Текст книги "Свидание на пороховой бочке"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

День третий. Шило на мыло, Индиана Холмс и эти йети

Повторно выставить себя идиоткой, блуждая по отелю-замку в поисках своей кельи, мне ничуть не хотелось. Поэтому я решила временно, пока не запомню маршрут как следует, воспользоваться методом сказочных детишек Ганса и Гретель и загодя оставила метки по всему пути следования.

Новация была в том, что Ганс и Гретель использовали крошки, а я – губную помаду.

Хлебушком я не запаслась, да и понятно было, что одна добросовестная горничная с пылесосом испортит мне всю навигацию. А вот помадные пятнышки на красном граните не бросались в глаза, если не присматриваться специально, и должны были сохраниться в целости до вечера.

Чтобы не повредить интерьеру, я напомадила стены экономно, пунктиром в узловых местах, и замаскировала свои метки под полустертые кровавые следы – тематизация так тематизация! Кто заметит эти красные отпечатки – может вспомнить Синюю Бороду, а это очень сказочно и идеально сочетается со старым замком, населенным привидениями.

За творческой работой я не заметила, как дошла до главного холла, где меня ждал большой сюрприз. Желтая каменная лошадь стояла там, как вкопанная, гармонируя своей багряной попоной с обивкой мягкой мебели и насмешливо кося на меня выпуклым глазом в фломастерной подводке!

– У вас их что, целый табун? – с подозрением спросила я девушку на рецепции.

– Кого?

– Коней!

– Каких коней?

– Таких коней! – Я хлопнула лошадь по крупу, выбив из бархата облачко пыли.

– Э-э-э, не могу вам ответить, простите, – подозрительно замялась дежурная.

Я поняла, что с этой желтой лошадью что-то не так, и мысленно наказала себе при случае разобраться в ситуации. Недопустимо, чтобы какая-то бродячая каменная кобыла сводила меня с ума!

– Завтрак в ресторане на террасе, – подсказала дежурная, явно торопясь от меня избавиться.

– Сейчас пойду, – кивнула я. – А вы запишите: «Легенда о Блуждающем Коне»… Пишите, пишите!

Я дождалась, пока девушка вооружится ручкой, и скоренько надиктовала:

– Давным-давно в замке жил веселый рыцарь, который любил хлебнуть лишнего. Напившись, он всецело полагался на своего верного коня, и тот вез своего хозяина до самой опочивальни. К сожалению, однажды коня поразил приступ топографического идиотизма, и он навсегда заблудился в коридорах замка. С тех пор призрак рыцаря на призраке коня являются хлебнувшим лишнего. И горе тем из них, кто не знает дороги!

– До-ро-ги, – дописала дежурная и посмотрела на меня с уважением.

– Дарю!

Я хлопнула ладонью по листочку с записью новой легенды и проследовала к кормушке. Впереди меня ждал новый трудовой день, а какая работа без завтрака? Как говорит, перефразируя известную пословицу, наш папуля: «Без еды не выловишь и рыбку из воды». Я выбрала столик у края террасы и, потягивая апельсиновый сок, оглядела эту самую воду.

Стены замка, как положено, окружал ров. В самом широком месте он превращался в пруд, в центре которого бодро фыркал запомнившийся мне вчера фонтан имени рыбы Чудо-Юдо. По дальнему берегу, где уже начинался парк, на манер заборчика тянулась гирлянда весело перемигивающихся лампочек.

Дворник в форменной красной ветровке с надписью «Русляндия» шумно скреб метлой брусчатку площади, из трубы избы-ресторана тянулся синий дымок, и медный флюгер на башне игриво слепил меня солнечным золотом…

Я зажмурилась, а когда снова открыла глаза – увидела, что к подъемному мосту подкатила желтая горошина «Фольксвагена».

Я нахмурилась:

– Что за фигня?

Вчера мне мерещился красный «Пежо» Зяминой любовницы, а сегодня примостился желтый «Фольксваген» его же невесты!

«Каждый сходит с ума по-своему», – сказал мой внутренний голос, но я не нашла это заявление сколько-нибудь утешительным.

