Текст книги "Сеанс мужского стриптиза"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Не волнуйся. Не похоже, чтобы нам в ближайшее время представилась возможность с ним познакомиться, – резонно заметила мамуля. – Он явно не спешит нам представиться, это Пахи-це-фало-завр!

Благополучно вспомнив трудное слово, она повеселела.

– Не вижу повода для радости, – сказала я. – Полное имя Пахи, конечно, любопытно, но ничего не проясняет, даже, наоборот, запутывает. Я теперь буду думать: может, он чемпион мира по боям без правил? У них в обыкновении брать зверовидные прозвища. По-моему, так лучше бы ты про этого Паху-Пахицефалозавра ничего и не узнавала, а насчет Поля полюбопытствовала!

– Я и полюбопытствовала, только ответить на мои вопросы особо некому было! – обиженная мамуля села в гамаке. – Расспросы я вела за столом, а обедала в тесной компании садовника и кухарки. Садовник вообще ни слова не проронил, только чавкал, так что я заподозрила бы в нем глухонемого, если бы он не кивнул на предложение добавки. А кухарка явно не хотела откровенничать о хозяевах с незнакомым человеком, так что узнала я мало. Хозяйку зовут Надежда Витальевна, но она велит называть ее Надин. Мальчик Поль на самом деле Паша, Павлик, он Надин не родной сын, а пасынок.

– Ага! – многозначительно произнесла я.

– Да, похоже, классический случай, – кивнула она. – Пашина мама разбилась в автомобиле, супруг ее остался вдовцом с мальчишкой на руках и нашел себе новую пару. Прямо по Пушкину: «Год прошел, как сон пустой, царь женился на другой».

– Царь? – переспросила я.

– Бери выше – император! У Пашиного родителя было прибыльное дело под названием «Империя красок» – оптовая торговля лакокрасочной продукцией.

– Образцы ассортимента красок хорошо представлены на волосяном покрове императрицы Надин, – съязвила я.

– Вдовствующей императрицы, – в тон добавила мамуля, которой, как и мне, явно не приглянулась неприятная дама Надин. – Пашин батюшка тоже скончался, теперь его вдовушка всему хозяйка и опекунша юноши.

– В связи с этим у меня есть версия! – сообщила я. – Не исключено, что смерть горничной на совести вдовицы-опекунши, которая пристукнула Нину Горчакову, чтобы подвести под монастырь Поля! Упечь его в тюрьму или в дурдом и жить себе припеваючи, не опасаясь, что мальчик подрастет и заберет управление папиной империей в свои руки! Кстати говоря, не далее как вчера в благородном семействе был шумный скандал, в ходе которого Поль опрометчиво угрожал расправой Нине – за то, что она погубила Паху.

– Пахицефалозавра-то? – с сомнением переспросила мамуля.

Я осеклась. Хрупкая белокурая барышня, в одиночку истребляющая ужасного ящера – это была бы битва почище поединка Бибигона с Брундуляком!

– Есть еще любопытная информация, – почесав в затылке, сказала я. – Покойницу обвиняют в том, что она похитила две тысячи американских долларов и бриллиантовое колье.

– Кто обвиняет?

– Как я поняла, материально пострадавшие.

– Колье небось дорого стоит? За такие ценности вполне могли убить, – рассудила мамуля.

– И я о том же! – поддакнула я. – Мне кажется, этой информацией и нашими соображениями нужно поделиться со следствием.

– Хорошо бы, и оно с нами чем-нибудь поделилось! – вздохнула она. – Я беспокоюсь, почему нам никто не звонит – ни папа, ни Зяма?

Не сговариваясь, мы потянулись за мобильными телефонами.

– Разрядился, зар-раза! – сердито сказала мамуля.

– И мой тоже, – сообщила я.

– А я зарядное устройство дома забыла! – посетовала родительница.

– И я тоже!

Мы переглянулись.

– Ты не в курсе, может, в поселке есть телефон-автомат? – неуверенно спросила мамуля.

– Таксофона, по-моему, нет, но ты можешь попроситься позвонить из дома Надин! – предложила я.

– Попроситься-то я, конечно, могу…

Энтузиазма в голосе мамули не прозвучало.

