Текст книги "Честь рода"

Автор книги: Елена Малиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Погода для конца октября стояла на удивление хорошая. Пусть небо и хмурилось тучами, но дождей почти не было. Лишь изредка начинала накрапывать морось, которая, однако, вскоре прекращалась. Порой сквозь прорехи быстро бегущих облаков мелькало неяркое солнышко. Да, оно уже давно не грело, но от него на душе становилось намного теплее, а мрачные мысли сами собой исчезали.

Не прошло и недели, как наше неспешное путешествие подошло к своему логическому завершению. Утром Вильгельм вышел к завтраку, широко улыбаясь, и даже попытался потрепать Анну по голове. Сестра ловко увернулась от внезапного проявления братской любви и на всякий случай спряталась за спиной у Герды. Впрочем, Вильгельм не обратил на это внимания, приветствовав меня коротким кивком.

– Доброе утро, сестричка, – промурлыкал он, присаживаясь напротив. Тотчас же юная верткая служанка постоялого двора поставила перед ним кружку обжигающе горячего, но, увы, дурно сваренного кофе и тарелку с почти сгоревшей яичницей, плавающей в прогорклом жиру.

– Доброе, – кратко отозвалась я, пытаясь выловить из своей порции кусочки ветчины, не успевшие от старания местного повара превратиться в угли.

– Ты уже узнаешь родные края? – Вильгельм явно был настроен поболтать. Он опасно откинулся на спинку шаткой скамейки, словно не услышав, как от этого она душераздирающе заскрипела, и испытующе посмотрел на меня.

– Провинция Нормон никогда не была для меня родной. – Я пожала плечами. Подумала немного и добавила с чуть уловимым сарказмом: – И потом, мне не нравится здешний климат. Болота зачастую бывают губительны. Особенно для женского здоровья.

На последней фразе я сделала особый упор, намекнув на то, что и моя мать, и мать Вильгельма умерли от чахотки – настоящего проклятья этой местности. Не удивлюсь, если и сам Генрих подхватил этот страшный недуг. Помнится, при нашей последней встрече он как-то подозрительно надсадно кашлял.

– Возможно. – Улыбка Вильгельма немного поблекла. Видимо, он все-таки уловил тайный смысл в моем замечании. Но практически сразу братец улыбнулся с прежней раздражающей меня самоуверенностью, небрежно обронив: – Болезни – это испытания, которые даруют нам боги. А зачастую они служат в качестве наказания за те или иные проступки. Уверен, если истово служить своему покровителю, то он обережет тебя от любых бед.

– Вот как? – Я изумленно хмыкнула, не совсем понимая, что хотел сказать этим Вильгельм. – И какого же бога обидел твой отец, раз Генриха сразил смертельный недуг?

– Вопрос не в этом. – Вильгельм покачал головой, словно досадуя на мою недогадливость. – Вопрос в том, как ему заслужить прощение.

Я переглянулась с Гердой, которая присутствовала при столь странной беседе. Моя помощница по хозяйству как раз заканчивала заплетать длинные волосы Анны в косу, но на мгновение прервалась, тоже удивленная странными недомолвками в репликах моего брата.

– Ладно, не суть, – поторопился поменять тему разговора Вильгельм, почувствовав всеобщее недоумение. – Это я так… На голодный желудок меня всегда тянет рассуждать, поэтому не обращайте внимания.

И с преувеличенным аппетитом набросился на яичницу, чей вид, если честно, лично у меня вызывал только омерзение.

