Текст книги "Четырёхлистник или Теория Невероятности (СИ)"

Автор книги: Елена Крыжановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Крыжановская Елена
Четырёхлистник или Теория Невероятности

сказочно-научная повесть

пролог: Дипломная работа ведьмы

Недалеко от столицы на краю дачного поселка за высоким забором стоит таинственный дом. Многие думают, это бывшая правительственная дача. В действительности же это частный дом, и хозяин его, правда, принадлежал когда-то к высоким сферам власти. Теперь в старом здании размещается заведение единственное в своем роде: частный привилегированный университет научной магии. Казалось бы, там должна толпиться уйма молодежи. Но сейчас, в конце мая идут экзамены, поэтому люди бывают там не так часто. Приходит кто-нибудь посоветоваться с научным руководителем по поводу диплома, пересдать что-нибудь или взять дополнительные уроки, но в основном, возле университета тихо.

Выглядит он, как старый обычный дом, с чердаком, на двери которого всегда висит ржавый амбарный замок. В этом большом двухэтажном здании старой постройки занятия в обычное время учебного года ведутся ночью. Большинство практических работ по научной магии начинаются в полночь, поэтому студенты не жалуются, что им надо рано вставать.

Сейчас, в послеобеденное время, университет почти пуст. Только в одном из классов верхнего этажа молоденькая студентка ведет разговор о теме диплома со своей научной руководительницей. Окно открыто, теплый весенний аромат цветущих садов льется в класс... Как можно сейчас говорить о науке?! Понять этот феномен невозможно, однако же, любопытно было бы послушать.

Две дамы: девочка с пушистой косичкой, с красной лентой вместо обруча и в ярком сарафане в горошек и высокая представительная красавица брюнетка с бледным лицом и в темной шелковой мантии знают друг друга очень хорошо, и тем не менее, никак не могут прийти к согласию.

– Алечка, ты пойми, я желаю тебе только добра, но как ты можешь вносить в свою работу по матемагии неизвестный элемент? Чувства, это, деточка, по части социологии, и тебе никак не удастся убедить меня...

– Леди Агата, но бывает же Теория невероятности...

– Деточка, Теория невероятности это работа для докторской. Как ты можешь после первых двух курсов считать, что ты знаешь в ней больше меня!

– Но Агата Петровна, ну, послушайте, я ведь хочу вывести формулу Теории невероятности.

– Мое сокровище, а ты знаешь, что тебе никто не даст согласие на эту тему? Ты не отстоишь ее на Совете.

– Почему же не отстою? – с горячностью возразила девушка. – Если вы будете за...

– Нет, я буду против. Ты хочешь ставить свой диплом на самом неверном материале: формула Теории невероятности! Да со времен графа Калиостро, с тех пор как он забросил расчеты своей Формулы Любви, никто и не брался за это всерьез. И потом, ведь тогда нужен практический эксперимент...

– Ну, разумеется! Я и хочу провести практический эксперимент!

Дама, которую называли Агатой Петровной, крайне снисходительно, даже сочувственно улыбнулась горячности своей ученицы. Она очень терпеливо сказала:

– И где ты найдешь Героя для практического эксперимента? Ты посмотри, что это у тебя такое написано, вот, посмотри, посмотри... это что такое? Параметр первого встречного!

– Ну да, конечно, я хочу вести исследование по стандарту первого встречного.

– Где ты найдешь первого встречного в наше-то время! – воскликнула леди Агата, теряя остатки терпения. – Это же редкий и вымирающий вид, homo realis. Кто тебе позволит брать такого для студенческого эксперимента?

Девушка принялась нервно переплетать кончик пушистой косы. Но, по всей видимости, сдаваться не собиралась.

– Но, леди Агата, вы поймите, может быть, это мое призвание... Матемагия – моя любимая наука. Вы же магистр!

– Вот именно, я магистр! Я – магистр, а ты меня совсем не слушаешься. Я же твой научный руководитель, Алечка! Как ты не понимаешь... где ты возьмешь себе homo realisа? В нашем дачном поселке?

– Ну, я попрошу... я попрошу санкцию у Совета.

