Текст книги "Наука о небесных кренделях"

Автор книги: Елена Колина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Убери животных, не терплю собак… и котов, – слабо вскрикнул Илья.

Лев Евгеньич деликатно тронул Илью лапой – «гладь, не останавливайся», Савва Игнатьич мяукнул, Илья, вздохнув, принялся гладить обоих левой рукой. Его правая рука всегда занята фейсбуком. Илья проверяет свой фейсбук каждые полчаса. У него пять тысяч друзей и так много подписчиков, что он мог бы считаться газетой или журналом с приличным тиражом. Кажется, что у публичного человека должно быть много друзей, но это не так: в фейсбуке его поздравили с днем рождения сто пятьдесят восемь близких друзей, а в жизни – мама, Ирка и я, мама и Ирка не считаются.

Звонок – Софья Марковна.

– Деточка, кошмар! Я уже больше часа не знаю, где Илюша!.. Ах, у вас? Передайте ему привет от мамы.

Софья Марковна всегда знает, где Илья. Илья читает лекции на филфаке, у Софьи Марковны есть университетское расписание. Илья читает лекции в разных «культурных пространствах», куда взрослые люди приходят, чтобы стать умней, у Софьи Марковны есть расписание. Во время прямого эфира Софья Марковна звонит на радио: задает вопросы, притворяясь слушателем.

Я включила громкую связь и сказала:

– Илья, это твоя мама.

– Мама, – нежно сказал Илья, не отрываясь от фейсбука.

– Илю-юша! – отозвалась Софья Марковна, и другим, спокойным тоном: – …А для вас, деточка, у меня есть кое-что очень приятное. Одна моя приятельница перенесла операцию – аппендицит. Представьте себе – после операции у нее разошлись швы, и ее снова повезли в операционную!.. Ну что, я вас обрадовала?

– Э-э… да… спасибо.

Вот что оказалось: Софья Марковна вчера принесла мою новую книжку приятельнице, лежащей в больнице. Приятельница, профессор филологии, презрительно фыркнула «зачем мне романтическая комедия?», а вечером начала читать от больничной скуки, – и так смеялась, что у нее разошлись швы.

Прекрасная и одновременно ужасная история. Профессора филологии читают Гаспарова и Мамардашвили, не смеются над ироничными романчиками «про жизнь», а этот конкретный профессор с аппендицитом смеялась, значит, моя книга – хорошая!.. Но из-за меня профессору филологии под наркозом зашивали швы. Наркоз небезопасен для организма. Если бы она читала Гаспарова, Мамардашвили, Эйдельмана, Проппа, этого бы не случилось.

– Я записала ее слова, чтобы вам было приятно: «С трудом верится, что автор – взрослый человек». Вам приятно?… Она спрашивала, есть ли у вас муж, я сказала, что я прекрасно с ним знакома и мне удалось разглядеть за его суровостью нежную душу… Уж я-то, слава богу, знаю, он носил меня на руках!

Андрей носил Софью Марковну на руках не потому, что у него нежная душа, а потому, что наша районная травма находится на третьем этаже в старом здании без лифта. Софья Марковна сломала ногу, у Ильи был прямой эфир, и Андрей возил ее в травму.

– Ах, деточка, как вам повезло… Ваш Андрей красив, как бог, и при этом надежный, порядочный, верный… вот бы моему Илюше такого!

Посторонний человек мог бы подумать, что ее Илюша – гей.

– Софья Марковна, Андрей никогда не смог бы полюбить Илью. Андрей – нормальной ориентации. Он равнодушен к фигурному катанию, моде, опере, скучает даже на «Травиате», не говоря уж о Вагнере, недавно проспал всего «Лоэнгрина»…

Софья Марковна снисходительно хмыкнула:

– Деточка, у вас избитое представление о геях. Они не обязательно любят оперу. Так вот, я о вашем Андрее, – вот бы моему Илюше такого, а он женился на хомяке.

Посторонний человек подумал бы, что ее Илюша мог бы, к ее радости, быть геем, но разочаровал ее, став зоофилом.

– Деточка, еще кое-что приятное, – профессиональный вердикт от профессора филологии: ваша книжка никому не нужна. Ирония, детское восприятие жизни, подтекст, ненавязчивые культурные аллюзии – это не для массового читателя, все это только для нас, для своих…Деточка, вы тут?… Сколько я вам сегодня наговорила приятного! Скажите мне «спасибо» и можете попрощаться.

