Текст книги "Геббельс. Портрет на фоне дневника."

Автор книги: Елена Ржевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Немецкий народ, одаренный великим трудолюбием, ничем нельзя уязвить больше, чем лишением работы. Эти неизменные черты устойчивости, постоянства и насущную в них потребность я наблюдала в другой период сотрясения германской истории, другого ее слома – вслед за поражением во Второй мировой войне. Сошлюсь на свои наблюдения.

До тех пор я видела немцев только в военной форме и только в пейзаже войны. В той или иной степени такой немец был знаком, понятен. Но в Германии, сразу же за пределами войны, ее «мирный» народ был совсем незнакомым и в своих проявлениях, в своем быту, складе – непознаваем. С тех пор эти первые впечатления стерлись, прибавилось понимания, сближения, но тогда они были острыми. Так, меня очень удивило, когда в самые первые дни падения Берлина (а в городе еще догорали пожары, рушились выгоревшие дома, повсюду завалы, смятые танками баррикады, на улицах – все еще сдача оружия, сдача в плен берлинского гарнизона) хозяин квартиры, где мы заночевали, спросил меня, сможет ли он пройти на такую-то улицу к зубному врачу. Я посочувствовала ему, страдающему зубной болью. Оказалось, что нет, не страдает, но условился более двух недель назад (то есть до начала штурма Берлина) прийти в этот день на прием.

И вот так же, на каждом шагу, я видела, с какой неукоснительностью немцы в этих чудовищных обстоятельствах выполняют свои обязательства, казавшиеся мне «незначительными», сметенными катастрофичностью событий.

И уже немного позже, в другом городе. Как ни сурова, скудна и тревожна была жизнь, люди не сникали, стойко соблюдали свой привычный уклад. Вели свои дела, посиживали в кафе, прогуливались вечерами на бульваре, отправлялись в воскресенье на пляж. Мне порой казалось даже кощунственным, что все это так происходит, ведь страна переживает крах, бесчисленны жертвы, разрушения и солдаты уведены в плен, расплачиваясь за поражение. Как же не изойти всем миром в общем несчастье! А уж если стойкость при таких-то обстоятельствах, так ради общего дела, а не себялюбивых, житеиских, нам казалось – «мещанских» интересов.

Они – другйе, чуждые.

Примерно так я записала тогда. Не удавалось воспринять это противостояние бедствиям, которое начинается с обязательств перед самим собой – телесным, перед всем житейским, не испаряющимся в духовном изживании катастрофы. Эту непременность в осуществлении своих нужд, в поддержании повседневных навыков, привычек, чтобы не поддаться хаосу, выстоять. Только со временем, с расстояния я смогла оценить этот властный инстинкт самосохранения. Этот труд другой культуры.

Но еще я поняла, что в своей массе немецкий народ, тот, каким он был тогда, скорее готов подпасть под насилие, чем выносить хаос или угрозу его[31]31
  Сейчас читаю в подтверждение этому: «Фундамент, на котором Гитлер воздвиг свою власть, был наш глубоко спрятанный страх перед любым беспорядком» (считает известный немецкий юрист и политик Клаус фон Донани).


[Закрыть].

Недаром же в дневнике Геббельс печется о политической дестабилизации, об упадке экономики, о развале в стране – о хаосе, который должен сделать страну добычей нацизма. Нацизм, рвущийся к власти, – это апология хаоса.

9 сентября 1930. Вся избирательная кампания в Берлине нацелена против меня. Восхитительно знать, что тебя ненавидят…

СА выходят из-под контроля, грозят стать неуправляемыми. Их берлинский предводитель Штеннес восстает против Геббельса. Одна из причин – требование участия в политических органах, чему решительно противостоит Геббельс. «Они потребуют у нас мандатов и, если не получат, уйдут. Деньги, политическая власть. Беспримерная наглость. Штеннес приставил мне пистолет к груди. Я позвонил в Мюнхен: притворно уступить. Отомстим 15 сентября (день выборов)».

Командный состав штурмовиков ждет кровавая расправа Гитлера после его прихода к власти. Но покуда именно эти численно возросшие военизированные отряды, наводящие страх на население, но и импонирующие своей наглой силой, – решающая опора нацистов.