– Ладно, а это что такое у тебя? – с удивлением всмотрелась в черновые расчеты леди Агата. – Ты хочешь провести график Теории невероятности не по параболе? И не по лабиринту? – ученая дама словно не верила в возможность прочитать то, что было написано у Альки в расчетах.

Но ее юная ученица нисколько не смутилась.

– Нет, я хочу ввести кольцевой вектор и четверной эпюр, а что?

– Кельтский крест?

– Да, четырехлистник, – кивнула Алька.

– Зачем тебе четырехлистник?

– Да потому что не имеет значения, какой параметр задать первому встречному! Вопрос в его пути. Когда он пройдет по Кольцу, то должен принести мне четырехлистник, и пусть берет его, где хочет!

– Так ведь пройдет по Кольцу только настоящий мужчина, и возникнет параметр чувства, по Теории невероятности, лишь в том случае, если он найдет четырехлистник.

– Ну, да.

– Так что же в этом хорошего, это ведь самый неверный материал! – Леди Агата тоже начала горячиться: – Деточка, писать работу о Любви и самой не принимать участие в эксперименте невозможно.

– Да вот еще! – возмутилась такому заявлению Алька. – Я буду наблюдать со стороны, я...

– Но ведь чувства, Алечка, чувства – это не математический параметр.

– Но Теория невероятности...

– Теория невероятности на то и теория, чтобы не всегда подтверждаться на практике, дитя мое.

Леди Агата улыбалась с чувством превосходства.

Алька нахмурилась и в голосе ее зазвучали жалобные нотки:

– Леди Агата, ну, пожалуйста, поддержите мою тему!

– Я не буду защищать тебя на Совете, я уже сказала.

– Хорошо... хорошо, тогда я пойду к Людоеду, он меня примет!

– Ты хочешь сбежать с моей кафедры? Алечка, подумай, это серьезное решение! – сквозь ласковые интонации любимой учительницы пробилась угроза. – Ты хочешь уйти с кафедры высшей математической магии?

– Да! Не буду я на магиоматике учиться, если вы так... Я хочу защищать диплом по Теории невероятности!

– С четырьмя мертвыми петлями на шее? – взвизгнула леди Агата, сердясь не на шутку. – Со своим кельтским эпюром?!

– Да! Почему это нельзя поставить четырехлистник?

– Хорошо, – холодно проговорила научная руководительница. – Хорошо. Поступай, как тебе угодно. Но предупреждаю, твой отец этого не одобрил бы. Алька, я не только твой научный руководитель, я тебе друг!

– Агата Петровна, я с детства вас слушаюсь! Я пошла на эту кафедру только по вашему направлению, но сейчас, когда я поняла, что научная магия мое призвание – вы же мне и ставите палки в колеса! – Алька тоже разбушевалась. – Если вы не будете поддерживать мою тему, я ухожу к Людоеду!

– Скатертью дорожка, деточка! – саркастически ответствовала леди Агата. – Скатертью дорожка!

Хлопнув дверью, Алька в ярости выбежала в коридор.

Неудивительно, что мы с вами немного поняли из высоконаучного разговора двух посвященных дам. Ведь высшая матеомагия – это гораздо хуже, чем обыкновенная высшая математика с интегралами, которую и так понимает не каждый.

Но студенты и школьники народ везде веселый и непредсказуемый. В этом смысле, частное привилегированное заведение, это то же самое, что обыкновенная школа или лицей, только еще страшнее, как считает ее сторож и техник дядя Гриша.

Вот извольте-ка, легко ли работать сторожем в таком заведении, если перед ночной ответственнейшей городской контрольной, на замок опять навели заклинание неоткрываемости, и вся профессура вместе с довольными студентами стоит в коридоре перед классом, пока дядя Гриша не перечитает все антизаклинания. А их книга толще, чем телефонный справочник. И замок, заколдованный этими недоучившимися магами, не берет ни воровская фомка, ни автоген, ни даже такой надежный инструмент, как дядигришино плечо с разгону и с воплем «Посторонись!» – в сочетании с некоторыми неучтенными народными заклинаниями. Всё равно открыть невозможно, так и пропадает контрольная.

