Текст книги "Эрифилли. Стихотворения"

Автор книги: Елена Феррари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Но всё исчерпывалось по вопросу о прикосновенности большевиков к потоплению «Лукулла» этими предположениями до последнего времени.

Над такими делами, однако, встает фатум, вдруг, откуда ни возьмись, пронесутся Ивиковы журавли, небесные обличители.

И вот, уже здесь, в Париже, когда по случаю десятилетия крушения упомянули яхту главнокомандующего, шалость рока, точно набежавшая волна, прибила что-то, обломок чужого воспоминанья, улику против «советчиков».

Один мой собрат по перу, человек очень известный, серьезный, не бросающий на ветер слов, умеющий и говорить, и внимательно слушать, – назовем его Ф., – прочитал мой очерк «Гибель “Лукулла"» и поспешил меня осведомить. Вот вкратце то, что он рассказал: Ф. в 1922 г. жил в Берлине. В литературных кружках Берлина он встречался с дамой Еленой Феррари, 22-23 лет, поэтессой. Феррари еще носила фамилию Голубевой. Маленькая брюнетка, не то еврейского, не то итальянского типа, правильные черты, хорошенькая. Всегда была одета в черное.

Портрет этот подходил бы ко многим женщинам, хорошеньким брюнеткам. Но у Елены Феррари была одна характерная примета: у ней недоставало одного пальца. Все пальцы сверкали великолепным маникюром. Только их было – девять.

С ноября 1922 года Ф. жил в Саарове под Берлином. Там же в санатории отдыхал Максим Горький, находившийся в ту пору в полном отчуждении от большевиков.

Однажды горький сказал Ф-у про Елену Феррари:

– Вы с ней поосторожнее. Она на большевичков работает. Служила у них в контрразведке. Темная птица. Она в Константинополе протаранила белогвардейскую яхту.

Ф., стоявший тогда вдалеке от белых фронтов, ничего не знал и не слыхал про катастрофу «Лукулла». Только прочитав мой фельетон, он невольно и вполне естественно связал это происшествие с тем, что слышал в Сааарове от Горького.

По слова Ф-а, Елена Феррари, видимо, варившаяся на самой глубине котла гражданской борьбы, поздней осенью 1923 года, когда готовившееся под сенью инфляционных тревог коммунистическое выступление в Берлине сорвалось, уехала обратно в советскую Россию, с заездом предварительно в Италию <…>

Слова Горького я счел долгом закрепить здесь для истории, куда отошел и Врангель, и данный ему большевиками под итальянским флагом морской бой, которым, как оказывается, управляла советская футуристка с девятью пальцами [37]37
  Н. Чебышев, «Близкая даль. Последние месяцы в Константинополе», Возрождение, 25 июля. С. 2-3. Для сравнения приведем фрагмент из недавно появившегося обзора истории советских спецслужб, в котором речь идет об этом же эпизоде. Однако о роли Феррари здесь не сказано ни слова: «Разумеется, как командующий сильной и хорошо организованной армии, генерал Врангель вызывал в Москве серьезные опасения. Поэтому были принято решение ликвидировать генерала, представив убийство как морскую катастрофу. Дело в том, что в Стамбуле штаб-квартирой Врангеля служила морская яхта “Лукулл”. В этом был глубокий смысл, так как в любой момент яхта могла сняться с якоря и уйти в море, увозя с собой генерала, его штаб и охрану. Вечером 15 октября 1921 года Врангель покинул яхту для деловой встречи, хотя обычно в такое время находился на ее борту. Именно это обстоятельство и спасло ему жизнь – как только стемнело, яхту, стоявшую на рейде около Галаты, протаранил итальянский пароход “Адрия”. Удар пришелся точно в то место, где находился кабинет и спальня генерала. Яхта моментально пошла ко дну, погиб один офицер штаба Врангеля – мичман Сапунов, все ценности генерала и его архив затонули... Следствие и суд над капитаном “Адрии” не доказали его злого умысла. Но ряд наблюдателей всё же отметили странные детали произошедшего. Во-первых, “Адрия" регулярно курсировала между Батуми и Стамбулом, что означало постоянный контракт с советскими торговыми организациями, который не мог заключаться с кем попало. Во-вторых, после того как “Адрия” потопила яхту, она не села на мель около берега и моментально остановилась. она не села на мель около берега и моментально остановилась. Для большого парохода это означает только одно – таран был точно рассчитан В-третьих, после гибели “Лукулла” пароходная компания, которой принадлежала “Адрия”, не только не уволила капитана, но и взяла его под свою защиту, согласившись выплачивать пожизненную пенсию вдове мичмана Сапунова, погибшего на яхте» (Александр Колпакиди, Дмитрий Прохоров. КГБ: спецоперации военной разведки (М.: ACT, 2000), с. 48-50).