После совместного успешного выступления с Гитлером Геббельс записывает:

11 сентября 1930. Люди снова обезумели. Из этого фанатизма возродится народ.

Гитлер вызывал и использовал оргиастическое чувство общности толпы, уже податливо внимавшей ему.

С каждым новым витком безработицы растет влияние нацистов, все легче их лидерам возбуждать до неистовства против правительства измученную недовольством толпу. А толпа, которую разжигают яростью националистических темных страстей, в свою очередь развращает тех, кто развратил ее, делая их заложниками ее неуправляемых инстинктов.

15 сентября 1930. У нас уже 103 мандата. В Берлине 360 000 голосов. Такого я не ожидал!

В 1928-м на майских выборах нацистская партия получила всего лишь с десяток мандатов. Теперь этот рост голосов уже не только за счет мелкой буржуазии, которую принято было считать опорой национал-социалистов. Теперь обида за униженность, загнанность безработицей толкает и рабочего искать моральные компенсации и прибежище в угаре шовинистических посулов нацистов, хвататься за химеру расовой исключительности.

«ВОЛЯ К ВЛАСТИ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПУТЬ К ПИРОГУ»

А в эту же пору жестоких бедствий народа партия национал-социалистов и те, кто в ее руководстве, обогащаются. В баварских горах у Гитлера теперь собственная вилла, в Мюнхене – роскошные апартаменты.

«Гитлер планирует построить в Мюнхене новое партийное здание в 700 тыс. марою», – записывает Геббельс 24 мая 1930-го.

Геббельс поднимает уровень своих материальных притязаний, настаивает, чтобы были изысканы средства на покрытие его возросших расходов, в том числе на «мерседес» и шофера, на 100 марок в месяц его овдовевшей любящей матери, на приемы и прочее.

Он покупает квартиру. И хотя бюджет его гау в критическом состоянии – крупные долги из-за упавшей подписки на органы печати округа, – он покупает новый «мерседес» на партийные деньги, получает от Гитлера крупную сумму на «обзаведение» и с ходу коррумпируется на почве устройства своей квартиры: художник, обратившийся к нему с предложением издавать газету по искусству, «обещал обустроить мою квартиру, что меня очень радует. Будет настоящая бонбоньерочка». Он полон сладких мыслей о «замечательной мебели» и тут же ханжески «дискутирует» в кафе с неким В. и тремя дамами «об экономии и готовности нации к жертвам».

9 октября 1930. Гитлер показал мне новое здание… Оно будет красивым и величественным. Гитлер отвел мне самую красивую комнату и подыскал роскошный письменный стол. Он очень расположен ко мне… Гитлер развивает фантастические идеи о новой архитектуре. Он молодец!

13 октября 1930. …вступление в рейхстаг 107 коричневых рубашек.

14 октября 1930. Полные страха часы до 3 ч. Дикие, тревожные слухи. (Он едет в рейхстаг.) Зал переполнен. Снаружи неистовствуют массы. Заседание фракции. Фрик – лидер фракции. Штрассер и Геринг заместители. Я сохраняю свое влияние и пилюли для усмирения Штрассера.

15 октября 1930. Боюсь, как бы жирный Грегор (Штрассер) и жирный Геринг не стакнулись.

17 октября 1930. На заседании фракции невыносимые поиски компромисса. Надо восстать против этого. Воля к власти превращается в путь к пирогу.

Он мог бы это сказать применительно к себе самому. Когда же Геббельс дорвется до власти, он, обогащаясь, приохотится к «красивой» жизни буржуа, при этом представая апологетом классовой борьбы. А впереди – большие ожидания. Верные соратники фюрера готовятся делить заманчивую Россию, которую Гитлер без обиняков так и назовет – «огромным пирогом».

Формулу «воля к власти» Геббельс заимствовал у Ницше, не ссылаясь на него. Корыстолюбием власти овладевал на собственной практике.

«МЫ УЖЕ ВПЛОТНУЮ ПОДСТУПАЕМ К ВЛАСТИ»

16 октября 1930. Первый успех умной политики Геринга с господами… из банкирского мира.