Больше в это утро мы не разговаривали. Вскоре к нам присоединились Гилберт и Габриэль, но даже шуточки этой парочки не смогли улучшить напряженную атмосферу, повисшую над общим столом. Тяжелое молчание сохранялось и в карете. Я прильнула к окну, силясь разглядеть хоть что-нибудь заслуживающее внимания в унылом пейзаже. Однако все зря. По обе стороны от кареты тянулись бесконечные вересковые пустоши, сливающиеся на горизонте с серым низким небом, из мягкого подбрюшья которого вновь начал сочиться дождь. Глазу не за что зацепиться. Помню, как я радовалась, когда вырвалась из этого царства бесконечного уныния. Даже вечно сырой Батфилд, окутанный постоянными туманами, казался мне городом из сказки по сравнению с теми краями, которые выбрал Генрих для своего имения. Ведь в Батфилде было море. Его присутствие незримо чувствовалось в воздухе, насыщенном ароматом соли, гниющих водорослей и криками чаек. Что уж говорить про Аерни, затерявшийся среди лесов цветущей провинции Вельд. Удивительное дело, прошло не больше недели, как мы покинули этот крохотный провинциальный городок, но я уже скучаю по нему. Да, порой мои соседи бывали невыносимо любопытны, порой мне докучали постоянные расспросы и неизменные приглашения на всевозможные чаепития, которые просто нельзя было проигнорировать, но только там я впервые ощутила себя счастливой. Это было очень странное чувство – понимать, что кому-то действительно есть до тебя хоть какое-то дело. Джоанн Атчесон, в доме которой я несколько лет провела в Батфилде, тоже была добра ко мне, но за ее заботой я всегда ощущала некий привкус долга, ведь она взяла меня к себе в компаньонки лишь по просьбе моей прабабушки. В Аерни все было иначе. Именно там я обзавелась настоящими друзьями и познала истинное счастье самостоятельной жизни, когда ни от кого не зависишь. И вот теперь это возвращение в ненавистное имение рода Мюррей.

Я невесело вздохнула и тряхнула головой, заставив себя отвлечься от печальных мыслей. Ладно, будем надеяться, что Вильгельм не обманул меня. Всего лишь визит вежливости к одру умирающего отчима – и нас с Анной отпустят восвояси. Пожалуй, я все-таки предложу сводному брату неплохие отступные за оформленное должным образом опекунство над сестрой. Он всегда был жаден до денег, надеюсь, это заставит его подписать необходимые бумаги. И таким образом я получу гарантию, что больше никогда в жизни наш с Анной покой не потревожат так называемые родственники.

Тем временем местность за окнами повозки неуловимо изменилась. Бескрайняя равнина сменилась невысокими холмами, покрытыми все тем же вереском. Теперь то и дело от основной дороги отходили побочные, ведущие, как я догадывалась, к домам, подобным тем, где жили Генрих и Вильгельм. Данное поселение нельзя было назвать городом в полном смысле этого слова. Жители провинции Нормон слишком дорожили одиночеством, которое словно превратили в смысл своего существования, поэтому никому не позволили бы поселиться рядом. Зачастую между соседними домами пролегало не менее мили, а то и более. Такое расстояние позволяло в полной мере насладиться чувством затерянности среди бесконечных холмов и болот.

Я пожала плечами, ведя сама с собой мысленный диалог. Впрочем, кто я такая, чтобы осуждать подобный образ жизни? Да, мне он не нравится, но это не значит, что все должны разделять мое мнение. Кого-то, напротив, приведут в ужас докучливые соседи, от любопытства которых не скроешься даже за стенами собственного дома. Все дело в привычках и характере.

– Скоро, – неожиданно прошептал Вильгельм. Его глаза горели от непонятного возбуждения, тонкие бескровные губы кривились, и он то и дело облизывал их. Меня аж передернуло от отвращения при виде его танцующего языка.

– Скоро, – повторил Вильгельм, не обратив на мою реакцию ни малейшего внимания. – Мы уже подъезжаем.

И он был прав. Прошло не более часа, как карета свернула с накатанной дороги на более ухабистую. Нас сильно затрясло, несколько раз я больно приложилась затылком о стенку. Благо это не продлилось долго. Вскоре мы обогнули широкий пологий холм, закрывающий имение рода Мюррей от посторонних глаз, и перед нами словно по мановению волшебной палочки предстало трехэтажное приземистое строение, окруженное плотной изгородью из колючего кустарника.

