Текст книги "Город призраков"

Автор книги: Елена Сазанович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

По пути я неожиданно встретил местного доктора Ступакова, который направлялся в клинику. Как всегда он неуверенно семенил мелкими шажками, сгорбившись он чрезмерной худобы.

– А, это вы? – кисло улыбнулся он мне и приподнял свою поношенную кепку. – Откуда это вы в такую рань?

О Боже, им непременно нужно все знать!

– Люблю искупнуться ранним утром, – вежливо ответил я.

– Ага, – он многозначительно подмигнул. – Так я и думал. Вы наверняка купались во-он там.

Он кивнул в сторону дома Белки.

– Там самые красивые места.

Мне захотелось послать его ко всем чертям сразу. Но я вовремя умерил свой пыл. Я подумал, что раз уж судьба свела нас сегодня утром, неплохо бы кое-что у него вынюхать.

– Там действительно места великолепные, – поддержал я разговор. – И Белка там тоже купается. Кстати, эта девушка весьма впечатлительная натура. И фантазия у нее работает отлично.

Ступаков поморщился. И почесал за ухом.

– Весьма беспутная девица, – заключил он. – Ни одних штанов не пропустит.

– И вас в том числе, – так же многозначительно подмигнул ему я.

Он замахал своими длиннющими руками.

– Что вы такое говорите! Да я… Я до сих пор не могу оправиться от смерти жены. Да и Галку, мою племянницу, воспитываю в строгих нравах. Как и подобает порядочному человеку. Этой девице следует поучиться у моей племянницы! Но она же игнорирует порядочных девушек Жемчужного.

– В таком случае неувязочка получается, – нагло ухмыльнулся я, желая разозлить этого Айболита. – Если в Жемчужном все такие же порядочные, как и вы. А я смею полагать, что это именно так. То о каких-таких штанах вы упоминали, говоря о Белке?

Он скрежетнул зубами. Но при этом вежливо поклонился.

– Извините, но мне пора, – и все же любопытство взяло верх. – А о каких фантазиях этой девицы говорили вы, молодой человек?

Я как можно равнодушнее пожал плечами.

– Да она плетет невесть что. Говорит, что в этом особняке, ныне – гостинице, шастают приведения. А люди там ни с того ни с сего умирают.

Доктор расхохотался, обнажив острые редкие зубки.

– Да, да! Я слышал, конечно! Этой девушке, видимо, нечем заняться. Да и сами понимаете, большим умом она не отличается. А люди подобного уровня мышления, компенсируют отсутствие ума ерундовыми выдумками.

– Оно, возможно, так и есть. Но девушка искренне переживает смерть матери.

– Да, это было несчастье, – вздохнул Ступаков. – Красивая была женщина. Но, увы. С этим ничего нельзя было поделать.

– С чем с этим?

– А она разве вам не сообщила? Вот видите. А вы ей верите на слово. Она прекрасно знала, что у ее матери был врожденный порок сердца. И ей были противопоказаны любые волнения. В тот раз она серьезно поругалась с мужем, которого, кстати, очень любила. И ушла жить в гостиницу. Даже не захватив лекарств, которые периодически принимала. Вот ее сердце и не выдержало. Несчастье. Большое несчастье…

Да, Ступаков похоже не лгал. И видно было, что ему действительно было жаль мать Белки.

– А остальные?

– Что остальные? – не понял доктор.

– Был еще какой-то поэт и садовник.

– Биолог, – поправил он меня. – Замечательный человек. И огромный талант. А поэт… Поэтом он, конечно, был так себе, прости Господи… Но что вы хотите про них узнать?

– Их смерть не показалась вам странной? Ведь это вы делали медицинское освидетельствование?