[Закрыть]!

Воспроизводя свой мемуарный очерк в книжном издании, вышедшем в самом конце 1932 г., Чебышев заменил криптоним Ф. внешне более загадочным, а на деле более прозрачным – X [38]38
  См.: Н. Н. Чебышев. Близкая даль. Воспоминания (Париж, 1932), с. 348-350. На эту публикацию обратил внимание Габриэль Суперфин в заметке «Кое-что о Елене Феррари», Русская Мысль (Париж), 24 июня 1988, «Литературное приложение» 6, стр. XII. Рецензия А. Ренникова на книгу Чебышева была помещена в газ. Возрождение, 22 декабря 1932, с. 2.


[Закрыть]. Речь здесь явно идет о Владиславе Ходасевиче, товарище Чебышева по редакции Возрождения, бывшем в свой берлинский период в числе самых близких Горькому лиц. По записи Ходасевича можно точно определить дату, когда именно произошел их с Чебышевым разговор о полученном от Горького предостережении в отношении Феррари: «2 марта 1932: В баре (Чебышев, о Феррари). В Возр<ождение>» [39]39
  Владислав Ходасевич. Камер-фурьерский журнал (М.: Эллис Лак 2000, 2002), с. 188.


[Закрыть].

Свидетельство Ходасевича позволяет расшифровать ряд странных деталей в отношениях Феррари и Горького. Ее письмо к Горькому от 22 апреля становится яснее, если предположить, что оно является откликом на слух о причастности Феррари к «работе на большевичков», имеющий происхождением дом Горького – скорее всего М. Пешкова, у которого были тесные связи с высшим руководством ГПУ. Это слух, всплывший как раз накануне выхода Эрифилли [40]40
  В течение всего апреля 1923 интерес прессы к истории с яхтой был подогрет рассмотрением в константинопольском суде иска Врангеля к компании «Адриа». Ср.: «“Никому не говорите о гибели денег и драгоценностей с яхты”. Об иске генерала П. Н. Врангеля к итальянской компании “Адриа”. 1921-1926 гг.», Источник, 2003, № 1 с. 82-88.


[Закрыть], не мог не нанести вреда столь быстро налаживавшейся новой, литературной биографии Феррари, а вдобавок поставил самого Горького в щекотливое положение. Непоявление, вопреки первоначальным планам, «сказок» Феррари во втором номере Беседы– как и то, что их издание отдельной книжкой не состоялось, – могло быть прямым следствием этого слуха, заставившего, по-видимому, Ходасевича возражать против включения кандидатуры со столь сомнительной политической репутацией в число возможных авторов горьковского журнала. Затруднительность положения Горького в те дни 1923 г. заключалась и в том, что он нимало не сочувствовал намеченной жертве не совсем удавшегося террористического акта – генералу Врангелю, и вряд ли осудил бы героические побуждения, приведшие Феррари в контрразведку.

В советской печати ее биография была впервые освещена в сжатой преамбуле к публикации корреспонденции с Горьким в Литературном Наследстве.

Переписка Горького с Еленой Константиновной Феррари(псевдоним Ольги Федоровны Голубевой, 1899-1939) относится к 1922–1923 гг.

В годы гражданской войны Е. К. Феррари работала в большевистском подполье оккупированной немцами Украины и пропагандистом в частях армии. За участие в войне была награждена орденом Красного Знамени. С Горьким познакомилась в 1922 г. В 1923 г. в берлинском издательстве «Огоньки» вышла книга ее стихов «Эрифилли».

В начале тридцатых годов Феррари сотрудничает в журналах «Красная новь», «Новый зритель», «Пионер» и др.