Меня всегда поражало то обстоятельство, что мой отчим при всем своем состоянии, весьма приличном по меркам Итаррии, никогда не пытался придать хоть какое-нибудь изящество своему жилищу. Больше всего его дом напоминал обычный прямоугольник, словно целиком вытесанный из серого камня. Никаких башенок или флигелей, никакого болотного плюща, который любили пускать в здешних краях по стенам зданий.

По моей спине пробежала холодная дрожь, когда я смерила дом взглядом. Казалось, за то время, пока меня здесь не было, он стал еще ниже, прильнул к земле, словно дикий зверь, готовый к нападению.

– Хлоя, – неожиданно всхлипнула Анна. Прижалась к моему плечу, и я машинально обняла ее, пытаясь успокоить.

– Ничего, моя маленькая, – прошептала я и легонько поцеловала ее в затылок. – Мы тут ненадолго. Совсем скоро мы вернемся в Аерни, обещаю!

И запнулась, перехватив в этот момент взгляд своего сводного брата. Он посмотрел прямо на меня и зло усмехнулся, обнажив мелкие, острые, как у крысы, зубы. А в его глазах полыхнуло пламя непонятного мне торжества.

* * *

Как я ни пыталась настоять на своем, но нам с Анной выделили отдельные спальни для проживания. Одно радовало – сестру поселили вместе с Гердой, неподалеку от комнат Габриэль и Гилберта. Правда, настораживало то, что из всех новоприбывших меня единственную сослали на третий этаж, в то время как все остальные устроились на втором. Это было странно. Насколько я помнила, на третьем этаже никогда не было гостевых спален. Да что там, даже жилым его можно было считать с большой натяжкой. Здесь располагались обширная библиотека Генриха, его рабочий кабинет и несколько крепко запертых комнат, входить в которые мне было наистрожайше запрещено. Отчим любил утверждать, что холод и сухой воздух благоприятно действуют на старинные книги, замедляя процессы разрушения и останавливая рост плесени, поэтому, сколько себя помню, этот этаж практически не отапливался. По всей видимости, эту традицию поддерживали и теперь. По крайней мере, мое дыхание продолжало оседать белым облачком на меховой воротник пальто, когда я вошла в пусть и просторное, но темное помещение, где мне было суждено провести несколько ночей.

– Прохладно, – заметила я, обращаясь к молчаливому слуге, показывающему мне дорогу.

Тот невыразительно пожал плечами, поставил около порога мой чемодан и прищелкнул пальцами. Тотчас же под потолком пробудился магический шар. По всей видимости, он почти исчерпал свой энергетический запас, поскольку его тусклого света едва хватало, чтобы осветить центр комнаты, в то время как углы продолжали утопать в сумерках. Не стоит и мечтать, что он сумеет согреть меня ночью.

Негромко цокая каблуками, я неспешно прошлась по своим новым владениям. Комната была даже больше, чем мне показалось вначале. Правда, у меня создалось впечатление, что раньше она использовалась для каких-то других целей, но не как спальня. На это указывала криво поставленная кровать, видимо, внесенная сюда совсем недавно в спешке, царапины на полу, словно тут двигали мебель, и маленькое крошечное оконце, больше напоминающее своими размерами бойницу в старинной крепости. Что скрывать, именно это меня удивило куда больше остальных странностей, поскольку в других комнатах окна были обычного размера. Я на всякий случай внимательно осмотрела все стены и, убедившись, что не пропустила никаких хитро замаскированных ставень, в полнейшем изумлении обернулась к дверям, намереваясь получить необходимые объяснения у слуги.

Однако тут меня ожидало очередное разочарование. Слуга уже куда-то удалился. Удивительно, что его уход остался не замеченным для меня. Вроде бы я постоянно старалась держать порог в поле своего зрения.

Недоумевая все сильнее и сильнее, я еще раз прошлась по комнате, изучая ее скудную обстановку и силясь понять, что здесь было раньше. Неужели меня поселили в одно из помещений, где Генрих хранил свою богатую коллекцию книг? По всему выходит, что так. На это указывали книжные шкафы, расположенные у дальней стены. По всей видимости, даже пустые они оказались слишком тяжелыми, чтобы их вынесли прочь.

