Текст книги "Наследница Шахерезады"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

С удивленно округленными глазами и побелевшим от напряжения кулаком я вышла в зал ожидания, где должны были нетерпеливо толпиться в ожидании вылета сто пятьдесят или больше пассажиров авиарейса Вена – Краснодар.

И что увидела?

Пустую стойку, сквозной проем на месте недавно цельной стеклянной стены и за ней – длинную людскую очередь за пластиковыми стаканчиками с прозрачной жидкостью.

Марсиан и зомби видно не было.

– Что, черт побери, тут происходит?! – машинально вопросила я по-русски.

И мне по-русски же ответили:

– Воду дают.

Если бы я не слишком замерзла, я бы сама смекнула, почему это вылет заменен водопоем. Но мозги мои от холода просто задеревенели, и мне понадобилась помощь друга, чтобы понять:

– Вылет задерживается из-за погодных условий!

Ирка сказала это громко и радостно, тоном и мимикой явственно диссонируя с настроением окружающих.

– Я так и знала, что нельзя тебя отпускать одну! – лучась улыбкой, сказала подруга. – Ты даже в Краснодар не долетишь, так и застрянешь в Вене!

– Я вроде не одна тут застряла? – Я огляделась.

Ирка кивнула:

– Нас таких много – застрявших! Полный аэропорт! Видала, какая погодка?

И она с чувством продекламировала:

 
Метель на взлетной полосе
Все не редела,
И отменили рейсы все,
Во все пределы!
 

– Какой изощренный плагиат! – восхитилась я. – Как вдохновенно ты тыришь у классика!

– Да? А у какого именно на сей раз? – Подружка не обиделась, а заинтересовалась.

– У Пастернака, конечно!

– Серьезно? Расту! – Ирка горделиво улыбнулась.

Это правда, до сих пор она заимствовала в основном у Пушкина. Я помню строки, посвященные коту, который некультурно делал лужи под дверью:

 
Тоха, Тоха, ты могуч,
Мочевой пузырь текуч!
 

Я усмехнулась и поежилась:

– Возвращаясь к разговору о непогоде… У тебя есть что-нибудь теплое?

– А горячительного не хотите ли, девушки? – вмешался в наш разговор какой-то бойкий товарищ. – Есть граппа, это самогонка итальянская, я в дьюти-фри взял на дорожку. Сообразим на троих?

– Фи, – сказала на это моя подруга, но как-то неуверенно.

Видимо, на моем лице при слове «горячительное» появилось выражение робкой радости.

Вообще-то я практически не употребляю крепкие спиртные напитки, но в этот момент была готова проглотить что угодно, хоть зажженный факел, лишь бы согреться.

– Д-д-давайте вашу граппу! – решилась я.

Бойкий товарищ живо метнулся к водопою, вернулся с пластиковыми стаканчиками и ловко наполнил их другой прозрачной жидкостью из пузатой бутыли с красивой этикеткой.

– Ну, за встречу! – сказал товарищ, и мы приняли граммов по пятьдесят. – Я Юра.

– Ирина.

– Елена.

– Ну, за знакомство!

Мы с Юрой опрокинули еще по полсоточке, а Ирка только символически поднесла стаканчик к губам.

Снаружи бушевала снежная буря, но в моем внутреннем мире погода заметно улучшилась. Я согрелась и стала клевать носом.

– Тебе надо поспать, давай я тебя уложу. – Заботливая подруга захлопотала, устраивая бивак на креслах.

– Давай, – сговорчиво согласилась я. – Я только кое-куда схожу и сразу же улягусь.

– Куда ты сходишь?

– Т-с-с-с! Прошу, не заставляй меня произносить это слово! – поморщилась я.

Будь на то моя воля – никогда больше не зашла бы в туалет аэропорта, но естественные потребности – сила могучая, пришлось им подчиниться.

– Сама-то дойдешь? – Ирка посмотрела на меня с обидным подозрением.

Возможно, меня немного штормило. Граппа очень крепкая. Возможно, крепче, чем я.

– Конечно, дойду!

– Тогда я тут останусь, а то кто-нибудь место займет, – разумно решила Ирка.

24 января, 10.55

– О, привет, привет! – закричал, увидев знакомое лицо, маленький Курт.

