355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Михалкова » Прежде чем иволга пропоет » Текст книги (страница 1)
Прежде чем иволга пропоет
  • Текст добавлен: 31 августа 2020, 13:30

Текст книги "Прежде чем иволга пропоет"


Автор книги: Елена Михалкова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Елена Михалкова
Прежде чем иволга пропоет

© Михалкова Е., 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Глава 1

Динка

Как я здесь оказалась?

Благодаря роману «Униженные и оскорбленные». Нет, серьезно. Потрепанная книжка в бумажной обложке валялась в «обменном пункте» – на батарее в подъезде. Я сунула ее в рюкзак. Забегая вперед, скажу, что она стала единственным, что мне удалось забрать из собственного дома.

Я вспомнила о ней, когда ловила на трассе попутку. Не совсем точное слово: пути-то как такового не было, лишь намерение убраться отсюда как можно дальше. Да, в Москве я нашла бы и работу, и крышу над головой, но иногда дорога в ад выстлана именно разумными решениями.

Так что я выбрала неразумное.

Пока на шоссе не было машин, я уткнулась в роман. Какой смысл голосовать, если тебя никто не видит? Но серая «Тойота» подъехала бесшумно и обнаружила себя только тогда, когда из-под колес полетел гравий прямо мне под ноги.

– Что читаем? – спросил водитель, опустив стекло.

Молодой парень. Глаза темные, быстрые, веселые. Лихач, могу поспорить.

Я убрала книжку за спину и наклонилась так, чтобы его лицо оказалось на уровне моего.

Рассказы о том, что за десять секунд можно оценить, насколько опасен человек, – вранье. Здесь или повезет, или нет. Но что действительно можно проверить, так это запах от водителя.

У меня чертовски хорошее обоняние. Никогда не видела от него ни малейшей пользы. Три часа в компании мужчины в несвежих носках – и вы будете молиться о насморке.

Так что я всего лишь принюхалась.

Лимонный освежитель воздуха и одеколон с нотами апельсина. Да ты у нас, дружок, любитель цитрусов? Во всяком случае, парень не курил в машине, а это уже было неплохо.

– Не подбросишь до Твери? – спросила я.

Не знаю, откуда взялась Тверь. Возникла в последнюю секунду, должно быть, по созвучию: мне вдруг пришло в голову, что передо мной должна открыться новая дверь. Дверь – Тверь, понимаете? Ладно, я не претендую на то, чтобы сказать новое слово в поэзии. Но смешно же!

Знай я, куда приведет меня эта дверь, шарахнулась бы от «Тойоты» как от гроба со своим именем на крышке.

– Надеюсь, это не пособие по ограблению водил? – неуклюже пошутил он.

Я показала Достоевского, и парень округлил глаза.

– Ты с филфака, что ли?

– Нет, просто книжка нравится.

– Ладно, забирайся.

По дороге он болтал о себе (жена, ипотека, родители на Урале, брат-неудачник, дети-бандиты). Пытался и меня расспросить, откуда я взялась на обочине, в мартовской грязи, с томиком Достоевского, но быстро понял по моим ответам, что я не из тех, кто любит исповедоваться случайным попутчикам. Надо отдать парню должное: он тут же отстал.

Правда, не удержался, чтобы не продемонстрировать, как круто он водит. От обгонов и резких торможений на скользком шоссе меня начало укачивать, и я незаметно задремала.

Проснулась оттого, что заглушили мотор.

Мы стояли на асфальтированной площадке перед длинным одноэтажным строением из белого кирпича. Обшарпанная вывеска гласила: «КАФЕ ПРИБОЙ».

– В уборную заскочу, – сказал Игорь. – Тебе не надо? До Твери еще минут сорок.

Я покачала головой и вышла размяться.

Дальний конец площадки был занят тремя грязными фурами. Легковушек, кроме нашей, не оказалось, но, судя по размерам стоянки, это место было рассчитано на большое количество машин.

На двери кафе висело объявление всего из двух слов: «Требуется официантка», написанное от руки.

Мой перевозчик все еще топтался около биотуалета, дожидаясь своей очереди, и я вошла внутрь.

Просторное помещение. Много столиков, но безлюдно. Заняты были только два места, и, приглядевшись, я поняла, что это водители фур.

Похоже, мы попали в тихий час.