22 ноября 1930. Удивительно, как ясно некоторые предприниматели в противоположность правительству видят положение… Гитлер был в Дортмунде и говорил с угольными баронами.

«– Когда вас заинтересовало сотрудничество с Гитлером? – был спрошен на Нюрнбергском процессе подсудимый – знаменитый немецкий банкир Яльмар Шахт.

– Я бы сказал – с 1931,1932».

Точнее было бы назвать 1930-й, когда окрепшую экономику Германии сотряс жесточайший мировой кризис. Веймарская республика, расшатываемая экстремистскими силами справа и слева, не имея достаточной поддержки в стране, не знавшая и в лучшие годы сочувствия и ощутимой поддержки во внешнем мире, была на грани хаоса, не могла гарантировать банкирам и промышленникам стабильность и надежность. Уже пройдя и переступив искушение демократией, они склоняются к «альтернативному» варианту – к «сильной власти», хотя еще недавно часть из них прихода к власти диктатора опасалась.

« – Вы видели, что Гитлер возглавляет массовое движение, которое может прийти к власти?

– Да, это движение безостановочно росло».

Его активно финансировали промышленные круги, где у Геринга имелись прочные связи. Без этих средств невозможно было бы осуществлять все то, что способствовало росту движения, укреплению партии – эти дорогостоящие предвыборные кампании, содержание военизированных отрядов, технически вооруженная пропаганда, «коричневый дом» в Мюнхене, загородная резиденция Гитлера в горах в Берхтесгадене, щедрая поддержка Гитлером партийных функционеров и т. д. Не преуспел бы в своем возраставшем благосостоянии и Геббельс.

Талантливый финансист Шахт, признанный и в стране, и за границей, открыто выступивший на стороне Гитлера, поставив на службу ему свой авторитет и свои кредиты, позвал за собой держателей капитала и промышленников. Их мощное материальное обеспечение гитлеровской партии было одним из решающих условий ее прихода к власти.

2 декабря 1930. Мы уже вплотную подступаем к власти. Но потом? Трудный вопрос.

«НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ БЕЗ ПЕРЕМЕН»

5 декабря должна была состояться премьера американского фильма по роману Ремарка «На Западном фронте без перемен», по всемирно известному роману о «потерянном поколении», о тех, чьи молодые годы прошли в окопах Первой мировой войны.

На следующий день Геббельс, как обычно, записывает в дневнике события предыдущего дня.

6 декабря 1930. В рейхстаге вчера было очень вяло… Вечером в кино. Уже через 10 минут начинается сумасшедший дом. Полиция бессильна. Разъяренные толпы накидываются на евреев. Первый взрыв на западе. «Евреи, прочь!», «Гитлер у ворот!» Полиция симпатизирует нам. Евреи маленькие и безобразные. Снаружи атакуют кассы. Звенят оконные стекла. Тысячи людей наслаждаются этим спектаклем. Демонстрация фильма отменена и следующая тоже. Мы выиграли… Нация на нашей стороне. Итак: победа! В рейхстаге после обеда состоится решение. (Ждут назначения правительства.)

8 декабря 1930. Вчера: обсуждал с фрау Штерн обстановку квартиры. Квартира сама не устроится. Был у Ниманнсов на чае, слушал хорошую музыку. На Ноллендорфплац большая демонстрация против фильма Ремарка. Сегодня вечером все снова начнется. Мы не допустим слабости.

Это проба сил. Или, скорее, демонстрация силы.

Пока Геббельс – в значительной мере дирижер событий – лакомится в гостях слушанием музыки, на улице наращивается нацистское наступление на демократию.

9 декабря 1930. Сегодня в 9 ч. вечера демонстрация. С быстротой молнии весть о ней распространилась по городу… Я выезжаю в половине девятого. Под большой охраной. Площадь Ноллендорф перекрыта. Пароль: площадь Виттенберг. 20-30 000 стоят в упорном ожидании. Внушительно. Машина с громкоговорителем гремит: «Поднять знамя!» Кавалерийскую атаку полиции переждали в полном спокойствии. Я выступаю. Площадь Виттенберг сплошь черная от людей. Перед 20 000. Со всех улиц без конца стекаются колонны демонстрантов. Затем формируется шествие протеста. Бесконечное… Более часа. Рядами по шесть. Фантастично! Такое берлинский запад еще не видывал. И воодушевление! Вперед, вперед!.. Выступаю в последний раз перед тысячами. Завтра вечером продолжение… В 2 часа ночи возвращение домой. Ноллендорфплац все еще перекрыта щупо. Шупо планирует обширные заграждения. Своей тонкой тактикой мы их сломим. Посмотрим, у кого хватит выдержки? Речь идет о престиже: Зеверинг или я? Я буду сдерживать нервы.

