывший клубный подвал.

Дальняя стена была разрушена наполовину, обнажая слежавшийся грунт. И там, среди комьев потревоженной земли, Иван Павлович увидел труп. Вернее фрагмент тела – костяк рёбер, нижнюю челюсть и рассыпавшиеся фаланги пальцев.

– Серёжа... – выдохнул Иван Павлович, снимая фуражку.

– Что? – не понял Седов.

– Людей, говорю, уводи. Работы на сегодня у вас кончились.

– Так у нас смета... – заканючил бригадир, но перехватив взгляд участкового, быстро пошёл на попятный: – Окей, Иван Павлович. Мы на сегодня закончили.

– Михал Иваныч? Это Христолюбский из Окалинки. У нас тут убийство, – Иван Павлович уже говорил с начальство из райцентра. Телефон в его руке немного скользил от нервного пота. – Докладываю...

– Почему вы решили, что это Толмачёв? – молодой капитан из райцентра, Степан Агеев, кивнул в котлован, где трудились эксперты.

– Больше некому, – Иван Павлович в общих чертах рассказал коллеге о пропавшем студенте и поисковых мероприятиях.

Между тем из земли мало-помалу, с особой осторожностью извлекали скелетированное тело. Светлые длинные волосы облепляли череп подобно шлему. В лоскутах можно было с трудом опознать клетчатую ситцевую рубашку. Лучше всего сохранились джинсы и кожаные кроссовки.

– Стёпа, – позвал эксперт.

– Да, Сан Саныч, – Агеев и Христолюбский подошли ближе, склоняясь к яме.

– Время смерти я тебе точно не назову, но тело пробыло в земле около тридцати лет. Это навскидку.

– С четвёртого-пятого июня восемьдесят пятого, – сказал Иван Павлович. – Это точно студент. Я помню, во что он был одет.

– Хм, отправная точка есть, – кивнул эксперт. – Причина смерти – травма затылочной части черепа.

– А это не могло произойти посмертно? – спросил Агеев.

– Определённо нет, – мотнул головой Сан Саныч. – Волосы прикрывали пролом, земли там нет. Если бы тело повредили при строительстве, то наверняка занесли бы грунт внутрь. Но я, естественно, проведу ряд дополнительных экспертиз. И ещё, где-то тут у меня было...

Сан Саныч присел к своему чемоданчику, выуживая оттуда пластиковый пакетик. Он подал его полицейским:

– Вот это было, если так можно сказать в нашем случае, зажато в кулаке трупа. Лоскут пострадал при разложении тканей, но, думаю, я смогу что-нибудь с ним сделать.

Агеев посмотрел на мятую земляного цвета тряпочку и передал её Христолюбскому. Иван Павлович поднял пакет, рассматривая содержимое против солнца. Ему ничего не говорил этот обрывок ткани.

– Так мы поехали? – Сан Саныч уже успел снять свой защитный комбинезон, надетый прямо на цивильную одежду.

– Да, давайте. Результаты?

– Как только, так сразу. Ты же меня знаешь.

– С чего начнём? – спросил Иван Павлович, когда "труповозка" уехала.

– А давайте чаю? И вы мне ещё раз со всеми подробностями про восемьдесят пятый расскажете. Про июнь.

Офицеры пошли сквозь поредевшую толпу зевак, уставших ждать новых событий.

– А как мы? Нам-то что теперь делать? – Седов буквально схватил их обоих за руки. – У меня смета! У меня план летит ко всем чертям.

– Работайте, – разрешил капитан Агеев. – С завтрашнего дня можете начинать. Показания ваших рабочих есть, место мы сфотографировали. Ну, а если что-то ещё найдёте, – сразу к Ивану Павловичу.

Где-то на другом конце Окалинки брехали собаки. Иван Павлович затушил сигарету в пепельнице и опёрся на перила веранды. Ночь шелестела листьями. Участковому снова не спалось. Вчера они допоздна засиделись с капитаном Агеевым. Работы предстояло много, причём работы не самой простой. Для начала следовало отыскать родственников Толмачёва и всё-таки провести сравнительную экспертизу. Оба прекрасно понимали, что это чистая формальность, ведь никто больше в тот период не исчезал.