Свихнуться на почве каменных и стальных коней казалось мне несколько унизительным. Прежде мой душевный покой не особо тревожили даже роскошные жеребцы из стрип-шоу!

Я перегнулась через перила – сливочно-желтый зад «Фольсвагена» скользнул под решетку. Я поставила стакан, положила салфетку и, на ходу пре-дупредив официанта, что скоро вернусь, торопливо вышла в холл.

Трошкина появилась через минуту. При виде меня ее гофрированный лобик разгладился, и подружка радостно объявила:

– А вот и я! Скажи, что ты мне рада!

– Гораздо больше, чем бродячему коню! – согласилась я, тоже расплываясь в улыбке.

Трошкина, спасибо ей, была вполне себе настоящая, из плоти и крови. Следовательно, она могла сыграть роль якоря, который удержит меня от слишком глубокого погружения в сказочный мир Русляндии с ее назойливыми видениями и привидениями. Поэтому я приветствовала подружку очень сердечно. Мы договорились, что Алка переночует у меня, и пошли завтракать.

Скомпрометировать Сарахову прогулом работы я не могла и потому первую половину дня честно провела в операционной дирекции. Трошкина сопровождала меня в качестве бесплатной помощницы. Я была как бы мастером-художником, а она – мальчиком, растирающим краски, и оказалась очень полезна, потому что не погнушалась сделать в захламленном пыльном кабинете влажную уборку.

А после обеда мы с чистой совестью пошли гулять в парк. Как я уже знала: пиковое время в Русляндии – период с четырнадцати до девятнадцати часов.

– На территории семь тысяч двести три посетителя! – доложила выданная мне хрипатая рация.

– С нами – семь тысяч двести пять, – поправила Трошкина, распахивая дверь в сказку.

Я помедлила на пороге, восхищенно рассматривая открывшуюся картину.

Жаркий день уже давно перевалил на вторую половину. Лохматое солнце ослепительным эполетом лежало на правом плече могучего скульптурного Змея Горыныча. Сочетание золотого и зеленого выглядело очень нарядно и в то же время мужественно, в таком виде Горыныч тянул как минимум на генерала в парадном мундире. Мне, как дочке папы-военного, нестерпимо захотелось вытянуться перед Их Головастым Превосходительством во фрунт, козырнуть и щелкнуть каблуками. А он чтобы дохнул на меня сверху теплым дымом, подмигнул шестью красными очами и рыкнул снисходительно: «Вольно, Кузнецова!»

Ой, то есть Сарахова.

Мы вышли на центральную площадь и запрокинули головы.

Высоченная башня свободного падения красной стрелой вонзилась в синий купол неба, и пухлые мелкие облачка вращались вокруг нее, как мягкие карусельные креслица. Пятиметровая жар-птица на пике башни раскинула крылья, будто желая обнять весь мир, и мне тоже захотелось повиснуть у кого-нибудь на шее с задорным визгом и поцелуями.

Я девушка впечатлительная. Атмосфера праздника обычно распирает мои легкие так, что я чувствую себя воздушным шаром!

– Тихо, ты! – щуплая Трошкина не позволила мне наброситься с поцелуями на нее. – Не веди себя как малое дитя!

При росте сто восемьдесят пять сэмэ я еще та малютка, так что Алкино замечание меня только рассмешило. Хихикая и с большим трудом преодолевая порыв бежать к ближайшей карусели вприпрыжку, я подцепила подружку под сухой кренделек локотка и повлекла ее в густую толпу гуляющих.

Из проштудированных рекламных материалов я узнала, что Русляндия – самый большой в стране тематический парк развлечений, однако было видно, что территорию сказки необходимо расширить. На центральной площади и главных аллеях парка было тесно и шумно. Я почти не слышала бормотание рации и только через пару часов обнаружила, что пропустила два телефонных звонка.

Оба они поступили с одного и того же незнакомого номера, поэтому я даже не подумала перезвонить, рассудив, что тот, кому я нужна, повторит попытку. Так и случилось, и третий звонок я приняла, но никакого разговора не получилось: в трубке то ли молчали, то ли говорили слишком тихо, и за парковым шумом и гамом я ни слова не услышала.

– Четыре, три, два, один, ста-а-а-арт! – ревел мне в ухо динамик на экстремальной горке «Гипердрайв».