Я подошла ближе и провела пальцем по одной из дубовых полок. Радует, что хоть пыли нет.

Если не считать прикроватного столика, то больше мебели в комнате не было. Из-за этого обстоятельства и размеров помещения казалось, будто я угодила в склеп. Любой мой шаг отражался эхом от стен. Н-да, мрачноватое местечко. Думаю, Генрих долго выбирал, куда же поселить своевольную падчерицу, чтобы напомнить ей о своей нелюбви. Что же, стоит заметить, это ему удалось с блеском.

– Хлоя? – В следующее мгновение в комнату ворвалась Габриэль, благо что дверь оставалась распахнутой настежь. И тут же застыла, округлившимися от удивления глазами рассматривая скудную обстановку моего временного обиталища. Затем перевела преисполненный ужаса взгляд на меня и выдохнула: – О небо, Хлоя, только не говори, что тебя тут поселили!

– Не скажу, – меланхолично отозвалась я и подошла ближе к кровати. Откинула покрывало и недоверчиво пощупала простыню и одеяло. Затем не выдержала, наклонилась и понюхала наволочку. Ну хоть здесь повезло. Генрих все-таки расщедрился на чистое белье. А то он вполне мог приказать застелить кровать какими-нибудь затхлыми тряпками. После чего выпрямилась и грустно улыбнулась Габриэль, которая наблюдала за моими действиями с прежним недоверчивым ужасом в глазах. – Но, по-моему, все и без слов понятно.

– Как так можно! – Габриэль возмущенно всплеснула руками и неохотно переступила через порог, то и дело оглядываясь на ярко освещенный коридор, словно опасаясь, что в любой момент дверь может захлопнуться и мы останемся в холодной темной комнате одни. – Насколько я поняла, Генрих Мюррей является тебе отчимом. Почему для нас, обычных и к тому же незваных гостей, которых он никогда в жизни не видел, приготовили нормальные спальни, а тебя оставили в каком-то… каком-то…

И она замолчала, кусая губы от возмущения и не в силах подобрать должного определения этому помещению.

– Это вполне в его духе. – Я пожала плечами. – Генрих всегда считал, что трудности закаляют характер. Поэтому к родным он зачастую относился намного суровее, чем к незнакомым людям. К примеру, он очень любил мою мать. Это я знаю абсолютно точно. Но это совершенно не мешало ему сурово отчитывать матушку за любую мою провинность или же малейшее проявление несогласия с ним в каких-либо житейских или хозяйственных вопросах.

Я не стала углубляться в подробные объяснения, невольно окунувшись в невеселые воспоминания о своем детстве. Но мне действительно тяжело было упрекнуть Генриха в нелюбви к моей матери. Мало кто из дворян возьмет в жены женщину, ранее состоявшую в третьем сословии и овдовевшую при загадочных обстоятельствах, особенно если у нее имеется маленький ребенок. Это немыслимое событие! Можно сказать, плевок в лицо обществу! Однако Генрих пошел на такое и целый год после свадьбы был настоящим изгоем и в семье, и среди соседей. Об его существовании просто забыли, видимо, надеясь, что настолько явное осуждение безумного поступка заставит моего отчима передумать и приложить все мыслимые усилия для быстрого развода. Да что там, я знала из сплетен и пересудов слуг, что сюда приезжала мать Генриха и чуть ли не на коленях умоляла сына одуматься. Но он оставался непреклонен. Конечно, со временем страсти поутихли, и его вновь начали приглашать на всевозможные светские приемы. Правда, в приглашениях всегда фигурировало лишь одно имя, что, однако, совершенно не мешало моему отчиму всегда и всюду брать с собой жену. Более того, при любом намеке на неудовольствие со стороны хозяев приема или же попытке каким-либо образом, пусть даже завуалированно, оскорбить мою мать Генрих не гнушался устроить громогласный скандал, во время которого во всеуслышание заявлял, что если соседи хотят видеть его, то обязаны принимать и его супругу, а не корчить при ее виде недовольные гримасы. Рано или поздно, но он своего добился, и моя матушка вошла в местное общество на равных правах с остальными. Благодаря все тем же осторожным перешептываниям слуг я была в курсе, что единственным человеком, который так и не смирился с подобным порядком вещей, осталась мать Генриха, нейна Анника Мюррей. До самой смерти она забыла дорогу к своему сыну, все свое внимание обратив на младшую дочь, найну Эрику Мюррей, которая, к слову, вроде бы так и не вышла замуж. И почему-то мне кажется, что этому немало поспособствовал неусыпный интерес Анники к личной жизни бедняжки.