Возле окна возился парнишка лет шестнадцати, размазывая пыль по стеклу сухой тряпкой. Между рамами лежали ногами кверху три засушенные мухи.

– Привет, – сказала я. – Кто у вас за старшего?

– Дядя Паша, – буркнул тот, не оборачиваясь.

– Как бы с ним поговорить? Насчет работы.

Паренек сунул тряпку за батарею и убежал.

Ждать пришлось долго. От нечего делать я стала считать машины, проносящиеся по трассе.

Полезно время от времени останавливаться и подбивать баланс: что у меня в плюсе, а что в минусе? «Осознанность – это навык», – учил Ясногородский.

Итак, шестого марта две тысячи девятнадцатого года у меня не имелось: денег, своего дома, работы, профессии, друзей, семьи… И завтрашнего дня.

А что у меня есть?

– Это ты меня искала?

Здоровенный красномордый дядька в тельняшке стоял, сложив руки на груди. Разглядев меня, он фыркнул. Остро пахнуло чесноком. Хороший запах! Многие со мной не согласились бы, но я люблю, когда от мужчин несёт чесноком. Там, где я питалась последние три года, пахло варёными тряпками.

– Девочка, где твои родители?

– Я по объявлению, – сказала я, не обратив внимания на шутку.

Он покачал головой.

– Забудь. Дохлый номер!

– Вам нужна официантка.

– Официантка, а не геморрой. Ты, – он легонько ткнул меня в плечо, – геморрой.

– Мне двадцать два. Хотите, паспорт покажу?

– На кой он мне ляд? Паспорт, что ли, будут щипать за ляжки? Мне проблемы не нужны. Ты хоть понимаешь, кто наш клиент? Водила. Дальнобойщик. А тут – ты! Короче: это все несерьезный разговор. Эй, Гоша! – Он щелкнул пальцами, и парень торопливо обернулся. – Налей этой супу. Поешь – и уматывай. Больше я тебе ничем помочь не могу.

Он враскачку пошел по направлению к кухне.

Не хотелось ему чесать кулаки о морды дальнобойщиков, решивших позаигрывать с молоденькой официанточкой, и я его понимала. Но мне пришлось по душе это место. И обшарпанная вывеска, и красно-белые клеенки на столах, и запах стряпни, которым окатывало меня каждый раз, как распахивалась кухонная дверь… Все было какое-то очень живое, яркое и грубое, точно чесночная вонь.

– У тебя все равно нет работника, – сказала я в спину хозяину. – А я уже здесь. Могу начать хоть сейчас. Если что-то пойдет не так, ты всегда можешь меня выставить. Но оно не пойдет.

Уверенность в моем голосе заставила его обернуться.

– Половина потока у тебя – постоянные клиенты. – Я заметила, как он прищурился, и быстро исправилась: – Нет, больше – процентов семьдесят. Зачем им с тобой ссориться?

– Тебе и тридцати хватит.

– С тридцатью как-нибудь разберусь.

Хозяин почесал нос. Бросил взгляд на юного Гошу. Я сообразила, что мальчишка временно исполняет обязанности официанта. Если он обслуживал клиентов так же расторопно, как мыл окно, на месте дальнобойщиков я выбрала бы другое заведение.

– Работала раньше официанткой? – хмуро спросил он.

– Конечно, – соврала я.

– А что с медкнижкой?

– Нету.

Он недовольно пожевал губами. Но медкнижка делается за два дня, и мы оба это знали.

– Как звать-то тебя?

– Дина Владимировна, – церемонно сказала я.

Он усмехнулся.

– Целая Владимировна… Вещи где, Владимировна?

Увидев рюкзак за спиной, хотел что-то добавить, но удержался.

Не знаю, что он подумал обо мне. Честно говоря, мне было плевать. Я хотела это место – и я его получила.

Дальнобойщики называли наше заведение «У дяди Паши». Однако официальное название – «Прибой» – никто не менял, потому что на дороге к Питеру пару лет назад построили забегаловку, над которой повесили неоновую вывеску «У дяди Паши», хотя заправляли там, по слухам, армяне. Того Пашу, фальшивого, водилы не любили.

В отличие от нашего.

Хозяин сам готовил на кухне вместе со своей женой Оксаной – бледной пухлой бабой с пугающе невыразительным взглядом. Меню было небольшое, простое, но сытное. Обязательная солянка, свинина в горшочке, жареные цыплята, гречка и говядина с подливой, пара салатов, сладкий компот, до половины стакана честно наполненный сухофруктами. Блинчики и пирожки.