– Спасибо, Софья Марковна, до свидания, Софья Марковна.

Моя книжка не нужна никому, кроме меня самой, Софьи Марковны и дважды зашитого профессора филологии…

– …Деточка, скажите, только честно, – вы хотите, чтобы Крым был наш?… Я хочу. У меня имперское сознание. Я хочу, чтобы все было наше. Только не говорите Илье. Кроме того, Крым всегда был наш, – я за восстановление исторической справедливости. Только не говорите Илье, не скажете?…

– Не скажу. До свидания, Софья Марковна.

– …Не отключайтесь! – вскричала Софья Марковна. – Дайте мне еще раз Илюшу!.. Илюша!..

– Мама, – нежно отозвался Илья.

…– А мама не звонила? – оторвавшись наконец от фейсбука, спросил Илья. – Ты с кем-то разговаривала?

– С твоей мамой про свою новую книжку. Знаешь, когда выходит книжка, я начинаю думать, о чем будет следующая… У меня такое счастливое настроение, как будто начинается новое, прекрасное!

– Что новое?! Прекрасное что?! – возмутился Илья. – Счастливое настроение?! Человек несчастен большую часть жизни, ему всегда либо слишком холодно, либо слишком жарко, – в ментальном смысле, если ты понимаешь, о чем я.

– Точно. Безусловно. А Новый год? Первое сентября? Я всегда счастлива первого сентября!

– Врешь… Ты и второго счастлива, и третьего… – печально сказал Илья. – А я… много видело сердце мое и мудрости, и знанья, так предам же я сердце тому, чтобы мудрость познать, но, познав и безумье, и глупость, я узнал, что и это пустое томленье, ибо от многой мудрости много скорби, и умножающий знанье умножает печаль… Хайдеггер называет это ощущение «брошенность» или «не по себе», если ты понимаешь, о чем я.

Как признанному, публичному интеллектуалу, Илье не с руки говорить со мной об умном, со мной он говорит только о себе: о своей Я-концепции, о своей эмпатии. И все время приговаривает «если ты понимаешь, о чем я». Сова тоже все время повторяла «если ты понимаешь, о чем я, маленький Пятачок»…Я и не заметила, как сказала «хрю», а потом еще раз, тихо, «хрю», и громко «ХРЮ».

На третьем «хрю» Илья встал и направился к выходу, обиженно бормоча «Ах вот ты как, – хрю?!..Я пришел к тебе поделиться, обсудить, а ты хрюкаешь», а я шла за ним и виновато говорила:

– Подумаешь, хрюкнула один раз… Я очень внимательно тебя слушала, – у тебя пустое томленье и много скорби… Ничего страшного, что у тебя томленье и много скорби, это просто повышенная тревожность, – можно лечить, но можно и не лечить… ты тяжело переживаешь экзистенциальные проблемы, но ведь их нельзя разрешить по дороге домой, они требуют постоянной внутренней работы… экзистенциальные проблемы вообще нельзя решить…

– Вообще нельзя решить?… Это хорошо, – удовлетворенно сказал Илья. – …Может, у тебя все-таки в голове мозги?

– Нет, солома.

– Ладно, я пойду. До встречи в 21.45 на канале «СТО»… У меня вечером эфир, а я уже устал, и завтра мне опять просыпаться!.. Ненавижу просыпаться.

Илья не любит просыпаться, а я люблю. Особенно я люблю просыпаться первого сентября, – внутри меня носятся вихри счастья, как будто катер разгоняется и летит стрелой, и брызги во все стороны… Неловко перед Ильей, но во мне не только первого сентября носятся вихри счастья. И второго сентября носятся, и третьего, и каждый день…Может быть, Илья похож на хрупкий осенний лист, бледно усталый, безутешно погруженный в себя, потому что публичность и сериалы-стрелялки не соответствуют его типу личности? Может быть, ему нужно на время перестать быть Модным Питерским Интеллектуалом и тайным сценаристом сериалов-стрелялок и сделать что-нибудь, что приносит счастье… к примеру, написать роман. Больше всего на свете я люблю писать романы и читать романы. Моя диссертация называлась «Лирико-психологическая проза как инструмент формирования Я-концепции и эмпатии». В каждой диссертации есть пункт «научная новизна». Ученый совет не заметил, что научная новизна моей диссертации сводится к мысли «чем больше человек читает, тем умнее и добрее становится», и мне присвоили степень кандидата наук.