10 декабря 1930. …в 9 ч. я должен быть на площади Виттенберг. Наконец! Толпы запрудили площадь. Необозримо, голова к голове… Я выступаю. Поразительное воодушевление. Затем марш. В заключение ужасные полицейские дубинки. Шупо беснуется как одержимая. Но о нашу гранитную дисциплину разбиваются все провокации. Наши люди побелели от ярости. Это начало революции… Сегодня утром запрет на демонстрацию фильма. Завтра фильм падет. Если так, то мы достигли победы, о грандиозности которой можно только мечтать. Нац-соц. улица диктует правительству его действия. Это было испытанием нервов. Но мы его выдержали. Сегодня затишье.

Срыв демонстрации фильма по книге Ремарка «На Западном фронте без перемен» – это не очередной эпизод подстрекания нацистами толпы к насилию. Это чрезвычайное событие – целенаправленный разгул насилия, наступление на демократию.

Проба сил. Кто – кого? И хотя в ход будут пущены полицейские дубинки, оцейления, слабое веймарское правительство не выстоит перед напором массового нацистского уличного выступления, отступится, запретит фильм.

11 декабря 1930. В рейхстаге мы террором и угрозой принудили тотчас освободить Фабрициуса (сотрудника министерства пропаганды).

12 декабря 1930. Вчера в рейхстаге большое волнение. Меня подпалили. Наши люди как одержимые. В 4 ч. поступил запрет фильма за «искажение облика немцев перед миром». Это наш триумф. Сыпятся поздравления со всех сторон.

Роковая для демократии победа нацистов. Такой мне видится эта веха, за которой отсчет и ускорение дальнейших событий.

Хотя и последуют те или иные ограничения, препятствия деятельности нацистов. Но это скорее уже имитация изъявлений государственной республиканской власти, чем ее действенность. Что-то коренное произошло. Слом. Сама формулировка запрета фильма уж очень близка по духу и смыслу национал-социалистам.

13 декабря 1930. Фильм за ночь стал мировой сенсацией. Большое возбуждение в мировой прессе. Мы снова в эпицентре общественного внимания.

14 декабря 1930. Республика беснуется из-за нашей победы над фильмом. В Берлине сильно протестует рейхсбаннер[32]32
  Боевая организация социалистов Веймарской республики.


[Закрыть]. Им это нужно! Но это бесполезно. Мы в глазах общественности – сила.

Ночная пресса доставляет известие: Конрад, брат Йозефа Геббельса, арестован в Рейдте. «Кем-то из его группы застрелен коммунист».

17 декабря 1930. Конрад все еще сидит… Мать в большом страхе… Я нашел замечательное определение социализации, Гитлер восхищен. «Социализация означает превосходство народной идеи над индивидуальной». Это войдет в программу… Мой авторитет в Мюнхене, в связи с делом Ремарка, сильно возрос.

1931

Сложная, напряженная политическая жизнь в Германии. В широких либеральных слоях общества в последние годы произошло наконец осознание фашистской угрозы. Так же и среди элитарной интеллигенции, художественной, научной, не без высокомерия до поры отстранявшейся от вникания в происходивший в стране процесс формирования нацистских сил.

«Мы недооценили Гитлера, приняв его при первом появлении за смехотворного и закомплексованного недоучку, – пишет Симон Визенталь, узник концлагерей третьего рейха. – …Мир не принимал Гитлера всерьез, мир рассказывал о нем анекдоты. Мы были так влюблены в прогресс нашего столетия, в гуманность общества, в растущее согласие в мире, что не распознали вовремя опасность. Наше поколение дорого заплатило за свой оптимизм…»

Эти слова и для нас, россиян, предупреждение. Беспечность и попустительство темным силам равно подстрекательству.

