Текст книги "Статуя сексуальной свободы"
Автор книги: Елена Логунова
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Представляю, что все эти люди о тебе подумали! – фыркнула я.
– Важнее, что они мне говорили! – огрызнулась мамуля.
– А что они говорили?
– Одно и то же: труп был один-одинешенек! – мамуля в расстроенных чувствах подхватила отложенную Алкой булку и уплела ее с неподобающей жадностью. – Ах, как я огорчена! По всему выходит, что психоаналитик Пряников не зря выставил меня перед телезрителями кровожадным монстром с больной фантазией!
– Запишись к нему на прием, – зевнув, без должной чуткости посоветовала я.
Спать хотелось ужасно. Распрощавшись с Трошкиной, я увела удрученную мамулю домой, посоветовала ей руководствоваться фольклорным принципом «утро вечера мудренее» и завалилась на боковую. Очень хотелось верить, что новый день будет лучше и легче, чем только что завершившийся.
Как бы не так!
Утро началось с телефонного звонка. Аппарат в прихожей трезвонил, как колокола древнерусского городища ввиду подступающих монголо-татарских полчищ, но трубку довольно долго никто не снимал. Наконец в коридоре сердито хлопнула дверь, телефон заткнулся, а через секунду мою собственную дверь сотряс пинок, и голос братца Зямы возмущенно произнес:
– Дюха, ты обнаглела! Звонят тебе, а вставать должен я?!
– А папуля где? – вылезая в прихожую, спросила я в развитие дискуссии о том, кто в нашем доме должен бегать к телефону в неурочное время.
– Дюша, я крем мешаю! Не могу отойти от плиты! – виновато отозвался из кухни папуля.
– Крем? – мы с Зямой переглянулись и разом подобрели в предвкушении удовольствия.
Крем – это торт, а торт – это именно удовольствие. А с учетом размеров папулиных кондитерских изделий – очень большое удовольствие!
– Слушаю! – голосом сладким, как вожделенный крем, мурлыкнула я в трубку.
– Ин, это я! – скороговоркой сказала Люся. – Я чего звоню? Я звоню сказать, что ты можешь спать, сколько влезет.
– Оригинально! – желчно сказала я. – Знаешь, с этим еще уместнее было бы позвонить часика в три ночи! Зачем ты ждала до восьми утра?
– Я твоего домашнего телефона не знала, пришлось у Катьки спрашивать, – объяснила коллега, не оценив мой ядовитый тон. – Инок, шеф опять нас послал!
– Все туда же?
– Ага! Аж на неделю! – Люся тоскливо вздохнула, попрощалась и повесила трубку.
Я тоже опечалилась, но не сильно. Экономный Бронич то и дело отправляет нас с девчонками в отпуск без содержания. Обычно, правда, он разгоняет коллектив всего на день-другой, а там приходит в себя и понимает, что работать все-таки нужно. Но на этот раз скорбь шефа по поводу сорвавшейся сделки века была безмерно велика. Хорошо еще, если мы ограничимся недельным простоем.
– Ну, спать так спать! – я вернулась к себе и снова бухнулась на диванчик.
Минут сорок старательно наживала пролежни, а потом папуля позвал меня завтракать.
Торт, густо намазанный кремом и щедро посыпанный какой-то трухой, выглядел подозрительно, так как очень напоминал вчерашнюю кучу сырых опилок. Зяма, явившийся к завтраку в халате и сеточке для волос, так и спросил:
– А из чего у нас десерт? Не из отходов целлюлозно-бумажного производства, я надеюсь?
Папуля терпеливо объяснил, что стружка на тортике не древесная, а кокосовая и ореховая, но Зямина тревога не вполне улеглась. Братишка явно не забыл, как однажды сожрал несъедобный макет пирога, сделанный папулей для какой-то выставки из папье-маше и пластилина. Самое интересное, наш обжора даже не догадался, что пирог несъедобный, пока ему об этом не сказали!
В разгар беседы о сомнительном кондитерском сырье явилась мамуля. Голова у нее была туго перевязана белым полотенцем, как у японского камикадзе. Дополнительное сходство с упомянутым персонажем мамуле придавали суженые глаза и ожесточенное выражение лица.