Первое время при каждом удобном случае я воровала еду. Сырую картофелину сгрызала за двадцать секунд. Соус вычерпывала половником и выпивала через край. Отварная гречка с маслом? Я продала бы за нее душу, но этого никто не требовал, и я, точно хомяк, набивала рассыпчатой горячей крупой щёки. Однажды съела сырую луковицу – сладкую, сочную, как яблоко. Хозяйка стояла в двух шагах, но удержаться я не смогла. Меня не вышибли лишь потому, что Оксана не поверила, будто можно сожрать луковицу весом в триста граммов, не уронив ни слезинки.

Ее муж, кажется, что-то подозревал. Но я работала на совесть, и у него действительно не было со мной проблем.

Если он ожидал, что я стану всеми способами пытаться прибавить себе солидности, то просчитался. В первый же день я заплела две куцые косички, едва закрывавшие уши, и натянула длинную футболку, к которой накануне вечером пришила по низу оборку из цветастой тряпки, валявшейся в подсобке. Мне выделили каморку рядом с ней, размером с купе поезда. Единственное, что я проверила, когда мне ее показали, – запирается ли дверь изнутри. О да – она запиралась! Кажется, я чуть не засмеялась от счастья под хмурым взглядом Оксаны.

Но все остальное меня устраивало. Кровать, окно, задвижка. Больше ничего и не требовалось.

Хозяин, увидев меня в первое утро с косичками, крякнул. «Малолетка», – прочла я в его взгляде.

Но все прошло как нельзя лучше. Носясь с подносами между столиками, я время от времени ловила свое отражение в мутном оконном стекле: девочка-подросток в заношенном платьице, тощенькая бледная замухрышка.

Я будила не сексуальные инстинкты, а родительские.

– Мечта педофила, – не удержался хозяин, наткнувшись на меня в очередной раз.

– На то и расчет, – сказала я.

Никто не хочет выглядеть педофилом. Со мной обращались подчеркнуто уважительно. Среди постоянных клиентов распространился слух, что кормилец, как в шутку называли хозяина, взял на работу свою внебрачную дочь. Не стану утверждать, что не приложила к этой басне руку.

До меня в «Прибое» работали посменно две официантки. Одна – сестра Оксаны, и именно она ушла со скандалом за день до моего появления. Вторая – Мариша: болезненная женщина, вечно охавшая и жаловавшаяся на ноги, хотя, по-моему, она могла бы пешком дойти до Магадана.

Мне бы поинтересоваться у нее, отчего хлопнула дверью сестра. Но я этого не сделала.

С первой зарплаты я отправилась в город на рейсовом автобусе и купила акриловые краски, карандаши, бумагу и принадлежности для рисования. Вернувшись, разложила покупки на кровати и стала рассматривать, впитывая в себя яркость цветных карандашей, белизну бумаги – мягкую, молочную, шершавую… И, конечно, краски.

– Умбра и охра, – повторяла я нараспев, раскачиваясь, как шаман перед молитвой, – умбра и охра! Ак-ва-ма-рин!

Дверь приоткрылась. Хозяйка озадаченно уставилась на меня. В своем тихом счастливом безумии я забыла о задвижке.

– Это еще что?

Тон у нее был такой, словно она обнаружила на моей постели россыпь марихуаны.

– Это для рисования, Оксана Петровна.

– Оно тебе зачем?

«Перья на попе малевать».

Вслух я этого не произнесла, конечно. Только сказала, что как это ни удивительно, но – для рисования.

Она шмыгнула носом и вышла, чем-то очень недовольная.

Кроме красок, я привезла в свою новую обитель духи. «Ландыш серебристый» пах не совсем так, как я запомнила. Наверное, столько лет спустя его состав изменился. Но мне достаточно было и эха прежнего аромата. Я не пользовалась духами днем, но вечером, перед сном, осторожно пшикала на запястье и засыпала в облаке сладкого ландыша. К утру он развеивался.

К концу мая я освоилась в «Прибое» окончательно. Запомнила постоянных клиентов в лицо, а многих и по именам. Перестала воровать еду. Вечно мучивший меня голод за два с половиной месяца наконец-то утих. Поправилась, на щеках появился румянец. В свободное время, которого у меня, по правде сказать, было немного, рисовала или бродила по окрестностям.