– По этой логике получается, что твой братец должен жить в таком же склепе, если не хуже, – ядовито произнесла Габриэль. – Он ведь наследник рода Мюррей, значит, обязан претерпевать еще большие неудобства, чем нелюбимая падчерица.

Я неопределенно хмыкнула. Кстати, любопытное замечание. Если честно, я никогда не задумывалась над тем, в каких условиях живет Вильгельм. По-моему, как ни странно, но в чем-то Габриэль права: спальня моего сводного брата тоже находится на третьем этаже. По крайней мере, ее точно нет на втором, а первый отведен под комнаты слуг, кладовые, кухню и всевозможные помещения общего назначения, такие, как обеденный зал и гостиная.

– Ладно, неважно, – проговорила я, не желая дальше развивать неудобную тему. – Как вы устроились?

– Да уж получше, чем ты. – Габриэль еще раз обвела взглядом помещение и недовольно покачала головой. Затем посмотрела на меня и предложила: – Слушай, а почему бы нам не разместиться в одной комнате? Кровать в моей спальне такая огромная, что, не сомневаюсь, мы прекрасно поместимся на ней вдвоем и абсолютно не будем мешать друг другу. Все лучше, чем если ты будешь мерзнуть здесь в полном одиночестве. Прям мороз по коже от этой мысли!

– Спасибо, – благодарно сказала я и улыбнулась Габриэль: – Спасибо большое! Я очень ценю твое предложение. Но, пожалуй, я откажусь.

– Почему? – Габриэль удивленно вскинула тонкие брови.

Вместо ответа я лишь всплеснула руками. Тяжело было объяснить, что я думала по этому поводу. С одной стороны, больше всего на свете мне хотелось согласиться и немедленно покинуть столь негостеприимное место. Что скрывать, от мысли, что я буду вынуждена провести здесь ночь, меня саму кидало в холодную дрожь. Но с другой стороны, меня не оставляло чувство, что Вильгельм и Генрих ожидают от меня именно такого поступка. Я была почти уверена, что это некоего рода проверка меня на слабость. И сейчас отчим с нетерпением предвкушает мое трусливое бегство, которое тем самым подтвердит его нелестное мнение обо мне. Но я намерена разочаровать его в этом. И пусть ночь, проведенная в холодной темной спальне, послужит ценой за полученное удовольствие. Все равно я останусь в выигрыше.

– Ну как знаешь, – недоверчиво проговорила Габриэль, так и не дождавшись от меня разумного ответа. – Но если вдруг передумаешь, то я всегда рада принять тебя.

– Спасибо, – повторила я, улыбнувшись еще шире.

– Слушай, и по поводу той сцены у тебя дома… – Габриэль замялась, неожиданно покраснев, словно уличенная в каком-то недостойном занятии. Я прекрасно понимала, что именно она хочет сказать, но не мешала, терпеливо ожидая продолжения. И вот, наконец, оно последовало. Габриэль в последний раз переступила с ноги на ногу и вдруг выпалила на одном дыхании, уставившись куда-то поверх моей головы и опасаясь даже на миг встретиться со мной взглядом: – Извини меня. Я… В общем, я не должна была так думать о тебе. Просто, когда Гилберт заявил, что собирается ехать с тобой, я словно сошла с ума. Мне стало так обидно! Ведь ты подходишь ему как пара намного больше.