В вышедшем в 1930 году в СССР очередном томе БСЭ сказано с причудливой дальновидностью: «Национал-социалистическое движение… пошло сильно на убыль… Гитлер перестал играть заметную роль». Московская печать тогда же выступила против немецких социал-демократов, называя их «социал-предателями». Москва потребовала, чтобы немецкие коммунисты не объединялись с ними на выборах, сделав этим лучший из возможных подарок Гитлеру.

Дневник Геббельса все больше оскудевает. Читать изнурительно: пусто, мелочно, плоско.

Если в давние годы в риторику Геббельса врывались вопрошающие возгласы, оглядка на незнание чего-то простертого в вечности, на таинственное назначение человека, то теперь этого нет и в помине. Все и так ясно. Уже давно нет нужды в Достоевском, Толстом, «божественном Гете». Этот старый мир он отринул бесследно. Все прежние клятвы, заявки отшелушились, не выболев. Зато он полон энергии. «Энергия тотального упрощения человека и жизни – самый доступный вид энергии» (И. Дедков). Это энергия фашизма в его немецком варианте – нацизме.

Геббельс удручающе самоуверен, самовлюблен, выхолощен, утрирован. Утрированность в самой природе фашизма, как, впрочем, и любой тоталитарной системы.

Хотя Геббельсу пошел четвертый десяток, устойчива подростковая незрелость, так пошло, надругательски замахнувшаяся на мир, осудивший и отвергший в эти же годы агрессивные войны.

Напомню, что первые четыре тома дневников, которые здесь рассматриваются, содержат более 4000 рукописных страниц. Вынужденно краткие извлечения из них невольно придают, как мне кажется, больше живости записям. На самом деле записи рыхлые, однообразные, ни фразы, ни находчивости, прежде иногда попадавшихся. Ни искорки самоиронии, без которой не расшевелиться самопознанию; Геббельсу оно решительно ни к чему. Он живет обманом и самообманом.

Но есть сколок информации в преломлении автора дневника, и это немало, поскольку автор занимает одну из самых ключевых позиций в нацистской партии, и его возраставшая с годами близость к Гитлеру, их беседы тоже отразятся в записях. И если отдельные записи дневника далеко не всегда захватывающе интересны, сенсационны, то зато дневник дает редчайшую возможность проследить, как в человеке накапливается фашизм и маниакальные идеи «искажают человеческую природу» (Бердяев). Это же накопление национал-социализма просматривается по дневнику и в отношении самой Германии, приведшее к захвату нацистами власти со всеми обусловленными роковыми последствиями для страны и мира.

«МЫ ГОТОВЫ К БОРЬБЕ:К МАРШУ В ТРЕТИЙ РЕЙХ»

1931-й – еще один год, приближающий историческую катастрофу. Существенные тому знаки тонут в обычном многословии Геббельса, проеденном политическим и житейским мещанством и неизменной клоакой внутрипартийных дрязг: «Утверждают, что я сказал: в Берлине голова, а в Мюнхене задница движения. Неправда, я этого не говорил». «В Мюнхене все против меня. Это безумие, потому что я всегда буду верен Гитлеру». «И тут я вступаю в действие. Я подпалил предателей так, что только затрещало». «Меня хотят сбросить силой. Но я удержу пост, чего бы это ни стоило». «Я чищу канализацию партии. Дерьмовая работа!» «Они все завидуют мне. Никто меня не любит. Почему?»

Геринг, направленный Гитлером в Берлин осуществлять контакты с влиятельными монополистами, поначалу вполне ладил с гауляйтером, ввел его в берлинские салоны, возил гостить к родственникам жены в Швецию, оказывал ему разного рода услуги («мерседес» и прочее). Но, поняв, что полномочия Геринга означают: Гитлер не считается с ним как с политиком и он нужен ему лишь как пропагандист, Геббельс ополчился против Геринга: «Подставил мне ножку, чтобы захватить генеральные полномочия. Этого я Герингу не забуду… Человек просто куча замерзшего дерьма». Геринг, опора Гитлера, постоянно возбуждающий в Геббельсе ревность, становится объектом смачного поношения в дневнике: «У Геринга мания величия. Последствия морфинизма. Ему уже мерещится, что он рейхсканцлер. Сперва его надо вылечить». «Геринг постоянно интригует против меня. Все из болезненной зависти. Он готов заползти в задницу Гитлеру. Будь он не так толст, ему бы это удалось».