Лея подняла голову, чтобы посмотреть, кому так радостно семафорит ее младший брат, и увидела на подступах к туалету очередного женоподобного мужчинку.

Да что у них тут, клуб по интересам? И заодно пункт вербовки новых членов, извините за каламбур?

– Мам? Ты права, Курту нужна помощь психолога, – сказала Лея матери.

– Угу, – согласилась та.

24 января, 10.56

Правильно говорил герой кинофильма «Ирония судьбы»: «Надо меньше пить!»

Ничем иным, кроме фатального воздействия граппы, я не могу объяснить тот сбой навигации, в результате которого я опять оказалась в мужском туалете!

Клянусь, это получилось само собой.

Видимо, мой головной мозг взял тайм-аут, а мозжечок, руководящий координацией движений, сработал в меру своих слабых сил. И поскольку ноги мои уже запомнили дорогу в мужскую уборную, я пришла туда на автопилоте!

Хорошо еще, что я не успела снять вязаную шапочку и не сияла золотыми локонами до плеч. Стеганая куртка, джинсы и ботинки – одежда в стиле «унисекс», и два товарища, занятые омовением рук, не обратили на меня внимания.

Я машинально дернула дверь «своей» кабинки, но она была заперта, поэтому я зашла в кабинку напротив. Сделала свое мокрое дело, упаковалась, приготовилась быстро-быстро выбежать вон и вдруг услышала за перегородкой незабываемое кряхтение, перемежающееся непристойными кишечными руладами.

У меня чуткий слух и хорошая музыкальная память. Я могла поклясться, что уже слышала эти дивные звуки, и даже не раз. Именно эту туалетную симфонию исполнял мобильник, который я случайно подобрала в кабинке с трупом, а потом вернула обратно!

Логично было предположить, что мертвое тело все еще не обнаружено, иначе туалет уже закрыли бы для посетителей и поставили полицейское оцепление. Мобильник с записью шокирующих звуков я лично положила к ногам усопшего, так что не стоило удивляться, что «концерт» продолжается.

Вот только звуки доносились не с другой стороны прохода, а справа от меня, из кабинки за перегородкой!

«Может быть, там кто-то концертирует без фонограммы и это живой звук?» – предположил мой внутренний голос.

– Ну не знаю… – усомнилась я.

И тут, развеивая мои сомнения, аналогичная «музыкальная» фраза донеслась с другой стороны – из той кабинки, где засел усопший.

«Надо было подольше его мобильник в унитазе подержать, а ты лишь разок макнула – и все, – упрекнул меня внутренний голос. – Если бы аппарат как следует промок, уже не играл бы!»

– Быть того не может, чтобы одно и то же соло на прямой кишке исполняли сразу два человека, один из которых вообще уже труп! – резонно рассудила я, ощутив, как покидает меня теплая расслабленность – дар доброй граппы.

Я выпростала из-под шапочки одно ухо, прижала его к перегородке и прислушалась.

Ти-ши-на.

Очень подозрительная, прямо-таки мертвая тишина!

«Типун тебе на язык, – слабо пробормотал мой внутренний голос. – Стой! Что ты делаешь?»

– А что я могу делать в такой ситуации? Пудреницу достаю, разумеется!

«Не надо!» – пискнул внутренний голос, разом смекнув, что в мои планы не входит коррекция макияжа.

Но я не послушалась.

Похолодевшими пальчиками я бесшумно опустила крышку унитаза, встала на нее ногами и с помощью верной перископудреницы заглянула в соседнюю кабинку.

Самые худшие мои ожидания не оправдались.

То есть я не увидела двестипроцентно мертвое лицо с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами.

Я увидела жилистый затылок и перекошенную фигуру, привалившуюся боком к перегородке, но мне и этого хватило, чтобы понять: пациент скорее мертв, чем жив!

А еще я увидела лежащий на полу мобильник.

На что угодно поспорила бы – он работает как проигрыватель!

24 января, 11.15

– Я надеюсь, ты шутишь? – Ирка недобро прищурилась. – Граппы перепила?

– А где, кстати, тот парень с граппой? Я бы еще хлебнула! – Я огляделась.

– Парня с граппой зовут Юра, он пошел искать бортпроводницу, чтобы спросить, где твои документы.

– У бортпроводницы.

