Текст книги "Перевёрнутый мир"

Автор книги: Елена Сазанович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

И все же на первых порах я решил его не убивать, ожидая явления Ростика. Это было несправедливо ни к нему, ни к своей жизни, в которой мне еще предстояло найти собственный путь. Не мог же я вот так просто следовать по дороге Ростика, на которой он умудрился затеряться. Где-то же он должен, в конце концов, быть! И я вновь принялся внимательно рассматривать визитки. Но этот просмотр ничего нового не дал. Деловые телефоны деловых людей. Вряд ли он мог у них прятаться. У жены тоже его быть не могло, поскольку она даже вернула ключи. Остается некая незнакомая Любаша. Судя по словам Лютика, она не очень умна, довольно красива и достаточно доверчива. И если Ростик у нее не прячется, она единственная, кто может поверить в мою историю и не подвести под нее криминал.

Телефон Любаши я, как ни странно, обнаружил в блокноте жены Ростика, который, по всей видимости, она еще не успела забрать. Тут же набрал номер и услышал веселый тоненький голосок.

– Алле! – прозвучало точно как «мяу».

– Люба, – официально начал я, но меня тут же прервали.

– Котик, солнышко, Росточек мой, как хорошо, что ты позвонил! Я так за тебя боялась! Скажи, что все хорошо, ну же, скажи, миленький!

На такие жалобные просьбы у меня не хватило духу ответить отрицательно. И я, откашлявшись, выдавил:

– Все хорошо.

– Я так и знала, Росточек, так и знала. Мне сейчас же нужно с тобой повидаться! Приезжай, солнышко, поскорее.

Я понятия не имел, куда ехать, и мне пришлось пригласить Любашу к себе. Не мог же я такой серьезный разговор вести по телефону. В ответ послышался набор сюсюканья, улюлюканья, оханья. Я даже вспотел.

– Боженька, миленький, ты решился. А как же твоя жена, я так ее боюсь. Может, вот так сразу не следует, или ты уже объяснился? Как хорошо, если это так. Я конечно же приеду. Я давно хотела узнать, как ты живешь, чем дышишь, любимый, но она точно не заявится? А то…

– Она не заявится, – довольно резко ответил я. – Через сколько ты будешь?

Любаша приехала через сорок минут. И я в очередной раз удивился Ростику. Право, его окружают исключительно хорошенькие женщины. Едва я открыл дверь, Любаша вихрем ворвалась в квартиру и буквально бросилась мне на шею. Я еле оторвал ее от себя, но так и не смог вымолвить ни слова. Она порхала по квартире, как дневная бабочка, нюхая цветы, разглядывая фигурки, статуэтки, салфеточки. Такая яркая, слегка нелепая, она тараторила без умолку. И я даже на миг ею залюбовался. Беленькая, маленькая, пухленькая, кудрявая, с распахнутыми синими глазами и чувственным ртом. Ей разве что не хватало крылышек, как ангелочку. Хотя вряд ли она была ангелом в действительности.

– Ой, я знаю, это гардения. – Любаша уткнула круглую мордочку в белые махровые цветы. – Ой, а листики пожелтели. Твоя жена плохо за ними ухаживает. Она, наверно, поливает их жесткой водой из-под крана. А нужно, чтобы вода отстоялась…

Я не успел ответить, как Любаша уже упорхнула к другому цветку. И уткнула курносый носик в сиреневые цветки.

– Ой! Это пурпурная лилия. Обожаю ее! Это, кстати, национальный цветок Бразилии. Ты не бывал в Бразилии? Я нет, но ничего, мы вместе туда поедем. Твоя жена ужасно безответственна! Разве можно ставить ее на подоконник, под прямые солнечные лучи, да еще у батареи! Она же просто убивает растение!..

Я ничего не понимал в комнатных растениях и уходе за ними, хотя с некоторыми видами мне пришлось столкнуться в Ботаническом саду. Все же моя стихия была другой. И я подумал, как бы гармонично Любаша смотрелась в моем лесу, среди полевых цветов, шумных сосен и порхающих мотыльков и стрекоз. Впрочем, она не менее гармонично выглядела бы и в Бразилии, на берегу моря, среди кокосов и ананасов, под обжигающим южным солнцем. И что она делает в этом холодном городе? Да, пожалуй, на почве любви к природе мы с ней сойтись можем. Но вскоре я убедился, что это единственное, в чем мы могли друг друга понять.