– Да, я. Но ничего тут странного не было. Извините, Ник. Я вас не понимаю. Вы же не глупый человек. И вы, должно быть, в курсе, что люди умирают, и зачастую не только естественной смертью. И это случается не только в гостинице. Но и в любом другом доме Жемчужного. А гостинице тоже своего рода дом. Где живут, а значит и там могут умирать люди. Конечно, смертные случаи у нас редки, город-то маленький. И все же… Поэт был довольно впечатлительной натурой, необузданной, неугомонной. И он сам к этому шел. Он уже давно сидел на транквилизаторах. Ему от этого, похоже, легче писалось. А тогда… Он принял не так уж и много. Однако этого было достаточно, чтобы умереть. Учитывая, что его здоровье было уже подорвано. Это случилось в гостинице и рядом с ним не было жены, которая его контролировала. А биолог… Это конечно нелепая смерть. Из-за глупой неосторожности… Впрочем, видно судьба. Люди, бывало, умирали, подскользнувшись на банановой корке…

То, что говорил доктор было вполне логично и вполне оправданно. Белка рассказала мне о трех смертях. Не так уж и много. Учитывая, что люди – действительно смертны. Тут, пожалуй, действительно взыграла необузданная фантазия Белки. К тому же мы здесь расследуем вполне конкретное преступление. И копаться в прошлом этого городишки просто нелепо. Мы же не собирались жить здесь вечно. К счастью.

– Скажите, доктор, – вновь обратился я к Ступакову, не надеясь на ответ. – Может быть, вы все-таки знаете, почему в последнее время сблизились адвокат и Угрюмый? Они ведь учились в одном классе. Но никогда особо не дружили.

– А как они могли дружить, если любили одну и ту же женщину! Впрочем, здесь возможно и следует искать причину их сближения в последнее время.

– Но ведь жена Угрюмого умерла два года назад!

– М-да, – протянул Ступаков. – Сразу же после ее смерти они и вовсе не разговаривали. Только в последнее время… Но вы знаете, молодой человек. Возраст – тоже может быть причиной. Люди стареют. И чем старше они становятся, тем больше предрасположены к воспоминаниям. Воспоминания – великий утешитель старости. И если по молодости разбрасывался друзьями, то потом… Потом их зачастую хочется вновь собрать в своем сердце. Потому что это – частички прошлого. Возможно, подобная метаморфоза произошла и в отношениях Угрюмого и адвоката. Хотя… Хотя это могут быть просто мои домыслы.

Не успел я появиться на пороге гостиницы и даже взяться за ручку двери, как она распахнулась. И в проеме показались Ли-Ли и Ки-Ки. Похоже они целую ночь не спали, караулив меня. Желая узнать свежие новости. Впрочем, я ошибся. Новости они уже знали.

– Как это возможно, Ник! – всплеснула руками Ли-Ли, едва я оказался в холле. – Не ночевать в номере – это не входит в правила нашего отеля. Мы отвечаем за наших постояльцев. Особенно теперь, когда так неспокойно в Жемчужном.

Она без умолку тараторила. Пытаясь вызвать меня на откровенный разговор. И подозрительно заглядывая в глаза.

– Я – частный сыщик, милая. А сыщики иногда вообще не спят. Они и по ночам ведут расследование. Если вы читали детективные романы…

– Да я терпеть не могу детективы! А что, в них сыщики тоже без конца врут?

Я вопросительно взметнул брови.

– Ах, ради Бога не притворяйтесь! Мы уже давно все знаем! Вы провели ночь у этой беспутной девки! Конечно, молодые люди любят поразвлечься на стороне. Но Жемчужный – не курортное место, где позволительны такие аморальные вещи. У нас приличный город! И если бы не эта девчонка… Конечно, вы клюнули на легкую добычу. И это еще раз доказывает…

Но я ей не дал договорить. Я подскочил к ней. И задышал прямо в лицо.

– Это никого не должно волновать! Слышите, никого! И если этот жалкий репортеришка, как безмозглая сорока, уже принес на хвосте свежие новости…

– При чем тут Сеня? – пробасил Ки-Ки. – Это нам Белка позвонила. И просила не волноваться. Сказала, что вы уже покинули ее дом.

– Ты слишком мягко сказал! – вскипела Ли-Ли. – Эта наглая девка даже не постыдилась упомянуть о пикантных подробностях. И при этом так мерзко хихикала.

– Она действительно наглая девка! – в сердцах выпалил я. – И если я вам скажу, что она все врет. Вы все равно не поверите! Но я вам ничего объяснять и не собираюсь. И запомните. Я в этом идиотском городишке пребываю по милости вашего мэра. По его официальной просьбе. Поэтому отчитываться ни перед кем не собираюсь. Вы уяснили? И еще. Если будет надо. То Белка все равно поселиться здесь! Под моими присмотром!