– Вот именно, а где она сама? Мы тут сидим, никуда не летим, мало ли что дальше будет, а ты без паспорта. Этот Юра хороший мужик, хозяйственный. – Ирка похлопала ладонью по расстеленной на кресле шали. – Устраивайся и давай уже баиньки, тебе явно не помешает поспать и проспаться.

– Какие баиньки?! – Я присела на краешек кресла и возбужденно зашептала подружке на ухо: – Я вовсе не шучу, в мужском сортире уже ДВА трупа!

– Они размножаются делением? – хмыкнула Ирка.

Я представила себе этот процесс и поежилась:

– Не смешно. Они вроде целые, просто теперь их стало два.

– Не буду спрашивать, за каким чертом тебя снова понесло в мужской сортир, поскольку трупы важнее твоих закидонов, но ты уверена? Может, это тот же самый труп?

– По-твоему, он сам пересел из одной кабинки в другую?!

– Может, не сам, может, его кто-то пересадил.

– Да зачем?

– Откуда я знаю? – Ирка рассердилась. – Зачем вообще надо было сажать покойника в кабинку туалета?

– Ну, это как раз понятно: чтобы спрятать тело, – рассудила я. – Пока его найдут, убийца успеет улететь, он все рассчитал.

– А вот и не все, – нелетную погоду в расчет не принял, – возразила Ирка.

– О боже! – я схватилась за голову. – Это же все объясняет!

Подружка подняла одну бровь.

– Ирка, он маньяк!

Ирка вздернула вторую бровь и вопросительно поморгала.

24 января, 11.20

Рейс на Париж отложили из-за нелетной погоды, и Лизонька приготовилась терпеливо ждать.

– В любой ситуации веди себя типично, – наставлял ее в свое время папуля. – Все бегут – и ты беги! Все сидят – и ты сиди!

До логично следующего продолжения «Все спят – и ты спи!» Лизонька додумалась самостоятельно.

Припарковав защищенную от взлома сумку рядом с креслом, она удобно села, сложила руки и закрыла глаза.

Рядом монотонно бубнили две дамы – шептались, как это водится у русских теток, о чем-то личном.

«О любовниках», – презрительно подумала Лизонька, краем уха уловив интригующее слово «маньяк».

Лизоньку сексуальные маньяки не интересовали. Не так ее папа воспитывал.

Бабское бормотание нагоняло на нее тоску и сон.

24 января, 11.25

– Я думаю, очевидно, что мужик в сортире умер не сам по себе? Потому что кто-то же включил его телефон в режим воспроизведения звукозаписи и составил оригинальный плейлист? Такую шутку мог проделать лишь убийца, – напряженным шепотом озвучила я свои мысли подружке.

– Предположим. И что? – Ирка сохраняла возмутительное хладнокровие.

– А то, что этот убийца – маньяк! – горячилась я. – Если бы он улетел из Вены, как планировал, тут был бы всего один труп. Следующую жертву он убил бы в другом городе или даже в другой стране. Но непогода заперла нашего маньяка в аэропорту, и он совершил второе убийство – такое же, как первое!

– Я не желаю считать этого маньяка нашим, – сказала Ирка. – Как будто мы с ним как-то связаны!

Я укоризненно на нее посмотрела.

– Ну ладно, как-то мы с ним точно связаны, раз никто больше ничего о нем не знает, – сдалась подружка.

Я продолжала смотреть на нее.

– То есть ты хочешь сказать, что прямо сейчас мы заперты в аэропорту с серийным маньяком, убивающим парней в туалете?! – Наконец-то Ирку проняло.

– Причем промежуток между убийствами небольшой, всего несколько часов, и вскоре еще кто-нибудь может погибнуть!

Мы переглянулись.

– Пойдем в полицию? – неуверенно предложила Ирка.

– Ты что? Нет, мне нельзя! Я и без того подозрительная личность, нарушительница визового режима и персона нон грата!

– А если я сама пойду?

Однако видно было, что идти в полицию одной подружке очень не хочется.

В самом деле, участок полиции – одно из тех мест, где особенно остро осознаешь ценность приятной компании.

– Лучше не надо, – сказала я то, что ей явно хотелось услышать. – Полиция ведь очень быстро выяснит твою связь со мной – подозрительной личностью, нарушительницей и персоной нон грата!

– И что же нам делать? Не можем же мы позволить нашему маньяку продолжать свое черное дело!