– А давай, пойдем пешком через лес? – предложила я. – Старожилы ведь бегают к шоссе напрямик, через чащу! А на дороге мы поймаем попутную машину до города!

– А давай! – мамуля неожиданно легко повелась на авантюру.

Не откладывая дела в долгий ящик, мы заперли дом и через обнаруженный мной пролом в штакетнике покинули дачный участок.

Могли бы, конечно, как все нормальные люди, выйти в ворота, но я боялась показываться на улице: вдруг жаждущий баксов и бриллиантов Федор Капустин все еще слоняется по поселку в поисках воровки-горничной.

Увы, моя осторожность сыграла с нами злую шутку! Войдя в лес с задворков, мы не попали на тропинку, ведущую к шоссе, но самонадеянно решили, что найдем потерянный путь чуть позже. Бодро зашагали по хрустящим хвощам и с полчаса петляли между деревьями, стволы которых становились все толще, а мох на них– курчавее и зеленее. Под ногами мягко пружинил ковер опавшей листвы, было тихо, сумрачно и очень красиво. Мы с мамулей перестали разговаривать и шли в почтительном молчании. В благостном настроении мы даже не сразу поняли, что заблудились!

– Э-э-э… А собственно, где мы? – робко спросила мамуля, восхищенно отследив неторопливый полет по расширяющейся спирали ярко-желтого кленового листа.

– В лесу, – убежденно ответила я.

Робость и восхищение во взгляде моей родительницы быстро уступили место раздражению.

– Где именно – в лесу? – требовательно спросила она и даже топнула ножкой. – Ой! Держи меня, я падаю!

– Ничего, тут мягко, – успокоила я, помогая ей вытянуть ногу из кротовьей норы.

– Спасибо, дорогая. – Мамуля нашла глазами подходящий пенек и присела на него. Массируя стопу и морщась, она спросила: – Дюша, тебе не кажется, что мы заблудились?

– Не кажется, – вздохнула я. – Я в этом уверена!

– М-да-а…

Мамуля вздохнула и снова поморщилась.

– Что, болит нога? – забеспокоилась я. – Ты ее не вывихнула?

– Нет-нет, разве что слегка потянула, – она отмахнулась так легко, что я догадалась: просто не хочет, чтобы я волновалась.

Разумеется, я тут же заволновалась. Ничего себе ситуация, а? Мы застряли в дремучем лесу без средств связи и возможности позвать на помощь, да еще маменька ногу повредила! А дело к ночи, и дождь собирается!

Я представила, как километр за километром тащу постанывающую мамулю через дебри и бурелом на своей спине, точно мужественная фронтовая медсестричка раненого бойца. Буря раскачивает деревья, дождь и ветер секут наши бледные изможденные лица, и только волки и лисы недобро таращатся на нас из своих темных нор… Я пригорюнилась. Теперь я знала, что чувствовали поляки, опрометчиво взявшие в проводники Ивана Сусанина.

– Не огорчайся, детка! – сказала заботливая родительница, заметив выражение моего лица. – Мы обязательно выберемся, надо только правильно сориентироваться! Я помню, на уроках природоведения нас учили определять, где север. Он с той стороны, где на деревьях гуще мох!

Она протянула руку к ближайшему могучему стволу и начала выщипывать с него курчавый мох, придирчиво разглядывая добытые щепотки зеленой массы на просвет.

– А зачем нам север? – угрюмо шмыгнув носом, спросила я. – Нам же на дорогу надо, а не на север!

В своем воображении я уже видела, как влеку раненую мамулю по тундре, поросшей редким кустарником и серым ягелем. Буря раскачивает кривые полярные березки, снег и северный ветер секут наши бледные изможденные лица, и только песцы и белые медведи недобро таращатся на нас из-за ледяных торосов…

– На севере тоже есть какие-нибудь дорожные магистрали! – уверенно заявила мамуля и подставила ладонь под первые капли начинающегося дождя.

– Например, Беломорканал! – горько съязвила я и со вздохом поднялась на ноги. – О-хо-хо! Пойдем-ка отсюда, пока не промокли! Не знаю, отыщем ли мы выход на шоссе, но какое-нибудь укрытие найти нужно.