«Партия на переломе. Социалисты должны держать ухо востро. Мы же не зря назвались социалистами. Повсюду скепсис. Гитлер совершенно не чувствует настроения масс», «скрытый кризис в СА из-за социализма».

Социальное начало в партии, «классовое противостояние» – это то, за что Геббельс еще цепляется. В остальном только и поспевай поворачиваться за неожиданными кренами Гитлера в сторону ли армии, промышленников или церкви.

18 января 1931. Мы готовы к борьбе: к маршу в третий рейх.

Мы должны привлечь на свою сторону армию. Промышленники: мы все больше сближаемся. Они приходят к нам от отчаяния. Они должны лишить эту систему кредита.

Но одобрительный запал обрывается:

28 января 1931. Так называемым промышленникам можно понравиться, только стукнув их кулаком промеж глаз. Они меня ненавидят, потому что я был и остаюсь социалистом.

И «социалист» диктует церкви: «Церковь должна выйти из спячки и стать знаменосцем борьбы против марксизма». Но: «Епископы выступают против нас. Сильные нападки из Рима. Предстоит тяжелейшая борьба».

Свойственная Геббельсу неустойчивость, непоследовательность отражает и специфику гитлеровской программы действий. Ее отличает выгодная Гитлеру «безразмерность», беспринципность и эластичность, когда с легкостью и с лестью обещано всем сестрам по серьгам. Рабочим – антикапитализм: «Вы – аристократия третьей империи». Крестьянам – многие льготы: «Вы являетесь основой народа». Финансовым и промышленным предпринимателям за закрытыми дверьми совещаний: «Вы доказали свою более высокую расу, вы имеете право быть вождями». («Фюрерами немецкой экономики» – стали называть их в третьей империи.)

Так он вербовал сторонников и голоса.

этими словами Геббельс начал этот 1931 год. Можно его понять. Он провел ночь в собственной кровати, в собственной квартире. «Это начало Нового года. Пусть дальше идет так же, тогда я возблагодарю Бога». Дальше пойдет еще лучше.

15 февраля 1931. Вечером пришла Магда Квандт, сидела очень долго, цвела сводящей с ума белокурой красой. Будешь ли ты моей королевой? Прекрасная, прекрасная женщина! Я очень полюблю ее. Сегодня я хожу, как во сне. Пресыщенный счастьем. Как замечательно любить красивую женщину и быть ею любимым. Ездили с Тонаком (шофером) в зоопарк. Отвратительные обезьяны! Какой путь от этих животных до нордического человека!.. А львы, а царственный тиф… Мы мелки по сравнению с этими фюрерами.

«Мне только недостает красивой женщины», – записал он давно. Теперь все в порядке. Красивая богатая Магда с сыном-подростком, разведена, свободна. Все сошлось в ней для Геббельса.

Молоденькой девушкой она вышла замуж за крупного промышленника Гюнтера Квандта, вдовца с двумя сыновьями. Квандт был старше ее на двадцать лет. Брак не заладился, и родившийся сын не скрепил его. Любовная связь Магды с юным студентом, демонстративное появление с ним на людях подвели черту под девятилетним браком. Сын остался с Магдой. Квандт выделил ей весьма большую сумму и назначил ежемесячное содержание. Магда Квандт обосновалась в фешенебельной квартире в Берлине на Рейхсканцляйплац и зажила беспечной жизнью молодой, богатой и свободной женщины. Далекая от политики, она как-то со скуки забрела во Дворец спорта на митинг НСДАП и услышала выступление Геббельса.

Известно, что Гитлер сказал: из всех своих партайгеноссен он может только речь Геббельса слушать не засыпая – так высоко оценил он его как оратора.

Молодой женщине, слушавшей впервые Геббельса, уж и вовсе было не до сна – она была захвачена его ораторским пылом.