Эта монотонная жизнь без всяких мыслей, без событий, без общения – хозяева и уборщица не в счет – меня полностью устраивала.

Во всяком случае, так мне казалось до появления того парня.

Он появился третьего июня, около десяти утра. Я подошла к столику.

– Здравствуйте, что будете заказывать?

Не совсем наш клиент. Пожалуй, совсем не наш. Синяя футболка с маленьким белым китом на груди, джинсы, дорогие кроссовки. Чистые руки с длинными пальцами. Всегда обращаю внимание на пальцы. Такие красивые, хорошо вылепленные кисти…

Он перевел на меня взгляд. Глаза голубые, с расходящимся от зрачка желтым кругом.

«Центральная гетерохромия», – вспомнила я научное название. Разная окраска участков радужной оболочки глаза.

Честно говоря, я смутилась – впервые за все время работы в «Прибое». Он ничего не говорил, не заказывал, не тыкал пальцем в меню (некоторые любят произнести через губу: «Дэушк, мне это, это и это», как будто они сами себя сглазят, если произнесут: «Жареную картошку и котлету по-киевски»), просто смотрел на меня, прищурившись, словно вспоминал, при каких обстоятельствах встречал меня раньше.

В общем, обычный парень, довольно симпатичный. Но говорю же – не наш клиент. Такие одинокие, прилично одетые чуваки выбирают заведения посолиднее. Компания дальнобойщиков в резиновых сланцах, из которых торчат голые пальцы (как правило, без педикюра), не всем по душе.

– Борщ, пожалуйста, – сказал он. – Чай с мятой… Есть у вас чай с мятой?

– Конечно.

– И какую-нибудь выпечку.

– Блинчики с медом подойдут?

– Да, отлично.

Я передала заказ на кухню, вернулась в зал, но все время, убирая грязную посуду и принимая новые заказы, чувствовала на себе легкий взгляд.

Он наблюдал за мной, не вызывающе, а спокойно, с любопытством. Так можно посматривать на кошку. На птицу. На любой движущийся объект.

Когда я поставила перед ним тарелку с супом, он спросил, не знаю ли я, есть ли поблизости монастырь или церковь. Я исследовала этот район не больше чем на десять километров вглубь, о чем честно ему и сказала.

– Поблизости точно нет, – добавила я. – Если хотите, могу спросить у дяди Паши.

– Это же не ваш родственник, правда? – усмехнулся парень.

Я улыбнулась в ответ.

– Нет. Это повар. И хозяин.

– Кафе у него давно?

– Не знаю. Я сама-то здесь недавно.

Мне показалось, он пытается меня задержать своей болтовней. Действительно хочет поговорить, а не просто клеится к милой официантке. Не то чтобы я была против… Но из кухни вышла Оксана, вытирая руки полотенцем, окинула взглядом зал, нахмурилась, увидев меня, и кивком приказала зайти на кухню. Я бросилась к ней.

– Свинина холодная, что не несешь?! – набросилась она на меня.

Свинину в горшочках только что вынули из духового шкафа. Обычно мы не подаем такую горячую еду, она должна хотя бы немного остыть, чтобы пар из-под крышки не обжег клиента. Но я промолчала. Хозяйка в последнее время все чаще зла без повода и придирается по ерунде.

Когда я вернулась, парень с явным удовольствием ел суп. Потом сидел, читая что-то в смартфоне; я принесла блины, и он молча кивнул.

Я уже решила, что он со мной больше не заговорит.

Но как только я положила перед ним счет, он вновь поднял на меня взгляд.

– Я еду в Карелию. – Говорил он спокойно, даже задумчиво. – Там турбаза, то есть не турбаза, а просто дома на озере. На фотографии выглядит классно. Вот, у них на сайте есть картинка… – Он зачем-то показал мне экран телефона, а я зачем-то наклонилась и посмотрела.

И правда, классно. Сосны, озеро, бревенчатый коттедж с верандой, залитой солнцем.

– Поедешь со мной?

Я вздрогнула и уставилась на него.

– Я снял его на три недели, – добавил он, как будто это что-то объясняло. – Внутри есть кухня… и хозяева обещают, что раз в два дня будут доставлять свежий творог. Всякие другие продукты тоже, само собой. Ты любишь творог?