Или, вот, тоже шутники: заклеят замочную скважину жвачкой, смоченной в слюне вампира, и потом весь экзамен в классе сидеть невозможно: вопли на весь класс, треск, шаги, стоны... А среди этого – и подсказки тем, кто не выучили урок.

А практические занятия? Это и вовсе невозможно выдержать. Практические занятия, да экскурсии по магическим местам боевой и трудовой славы, да еще и в ступах, в полете, это ж как уследить за всеми! Тут нужны такие люди, как Кощей Кощеевич, бессменный ректор этого заведения, чтобы держать в руках своих сверходаренных студентов.

Итак, Алька шла по коридору, мельком отмечая двери в закрытые классы и медные таблички на дверях заведующих кафедрами университета. Прошла и ректорскую дверь, на которой на массивной табличке вырезано буквами готического шрифта: Бессмертный Кощей Кощеевич.

Ректор заведовал частным университетом уже третье тысячелетие. И никто пока на его пост не претендовал.

Напротив была дверь зама по работе с общественностью. Доктора всех наук Трехголового Змея Горыныча. Потом поворот к тихим омутам кафедр естествознания: биогеомагии и охране озёро-речко-болотоценозов, которой заведовала милейшая пожилая дама Водяная Русалка Тритоновна. И тут же за смежной дверью находился ее сосед Подводный Нептун Посейдонович, бывший когда-то простым водяным, а теперь дослужившийся до заведующего кафедрой штормо-тайфуноведения и глубинных мотивов. Это вам не просто воду мутить в каком-нибудь ближайшем озерце за мельницей!

Аля свернула в коридор кафедры литературоведения. Прошла мимо двери судлитэксперта Мумуева Герасима Тургеньевича завкафедрой по графомании с тяжкими последствиями для общества. А также миновала дверь магистра экономиомагии, завкафедрой интригоплетения и современной политики Паук Паутины Тарантуловны. Хорошо, что сегодня ее не было в университете. Не то бы уж она живо сплела донос ректору о том, как Алечка разговаривала со своей уважаемой научной руководительницей. Зато, судя по слабому шевелению за дверью, на месте был Цикута Купорос Ядославович, завкафедрой по истории ядоварения и социальной смертности талантов. Но его кафедра Альку не интересовала.

Она миновала дверь завкафедрой по лечебной физкультуре людей и животных Геркулеса Самсона Далиловича и дверь профессора астролингвистики, завкафедрой зооастромагии и судьбонавигации Скорпионского Льва Козероговича, который уже месяц находился в командировке во Всемирной обсерватории, чему несказанно радовались его студенты, которым Лев Козерогович поставил автоматический зачет по всем знакам, и наконец Алька остановилась перед дверью с устрашающей надписью «ЛЮДОЕД» под фамилией владельца кабинета.

Как гласила медная табличка, находился за этой дверью профессор Калигула Варфоломей Чингисханович, завкафедрой социологии. Знаменитый психолог или, как он сам любил себя называть на русский манер, «людовед». Но букву "в" из его звания оторвали мстительные студенты, которым Варфоломей Чингисханович третий раз подряд устроил Варфоломеевскую ночь на экзамене (экзамен, так и не принял!). И эта месть была ещё самой невинной из тех, которых студенты отчаянно желали ему в кошмарах.

Алька очень смело постучала в дверь и, услышав «Входите!», зашла в кабинет людоеда.

– А-а! Принцессочка моя дорогая пришла! Не забываешь старика, душечка? – Варфоломей Чингисханович невысокий, толстый, лысый и добродушный поднялся из-за стола и улыбался ей навстречу. До появления Альки он проверял билеты на экзамен, думая, какой вопрос потруднее туда вписать.

– Здравствуйте.

– Ну что моя деточка такая грустная, сбежала от своей каменной леди? – с нескрываемым удовольствием прогудел оперным басом профессор. – Я тебе давно говорил, переходи ко мне...

– Варфоломей Чингисханович, ну почему леди Агата так не одобряет Теорию невероятности? – Алька подняла на людоеда огромные вопрошающие глаза.

– Леди Агата матеомагистр! Она не может матеомагическую теорию не одобрять, – с легкой иронией заметил профессор Калигула. – Она не одобряет, деточка, твой выбор темы. Я не ошибаюсь?