Поддерживая мамулю, я наугад двинулась в темную чащу. Дождь заметно усилился. Поредевший лиственный свод над нашими головами быстро прохудился, стало мокро, зябко и ужасно противно. Очень хотелось оказаться в сухом теплом помещении, лучше всего – дома, на диване, под пледом, с книжкой в руке… Эх!

– Надо найти укрытие, – повторила я.

В роли убежища, где мы с охромевшей мамулей могли бы переждать усиливающийся дождь, мне виделась какая-нибудь могучая ель с плотными водонепроницаемыми ветвями, свисающими до самой земли уютным шатром. К сожалению, в наших краях преобладают лиственные леса и крайне редко встречаются могучие ели, корабельные сосны и прочие гигантские хвойные. Не тайга, чай!

Зато в наших окрестных лесах куда чаще, чем в тайге, ступает нога человека. Более того, порой в них даже катится колесо автомобиля!

– Глазам своим не верю! – прошептала я, увидев на лесной прогалине четырехколесного друга человека.

Принято говорить, что старый друг лучше новых двух, но это явно было сказано не о машинах. Допотопный «Москвич-412», бог знает, когда и как застрявший в лесной глуши, имел такой жалкий вид, что как-то сразу становилось понятно: хозяин транспорта за своим старым другом уже не вернется. Не исключено даже, что он нарочно поступил с ним по примеру беспринципного дедушки из русского фольклора, который в разных сказках то старого кота в лесу бросал, то мальчика-с-пальчик, то не приглянувшуюся мачехе дочку.

Первоначально колер «Москвича» был изумрудным, позже автомобиль неоднократно перекрашивали в разные оттенки зеленого. Теперь, когда краска с машины слезла слоями, местами обнажив и проржавевший кузов, «Москвич» приобрел классическую маскировочную окраску и обнаружить его на местности было непросто. Думаю, в летнюю пору мы с мамулей запросто прошли бы мимо, не обратив внимания на пятнисто-зеленый бугор. К счастью, в осеннем лесу преобладали желтые и красные тона.

– Вот повезло! – бурно обрадовалась я. – Хоть от дождя спасемся! Мамуля, лезь внутрь!

Я подтолкнула родительницу к счастливо обретенному укрытию, но она неожиданно уперлась.

– Это что? «Москвич» – четыреста двенадцать? – брезгливо оттопырив нижнюю губу, молвила она.

– А тебе новый лимузин подавай, да?! – с полуоборота завелась я. – Нашла время привередничать! Старый «Москвич» ей не нравится! Можно подумать, тут новые иномарки в три ряда бегают!

– Ну, уж этот точно никуда не побежит! – мамуля с невыразимым презрением пнула глубоко вросшее в землю колесо «москвичонка» и тут же болезненно ойкнула.

– А нечего зря ногами дрыгать! – злорадно сказала я. – Лезь в машину, кому сказала!

Недовольно ворча, маменька неохотно забралась в салон и уселась на продавленный диванчик. Я устроилась на переднем сиденье, с удовольствием попрыгала на нем, обернулась к родительнице и сказала, откровенно напрашиваясь на похвалу:

– Смотри, мы прекрасно устроились, прямо как малыши в рекламе памперсов: сухо и комфортно!

– Лично мне не очень-то сухо! – поджала губы капризничающая мамуля. – На меня сверху каплет!

– Все же здесь лучше, чем под открытым небом! – обиделась я. – Там уже не каплет, а льет! Ты в окошко-то посмотри!

Мамуля опасливо посмотрела на серое от грязи подслеповатое стекло, по которому потекли ручейки, поежилась и вынужденно признала:

– Да, тут гораздо лучше.

В этот момент в прореху прохудившейся крыши с мелодичным журчанием протекла мутная струйка – и прямо ей на ноги.

– А вот и холодная примочка на больную ножку! – съязвила я.

Успокоившаяся было родительница возмущенно сверкнула очами.

– Ладно, ладно, не сердись! Я сейчас быстренько починю крышу, найду только, чем ее законопатить, – пообещала я, окидывая взглядом разоренный салон древнего авто.

– Может, этим? – мамуля показала на облезлый кусок линолеума, покрывающий пол машины.

– Хорошая мысль!