…– Пока ты разговаривала с моей мамой, я удалил из своей френд-ленты всех, кто за Путина и Крымнаш, – на прощанье сказал Илья. – Всех! Удалил! И еще удалю! Всех!

Илья немного перевозбужден, как ребенок на дне рождения или как генерал на передовой, стоит на решающем рубеже, отдает команды – «удалить из фейсбука!».

– Ты – генерал ФБ. Генерал фейсбука.

С Аленой.

…– Может быть, в каком-нибудь музее?… Сейчас это модно. В Зоологическом музее, в Музее Арктики и Антарктики?

– В театральном музее, – предложила Алена.

Почему в театральном? Что это, неосознанное желание подлизаться к Хомяку?

– Не хочу больше обсуждать свадьбу. Я думаю: мы у них Крым забрали или они у нас забрали?

На первый взгляд странная мысль, но только на первый взгляд: Алена все детство провела на Украине (Аленина мама из Киева), – получается, это ее Крым. А Никита забрал. Но Алена родилась и училась в Питере, поэтому теперь она находится в затруднительном положении: что ей думать, кто они, а кто мы?

– Алена, не начинай… У тебя мама из Киева, а папа из Питера. Не начинай, Алена, сама знаешь, только начни, не сможешь закончить. Мир в семье, Алена. Придерживайся нейтральной позиции, Алена…Пусть у Никиты будет Крым, а ты… а у тебя остался дом в Валенсии.

Алена вздохнула с видом «о, это драма моей жизни».

Драма Алениной жизни: Алена с Никитой недавно развелись.

У них, конечно, бывали разногласия по поводу воспитания детей, секса, денег, ведения хозяйства на Ближней даче, ведения хозяйства на Дальней даче, но это были незначащие поводы, потому что – любовь. Алена с Никитой – самая нежная пара на свете, Алена называет Никиту «Папочка» и «Пусечка», а Никита Алену – «Мамочка» и «Мусечка». И вдруг произошло страшное: чиновникам запретили иметь активы за границей.

Алена с Никитой мгновенно развелись. Чтобы сохранить дом в Валенсии. Дом в Валенсии – это активы, счета – это активы. Спустя какое-то время власть решила, что чиновникам все же можно иметь недвижимость за границей. Но Алена-то уже развелась!

И тут случился удивительный психологический феномен.

Алена – счастливая. Она счастлива всем: Никитой, когда он был удачливым предпринимателем, Никитой, когда он был неудачливым предпринимателем, Никитой – чиновником федерального значения, счастлива своим сыном-отличником и сыном-двоечником, дачами, банями, фронтонами, грядками, античным богом. Алена – самый счастливый человек из всех, кого я знаю.

И вдруг! Как психолог я часто сталкивалась с психологическими последствиями развода: депрессия, понижение самооценки, неуверенность в себе, тревожность, страх одиночества. Но ведь Аленин развод был фиктивный!

Фиктивный развод очень сильно повлиял на Аленино мироощущение. В ней появилось нервное беспокойство, как будто она и правда только что развелась. Алене кажется, что их с Никитой брак теперь не совсем брак, а она сама – разведенная женщина, одинокая неудачница. Алена хочет опять выйти замуж. За Никиту. А Никита отказывается жениться. Никитин аргумент: «Вдруг опять запретят, а я ко всему готов, к любым законодательным актам».

Она могла бы – если уж для нее так важно быть в браке – однажды по дороге на дачу завести Никиту в ЗАГС и заставить расписаться в книге актов гражданского состояния. Но Алена хочет, «чтобы это был его осознанный выбор». Не разрешает мне поговорить с ним. Страдает. Живет с пониженной самооценкой. Алена уверена, что Никита не хочет жениться на ней, хочет быть свободным от нее.

Осталось добавить, что в тот момент, когда Алене ставили в паспорт штамп о разводе, она возненавидела дом в Валенсии. И с момента развода – уже больше двух месяцев – там не была. «Не могу, ненавижу, даже не хочу знать, что там с клубникой», – говорит Алена. Говорит: «Нам, русским, не нужна недвижимость за границей».

…– Ну не знаю, не уверена, что это моя позиция, – сказала Алена, – но и мир в семье – это, конечно…

Кто-то скажет: Алена – блондинка. Глупая. О, нет, Алена – крашеная. Умная, отличница. Ездила в «Артек» как отличница, пела у костра «Взвейтесь кострами, синие ночи».