– Но ПОЧЕМУ?

– Да потому, что ты хочешь написать формулу чувств, ты хочешь написать развитие параметра первого встречного по Кольцу...

– Вообще-то, я думала, по спирали...

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим... – Варфоломей Чингисханович погрузился во внимательное изучение Алькиных записей по дипломной работе. – Нет-нет, деточка, это именно по Кольцу. Любопытно... и какую же переменную ты предлагаешь сюда вставить?

– Я хотела кельтский эпюр, – несмело проговорила Алька, не поднимая глаз на профессора.

– Ага, четырехлистник! Подходяще... Я бы тебя поддержал. Но отчего же всё-таки по спирали?

– Но ведь чувства развиваются по спирали.

– Но ты настаиваешь на прогнозируемом результате, это и выходит немного за рамки Теории невероятности.

– Да, но я хотела описать формулу развития...

– Ты ведь задаешь социологические параметры, это и не нравится кафедре чистой матеомагии.

– Я готова перейти на вашу кафедру!

Варфоломей Чингисханович как бы в испуге заломил пухлые руки, но в уголках его маленьких глазок светилось лукавство:

– Не надо жертв, моя рыбонька! Не надо таких поспешных разрывов, сжиганий мостов! Будем человечны. Будем терпимы, – он взял девушку за плечо и сказал, доверительно понизив голос: – Алечка, я думаю, твоя тема интересна, напишем диплом в рамках Теории невероятности и специализироваться пока будешь по матемагии. Ведь это твое призвание?

– Я тоже так думала, – раздраженно заметила Алька, – до сегодняшнего утра!

– Не переживай, моя рыбка. Я думаю, не стоит тебе так уж сразу уходить с кафедры и разрывать все отношения с твоей научной руководительницей. Хотя, откровенно говоря, она, конечно, ведьма, хоть и с дипломом.

– Но ведь я тоже хотела быть такой.

– Но ты будешь очаровательной ведьмой! – людоед расплылся в улыбке. – В общем, я посоветуюсь с нашими учеными мужами, и даже если леди Агата будет нам оппонировать и мнения разделятся, думаю...

– Я в любом случае хотела попробовать.

– Ты готова написать социологическое исследование?

– Да, я хотела бы.

– Хорошо, я тебя поддерживаю. Можешь быть уверена, я достану разрешение.

– Варфоломей Чингисханович! – Алька кинулась на шею профессору людоведения и звонко чмокнула его в щеку.

– Ну-ну, душечка! Не надо таких сентиментальных эмоций! Я поговорю с ректором.

– И могу начать? – глаза у Альки блестели от нетерпения.

– В любое время, когда пожелаешь, дитя мое.

– Спасибо вам. До свидания!

Алька, весьма довольная, выбежала из кабинета людоеда и вприпрыжку поскакала вниз по лестнице, насвистывая песенку «После дождичка в четверг»...

часть первая: Теория невероятности

глава 1

На зеленом пригорке на окраине дачного поселка лежал и смотрел в небо молодой человек, наслаждаясь майским теплом, любуясь балетом белых облаков под нехитрую мелодия колокольчиков коровьего стада, возвращающегося вечером домой. Всё внимание молодого человека занимали позлащенные низким солнцем тучки и качающиеся перед его глазами травинки. Из этого ещё не следует непреложного вывода о том, этот парень – романтик, однако вовсе отрицать такое предположение мы тоже не в праве. Его мысли крутились вокруг планов на выходные, когда из города приедут его друзья, и они вместе пойдут на рыбалку.

От столь мирного ничегонеделания отвлек его женский голос. Неизвестно откуда так близко прозвучавший в пустынной местности.

– Ах, нет, это совершенно невозможно! Это никуда не годится.

Молодой человек сел. Заинтересовано посмотрел на девчонку с пушистой косичкой и красной лентой в волосах, в красном в белый горошек сарафане, сидящую рядом с ним на пригорке.

– Нет, это никуда не годится, – горестно повторила она.

– Слушай, откуда ты взялась, милое создание?

– Нет, это совершенно невозможно, – не оборачиваясь, проговорила она, будто не слыша вопроса.