Я выдернула из-под ее мокрых ног неровный квадрат облезлого покрытия, выскочила из машины и размашистым движением ловко забросила заплатку на крышу «Москвича».

– Ну, как? Не течет? – спросила я, вернувшись в салон. – Бр-р-р! Дождь холодный, уже по-настоящему осенний!

Я отряхнулась, как собака после купанья, и холодные брызги полетели во все стороны.

– Прости, если я тебя намочила, – запоздало извинилась я.

Мамуля молчала. Это было на нее не похоже, обычно она не задерживается с репликами и комментариями.

– Ты там не уснула? – спросила я, оборачиваясь.

Чтобы созерцать собеседницу, мне пришлось перегнуться через кресло, но мамулиного лица я все равно не увидела. Она сидела, свернувшись, словно у нее прихватило живот. Этого еще только нам не хватало! Пожалуй, обезножевшая страдалица с диареей была бы чрезмерной ношей даже для самоотверженной фронтовой медсестры! И лекарств от медвежьей болезни у нас тут никаких нет, разве что лопухов вокруг предостаточно, сойдут за туалетную бумагу…

– Может, тут сохранилась автомобильная аптечка? – без особой надежды промямлила я в затылок согнувшейся в дугу мамули.

– Нет, на аптечку это не похоже! – сказала она, подняв голову.

Глаза у нее блестели, щеки разрумянились.

– У тебя жар? – испугалась я.

– Ты это о чем? – родительница непонятливо прищурилась. – Не болтай попусту, лучше посмотри. По-твоему, что это такое?

Она подвинулась в сторону и позволила мне увидеть пол, который после снятия с него полусгнившего линолеума не совсем обнажился. Я увидела синюю пленку, напомнившую мне большие мешки, в которые мы дома в городе пакуем мусор, если он не помещается в стандартный пакет. Когда папуля готовит торжественный обед по особому случаю, у него бывает очень много очистков и обрезков.

– По-моему, это кусок полиэтилена! – обрадовалась я. – Очень полезная вещь и как кстати нам подвернулась! Из этого мешка можно скроить прекрасную плащ-палатку для нашей фронтовой медсестрички!

– Для кого?! – мамуля растерянно огляделась.

– Для меня!

Я схватила синюю пленку, расправила ее – действительно, новенький мусорный мешок, весьма прочный и, главное, большой!

– У тебя в сумке, часом, маникюрного наборчика не найдется? – спросила я родительницу.

– Самое время заняться ногтями! – ехидно заметила она. – Это на тот случай, если на нас нападут дикие звери, да? Чтобы сражаться с ними на равных, коготь против когтя?

– Есть наборчик или нету наборчика? – терпеливо повторила я.

– Ну, есть!

– Давай!

Мамуля порылась в сумке и выдала мне затребованный инструмент. Я вытащила из кожаного чехла кривые ножнички, пощелкала ими в воздухе, примеряясь, а потом аккуратно вырезала в пакете три круглые дырки – одну побольше, две поменьше. Мамуля смотрела на мое рукоделие с неподдельным интересом.

– И что это будет? – спросила она.

– Не будет, а есть!

– Мы будем это есть?! – ужаснулась мамуля. – Ну, нет! Ты как хочешь, а я с моим гастритом нипочем не переварю полиэтиленовую пленку! Даже мезим не поможет, я думаю! И потом, питательная ценность упаковочного пластика равна нулю!

– Нулю равны чьи-то умственные способности! – съязвила я. – Включи воображение, писательница! Какая еда? Это одежда!

– Хрен редьки не слаще! – ляпнула она, не сумев полностью отойти от темы еды.

– Попрошу без критики! Лучше помоги мне, потяни снизу… Вот так, очень хорошо!

С мамочкиной помощью я влезла в мешок и просунула в соответствующие отверстия лицо и руки.

– Ну, как? – красуясь, я повертелась на месте.

– Жуть! – содрогнулась мамуля. – Ты похожа на полуфабрикат в нарушенной вакуумной упаковке! Вся такая синюшная, с квадратной головой! Видел бы тебя Казимир!

– Наш Зяма?

– Нет, его тезка Казимир Малевич! Он нарисовал бы с тебя новую гениальную абстракцию – «Синий прямоугольник с ручками»!