Ниже публикуются десять писем Горького и десять писем Феррари [41]41
  Литературное наследство. Том 70, с. 565. Данные сведения повторены в кн.: Сто поэтесс Серебряного века. Антология. Составители и авторы биографических статей: М.Л. Гаспаров, О.Б. Кушлина, Т.Л. Никольская (СПб., 1996). С. 260.


[Закрыть].

Справка эта призвана была скорее замести следы, чем раскрыть истину. В ней не только не было ни малейшего намека на участие Голубевой в диверсионной деятельности, но и вообще о ее работе говорилось в таких туманных формулировках, что приходилось полагать, будто она была занята в основном пропагандистской деятельностью в частях (едва ли не Красной) армии. Однако самым странным в этой публикации был собственно факт включения переписки в том, посвященный «Горькому и советским писателям». Вправе ли мы говорить о Феррари как о профессиональном, настоящем писателе? И даже если ее можно, со всеми оговорками, отнести к литераторам русского Берлина или (как это сделано в антологии 1996 г.) к явлению «Серебряного века», то решение считать ее творчество фактом советской литературы – наряду, скажем, с Афиногеновым, Бабелем, Леоновым, Пастернаком, Алексеем Толстым и Фединым, представленными в этом томе, – не имело никаких веских оснований.

Больше полезной информации можно извлечь из новейших публикаций по истории советской контрразведки. Приведем недавно обнародованную справку ведомственного происхождения:

Феррари клена Константиновна (Голубовская Ольга Федоровна) (1889-19S8). Сотрудница советской военной разведки. Капитан. Родилась в Екатеринославе. Русская, из служащих. С 1913 года активная участница профсоюзного, а затем революционного движения. В период Октябрьской революции на агитационно-пропагандистской работе в армии. С 1918 по 1920 год – сестра милосердия, рядовой боец, разведчица в тылу деникинских войск. По заданию советской разведки ушла вместе с частями Белой армии в Турцию. Вела работу по разложению войск Антанты. В 1922-1925 годах работала во Франции, Германии, Италии. В январе 1926 года, состоя в резерве Разведуправления Штаба РККА, назначена сотрудником-литератором третьей части третьего отдела Разведуправления, а в июле того же года уволена со службы из РККА. С 1926 но 1930 год находилась вне разведки. С начала 30-х годом – на нелегальной работе во Франции, помощник резидента. Постановлением ЦИК СССР от 21 февраля 1933 года награждена орденом Красного Знамени «за исключительные подвиги, личное геройство и мужество». В июне 1933 года, состоя в распоряжении Четвертого управления Штаба РККА, выдержала письменные и устные испытания по французскому языку, ей присвоено звание «военный переводчик I разряда» с правом на дополнительное вознаграждение. С августа 1935 по февраль 1936 года – помощник начальника отделения первого (западного) отдела Разведуправления РККА. В сентябре 1935 года – помощник начальника отделения Разведуправления РККА, выдержала испытания по итальянскому языку. В феврале 1936 года назначена состоящей в распоряжении Разведуправления РККА. Арестована в декабре 1937 года по ложному обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации. Расстреляна в июне 1938 года. Реабилитирована посмертно 23 марта 1957 года [42]42
  Анатолий Диенко. Разведка и контрразведка в лицах. Энциклопедический словарь российских спецслужб (М.: Русский Mipъ, 2002). с. 510-511.


[Закрыть].

Некоторые сведения, предложенные в данной справке, не могут не вызвать изумления. Во-первых, подлинная фамилия Феррари дается в ином виде (Голубовская), чем в ранее появлявшихся источниках (Голубева), в том числе у Чебышева. Такое расхождение представляется скорее проявлением тенденции сознательного запутывания, чем случайной канцелярской опиской [43]43
  Так же – как Голубовская – дана ее фамилия и в других новейших источниках. См.: Александр Колпакиди и Дмитрий Прохоров. Империя ГРУ. Очерки истории российской военной разведки. Кн. 2 (М.: Олма-пресс, 2001), с. 337; В. И. Бережков, С. В. Пехтерева. Женщины-чекистки (СПб.: Нева; М.: Олма-пресс, 2003), с. 309.