– Но любит-то он тебя, – мягко оборвала я ее сбивчивое бормотание.

– Ох, не уверена. – Габриэль печально покачала головой, хотела было еще что-то сказать, но не успела. В следующее мгновение в светлом прямоугольнике дверного проема появилась Герда, которая вела за руку мою сестру.

– Хлоя! – воскликнула Анна и кинулась ко мне. Отчаянно прижалась к моим ногам, словно после долгой разлуки.

– Извините, что мешаю вашему разговору, – степенно произнесла Герда. – Но ваша сестра устроила настоящую истерику, требуя немедленно привести ее к вам. Поэтому, собственно…

– Все в порядке, – поспешила я заверить свою помощницу по хозяйству, на самом деле даже обрадовавшись ее неожиданному появлению, поскольку оно оборвало разговор, который мне все более и более не нравился.

– Хлоя. – Анна на удивление серьезно посмотрела на меня снизу вверх своим синим бездонным взором, не обратив ни малейшего внимания на наш обмен репликами. – Ты уже видела ее?

– Кого? – спросила я, недоуменно нахмурившись.

– Нашу маму. – Сестренка расплылась в довольной улыбке. – Неужели ты не чувствуешь? Она стоит прямо за тобой.

Волосы на моей голове сами собой зашевелились от ужаса. Краем глаза я заметила, как побледнела и попятилась Габриэль, а Герда поднесла руку ко рту, сдерживая невольное восклицание. Затем осторожно повернула голову и взглянула через плечо, готовая в любой момент с воплем ужаса ринуться прочь. На мое счастье, ничего не произошло. Комната, освещенная тусклым светом магического шара, оставалась по-прежнему пустой.

– Нет, моя маленькая, я не вижу ее, – ласково проговорила я.

Анна обиженно скуксилась, недовольная моим признанием. Отлепилась от меня и сделала шаг в сторону, уставившись на что-то, мне невидимое. Затем ее личико вновь расплылось в радостной улыбке.

– И с нею отец, – произнесла она, напряженно вглядываясь в пустое пространство. – Странно. Я никогда не видела его настолько счастливым.

– Отец? – медленно переспросила я, ощущая, как цепкая рука дурного предчувствия крепко стиснула мое несчастное сердце. – Ты видишь Генриха рядом с нашей матушкой?

– Да. – Анна негромко хихикнула от моего вопроса, который, должно быть, показался ей очень глупым. – Он говорит, что встретился с матушкой уже очень давно.

Я со свистом втянула в себя воздух, силясь понять, что все это означает. Получается, Вильгельм солгал мне! Когда он приехал ко мне якобы пригласить к постели умирающего, Генрих уже перешел в мир теней. Остается только вопрос, зачем ему понадобился этот обман.

– Ну, братец, – прошипела я, обменявшись понимающими взглядами с Гердой и Габриэль. – Кажется, кое-кому предстоит весьма непростой разговор со мной.

* * *

Я решила не откладывать в долгий ящик неприятный разговор со сводным братом. Слишком сильно меня душило негодование от осознания того, как легко и просто тот обвел меня вокруг пальца. Но куда больше меня интересовал вопрос, зачем это ему вообще понадобилось. Нет, я прекрасно понимала, что по какой-то причине Вильгельму было необходимо, чтобы я и Анна приехали в имение Мюррей. Но для чего? Мое воображение пасовало, не в силах придумать убедительного объяснения столь загадочному факту.

Габриэль согласилась составить мне компанию в поисках Вильгельма, в то время как Герда повела Анну в комнату к Гилберту, который должен был защитить их при опасности. На всякий случай я приказала своей помощнице по хозяйству держать ухо востро и по возможности никуда не отлучаться от моей сестры. Больше всего на свете я боялась, что Вильгельм затеял весь этот обман лишь с единственной целью – отобрать у меня Анну. Правда, в этом случае я все равно не понимала, к чему было тащить меня в здешние края, а заодно брать с собой столь шумное и многолюдное сопровождение. Ведь куда логичнее было сделать это еще в Аерни, воспользовавшись правом сильного и законом, который, увы, в данном случае был целиком и полностью на стороне моего сводного братца. Эх, одни вопросы!