– Голова болит после вчерашнего, – сквозь зубы процедила она, встретив мой вопросительный взгляд.
Я точно помнила, что накануне мы не злоупотребляли спиртным. Очевидно, мигренью мамуле отозвались вчерашние переживания.
Слабым взмахом руки она отказалась от горячего завтрака, взяла чашку кофе, хлебнула, сморщилась и неприязненно спросила:
– Кто знает, куда усвистела наша пенсионерка? С моей сумкой для ноутбука!
– Бабуля куда-то ушла? – удивилась я. – Рассталась со своей любимой половинкой?
Своей любимой половинкой бабуля нежно называет диван, с которым она сливается в одно целое при каждом удобном случае. Оторвать ее от возлюбленного лежбища может только нечто экстраординарное. Пожар, например. Поскольку возгораний у нас в доме не случалось с тех пор, как мамуля в приступе самоедства и в подражание Гоголю спалила в духовке свою первую, неудачную рукопись, было непонятно, что же могло выкурить лежебоку-бабулю на мороз ранним декабрьским утром. Мы быстро выяснили, что усвистела она, как выразилась мамуля, в промежутке между семью и восемью часами, когда я, мама и Зяма спали, а папуля бегал в соседний двор к приезжему торговцу за свежими деревенскими яйцами для торта.
– И что она могла унести в моей сумке для ноутбука? – волновалась мамуля.
– Может, сам ноутбук? – вполне логично предположил Зяма.
Мамуля нахмурилась пуще прежнего и сбегала проверить, на месте ли ее высокотехнологичное орудие труда. Оно было на месте.
– Ну, что вообще удобно носить в сумке для ноутбука? – задумалась я.
Зяма открыл рот, но я быстро сказала:
– Молчи, твою версию мы уже знаем.
– Эта сумка хороша тем, что она влагонепроницаемая и мягкая, – с готовностью начала фантазировать мамуля. – Я бы носила в ней… Гм… Скажем, принадлежности для бассейна…
Я кашлянула.
– Ну, про бассейн не будем, – смешалась мамуля.
– А я бы носил в ней яйца! – мечтательно сказал папуля. – Куриные. Сырые. Они бы там не бились.
– А я бы тогда носил в этой сумке бутылки! – включился в игру Зяма. – Коньячок там, ликерчик, винцо для милых дам, то-се…
Разыгравшееся семейство требовательно посмотрело на меня.
– А я… Я бы банки! – сообразила я.
– Грабила? – заинтересовался братец. – Да, в эту торбу целый миллион баксов поместится, если взять крупными купюрами и утрамбовать как следует!
– Стеклянные банки!
Тут папуля звонко шлепнул себя по лысине:
– Точно!
Он распахнул холодильник, быстро проверил его содержимое и сообщил:
– Она унесла остатки салата по-кремлевски, банку меда и вчерашние вареники с осетриной.
– Вроде, сегодня не самая подходящая погода для пикника? – Зяма с недоумением посмотрел в окно, которое слегка заиндевело.
– Полагаю, бабуля умчалась с передачкой к подружке в больницу! – сообразила я.
– Но почему в такую рань? И одна? Я бы попозже днем ее отвез! – огорчился папуля. – И как, интересно, она собирается попасть в отделение? Там же карантин, никого не пускают!
– Подумаешь, проблема! – отмахнулась я. – Найдет пожарную лестницу, отыщет люк в крыше… Как-нибудь заберется.
Увидев, что мамуля нервно подмигивает мне двумя японскими очами разом, я осеклась. Чуть не проболталась! Папуля с Зямой были не в курсе розыскной деятельности, которую мы вели вчера вечером в бассейне, и отягощать их ненужными знаниями не следовало. Знаете, мужчин лучше лишний раз не беспокоить по пустякам.
Зяма, однако, заметил мамулины выразительные гримасы и закономерно заинтересовался их причиной. Он перестал кушать омлет с чесночным соусом и черносливом и уже открыл рот для вопроса, но тут в прихожей заголосил телефон.
– Сидите все, теперь я подойду! – быстро сказала я, проявляя одновременно благородство и находчивость.