– Ручки действительно мокнут, – посетовала я, пропустив мимо ушей мамулину шпильку.

В данный момент мне было абсолютно безразлично, какую картину нарисовал бы художник с моей мусоро-мешочной натуры – хоть «Синий прямоугольник с ручками», хоть «Купание красного коня с ножками».

– Рукава бы плащику не помешали, да уж ладно, как-нибудь обойдусь. Главное, все остальное в сухости. В принципе я обновкой довольна, – резюмировала я.

Большой просторный мешок укрыл меня с головы до колен. В такой упаковке я чувствовала себя достаточно хорошо экипированной для марш-броска через мокрый лес.

– Все, ты сиди здесь, а я пошла! – сказала я мамуле.

– Куда это? – неприятно удивилась она. – Куда ты пойдешь – одна, да еще на ночь глядя?

– К людям, конечно, за помощью, куда же еще? С тобой, хромоножкой, на пару мы всю ночь топать будем, а сама я быстро обернусь.

Я бесцеремонно порылась в ее сумке, вытащив флакон лака для ногтей и связку ключей на брелочке с лазерной указкой. Лак зажала в кулаке, а брелок втиснула в холодную ладошку родительницы.

– Это мне зачем? Вроде здесь нет ключа от замка зажигания? – невесело пошутила мамуля.

– Это тебе, чтобы отпугивать диких зверей, если они будут тобой излишне интересоваться, – объяснила я. – Увидишь волка или медведя – свети ему прямо в глаз, звери очень этого не любят! Двери закрой, сиди тихо, жди моего возвращения. Я побегу быстро и скоро вернусь с помощью.

Мамуля тоскливо вздохнула, прощально помахала мне ручкой и задраила все люки. Я ободряюще улыбнулась ей, согнула локти и легким спортивным бегом двинулась по колее, в незапамятные времена пробуровленной в лесной почве колесами «москвичонка».

Спасибо рукодельному плащику, дождь мне несильно досаждал, только в глаза, не защищенные никаким козырьком, то и дело попадала вода. Я жмурилась, бессмысленно вытирала физиономию насквозь промокшим рукавом джемпера и продолжала бежать по заросшей колее, время от времени останавливаясь, чтобы экономно мазнуть по стволу какого-нибудь деревца кисточкой с алым лаком для ногтей. Это была страховка на случай, если я собьюсь с дороги.

Впрочем, заблудиться было бы трудно, колея оказалась прямой, как стрела. Я заподозрила, что усопший зеленый «Москвич» в последнем рывке вломился в лес на полной скорости. А что? Наши старые российские машины делались не из мягкой жести, как все эти новые консервные банки на колесах, а из одного материала с танками. Хорошенько разогнавшись, «москвичонок» мог валить деревья, как Тунгусский метеорит!

Я тоже развила неплохую скорость и сама удивилась, как быстро оказалась на шоссе. Вылетела из зарослей на середину дороги и только там сообразила затормозить. К счастью, в вечерний час машины на шоссе попадались редко.

Я бы даже сказала, они попадались реже, чем хотелось бы! Мне пришлось с полчаса постоять под непрекращающимся дождем, напряженно высматривая в сумеречной дали попутку. Время от времени какие-то автомобили появлялись, но все они со свистом проносились мимо меня и даже не притормаживали.

Я решила, что голосую недостаточно активно, и постаралась расширить и обогатить скромную жестикуляцию типичной путешественницы автостопом. Узкий и длинный пластиковый мешок не позволял мне толком задействовать ноги, поэтому я принялась высоко подпрыгивать на месте, одновременно размахивая руками.

Увы, это привело вовсе не к тому эффекту, которого я ожидала. Теперь машины не просто равнодушно проезжали мимо – они заметно ускорялись. К сожалению, я не смогла придумать другую тактику, поэтому продолжала по инерции подскакивать, но уже потише, без претензии на титул чемпионки мира по прыжкам в высоту.

Время шло, ситуация не менялась, и я уже почти отказалась от мысли прокатиться до города с ветерком, когда мне вдруг пришла в голову гениальная идея.

– Ну, держитесь, гады! – прошептала я в адрес всех равнодушных водителей транспортных средств и сошла в придорожный кювет.