[Закрыть]. Еще существеннее различие в датах рождения поэтессы: не 1899, как указывалось почти во всех справках [44]44
  Включая названные книги Колпакиди-Прохорова и Бережкова-Пехтеревой, а также справочник Расстрельные списки. Москва, 1937-1941. «Коммунарка», Бутово. Книга памяти жертв политических репрессий (М.: Общество «Мемориал» – Издательство «Звенья», 2000), с. 416. В нем впервые приведены более детальные данные о конце жизни Феррари: «Арестована 1 декабря 1937 г. Приговорена к расстрелу 16 июня 1938 г. ВКВС СССР по обвинению в шпионаже и участии в к.-р. организации. Расстреляна 16 июня 1938 г.».


[Закрыть], а на десять лет раньше. Выясняется также, что путешествие во Францию в ноябре 1922 г., по поводу которого Шкловский писал Зданевичу, прося его стать для Феррари чичероне, было обусловлено заданиями, полученными поэтессой по линии секретной службы в связи с крупными переменами в советской разведывательной сети в Западной Европе. После провала «нелегала Региструпра и ВЧК» [45]45
  Александр Колпакиди, Дмитрий Прохоров. Империя ГРУ. Очерки истории российской военной разведки. Кн. 1 (М.: Олма-пресс, 2001), с. 150.


[Закрыть]Якова Рудника вместо него резидентом во Францию был послан С. П. Урицкий, причем «его помощниками стали Мария Вячеславовна Скаковская (до 1924 г.) и Ольга Федоровна Голубовская (до 1923 г.). Кроме того, учитывая важность работы во Франции и сложность положения, в которой оказались военные разведчики после провала, парижскую резидентуру решено было перевести на прямую связь с Центром без посредничества Берлина и Рима, Вся эта работа заняла два года» [46]46
  Там же. Кн. 1. С. 152.


[Закрыть]. По-видимому, и разрешение, полученное Феррари на возвращение в Москву (или, как она сообщала Горькому весной 1923 г., ожидание визы), было напрямую связано с этими пертурбациями.

Существенной выглядит и еще одна деталь, содержащаяся в одном современном справочнике: родным братом Феррари был видный советский разведчик Владимир Федорович (Михаил Яковлевич) Воля (Воль), род. в 1898 в Кременчуге, арестованный в мае 1939 и расстрелянный 29 мая 1939 г. Согласно этой справке, Воля был по национальности евреем, находился в Красной армии с 1918 г. и вступил в партию в 1919 г. Он владел французским и турецким языками, «формировал подрывные команда для операций в тылу противника, выполнял отдельные боевые задания в тылу врангелевских войск на Черном море, где им была захвачена неприятельская шхуна с грузом и пленными» [47]47
  В. М. Лурье. В. Я. Кочик. ГРУ. Дела и люди (СПб.: Нева; М.: Олма-пресс, 2002), с. 367. Ср. здесь же (с. 483) заметку о самой Феррари, где упоминается, что она владела английским, французским, немецким, итальянским и турецким языками. В заметке о Воле в кн.: Разведка и контрразведка в лицах. Энциклопедический словарь российских спецслужб (М.: Русский Mipъ. 2002), с. 101, фамильная близость его с Феррари обойдена, причем в справке о Феррари (с. 510-511) указано, что она по национальности – русская.


[Закрыть]. В августе 1930 – феврале 1931 г., по словам того же источника, он был «в командировке по особому заданию» [48]48
  Там же. С. 367.


[Закрыть]. Таким образом, подвиги на Черном море могли быть общим семейным делом брата и сестры.