Думаю, этот вопль мой неизвестный собеседник слышал лучше, чем мой слабый голос. У «Гипердрайва» вообще было очень шумно. Бодро орал динамик, весело – граждане в очереди, испуганно и обреченно – те, кто уже дождался своего счастья и занял места на аттракционе.

Вообще-то мы с Алкой встали в очередь к «Гипердрайву» только потому, что журнал «Нэшнл джиографик» в прошлом году признал этот аттракцион лучшим в мире, а на подружку мою как раз накатил приступ безудержного перфекционизма.

В начале очереди активно муссировался слух о том, что какая-то бедная женщина прямо на аттракционе описалась, а какой-то мужчина сразу после экстремального катания лег на землю и целовал ее страстно, весь в слезах. Ближе к середине очереди говорили уже о трех описавшихся дамах и двух павших ниц целователях земли русской. Веселый ужас нарастал, концентрировался и уплотнялся.

Я всерьез опасалась, что на самой страшной в мире горке мои нервные клетки совершат массовое самоубийство, но не могла позволить Трошкиной прокатиться без меня. Мелкая язва – Аллочка до конца дней вспоминала бы о проявленном мной малодушии!

Я не смела опозорить фамилию, но, созерцая двойную мертвую петлю «Гипердрайва» снизу, невольно вспоминала хит-парад несчастных случаев в парках мира и прикидывала траекторию, по которой полечу в случае поломки крепления ремня безопасности.

Примерно так, как это случилось с несчастной девушкой в Пембрукшире, что в Уэльсе, – ЧП номер два в хит-параде парковых трагедий…

– Смотря где ты будешь в момент, когда ремень расстегнется, – обидно спокойно заметила Трошкина, подслушав мое озабоченное бормотание.

Она с удовольствием включилась в решение интересной математической задачи:

– Если тут – то ты полетишь по параболе, во-о-от так!

Алка пальчиком начертила в воздухе мощный верблюжий горб:

– А если тут, то по гиперболе, во-о-о-от так!

Я посмотрела, поняла, что и гипербола, и парабола приведут меня даже не на больничную койку, а сразу на тот свет, и заколебалась.

Да так ли уж важна семейная гордость Кузнецовых? Репутация, которая не способна выдержать совсем небольшой удар, не заслуживает того, чтобы за нее боролись, рискуя жизнью!

– Ты стой, а я вернусь через минутку! – сказала я Алке и болезненно скривилась, массируя живот. – Что-то не то я съела, наверное, схожу-ка в уборную…

– Медвежья болезнь? – съехидничала Трошкина.

Я мысленно отругала себя за то, что не придумала причину получше. Могла же сказать, например, что у меня срочное дело, неотложная служебная надобность! Мол, вызвали меня в офис, а ты, Трошкина, со своим нездоровым энтузиазмом совсем от реальности оторвалась, даже рацию не слушаешь, какая безответственность, ай-ай-ай!

Я машинально передвинула рычажок на корпусе рации и добавила ее голосу громкости.

– Пруд! – тут же рявкнула рация. – Парк, что происходит?!

– Трошкина, извини, мне надо бежать, там в парке что-то прут, надо позаботиться о казенном имуществе! – быстро сказала я, продемонстрировав Алке верещащую рацию.

– Пусть о нем охрана заботится! – возразила подружка, хватая меня за штанину.

– Эх, Трошкина, Трошкина! – Я покачала головой и сделала мощный рывок, выдернув прицепившуюся ко мне Алку из толпы, как редиску. – Где твоя сознательность? Это же прямой долг каждого гражданина – пресекать расхищение народного добра!

– Ладно, тогда я с тобой.

Хорошая девочка Трошкина усовестилась и резво зарысила обочь меня, пытливо поглядывая на хрюкающую рацию в ожидании дальнейших руководящих указаний.

– Штаб, это парк, в центральный пруд упал мужчина! – доложил женский голос, исполненный немалого удивления.

Очевидно, водные аттракционы в парке не предполагались.

– Пруд! – чуткая и смышленая Трошкина сделала попытку остановиться, но я лишь немного затормозила. – Стой, Кузнецова, с имуществом все в порядке, она сказала «пруд», а не «прут»!