Тут моя подруженька скосила глаза на кончик носа и скороговоркой пробормотала:

 
Мело по взлетной полосе,
Во все пределы,
Маньяк сидел себе, как все,
И делал дело…
 

Потом опомнилась:

– Тьфу, какой он приставучий, твой Пастернак! Я хотела предложить – может, посигналим полиции анонимно?

– Давай подумаем.

Я села поудобнее, замоталась в подружкину шаль и погрузилась в размышления.

Ирка сама думать не стала, понадеялась на меня и принялась вертеть в руках раскладную карту аэропорта, бубня себе под нос, как церковный дьячок.

Краем уха я улавливала отдельные свежие рифмы типа «портЫ – аэропортЫ». Поэтесса явно разрабатывала горячую тему трупов без штанов.

«Проще всего было бы позвонить в полицейский участок с анонимной информацией о трупах в уборной, – наконец подсказал мне решение внутренний голос. – Но звонить надо по телефону, номер которого не выведет полицию на анонимных информаторов. То есть ваши с Иркой мобильники не годятся».

– Знаешь, а ведь здесь, в транзитной зоне, есть офисы авиакомпаний, – задумчиво сказала я подружке. – Ну какие офисы – чисто символические: три стены, вместо четвертой барьер высотой примерно метр двадцать, не выше…

– Для людей, которые успешно штурмовали психушку, это плевое препятствие, – оценила Ирка, с легкостью угадав, к чему я клоню (сказался богатый опыт предыдущих приключений). – Но зачем нам с тобой в тот символический офис?

– Затем, что там есть телефоны и мы сможем анонимно позвонить в полицию.

– А! Понятно. Тогда другой вопрос: на каком языке будет наше сообщение? Ты говорила, полицейские не понимают русского, а мы с тобой не говорим по-немецки.

– Мы с тобой и по-английски не очень, – честно признала я. – Я могу выбирать между церковнославянским и классической латынью, но что-то мне подсказывает, что и то и другое практически бесперспективно. Вот если бы вместо нас с тобой позвонил кто-то немецкоязычный…

– Где ж его взять, кого-то немецкоязычного? – фыркнула Ирка. – Такого, чтобы еще и не растрепал потом, что это мы его подбили на сигнальный звоночек?

– Трепло! – вскричала я с интонацией Архимеда, кричавшего «Эврика!».

– Кто трепло? Я трепло? – сухо поинтересовалась подружка потрескивающим электрическим голосом.

Нервный хохотун из пассажиров, развлекавший спутников бородатыми анекдотами, замолчал и оглянулся на нас с Иркой.

– Нет, трепло не ты. И не вы, уважаемый!

Я достала айпэд.

– Смотри, Ириш, есть такая старая добрая программулина, называется TREPLO.exe. Ты ей пишешь текст, а она озвучивает его нечеловеческим голосом. Вот, послушай!

Я торопливо настучала: «Люблю свою мобилку» – и нажала на кнопочку воспроизведения звука.

Аппарат бесстрастным компьютерным голосом громко изрек:

– Люблю свою могилку!

– Проклятая автозамена, – смущенно пробомотала я, уменьшая громкость звука. – Типун ей на язык! Давай еще раз…

– Не надо, я поняла принцип, – сказала Ирка, успокаивающе улыбнувшись какой-то старушке, встревоженной могильной темой. – А по-немецки твое трепло тоже может?

– Да хоть по монголо-татарски!

Я зашла в Гугл, открыла программу Translate и моментально перевела на немецкий язык ключевую фразу «Полиция! Загляните в туалет. Там труп!».

– Думаешь, этого достаточно? – усомнилась подружка.

– Ладно, давай я вывалю им все сразу.

Я внесла в текст поправку, так что получилось «Полиция! Загляните в туалет. Там трупы!»

Установив на мобильнике минимальный уровень громкости и прижавшись к аппарату ушами с двух сторон, мы послушали, как анонимный информатор голосом робота с планеты Шелезяка декламирует: «Полицай! Блик ин ди тойлетт. Эс тот!»

– И тот и другой, – кивнула Ирка одобрительно. – Ладно, давай попробуем.

И мы пошли на поиски подходящего телефона.