– Родителям Толмачёва тогда было лет под пятьдесят, вряд ли они живы. Но была сестра, заканчивала восьмой или седьмой класс, – вспоминал Иван Павлович.

– Наверняка вышла замуж и сменила фамилию, – предположил Агеев. – Нужно будет отправить запрос.

"Должно быть это странно – быть старше собственного старшего брата", – подумалось Христолюбскому. Может быть, Толмачёвы до сих пор считали Сергея живым, но отчего-то подавшемся в бега и не сообщавшем о себе ни слова. И вот теперь им придётся поставить точку в этой неопределённости.

Но лирика лирикой, а убийство следовало раскрыть. И после стольких лет сделать это будет очень сложно – свидетели, если таковые были, давно и думать перестали о событиях тридцатилетней давности. Многое стёрлось из их памяти насовсем, многое представляется иначе, чем было на самом деле. К тому же нужно ещё отыскать этих возможных свидетелей.

– А вот тут будет посложнее, – согласился капитан. – В ВУЗ мы, конечно, напишем. Но сомневаюсь, что они располагают хоть какими-то данными.

– В деле адреса есть, но, сам понимаешь, тоже ещё советские, – покивал Христолюбский.

Христолюбский опасался, что городской оперативник тут же возьмёт всё в свои руки и не даст ему ни малейшего шанса поставить в давнем деле последнюю точку. Однако Агеев не только не отказался от помощи, но и живо интересовался воспоминаниями Ивана Павловича о том лете.

– Ну вот, завтра можно и запросы отправить.

– А чего до завтра тянуть? Вон тебе компьютер – пиши, – Христолюбский на правах хозяина убрал с рабочего стола кружки от кофе.

– А интернет?

– Вот вы, городские, пижоны! На Луне сеть ловит, а вы всё деревню за прошлый век держите, – усмехнулся в усы Иван Павлович.

Капитан примирительно поднял руки. Ещё полчаса ушло на отправку запросов.

– Хм, – Агеев посмотрел на наручные часы. – Когда от вас последний автобус-то?

– В восемь ушёл, – ответил Христолюбский. – Пошли, у меня переночуешь.

Марья Сергеевна накормила ужином и устроила гостя в комнате старшего сына – дети Христолюбских давно выросли и разъехались. Агеев уснул сразу, уютно засопев. Жена перемыла посуду и отправилась к себе. А Иван Павлович смолил одну сигарету за другой – к нему вновь вернулось то неприятное чувство, что грызло его тридцать лет назад. Вот только теперь, участковый знал это наверняка, он сможет довести дело до конца и спокойно уйти на пенсию.

– О, Иван Павлович! Ну, наконец-то! Я уж измаялся вас ждать. С самого ранья здесь, – Кулагин торопливо протянул руку участковому.

– Николай, тебе заняться нечем? – отвечая на приветствие, спросил Христолюбский.

– А чем? Это ведь такое событие! Да для нашей Окалинки – история! Я не могу ничего пропустить.

– Знакомься Степан, Николай Егорович Кулагин, учитель истории нашей школы. По совместительству краевед.

– Очень приятно! – Кулагин протянул руку и капитану. – А вы из райцентра? Капитан Агеев.

– Ты, Коля, чего хочешь-то? – Иван Павлович отпер дверь участка.

– Подробностей! – Кулагин потряс вынутым из кармана фотоаппаратом. – Для истории. Ну и так, интересно.

– Про тайну следствия слышал, небось? Потом, в газетах, всё прочитаешь.

– Несерьёзно это, Иван Палыч. Мы ж столько лет знакомы, а ты... Ну хоть что-нибудь скажи, – канючил Кулагин. – Это ж ведь тот студент, да?

– Иди, Коля, не мешай работать, – Христолюбский решительно оттёр историка от двери, пропуская Агеева внутрь.

– Про студента-то он как узнал? – спросил Степан, включая компьютер, с молчаливого согласия хозяина кабинета.

– Это ж деревня, – пожал плечами Христолюбский. – Один что-то услышал, второй допридумал, третий разнёс слух. Вот увидишь, скоро уже и версии станут подкидывать.