Все это звучало дико. Дом, Карелия, творог… Дико – и в то же время как-то очень естественно. О любом другом человеке, предложившем мне такое, я подумала бы, что он псих.

– Послушай, я ведь серьезно. – Парень поднялся. Никто не смотрел в нашу сторону. – Если ты останешься в своем кафе, ты здесь сгниешь. Что тебя ждет? Ваша главная уже зыркает на тебя как волчица, беспокоится, что ты совратишь ее дядю Пашу. – Я вздрогнула. – Дальше будет хуже. Месяцем раньше или позже, тебе все равно придется отсюда сбежать. Почему бы не сейчас?

«Решил бесплатно потрахаться на отдыхе?» – хотела зло спросить я. Но почему-то не спросила.

Может быть, из-за того, что он догадался о мыслях Оксаны быстрее меня, хотя я живу рядом с ней почти три месяца, а он видел ее десять секунд.

– Если что, я не ищу себе девочку для развлечений, – добавил он. – Просто ты мне нравишься.

Я покачала головой.

Безумие. Уехать черт знает с кем, бросив все?

«Что я такого бросаю, о чем могла бы пожалеть?»

– Понимаешь, это все – подделка, – вдруг сказал он. – Может, тебе и кажется, что оно настоящее… Но нет. Только не для тебя. Ты же вообще не отсюда. Сама разве не замечаешь?

– Слушай! – Я наклонилась к нему, заговорила тихо и зло. – Слушай сюда. Ты ничего обо мне не знаешь! Понял? Кто ты такой, чтобы вот это все?.. Кто тебе разрешил?

– Я – Кирилл, – сказал он. – Вон «Ауди». Если тебе что-то не понравится, ты в любую минуту сможешь уехать. Там машина ходит до райцентра… Но тебе понравится.

Я подумала, что он говорит со мной точно так же, как я – с дядей Пашей при первом знакомстве. И с той же уверенностью.

– Ты мне уже не нравишься, – сказала я.

Но это была неправда.

– А вот ты мне – очень.

Он взял мою ладонь. Пальцы у него были сухие и теплые.

«Месяцем раньше или позже, тебе все равно придется отсюда сбежать».

– Эй, ты! – раздался оклик.

Ко мне направлялась Оксана, пыша яростью. Отчего-то ее взбесило, что незнакомый парень держит меня за руку. Я никогда не видела ее в таком состоянии; клянусь, если бы вокруг не было свидетелей, она врезала бы мне – это явственно читалось на ее побагровевшей физиономии, выглядевшей как тестяной ком, по которому симметрично размазали два пятна кетчупа. И дело было не в том, что я кого-то не обслужила.

– Ты, мать твою, что здесь устраиваешь… – Хозяйка схватила меня своей огромной пятерней чуть выше локтя, забормотала мне на ухо. На нас стали оборачиваться. – Тебя, шалашовку, подобрали, отмыли, а ты – тощей жопой перед мужиками вилять? На кухню пошла!.. Сучье племя!

Я взяла со стола грязную вилку и несильно ткнула ей в руку. Оксана охнула и отшатнулась.

Я обернулась к Кириллу:

– Мне нужно пять минут.

Но потребовалось не больше трех. Краски, мастихин, мольберт, карандаши… Флакончик «Ландыша». Кажется, все. Я вышла с пакетом в одной руке, с рюкзаком в другой. В той самой футболке с цветастой оборкой, в которой работала первые дни.

Кирилл ждал возле машины. Я села на переднее сиденье и принюхалась.

Пахло кожаным салоном. А еще – пыльной дорогой и ранним летом.

Глава 2

Сыщики

В квартире был бардак. Раз-бросанные вещи Сергея Бабкина не смущали – за время оперативной работы он повидал такие жилища, где нужно было пробираться в темноте, точно крот, по узким норам, ведущим сквозь спрессовавшиеся груды хлама.

Но там не было попугайчиков.

А здесь были.

Один, увидев вошедшего в комнату Бабкина, сразу закричал и больше уже не замолкал. Второй, оценивающе скосив на Сергея круглый глаз, принялся вышвыривать ему под ноги опилки и что-то похожее на помет.

Бабкин никогда не держал попугаев. Он и представить не мог, что эти птички размером со сливу могут издавать звуки такой громкости.

– Чего он орет?

– Я, когда тебя в первый раз увидел, тоже орал, – сказал Илюшин.