Отчеты о блестящей разведывательной карьере Феррари затушевывают ее пылкое, непреодолимое влечение к литературе. Исчезновение из Берлина и появление в Москве не положили конец ее литературным интересам и амбициям. В середине декабря 1925 г. секретарь редакции журнала Печать и революцияЯ. З. Черняк встретил ее в среде бывших «центрифугистов»: «Еще в декабре познакомился с Е. Лундбергом – С. Бобров, Б. Пастернак, К. Локс, какая-то поэтесса Феррари, врач, фамилии которого я не помню, – вот компания, которая собралась в Баховском биохимическом институте у химика Збарского вечером 19 декабря. Я был приглашен Б. П<астернаком> с Сер. Павл. <Бобровым>» [49]49
  Я. Черняк, «Записи 20-х годов». Вопросы Литературы, 1990, № 2, с. 40; Воспоминания о Борисе Пастернаке. Составление, подготовка текста, комментарии Е. В. Пастернак, М. И. Фейнберг (М.: Слово/Slovo, 1993), с. 123 (запись от 10 января 1924 г.). Врач, упомянутый в записи, – возможно, Л. Г. Левин, близкий знакомый семьи Пастернаков, обвиненный на «бухаринском» процессе 1938 г. в убийстве М. Горького.


[Закрыть]. Направленная в советское полпредство в Риме, осенью 1924 г. Феррари снова списывается с Горьким, с весны поселившимся в Сорренто, и просит о встрече, посулив свежие новости и сообщив о том, что у Шкловского родился сын Максим [50]50
  Неопубликованное письмо Феррари Горькому от 11 октября 1924 г..


[Закрыть]. Пятнадцать месяцев, проведенных в Италии, обозначили собой новый поворот в ее литературной биографии. Она подружилась с Виничио Паладини, художником-футуристом, уроженцем Москвы (мать его была русской), горячим адептом русского большевизма и советского художественного авангарда. При его участии (ему принадлежала обложка и иллюстрации) Феррари выпустила на итальянском языке стихотворный сборник Prinkipo, содержавшие ее константинопольские вариации, переданные горькому на суд зимой 1923 г. Стихи вышли в совместном переводе поэтессы и Умберто Барбаро, друга Паладини [51]51
  Elena Ferrari. Prinkipo (Roma: Edizioni della Bilanda, 1925).


[Закрыть]. Вместе с ними двумя Феррари вошла также в группу «имажинистов», дебютировавшую в феврале 1927 г. журналом Laruota dentata [52]52
  Il Dizionario del Futurismo. A cura di Ezio Godoli, K-Z (Firenze: Valecchi Spa, 2001), pp. 826, 999-1000.


[Закрыть]. Свою римскую книжку Феррари послала горькому уже по возвращении в Москву приложением к письму от 3 июня 1926 г., в котором гордо сообщала, что, проведя 15 месяцев в Италии, овладела итальянским языком настолько, что начала писать на нем – не переводя с русского – «международно-авантюрный, с большой личной интригой» роман под названием «Партия Мак-Маккона»:

Стержнем романа является такой трюк; героиня знает, что это только роман, остальные же персонажи живут всерьез. Когда переведу его на русский язык, постараюсь прислать Вам.

Я хочу вложить туда всё, что знаю и видела, там есть вводные места совсем на другие темы и должно быть очень человечной вещью.

Как видно из послужного списка Феррари, по возвращении в Москву она с января по июнь 1926 г. состояла «сотрудником-литератором третьего отдела третьей части» Разведывательного управления штаба Красной армии [53]53
  На такой же должности числился и прогремевший позднее разведчик-невозвращенец В. Г. Кривицкий. См.: В. М. Лурье. В. Я. Кочик. ГРУ. Дела и люди. С. 615.


[Закрыть]. В чем именно заключались ее обязанности и как они соотносились с ее прежней деятельностью в Риме – неизвестно, как не указано и то, чем она занималась, когда была в середине 1926 г. уволена из армии [54]54
  Возможно, в это время она подвизалась на мелкой журналистской работе в разных московских периодических изданиях – в «Новом Зрителе», «Красной Ниве», «Красной Звезде», «Известиях», «Юном Коммунисте» и «Пионере», скрываясь под невзрачными псевдонимами Иванов, К.П. и Ф.Л. См.: И. Ф. Масанов. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. Том 4. Новые дополнения к алфавитному указателю псевдонимов. Алфавитный указатель авторов (М.: Издательство Всесоюзной книжной палаты, 1960), с. 189.