Между тем в электронной почте поджидало письмо из ректората ВУЗа, который так и не закончил Сергей Толмачёв.

– Вот это повезло! – присвистнул Агеев. – Знаете, кто у них там сейчас ректор? Анатолий Иванович Зарубин! Приглашает приехать.

– Бригадир? Я так и думал, что он далеко пойдёт.

За тридцать с лишним лет Толик Зарубин превратился в статного, чуть полноватого мужчину с большими залысинами и очками в тонкой позолоченной оправе. Узнать в нём бригадира стройотряда можно было с большой натяжкой.

– Вот и нашёлся Серёга, – горестно вздохнул Анатолий Иванович.

– Вы не помните, после исчезновения Толмачёва кто-то из ваших ребят не изменил настроения? Может быть, замкнулся? Или наоборот, хорохорился? – капитан Агеев приготовился записывать.

– Тридцать лет прошло, разве такое вспомнишь? – Зарубин почесал подбородок. – Мы все тогда переживали, искали его.

– Да, неделю почти стройка не шла, – подтвердил Христолюбский. – Кстати, Анатолий, про фундамент что скажешь? Его после того заливали?

– Нет, в то утро как раз. Я ребят, помню, поставил на работу, а сам к вам. Они к обеду и закончили. Кто ж мог знать-то, что там...

Зарубин замолчал на полуслове. Его не торопили – память вещь непредсказуемая, вдруг что-то ещё вспомнит.

– А ведь после того, как Толмачёв пропал, у нас красть перестали, – выдал ректор.

Иван Павлович и сам тут же припомнил, что после пропажи студента никто больше не приходил с жалобами. Как отрезало.

– Ну не могли же его за червонец убить? – Зарубин переводил взгляд с одного полицейского на другого.

– А кроме краж, были у вас ещё конфликты в бригаде? – Агеев черкнул что-то в блокноте.

– Вроде нет, не помню. У меня тогда забот было выше крыши. Вам бы с ребятами поговорить.

– Обязательно, – кивнул Агеев.

– Нам бы адреса. С кем-то общаетесь?

– Лёха, Алексей Струганов, стал бизнесменом, с финнами у него предприятие совместное. Наш спонсор. С ним плотно общаемся. С остальными так, от случая к случаю. Двое наших умерли. А вот Петьку Фомина не видел с восемьдесят шестого. Его как выперли из ВУЗа, так и потерялся. Кто-то говорит, что спился.

– Ну и что вы думаете? – капитан Агеев с удовольствием отпил холодного лимонада, пузырьки тут же "ударили" в нос.

– Девушек можно сразу исключать.

– Это почему же?

– Сам посуди: чтобы проломить череп, нужна сила, потом тело нужно ещё закопать и восстановить опалубку фундамента. Какая бы сильная ни была женщина, одной ей это не под силу, учитывая комплекцию Толмачёва.

– А если вдвоём? Скажем, мешал он им, парней отпугивал или ещё что.

– Вдвоём, конечно, сподручнее, – согласился Иван Павлович.

Офицеры сидели в открытом кафе недалеко от ВУЗа. День перевалил за середину. Солнце, хоть и клонилось к закату, а всё ещё нещадно палило, плавя асфальт. На столике лежал от руки написанный список стройотрядовцев. Всего двадцать человек, включая Толмачёва и двоих умерших. Разброс адресов был огромным: – трое уехали в Германию, как только это стало возможным, один – в Израиль, остальных разбросало по стране. Человек пять только остались в пределах района.

– Надо Сан Санычу позвонить, наверное, экспертиза готова. Может быть, сократим список.

Эксперт ответил после пятого гудка:

– Стёпа, ты ж у меня не один. По твоему делу могу сказать определённо – труп старый. Благодаря близости к цементу, частично мумифицирован. Очевидная причина смерти – открытая черепно-мозговая травма. Удар был нанесён сверху вниз.

– Рост убийцы?

– Тут я не помощник, – вздохнул Сан Саныч. – Нет данных о том, в каком положении находился убитый в момент смерти. Если стоял, то рост преступника 175-180, если сидел или лежал, то может быть по-всякому.