Словно две алчущие крови гончие, мы с Габриэль принялись бесцельно блуждать по огромному дому, силясь отыскать убежище моего брата, который сразу после приезда куда-то бесследно исчез. Первым делом мы осмотрели третий этаж. К нашему величайшему удивлению, оказалось, что незапертой здесь была лишь одна дверь – ведущая в комнату, выделенную для моего проживания. Все остальные помещения были под надежным запором. Затем мы спустились на этаж ниже, и я наконец-таки позволила себе сбросить пальто, с которым не рискнула расстаться раньше. По сравнению с моей спальней гостевые покои выглядели настоящим обиталищем богов. Жарко натопленные, ярко освещенные, выдержанные в теплых тонах. И самое главное, здесь были большие окна, за которыми наливались синевой ранние осенние сумерки.

Гилберт рвался присоединиться к нам в поисках Вильгельма, но я попросила его оставаться с Гердой и Анной, посоветовав на всякий случай запереть дверь и открывать ее только на условный стук – три удара с длинным промежутком между ними и три удара с коротким. Понимаю, что моя просьба уже напоминала проявление паранойи, но душевное спокойствие куда важнее того, что о тебе могут подумать друзья. Тем более что ни у кого не возникло никаких возражений, только на лице Габриэль промелькнула легкая тень сомнений. Ну и пусть! Слишком не по себе мне было от происходящего, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

После недолгих раздумий я вооружилась кочергой, позаимствовав ее из комнаты Гилберта, и мы с Габриэль вновь отправились на осмотр дома. К слову, на втором этаже нас ожидала та же картина, что и на третьем: ряды запертых дверей. Открытыми были лишь гостевые спальни.

Происходящее не нравилось мне все сильнее и сильнее. Мне все отчетливее казалось, что в доме уже весьма продолжительное время никто не живет. И то и дело мой взгляд выхватывал все новые и новые свидетельства этого обстоятельства: пыль на перилах и подоконниках, что было немыслимо при жизни Генриха, поскольку он нещадно гонял слуг за малейшие небрежности при уборке; грязные разводы на окнах; но самое главное – чуть уловимый аромат затхлости, присущий любому заброшенному жилищу. Удивительно, что я не заметила этот запах сразу же. Наверное, я оказалась слишком взбудоражена возвращением в ненавистное имение, с которым у меня было связано столько несчастливых воспоминаний.

Немного отдохнув у лестницы, мы с Габриэль отправились на первый этаж. Я надеялась, что уж здесь-то точно отыщу человека, способного дать мне ответы на многочисленные вопросы. Пусть даже не Вильгельма, но хотя бы кого-нибудь из слуг. Не почудился ведь мне тот верзила, который любезно отнес мой чемодан в холодную спальню.

В гостиной мы наконец-то получили необходимые доказательства, что в доме помимо нас присутствует еще кто-то. Здесь ярко горел камин, весело треща оранжевыми искрами. На столике напротив дивана была приготовлена нехитрая закуска, призванная усмирить аппетит гостей в преддверии ужина, и расставлены бокалы в немом приглашении выпить после долгой прогулки. Но в комнате никого не было. Удивленно переглянувшись с Габриэль, я неслышно подошла к двери в дальней стене. Насколько я помнила, она вела в еще одну комнату отдыха, которую Генрих обычно использовал для сугубо мужской компании. Женщинам вход сюда был наистрожайше запрещен, и, снедаемая жарким любопытством, однажды я загодя спряталась за одним из кресел, стоящих в самом дальнем углу этого помещения, желая узнать, что же за таинство тут происходит. Как оказалось – ничего интересного. Некоторое время мужчины просто пили, если судить по периодическому позвякиванию бокалов, и спорили о политике государства и соседних стран. Затем разговор свернул на более фривольную тему. С замиранием сердца и горящими от стыда ушами я выслушала историю о некой сьерре Бритте, которая за пару монет никогда не откажется приласкать уставшего путника. Этот рассказ то и дело прерывался многозначительным хмыканьем со стороны слушателей, какими-то сдавленными смешками и был наполнен странными и непонятными для меня сравнениями. И вот, когда разговор окончательно и бесповоротно свернул на фривольную тему и остальные участники беседы принялись делиться своими впечатлениями от прелестей Бритты, по комнате пополз загадочный сладковатый дымок, от которого у меня моментально закружилась голова, а речь говорящих стала какой-то невнятной и запинающейся. Не выдержав, я отчаянно расчихалась, и мое укрытие оказалось обнаруженным. Ох и попало же мне тогда! Пожалуй, это был единственный случай, когда Генрих самолично взял в руки ремень и от души отхлестал меня, да так, что еще неделю после этого я не могла сидеть. И на следующее же утро меня отправили в пансион, хотя каникулы только-только начались.

