Текст книги "Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая"

Автор книги: Елена Корджева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

2

Алекс долго не мог уснуть.

В его голове царил хаос.

Этот с виду неуклюжий увалень Марис и Ева, похожая на него, Алекса, как будто они «отпочковались» от какого-то общего стебля… Видно было, что они искренне рады появлению нового родственника и в мыслях не держат, что приехал он сюда не родниться, а – забрать то, что, как казалось, принадлежит ему по праву.

И вот он, обласканный, обогретый и накормленный, лежит здесь, в этом домике, на кровати, помнившей ещё его прабабку Густу, и не может отделаться от мысли, что он не прав. И данные, которые считал неоспоримыми герр Конрад, вовсе не такие уж неоспоримые.

Алекс терзался полночи, пока решение не созрело само собой. Мудрое оно или нет, он не знал. Но, по крайней мере, на сегодня оно избавляло от терзаний и давало хоть какую-то опору под ногами.

Решение было простым: подождать до утра и познакомиться с дневниками, про которые говорила Ева. А там – видно будет. С тем и уснул.

Разбудил его запах кофе. Странно смотрелась в кухне старенького, видавшего виды домика современная кофемашина, с лёгким пофыркиванием выливавшая почти чёрный, густо пахнущий напиток в чашку. Алекс на мгновение ощутил некий разрыв реальности, своего рода дежавю – кофе лился в его любимую чашку в горошек, словно он стоял в Сониной кухне. Однако ни Сони, ни её кухни не было и в помине, да и кофемашина была какой-то другой марки, но вот кофе, свежий, ароматный, льющийся тонкой струйкой в любимую им чашку в горошек, был тот же.

Ева, поймав его растерянный взгляд, улыбнулась:

– Да, мои любимые чашки.

Алекс только хмыкнул, припоминая, как его точно такая же «гороховая» чашка выделяется среди Сониной ярко-жёлтой посуды. Надо же, они похожи даже в этом.

Чашка в горошек нашлась для каждого, и вскоре они все трое уютно устроились за столом, накрытым к завтраку.

Марис, чутьё которого порой не уступало чутью Ральфа, быстренько нашёл себе дело, позволявшее не мешать двоим, странно нашедшим друг друга родственникам, знакомиться с наследием Густы. Уйдя во двор, он принялся что-то чинить и прилаживать в одном из сараев, лениво перекидываясь словами с Ральфом, составившим ему компанию.

А Ева повела Алекса к потайному шкафу. Парень был совершенно сражён той доверчивостью, с которой эта красивая блондинка открывала перед ним, незнакомым, в сущности, человеком, тайны старого дома. Сам бы он так никогда не сделал. И тем яснее вырисовывалась перед ним внутренняя дилемма. Но отложив пока решение, он с удивлением смотрел, как отодвигается половинка стены, открывая прекрасный резной, сделанный руками мастера старинный шкаф, доверху заставленный книгами, как отпирается потемневший от времени сундучок, откуда извлекаются тоже старые, исписанные изящным почерком дневники Густы.

Вскоре уже две белокурые головы склонились над тетрадями, разложенными возле зелёной лампы. И Алекс забыл обо всём. История Густы, простая в своей бесхитростности и поразительно драматичная и трагичная по содержанию, раскрывалась перед ним. Ева помогала разбирать готический шрифт, самому Алексу он давался с большим трудом. И чем дальше, тем реальнее становилась для него история семьи, столько лет жившей на этом хуторе, и тем больше ему хотелось верить этим дневникам, а не герру Конраду с его потноруким сыном.

– А где та шкатулка? Ну, та, которую ей дал герр Шварц? – Алекс поднял глаза на Еву.

Дело стремительно продвигалось к вечеру, и за окном ощутимо темнело.

– Не знаю, я пока её не видела.

Ева вспомнила, как, почти дойдя до цели, она в отсутствие Мариса не смогла отодвинуть вторую фальш-стену, где шкатулка, скорее всего, и хранилась. А позже, вновь увлёкшись жизнеописанием Густы, как-то позабыла и отложила шкатулку «на потом». И руки до неё так и не дошли.

Марис, завершив свои трудовые подвиги, давно сидел в любимом кресле, нацепив большие наушники, откуда слышалось что-то вроде Jimi Hendrix Experience. Рядом на полу лежал какой-то строительный журнал на английском.