Говорят, на другой же день она записалась в члены НСДАП. Вот пример, и не такой уж заурядный, как вслед за Гитлером Геббельс-оратор завоевывал слушателей и слушательниц.

В поисках применения себя, нового члена партии, Магда Квандт явилась в гау и попросила работы на общественных началах. Столь элегантные женщины сюда не заглядывали, и ей охотно пошли навстречу. Цепкий глаз гауляйтера не мог не приметить эту новую помощницу, и ей вскоре было предложено заняться его личным архивом и, значит, часто оставаться наедине с Геббельсом. Для Геббельса, выросшего в «невзрачном маленьком домике» в провинции, эта дама света была пленительным существом из другого мира.

С Магдой он посещает автомобильную выставку, она присматривает себе новую машину. И он тоже не прочь. Он полюбил красивые машины. Завел большого дога.

10 марта 1931. Дурные вести: мой «оппель» вчера украли. Вот жизнь! Собачья жизнь!

И Магда перестала звонить.

12 апреля 1931. Магда наконец позвонила. Человек, которого она любила до меня, тяжело ранил ее пулей, в ее квартире. Теперь ей совсем плохо. По ее голосу я понял, что, наверное, потеряю ее. Я впал в глубочайшее отчаяние. Поэтому я понял, как глубоко люблю Магду… Возможно, эта потеря нужна, чтобы вновь вернуть меня к делу. Кто знает! Неисповедимы пути судьбы… Что такое наша жалкая жизнь! И эта горсть дерьма называется человеком!

История с покушением, может быть и мнимым, в духе тех мелодрам, какие украшали его юношеские романы. Но через день состоялось «примирение с Магдой».

18 мая 1931. Магда рассказала мне загадочную историю о незнакомце, который остерегал ее выходить за меня замуж, потому что я – еврей. Он предъявил мое подлинное письмо директору Конену, который, стало быть, мой еврейский предок… Лопнуть можно со смеху.

Конен, приятель родителей, помогал бедному студенту – об этом уже упоминалось – в «счастливейшее время моей жизни», время первой юношеской любви. «Анка, тысячу раз Анка… Блаженные дни. Только любовь», – вспоминал Геббельс. И – «я плачу от отчаяния из-за своей нужды». Он шлет «безнадежное письмо домой». И одновременно – «письмо дяде Конену».

Незамедлительно получает в ответ от Конена «Geldtelegramm» – телеграфный денежный перевод, спасительный. В его студенческо-богемной безденежной жизни за словом «Geldsorgen» («материальные заботы») следует нередко в записи: «Дядя Конен прислал 200 марок». Так он и обращался к нему в компрометирующих его теперь письмах: Onkel – дядя.

Вспоминая, как это все было, «лопнуть можно со смеху» – и Магде тоже. Ей от рождения уготована была скромная участь дочери незамужней прислуги. Но на ее матери женился богатый коммерсант-еврей, и она росла в прекрасных условиях, в уютном доме, как ребенок состоятельных родителей. Отчим не жалел средств на ее обучение в дорогих пансионах. Она носила его фамилию – Фридлендер – вплоть до 19 лет, когда, в связи с предстоящим замужеством, ей понадобилось отказаться от этой еврейской фамилии и смыть в документах пятно внебрачного рождения. И тут появился некто инженер Оскар Ритчел, подавший заявление, что он якобы отец Магды, и удалось задним числом удостоверить ее появление на свет законнорожденной. Что касается матери, Августы Фридлендер, она еще многие годы носила фамилию мужа, пока, уже в третьем рейхе, по настоянию зятя-гауляйтера, не избавилась от этой опасной фамилии, вернув себе свою девичью арийскую.

14 июня 1931. Магда добра ко мне. Я взял ее сына Харальда на выучку. Я сделаю из него стоящего паренька.

27 июля 1931. Я ужасно страдаю из-за Магды. Мое доверие к ней поколебалось. Она слишком много любила, а мне рассказывает об этом лишь отрывочно, и теперь я лежу до рассвета и меня терзает бич ревности. Так продолжаться не может! Я буду этим сожран. Одно хорошо: я нахожу утешение в работе… 300 печатных страниц всего за 2 недели.