Впрочем, я несколько отвлеклась. Так или иначе, но я немного представляла, что именно могло ждать меня за закрытой дверью. И тем большим было мое удивление, когда, распахнув ее, я окунулась в плотный чернильный мрак. Странно! Совершенно точно, что в этой комнате было окно, даже не одно, а два или три, открывающие вид на бесконечную болотную равнину. Неужели кто-то закрыл наружные ставни? Но зачем?

Я прищелкнула пальцами, надеясь, что тем самым пробужу магический шар, который должен был плавать здесь под потолком. Однако меня опять постигла неудача. Ничего не произошло. Еще страннее. Уж на чем, на чем, а на источниках света, в том числе и колдовских, мой отчим никогда не экономил. Ему нравилось, когда дом всеми окнами ярко светился в ночи, и тогда он любил сравнивать его с путеводной звездой для заблудшего странника.

– Что-то мне не по себе, – дрожащим голоском произнесла Габриэль, выглядывая из-за моего плеча. – Тебе не кажется, что эта тьма какая-то странная?

Я промолчала, пристально наблюдая за тем, как ближайший отросток мрака словно сам по себе шевельнулся, пытаясь лизнуть носки моих башмаков.

А в следующее мгновение я неожиданно услышала, что в комнате кто-то размеренно дышит. И от этого звука волосы у меня на голове сами собой зашевелились от ужаса.

– Ой, – пискнула Габриэль и попятилась. Я оглянулась на нее и увидела, как она споткнулась о складку ковра, застилающего пол гостиной, но, по-моему, даже не заметила этого, расширенными от страха глазами продолжая вглядываться в темноту за моей спиной. – Ой, Хлоя, может быть, пойдем отсюда? Позовем Гилберта.

Я опять посмотрела во мрак. Задумчиво взвесила в руках кочергу, которая сопровождала меня при обыске дома. Если этот некто загадочный дышит – значит, он живой. Не думаю, что ему понравится удар увесистой железякой.

– Пока мы будем бегать за Гилбертом, он может скрыться, – свистящим шепотом проговорила я. – А оставлять кого-нибудь на страже опасно. Все-таки сейчас нас двое, а так, в случае чего, с опасностью столкнется только одна.

– И что ты предлагаешь? – Габриэль испуганно всхлипнула и сделала еще один шаг назад. – Хлоя, прости, но я туда не сунусь. Ни за что!

– А я и не прошу, – попыталась успокоить ее я и еще раз взвесила в руках кочергу, словно уже мысленно примерялась к возможному удару. – Постоишь здесь. Если вдруг я не выйду через пару минут или случится что-нибудь страшное – беги к Гилберту.

– Что ты намерена делать? – Габриэль тихонько ахнула, видимо, осознав, что я на самом деле готова вступить в бой с загадочным созданием, скрывающимся во тьме комнаты отдыха. – Хлоя, это очень опасно! Не сходи с ума! А вдруг на тебя нападут, едва ты пересечешь порог? А вдруг там скрывается какое-нибудь порождение Альтиса, которое убьет тебя, если ты нарушишь его покой?