«Надо же, – Алекс удивился не на шутку, – этот парень далеко не сельский увалень». Представления, с которыми он летел сюда, рушились стремительно.

– Марис, ты там не заснул? – Ева тихонько дотронулась до плеча.

– С вами заснёшь! Вы так громко страницы переворачивали, что пришлось наушники надеть, – парень улыбался от души. – Ужинать пора или помощь нужна?

– Ужинать пора, но сначала помощь.

Невооружённым глазом было видно, как эти двое понимают друг друга. Алекс не то чтобы позавидовал, просто вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Соня оказалась рядом прямо здесь и сейчас. «Ей бы понравились эти двое», – подумал он. Да они и ему самому нравились чем дальше, тем больше.

Марис легко поднялся и аккуратно отложил наушники. Алекс обратил внимание на современную аппаратуру, тоже довольно неожиданную на сельском хуторе. «Интересно, а чем они занимаются? Вряд ли просто ведут хозяйство. И Ева, она же отлично знает немецкий, интересно, откуда? – Алекс обнаруживал, что ничего не знает об этих радушных и милых людях. – Надо будет спросить».

А Марис, увлекаемый Евой, уже шёл к шкафу. По правде говоря, он и сам думал о том, что когда-нибудь надо будет открывать эту непослушную стенку. И, в сущности, даже знал уже, где надо нажать и куда толкнуть, чтобы вторая часть тайны, так долго там хранившаяся, вышла из темноты. Но сегодня он этого делать не хотел. Этот непонятно откуда взявшийся «родственник» не внушал ему столь безудержного доверия, как Еве. Марис был не так-то прост, как могло бы показаться. И он решил, что сегодня стенку открывать не будет: «Подождём немного, поглядим-посмотрим пока, что это за гусь такой, и с чем его едят. А там и решим, что дальше с ним делать», – вывод казался вполне здравым.

Поэтому он, безрезультатно, для вида, подёргав стенку, произнёс что-то вроде, что в темноте сделать это трудновато, и отложил операцию на потом.

Если бы только Марис мог знать…

Это решение едва не стоило жизни обитателям дальнего хутора.

3

Алекс решил остаться, чтобы разобраться во всём до конца. По принципу «утро вечера мудрёнее».

Но когда он, проснувшись, вышел в кухню, ни Мариса, ни его машины видно не было. Ева, вокруг которой на столе лежали какие-то листы, усердно стучала по клавиатуре, время от времени перекладывая страницы. Не сразу среагировав на гостя, она оторвалась от Мака и подняла глаза:

– Завтрак на столе. Сам кофе сваришь? А то я вся в работе.

– Сварю, конечно. – Неужели он не справится с кофемашиной, пусть и незнакомой марки. – А что ты делаешь?

– Перевод.

И Ева, окончательно оторвавшись от рабочего процесса, поднялась из-за стола. Алекс ждал продолжения, и она пояснила:

– Я в издательстве работаю, переводчиком. Вот новый роман Осы Ларссен перевожу. – И, заметив непонимание, добавила, – со шведского на русский. Наше издательство по контракту иногда и на русский переводит.

– А ты какие языки знаешь? – Алексу, которому языки давались с трудом, было интересно.

– Латышский – родной, – принялась загибать пальцы Ева, – немецкий, русский, английский, шведский, норвежский, испанский. Но на испанский – не перевожу, трудновато. А с остальными – пожалуйста.

И она, увлёкшись, рассказала Алексу о работе в издательстве.

– А Марис? Он что, тоже работает?

– Ну да! – Ева удивилась самой мысли о том, что её Марис может не работать. – Он стройкой руководит, большой, в Риге. Теперь только в пятницу приедет.

Алекс был ошарашен. Нет, совсем не простые, как оказалось, люди жили на этом затерянном хуторе. И то, что молодая женщина, знающая кучу языков, живёт в деревне и по утрам кормит и даже доит – Алекс сам видел – козу, было выше его разумения.

Удержаться от следующего вопроса он просто не смог:

– А почему ты живёшь здесь, а не в Риге? Ведь там намного проще.