– Что!!! – возмущению Ли-Ли не было предела. Она побагровела, как рак. – Да как это… Да что это… Чтобы в моей гостинице… Какой-то публичный дом… Да я этого не потерплю! Да я….

Но я уже не расслышал, что она еще сделает, если я поселю здесь Белку. То ли пришьет меня, то ли отравит. Я уже взбегал по лестнице наверх. Настроение у меня было ужасное. Эта наглая девчонка, действительно чокнутая. Трезвонить на весь поселок про себя всякие гадости?! Я подозревал, что мужики частенько врут про любовные победы. Но чтобы подобным занималась невинная молодая девушка! Это уже слишком!

В отличие от меня Вано пребывал в отличнейшем расположении духа. Он был гладко выбрит и свеж. В чистой голубой рубахе в яркие дурацкие розы. От него пахло каким-то одеколоном, напоминающим запах соленых огурцов. При этом он нагло напевал во весь голос какую-то мерзкую песенку. Учитывая, что вслед за медведем ему на ухо наступил еще и слон, это было невыносимо. Да еще эти соленые огурцы… Я откровенно поморщился.

– Ты что, Вано, вылил на себя полбанки рассола?

– О, Ник! Привет, дружище! Рад тебя видеть! Что, нравиться? Это я прихватил с собой из дому. Знаешь, в жизни бывают всякие моменты. Когда хочется благоухать. Думаю, тебе это тоже пригодиться.

Он протянул мне пузатую бутылку вонючего одеколона.

– Мы теперь должны быть в форме.

– Почему мы и почему в форме? И почему «формой» ты называешь этот вонючий рассол?

– Ой, Ник! Уже вся гостиница знает, где ты ночевал, – он хитренько мне подмигнул.

– А ты чего радуешься? Или тебя так трогают сплетни местных болтушек? Приводят в соответствующее расположение духа?

– Да ну! Плевать я на них хотел! Да, если честно, и на то, с кем ты провел ночь. И если тебя не устраивает мой одеколон. Бог с тобой. Мне больше останется.

– А тебе он к чему, Вано.

Вано порозовел. И потянулся.

– Здесь славный городишко, Ник. По-моему мы не промахнулись. Знаешь, в этом есть особый кайф, когда изображают одно, а поступают совсем наоборот.

– Мне это знакомо. Ну и как же с тобой поступили.

– Только тс-с-с, – Вано приложил палец к губам. – Она умоляла ничего никому не говорить. Но поскольку дело мы ведем вместе, думаю, от компаньона ничего нельзя утаивать.

– Кто она? Можно покороче.

– Моя Венера, моя Ли-Ли. Она приходила этой ночью. Видно, как-то разнюхала, что ты не явишься на ночь. Вот она ко мне и прибежала. Что за женщина, Ник! Богиня! Пока ее толстый индюк спал, она была со мной. Какие здесь пылкие женщины! Знаешь, по-моему, это южное солнце на них так действует…

Я оторопело смотрел на Вано. Я такого не ожидал. И эта наглая курица Ли-Ли, которую Вано почему-то окрестил Богиней. Смела еще читать мне нотацию о беспутном поведении. Ну и ведьма! При случае надо будет ей отомстить.

– Ник, только я тебя умоляю, – пробасил Вано. – Как товарища. Никому ни слова. И не дай Бог – ей. Я не хочу ее потерять. Во всяком случае – пока мы здесь. Должен я же хоть как-то компенсировать неполноценность отпуска.

Ох, как мне хотелось отомстить Ли-Ли. Подколоть ее. Но, увы, я дал другу обещание, что буду молчать.

– Ладно, Вано. Думаю, ты знаешь, что делаешь. И если честно – уж кто-кто, а Ли-Ли меньше всего меня интересует. Лучше расскажи, как прошел разговор с профессором? Ты узнал, зачем он ходит на кладбище?

– Нет, конечно! Я даже и не спрашивал!

– Ты что! – вскипел я. – О чем ты думал, об этой курице!