– Что происходит? Что невозможно?

– Невозможно найти клевер с четырьмя лепестками.

– Чепуха, здесь полно клевера, и наверняка на какой-нибудь из этих травинок кроме трех есть и четыре лепестка, это же стандартная мутация. Я слышал, испокон веков считается найти его – на счастье, но, думаю, это не так уж сложно.

– Нет, это совсем невозможно, – с грустью возразила странная девица. – Его нет ни на одной лужайке в наших окрестностях.

Она сказала это проникновенным тоном, в котором слышалось знание чего-то такого, что позволяло ей полностью убедиться в своей правоте. Но молодой человек досадливо отмахнулся, с такой же уверенностью.

– Чепуха! Я тебе могу сказать как математик, по теории вероятности обязательно в каком-нибудь количестве одинаковых трилистников найдется и четырехлистник. А зачем он тебе?

– Чтобы удачно защитить диплом.

– Какой диплом, тебе в куклы ещё играть! Сдать экзамен, ты хотела сказать?

– Нет, – напевным голосом нежно и весело возразила она, видимо радуясь его удивлению, – все экзамены я уже сдала, у меня защита диплома.

Молодой человек с большим интересом вгляделся в девушку, которой от силы мог дать лет шестнадцать.

– Тебе ж сколько лет?

– Я вполне совершеннолетняя, – ответила она.

Большие темные глаза с длинными ресницами, пушистая каштановая коса почти достававшая до талии, розовые круглые щечки и пухлые губки, плюс легкая россыпь сезонных веснушек – хорошенькая, совершенно дачный тип, босиком... Она смотрела на него так же заинтересованно.

– Скажи... те, а вас как зовут?

– Меня? Лёша.

– Алексей? – зачем-то уточнила она и не ошиблась: уточнение требовалось.

– Нет, Елисей.

– Царевич? – ее глаза так странно блеснули, что Лёша смутился.

– Почему же царевич?

– Ну, Елисей редкое имя, царское, – пояснила она, почесывая нос кисточкой на конце косы.

– А тебя как зовут, стрекоза?

Она отбросила косу за плечо и равнодушно махнула рукой:

– Меня, Алькой. По-разному зовут... бабушка Третьей Зорькой кличет.

– Почему Третьей Зорькой?

– А я встаю поздно, люблю поспать, – непринужденно объяснила она, как будто это самое что ни на есть обычное прозвище.

– У нас козу зовут Зорька, – довольно бестактно засмеялся Лёша.

Девушка внимательно глянула на него.

– Значит, ты внук Дарьи Никаноровны?

– С чего ты взяла? – Лёша поразился точности ее сведений.

– А только у нее в хозяйстве коза Зорька. Я здесь всех знаю.

– Не думал, что это может быть особой приметой. Вот ты какое местное чудо-юдо, всезнайка! Так что у тебя за диплом?

– По Теории невероятности.

– Такой не бывает.

– Конечно, бывает, – со спокойной уверенностью сказала Алька. – Это четырехлистников не бывает, а Теория невероятности – это научный факт. Ты на кого учишься?

– Я-то, на программиста.

– В политехническом?

– В политехническом.

Алька снисходительно хмыкнула.

– Ясно, всё виртуальная нереальность, компьютеры, точные расчеты.

– Ну, разная бывает реальность, признаю, – заметил Лёша.

– А Теория невероятности тоже бывает.

Несколько секунд они молча мерили друг друга взглядами, потом Лёша вздохнул:

– И откуда ты взялась такая упрямая?

– Я из университета.

– Ну ты даешь! Я точно думал, что тебе только на речку с мячиком бегать да в куклы играть. Акселератка! Ну, то есть, вундеркинд!

– Не обзывайся. Лучше попробуй найти на этой лужайке четырехлистник.

– Да я уверен, вот сейчас мы насчитаем по десять штук, я создам тебе математическую выборку здесь, здесь и здесь, – Лёша наугад ткнул пальцем в разные концы полянки, – и хоть одна из этих травинок окажется четырехлистной.

– Давай попробуем! – азартно предложила она.

– Давай.