С Ильей.

…– Ты читала мой пост в фейсбуке?… Да не тот, который я утром написал, и не тот, где я пишу, что я европеец, а новый, только что написал… Читала?

– Илья! Свадьба, где будет свадьба?!

– Какая разница, где будет свадьба, все равно разведутся. Где-нибудь, неважно, любой ресторан, где два зала. Зачем два? Затем, чтобы мы с этим сидели в разных залах.

Конечно, Илья дружил с Никитой немного как интеллигенция с народом, свысока, Никита дружил с Ильей как народ с интеллигенцией, немного с опаской, и, конечно, они ни в чем не могли друг с другом согласиться, – если один за любовь, дружбу, жвачку, то другой против, если один против колхозов, то другой за. Но они не были друг против друга!

Сама с собой.

Я входила в подъезд и думала: а ведь никто, ни Илья, ни Никита, ни европеец, ни россиянин, не спросили меня: «А ты, что ты думаешь?»

Я думаю: оба хороши. Оба считают: нужен порядок, иначе наступит конец света, но для Никиты порядок – это говорить «да», а для Ильи – говорить «нет», и для обоих шаг влево – расстрел, шаг вправо – расстрел.

Я думаю… а что я думаю?…

КАК я могу думать, если они бубнят мне в оба уха: Путин-Путин, Путин – собиратель земель русских, Путин сошел с ума, Путин-Путин, Путин-Путин, путинпутин, путинпутин… А Илья еще: санкции-санкции-санкции.

– С Крымом тебя! – высунулась из своей будки тетя Катя. – Что молчишь, скажи, как положено, «и вас также». А насчет санкций – наплевать мне на санкции! А тебе, тебе наплевать или боишься?

…Тетя Катя светится счастьем, – почему?… Тетя Катя не очень счастливый человек, у нее много бед (она мне рассказывает – у нее в семье все пьют, и муж, и сын, и дочь). Может быть, она притворяется перед собой, что интересуется Крымом, как будто смотрит, как полыхает пожар, на озаренные красным светом облака, отвлекается, и ее беды кажутся ей меньше? А то и совсем забываются.

В любом случае, она единственный человек, которому интересно мое мнение.

С Андреем.

…Андрей приехал почти ночью. Не спросил меня, что я думаю про Крым.

Почему он не обсуждает Крым?

– У тебя дед – моряк, и отец – моряк, Севастополь – русский город, ВСЕ обсуждают, а ты нет, почему? Мне нужно знать твое мнение. Ты европеец, как Илья, или россиянин, как Никита?

…Он не обсуждает, потому что у него работают люди, за которых он отвечает (в том числе украинская бригада), эти люди от него зависят, а ситуация с Крымом от него не зависит. Украинцы волнуются, собираются домой. А у одного из его рабочих-украинцев заболел сын в Харькове. В Харькове в детской больнице нет нужного лекарства, вводят заменитель с сильными побочными эффектами.

Мне показалось, Андрею неприятно, что ситуация с Крымом от него не зависит. Единственное, что удалось из него вытащить: Севастополь – русский город, но он бы подумал о последствиях для людей, для него страна – это люди. Не знаю, можно ли это считать мнением.

…И мне пришлось научиться разговаривать по двум линиям, потому что мои прекрасные друзья вдруг стали как Мура в детстве, совершенно невыносимые, все время хотели поразговаривать. Никита – был так счастлив, как будто приобрел Крым вместо дома в Валенсии, – о том, как он гордится Отечеством («наши геополитические интересы», «наши национальные интересы»), Илья – вел свою войну в фейсбуке, – о том, что у России нет будущего («наша бедная страна», «наши гуманистические интересы»). Не помню, чтобы когда-либо столько раз звучали слова «наш», «наша», «наши», как будто Никита плюс Илья, такие разные, вдруг стали один народ.

Здесь были Любовь и Дружба

Мои прекрасные друзья находятся в ссоре навсегда, и ничего тут не поделаешь. Взрослым не скажешь: «Мирись-мирись, до свадьбы не дерись», не скажешь: «А ну-ка, кто первый начал?!».

…А кто первый начал?…

Ирка.