– Во-первых, не курице. А Венере. А во вторых, будь умнее, Ник. Если бы я напрямую спросил его о кладбище, то сразу же вспугнул бы. И мы уже никогда ничего не узнали. А так у нас, думаю, еще будет возможность проследить за ним. Ну, хотя бы сегодня вечером. Усек?

Я ободряюще кивнул. Хотя и не особенно любил прогуливаться по вечерам среди могил.

– Я умница, Ник! – Вано похлопал себя по лысому черепу. – К тому же я раскопал кое-что интересное. Ты знаешь, профессор долго думал и высказал предположение, почему в последнее время сблизились Угрюмый и адвокат.

– Ну и…? – мои глаза загорелись.

– Он, конечно, утверждать не может. Но как врач… Он предположил, что адвокат уже давно болел раком. Все симптомы были налицо, конечно, заметные профессионалу. А Заманский подозревал, что раком болен и Угрюмый. Возможно, в начальной стадии… Вот именно поэтому они могли и сблизиться. Их сближала болезнь! Ты усек! Когда люди больны, они часто находят общие темы для разговора: о смерти, о вечности, о семье. В общем, о высоких материях…

– М-да, – протянул я, нахмурившись. – Вполне возможно. Но… Какое это отношение имеет к преступлению? И почему мне об этом не сказал Ступаков.

– А ты у него спрашивал?

Я утвердительно кивнул. И подробно рассказал о прошедшей ночи, начиная с моего ухода с Белкой и заканчивая встречей с доктором. Естественно, некоторые подробности, касающиеся только меня и девушки я упустил.

– И все же… Если адвокат и Угрюмый были связаны не только прошлым, но и сегодняшней болезнью… Как это все связать с преступлением? – закончил я вопросом.

– Более того, – Вано потер свой огромный лоб. – Я же тебе обещал приятное с полезным. Я, конечно, без ума от Венеры. Но не настолько, чтобы окончательно потерять голову. Потому я попытался у нее кое-что выпытать.

– И что же? – поторопил я Вано.

– И что же… Откуда мне знать, как вообще все это связано! Но в любом случае, я же тебе говорил, что от этой милашки можно многое узнать. Она имеет прекрасную привычку везде совать свой прелестный носик.

– И куда на сей раз она его сунула?

– В лабораторию профессора! Усек? Она, естественно, долго извинялась и доказывала, что все произошло совершенно случайно…

– Ради Бога, Вано, не уподобайся гражданам Жемчужного. Давай покороче.

– Это можно. Тем более, что ничего выдающегося я тебе не сообщу. Впрочем, как знать… Она ни бум-бум не рубит в науке, но все же, случайно заметив какие-то записи на столе доктора, скумекала. Что он занимается ничем иным, как злокачественными опухолями.

– Ну и ну! – выдохнул я. – Весьма любопытно. Ты думаешь, здесь есть какая-то связь? Впрочем… Конечно, он мог это скрывать в чисто научных целях. Но не настолько же он глуп, чтобы не догадаться. Что в его лабораторию не так уж и сложно попасть? Хотя… Хотя, возможно, он и делал расчет на то, что в этом тихом, заброшенном Жемчужном никому не будет дела, чем он занимается. Почему он именно сюда и приехал… М-да, Вано. Теперь самое время прощупать главного сплетника Жемчужного – Модеста. Что-то он подозрительно затаился. Во-первых, он должен знать, чем занимается профессор. Раз об этом знает твоя курица. А во-вторых, именно он-то и может пролить свет на историю печальной любви адвоката к жене Угрюмого.

Не долго думая, мы выскочили на улицу. И прямиком направились в колледж. Где сейчас по нашим расчетам и должен был находиться Модест Демьянович.

– Ты заметил, Вано, что у него довольно редкое на сегодняшний день отчество? Кстати, напоминающее твое. Случайно, он не приходится тебе старшим братом? О котором ты и не подозревал?

Вано хотел было ответить на мою шутку. Но не успел. Его взгляд метнулся в сторону.

– Смотри, Ник! – прошептал он.