Они сидели на лужайке, рассуждали о теории вероятности и рассматривали травинки. Лёша не заметил, как увлекся этим занятием, особенно убедившись, что среди массы кислицы и клевера ни одной четырехлистной травинки не попадается.

– Ищи, ищи, попробуй найди! – насмешливо сказал звонкий девичий голос, и Лёша подбежал к травинке, которая ему издали показалась совершенно точно непохожей на остальные. Присев, он увидел, что она обыкновенная, трилистная. Эхом до его слуха, как издалека долетел тихий смех, а когда Лёша оглянулся, девчонки рядом уже не было.

Солнце почти село. Пожав плечами, Лёша отправился домой, пить чай со своей бабушкой, которую действительно звали Дарья Никаноровна.

Глава 2

В гостях у Дарьи Никаноровны находилась ее закадычная подружка и соседка Варвара Сергеевна. Старушки весело сплетничали, пили чай с домашним вареньем, раскладывали какой-то особый мудреный пасьянс, и судачили о нынешней молодежи и о том, как трудно нынче жить в городе. Да и в деревне не легче. Разговор вскользь коснулся того, что приехал на лето внук, и теперь Дарье Никаноровне не будет так одиноко.

Когда пришел Лёша и сразу с порога спросил, не знают ли они такую девчонку ужасно вредную с лохматой косой, глазастую, Третьей Зорькой кличут? – старушки заговорщицки захихикали, и Лёше стало очевидно, что они что-то знают, и дело тут вовсе не так просто, как ему показалось вначале.

Пошептавшись со своей подругой, Варвара Сергеевна заторопилась уходить, даже не поинтересовалась, сойдется ли пасьянс. Она пожелала доброй ночи и ушла, а бабушка сказала Лёше, что раз уж ему в кои-то веки довелось встретить столь симпатичную девушку, что он даже смог описать ее внешность, то пусть расскажет всё, как было. Когда Лёша рассказал про четырехлистник, Дарья Никаноровна всплеснула руками и без видимой связи, глядя в сторону, сказала, что завтра в город в лавку надо идти.

– В какую это лавку, бабушка? – удивился Лёша.

– В обыкновенную, я тебе адрес дам. К Цезарю идти надо, без него тут никуда.

– Это кто ж такой?

– Знакомый наш, пожилой, Цезарь Цезаревич – большой ученый. Он про такие вещи знает, про енту Теорию невероятности.

– Бабушка, – улыбнулся Лёша, – но ведь такой не бывает на свете.

– На свете не бывает то, чего прежде не было, – отрезала Дарья Никаноровна, – а Теория невероятности всегда была. Ещё я ее в школе-то учила.

– Бабушка, а что тебе в лавке купить надо?

– Не мне, это тебе надо, внучек. Разберешься на месте. Увидишь там на углу против почты, между киоском с мороженным с одной стороны и тачкой с воздушными шариками с другой стороны – двери лавки. И ежели на них написано «ОБЕД», так прямо смело и входи.

– Так ведь хозяин рассердится, бабушка, – растерялся Лёша, примерно представляя, как радуются посетителям, вваливающимся во время обеденного перерыва.

– Ну и что же, поворчит немножко, – невозмутимо ответила Дарья Никаноровна, взяв со стола бумагу и ручку. – А ты ему записочку вот эту вот передашь, скажешь, что ты, мол, от Дарьи Никаноровны, так, может быть, он и смилостивится. А кроме как в обед в эту лавку ты не попадешь, так что уж рискни.

– Что за тайны, бабушка? Что за сказки? – чувствуя неловкость из-за того, что не понимает ситуации, спросил Лёша.

– Какие, милок, сказки? Сказки в детстве были, теперя жизнь начинается, – со всей серьезностью ответила бабушка, поправляя очки таким движением, словно опускала защитные стекла, уходя от Лёшиного удивленного взгляда. – Ну, иди, спать пора, умаялся, поди, за день. Столько впечатлений новых. Спи, внучек, завтра тебе раненько вставать.

– Спокойной ночи.

*****

Наутро, едва позавтракав: выпив стакан парного молока и съев кусок хлеба с медом, Лёша сходил на рынок по поручению бабушки, принес воды из колодца и почти к обеду собрался в город с таинственной запиской.