– Ну а сила удара? Могла это сделать женщина?

– От чего же не могла? Запросто.

– А перетащить тело и спрятать? – Агеев с хитринкой посмотрел на Христолюбского, слышавшего каждое слово.

– Стёпа, ты вынуждаешь меня к фантазированию. Откуда мне-то знать? Если убийство совершено на дне котлована, если была готова яма, если было достаточно времени и хоть капля умения, то с сокрытием тела справился бы подросток. Сам понимаешь, нет места убийства – нет точки отсчёта для анализа.

– Понятно, – вздохнул Агеев. – Ну а тряпка? Удалось восстановить изначальные цвета?

– Слишком ты шустрый, товарищ капитан. Пока могу сказать, что это ситец. Не беспокойся, когда получу данные, сразу скину тебе.

– Н-да, не сократим мы список, – удручённо покачал головой капитан, убирая мобильный в карман.

– Можно пойти другим путём, – Христолюбский помахал официантке, чтобы принесла счёт.

– Почему вы решили, что убийца Толмачёва должен быть в нашей базе? – недоумевал Агеев.

Ближе к вечеру они вернулись в Окалинку и засели в участке.

– Чему вас сейчас учат? – насмешливо спросил Христолюбский. – Давай представим, что ты совершил убийство, и тебе за это ничего не было. Совсем. Что бы делал?

– Затихарился и всю жизнь оглядывался, наверное.

– Ага, в монастырь ушёл. Это первый вариант. Но, как мне подсказывает опыт и практика, если один раз сошло с рук, то появляется уверенность, что и во второй и в третий всё пройдёт так же.

– Хотите сказать, что наш убийца – профессиональный киллер? Да ладно!

– Хорошо, может быть, не киллер. Но статья за ним точно есть.

– Какая статья? – в окно сунулась голова Кулагина. – Про кого?

– Тьфу, чёрт! Напугал! – Иван Павлович замахнулся на незваного гостя. – Чего тебе?

– Да ничего, просто мимо иду, смотрю, у вас тут свет горит. Подумал, что дело раскрыли. Решил узнать подробности. Я ведь уже и стенгазету начал оформлять. Для музея.

Кулагин перегнулся через подоконник и принялся пролистывать снимки на цифровом фотоаппарате:

– Вот и место, где нашли, и свидетели, и вот вы даже есть тут у меня. Отличная стенгазета выйдет! Как раз к новому учебному году.

– Коль, ты дурак? – в лоб спросил Иван Павлович.

– Это почему?

– Ну кто детям такое показывать станет?

– Они итак всё знают, – возразил учитель. – А тут систематизация, причинно-следственные связи, логика. Между прочим, история состоит не только из добрых поступков. Её по-всякому пишут. А кто не знает истории...

– тот обречён на её повторение, – перебил из-за компьютера Агеев.

– Вот! – Кулагин назидательно поднял указательный палец и чуть было не свалился с подоконника на улицу. – Ты слушай, Иван Палыч, молодого человека, он кое-что понимает.

– Ого! – воскликнул Степан. – Иван Павлович, вы были правы. Есть у нас такой товарищ в базе. Фомин Пётр Аркадьевич, тот самый которого из ВУЗа попёрли.

– И чего он? – заинтересовался Кулагин, намереваясь попасть в участок через окно.

– Так, Николай, ступай домой уже, – Христолюбский положил историку ладонь на лоб и выдавил того на улицу. – Иди, иди.

Закрыв окно на щеколду, Иван Павлович повернулся к Агееву, требуя разъяснений.

– Сидел Фомин целых три раза. Первый раз ещё при Союзе, три года за кражу. Вышел в 92-ом. Снова сел на семь лет за вооружённый грабёж в составе ОПГ. На зоне получил дополнительный год. Вышел в 2000-ом. Сел в 2003-ем ещё на семь лет, снова кража со взломом. Сейчас тихо спивается, подрабатывает дворником. Адрес постоянного жительства имеется.

– Записывай, завтра к нему поедем. А пока давай остальных пробивай.