Ирка сказала мне: «Мы не посвятили свою жизнь дачам, квартирам, устройству жизни вместо самой жизни. Если слишком заботиться о качестве жизни, забываешь о смысле жизни. Как будто не человек едет на «лексусе», а «лексус» едет на нем». У Никиты «лексус», и у Алены «лексус». С Иркиной стороны это не была пошлая зависть, это были размышления «правильно ли я живу?» и ответ «я живу правильно». Отчего-то эти вопросы-ответы возникли после сорока, а раньше все просто жили. Были темы, которые мы не обсуждали. Смысл жизни, деньги.

Может показаться – что это за дружба? Нормальная дружба взрослых людей.

Мы с Иркой никогда не говорили с Аленой о деньгах, потому что Никита – чиновник. Алена не может сказать: «Знаете, девочки, у нас сейчас сложности с деньгами». Никита не может назвать стоимость дома в Валенсии, это все равно что встать на стул и сказать: «Я беру взятки». Поэтому и дом в Валенсии, и античный бог, и все прочее как будто не имеет конкретного материального выражения.

Илья говорит: «Ты понимаешь, как тебе повезло? Андрей зарабатывает деньги и при этом порядочный человек, не чиновник, не берет взятки». Илья имеет в виду, что дом в Валенсии, «ренджровер» и сумка «Sonia Rykiel» не вступают в противоречие с моими культурными корнями, и я могу высоко нести знамя своей интеллигентской чести. Могла бы сказать «знаешь, у нас сейчас сложности с деньгами», если бы мне захотелось. Но мне не хотелось. Мы с Аленой никогда не говорили о деньгах с Иркой: у нас разный материальный уровень, совершенно противоположный.

Мы все вели себя так, как будто денег не существует: как будто дом в Валенсии упал на Алену с неба, как домик Элли в Волшебной стране, или достался ей как замок маркизу Карабасу, по счастливой случайности, как будто Ирка с Ильей тоже могут купить дом в Валенсии, вот только никак не найдут времени. (Домик Элли раздавил Гингему, а маркиз Карабас счастливо жил в замке, – бывает по-разному.)

Хорошо, когда каждый старается оберегать каждого и каждому есть чем гордиться. Никита гордится хозяйством, Илья происхождением из семьи с историей. Софья Марковна живет в их старой семейной квартире на Литейном. Дед Ильи, по книгам которого Никита учился в Политехе, получил охранную грамоту на эту квартиру от Ленина, но в тридцать шестом году семью уплотнили до кухаркиной каморки. «Слава богу, папочка был не настолько наивен, чтобы предъявлять охранную грамоту от Ленина, иначе Илюша родился бы в Магадане», – говорит Софья Марковна. Квартира давно уже принадлежит Софье Марковне и Илье, но Софья Марковна по-прежнему ютится в каморке. Мечтает сделать из квартиры мемориальную квартиру своего отца, деда Ильи, по сохранившимся фотографиям воссоздает быт того времени: покупает предметы начала двадцатого века: зеркало, скатерти, лампу с зеленым абажуром. Недавно нашла комод «как на фотографии с папой», и теперь охранная грамота от Ленина хранится в комоде, в коробке из-под конфет «Белочка». Софья Марковна – романтик.

Кто первый начал?

Алена.

Алена сказала мне: «Посмотри на меня с социальной точки зрения. Я никто. Я ничего не достигла». Это был вовсе не приступ самоуничижения, а все те же размышления «правильно ли я живу?».

Я сказала: «Алена, ты достигла всего». Это правда! Алена – добрая, это достижение.

Никита сказал мне: «Илью приглашают на светские тусовки, на мероприятия, все хотят узнать, что он думает о… обо всем. Меня никто ни разу не спросил, что я думаю о том о сем. Никому не интересно, что я думаю. Илья считает, что я не совершил ничего значительного и вообще тупой».

Если человек хотел быть чиновником, то зампред не помню чего – это свершение. Тупой человек не чувствует, что к нему относятся снисходительно, Никита не тупой.

Это я тупая. Они говорили мне – а я думала: «Ерунда, кризис среднего возраста, кризис идентичности, пройдет, и все будет как было». ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ, ЧТОБЫ ВСЕ ОСТАВАЛОСЬ КАК БЫЛО? Может быть, люди, как леопарды: с возрастом пятна проступают все ярче?

Ну, и мы все вместе встречались все реже. Я думала, что мои прекрасные друзья просто не совпадают между собой – то Алена с Никитой на даче, то Ирка с Софьей Марковной в театре, а у Ильи прямой эфир.