Макар стоял, сунув, по обыкновению, пальцы в карманы джинсов, и с любопытством осматривался.

– Минуточку! – прокричали из коридора. – Буквально минуточку, я уже иду!

Но сначала в комнату влетели две лохматые собаки и с громким лаем кинулись на Бабкина и Илюшина. Один из псов запрыгал перед Сергеем, пытаясь облизать ему лицо.

– Я ему сейчас шею сверну, – сквозь зубы процедил Бабкин.

– Не надо, – сказал Илюшин, ловко уклоняясь от своего. – Это лабрадор или помесь. Они добродушные, местами до идиотизма.

– У него воняет из пасти.

– Джоки! Шерлок! Фу, фу!

Следом за собаками вбежал хозяин. Попугаи завопили еще пронзительнее.

– На место! На место! Нельзя, я кому сказал!

Бабкин отметил про себя, что собаки слушаются владельца не больше, чем попугаи. Вся эта суматоха начала его утомлять. Илюшин откровенно веселился.

«Надо было настоять, чтоб этот растяпа сам к нам пришел». Но потенциальный клиент требовал, чтобы они осмотрели комнату его пропавшей жены, и Макар решил не разбивать знакомство на две части.

От Джока и Шерлока удалось избавиться только при помощи парня лет двадцати, бесцеремонно вытащившего обоих за шкирку.

– Это наш младший, Евгений, – вслед ему с гордостью сказал запыхавшийся хозяин. – Присаживайтесь, пожалуйста. – Огляделся, охнул. – Нет, минуточку! Сейчас, сейчас…

Он засуетился, пытаясь освободить места. Уронил со стульев стопки книг, разбросанную по дивану одежду сгреб в охапку и растерянно застыл, вертя головой по сторонам.

– Без Танечки совершенно не понимаю, куда все это… Как со всем этим справиться… Жека! Жека! – закричал он. – Помоги же мне скорее!

Бабкин изумился, представив, что сейчас вернется лабрадор. Однако на крик неторопливо пришел, что-то жуя, тот же парень, забрал белье и скрылся. Клетки с орущими птицами хозяин сам вынес в коридор.

Сергей наконец-то присел на диван и спокойно вздохнул. Благословенная тишина… Как они живут в таком гвалте?

– Беспалов, Павел Семенович, – зачем-то заново отрекомендовался клиент, ерзая на стуле. – А это – супруга моя, Танечка…

Он протянул им семейный потрет в рамке. Кроме Павла Семеновича, Жеки, Джока, Шерлока и еще одного юнца, с фотографии устало смотрела широкоплечая женщина со старомодной укладкой и одутловатым лицом.

Бабкин еще раз взглянул на хозяина.

Бородка. Животик. Очки. Вялые пухлые ручки, лежащие на коленях. Внешность обманчива, сказал он себе, нельзя исключать, что именно этими самыми ручками Павел Семенович расчленил супругу Танечку и вынес в мусорных пакетах из квартиры.

Обратился бы он тогда к частным сыщикам?

Не исключено.

– Расскажите, пожалуйста, с самого начала, – попросил Илюшин.

– Двадцать пятое мая. Да. Мая. Я проснулся утром – а ее нет. Просто нет! Исчез человек! – Он всплеснул руками.

«Плохое вступление».

Бабкин вспомнил семейную пару в Греции: муж вышел искупаться ранним утром перед завтраком, пока жена спала, вернулся в номер и обнаружил, что все вещи на месте, а комната пуста. Тяжкое было расследование, что бы там ни говорил Илюшин.

– Записка? – уточнил Макар.

– Нет, вообще ничего!

– Во сколько вы проснулись?

– Ну… по выходным я обычно поднимаюсь около двенадцати… И накануне я рано лег, но слышал, как Танечка вернулась с работы. Она заглянула в спальню, пожелала мне спокойной ночи, потом гремела на кухне посудой… Я задремал, так что не знаю, во сколько она пришла спать… Около полуночи, может быть.

– Вы уверены, что ваша жена ночевала дома?

– Абсолютно! Она, видите ли, постоянно будит меня, когда я храплю, и той ночью будила трижды. – В его голосе зазвучали обиженные нотки. – А ведь в моем возрасте уже тяжело засыпать, когда проснулся среди ночи!