Ради полуторжественного выхода «в люди», Лёша надел сегодня стираные джинсы и отглаженную светло-бежевую рубашечку с короткими рукавами, с погончиками и нагрудными карманами. Кое-как небрежно пригладив рукой непослушные кудри, выгоревшие уже до русого цвета, он кинул на себя в зеркале вполне дружеский взгляд и вышел на крыльцо.

– Не задерживайся, внучек! – окликнула его со двора Дарья Никаноровна, которая как раз кормила цыплят. В голосе ее Лёше почудилось что-то кроме обычной бабушкиной заботливости: Дарья Никаноровна словно бы улыбалась собственным мыслям, провожая Лёшу.

– Нет, я мигом! – ответил он уже от калитки и поспешил по солнечной дорожке между домами дачного поселка.

Мимо ног глядящей вслед внучку бабушки важно прошел крупный совершенно черный петух с малиновым гребнем. Проследив ее веселый взгляд, петух что-то неодобрительно забормотал.

– Цыц! – строго прикрикнула на него Дарья Никаноровна. – Ты поговори у меня!

*****

Перейдя дорожку возле почты, Лёша увидел на углу ящик с мороженным, собирался купить стаканчик пломбира (было жарко), но раздумал. Глядя на стоящий рядом передвижной прилавок продавца воздушных шаров и любуясь на цветные, переливающиеся на солнце резиновые бока, (в строгом смысле товар нельзя было назвать «шариками», поскольку они были различных форм), Лёша ощутил неясную тревогу и какое-то стеснение в груди. Словно в жаркое помещение невесть откуда забежал тоненький сквознячок и дразнящей свежестью поманил Лёшу. Студент успел подумать о том, что дуновение такого рода означает открывшуюся где-то неведомую дверь, но реальная старая обшарпанная дверь лавки отвлекла его внимание.

Увидев за стеклом на двери старинной, по виду антикварной лавки крупную надпись «ОБЕД. Просьба не беспокоить», Лёша вздохнул, постучал... Потом, не дожидаясь ответа, шагнул внутрь.

Лавка действительно выглядела обиталищем то ли старьевщика, то ли антиквара, при этом напоминая маленький жилой музей прошлого-позапрошлого века. Самым чудным в ней был не старинный прилавок, рыцарские доспехи, масса старых кресел, бюро, люстр, таинственно поблескивающих старым хрусталем, всевозможного фарфора – от напольных огромных ваз до крошечных статуэток, – а настоящий широченный сложенный в стене камин. В такую жару он, разумеется, не горел, но черная пасть камина зияла внушительно.

Из двери за стойкой появился маленький старичок с тарелкой и салфеткой. Судя по всему, сейчас он именно обедал и очень недружелюбно взглянул на Лёшу. Посетитель тоже смотрел на него во все глаза.

Хозяин лавки был исключительно похож на народного артиста Зиновия Гердта. Лёша сразу отметил сходство и, гадая, не розыгрыш ли всё это, нерешительно положил на прилавок записку.

– Скажите, пожалуйста, вы Цезарь Цезаревич?

Хозяин лавки посмотрел на него с выражением, которое явно говорило, что ничего хорошего от их знакомства он ожидать не может.

– Да, молодой человек, представьте себе так, что если вы пришли в поисках хозяина этого заведения, а нашли здесь меня, то можете смело сделать вывод, что я это он и есть. А что же это вы принесли мне столь важное, что никак нельзя было подождать окончания моей трапезы? – хозяин поставил тарелку на прилавок и стал осторожно разворачивать записку, по-прежнему не ожидая от посетителя ничего доброго. – Да... зайти, вот так вот, побеспокоить, лишить пожилого человека заслуженного им дневного отдыха и обеда да еще по такой жаре, это мы можем. А принести какое-нибудь хорошее известие, что-нибудь... ах, это от Дашеньки, то есть Дарьи Никаноровны, ага, так значит вы не из налоговой инспекции?

– Нет, что вы, – возразил Лёша.

Хозяин посмотрел на него более заинтересовано.

– И кто же вы Дарье Никаноровне будете, смею спросить?

– Внук. Я приехал из города...