Наконец мне удалось вставить свое слово.

– Люба, – я начал холодным отчужденным тоном, – выслушайте меня, Люба.

Я буквально силой усадил ее в кресло и даже попридержал за плечи, потому что казалось, что она вот-вот сорвется с места и взлетит. В синих глазах застыл испуг.

– Росточек, что-нибудь случилось, ну же, милый, не пугай меня!

– Случилось, – хмуро начал я. – Мне нужно вам объяснить. Возможно, вы меня поймете и поверите.

Испуг в синих глазах так же быстро погас, как и появился. Теперь ее глаза ликовали. И Люба стукнула себя по лбу кулачком.

– Боженька, какая же я круглая дура! Ну скажи, разве не дурочка! Как я сразу не поняла! Ты мне делаешь предложение! Ты даже перешел на вы! Какая прелесть! Ты – чудо! Ты все же неотразим! Тебе бы сыграть графа Волконского из прошлого века! Вот была бы роль! А я бы, так и быть, согласилась на роль твоей горничной. Ты не знаешь, случайно не снимают такой сериал? Ой, прости, ты же мне делаешь предложение…

Я настолько испугался, словно действительно меня вот так, с бухты-барахты, решили на себе женить. И я этого не мог допустить никакими путями.

– Нет, Любаша, – я даже не заметил, как назвал ее ласково, перейдя на «ты». – Пока об этом говорить рано. Ты же знаешь, что я женат.

– Ну так разведись!

Люба смотрела на меня, как ничего не понимающий ребенок. Для нее все было таким простым. Мне же казалось, что развестись с Викой будет не так просто, хотя я Вику и в глаза не видел.

– Все не так просто, – вздохнул я.

И поймал себя на мысли, что теперь уже просто выкручиваюсь из нереальной ситуации, увиливаю от брака. К тому же я понял, что этой девушке правду открыть невозможно. Она настолько все воспринимала буквально, что ее реакция на мою историю будет непредсказуемой. Скорее всего, она поднимет такой визг! И дело наверняка может закончиться милицией. К тому же я понятия не имел, где Ростик. А без его появления мне не выкрутиться.

Люба вновь вскочила с места и бросилась мне на шею.

– Ну ничего, Росточек, ничего страшного. Мы выкрутимся. А потом поженимся. Я уже даже платье к нашей свадьбе приглядела. А тебе – бабочку. И еще ресторан. Знаешь, там золотые рыбки в пруду плавают. Первый наш свадебный вальс будет непременно под плескание золотых рыбок. Ты знаешь, Светка и Анжелка с ума сойдут от зависти. Они еще смеют утверждать, что ты меня не любишь. Ты ведь любишь, я знаю, любишь?

Я настолько уже устал от ее болтовни, что искренне пожалел Ростика. Но Любаша смотрела на меня так преданно, как когда-то мой лесной друг – лось по имени Димка, которого я спас от смерти. Этот преданный взгляд девушки меня тронул, так что не оставалось ничего другого, как выдавить:

– Люблю.

В ответ послышался ликующий вопль. А мне пришлось сделать вид, что я собираюсь на важную встречу с режиссером.

– А для меня хоть маленькая ролька, малюсенькая-премалюсенькая, найдется?

И мне ничего не оставалось, как пообещать роль. Довольная и румяная от перевозбуждения Любаша наконец-то взмахнула крылышками и подлетела к выходу. И у двери обернулась.

– Ты какой-то странный сегодня, Росточек. Хотя, я понимаю… Тебе, миленький, нелегко было все это время. На студии даже поговаривали, что ты хотел… Ну… это… Ну… чуть ли не выбросился из окна. Вот сплетники проклятые! Я же знаю, ты просто много пил. Еще бы не пить… С такой женой… Из-за нее даже цветочки чуть не погибли. А тут такая личность, как ты… Со мной все будет по-другому, – успокоила она меня на прощанье. – Только, миленький, мне придется отъехать на пару неделек. Ты же знаешь, эти концерты, они так изматывают меня… Я ведь совсем о другом мечтала, но ты обещай… Что скучать не будешь! Нет, вернее, что будешь сильно-сильно скучать! Но от тоски не выбросишься из окна! Поклянись, Росточек!