Фомина Иван Павлович помнил. Красивый был парень, спортсмен-физкультурник. Высокий, широченные плечи. Балагурил всё время, легко сходился с людьми. Девчонки на него заглядывались. Учился неплохо. В общем, вся жизнь впереди... С Толмачёвым у Фомина открытого конфликта, вроде бы, не было.

Пётр Аркадьевич Фомин проживал в родительской квартире, на первом этаже хрущёвки. Судя по цвету, занавески тоже остались от родителей и ни разу после этого не стирались.

– На работу он не вышел, – председатель ТСЖ, вытирал потный лоб.

– Почему сразу не забили тревогу? – Агеев морщился.

Удача от того, что Фомин жил в райцентре, сменилась наглухо запертой дверью в нужную квартиру. По месту работы дворник Фомин тоже не появился. Не мог же он каким-то сверхъестественным чутьём понять, что полиция придёт именно сегодняшним утром, и отправиться в бега?

– Так он запойный, – оправдывался председатель. – Может и сейчас у дружков своих. Проспится и явится.

– У него свет горит и телевизор работает.

– Так, наверное, выключить забыл и загулял.

– Короче, – отрезал капитан, – слесарь у вас на месте? Вместе с ним жду вас у квартиры Фомина через пять минут.

Христолюбский остался караулить в подъезде. Ему крайне не нравилась ситуация. Да и сердце что-то с самого утра ныло. То ли сказывалась установившаяся жара, то ли волнение. Через полчаса они входили во вскрытую квартиру. В нос ударил запах пота, сигаретных окурков, протухшей еды и чего-то вообще неопределимого. Понятые и слесарь топтались на пороге.

– Он здесь, – позвал Иван Павлович. – Стёпа, звони своим, пусть шлют бригаду.

Пётр Аркадьевич Фомин нашёлся за кухонным столом. Мужчина полулежал на столе, посреди расстеленной газеты, где красовались вскрытые "бычки в томате", гранённый стакан и початая бутылка водки. На полу рассыпались окурки, тяжёлая советская пепельница треснула пополам и лежала посреди немытого кухонного пола.

Хозяин смотрел на гостей мутным мёртвым взглядом.

– Иван Палыч, смотрите, что нашёл, – позвал из комнаты Агеев.

На журнальном столе, полировку на котором заменяли жирные пятна, лежал одинокий листок из обычной школьной тетради.

– "Начальнику ГОВД, от Фомина П. А." – прочитал Христолюбский, не поднимая листка. – "Чистосердечное признание. Я закопал Сергея Толмачёва"...

– Что скажите? Наш клиент.

– Ну тут явное отравление, – констатировал Сан Саныч. – Точно скажу чем гражданин отравился после экспертизы.

– А вот этот стакан ещё упакуйте, – попросил Христолюбский, показывая на мойку.

– Он же чистый, – удивился Агеев.

– То есть тебя не удивляет, что в этом свинарнике нашёлся единственный чистый стакан? И тетрадь, откуда вырван лист с признанием, я что-то не вижу.

– Думаете, подбросили? Так почерк-то совпадает, – Агеев поднял криво-косо разгаданный кроссворд. – У Фомина буквы влево клонятся.

– Может, писал и он. Но ты мне скажи, фамилия вашего начальника какая?

– Гаврилов, – ответил вместо Агеева слесарь. – Он в соседнем доме живёт. Нормальный мужик, афганец.

– Именно, – кивнул капитан. – Фомин точно его знал, чего фамилию не написал?

– Из личной неприязни, – парировал Агеев. – Маялся-маялся человек тридцать лет, что по молодости убил человека. А тут узнал, что тело откопали – и нервы не выдержали.

– Откуда узнал?

– Ну мало ли. Дворники обычно самые информированные.

– Стёпа, ты бы не горячился, а слушал старших товарищей, – вмешался в спор Сан Саныч. – Двери не вскрывались, целостность замка не нарушена. А вот ключи я нашёл между рамами кухонного окна.

– И что? Он же пьяный был, закрыл дверь и бросил ключи, где захотел.

– Не спорю, прецеденты были, но на экспертизу я их всё равно заберу. И кстати, вот посмотри.