Мы шли по узеньком переулку, сбегающему вправо от главной улицы по холму. В его конце, рядом с лесом, и находился колледж. Внимание Вано привлекла стройная, высокая фигурка в обтянутых белых джинсах и желтом топике. Волосы девушки были спрятаны под косынку в желтый горошек. Она направлялась мимо колледжа к лесу, все время опасливо озираясь по сторонам. Половину лица девушки закрывали большие солнцезащитные очки. Трудно сказать, заметила ли она нас. Но в ее походке чувствовалось напряжение.

– Судя по фигуре супермодели – миссис Полина, – усмехнулся Вано. – Решила прогуляться. Только непонятно зачем дочке мэра гулять одной по лесу после таких трагических событий? Или в ее утренний моцион входит каждодневный сбор грибов? В таком случае белые джинсы здесь вовсе некстати…

Я резко перебил своего товарища.

– Вот я это сейчас и выясню. А ты иди к Модесту. Я присоединюсь к вашему дуэту чуть позже.

– Ну, конечно. Где красотка – там и Никитка. Вечно выбираешь себе приятную работенку, – шутливо надулся Вано. – К тому же в лесу… Среди не проснувшихся влажных сосен.

– Я бы с удовольствием предоставил тебе такую радость – подглядывать и подслушивать. Но, увы, твоя фигура больно неподходящая. Боюсь, что будь даже каждое дерево толще в трое, ты не смог бы за ним спрятаться. К тому же твою вызывающую рубашку в алые розы и слепой увидит.

Вано, махнув рукой, взбежал, как медведь-балерун, по лестнице белого колледжа, чем-то напоминавшего больницу. А я поспешил за красоткой. Не хватало, чтобы она успела скрыться в дремучей чаще. И аукать ей – не входило в мои планы.

Несмотря на то, что Полина была шустренькой девочкой, я легко ее нагнал. По лесу она шла очень уверенно, явно к определенному месту. Следить за ней было уже не сложно, поскольку девушка больше не оглядывалась. Считая, что здесь ее никто не сможет увидеть.

Остановилась она на маленькой полянке, усыпанной мелкими полевыми цветочками. От которых исходил дурманящий аромат. Вполне подходящее место для свиданий. Не успела эта мудрая мысль пронестись у меня в голове. Как тут же нашла свое подтверждение.

Действительно, через несколько минут с другой стороны на полянку выбежал резвый и нетерпеливый молодой человек. Им оказался ни кто иной, как Сенечка Горелов. Они бросились друг другу в объятия. И их губы застыли в долгом, как и положено влюбленным, поцелуе. А я, как и положено случайному прохожему, отвел взгляд в сторону.

Когда я вновь на них посмотрел, мне захотелось свистнуть на весь лес от удивления. Косыночка вместе с темными очками оказались на траве. И перед моими глазами предстала вовсе не молоденькая девушка Полина. А вполне зрелая женщина. Но не менее привлекательная. А возможно и более. Боже, как они все-таки похожи. Я с удовольствием разглядывал восхитительную Диану, жену мэра и мать Полины. Непонятно, правда, чем ее красавец-атлет с рекламной улыбкой оказался хуже этого смазливого веснушчатого паренька. Хотя он вполне мил и свеж. Что ж, во всяком случае теперь понятно, как этот молокосос оказался редактором местной газеты. Да еще с неограниченными полномочиями.

Черт побери, нравы этого городка меня все больше поражали своим хамелеонством!

А голубки все обнимались, вздыхали и целовались. Пора было смываться. Мне не улыбалось выступать в роли извращенца, подглядывающего пикантные сцены, к чему, судя по развитию событий, все и шло.

– Боже, как я по тебе скучала, мой милый, мой любимый, мой славный мальчик, – не переставала вздыхать ранее неприступная, как айсберг, жена мэра. Впрочем, я всегда подозревал, что под ледяной маской зачастую скрываются необузданные и страстные натуры.

– Тебя никто не видел? – спросил не по годам осторожный Сенечка, видно боясь за редакторское место.

– О, нет! Я была осторожна. Правда, я по пути встретила профессора. Но он такой рассеянный. Он все время о чем-то думает. Он меня даже не заметил.

– Тем не менее он заметил тебя в ночь убийства. Разве не так? – усмехнулся Сенечка.