– А я как раз обучена спасению на водах! – отмахнулась я, ни в коем случае не собираясь возвращаться к «Гипердрайву».

– Там… Без тебя… Справятся! – упорствовала Алка. – Подумаешь, упал один мужик!

– Штаб, в пруд упали ТРОЕ мужчин! – сама себе не веря, возвестила рация.

– Блин! – ругнулась Трошкина и, осознав масштаб ЧП, прекратила зловредно тормозить.

Она даже начала на бегу планировать спасательную операцию:

– Так, я вытащу одного, ты второго, а кто третьего? А спасательный круг там есть, ты не знаешь? А пруд глубокий?

Я вспомнила, как выглядит ограждение на крутом бережке пруда: хлипкое, сугубо символическое, в виде шаткого плетня высотой сантиметров сорок. Никаких спасательных кругов на нем, разумеется, нет, только несколько глиняных горшков на тех жердях, что подлиннее, да вьюнки, да гирлянда разноцветных лампочек…

– Боже!

Я резко остановилась, и Трошкина врезалась в меня, едва не увеличив число купальщиков в пруду с трех до пяти.

– Это же совсем как в Кинг Айленде, в списке – случай номер один!

– В смысле?

Сопящая Алка буксиром отволокла меня подальше от воды, где барахтались увитые оборванными цветами и электрическими гирляндами идиоты – один мужик постарше, малоподвижный, краснощекий и толстый, а также два парня помоложе и пободрее.

Вода едва доходила им до пояса, так что разжиться собственными призраками утопленников Русляндии пока не светило.

– Их же могло ударить током! – сказала я Алке. – Как в парке Кинг Айленд, где один мужик упал в воду, а двое бросились его спасать, и оба получили смертельный электрический разряд неведомого мне происхождения!

– Похоже, тут все обошлось, – ответила Трошкина, с интересом наблюдая за суетой в воде и на суше.

– Да как сказать…

Вооруженная знаниями, я не была уж столь оптимистична.

– День жаркий, вода холодная, а мужик толстый, и морда у него вся красная-прекрасная. Как бы не вышло так, как в Нью-Джерси, в списке номер три!

– Как, как?

Я побежала к мелкой заводи, куда купальщики помоложе повели подозрительно вялого красномордого, на ходу присматривалась к водоему: как там насчет дельфинов, рыб и выдр? И, главное, нет ли на дне травматичных кораллов? Не дай бог, получится, как в Орландо, в списке номер четыре!

– Разойдитесь! Расступитесь, я работник парка и медсестра гражданской обороны!

Я решительно протолкалась сквозь толпу.

– Молодые люди, что с вашим старшим товарищем? Сюда, сюда его давайте!

– Товарищ, вы можете говорить? Скажите: «Тридцать три корабля лавировали, лавировали, да не вылавировали!» – сбоку от меня, как лебедушка из рукава, возникла энергичная Трошкина.

– Корабля, – послушно сказал толстяк с расфокусированным взглядом.

То ли про корабли сказал, то ли просто так, о делах своих скорбных, и Алка тут же объявила, что у товарища, похоже, инсульт.

– А пальцем до кончика носа вы дотронетесь? А губы свои покажите, они у вас не кривые? Ой, кривые! Точно, это инсульт! Товарищи! – Трошкина встала на цыпочки и искательно огляделась. – Кто знает, где тут взять иголку?

– Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке, – любезно подсказал, перешагнув нас ногами-циркулями, до рефлекса натасканный на фольклор аниматор на ходулях.

– Иголка, булавка, шило! – надрывалась Алка.

Зеваки уже потеряли интерес к происходящему, замершая было толпа помягчела и поплыла, обтекая нашу группу со всех сторон.

Не вникая в странные потребности Трошкиной, которой зачем-то понадобилась иголка (вышивать она собралась, что ли? Крестиком!), я потянулась осмотреть и ощупать толстяка. Мысль о том, что он мог пораниться о какую-нибудь острую штуку в пруду, не давала мне покоя. Помнится, в парке Орландо купальщик скончался от сепсиса, а нам оно надо? Я же еще не успела написать болванку для прессы на такой печальный случай!