– А вот кому пышку? – любезно спросил папуля, нависая над столом со сковородкой, где в горячем масле весело шкворчала пышная румяная лепешка.
Зяма обратил свой взор на кривящуюся (уже по инерции) мамулю и без всякой сыновьей почтительности спросил:
– Ма, у тебя нервный тик?
– У меня все нервное! – мгновенно окрысилась мамуля, мучимая мигренью.
– Например, сын! – примирительно сказал Зяма и очень талантливо изобразил тихого припадочного, но в ходе номера зацепил трясущейся рукой папулину сковородку, обжегся и мгновенно превратился в припадочного буйного.
– Да! – громко, чтобы перекричать фоновые вопли родственников, сказала я в трубку.
– Это, типа, дом? – неуверенно спросил незнакомый мужской голос.
– Типа, сумасшедший! – подтвердила я, наблюдая за прыжками горячей пышки, которой мамуля, папуля и Зяма затеялись играть в подобие волейбола.
– А у вас там бабка есть? – спросил незнакомец.
– Бабки? – не расслышала я. – Это деньги, что ли?
– А че, есть деньги? – обрадовался мой собеседник. – Ну, тогда гоните вознаграждение! Минимум, штуку деревянных!
– Гражданин! Вы, кажется, ошиблись номером! – строго сказала я. – Вы куда звоните?
– В бабкин дом, в натуре!
– В банк, что ли? – ляпнула я, основательно запутанная упоминанием многочисленных синонимов слова «деньги».
– Че, такая крутая бабка? Банк ей дом родной? – уважительно спросил незнакомец. – Тогда возьму зеленью.
Я фыркнула и повесила трубку, но отойти от телефона не успела, он снова зазвонил.
– Да!
– Хреновая связь у вас в банке! – незлобиво ругнулся все тот же голос. – Короче, если мы по деньгам договорились, я тут уважаемую покойницу посторожу чуток, но вы давайте с катафалком не тяните. У меня еще своих дел выше крыши.
– Какую еще покойницу?! – вскричала я, чрезмерно акцентировав слово «еще».
В кухне стало тихо. Мамуля, пропустив подачу, позволила помятой пышке замаслить рыльце поросенка на кухонном календаре и напряженным голосом поинтересовалась:
– Дюша, кто это? Милиция?
– Вы милиция? – переадресовала я вопрос в трубку.
– Чокнулась?! Не, с вами каши не сваришь, пойду я от греха… Второй Рыбнинский тупик, забирайте свою бабку на халяву, мне все ваши бабки без надобности!
В трубке загудело.
– Дюша, кто звонил? – не отставала мамуля.
Я повесила трубку, едва не промахнувшись мимо аппарата: у меня вдруг задрожали руки. Внезапно до меня дошло, какая именно бабка могла обозначить номер нашего телефона словом «дом». Господи, неужели этот придурковатый незнакомец звонил с бабулиного мобильника?!
– Сколько раз говорила, надо купить аппарат с определителем номера! – пробормотала я, хрустнув пальцами.
– Дюша! – рявкнула мамуля.
– Мама! – бешено гаркнула я в ответ. – Папа! Зяма! Кто знает, где находится Второй Рыбнинский тупик?!
– А что там, в этом тупике? – нахмурился Зяма.
– Кажется, там наша бабуля лежит! – я всхлипнула, вспомнив, что незнакомец назвал ее уважаемой покойницей, и снова цапнула телефонную трубку, чтобы вызвать такси.
Уж таксист-то должен знать, где этот проклятый тупик!
Таксист Второго Рыбнинского тупика не знал, и за это мамуля всю дорогу выговаривала ему таким тоном и в таких выражениях, что я на месте водителя пошла бы на таран «КамАЗа», только чтобы ничего не слышать. Я обнимала мамулю за плечи и уговаривала успокоиться, хотя сама готова была рвать на себе волосы. Однако этим уже занимался папуля, поэтому второй рукой я обнимала за плечи его. Зяма на переднем сиденье бешено шуршал страницами атласа автомобильных дорог России, не слушая таксиста, который обоснованно сомневался, что Второй Рыбнинский тупик нанесен на карту нашей небъятной родины. Водитель оказался умнее нас всех. Ему хватило соображения запросить по рации «помощь зала», и коллеги-таксисты общими усилиями прояснили для нас местоположение загадочного тупика.