Мы встречались все реже и реже, но для того, чтобы официально прекратить отношения, нужен повод, который можно объявить ссорой навсегда. Последний раз мы сидели за одним столом год назад. И тут трудно сказать, кто первый начал, – можно считать, что Никита, а можно считать, что Илья.

Мы праздновали выход нового сериала Ильи. Смотрели первую серию. Никита очень любит сериалы Ильи, может сказать, кто в кого в каком сериале стрелял. Илья говорил «вот видишь, какое дерьмо ты любишь», и это было весело, – он упрекал Никиту в том, что тот любит кино его же собственного производства.

Но в этой первой серии все было не как всегда. Никита смотрел-смотрел первую серию, недоуменно поглядывал на Илью, морщился, как ребенок, который думал, ему кладут в рот леденец, а оказалось маслину, – и сказал «что за дрянь ты снял?». Неприлично, конечно, но я тоже ребенком не любила маслины. Никита первый начал.

Но Илья тоже первый начал. Он всегда говорил, что жизнь лишена смысла, а два года назад начал говорить, что его жизнь лишена смысла, что он в своем возрасте хочет снимать настоящее кино, а пишет одинаковые сценарии стрелялок пропитания ради… и вместе с режиссером попытался сделать из стрелялки настоящее кино, чтобы были как бы менты, а на самом деле артхаус.

Никита сказал: «Дрянь». Илья сказал: «Дрянь?! Это кино не для тебя. Это настоящее кино, а не жвачка для целевой аудитории. Ты – целевая аудитория для жвачки». Никита сказал: «А ты – сценарист жвачки». Алена сказала: «Ах, вот как?!» Ирка сказала: «Да, так»…Разошлись, не попрощавшись.

Сериал даже не успел провалиться, канал снял его с показа. Для Ильи это была трагедия: растоптанные надежды о настоящем кино, кроме того, продюсер орал на них с режиссером «я вам доверял, а ВЫ ЧТО СНЯЛИ!» и не позвал Илью в следующий сериал. У Ильи и без того не всегда есть работа, а тут еще продюсер рассердился. Как Публичный Интеллектуал Илья очень успешен, но как сценарист стрелялок зарабатывает много больше. Никита теперь называет Илью «сценарист жвачки». Говорит «страдать страдает, а деньги за свою жвачку берет», говорит «с деньгами страдать легче». Это несправедливо: деньги за стрелялки Илья отдает Софье Марковне для создания мемориальной квартиры своего деда. Илья, как и Софья Марковна, романтик.

История с провалившимся сериалом была для Ильи очень обидной. В очень обидной обиде смещается прицел: вместо того чтобы смертельно обидеться на канал или на продюсера, Илья обиделся на Никиту. За то, что он любит его стрелялки. В психотерапии это называется перенос: перемещение чувств с реального объекта или бессознательных образов на объект-заместитель. Одна моя знакомая простила мужа, который ей изменил, но не простила близкую подругу, которая помогала ей пережить измену. Вот и Илья – прежде он думал, что все впереди, а теперь понял, что впереди – стрелялки, и ни за что не простит Никиту за свои растоптанные надежды. Чем громче кричит уязвленное самолюбие, тем более несправедливый перенос.

Илья сердится на Никиту за то, что он – сценарист стрелялок. Никита сердится на Илью за то, что никто не спрашивает его мнения о культуре и политике. Алена сердится на Ирку за то, что ее жизнь проходит на дачах, посреди грядок, впустую (я так не считаю). Ирка сердится на Алену за то, что у нее нет дачи. Все это выглядит крайне нелогичным, но на самом деле очень логично: каждый вдруг заподозрил, что живет неправильно. И начал мысленно защищать свои ценности, – а некоторые начали вслух. И что же делать, когда каждая встреча вызывает вопрос, правильно ли ты живешь? Это больно, и в какой-то момент не захочешь причинять себе боль. И нужно как-то на этот вопрос ответить… как? Каждый человек подсознательно стремится к successful identity, каждому хочется считать, что он молодец, поэтому каждый отвечает: я живу правильно, а другие неправильно.

Я, как и все, стремлюсь к успешной идентичности. Считаю, что я живу правильно. Вот пример: на прошлой неделе Алена собиралась лепить пельмени. Поручила мне купить мясо трех сортов: свинину, баранину и говядину. И вот – Алена уже сделала тесто и вся в муке и улыбке повернулась ко мне со словами «давай свое мясо, я буду делать фарш», и я отдала ей пакет с фаршем. Я хотела упростить задачу и вместо мяса купила в магазине готовый фарш; я живу правильно: готовый фарш лучше. Я же не виновата, что купила рыбный фарш.