Ясное дело, проще. Но по прошествии времени Ева уже так привыкла к хутору, что теперь не была уверена в том, что хотела бы вернуться в свою городскую квартиру. Там нет и быть не может того простора, который, пока белый и заснеженный, открывался перед ней здесь во всей своей красе. Но как это объяснить городскому человеку? Поэтому Ева ограничилась тем, что рассказала о завещании Густы и об условии, которое в нем содержалось.

Она продолжила работу, а Алекс после завтрака вновь уселся за дневники Густы. Чем больше он читал, слушая между делом, как барабанит по клавишам Ева, тем больше понимал, что да, без всяких сомнений, они – родня. И не все слова герра Конрада нужно принимать на веру. Он решил, что будет читать и смотреть, пока сам не разберётся Правда, надо признать, без Евы ему было крайне трудно пробиваться сквозь готическими буквами написанную рукопись. И не раз и не два подумал он о том, что Соня – будущий историк культуры – справилась бы с этими непослушными буквами куда быстрее, чем он. Да и сама мысль, что неплохо бы познакомить Соню и с рукописью, и с новоприобретённой родственницей, однажды придя в голову, поселилась там, по-видимому, прочно. Так что к вечеру, не в силах избавиться от наваждения, он решился и испросил у Евы разрешения вызвать Соню на подмогу. Тут же, едва получив согласие, он развил бурную деятельность по обзвону и покупке билетов. В результате Соню предстояло встретить уже через пару дней.

Та лёгкость, с которой Ева согласилась принять в доме его невесту, ещё больше укрепила его приязнь к ней. Тем более что общими оказались не только чашки в горошек. Когда Ева работала, она, почти полностью повторяя самого Алекса, хмурила лоб в поисках наиболее правильного решения. И так же, как и он сам, с большой неохотой прерывалась даже на обед. Он понимал, что только его присутствие и обязанности хозяйки погнали её на кухню что-то там резать, жарить и греть. Сама бы она ограничилась в лучшем случае бутербродом. Но это и в его стиле. В некоторых чертах они были так похожи, что казалось, прожили в одной семье не один год.

Алекс читал и читал, пока не понял, что буквы уже просто пляшут у него перед глазами без всякого смысла. Похоже, надо было выйти проветриться. Ральф, принявший наличие постороннего как досадную неизбежность, даже не рычал, а только не спускал глаз с бродящего по заснеженным тропинкам двора гостя. На фоне почти полной луны и звёзд, драгоценным ожерельем протянувшим сквозь небо Млечный путь, Алекс вдруг заметил на крыше странное сооружение, не похожее ни на что виденное им ранее. Заинтересовавшись, он пристал к Еве с расспросами. То, что он узнал, сильно расстраивало. Оказалось, что почти год назад на Густу, жившую в то время здесь в одиночестве, кто-то напал, жестоко убив сторожевого пса. Сама же Густа так и не оправилась от нанесённых травм и, проболев месяц, скончалась. А осенью хутор начали одолевать непонятные «гости», неизвестно зачем и откуда взявшиеся.

– А как же после всего этого вы так легко впустили меня? – парень не на шутку удивился такой открытости.

– Ну, ты же родственник, – Ева явно была в этом абсолютно уверена.

Не найдясь, что ответить, Алекс продолжил расспросы.

Оказалось, что штуковина на крыше не что иное, как «страшилка». Она никак не работает, но выглядит непонятно и её цель – отпугнуть возможных злодеев, пожелавших напасть на сидящую здесь в одиночестве Еву. Пока что это действовало.

Узнав о нападениях, Алекс не на шутку перепугался. Он вспомнил, как Рудольф Шварц говорил, что проводил здесь какие-то «разведывательные» мероприятия, не увенчавшиеся успехом. Кто знает, может быть, этот малоприятный Рудольф причастен к нападению на прабабку, как Алекс уже думал о Густе, и к визитам непонятных гостей. Скорее всего, что да. В конце концов, он, Алекс, и сам оказался здесь не без влияния семейства Шварцев. Причём ехал сюда настроенным враждебно и решительно. Рудольф, кстати, с первого же дня принялся донимать его своими вопросами и советами «как можно скорее выкинуть из дома этих самозванцев». Алексу было даже не досадно, а противно от того, что какой-то «потнорукий», как он уже прозвал Шварца-младшего, лезет не в своё дело и даёт советы. Он, Алекс, между прочим, тоже, как говорится, не пальцем делан, не простак какой-нибудь, а учёный и в состоянии самостоятельно разобраться в ситуации и отличить ложь от правды. И уж точно, он не будет выкидывать из домика так удивительно похожую на него самого девушку. Собственно, именно об этом он и написал герру Конраду, прибавив, что пока у него есть некоторые сомнения, и он останется, чтобы проверить факты.