[Закрыть]. Однако в 1930 г. она была вновь мобилизована на нелегальную работу за границей. Фельетон Чебышева, разоблачавший – со ссылкой на Горького (и Ходасевича) – ее причастность к покушению на Врангеля, появился именно тогда, когда она состояла помощником резидента во Франции и была опознана. Можно думать, что появление этого очерка должно было сильно смутить Горького – ведь именно в 1931-33 гг. писатель, еще живя в Сорренто, выступил с публичной поддержкой карательных действий ГПУ. Непонятно, что послужило поводом отзыва Феррари из Франции в 1933 г. – статья Чебышева или серия провалов советской шпионской сети в Европе [55]55
  См.: Евгений Горбунов, «Военная разведка в 1934– 1939 годах», Свободная мысль, 1998, № 2, с. 100.


[Закрыть]. Но несомненно, что резкое продвижение ее по службе в 1935 г. было связано с назначением Урицкого главой Разведупра, равно как и арест Феррари 1 декабря 1937 г. был прямым следствием его ареста и разгрома всего аппарата военной разведки.

Отвечая 24 апреля 1923 г. на ее письмо, где задетая появлением темных слухов поэтесса с гордостью отводила упреки к своей биографии поры гражданской войны, Горький заявлял:

О биографии. Вы меня неправильно поняли, но, впрочем, я сам виноват здесь, если не приписал к словам: «Для меня ваша биография не существует» – так, как вы ее рассказываете, ибо у меня есть личное впечатление. Биография только одна из деталей его. Человек говорит о себе всегда неверно, и самое важное в том, что он говорит, – это: почему именно он говорит неверно?

Одни – потому, что желают ярче раскрасить себя, другие – потому, что ищут жалости, есть и еще множество причин невольной лжи человека о себе самом. Но есть люди, которые, говоря о себе, ничего не ищут, кроме себя. К таким людям я и отношу вас. В этом – нет комплимента, нет и обиды, это просто – мое впечатление, вызванное вами. Понятно [56]56
  Письмо от 24 апреля 1923 г. // Литературное наследство. Том 70. С. 574.


[Закрыть]?

Даже после устранения тех табу, которые держались десятилетиями, в истории Елены Феррари, словно метеорит проскользнувшей в литературной жизни русского Берлина, остаются томящие «белые пятна» и несогласованности. Да и поэтические ее тексты усиливают ощущение загадочной недосказанности и двусмысленности, корень которых можно искать и в литературной неумелости автора, и в сознательной зашифрованности ее высказывания. На страницах Эрифилли попадаются отсылки к гражданской войне, но трудно установить, о каких именно эпизодах ее биографии идет речь и на чьей же, собственно стороне воевал автор. Цитата из «Интернационала» может быть равно расценена и как локальная деталь исторического момента, и как интимное признание политического характера. Непонятно, каково было значение посвящения стихотворения «Море – битва, мачта – знамя» (с. 13) «памяти моторов “Дозор” и “Евгений”» [57]57
  Возможно, «моторов» здесь – опечатка и читать надо: «катеров». Канонерская лодка «Батурин», фигурирующая в посвящении к другому стихотворению сборника, упоминается в статье: Станислав Гордеев, «Гибель средне-днепровской флотилии», Моряки в гражданской войне. Бизерта 1920– 1921. Сборник (альм. Белая гвардия. Тетр. 4) (М., 2000), с. 25-27.


[Закрыть]и какому – белому или красному – флоту принадлежали эти судна, если только Феррари не прибегла здесь к сознательной мистификации. Да и само название книги заставляет теряться в догадках: обыгрывается ли в нем этимология имени («горячо любящая»), или это мифологическая аллюзия на жену Амфиарая, отправившую своего мужа на верную гибель.

Буквально в те же дни, когда книжка поступила в продажу, в Берлине узнали, что Феррари собирается в Москву, хотя непонятно, какое именно объяснение поездке она предлагала разным своим знакомым. Как бы то ни было, появление книги не только обеспечивало видимость абсолютной преданности Феррари своему литературному дару, но и придавало ее репатриации пикантный литературный оттенок: из-за налета «декадентства» на многих стихах автора в Москве сборник должен был бы выглядеть столь же двусмысленно, как и в Берлине. В любом случае, трудно сказать, были ли литературные занятия поэтессы вызваны ответственными поручениями, возложенными на Феррари советской разведкой, или же являлись отдушиной, эмоциональным и нравственным отдохновением от ее основного, полного смертельного риска дела.