– Боже, как я боюсь! Я никогда этого не забуду! Какие у него были глаза! Я даже через окно заметила. А он, сверкнув на меня жестким взглядом, тут же ринулся в сторону. Как ты думаешь, он чего-то боялся? Я никогда не замечала у него такого взгляда. Всегда такой интеллигентный, любезный. Что он делал в ту ночь под окном гостиницы и почему не зашел в холл?

– В любом случае нас это не касается. А ты… милая, – Сенечка в порыве нежности прижал Диану к своей груди. – Я прошу, не надо об этом рассказывать. Это может быть очень опасным.

– Но почему? Почему? Ведь он не может быть…

– Тс-с-с, – Сенечка слегка зажал ее рот ладонью. – Не надо… Не зря поговаривают, что он работает над проблемой рака. А адвокат… Он был болен…

– О, Боже, как все запутанно. Но… Но Сенечка, милый, главное, это ты… Главное, что я люблю тебя. И, знаешь, с этим убийством… Во всяком случае на нас могут и не обратить внимание. Все заняты его расследованием. И мы может почаще видеться…

– Как бы не так! – неожиданно, с противоположной от меня стороны, раздался громкий, почти злобный крик.

И тут же на сцене появился еще один персонаж местной шекспировской трагедии. Это была уже настоящая Полина, дочка мэра. О, как мало походила она в этот миг на ту неприступную, строгую девицу, по-светски равнодушную и чрезмерно горделивую. Теперь ее лицо было красным от слез. Глаза метали молнии. Губы перекосились от ярости.

Она подскочила к матери. И стала трясти ее за плечи.

– Как… Как ты могла… Ты… Знаешь, кто ты… Я же собираюсь за него замуж… А ты… Ты использовала меня… Ты воспользовалась тем, что мы так похожи. Вот почему весь город судачил, что мы встречаемся. А это ты с ним встречалась. А я не понимала… Ты и папу так ловко обвела вокруг пальца. Ты самая подлая из всех, кого я…

Я примерно догадывался, чем закончится эта сцена. Две несостоявшиеся фотомодели наверняка передерутся. А местный Дон Жуан Сенечка втихоря, деревце за деревцем, пенек за пеньком – и его как и ни бывало. Я также последовал его примеру и что есть мочи рванул к колледжу. Перевел дух только на ступеньках. Пригладил взъерошенные волосы. И как ни в чем не бывало вошел в храм науки Жемчужного, где преподавал Модест Демьянович.

Гимназия была настолько же чистенькой и стерильной, как и ее обитатели. Белые стены, белые двери, белые столы. Белые бантики девочек, белые рубашечки мальчиков. Я заглянул в класс, в котором вел урок Модест. И успел заметить, что он тоже был весь в белом. Белые хлопковые штаны, белая тенниска, белые туфли. Вано сидел за последней беленькой партой. Я уже хотел было поддержать товарища, усевшись с ним за одну парту. Но прозвенел звонок. Так что вкусить жемчужных знаний на сей раз мне не посчастливилось.

Наконец мы остались втроем и расположились, как гимназисты-отличники, поближе к учителю. Положив даже по старой забытой привычке руки на парту. Оставалось разве что только поднять руку, чтобы задать вопрос. Но Модест Демьянович нас опередил.

– Очень раз вас видеть, молодые люди, – приветливо улыбнулся он, расположившись за учительским столом перед нами. – Конечно не смею надеяться, что вас сюда привела жажда знаний.

– Именно она родимая и привела, – кивнул я.

Модест рассмеялся приглушенным смешком.

– Но вы понимаете, я не то имею ввиду.

Но Вано, дабы поддержать теплую беседу, тут же уверил учителя, что более умной, трогательной лекции он нигде и никогда не слышал. А я тут же выразил сожаление. Что так и не успел сесть за парту рядом с товарищем. Ибо не сомневался, что учительский талант Модеста Демьяновича превосходит все ожидания.

Модест был явно польщен. Его голубые глаза сияли. И он, похоже, уже готов был выложить всю информацию на блюдечке с голубой каемочкой.

– Вы это здорово заметили, – начал Вано басом, – что юные сердца наиболее уязвимы. С возрастом сердце черствеет. Камни брошенные в него отскакивают и зачастую попадают в того, кто их же и бросил.