Но это было до того, как он узнал о нападениях. Если это придурок Рудольф натравил каких-то бандитов на прабабку, то с него станется и организовать набег на этот хутор. А он, дуралей, вдобавок позвал сюда Соню.

Но когда изменить уже ничего нельзя, остаётся только молчать и ждать, как развернутся события.

4

Два дня пролетели за изучением дневников. Дело продвигалось медленно, и Алекс ждал невесту с каждым часом сильнее и сильнее.

За Соней пришлось ехать в аэропорт: подходящего автобуса не нашлось. Да и возможность увидеть любимую женщину на два-три часа раньше перевешивала такую мелочь, как поездка за сто километров и обратно. Он выехал рано утром, чтобы встретить невесту наверняка.

Ева только улыбнулась про себя, видя нетерпение, с которым Алекс ждал приезда своей девушки. Как это ей знакомо! Она и сама, ожидая Мариса, тоже предвкушала встречу. И надеялась, да нет, куда там, была совершенно уверена, что он тоже стремится к ней. «Все влюблённые ведут себя одинаково», – подумала Ева и стала подсчитывать, во сколько ждать обратно Алекса с Соней.

Она как-то быстро привыкла к его присутствию. Странно, но этот чужой, в сущности, мужчина ей совершенно не мешал. Она даже рада, что есть теперь единомышленник, которому, так же как и ей, интересна история жизни её прабабки. Мариса это, безусловно, тоже занимало, но его интересовало, скорее, лишь то, что относилось персонально к Еве. Так что это – не считалось.

Через несколько часов они уже сидели за поздним, но от этого казавшимся намного вкуснее обедом. Соня, которой Алекс, видимо, прожужжал уши и Евой, и находками из шкафа, ела с аппетитом, что, впрочем, совсем не мешало ей с любопытством оглядывать дом. Видно было, что он, такой старый, несмотря на попытки Мариса его осовременить, вызывал у неё большой интерес. Поев и отогревшись, она попросила разрешения познакомиться с Ральфом и, вопреки осторожным попыткам Евы её удержать, поскакала к псу, спущенному уже на ночь с цепи. Тот, ошалев от такого неожиданного натиска, забыл даже гавкнуть. Алекс смотрел с крыльца, как его невеста с упоением треплет громадного пса и даже где-то завидовал и ему, обласканному, и той лёгкости, с которой Соня нашла общий язык с лохматым чудовищем. Сам Алекс пока к такому близкому знакомству готов не был. Соню же интересовало всё, и, сопровождаемые удивлённым неожиданной прогулкой Ральфом, они втроём отправились на экскурсию по двору. Ева, оглядывая своё хозяйство глазами гостьи, не раз порадовалась, что электричество проведено даже в сараи. Они посмотрели, как хранятся овощи, где нужно брать дрова для растопки, навестили Дору, и так-то сварливую, а тут обуянную материнским инстинктом и вовсе недобрую. Всецело городская, Соня во все глаза смотрела на крохотного мохнатого козлёнка, с аппетитом сосущего острое, набухшее вымя:

– А кто козу доит?

– Я конечно, – усмехнулась Ева. – А кто же ещё? Я и роды у неё принимала.

Соня посмотрела на Еву с уважением. Её, уже знавшую о том, что эта молодая высокая девушка знает то ли пять, то ли семь языков, более всего поразило, что та может и доить, и даже принимать роды у козы.

Нагулявшись, они пошли в дом.

Сонино изумление перед открывшимся для неё шкафом с настоящими, подлинными старинными документами было неподдельным. Ева улыбалась про себя непосредственности гостьи. А та уже уютно устроилась за столом и с живейшим интересом читала первую тетрадь. Алекс, поймав взгляд Евы, не на шутку загордился невестой. Как и следовало ожидать, он устроился рядом, погружаясь в чтение. История Густы с каждым разом становилась для него более реальной, осязаемой и близкой.