– Второй Рыбнинский, приехали, – сказал водитель, с трудом зарулив в тесный рукав между глухими кирпичными стенами двух заводских корпусов.
– Ждите! – скомандовал папуля, вываливаясь из моих дочерних объятий в узкий кривой тупик, больше всего напоминающий глухую загогулину пищеварительного тракта.
В глубине этого сырого и грязного аппендикса мы и обнаружили нашу бабулю. Она лежала навытяжку под обшарпанной кирпичной стеной, исписанной непристойностями. Судя по запаху, это строение вполне могло претендовать на эпическое звание Великой Стены Малой Нужды. Что привело в это крайне несимпатичное место нашу интеллигентную бабулю, было непонятно, зато стало ясно, с какой целью сюда пожаловал тот некультурный тип, что нам звонил.
– Мамочка! – при виде бабули, вытянувшейся на мокром асфальте, взвыла мамуля.
– Бася, не реви! Она жива! – папуля пощупал бабулино запястье и засуетился пуще прежнего. – Казимир, «Скорую»! Индия, держи такси, мы поедем следом! Варвара, позвони Денису, я хочу, чтобы этого гада нашли и посадили!
– Какого гада? – сквозь слезы промямлила мамуля.
– Грабителя, который ударил старуху по голове!
Папуля оглянулся и прикрикнул на нас с Зямой:
– Отойдите подальше! Затопчете следы – Денис вам спасибо не скажет!
Озираясь в поисках неприкосновенных следов, мы с братом поспешно передвинулись метров на пять ближе к выезду из тупика.
– Оп-ля! – зоркий Зяма первым заметил коричневый язык, дразняще торчащий из водопроводной трубы.
– Не трогай! – крикнула я, но опоздала.
Братец уже вытянул наружу знакомый бумажник из кофейного цвета кожи с тиснением «под крокодила». Красивое, дорогое портмоне. Мой подарок бабуле на день рождения.
– Пусто! – прокомментировал Зяма, развернув бумажник. – Ни денег, ни банковской карточки… Что еще бабуля носила при себе, не знаешь?
– Пенсионное удостоверение, проездной билет и нашу семейную фотографию, – машинально ответила я. – Тот летний снимок, где я, мамуля и бабуля стоим на фоне моря. Зачем он нашу фотку-то забрал, мерзавец этот?
– Не знаю, не знаю… – Зяма повертел в руках портмоне и не придумал ничего получше, чем снова затолкать его в трубу. – Может, это серийный маньяк? Прикинь, если он выбирает очередную жертву бесконтактно, по фотографии! Очень необычная метода, которая может сильно затруднить поиск преступника!
– Знаешь что, Зямка? Тебе пора проситься к мамуле в соавторы! – сердито сказала я. – Не пугай меня, пожалуйста! И без того страшно! Что ни день, то криминальное шоу, и все с нашим участием!
«Скорая» приехала быстро, а Денис с товарищами подзадержались, и мы не стали их дожидаться. Сочувственно помалкивающий таксист пристроился в хвост к неотложке, и наш небольшой караван устремился к ближайшей больнице.
– Цветы и фрукты! – покаянно бормотала мамуля, заламывая руки и пугающе сверкая влажными глазами. – Неужели я накликала? Он прав, он прав! Кошмарные фантазии монстра сбываются! О-о-о! Я больше не буду! Никогда! Отныне только детские стишки и добрые поздравления к открыткам!
– Дюшенька, о чем это мама? – наклонившись ко мне, шепотом поинтересовался папуля.
– Кажется, наша писательница созрела для смены жанра, – уклончиво ответила я.
– Правильно, мамуль! Пора писать эротические романы! – влез с непрошеным советом толстокожий Зяма. – Дело нехитрое, главное, чтобы было побольше голых тел!
– Куда уж больше! – брякнула мамуля и прикусила губу.
А я обеспокоенно подумала, что было бы хорошо, если бы пропавшее из раздевалки голое и мертвое мужское тело как-нибудь нашлось. И поскорее, пока наша мамуля не свихнулась!