Я вытаращил на Вано глаза. Вот это да! Похоже он и впрямь старательно записывал лекцию. А Модест, казалось, расплывется сейчас от удовольствия по столу. Еще бы! Его уже цитируют!

– Так оно и есть, молодые люди. Существует мудрая поговорка. Не бросай в другого камни, когда у самого дом стеклянный.

– Скажите, Модест Демьянович, у ваших учеников с годами тоже черствеет сердце? И они так же легко разбрасываются камнями?

Похоже, Вано решил стать поэтом. Но разве у поэтов бывают такие рожи?

– Кого вы имеете ввиду? – нахмурился Модест. – Впрочем, я могу и сам ответить. Угрюмого. Не так ли? Но поверьте, в любом деле бывают изъяны.

– Про Угрюмого мы уже все поняли, – продолжал вкрадчивым голосом мой товарищ. Хотя это ему только так казалось, что он говорит вкрадчиво. На самом деле он гудел, как всегда, только более невнятно. – А что вы скажете об адвокате? Неужели и его сердце с возрастом оставалось пушистым и мягким? А прожитые годы, а неудачи в любви?

Модест пожал плечами. И посмотрел за окно.

– Любого человека можно сломать. Но это не значит, что он тут же начнет бросать камни в другого. Адвокат скорее относился к мазохистом, чем ко мстителям. Он переживал все в себе. Это было еще с детства. Как я понял, вы уже знаете, что он учился в одном классе с Угрюмым и Верой, их общей любовью. Я не знаю, почему она предпочла Угрюмого. Женщин трудно понять. Адвокат был утонченной натурой. Я бы сказал поэтичной. Но женщины почему-то предпочитают грубость и хамство. Особенно такие, как Вера.

– Она была так же дурна, как и ее дочь? – не выдержал я, вспомнив как Модест отзывался о Белке.

Модест пристально на меня посмотрел.

– Именно, – подчеркнуто ответил он. – И я продолжаю считать, что никакая внешняя красота не способна заменить душевную. И никакое внешнее обаяние не способно прикрыть душевную червоточину. Она была такая же взбалмошная, легкомысленная, как и ее дочь. Она плохо училась, хотя, спешу заметить, была неглупа. Но, как зачастую бывает, внешне красивые люди ленивы, поскольку всегда могут рассчитывать на других. Вот Вера и пользовалась и Угрюмым, и адвокатом. В своих целях. И довольно успешно закончила школу. Хотя все это время вела недостойный образ жизни. Вы знаете, на мой взгляд, именно она и искалечила жизнь Угрюмому. Он был очень способным мальчиком… Нет, не побоюсь этого слова, он был очень талантливым. Он вполне мог закончить университет и стать почтенным гражданином нашего города. Вы знаете… Мне даже кажется, что адвокату повезло, что Вера выбрала не его.

– Ну, о везении адвоката еще стоит поспорить.

– Неудачная ирония, – строго заметил Модест. – Его убийство никоем образом не связано с этой историей. И я повторюсь, ему действительно повезло, что он не связал жизнь с этой женщиной. Как видите, он не сломался, став блестящим юристом, и нашел свое счастье с Ларисой Андреевной. А Угрюмый… Это именно Вера заставила его уехать в столицу. Видите ли ей здесь было скучно! Ее тянула другая жизнь, полная блестящей мишуры. Которая закончилась довольно трагично. Если бы они не уехали… Видимо, несмотря на то, что она выбрала Угрюмого, она не сделала его счастливым. Напротив. Ее поведение в столице наверняка не осчастливило парня.

– Он, насколько я знаю, поступил в институт? – вежливо спросил Вано. В отличие от меня он на удивление держался чересчур тактично. Неужели на него и в самом деле так благотворно подействовала лекция Модеста?

– Да, он поступил в институт. Но недолго там проучился.

– А вы не знаете в какой?

Модест пожал плечами.

– На удивление – нет. Он об этом не говорил, да никто и не интересовался. Какое это имеет значение, если человек его не закончил?

– Но все же… Вы как их классный руководитель, можете хотя бы предположить, к чему у него были особенные наклонности?

Модест наморщил лоб, словно вспоминая.