5

Жизнь на хуторе быстро вошла в колею.

Проснувшись, Ева перебиралась из бывшей комнаты Густы, а ныне – собственной спальни в большую комнату, давая возможность гостям догнать её в изучении наследия прабабки, пока она вовсю стучала по клавишам, заканчивая перевод романа. Можно было не спешить, времени хватало, но ей хотелось завершить работу как можно быстрее. Что-то подсказывало, что надо использовать это – спокойное – время. Потом такого спокойствия может и не быть.

Однако жизнь текла на удивление размеренно. Соня, легко освоившая готический шрифт, читала вслух дневники Густы, и Ева, трудясь над переводом, вполуха слушала хорошо ей знакомую историю. Её крайне интересовало, что чувствует Алекс, знакомясь с нелёгкой историей своей прабабки. Догадаться было сложно. Время от времени они с Соней бурно обсуждали какие-то особенно зацепившие кого-то из них моменты, но в остальном Алекс хранил нордическое молчание. Ева не торопила. Она понимала: для осознания в полной мере своей причастности к этой истории нужно время.

Что касается самого Алекса, то он, несмотря на «нордическое», выработанное за годы в Германии спокойствие, в душе покоя не находил. Днём пытливый ум учёного использовал время, сопоставляя и раскладывая по полочкам факты, которые в избытке давала читаемая Соней рукопись. При этом Соня оказалась истинным кладом в деле толкования этих самых фактов. Историк культуры, она проводила параллели, сравнивала, сверяла данные с всезнающим Гуглом, наглядно демонстрируя, как широкий срез истории сошёлся в точку на отдалённом лесном латвийском хуторе. Эти параллели завораживали. Даже Ева время от времени отрывалась от рукописи, чтобы послушать Соню и её толкование далёких событий. Днём всё было в порядке.

Но вот ночи…

Ночью Алекс терзался совестью. Разметав по подушке густые чёрные волосы, рядом тихонько сопела Соня, а он то пытался считать каких-то овец, то разглядывал глубокую, подсвеченную луной, трещину в старой потолочной балке. Сон ни за что не желал приходить. Да по совести говоря, ему было о чем подумать: с одной стороны, с другой стороны…

С одной стороны, он вроде бы должен быть лояльным к своему работодателю, к тому же обещавшему помочь с восстановлением титула и всех связанных с этим прав. И это, особенно если учесть, что уже через несколько месяцев намечается свадьба, весьма и весьма кстати.

С другой стороны, он сердцем чувствовал, что столь радушно принявшая его Ева – действительно родня. И никак и ни за что её нельзя предать. А в том, что если он, приняв за основу план, предложенный Конрадом фон Шварцем, примется перетягивать одеяло на себя, в результате получится именно предательство, Алекс не сомневался.

Так он лежал ночами, слушая, как время от времени вздыхает старый дом и ждал, когда же придёт решение.

А пока он ежедневно писал герру Конраду короткие отчёты, сообщая, что дела по изучению документов продвигаются весьма медленно, и стремясь оттянуть неизбежное решение.

6

К выходным на хуторе, как и ожидалось, объявился Марис.

Предупреждённый, что в доме появилась ещё одна гостья, он превзошёл самого себя в стремлении наполнить дом припасами. Сумки вдвоём носили в две ходки.

– Куда ты столько привёз? – возмущалась Ева, – Ты что, взвод солдат собираешься кормить?

Откуда у неё выскакивал никогда ею не виденный «взвод солдат», Ева и сама не смогла бы сказать. Вероятно, выражение прилипло от одной из переведённых ею книг, однако «взвод» появлялся исправно, стоило ей только рассердиться. Но Марис, привыкший и не к таким речевым изыскам, только улыбался и даже не пробовал возражать. А чего возражать, когда вот он, Марис, уже стоит здесь, посреди комнаты, а припасы – вот они, тоже здесь, возражай – не возражай, а он в качестве главы семьи функцию по обеспечению едой выполнил.

Алекс, уже знакомый с этим большим, с виду добродушным, но совсем не простым парнем, просто наблюдал типичную семейную сцену, получая удовольствие от того, что и этого гиганта его женщина ругает точно так же, как Соня поругивает его, Алекса. Сама же Соня притаилась, как мышка, за его тоже достаточно широким плечом и осторожно разглядывала хозяина дома.