Похоже было, что она созревает для лечебницы доктора Пряникова со скоростью тепличного овоща.
Глава 10
– Ну, как они?
Серый и Жека, толкаясь локтями и взволнованно сопя, склонились над клеткой.
– Эй, чего вам там надо? – забеспокоилась младшая сестра Серого, второклашка Наташка, встревоженная неожиданным интересом парней к ее хвостатым любимицам, декоративной крысе Сюсе и ее супругу Крысюнделю.
Наташка искренне считала своих крысок чудесными зверьками и нежно называла подшефных грызунов лапочками, душечками и красотульками. Однако Серый и Жека до сих пор интересовались только двуногими красотками, изображения которых они без устали разыскивали в иллюстрированных журналах эротической направленности. А крысу Сюсю и ее благоверного старший брат доброй девочки лишь мимоходом удостаивал обидного вопроса: «Когда ж вы сдохнете, твари хвостатые?». Тем не менее сегодня парней не на шутку волновали здоровье и самочувствие Наташкиных питомцев.
– Мелкая, иди сюда, глянь! – позвал сестренку Серый. – С твоими тварями все в порядке? Они всегда так делают?
Наташка отложила в сторону игрушечную щетку, которой она заботливо оглаживала редкие кудри потрепанной куклы, и, отчаянно работая локтями, пролезла между парнями к подоконнику, где стоял крысиный домик.
– Сюсенька-масюсенька, хорошая моя детка, лапочка! – засюсюкала девочка, просунув пальчик между прутьями клетки.
Обычно грызуны охотно приближались к хозяйкиной ладошке, потому что частенько находили в ней лакомые кусочки, но на этот раз Наташкин призыв остался без ответа. Крыса Сюся сидела, как приклеенная, в дальнем углу клетки и злобно скалила зубы, опровергая тем самым милую Наташкиному сердцу легенду о кротком и добродушном нраве декоративных крыс. Крысюндель, наоборот, демонстрировал редкую живость и поразительное проворство. Он с неутомимой резвостью мчался в беличьем колесе, которое заботливая Наташка установила в клетке с целью борьбы с крысиной гиподинамией. Судя по скорости, развитой и удерживаемой Крысюнделем, в этой жизни никакая гиподинамия ему не грозила. Если бы к беличье-крысиному колесу удалось прицепить провода, грызун мог бы производить электроэнергию, как действующая модель Днепрогэса.
– Девочка моя, что с тобой? – жалостливо спросила Наташка Сюсю, поглядев на галопирующего Крысюнделя без всякой тревоги и даже с одобрением. – Почему ты сидишь в углу?
– Биссектриса – это крыса, которая бегает по углам и делит угол пополам! – радостно возвестил Серый, продемонстрировав определенные знания начальной геометрии.
Математичку из лесотехнического колледжа, в котором учились оба парня, сильно удивил бы этот неожиданный всплеск интеллекта. Весь педколлектив учебного заведения был убежден в том, что Женя Крохин и Сережа Голенко редкостные остолопы. Надо сказать, Жека и Серый многое делали для того, чтобы не дать преподавателям ни малейшего шанса изменить это нелестное мнение.
– Сам бисетк… Бисекс… Сам дурак! – огрызнулась Наташка, не справившись с трудным словом.
– Бисексуал! – заржал Жека.
Серый правой рукой отвесил ему щелбан, а левую демонстративно сложил в кулак.
– Ты че? – обиделся Жека. – В пятак схлопотать захотел?
Парни надулись, в воздухе запахло порохом, но тут неожиданно получила продолжение волнующая тема секса. Крысюндель, нимало не утомленный продолжительной пробежкой, выскочил из колеса и начал осаждать засевшую в углу подругу, всячески проявляя конкретный мужской интерес. Сюся его не поощряла, из угла не вылезала, пищала отчетливо протестующе.
– Че это они? – спросил Жека, не разбирающийся в тонкостях крысиного поведения.
– Крысюндель опять маленьких делать хочет! – авторитетно ответила юная специалистка Наташка.
– Типа, это самое? – Жека не сумел подобрать приличное слово для обозначения действия, которым жаждал заняться бодрый грызун.