– Круг его интересов был довольно обширен. Хотя… Хотя он обожал биологию. Даже проводил всяческие опыты на лягушках. Мне это было не совсем по вкусу. И я не раз замечал, что опыты на живых существах – не очень-то благородное дело.

– Скажите, Модест Демьянович, вы случайно не знаете, был ли адвокат на свадьбе у Угрюмого?

Модест улыбнулся.

– Вы слишком от меня много хотите, молодые люди. Моя память не совершенна. Да и откуда мне было знать?

– Но во всяком случае это было возможно?

– Адвокат тогда частенько навещал столицу. Он учился здесь. Но ездил туда за нужными книгами, журналами. Да… Насколько я помню, один раз он упомянул, что встретил там Угрюмого. Но больше… Увы, я ничего не могу сообщить.

– Вы знали, что в последние годы адвокат болел раком?

Модест вздрогнул от неожиданности. И его руки по инерции стали перелистывать школьный журнал.

– Так знали или нет?

Он поднял на нас спокойный взгляд. И тихо ответил.

– Откуда мне было знать о таких сугубо личных вещах? Даже если это так и было, об этом бы никто не сказал. У нас соблюдается врачебная тайна. И я не понимаю, почему вы предположили такую нелепость.

– Это не такая уж нелепость, – возразил Вано. – Профессор Заманский – знаток в этом деле. Он не мог ошибиться.

Модест Демьянович поднялся с места. И посмотрел на часы.

– Увы, молодые люди, больше ничем помочь не могу. Я уже и так опаздываю на урок. А это не в моих правилах. Если учителя имеют привычку опаздывать, какой пример они покажут детям. Ошибки в нашем деле исключаются, они очень дорого стоят.

Мы поднялись вслед за ним.

– Модест Демьянович, последний вопрос. Так, ради любопытства. А что, Сенечка Горелов – жених Полины?

Модеста этот вопрос устроил. И он потеплел взглядом. Все-таки даю голову на отсечение, что он обожал сплетни.

– А что тут удивительного. Прекрасная пара! Мэр обожает своего будущего зятя.

– А его жена… Она не против их союза?

Модест непонимающе захлопал ресницами.

– А по какой причине она должна быть против? Сеня Горелов подает большие надежды. И я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что вскоре его имя будут знать за пределами Жемчужного. Он прекрасный литератор. Кстати тоже мой ученик! Впрочем, я могу гордиться всеми своими учениками, правда, за редким исключением. Вы понимаете, о ком я говорю. И тем не менее, все мои ученики вырастают настоящими гражданами общества. Достойными своих предков! Кстати, мэр города – тоже мой воспитанник. И с ним вы тоже можете побеседовать. Он умный человек.

– Мы так и сделаем, – я кивнул на прощание Модесту.

И он, приветливо откланявшись, удалился.

Нам ничего не оставалось, как удалиться вслед за ним. И надо сказать, нас это обрадовало. Мы с Вано не любили больниц. И их стерильных правил.

На свежем воздухе, показавшимся особенно свежим после школьного разговора. Вано тут же принялся взахлеб рассказывать, что лекция и впрямь произвела на него особенное впечатление. Учитывая что лекций он на дух не переносит, эта… Не только он, но и все ученики Модеста слушали его, затаив дыхание. Столько изящества, мастерства. И ненавязчивых моральных нравоучений. Не удивительно, заметил Вано, что в Жемчужном царит дух высокой нравственности. О котором давно уже позабыли в больших городах.

Я смотрел на своего товарища и удивлялся. Не хватало, чтобы он заразился этим сомнительным духом. И не иначе как продолжил бы свой жизненный путь в духовной семинарии. Поэтому, чтобы окончательно не потерять друга, я тут же поспешил опустить его на землю. И не с меньшим воодушевлением рассказал о высоконравственной встрече жены мэра и местного журналиста. Не забыв красочно описать реакцию на это дочери мэра Полины.

Мне удалось спасти друга от духовной семинарии. Он смотрел на меня, вытаращив глаза и причмокивая языком.

– Ай да люди!

– Люди, как люди, – пожал я плечами. – И это не удивительно. В белых стенах можно услышать все что угодно. И даже проникнуться этим. Но когда вырываешься из этой стерильности, хочется побольше жизни.