Поставив на пол последнюю сумку, Марис выпрямился и обвёл комнату взглядом.

– Ну, здравствуйте, будем знакомиться. Я – Марис, – представился он, протягивая Соне огромную, как лопата, ладонь.

– Здравствуйте.

От волнения у Сони пропал голос, и она издала какой-то странный сипящий писк. Марис с недоумением внимательно взглянул на неё, а затем на её руку, утонувшую в его ручище.

– Ой, я больно сделал? – мужчина был смущён не на шутку. – Я не хотел, извините.

И он поспешно разжал ладонь и виновато посмотрел на Алекса.

– Нет-нет, – Соня, откашлявшись, обрела голос. – Не больно, нет. Страшно.

Её русский был не так хорош, поэтому она выражалась короткими, но точно передающими суть фразами. И сама смутилась от такого прямолинейного заявления.

Марис поспешно отступил на полшага и слегка ссутулился, стараясь занять поменьше места, чтобы не пугать эту странную невысокую девушку, почему-то вдруг его испугавшуюся. Алекс поспешно выбрался из кресла и поспешил навстречу, чтобы сгладить неловкость. Пожав друг другу руки, мужчины синхронно обернулись, чтобы удостовериться, что всё в порядке, и больше никто никого не боится. И всё действительно оказалось в порядке. Ева уже потрошила одну из сумок, выкладывая бесчисленные пакеты на кухонный стол, а Соня стояла рядом и с энтузиазмом пыталась помочь.

К концу ужина вся неловкость исчезла бесследно, и, убрав со стола посуду, компания расположилась вокруг журнального столика, предусмотрительно накрытого клеёнкой. Перед каждым стояло по кружке тёмного бауского пива – Марис привёз домой целую упаковку больших пластиковых бутылей. Сам же Марис ловко разделывал вяленого леща. Большие сильные пальцы с лёгкостью отрывали от твёрдой, как подмётка, большой рыбы крупные жёсткие куски непонятного тёмного цвета и выкладывали на старую фаянсовую тарелку с тёмно-синим ободком и слегка щербатым краем.

– Это специальная тарелка для рыбы. – Пояснила Ева, встретив любопытный Сонин взгляд. – Она потом рыбой пахнет – мой, не мой. Так что эта – только для рыбы.

Соня с ужасом смотрела, как Алекс, храбро отхлебнув непонятного, не немецкого, а местного тёмного пива, потянулся за рыбой, стремительно наполнявшей тарелку. От леща и впрямь пахло довольно резко.

– Ты будешь это есть? – Соня старалась быть вежливой, но её немецкое воспитание категорически восставало против употребления в пищу непонятных, неизвестно как приготовленных продуктов.

– Да, буду! – Алекс отхлебнул пива и вонзил зубы в тёмный, с виду резиновый, остро пахнущий кусок.

Не в силах откусить сразу, он с видимым удовольствием принялся жевать рыбу, придерживая кусок за край.

Ева с Марисом, глядя на Соню, растерянно наблюдавшую за безответственным поведением жениха, старались не улыбаться. Получалось это у них плохо. В конце концов Марис, рискнув опять напугать эту чувствительную девушку, от души рассмеялся. Через минуту за столом хохотали уже все.

– Да ты пойми, – Алекс, в стремлении объяснить девушке всю прелесть пива с вяленым лещом, перешёл на немецкий, – да ты пойми, это – традиция! Это вкусно! У нас в Сибири такая рыба! Так и ел бы и ел, ты просто не понимаешь. Наша рыба вкуснее, зато пиво здесь – роскошное. Да ты сама попробуй!

И Соня решилась. Храбро отхлебнув из кружки с уже осевшей пеной, она сморщилась и пожаловалась:

– Горько.

Но, хлебнув ещё раз, быстро вошла во вкус.

– Да, это совсем другое пиво, я такое не пробовала. Горькое, но вкусное.

Попробовать рыбу она так и не отважилась, но по крайней мере в отношении пива согласие было достигнуто.

Марис, отчитавшись о неделе в Риге и передав положенные приветы, внимательно слушал рассказ о том, как продвигаются дела с изучением рукописи. И к концу вечера дружба и понимание были достигнуты.