Моей successful identity не мешает осознание, что кто-то превосходит меня: Марфа по своим нравственным качествам лучше меня, Ирка-хомяк худее меня, профессор филологии чаще читает Гаспарова, чем я, в сравнении с Аленой я ничто как кулинар. Но чувство юмора у меня лучше, чем у Алены: я смеялась над рыбным фаршем для пельменей, а Алена нет. Алена сердилась, намекала, что дыхание человеческой мысли проявляет себя в способности различать добро и зло, уродство и красоту, рыбу и мясо. (Я умею различать рыбу и мясо!)…Вот что по-настоящему печально: Ирка-хомяк с Ильей любят Аленины пельмени больше жизни, но теперь из-за successful identity вынуждены покупать пельмени «Дарья», а это совершенно не то.

Все окончательно безнадежно. Будь это межличностный конфликт, конфликт интересов или ценностей – если бы мои прекрасные друзья поссорились из-за политики, денег или кому мыть посуду, – можно было бы приводить логичные аргументы, неотразимые доводы, рационализировать эмоции, сказать «мирись-мирись, до свадьбы не дерись!». Но это не межличностный, а внутриличностный конфликт каждого из моих прекрасных друзей: и Ильи, и Никиты, и Ирки, и Алены.

Зачем мои прекрасные друзья задумались о смысле жизни? Железный Дровосек говорил: «Мозги не приносят счастья».

ЛУЧШЕ БЫ МЫ ВООБЩЕ НЕ ДУМАЛИ ПРОСТО ЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА И ВСЕ

С Викой.

…Дома? Свадьба дома?

Вика сказала: «Дома».

Дома тоже памятное место. У нас Андреем была свадьба дома.

Невеста: клетчатые штаны до колен, черный свитер. Жених: джинсы, легкая вчерашняя небритость.

Мы забежали в ЗАГС на Невском по дороге на работу, – Андрей хотел расписаться в бумажках и убежать на работу. Расписались в бумажках, убежали, на улице спохватились, что потеряли свидетельство о браке, вернулись в ЗАГС, подняли с пола свидетельство о браке, поцеловались на Невском, разошлись, он на работу, я – купить докторскую колбасу и картошку для уютной домашней свадьбы для самых близких друзей.

Андрей не присутствовал на свадьбе. Сорок моих самых близких друзей так веселились, что не заметили, что у нас уютная домашняя свадьба без жениха. Поздно вечером, когда Андрей наконец пришел, сорок моих самых близких друзей удивились: кто этот, никому не известный новый гость, скромно примостился на краю стола, такой потрясающе красивый, мужественный, усталый, похожий на героя в советском кино, – комиссар, председатель колхоза, военврач? Андрей тоже был удивлен: почему у меня оказалось сорок самых близких друзей?…Почему-почему, потому что с возрастом друзей становится меньше. Остальные мои близкие друзья к тому времени уже улетели в другие страны… Мура провела большую часть времени под столом, кусала гостей за ноги. Это была хорошая свадьба.

«…Знаешь что? У Муры есть отец, – сказала Вика. – Как Андрей скажет, так и будет».

Да, верно. Предложу ему несколько вариантов на выбор: «Астория», «Европейская», «Метрополь», новый модный ресторан, дома.

Кстати, деньги тоже имеют значение:

– «Метрополь» – 60 евро с человека без алкоголя,

– новый модный ресторан – 55 евро с человека без алк.,

– дома – цены в рублях,

– «Европейская» – 100 евро с человека без алк.,

– «Астория» – бюджетный вариант, 95 евро без алк.

Наверное, все-таки «Европа» (дороже всего). Или «Астория» – это все же бюджетный вариант. Или «Европа». В банкетном зале «Астории» нет окон, это минус. Можно выйти на Исаакиевскую, это плюс. Я не люблю Исаакиевскую, это минус.

…Пусть решает Андрей. Как Андрей скажет, так и будет.

Андрей сказал: «Просто скажи, сколько я должен».

…«Сколько я должен»?! Как будто мы у стойки в кафе! Кажется, он не хочет принимать активного участия в свадьбе. Не могу поверить, что его не интересует ни меню, ни украшение зала, ни даже будет ли у Муры фата.