Эксперт вынул свой телефон и нашёл в галерее нужное изображение. На лабораторном столе лежала расправленная тряпочка. Белый некогда фон и яркие цветы.

– Скорее всего, это часть рубашки или блузки. Видишь, вот здесь, это место, где была пришита пуговица. Характерное повреждение.

– Скиньте мне, – попросил Агеев. – Иван Павлович, вам ни о чём этот лоскут не говорит?

– Нет, но я знаю, где надо поискать.

– Понимаешь, года как раз с 80го, про Окалинку можно рассказать всё. Буквально. Кулагин, – объяснял Иван Павлович, пока полицейские возвращались в деревню. – Ему тогда отец первый фотоаппарат купил – и понеслась душа в рай! Колька ещё тогда решил поступать в педагогический. И создавал архив деревенской жизни. Все свадьбы, все похороны, все дни рождения и так всякое – всё снимал. У него этих альбомов, как в госхране каком-нибудь. Все подписаны, пронумерованы.

– Значит, мы там точно найдём ту рубашку!

– Именно!

– Только вот я думаю, если честно, что без Зарубина дело не обошлось, – через какое-то время сказал Агеев.

– Почему?

– По моему опыту, – назидательным тоном произнёс Степан, – кто раньше всех панику поднимает, у того не то, что рыльце, а весь хребёт в пушку. Убили они с Фоминым Толмачёва, закопали-утрамбовали, опалубку на место поставили. Потом Зарубин к вам, чтобы бучу поднять, ведь всё равно поднимать бы пришлось. И пока вы по Окалинке своей бегали, искали студента, тот же Зарубин выдал распоряжение заливать фундамент. Чтобы наверняка скрыть все возможные следы. Скажите, неправдоподобная версия?

– Правдоподобная, – кивнул Христолюбский.

– Вот! И про Фомина он мог нарочно сказать, что не видел и не общался. А как только мы от него ушли, так сразу к Фомину. Там ехать-то с полчаса. Времени, чтобы подельника на тот свет спровадить – уйма!

– Так позвони своим, пусть проверят Зарубина на счёт алиби. Авось, к вечеру со всем и покончим. А завтра суббота. Удочки возьмём, я тебе наши рыбные места покажу.

– То есть как это нету у тебя таких фотографий? – Иван Павлович опешил.

– Так, нету, – развёл руками Кулагин.

В пустых от детворы школьных коридорах пахло свежей краской. Кулагина они нашли в небольшом краеведческом музее, историк возился со стенгазетой, разложенной на сдвинутые вместе парты. Вид у учителя был растрёпанный, на полу валялись скомканные листы.

– Ты ведь всё подряд фотографировал. Даже в деле есть несколько твоих снимков, когда ты мне помогал, – не унимался Христолюбский.

Ивану Павловичу было не по себе – наобещал городскому, что всё схвачено, что архив настоящий собран, а тут такое заявления главного окалинского историка.

– Ремонт в прошлом году у меня был в кабинете. И случайно опрокинули банку краски прямо на тот альбом. Думаешь, Иван Палыч, мне не жалко было? Жалко до слёз, ведь негативы-то я не сохранил. Так что не помощник я вам.

– Эх, Коля! – Христолюбский махнул рукой и потянулся к выходу.

– Минуточку, – остановил его Степан. – Я правильно понимаю, вы, Николай Егорович, тогда всех фотографировали?

– Ну да, – кивнул Кулагин.

– И стройотрядовцев?

– А куда без них? История.

– И наверняка, студенты у вас фотографии выпрашивали?

– Выпрашивали? – усмехнулся Христолюбский. – Он им фотографии продавал! Чуть за спекуляцию его не привлёк.

– Ага! – вспылил Кулагин. – А откуда мне химреактивы брать? А бумагу? А плёнку? Задаром я их должен был что ли фотографировать? Дудки!

– Вот потом я тебя тогда и не трогал.

– Отлично! – улыбнулся Агеев. – Давайте по стройотрядовцам клич бросим, пусть пришлют отсканированные снимки. А мы их посмотрим и найдём ту рубашку цветастую.

– Какую рубашку? – заинтересовался Кулагин.

– Такую, – ответил Христолюбский.