Там под ненадежным прикрытием рябинового кустика я стянула с себя противодождевой мешок, сняла джинсы, джемпер и майку, скрутила свою одежду в аккуратный узелок и на полуголое тело, поверх одного лишь нижнего белья, вновь натянула мусорный мешок. Зеркала поблизости не было, но я полагала, что выгляжу очень эффектно: полупрозрачный плащ-мешок не скрывал моей фигуры, а ею я по праву горжусь, да и белье на мне было хорошее: красивый польский комплект. Можно было надеяться, что уж теперь-то водители обратят на меня внимание.

– Кроссовки на ногах слегка не в тему, ну да ладно, другой обуви у меня нет, – постановила я. – Пойду, пожалуй…

И я пошла. Обогнула кустик, послуживший мне ширмой, выбралась из кювета и вышла на дорогу, искренне жалея, что не могу в этот момент видеть себя со стороны. Уверена, зрелище было редкое!

Очевидно, полуголые девицы в кружевных бюстгальтерах и трусиках-стрингах, обутые в спортивные ботинки и с головой упакованные в целлофан, на этой дороге встречались не часто.

Й-и-и-и-ий! – истерично завизжали тормоза.

Лаково-черный «бумер» встал как вкопанный.

– Куколка! – обрадованно заорал из машины нестройный хор мужских голосов. – Иди сюда, красавица!

– Ага, сейчас, все брошу и побегу! – огрызнулась я, замахнувшись на «БМВ» палкой с узелком.

Автомобиль, набитый радостно гомонящими мужиками, не тронулся с места, и я поняла, что удалиться – и побыстрее! – придется мне самой. Еще разок чертыхнувшись, я проворно отступила в кювет, шмыгнула за уже знакомую мне тонкую рябинку и присела на корточки, постаравшись прикинуться частью ландшафта. Думаю, из меня получился вполне убедительный валун.

Парни из «бумера» немного поаукали, но лезть в мокрый сумрачный лес не захотели, и не приглянувшийся мне автомобиль вскоре нехотя отчалил.

Для пущей надежности я посидела в кустиках еще с четверть часа и вылезла на дорогу, когда уже окончательно стемнело. В потемках моего неглиже было не разглядеть, да и замерзла я изрядно, поэтому снова оделась как человек: джинсы, майка, джемпер, пластиковый мешок. Все, как у людей.

Плясать и прыгать на обочине мне окончательно расхотелось – все равно никакого толку! Никто не едет.

Только я так подумала, как услышала тарахтение приближающегося мотора. Звук выдавал в приближающемся транспорте какой-то могучий отечественный механизм. И точно, из темноты вынырнул мотоцикл «Урал» – угловатый буцефал с остроносой, как ледокол, коляской, в которой торчмя стояли сетчатые мешки с картошкой.

– Садись, что ли, – притормозив, буркнул усатый дед в полупрозрачном полиэтиленовом дождевике, очень похожем на мой собственный плащ-мешок, только зеленого цвета.

Подозреваю, что именно это трогательное сходство наших скромных водоотталкивающих одеяний побудило старого мотоциклиста проявить ко мне родственное сочувствие.

– Ой, спасибо, дядечка! – обрадованно поблагодарила я, с готовностью взбираясь на потертый круп сотрясающегося буцефала. – Вы куда, в город едете?

– Куда ж еще, с картошкой-то? – отозвался дед. – Заночую у родичей, а с утречка на рынок…

Окончание фразы напрочь заглушил рев мотоциклетного мотора, но меня, если честно, мало интересовала дедова программа мероприятий на завтра. У меня своих дел было запланировано сверх меры, причем еще на сегодня. Поднять по тревоге папулю и Зяму, примчать обратно к тонкой рябинке, стволик которой я на всякий случай густо намазала опознавательным красным лаком, пробежаться по лесу до вросшего в землю «москвичонка», вызволить оттуда увечную мамулю, всем вместе вернуться домой, оказать маменьке первую помощь, рассказать папе и брату все, что нам удалось узнать, послушать, что узнали они, поесть, помыться, поспать…

Туго обхватив руками скользкий полиэтиленовый торс своего усатого возницы, я спрятала лицо от порывов ветра с дождем за зеленой спиной старика и замерла, копя силы для дальнейших подвигов.