Гюнтер Квандт, бывший муж Магды, продолжавший принимать в ней участие, ее мать и самозваный отец ополчились против вступления Магды в брак, считая Геббельса «безобразным». Но Магда была несокрушима. Эта решительность в характере проявится в самые жуткие, заключительные, смертные часы ее семейной жизни.

«Мы обручились: когда мы получим рейх, мы станем мужем и женой». Но беременность Магды вынудила их сочетаться браком в декорациях Веймарской республики.

Регистрация брака совершалась на дому у сельского старосты. Затем небольшая процессия двинулась к церкви. Как описывали тогда, впереди шли Геббельс в темном костюме и скромно одетая новобрачная с десятилетним сыном в форме юношеской организации НСДАП. За ними – свидетели бракосочетания Гитлер и видный нацист фон Эпп, мать Магды и несколько приятелей.

Процессия прошествовала к украшенной флагами со свастикой церкви, где предстояло венчание по церковному обряду, чтобы освятить союз новобрачных перед Богом, от которого Геббельс уже успел отречься.

Свадьбу справляли в имении Гюнтера Квандта. Газеты не оставили без внимания женитьбу Геббельса. Его противники из социалистической немецкой партии писали, что, если слухи о неарийском происхождении Магды (очевидно, кивали на отчима) развеиваются при виде ее светлых волос и голубых глаз, то этого, мол, не скажешь о Геббельсе. Газеты называли его не Йозефом, а еврейским именем – Исидор. В своей прессе этим именем Геббельс наделил д-ра Вайса, полицей-президента Берлина. Теперь это имя противники возвращали ему самому. На таком вот уровне сводились политические счеты.

Геббельс переселился из своей тесной квартирки в шикарные апартаменты жены и погрузился в предоставленный ему комфорт.

Женитьба на Магде заметно подняла положение Геббельса в среде нацистской элиты. Миловидная, гостеприимная, предупредительная хозяйка усердно обхаживала Гитлера, способствуя сближению фюрера с Геббельсом и его семьей. И квартира на Рейхсканцляйплац, наряду с отелем «Кайзергоф», резиденцией Гитлера в Берлине, стала, можно сказать, тоже штаб-квартирой фюрера.

«РАНЬШЕ, ЧЕМ МЫ ДУМАЕМ, МЫ УЖЕ ОКАЖЕМСЯ У ВЛАСТИ»

29 марта 1931. Собрания запрещены, плакаты и листовки подцензурны. Закон об оружии… Мы совершили много ошибок. Особенно в том, что слишком распустили врага, и сегодня он нас обводит. Надо записать это на счет Геринга. Мы должны были оставаться угрожающим злом, загадочным сфинксом. Теперь мы демаскированы. Оказывается, и мы всего лишь люди. Полный поворот руля! Вновь в глухую оппозицию.

Геббельс периодически лишается иммунитета, по суду подлежит штрафу за правонарушения и другие агрессивные действия. Полицей-президент запретил ему выступать.

28 апреля 1931. Партия должна быть более прусской, более активной и социалистической. Он (Гитлер) понимает меня, но все время думает о тактике… (Сидели в ресторане.) Тут меня арестовали трое полицейских. В поезде в Берлин. Ужасная ситуация. У моей постели всю ночь полицейский, это они называют неприкосновенностью… Я должен оставить свои вещи и под смех воров и надсмотрщиков идти в камеру.

Наутро суд освободил его.

10 мая 1931. (Читая «Майн кампф».) …Стиль часто непрезентабельный. Надо быть очень великодушным, чтобы это принять. Он пишет, как рассказывает. Это действует непосредственно, но часто выглядит беспомощно.

Оценки Геббельса варьируются в зависимости от того, каковы в данный момент отношения с Гитлером.

Гитлер выступает в Берлине перед «политической элитой» – неудачно, не без удовлетворения записывает Геббельс. «Перекричал самого себя… Он слишком редко выезжает в Берлин. Это должно было ему отомстить. Адью, дорогой Гитлер… В 12 ночи на часок к Магде, она очень любит меня. Бесконечно разочарована в Гитлере».