– А ну, мелкая, иди отсюда! Рано еще тебе порнуху смотреть! – старший брат развернул сестренку спиной к клетке и легонько наподдал ей коленкой.
– Подумаешь! Чего я там не видела? – ускоренно возвращаясь на коврик к разлохмаченной кукле, дерзко ответила бойкая Наташка. – Они сегодня это уже шесть раз сделали! Теперь столько маленьких будет, у-у-у! Всему нашему классу крысяточек раздам и еще второму «Б» хватит, наверное!
– И мне тоже парочку подари! – попросил Жека, с завистливым уважением посмотрев на любвеобильного Крысюнделя. – Надо же, шесть раз… Оказывается, крысы – прикольные твари! Ну, чисто порносайт!
– Выйдем! – азартно блестя глазами, Серый дернул дружка за рукав и увлек за собой в прихожую.
– Ну, че? – вопросительно заморгал Жека, когда они спрятались за вешалкой с одеждой.
– Че, че! Опыт удался, ты понял? – Серый победно вскинул кулак и сбил с вешалки мамину шляпу.
Фетровый горшок с мягким стуком бухнулся на пол.
– Мальчики, вы куда-то собрались? – выглянув из кухни, поинтересовалась мама Серого и Наташки.
– А че, нельзя погулять? – набычился ее великовозрастный сынок. – Шесть часов всего, время детское!
– Да гуляй, гуляй! Мусор только вынеси! – устало махнула рукой мамаша.
– С ведром не пойду! В пакет мусор сложи! – заупрямился Серый.
Пакетов получилось два. По-братски поделив ношу, парни вышли из дома и направились к помойке.
На ходу Серый возбужденно вибрировал:
– Ты понял? Нет, ты понял?!
– А че? Че такое? – морщил низкий лоб Жека.
– Ну, ты тупой!
Серый размашисто зашвырнул в мусорный бак свой пакет, подождал, пока то же действие произведет Жека, и первым полез на кривую яблоню, притулившуюся к крайнему в ряду гаражу.
– Сам ты тупой! – запрокинув голову, сказал Жека подметкам Серегиных башмаков.
Дождавшись своей очереди, он тоже влез на дерево и с него перебрался на крышу гаража. Серый уже сидел там на низкой скамейке, сооруженной из кирпичей и положенной на них доски. Жестом жонглера он перебрасывал из одной руки в другую пухлый пакетик, скрепленный обыкновенной пластмассовой прищепкой, и мечтательно улыбался. Алые отблески мигающей вывески гастронома добавляли его толстощекой лоснящейся физиономии праздничного сияния.
– Подвинься!
Жека присел рядом с дружком и привалился спиной к фанерному щиту, благодаря которому их укрытие было незаметно со стороны подъездной дороги. Владелец гаража, переоборудованного под маленькую частную автомойку, укрепил над воротами несоразмерно большую вывеску. Она в равной мере служила и на пользу автомоечному делу, и на благо Жеки с Серым.
– Повезло нам, брат! – сказал Серый, подбросив на ладони пакет с белым порошком. – Похоже, это действительно он. Кокаинчик! Видал, как крысана от него расперло? Чисто зверски ловит кайф, тварь длиннохвостая! Ну, че? Нюхнем и мы?
– Может, подождем еще? – оробел Жека. – Поглядим, что там дальше с крысами будет? Вдруг сдохнут?
– Ага! Умрут от половой слабости! – хохотнул Серый. – Да ладно тебе трусить! Сколько можно ждать и глядеть? С утра экспериментируем! Сколько порошка понапрасну извели!
Пакет, ранним утром конфискованный у добычливой бомжихи, к вечеру и впрямь изрядно полегчал. Немалое количество порошка приятели израсходовали на опыты, ради которых без сожаления пожертвовали учебным днем – после встречи с Рюмкой на занятия в колледж приятели не пошли. Дождавшись, пока родители Жеки уйдут на работу, они устроились на кухне и приступили к исследованиям. В принципе, нельзя было сказать, что Серый и Жека вовсе пренебрегали учебой. Химичка уж точно могла быть довольна! Два отпетых двоечника проявили к ее предмету самый живой и деятельный интерес.