– Это понятно, – перебил старичок. – Что из города это понятно, не тратьте зря моего драгоценного времени, говорите суть. Кстати, то, что врываться в заведение, на котором ясно читается «Обеденный перерыв», это невежливо, вам известно?

– Простите, Цезарь Цезаревич, я знаю, что так поступать нехорошо, но бабушка сказала, что в другое время сюда и вовсе не попадешь, – смущенно объяснил Лёша.

– Ну, это, конечно, правильно сказала, – задумчиво проговорил Цезарь Цезаревич, смакуя белый напиток, по виду кефир. – Я ведь сигнализацию по невидимости специально ставил от таких посетителей, да только ведь в обеденный перерыв она тоже, к сожалению, отдыхает. Так что кто угодно может зайти и помешать пожилому одинокому холостяку спокойно доесть свою яичницу с кефиром и отдыхать в прохладной лавке от всей вашей весенней суеты и жары. Так... ну, суть дела, я полагаю, вам известна?

– Нет. Я, честно говоря, понятия не имею, для чего бабушка послала меня сюда.

– Молодой человек, вам, простите за нескромность, сколько лет?

– Двадцать три.

– Мда, ну в таком возрасте обычно уже не ходят по поручению бабушки за мороженным и пирожками. Наверное, надо полагать, что дело-то серьезное?

– Я предполагаю, что серьезное, – с легким раздражением ответил Лёша. – Я надеялся, что вы мне как раз объясните, насколько оно серьезно.

Цезарь Цезаревич скорбно посмотрел на Лёшу, словно раздумывая, стоит ли с ним вообще говорить.

– Вам действительно нужно в ботанический сад? – с сомнением спросил он.

– Да я ничего не знаю ни о каком ботаническом саде!

– Хорошо... поставим-ка вопрос, да, поставим вопрос иначе: вы хотите добыть четырехлистник?

– Я... – у Лёши перехватило дыхание от неожиданности, но юмор вовремя пришел на помощь. – Я услышал о нем только вчера и понятия не имел, что это редкость, которую можно купить в антикварной лавке.

– Да кто вам сказал, молодой человек, что эта лавка... – Цезарь Цезаревич впервые улыбнулся: – Да, лавка у меня сама по себе антиквариат, но торгую я в ней всякой всячиной: снами, иллюзиями, мечтами... советами, как в нотариальной конторе.

– Погодите, в каком же смысле, снами?

– В любом смысле: ночью, днем, послеобеденной дрёмой. Или, прямо скажем, кошмарами. Давно бы мне на пенсию пора, да всё беспокоят, не отпускают. Нет равного специалиста по старине. Так видно и не будет покоя до самой смерти.

– Секундочку, – отчаянно соображая и морща лоб, чтобы еще ускорить этот процесс, попросил Лёша. – О чем бабушка попросила в записке? Какой ботанический сад?

– Обыкновенный, нашего волшебного управления. Если я правильно понял, то центральный.

– Как волшебного? Но волшебство... это же нереально. Это же сказки!

– Со сказками, молодой человек, тоже надо считаться и иногда очень даже, очень материально. Поверьте мне. Это, конечно, хорошо, когда вы мечтаете, грезите и фантазируете, но вот когда по внешнеполитическому долгу у нас, не дай Бог, нарушится контракт с итальянской обувной фирмой «Синдирелла», это ж вы представьте только себе сколько Золушек не получат к балу своих хрустальных туфелек! А не получив вовремя фирменной пары обуви, они напишут на нас такие жалобы, что будет это исключительной реальностью, возможно даже уголовной, и вполне может привести к непоправимым последствиям! Да-с...

– Подождите, какая фабрика?

– Да обувная фабрика, где выпускается единственная в мире модель хрустальной ортопедической туфельки размера тридцатый и тридцать первый.

– Такого не бывает.

– Бывает, бывает, это ведь на самую маленькую в мире ножку. Или вот еще, к примеру, не оформят вовремя визу и таможенные документы для перевозки, задержат на таможне сокровища Али-бабы или Алладина... И тут уж не избежать международного конфликта, с джинами, а, возможно, и с автоматами, потому как народ там горячий.