24 января, 11.35

Роман поехал в аэропорт сразу же, как только грудастая блондинка в муниципальной телепрограмме «Прогноз погоды» уверенно пообещала горожанам небывалую снежную бурю.

Снежная буря – это самое то, чтобы запереть в относительно небольшом пространстве толпу людей, слишком усталых и взволнованных, чтобы сохранять здравый ум и твердую память.

Не пройдет и двух-трех часов, как одна половина толпы заляжет в спячку на подходящих для этого горизонтальных поверхностях, а другая от безысходности сосредоточится на развлечениях: уткнется в книжки, экраны мобильных устройств, витрины магазинчиков и пластиковые стаканчики с горячительными напитками, приобретенными тут же, в зоне беспошлинной торговли.

И чем бы ни занимались эти люди, они утратят бдительность, облегчая тем самым работу Роману.

Как опытному вору, ему немного претило брать такую легкую добычу, но что делать? Молдаванскому эмигранту в Австрии не приходится капризничать, отказываясь от заработка.

Первой жертвой Романа стала блондинка с лошадиным лицом, опрометчиво задремавшая в кресле.

Сама напросилась! О чем она, дурочка, думала, когда заматывала свою сумку на колесиках в кокон из пленки и увешивала ее смешными замочками?

Для вора эти избыточные меры предосторожности были ясным сигналом: «Ахтунг, содержимое этой ручной клади владельцу очень дорого! Внимание, здесь есть что-то ценное!»

Разумеется, у Романа и в мыслях не было вскрывать закукленную сумку. Он просто угнал ее, использовав неоднократно проверенный нехитрый метод собственного изобретения.

Ноу-хау имело невзрачный вид серой картонной коробки, лишенной дна и сложенной в подобие плоской папки. Извлеченная из собственной сумки Романа и аккуратно расправленная, после загибания вовнутрь верхних «лепестков» картонка сделалась четким кубом без нижней грани и с прорезью в верхней.

Вожделенную сумку модифицированная коробка накрыла, как чехол. Длинная ручка сумки легко прошла в отверстие в верхней грани куба, блестящие от пленки бока полностью скрыл серый картон. Вся операция заняла считаные секунды, Роман даже не остановился – проделал все на ходу, лишь немного притормозив!

Ручка замаскированной сумки удобно легла в слегка вспотевшую ладонь, и колесики послушно покатились туда, куда повлек самоходную ручную кладь ее новый хозяин.

Никто его не окликнул, никто не поднял тревогу.

Похищение удалось.

24 января, 11.50

Со звонком мы управились на диво ловко.

Повезло: в офисе Австрийских авиалиний как раз никого не было, все сотрудники ушли в народ и были заняты организацией водопоя и раздачей резиновых ковриков.

Ирка прикрыла меня своим могучим телом, я перелезла через барьер, спряталась под столом и, утащив туда же телефонный аппарат, позвонила в полицейский участок аэропорта.

– Йа, группенспекта Борман! – отозвался на другом конце провода строгий бас.

«Ух ты, надо же – сам Борман!» – как дитя, восхитился мой внутренний голос.

Я дала ему мысленного пинка, чтобы не мешал, и выпустила на сцену неэмоциональное компьютерное трепло.

– Полицай! Блик ин ди тойлетт. Эс тот! – четко и ясно сказал механический голос.

Борман ничего не ответил и положил трубку.

24 января, 11.55

Дежурство обещало быть беспокойным.

Задержка множества рейсов вызвала скопление массы народа, точнее даже народов, и сотрудники полиции аэропорта по опыту знали, что инцидентов не избежать. Придется успокаивать истеричных женщин с вопящими детьми, урезонивать скандальных мужчин и ловить аферистов и мелких жуликов, потому что криминогенная обстановка мгновенно и значительно ухудшится.

– А в Линце сегодня опять беспорядки, – сказал дежурный инспектор группы Борман, явно стремясь убедить подчиненных в том, что аэропорт столицы Вены – это еще не самое плохое место для несения полицейской службы. – Протестующие забросали патрульных тухлыми яйцами и гнилой картошкой.

– Гнилой картошки у нас тут нет, – смекнув, к чему политинформация, согласился с ним дежурный инспектор. – Гнилую картошку таможенная служба не пропустила бы.

– Вот именно, – благосклонно кивнул смышленому подчиненному Борман. – А нашим коллегам в Линце еще пришлось выслушивать выкрики типа «Полицию – в задницу!» и «Чтоб вы сдохли!», и это я еще смягчаю выражения.

– Да, нас пока в задницу не посылают, – сговорчиво согласился дежурный инспектор.

Звякнул телефон.

Группенинспектор Борман подошел к аппарату, представился, немного послушал и, помрачнев, бросил трубку.

– Роберт? – заметив перемену в настроении шефа, насторожился дежурный инспектор. – Что-то случилось?

– Поздравляю, парни, вот и до нас докатилось! – сердито буркнул Борман. – Только что какой-то урод послал нас в сортир и пообещал, что будут трупы!

– То есть и в Вене начались протесты, как в Линце? – понял дежурный инспектор.

Он немного подумал, что бы тут сказать хорошего, и за неимением чего получше повторил:

– Но гнилую картошку в аэропорт все равно не пропустят.

24 января, 12.00

– Ну, как? – спросила Ирка, когда я зайцем выскочила из-под стола, мышкой прошуршала по полу и ланью перемахнула через барьер. – Что сказали в полиции?

– Совсем ничего не сказали, наверное, потеряли дар речи, – ответила я.

Мы быстро, но не бегом, чтобы не привлекать к себе внимания, вернулись к злополучному туалету и стали ждать дальнейшего развития событий в магазине меховых изделий.

У этого шубного салона было два больших достоинства: расположение – как раз напротив туалетного аппендикса – и большая дугообразная витрина. Плавно изогнутая стеклянная стена позволяла видеть и подходы к уборной, и ведущий к полицейскому участку коридор.

Мы с Иркой заняли стратегически выгодные точки в витрине и с полчаса усердно делали вид, будто внимательнейшим образом рассматриваем манекены в дивных шубах.

Ирка изучала классическое манто из чернобурки, а я – авангардную тужурку из норковых шкурок всех цветов радуги. Сшита она была так, что мне вспомнилось школьное народное «Пифагоровы штаны во все стороны равны» – квадратно-гнездовым способом без каких-либо кривых линий. Определенно на такую шубку стоило посмотреть, а с учетом цены на ярлычке не следовало удивляться, что кто-то (например, я) завис у этого скорняжного шедевра на добрых полчаса.

По истечении этого времени я заметила, что хищно улыбающаяся продавщица подбирается ко мне все ближе и ближе, в перспективе явно намереваясь пристроиться к нам с шубой третьей лишней.

– Ты что-нибудь видишь? – негромко спросила я Ирку.

С ее позиции был лучше виден коридор.

– Кривую строчку и косо вшитый карман! – торжествующе сообщила подруга. – Ха, французская эта шубка, как бы не так! Я уверена, что это китайская дешевка. У нее даже подкладка никакая не шелковая, а из вискозы, я подожгла лоскуток, он характерно пахнет!

– Что, что ты сделала? – Я растерялась.

– Проверила образец подкладочной ткани огнем. – Ирка была довольна, как любимый слон падишаха.

– Где ты его взяла?!

– Образец ткани? В кармане шубки, там есть коробочка с тряпочкой и запасными пуговицами.

– Я про огонь!

– А, так я же купила зажигалку в сувенирной лавке. И еще фарфоровый наперсток с гербом города Вены, и еще саморазогревающиеся химические стельки для зимней обуви – вообще классный сувенир из страны горнолыжного спорта. Но и зажигалка прикольная, она в виде венского шницеля…

– Господи, сейчас из нас с тобой пару шницелей сделают! – Я заволновалась и потянула подружку прочь из лавки. – Эта шуба стоит, как целый самолет, а ты ее подпаливаешь, сумасшедшая! Хочешь, чтоб нас арестовали за поджог манто?!

– Да брось, полиции сейчас не до этого, у них же трупы в туалете сидят!

Ирка упиралась, не желая расставаться со своей ненаглядной чернобуркой.

Тут я вспомнила, зачем мы вообще пошли в эту меховую лавку, и задумалась:

– А тебе не кажется странным, что в туалет до сих пор не пришел ни один полицейский?

– У них, наверное, есть уборная для персонала, – машинально ответила Ирка, продолжая глазеть на чернобурку. – Как думаешь, если я укажу продавщице на многочисленные дефекты этой шубы, она снизит цену?

– Да какая шуба?!

– Эта.

Подружка кивнула на манто и неторопливо пошла в обход манекена, неотрывно глядя на меховое изделие и бормоча:

– Эта шуба сшита грубо…

– Ирка!

– Наша Ирка смотрит бирку…

– Ир-ка! – с нажимом произнесла я по слогам. – Сор-тир! Тру-пы!

– Собирались трупы в группы…

Я толкнула ее в бок.

– А? – Поэтесса очнулась. – Ты что-то сказала?

– Я тебе сейчас много чего скажу, – пообещала я, бесцеремонно ухватившись за полу подружкиного френча.

Верблюжий войлок очень пластичный, он легко деформируется, так что любительнице дорогой и модной верхней одежды пришлось пойти со мной.

Я отбуксировала подругу подальше от мехового салона – в магазин часов, остановилась под циферблатом размером с тележное колесо и предложила Ирке посмотреть, который час.

– О, пора бы нам поесть! – оживилась она.

И, поглядев на часы, добавила в рифму:

– На Урале скоро шесть.

Какой, пропади оно все пропадом, Урал?!

Чертова шуба что-то сделала с подружкиными мозгами.

– Блин! – вскричала я в тему обеда. – Максимова, ты долго будешь тупить? Я уже всяко разно намекнула тебе, что анонимный сигнал не сработал, а до тебя не доходит!

– То есть?

– То есть полицейские не поняли смысла нашего сообщения.

– А почему?

– Да откуда мне-то знать? Оно же на немецком, я и сама его не понимаю!

– Так, постой.

Ирка потрясла головой (видимо, вытряхнула остатки дурманящих мыслей о шубе).

– Получается, что наш план А не сработал, полиция все еще не нашла трупы, да?

– А у нас есть план Б? – логично заинтересовалась я. – Я не знала! Так что у нас на второе?

– У меня – шницель по-венски. – Ирка окончательно пришла в себя. – Пошли в кафе, за едой посовещаемся. Хочу шницель по-венски и картошку по-деревенски…

Я не поняла, это уже были стихи или еще проза жизни?

24 января, 13.00

К обеду кафе стало похоже на филиал сумасшедшего дома в цыганском таборе. С той разницей, что никто не откочевывал прочь и между столиками не бродили, тряся шелковистыми гривами и хвостами, рассупоненные лошади.

В детском уголке уже высился пестрый шатер из пальто, на свободных участках пола самоорганизовались лежбища, а диваны просели под весом целых семей и компаний. Все столики были заняты, все горячее съедено. Бармен Клаус как заведенный строгал бутерброды с сыром. Ветчина и сосики уже закончились, кетчуп, горчица и терпение Феликса были на исходе.

– Молодой человек, а салфетки у вас есть? – окликнула его дородная рыжая дама.

Феликс вспомнил ее: это она хотела суп в термосе.

Накаркала нелетную погоду, ведьма!

– Нихт ферштейн.

Феликс сделал каменное лицо.

– Обыкновенные бумажные салфетки? – настаивала ведьма.

– Ирка, погоди. – Спутница рыжей дамы шустро постучала по сенсорным кнопкам мобильника, и невидимка непререкаемым бронетанковым голосом изрек:

– Папирхандточер!

– Белые бумажные салфетки, – уточнила ведьма.

– Вейт папирсервиттен! – категорически потребовал бронетанковый нивидимка.

– В первый раз он как-то по-другому сказал, – заметила ведьма.

Ее спутница мило улыбнулась сердитому Феликсу:

– Дайте нам папирсервиттенов, битте, шнель!

– Шницель, а не шнель! – спохватилась рыжая. – Стопку сервиттенов и два шницеля! А карандаш у нас свой есть.

24 января, 13.35

Дзинь!

Пришло сообщение от мужа: «Кыся, куда деть порошок?»

– Да лишь бы не в ноздри! – вульгарно сострила подружка, бесцеремонно прочитав послание в моем телефоне. – А о каком вообще порошке идет речь?

– Полагаю, о стиральном, – рассудила я.

И написала ответ:

«На передней панели стиралки слева сверху есть выдвижной ящичек для порошка».

Мужчинам надо все объяснять очень точно, у них совсем нет воображения.

24 января, 13.37

Дзинь!

Колян прислал второе сообщение: «Так он же зеленый!»

Мы с подружкой столкнулись лбами над моим телефоном.

– Что значит – он зеленый? Кто – он? – задумалась Ирка. – Боже, мало нам тут загадок, еще и Колян со своим чем-то зеленым!

– Вообще-то из зеленого у нас в доме только кактус, – сказала я неуверенно.

Вообще-то я просила Колянов выкинуть елку, но сделали они это или нет?

Хотя, строго говоря, елка уже давно не зеленая. Она уже к середине января побурела и загнулась лысым кренделем…

– Вот именно! Сколько раз я дарила тебе прекрасные горшечные растения, а ты умудрилась заморить все, кроме кактуса! – Ирка моментально оседлала любимого конька.

– Погоди, не гомони. – Я послала вызов Коляну. – Надо разобраться с имеющимся зеленым.

Оказалось, зеленый – это и есть порошок. Коля-младший проверял полученную на уроке рисования информацию о том, что в результате смешения синего и желтого образуется зеленый цвет. У него получился болотный.

– Это потому что чисто желтых теней у тебя не было, только бежевые, – охотно объяснил Колян. – В общем, теперь бежевых у тебя тоже нет. И синих. Но зато есть целое блюдце болотно-зеленых! Вот я и спрашиваю тебя, куда их пересыпать? Обратно в ту же коробочку они не влезают, а тени просто суперские получились, прям мечта Рэмбо! Не выбрасывать же?

Беру назад свои слова о том, что у мужчин вовсе нет воображения. У моих – есть.

– Не выбрасывай, – кротко согласилась я. – Но и в стиралку не засыпай! Найди какую-нибудь баночку…

– Из-под того крема, который в ванной на полочке стоял, подойдет? – спросил муж.

– Да, – коротко ответила я и отключилась, чтобы не сказать чего-нибудь непедагогичного.

Крема этого, надо понимать, у меня теперь тоже нет…

– Что ты там говорила про здешний дьюти-фри? – обернулась я к Ирке. – Давай улучим минутку и сходим туда, мне нужно купить кое-что из косметики.

Понятно, что покупка косметики – дело серьезное, требующее времени. Поэтому с планом Б мы разобрались на скорую руку, немного небрежно.

– Важен результат! – успокоила меня Ирка уже на пути в магазин. – Я уверена, что на сей раз полицейские получат наш сигнал. Бежим быстрее, пока не началась суматоха с детективным расследованием!

24 января, 14.20

В кафе было настоящее столпотворение, и ребята даже не рассчитывали на столик, но Дирк для разнообразия проявил себя как гениальный директор и сумел раздобыть места.

Правда, втиснуться за столик на двоих вшестером не представлялось возможным, даже если бы Лили по обыкновению села Дирку на колени, а близнецы срослись, как сиамские. Поэтому за столом обедали только Ли и Дирк с Лили, остальные же вольготно расположились на полу под пальмой в кадке и в кружевной тени ветвей смотрелись как утомленные пастушки на привале.

Сходство усугубили близнецы, которые решили, что время и место располагают к музицированию на компактных инструментах, и достали из рюкзаков свирель и бубен.

Ли предвидел, что случайные слушатели с ортодоксальными музыкальными вкусами очень скоро их из-под пальмы выкорчуют и погонят прочь. В игре на свирели и бубне Майк и Тони были, мягко говоря, не сильны. Вообще-то Тони был басистом, а Майк – барабанщиком.

Впрочем, если бы Майк затеялся играть на барабанах, его выгнали бы из кафе еще вернее. Увлекаясь, Майк забывал о правилах человеческого общежития и грохотал, как паровоз, груженный бревнами и металлическим ломом.

– Ли, у меня плохие предчувствия, – расправившись с бутербродом, объявил Дирк. – Мы пролетим.

– Ты хочешь сказать, наш вылет в Дортмунд так задержится, что мы опоздаем на фестиваль? – заволновалась Лили.

– Нет, он хочет сказать, что мы дерьмовая группа, у которой нет шансов на победу, – хмыкнул Ли. – Но, зная Дирка не первый день, я прекрасно помню, что именно это мы слышим от него перед каждым ответственным выступлением. Так Дирк снимает с себя ответственность за провал, обеспечивая себе право сказать, если что: «А я вас предупреждал!»