Вначале они пошарили по полкам кухонных шкафчиков, провели сравнительный анализ «на глазок» и пришли к выводу, что в пакете содержится не соль, не мука, не картофельный крахмал, не пищевая сода – что-то иное. Образцы выкладывали кучками на подоконнике, предварительно распахнув окно – для лучшей вентиляции импровизированной «химической лаборатории». После тщательного изучения все порошки без разбору смахнули на улицу, протерли подоконник мокрой тряпкой, а затем переместились в ванную и там опытным путем удостоверились, что неизвестный порошок не является стиральным. Не удалось также почистить с его помощью сантехнику, кафель и зубы отважного добровольца Серого. Трусоватый Жека плотно контактировать с неопознанным веществом не стал, побоялся:
– Вдруг это отрава какая-нибудь, вроде порошка от моли? Или удобрение, полезное только для растений? Мы же с тобой не деревья!
– Да ладно, не деревья! Ты-то уж точно дуб! – уязвил дружка инициативный Серый. – Соображать же надо! На отраве как пишут? «От моли», «от колорадского жука», «от крыс»! А тут, смотри, написано не «от», а «для»!
– Знать бы, для чего! – пробормотал Жека, безнадежно разглядывая уцелевший обрывок бумажного ярлычка на пакете. – Может, как раз для уничтожения моли, колорадских жуков и крыс?
– Насчет крыс можно проверить! Так, который сейчас час? – Серый посмотрел на часы и заторопился. – Пошли ко мне! Предки уже на работе, мелкая в школу ушла, а твари ее дома сидят, скучают. Щас мы их развлечем!
По мнению Серого (Жека, как обычно, сомневался), подопытные крысы своим поведением убедительно доказали, что белый порошок их животному здоровью не повредил.
– Стало им плохо, скажи? – разглагольствовал он. – Нет, плохо им не стало. Им стало хорошо!
– Причем шесть раз подряд! – вспомнил Жека.
Это замечание окончательно решило почти шекспировский вопрос: «Нюхать иль не нюхать?».
– Чур, я первый! – воскликнул Серый, сдергивая с пакета пластмассовый зажим.
Плотно набив ноздри порошком, оболтусы поудобнее устроились на скамейке и приготовились усиленно и результативно кайфовать.
Глава 11
В мрачном молчании мы разбрелись по квартире. Мамуля напилась снотворного и легла спать. Зяма заперся в своей комнате и безжалостно терзал гитару. Папуля, не желая поддаваться тоске, остервенело драил на кухне кастрюли. Я ушла к себе, закуклилась в плед и толстой гусеницей свернулась в большом мягком кресле. Бабуля осталась в больнице на попечении медиков, которых папуля весьма щедро профинансировал. Эскулапы объяснили, что в настоящем ее состоянии бабуля не ощутит ни нашего присутствия, ни нашего отсутствия, и обещали сообщить, когда пациентка придет в себя. Мне показалось, что под словом «когда» подразумевалось гораздо менее приятное «если», но я не стала уточнять. Побоялась услышать что-нибудь неприятное.
– Господи! Сделай, пожалуйста, так, чтобы бабуля поскорее вернулась к нам, живой и здоровой! – плаксиво попросила я белое облачко, пухлое брюшко которого видела со своего места в окошко.
Облачко, отдаленно похожее на мягкое лицо белобородого старца, невозмутимо ползло своим курсом, но сразу после моих слов краешек его красиво позолотило заходящее солнышко, что при известной фантазии могло сойти за лучезарный нимб. Я решила считать это атмосферное явление положительным ответом божественных сущностей на мою нижайшую просьбу, но не успокоилась на достигнутом и хлопотать за любимую бабулю не перестала. В сложившейся ситуации имело смысл попытаться перетянуть на нашу сторону все позитивно настроенные высшие силы без исключения – от православных святых до Кетцалькоатля, пернатого бога ацтеков и инков.