Так и не дав мне шанса произнести торжественную клятву, звонко чмокнув в щеку, Любаша легко упорхнула. И я облегченно вздохнул, оставшись один. И вытер пот со лба.

Встреча с Любашей ничего не дала. Разве что я чуть не угодил в сети брака. Долг мне Ростик простить мог, но вот брак с Любашей… Я сомневался. И чувствовал, что все больше запутываюсь в чужой жизни. У меня уже был его дом, его работа, его паспорт. У меня уже были друг Лютик, соседка Рита, любовница Любаша и жена… Так, оставалась жена, черт, все забываю ее имя. Да, жена Вика. Может быть, она сможет что-нибудь объяснить? Или, во всяком случае, я что-нибудь попробую объяснить ей.

Я вздрогнул от громкого телефонного звонка. И долго думал, стоит ли брать трубку. Но выбора не было. Я жил в этом доме. И пока принимал судьбу Ростика на себя.

– Алло, – буркнул я в трубку довольно тихо.

– Слава? – услышал я властный серьезный голос. – Здравствуй.

Я облегченно вздохнул. Ошиблись номером.

– Здравствуйте, конечно, но вы не туда попали.

– Я попала именно туда, куда надо. Но ты брось эти шуточки. Конечно, уходя – уходи. Но… В общем, я забыла свою записную книжку. И мне придется за ней заехать.

Я затаил дыхание. Не иначе как жена Вика. Что ж. Надо принять во внимание, что Ростика еще могут назвать Славой. И пообещал дождаться Вику, хотя отдавал себе отчет, что встреча с ней будет не из легких. Это не сомнительный друг, слушающий только себя, не соседка, любящая издалека, и даже не любовница, ослепленная страстью. Это ни много ни мало – жена. С которой Ростик, возможно, не один год прожил под одной крышей, которая знала его досконально. К тому же, как назло, она была, по словам Лютика, умной женщиной. А с умной вранье может и не пройти. И я раздумывал, сразу ли мне выложить все карты на стол или парочку козырей припрятать в рукаве. Впрочем, ничего хорошего эта встреча не сулила. Незнакомый человек в ее доме, выдающий себя за ее мужа. Мужа, который, кстати, пропал. И я даже подумал, не проще ли вообще смыться, где-нибудь спрятаться до поры до времени, дождаться, пока отрастут волосы, борода, пока я не приму вновь вид дикого парня из лесного поселка. Но, с другой стороны, бегство тоже чревато опасностями. Если объявится Ростик, он наверняка сообразит, кто взял его пальто с документами и деньгами. А побегом я лишь подпишу себе приговор.

Мне показалось, что я угодил в ловушку, которую кто-то для меня специально подстроил. Только с какой целью – сообразить не мог. В ожидании Вики я нашел альбом с фотографиями. И принялся внимательно его изучать. Стандартный альбом жизни Ростика. И довольно стандартная судьба. Ростик – младенец в кроватке, Ростик – стриженый под ноль первоклассник с большим ранцем за плечами. Ростик – с мамой и папой. Слава богу, братьев и сестер, насколько я понял, у него нет. Ростик – студент у дверей ВГИКа… Так, далее поинтереснее. Свадьба Ростика. Ага, вот и Вика. Не знаю, насколько он был порядочным парнем, но на женщин нюх имел отменный. Вика оказалась просто красавицей. Тонкие черты лица, длинная шея, высокий лоб, черные, чуть раскосые, очень холодные глаза и черные волосы. В ней было что-то восточное. Она была полной противоположностью Любаши. Ростик, видимо, любил контрастный душ. И не раз из одной крайности бросался в другую…

Вика приехала быстрее, чем я ожидал. Похоже, она устроилась недалеко от дома своего мужа, возможно, чтобы за ним приглядывать. Я с опаской открыл дверь. Она не бросилась мне на шею с порога, не поцеловала, а лишь гордо прошла мимо, едва бросив на меня ледяной и одновременно испепеляющий взгляд. И я тот час понял, что она влюблена в Ростика не меньше, чем Любаша, а возможно, гораздо больше.

Вика совсем не изменилась со дня свадьбы. Разве что стала еще интереснее. Ну и дурак же этот Ростик, невольно подумал я.

Вика взяла записную книжку и бросила небрежный взгляд на диван.

– Вот как? – усмехнулась она, по-прежнему не удостоив меня вниманием. – Если человек просматривает вчерашние фотографии, значит, ему не так уж хорошо живется сегодня.

Я молчал, предпочитая вообще не привлекать к своей сомнительной особе внимание. И успокоился – она приняла меня за своего мужа. И я решил ничего ей не рассказывать. Это было опасно. Облегчало задачу то, что она совсем на меня не смотрела. И мне вдруг показалось, что она боится даже мельком взглянуть в мою сторону. Она боится броситься мне на шею, исцеловать до смерти и умолять все начать с начала… Впрочем, я мог ошибаться. С той же силой она могла и ненавидеть своего мужа. Одно я понял наверняка – она была чересчур горда.

На всякий случай я отошел к распахнутому балкону, повернулся спиной и закурил. Мои руки дрожали. Я чувствовал на себе ее обжигающий взгляд. Она смотрела мне прямо в спину, и я надеялся, что моя спина ничем не отличается от спины Ростика. Повисло тягостное молчание. Я лихорадочно соображал, что делать и что говорить. Я молил всех святых, чтобы она поскорей ушла. Но не так просто уйти тому, кто решил вернуться.

– Ты мне ничего не хочешь сказать?! – услышал я позади себя ее низкий властный голос.

Я, может, и хотел вымолвить слово, но не знал, что бы в таком случае сказал Ростик.

– Ну, я-то в любом случае могу начать все сначала. У меня для этого достаточно сил. И бросаться из окна, в отличие от тебя, не собираюсь. Кстати, когда решают уйти из жизни, не сообщают об этом всему свету. У тебя не нашлось сил даже на это. Ты хотел, чтобы тебя удерживали, и выставил себя на посмешище.

Мне показалось, что Вика предпочитала видеть Ростика мертвым, нежели бросившим ее.

– И эта дешевая девка тебя не спасет, не надейся. Я чувствую, что она уже успела тут побывать. Этот приторный, навязчивый запах… Она посмела переставлять мои цветы. Впрочем, мне это безразлично. Ты все равно плохо кончишь. Жизнь как-то утекает у тебя сквозь пальцы, хоть ты и принимаешь в ней слишком бурное участие. Пьянки, пустоголовые девки. Продажные друзья. Никчемная работа. Ты сам это выбрал. И это загоняет тебя в тупик. Если бы ты сумел выбрать другое… Возможно, жизнь и не отвернулась бы от тебя.

Под другим Вика, несомненно, подразумевала себя. Вообще она настолько серьезно относилась к жизни, что я начинал понимать, почему Ростик переметнулся к Любаше. Самому еще как-то позволительно воспринимать жизнь всерьез, но предпочтительнее, чтобы близкие люди воспринимали ее легче.

– Почему ты молчишь? – Вика сказал это таким тоном, что я почувствовал себя школьником в кабинете директрисы. – Или играешь очередного отчаявшегося супермена? Это не твоя роль. Она получится у тебя проходной. Тебе больше подойдет роль неудачника. Твое вечное амплуа.

И вдруг до меня дошло, что она сознательно унижает меня, провоцирует на бурный скандал, после которого и возможно примирение. Может, Ростик бы и поддался на провокацию, но я не был Ростиком. И мне было все равно, неудачник он или нет.

– Я ухожу, слышишь, у-хо-жу!

Мне пришлось обернуться. И я неожиданно столкнулся с ней взглядом. И она вздрогнула. И опустила глаза. Потом вновь тут же резко их подняла. И на ее высоком открытом лбу образовалась глубокая складка. Я похолодел. Это конец, промелькнуло у меня в голове. Это конец.

– Слава, – Вика снизила голос на два тона. – Ты хорошо себя чувствуешь? Ты совсем бледный. Конечно, столько пить… И все же, может быть, мне стоит остаться? На время…

Я облегченно вздохнул. И наконец промычал:

– Нет, что ты. Все в порядке. Просто устал.

Вика вплотную приблизилась ко мне, уже не понимая глаз.

– Мне кажется, я именно теперь тебе нужна, как никогда…

– Ты мне нужна, Вика, но только не теперь. Давай подождем немного. Мне нужно прийти в себя, – уже более уверенно сказал я. Меня не узнали.

– После того скандала…

– Извини, – тут же перебил я ее.

– Что ты, это я должна просить прощения. Я зря это все устроила… Славка… – Она неожиданно уткнулась мне лицом в грудь. И я неловко ее обнял. Наверно, так же поступил бы и Ростик. Все расставания одинаковы. И все же мне нужно было всеми путями выдворить ее из дома.

– Ну все, Вика, иди. Мы потом обязательно поговорим.

Она подняла на меня серьезный и чуточку грустный взгляд. Провела ладонью по бритой щеке. Ладонь, как и глаза, была ледяная.

– Ты какой-то другой, Славка… Совсем другой. Этот смертельный трюк, как ни кощунственно звучит, пошел тебе на пользу. И меня это радует… У нас еще есть шанс.

– Я провожу тебя до прихожей. – Осторожно взяв ее за локоть, легонько направил к выходу.

– Прихожей? – она не выдержала и расхохоталась. У нее был стальной смех, я поежился. – С каких пор холл ты называешь прихожей?

Я слегка растерялся. Черт, нужно контролировать каждое слово.

– Радуйся, что я не назвал холл сенями. Я избавляюсь от буржуазных пережитков и иностранных слов. Репетирую роль русского деревенского парня.

– Ты?! – стальной смех стал еще выразительнее. – Ты и в деревне-то ни разу не был. Это будет твоя самая трудная роль. И куда только режиссер смотрит. Ты типичный продукт города, причем сильно испорченный. Хотя, если режиссер – Лютик… Он и Алена Делона может пригласить на роль Квазимодо.

Я понятия не имел, кто такой Квазимодо, но чувствовал, что Лютик не в почете у Вики. Не дожидаясь продолжения, я широко распахнул перед Викой дверь. Она резко повернулась и, встряхнув головой, переступила порог. Стройная, высокая, в деловом костюме, подчеркивающем ее безупречную фигуру. И я невольно залюбовался этой женщиной. Но жить с безупречными женщинами не самое большое счастье.

Вика не выдержала и на пороге оглянулась, буквально впившись в мое лицо черным взглядом. И вновь на ее лбу легла глубокая морщина. Словно она что-то вспомнила или пыталась припомнить. И даже хотела что-то сказать, но я быстренько ее перебил:

– Я тебе позвоню.

Она облегченно вздохнула, ее лоб разгладился, она ничего больше не хотела вспоминать и плотно прикрыла за собой дверь.

А я, покопавшись в запасах Ростика, вытащил початую бутылку «мартини» и залпом выпил стакан. Я был в полном смятении. С Викой пронесло. И все же я ходил по лезвию бритвы. Как она могла не узнать своего мужа?! Это непостижимо! И вдруг мне показалось, что и Лютик, и Любаша, и Вика – все они интуитивно чувствовали, понимали, что происходит что-то не то. Но отгоняли эти мысли, отказывались в них разбираться. Они будто добровольно хотели безоговорочно принимать меня за Ростика. Словно это было им выгодно. Словно они спешили устроить свои дела, и если даже мелькало какое сомнение, они его давили единственным аргументом – им нужен Ростик и все. Лысому срочно нужно снять рекламу, чтобы получить деньги. Любаша срочно хочет замуж. Вика жаждет удержать мужа. А Ростик это или нет – какое в итоге имеет значение? Если тот же голос, та же фигура, то же лицо. И я с тоской подумал, как в принципе легко заменить человека. И от всей души пожалел Ростика. Словно он и не жил на белом свете. Вдруг я почувствовал, что являюсь единственным человеком, кому он по-настоящему нужен. И я решил ждать. Я по-прежнему не верил, что с ним могло приключиться что-либо дурное. В ином случае уже давно бы здесь была милиция. Впрочем, Ростик вполне мог попасть в категорию «пропавших без вести». И это меня тревожило. Но прошло слишком мало времени со дня его исчезновения. Парень вполне мог удариться в загул. И мне ничего не оставалось, как ждать его возвращения и до поры до времени играть его роль.

На всякий случай я решил изучить биографию Ростика, его привычки, запомнить людей с фотографий. Я чувствовал себя разведчиком, вынужденным жить под именем и судьбой другого человека.

Судьба Ростика оказалась довольно простой и, к моей радости, он в этой судьбе был одиночкой. Родители этого парня давно умерли, родственников, во всяком случае в этом городе, не было. Друзей, насколько я понял, наоборот, оказалось слишком много, а значит, не было вообще. Я внимательно пересмотрел письма, записи этого парня, чтобы составить о нем более-менее полное впечатление. Этакий душа компании, который от всей души ненавидел эти компании. И в итоге оказался загнанным в тупик. К сожалению, писем оказалось довольно мало. И я посетовал, что люди отвыкли от эпистолярного жанра. Разве что по письмам жены к Ростику и парочке слезливых записочек от Любаши я смог кое-что для себя прояснить. Во всяком случае, узнал, что Вика работает в крупном банке и, похоже, не последний человек там. А познакомились они довольно прозаично – в Крыму. Письма Вики были довольно скупыми и строгими. И в них она не раз намекала, что Ростик женился на ней ради денег. Хотя я в этом сомневался. Вика была слишком красива для брака по расчету. Хотя, как знать… Ростик, большую часть своего детства проведший в интернате, мог жениться на ком угодно. А с красивой женщиной ему просто повезло. Вообще, я приходил к выводу, что этот парень довольно везуч и весьма тщеславен. Он слишком много хотел от жизни, и она ему в этом редко отказывала. Хотя, подозреваю, что он мечтал быть – ни много ни мало – великим актером. И делал ставку на внешность и в работе, и в любви. Только с первым, похоже, ему везло меньше.

Отбросив письма, записи и фотографии, я перевел дух. Хотя я копался в чужой жизни без зазрения совести, но вряд ли хотел, чтобы со мной так когда-нибудь поступили.

Смеркалось. Свежие запахи весны вперемешку с ароматами чужой кухни проникли через распахнутый балкон в квартиру. Я поежился. И поймал себя на мысли, что за целый день так Ростику никто, кроме жены, не позвонил. Это было более чем странно. Парень, похоже, не страдал от некоммуникабельности и, по идее, телефон у него должен не умолкать…

Совсем скоро я получил ответы на свои сомнения. Позвонил какой-то хрипатый мужик и пытался разобраться с Ростиком. Насколько я понял, в последнее время все от него отвернулись. Вернее, он отвернулся от всех. Похоже, что он плюнул им всем в лицо, будучи в нетрезвом состоянии, а потом чуть не выбросился из окна. Что ж, это было мне на руку. Во всяком случае, если мне придется столкнуться с кем-то из знакомых Неглинова, не обязательно заводить разговор. Можно просто на всякий случай попросить прощения и ретироваться с достоинством.

И вдруг я поймал себя на мысли, что жить под чужим именем и с чужой судьбой гораздо легче. Потому что не надо ничего принимать близко к сердцу. Я никого не любил в этой судьбе и никого не боялся потерять. И меня никто не мог обидеть и предать. Я не дорожил этой работой – она была не моей. Я не страдал из-за разрыва с женой, с которой я не прожил ни дня. Я не тосковал по любовнице, которую никогда не любил. Я не боялся потерять друга, с которым даже не дружил… Что и говорить. Если бы сгорела эта квартира, я разве что пережил бы несколько неприятных часов – и не более того.

Мне вдруг показалось, что я на сцене, где нужно играть в страдания и любовь, но никогда сердце от страданий и любви не разорвется. Потому что все это не мое. Может, в этом и есть секрет счастья? И я вдруг понял, что мне нравится так жить. Даже мелькнула мысль, что лучше бы Ростик подольше не возвращался. Вдруг как-то в один день, без усилий, все мои проблемы решились. Я получил все сразу, и от моей, личной судьбы, осталось лишь прошлое. Но я чувствовал, что с тоской по прошлому уже могу справиться. Потому что в будущем мне не за что переживать. Какая бы трагедия ни случилась, она не станет моей. А вот удачей я вполне смогу воспользоваться. Я даже поймал себя на мысли, что и эти мысли – тоже уже не мои. Это были мысли удачливого и тщеславного человека, так напоминающего Ростика…

Мысли перебил звонок в дверь. На пороге стояла Рита и рядом ее огромный пес Джерри.

– Я подумала… – Рита запнулась и покраснела. – Вам, может быть, одному тоскливо… Мы можем вывести собаку вместе. И вечер такой теплый.

Я вспомнил Чижика. И комок подкатил к моему горлу. Чижика я не выводил. С ним мы гуляли на равных.

– Конечно, Рита. Вечер и впрямь замечательный.

Мы гуляли по березовой аллее и молчали. Я вообще усвоил, что мне нужно побольше молчать, хотя Ростик наверняка отличался словесными изысками. Но в конце концов все потихоньку привыкали, что это уже новый Ростик, переживший муки и разочарования. А новый Ростик имел право молчать.

Джерри бежал впереди, радостно виляя хвостом и изредка принюхиваясь к молоденькой травке.

– А я вас видела в рекламе, – наконец перебила молчание Рита. – Вы там такой красивый…

– И главное, красиво пью кофе, – попытался сострить я. И вновь невпопад.

– Кофе? Нет, эту рекламу я еще не видела. Вы гладите чистые рубашки.

Ага! Значит, Ростик снимался во многих рекламах. И наверняка не только пил кофе, гладил рубашки, но и пользовался дезодорантом, и смаковал куриный бульон…

– Ну, кофе я потом буду пить, – весело ответил я. – Когда поглажу все рубашки.

– Артистом, наверно, быть сложно, – вздохнула Рита. – Мама говорила, что с вами это… Ну, эта неприятность приключилась, потому что вы артист. С лесником, например, этого бы не произошло.

Мое сердце сжалось. Да, там, в другой жизни, со мной ничего подобного не произошло бы.

– Вы думаете, что лесники не выбрасываются из окна? – усмехнулся я.

– Думаю, что нет, – уверенно ответила Рита.

– Ну да, конечно. Они живут в сторожке. Это глупо – выбрасываться с единственного окна на единственном первом этаже. Можно угодить в крапиву.

Рита улыбнулась. Ее улыбка была детской и очень родной. Так улыбалась Валька, и мое сердце не раз стучало при виде ее открытой улыбки. Когда так хотелось обнять ее изо всей силы… Я внимательно вглядывался в лицо Риты. Мое сердце отсчитывало ровные равномерные удары. Рядом со мной была соседка Ростика, и я чувствовал, что Ростик наверняка захотел бы обнять ее, такую юную, такую хорошенькую девушку в желтом беретике, удачно оттеняющем ее смуглое личико с аккуратненькими веснушками на носу. Но мне она была безразлична. Это не моя соседка, и я знал, что ни на что не имею права. Единственное, я почувствовал, что замерзаю, и приподнял воротник пальто.

Девушка приняла мой внимательный взгляд на свой счет и, вновь густо покраснев, попыталась прервать паузу.

– А я вот мечтаю стать кинологом. И жить за городом, в деревне, вместе с собаками. Вам, наверное, это трудно понять. По вам сразу видно, что вы любите жить в больших городах, вы – истинный горожанин, ну, что ли, от сердца. И наверное, там, в лесу, где одни березы и сосны, вам стало бы скучно.

– Там еще есть озеро, а когда заходит солнце, оно отражается в зеркальной воде. И желтые кувшинки, много-много желтых кувшинок, а на берегу кустик молоденькой сирени, такой гибкой, что, когда идет дождь, кажется, она вот-вот сломается под его струями. А чуть поодаль виднеется старое дерево – на нем ни одного листочка. Странно, нет жизни в нем, а оно стоит много веков. Словно мумия. Но, в отличие от мумии, все равно живое… А когда бежишь по лесной тропе, и ветер в спину, и дождь в лицо, и Чижик впереди…

Я не заметил, как остановился и говорил, говорил, глядя куда-то вдаль. Словно видел свою маленькую родину, словно разговаривал с ней или просил у нее прощения. Рита смотрела на меня широко открытыми испуганными глазами. И я очнулся, едва она осторожно прикоснулась к моему плечу.

– Ростислав Евгеньевич, Ростислав Евгеньевич…

– Что? А? Ах да. – Я улыбнулся и встряхнул головой, словно пробуждаясь от сна. – Рита… Это я так… Вспомнил…

Она еще больше изумилась.

– Вспомнили? А Виктория Олеговна говорила, что вы никогда не были в деревне. Даже говорила, что вас следует поместить в Книгу рекордов Гиннесса как человека, который ни разу не бывал на природе и ни разу не желал туда попасть. Говорила, что вы предпочитаете только холодный морской пейзаж. Так ругала вас за это.

– Виктория Олеговна? – я рассмеялся. – Правильно говорила Виктория Олеговна. Я нигде и не был. Ритм жизни такой… А это так… Монолог из одной роли, которую я так и не сыграл до конца.

– Жалко, – тихо ответил девушка, то ли жалея о моей роли, то ли о том, что я так и не побывал за городом. – Но вы говорили так натурально, словно всю жизнь прожили в лесу. Вы, наверное, очень хороший актер.

Я искренне расхохотался.

– Да, Рита. Иногда я и сам начинаю в это верить. Ну, идем, твой Джерри уже замерз. А ты… Ты и впрямь славная девушка.

Мы медленно приблизились к подъезду.

– Вы… Вы какой-то другой. Не такой, как я думала.

– Наверно, – я пожал плечами. – Люди в определенном возрасте круто меняются. Это, пожалуй, случилось и со мной.

– А я так не хочу, нет, не хочу! – Рита покачала головой, и мне показалось, что она вот-вот расплачется, как ребенок. – Я не хочу измениться. Неужели когда-нибудь я так просто смогу изменить своей мечте и уже не захочу жить в деревне? И все только потому, что стала старше!

Она от возмущения топнула ножкой.

– Там трудно жить, Рита. Впрочем, я лгу. Там жить, пожалуй, легко. Просто не каждый сможет.

Я распахнул двери подъезда, куда первым вбежал Джерри.

– Ростислав Евгеньевич, – Рита вдохнула воздух и резко обернулась ко мне. – А эта женщина. Такая белокурая, кудрявая, она к вам приходила сегодня утром… Вы на ней женитесь?

Я легонько похлопал Риту по зардевшейся щеке.

– Не задавай лишних вопросов. К тому же, я ведь женат.

Рита резко отвернулась и побежала вверх по лестнице, вслед за собакой. Я не стал ее догонять, а закурил и оглядел задумчивым взглядом пустой двор. Я не был женат, и не было у меня никакой белокурой женщины, впрочем, как и не могло быть Риты. Интересно, если бы она узнала, кто я, любила бы так, как сейчас? Вряд ли. Она любила артиста Ростислава Неглинова. Хотя, как ни странно, его она знала гораздо меньше, чем меня.

Некоторое время я провел в полном спокойствии, по-прежнему изучая биографию Ростика. Я даже пожалел, что он не великий артист, иначе смог бы запросто прочитать про него в ЖЗЛ. А вечерами вместе с Ритой выгуливал Джерри. Это были приятные весенние вечера. В них было что-то домашнее и отдаленно напоминающее мое прошлое. И все же привязаться к Рите я так и не смог, а тем более полюбить. Я постоянно чувствовал, что играю роль человека, которому может принадлежать и эта юная девушка, и эти весенние, прохладные вечера. Но я здесь был ни при чем.

Несколько дней спустя я неподвижно сидел у телевизора, уставившись в экран бессмысленным взглядом. По всем программам крутили рекламу с моим участием. Именно моим, а не Ростика. В которой я играл роль кофемана. И надо сказать, играл неплохо. Мне даже самому захотелось купить этот безвкусный кофе и вдоволь им напиться. Одно тревожило – меня наверняка узнают в Сосновке и кто-нибудь попытается меня разыскать. А это мне нужно было меньше всего. Но тревожился я напрасно. Позднее я понял, что меня не узнали вообще. И я окончательно перевоплотился в Ростика.

А на следующий вечер позвонил Лютик. Он задыхался, словно пробежал не меньше километра. И я даже почувствовал, как пот стекает по его лбу.