– Стойте спокойно, пожалуйста!

Я бесцеремонно охлопала отсыревший организм толстяка сверху донизу.

– А вы двое держите его покрепче! Да держите же!

Толстяк обмяк, поник и непринужденно полез мне на спину.

– Черт! – Я выбралась из-под него на четвереньках и с негодованием отряхнула блузку, смахивая с нее обрывки мокрой зелени. – Что, и вправду у него инсульт?!

– Я говорила, дайте шило! – стихами заблажила сестра милосердия Трошкина.

– Штаб, одному мужику из пруда стало плохо, вызывайте «Скорую»! – громко и отчетливо произнес сердитый мужской голос.

Я увидела совсем рядом черные форменные брюки, подняла голову и встретилась взглядом с охранником.

– Отползай, отползай, – показал он мне, явно не зная, что имеет дело с ответственным сотрудником парка и опытной медсестрой гражданской обороны.

Я поднялась и распрямила плечи.

– Ой, а у него, похоже, кровь! – сказал вдруг один из молодых купальщиков.

Я всплеснула руками:

– Так я и знала!

– Кузнецова, иди сюда! – Трошкина потянула меня назад.

Ее звонкий голос превратился в напряженный шепот:

– Мне кажется, нам лучше уйти…

– Всем стоять, не двигаться! – Охранник, оттеснивший меня от толстяка, оглянулся и заговорил в рацию: – Первый, я Пятый, у нас сценарий номер пять, повторяю: сценарий номер пять!

– Кузнецова, а что такое «сценарий номер пять»? – Трошкина под пристальным взором охранника задрожала, как бандерлог, увидевший удава.

– Не знаю.

Я и вправду не знала.

– Вы двое! Шаг вперед! – велел нам охранник.

И кивнул подоспевшим коллегам:

– Этих вот задержите.

– Эй, эй, полегче! – задергалась задержанная Трошкина. – В чем дело вообще?

– Штаб, это парк! – завопила рация у меня на ремне. – Эсбэшники сообщили, что у нас пятый сценарий!

– Твою мать! – тематически точно выругался штаб русского народного парка. – Звоните в полицию!

– Трошкина, – с нарастающим беспокойством глядя на побледневшего неподвижного толстяка, шепнула я подружке. – Сдается мне, «пятый сценарий» – это какая-нибудь гадость вроде принудительного смертельного исхода!

– Твою мать! – эхом ахнула обычно очень культурная Трошкина.

– А ну, цыц, обе! – прикрикнул на нас охранник.

И мы послушно заткнулись.

Сказать-то, собственно, было и нечего – разве что снова «Твою мать!», но мой внутренний голос все же нашел подходящие слова и торжественно молвил:

«Поздравляю, девоньки, кажись, вы снова вляпались!»

К пятому сценарию в Русляндии не готовились.

Я поняла это, когда нас четверых – меня, Алку и пару мокрых хлопцев – без всякой сортировки, оптом заперли в одном помещении.

Это было неправильно: подозреваемых и свидетелей следовало разделить и опрашивать порознь. Я знаю: я не первый год слежу за работой Дениса Кулебякина и его коллег.

Трепетная и нежная Трошкина в заключении держалась на удивление хорошо: не заламывала руки, не рвала на себе волосы и помалкивала, чем выгодно отличалась от парней.

Те вели себя совсем не по-мужски: вместо того чтобы успокаивать и утешать попавших в затруднительное положение прекрасных дам, они переругивались между собой.

– А че я? Я-то че? Я вообще ни при чем, это ты, Витька, сказал: «О! Гляди, какой-то лох тонет, айда его спасать!» – зудел костлявый блондин в просторной майке с Симпсоном.

Влажная ткань на тощем теле обвисла, пошла складками, и вальяжный толстяк Гомер некрасиво скукожился, как вялый лимон.

– Это ты-то ниче? Как раз ты и че! – серчал в ответ брюнет по имени Витька. – Кто заорал: «Ой, у него кровь!» – не ты, что ли? Идиот!

– А че я, идиот? У него правда кровь на спине была, я только не сразу заметил ее на черной рубашке!

– Заметил – и молодец, а кричать об этом зачем было, придурок?!

– А че такого-то?!

– Молодой человек, все очень просто, – стараясь не разораться, сказала я, чтобы остановить раздражающую перебранку. – Кровь у жертвы была на спине, значит, ударили его сзади. А вы с другом находились в непосредственной близости от пострадавшего. То есть вам проще, чем кому-то другому, было ударить его ножом.

– У нас нет ножей!

– А почему непременно ножом? – включилась в беседу Алка. – Насколько я понимаю, смертельный удар в спину можно нанести даже сапожным шилом… Ой!

Она прикрыла рот ладошкой и посмотрела на меня большими-пребольшими глазами.

– Вижу, ты поняла, что сказала, – безрадостно кивнула я. – Могу добавить, что твои вопли «Шило мне, шило!» в контексте пятого сценария оказались чертовски некстати.

– А ведь точно, можно подумать, что это вы его убили! – обрадовался блондин.

Он приосанился, и Симпсон на его майке тоже горделиво надулся.

– Да я же к нему даже не приближалась! – возмутилась Трошкина.

– Зато подружка ваша приближалась! – не растерялся чернявый Витек. – И стучала по бедняге, как по барабану! Лупила кулаками по всему телу, будто пыль из мешка выколачивала!

– Ладошками, а не кулаками! – я рассердилась. – И в руках у меня при этом ничегошеньки не было, так что я никак не могла его ранить, разве что поцарапать ногтями случайно. Не врите тут, жулики мелкие!

– Зато вы крупные – прям, банда! – не унимался юный фантазер. – Запросто могли еще одного сообщника иметь специально для мокрого дела! А че? Одна орала – народ отвлекала, другая хватала – на месте держала, а третий сзади подобрался и в спину – р-р-раз! И все, хана мужику!

– Между прочим, неплохой сценарий, – вынужденно согласилась честная Трошкина. – Тем более что толпа вокруг нас роилась плотная, в такой толчее незаметно садануть неподвижную цель чем-то режущим или колющим – пустяковое дело.

– Предположим, – я неохотно кивнула. – Но какой мог быть нож, в самом деле, вы что говорите?

– Шило, – подсказал противный Витька.

– Нож, шило – не важно! На входе в парк все посетители проходят через рамку сканера, а их вещи досматриваются, – напомнила я. – Ничего такого колющего-режущего на территорию пронести невозможно. Охранники за этим строго-настрого следят, они даже крупные заколки и пилочки для ногтей у гостей изымают!

Я обвела собеседников победным взором, но торжество мое быстро угасло.

Трошкина грустно покачала головой:

– Ты забыла про Эко-деревню.

– Она-то тут при чем?

Я не забыла Эко-деревню – ее трудно было забыть, потому что там располагались мастерские, где умельцы-знатоки старинных ремесел на глазах у посетителей делали всякие симпатичные сувениры в модном стиле хенд-мейд. Я купила в Эко-деревне парка славный кожаный брелок и кулон из старой медной монеты.

– Там у одного только шорника этих шил штук пятнадцать, не меньше, – напомнила Алка. – И у других мастеров подходящих стальных инструментов полным-полно. Преступнику незачем было приносить орудие убийства с собой, он вполне мог стащить его в мастерских. Ведь мог же?

Я молча развела руками.

– А мы в мастерских и не были! – оживился блондин. – Мы только-только в парк вошли, к каруселям двигались!

– А мы вот побывали уже в мастерских, – с сожалением сказала Трошкина.

– Проклятая любознательность, – пробормотала я.

Сказать «проклятый брелок» или «проклятый кулон» у меня язык не повернулся.

– Короче, Витька, ты не парься! Мы, похоже, отмажемся! – Повеселевший блондин похлопал приятеля по плечу. – Эти тетки куда подозрительнее, чем мы с тобой!

– «Тетки»! – Алка, которая в тридцать «с хвостиком» выглядит как старшеклассница, обиделась. – Скажи еще – «бабки»!

– Вот, кстати, Трошкина, а у тебя бабки, то есть деньги, с собой есть? – встрепенулась я.

Охранники забрали у нас сумки и мобильники, но у Трошкиной имеется трогательная детская привычка рассовывать наличные деньжата по карманам.

– Как ты можешь вообще в такой момент думать о деньгах?! – шокировалась Алка.

– Это тот самый момент, – заверила ее я. – Двигай-ка сюда, пошушукаемся.

Я утащила подружку в угол и зашептала ей в ухо:

– Алка, мне надо делать ноги, не дожидаясь приезда сыщиков! Только представь, что будет, когда они выяснят, что я внедрилась в парк по чужим документам!

– Они решат, что ты закоренелая преступница! – мигом смекнула Трошкина. – Индия Кузнецова, она же Маруся Сарахова, она же Сонька Шмаровоз…

– Какой шмаровоз?! – Я потрясла подружку за плечики. – Трошкина, очнись, это тебе не шуточки! Слава богу, что я незнакома с убитым и у меня не было никакого повода его прикончить, иначе лучшей подозреваемой, чем я, и придумать было бы невозможно!

– А почему ты думаешь, что вы с ним не были знакомы? Говорят, что все люди на планете знакомы друг с другом максимум через шесть рукопожатий! – некстати проявила эрудицию Алка. – То есть между тобой и, скажем, Бараком Обамой всего шесть человек!

Мое воображение тут же нарисовало нас с Обамой в небольшой очереди за колбасой.

Я плюнула:

– Тьфу на тебя, Трошкина! Нашла время на сомнительные теории! Тут у нас суровая правда жизни: меня точно арестуют, если я не смоюсь, пока не поздно!

– Боюсь, что уже поздно, – вздохнула Алка, обернувшись.

В открытую дверь, пригнувшись под низковатой бревенчатой притолокой, один за другим шагнули три богатыря. По характерному выражению лиц я тут же признала в них соратников Дениса Кулебякина – полицейских оперов. При исполнении у них физиономии невозмутимые и твердые, как сантехнический фаянс, а взгляды острые и пронзительные, словно нержавеющие вилки.

– Почему все вместе? Разведите их! – с порога потребовал кто-то из вошедших.

– Ну, прощевайте, любезные! Бог даст, еще свидимся! – с избыточным чувством произнесла Трошкина и потрясла мою ладонь в энергичном рукопожатии.

Я хотела ответить паникерше-подружке что-нибудь вроде: «Ты с ума-то не сходи!» – но вовремя одумалась, почувствовав в ладони комок мятых бумажек. Я сообразила, что это деньги, и успела спрятать их в карман до того, как нашу четверку развели по одиночным камерам, – хотя помещений именно такого сурового назначения в Русляндии не было.

На мой взгляд, в качестве тюрьмы долгосрочного заключения прекрасно сошли бы катакомбы под рыцарским замком, но для временного пребывания подозреваемых они не очень-то годились. В пыльных темных подземельях было бы слишком сложно обеспечить проведение процедуры допроса в установленном законом щадящем режиме. В катакомбы имело смысл переместиться на стадии плотной примерки испанского сапога, а я очень надеялась, что до пыток не дойдет.

Нас, задержанных, рассредоточили по офисным кабинетам, и мне досталась уже знакомая комната с ненастоящей медвежьей башкой на столе. Окна в помещении не было, иначе я выпрыгнула бы в него с ходу. Идея побега овладела моим умом так, как мало что им когда-либо овладевало!

Охранник запер меня и ушел, а я тут же сбросила туфли и залезла на стол, чтобы пощупать потолок, облицованный квадратами пластика. С легкостью выломав одну гибкую плитку, я узнала, что наверху есть обширное пустое пространство.

В голливудских фильмах герои часто спасаются бегством из офисных помещений через шахту вентиляции, так что я должна была рассмотреть и такой вариант. Я бы и через закопченный дымоход двинулась: хоть своим ходом, хоть на метле!

Но печи с трубой в офисной избе не имелось, а плитки фальшивого потолка держались на хлипкой раме, которая совершенно точно не выдержала бы мои семьдесят кило.

Я с сожалением отказалась от мысли выбраться на свободу воздушным путем и переместилась на нижний ярус в поисках какого-нибудь люка, но его в комнате тоже не оказалось. Зато в самом темном углу в наружной стене обнаружилось круглое сквозное отверстие сантиметров десяти в диаметре, вероятно, оставленное для каких-то забытых коммуникаций.

Я безмолвно восславила русскую народную манеру сдавать строения в эксплуатацию с недоделками и приникла к дырке глазом. Для этого мне пришлось согнуться в три погибели и на четвереньках забраться под стол, но такие мелкие неудобства меня уже не смущали.

Эта круглая дырка была как легендарный луч света в темном царстве! В ней, словно в калейдоскопе, ежесекундно менялись яркие красочные узоры: Русляндия продолжала жить своей сказочной жизнью.

Я поняла, что администрация парка мудро не афишировала случившееся и не стала оповещать широкие массы отдыхающих о смерти одного из них.

Яркий и шумный праздник продолжался: карусели крутились, поезда на горках громыхали, люди визжали и хохотали, оркестр наяривал что-то бодрое…

А я смотрела в волшебную дырку, отделенная от праздника жизни непроницаемой бревенчатой стеной, и в глазах моих закипали горючие слезы.

За что?

Почему я?

Кто виноват и что делать?

«Сосредоточься, пожалуйста, на последнем вопросе», – сердито посоветовал мне внутренний голос.

Я послушно сосредоточилась, но придумать что-нибудь дельное не смогла.

Вариант просочиться в небольшое сквозное отверстие без превращения в бесплотного призрака абсолютно исключался. И развалить стены по бревнышку я не могла, даже будучи вполне себе во плоти. Глубоко и печально задумавшись, я не услышала скрежет ключа в замке.

– Выходи!

Команда охранника застала меня в неподходящей для старта позиции глубоко под столом. Я застеснялась вылезать из-под него задним ходом на четвереньках, потому что очень самолюбива и не желаю выглядеть идиоткой чаще, чем это жизненно необходимо.

А пока я думала, как бы мне выбраться из укрытия без потерь для чести и достоинства, охранник расценил ситуацию по-своему.

– Как? Куда?! А, ч-ч-черт!

Дверь гулко хлопнула, но скрипа ключа в замке я не услышала, только удаляющийся топот. Моментально развернувшись, я выскочила из-под стола стремительной пружиной, как атакующая кобра.

Так, все понятно! Валяющиеся на полу туфли-лодочки и пластиковый квадрат обшивки, отпечатки ног на запыленной столешнице и зияющая космической пустотой дыра в потолке создали четкий пунктир, направивший мысли охранника по ложному пути к неверному выводу.

«Он тоже смотрел голливудские фильмы!» – злорадно захихикал мой внутренний голос.

Охранник подумал, что я убежала через вентиляцию!

Однако я не позволила себе поддаться неуместному ликованию. Скорее всего, сейчас охранник со товарищи стоят во дворе, задрав головы и рассматривая крышу, но вряд ли стадия пассивного буддистского созерцания надолго затянется. Совсем скоро сердитые дядьки вернутся сюда и увидят, что никуда я не убежала…

«Так беги!» – подтолкнул меня внутренний голос.

Я заколебалась. На стадионе я бегаю быстро, но там мне никто не мешает, а в коридорах офиса будут люди, включая тех, кто специально нацелен меня задержать. Далеко ли я убегу?

И тут мой взгляд упал на главное украшение кабинета – голову ростовой куклы медведя. Она широко улыбалась и простодушно круглила глаза, как бы намекая: давай попробуем, а почему нет? Если не сбежишь, так хоть развлечешься!

И знаете, что я вам скажу? Если где-нибудь в мире проводится чемпионат по скоростному облачению в костюм ростовой куклы, мне непременно следует в нем поучаствовать! Похоже, у меня большой талант. Я превратилась в огромного мохнатого зверя быстрее, чем это делают матерые оборотни в голливудских фильмах!

Да и модельер-конструктор медвежьего костюма не зря ел свой хлеб. Наряд мой состоял всего из двух частей: сплошного комбинезона с лапами и башки. На мех комбинезона сверху было нашито дегенеративное одеяние вроде жилетки праздничного кумачового цвета. Об имитации штанов модельер почему-то не подумал, но меня это не озаботило – медведь-эксгибиционист соответствовал моей цели не хуже, чем медведь-пуританин.