Я выпуталась из пледа, пошла к брату, пошарила у него в закромах, нашла репродукцию иконы «Чудо Георгия о Змие» и поставила раскрытый художественный альбом на тумбочку, которую постановила считать красным углом на том простом основании, что Зяма когда-то в дизайнерском порыве густо замазал ее киноварью «под красное дерево». На развороте рядом с Победоносцем оказался «Последний день Помпеи», но его я закрыла чистой бумажной салфеткой – чтобы высшие силы поняли меня абсолютно правильно и не напутали с реакцией на мое ходатайство. На всякий случай я еще раз конспективно изложила насупленному Георгию суть вопроса. Затем, вспомнив про Алкины относительно успешные метафизические опыты с картой желаний, я убедила Зяму пожертвовать на благое дело большой лист бумаги для акварели, саму акварель и немного личного времени.
По моей просьбе братишка мастерски изобразил на бумаге пышную зеленую крону дерева, плодоносящего яблоками, грушами и сливами одновременно. Это был собирательный образ нашего дачного садочка. К большой горизонтальной ветви чудо-дерева Зяма приспособил гамак, в который мы уложили бабулю. Для этого пришлось распатронить семейный фотоальбом. Мы взяли из него ту самую фотографию, копию которой бабуля носила в бумажнике.
На снимке нас было трое: я, мамуля и бабуля. Все в купальниках, с мокрыми волосами, загорелые, веселые и белозубые. Самой белозубой оказалась бабуля, которую наделил ослепительной улыбкой не господь бог, а хороший стоматолог-протезист. Самой мокрой – мамуля, которая пожелала фотографироваться непременно на каблуках, но не удержалась на скользкой гальке и бухнулась в воду перед самым началом фотосессии. А я была самой высокой (даже без каблуков) и еще самой конопатой. Впрочем, симпатичные веснушки вполне гармонировали с моим новым (на тот момент) купальником леопардовой расцветки.
Взглянув на купальник, я вздохнула и с сожалением подумала, что заплывы в насыщенной химикатами воде бассейна не лучшим образом сказались на его красоте – ткань стала менее эластичной, а расцветка потускнела.
– Пора покупать новый купальник! – заключила я.
– Дюха, как ты можешь в такой момент думать о тряпках! – взмахнув кистью и капнув краской на пол, укорил меня Зяма.
Я усовестилась и не стала признаваться, что число моментов, в которые я не могла бы думать о новых тряпках, крайне невелико.
Мы закончили работу над картой нашего общего желания (я имею в виду бабулино выздоровление, конечно, а не покупку нового купальника, по этому вопросу у нас с Зямой единодушия не было и не предвиделось), и я сразу же почувствовала себя гораздо лучше.
– Ну, вот! – удовлетворенно молвил Зяма, в качестве заключительного штриха пририсовав фотографической бабуле газетку, развернутую до состояния лодочного паруса. – По-моему, очень неплохо получилось! Не знаю, поможет ли, но я старался.
Он явно набивался на комплимент, и я не стала вредничать, похвалила художественное произведение. Мы отнесли нашу картину в бабулину комнату и пришпилили ее над диваном.
– Красота! – сказал Зяма, полюбовавшись новым украшением интерьера.
– Красота, – согласилась я, оглядываясь и думая уже не о картине.
По состоянию помещения никак нельзя было догадаться, что его хозяйка удалилась из дома рано утром в большой спешке. Вот когда я, например, спозаранку тороплюсь на работу, фото моей комнаты можно без дополнительной обработки использовать в качестве иллюстрации к бессмертным строкам Чуковского про убежавшее одеяло, улетевшую простыню и ускакавшую подушку! А бабулино любимое лежбище было в образцовом порядке и в полной готовности к приему хозяйки: постельные принадлежности скрыты тщательно расправленным покрывалом, в ногах – аккуратно сложенный плед, в изголовье – журнальчик с кроссвордами и на нем остро заточенный карандаш.
– Интересно, почему у бабули всегда все прибрано, а в других комнатах вечно царит художественный беспорядок? – не без сожаления подумала я вслух.
На самом деле меня гораздо больше занимал другой вопрос: почему бабуля отправилась навещать больную подружку под покровом предрассветной тьмы и в обстановке строгой секретности? Мне чудилась тут какая-то тайна, а раскрывать тайны я люблю так же, как бабуля – разгадывать головоломки.