– Сыновья видели ее утром? – спросил Бабкин. Все, что говорил Беспалов, он заносил в небольшой блокнот.

Тот замахал руками:

– Жека и Жора спят часов до двух, до трех! Мы все проснулись, поели… Да, собственно, – тут он сконфузился, – не сразу и спохватились. Поняли только по собакам…

– По собакам? – переспросил Илюшин.

– Да. Они скулили, просились на улицу, а потом Шерлок сделал лужу в коридоре. Тут мы с мальчиками поняли, что мамуля не вывела их с утра. Кинулись ей звонить – а телефон недоступен.

Илюшин стал задавать традиционные вопросы об отношениях в семье, о привычках исчезнувшей женщины, о ее здоровье, о друзьях и работе. «Заместитель начальника планово-экономического отдела… – быстро записывал Бабкин. – Женаты двадцать пять лет… Подруг нет, досуг проводит с семьей… Машину не водит. Родители живут в Обнинске, приезжает к ним дважды в год на праздники».

На вопрос об увлечениях Беспалов живо закивал:

– Как же, как же! Танюша очень любит готовить!

– А что-нибудь вне дома?

Он задумался.

– Вне дома, вне дома… Нет, ничего не приходит в голову.

Павел Семенович не смог вспомнить ни странных звонков на телефон жены, ни изменений в ее поведении, ни новых знакомств. Все выглядело так, словно размеренную жизненную рутину ничего не нарушало.

– А что с работой? – спросил Илюшин. – Коллеги и начальство не проявили беспокойства из-за ее исчезновения?

– Дело в том, что с понедельника она выходила в отпуск. Конечно, я приехал в их офис в понедельник с утра. Пришлось очень долго ждать на пропускном пункте… меня не хотели пускать! Меня! Ее мужа! – Он начал горячиться, вытер вспотевшие ладони о колени. – В конце концов показались какие-то две дамочки, сообщили, что понятия не имеют, где Таня. По-моему, они решили, что я пьян. Но она никогда раньше не исчезала!

«Вышла с утра за хлебом, дальше что-то случилось? – прикинул Макар. – Нет, исключено. Собачник не пойдет в магазин, не выгуляв прежде своих питомцев».

Тем временем Бабкин пытался добиться от хозяина, какие вещи его жены исчезли из квартиры.

Павел Семенович не совсем уверенно подвел его к шкафу.

– Нет ее паспорта и мобильного, я уже искал. И следователь расспрашивал. Кошелек исчез. Деньги, которые были дома, лежат в ящике… – Он показал три пятитысячных купюры. – Но что касается одежды… У меня плохая память на эти все юбки, жакетики… Вот костюм ее на месте. А все остальное…

– Посмотрите, пожалуйста, что с обувью, – попросил Сергей.

Беспалов и здесь был бессилен. Кажется, сказал он, не хватает одной пары… Такой жесткой, черного цвета… А может быть, и кроссовок. Или это были кроссовки Жеки…

– Хорошо, а косметика? Кремы? – попытался Илюшин.

Павел Семенович жалобно посмотрел на него.

– Можно вы сами поглядите в ванной? Там этих баночек тысячи!

Баночек в ванной оказалось пять.

– Расческа на месте, – сказал Макар, осматривая полки, – но расчёсок у женщины может быть больше, чем волос. Зубных щеток – четыре, значит, по крайней мере, она не взяла свою. Мы пока даже не можем понять, вышла ли она из квартиры с сумкой или с пустыми руками.

– Паспорта нет, – напомнил Бабкин.

– Муж мог его не найти. Давай осмотрим комнату.

Но ни осмотр, ни разговор с сыновьями Татьяны Беспаловой – угловатыми неряшливыми парнями в грязных футболках, по которым можно было определить, чем завтракали их владельцы, – не принесли ничего нового. Старший рассказал, что звонил в Обнинск. У родителей Татьяна не появлялась.

– Павел Семенович, как давно вы обращались в бюро регистрации несчастных случаев? – спросил Илюшин.

– Что это такое?

– Сводная база по моргам и больницам.

Беспалов побледнел и ошарашенно уставился на него.

– Б-больницы? З-зачем?

Сергею Бабкину редко доводилось видеть, чтобы его друг терялся с ответом, но здесь и Макар опешил.

– То есть как… – растерянно сказал он. – Если человек пропадает без вести, логично первым делом проверить, не случилось ли с ним…

Беспалов не дал ему заговорить, отчаянно замахав руками.

– Нет-нет-нет! Абсолютно исключено! Танюша – абсолютно здоровая женщина, никогда ничем не болела… Ну, простуда в прошлом году… Но она даже гриппом от меня не заражается, а я, между прочим, сваливаюсь каждую зиму, а иногда и дважды за сезон! – Бабкину показалось, что это составляет предмет гордости Павла Семеновича. – Никаких моргов, никаких больниц! Кроме того, я ведь написал заявление! В милиции наверняка сделали все, что требуется!

Сыщики переглянулись.

– Павел Семенович, я был уверен, что вы все проверили, – осторожно сказал Макар. – Прежде чем начинать расследование, нужно убедиться, что ваша жена не попала в…

– Я вам заплачу! Вы проверяйте! А я… – Беспалов вытер вспотевший лоб. – Я, извините, нет. Не могу. Просто не могу! Это… так страшно!

– Но у вас два взрослых сына, – не удержался Сергей, представив, что всю эту неделю несчастная Беспалова провела в реанимации. – Это могли бы взять на себя они…

– Вешать на мальчиков такую ношу?!

«Мальчики? На них пахать и пахать!»

Бабкин проглотил это неуместное возражение, поймал взгляд Илюшина и, извинившись, вышел из комнаты.

«Инфантил. Жене полтинник, с ней может произойти все, что угодно, а он голову сует в песок, как страус…»

– Саня? Это Сергей Бабкин, – сказал он в телефон, прикрыв за собой дверь комнаты и убедившись по привычке, что его никто не подслушает. – Можешь кое-что разузнать для меня? Запиши, будь добр… – Он продиктовал данные исчезнувшей женщины. – Подожди, проверю дату рождения… Ага, семнадцатое октября. Шестьдесят девятого.

Вернулся он двадцать минут спустя и на молчаливый вопрос Макара коротко качнул головой. Нет, Татьяны Беспаловой не было ни в больницах, ни в моргах. И никого похожего по описанию.

Перед уходом Сергей обошел подъезд. Видеокамеру над входной дверью жильцы не ставили. Консьержка, сидевшая на дежурстве, поклялась, что утром в день исчезновения Беспаловой ничего не видела. Отлучалась ли она со своего места? Конечно: с семи утра до девяти отмывала подъезд. И полиции она сказала то же самое. Да, ее расспрашивали три дня назад.

«С семи до девяти», – записал Бабкин. Что ж, хоть какой-то временной промежуток.

Утро было солнечное, но к полудню посыпал мелкий дождь. Закрыв за собой дверь подъезда, Бабкин поежился, полез в рюкзак за зонтом, который подарила Маша, и обнаружил, что забыл его в машине.

«Тьфу ты, черт». Жена уехала два дня назад, и за эти два дня он, кажется, исчерпал всю рассеянность, отпущенную ему на год.

– Хочешь взяться? – спросил он Илюшина, безмятежно шлепавшего под дождем. – Зацепок мало, семья ни черта не знает. И что мы будем делать, если окажется, что она сбежала с любовником?

Они искали пропавших людей, иногда – погибших, но никогда не занимались слежкой за неверными мужьями и женами; Бабкин часто думал, что частному сыщику, берущемуся за подобные дела, ниже падать уже некуда. Он не смог бы ответить на вопрос, почему его напарник выбрал эту работу, но о себе знал: его привлекала деятельность, которая, как бы напыщенно это ни звучало, приносила пользу обществу. При этом на само общество ему было, по большому счету, наплевать; он вкалывал как проклятый только ради ощущения, что делает что-то значимое, а следовательно, и сам имеет некую ценность. До встречи с Машей это был единственный смысл его жизни, и он не думал, что возможен другой. В идеальном мире, где родился бы идеальный Сергей Бабкин, он стал бы хирургом. В существующем ему пришлось заниматься сначала поиском преступников, затем – тех, кто пропадал из-за них. Или просто пропадал.

Когда ему было двенадцать, бабушка однажды с осуждением сказала о соседе, человеке никчемном и ни к какой осмысленной деятельности не годном: «Живет как ноги переставляет». Маленький Сережа отлично понял, что она имела в виду. Он представил беднягу-соседа в образе зомби, бессмысленно шатающегося по окрестностям, и решил, что сам так шататься не будет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю