Текст книги "Красота спасет мымр"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 2
Вторник

Введение в драконоведение

Хотя в доме подруги у меня была своя комната, спать я легла не в ней, устроилась на диване в кабинете – поближе к компьютеру. Утром я первым делом залезла в Интернет, пошарила в Иркином почтовом ящике, ничего нового там не обнаружила и немного расстроилась. Мне так хотелось поскорее напасть на след Манюниных эксплуататоров!

– Не огорчайся, я запишу тебе пароль, и ты из своего дома будешь время от времени заглядывать в мой ящик, – в утешенье мне сказала Ирка. – И я тоже сяду в офисе поближе к компьютеру. Как только придет сообщение – начнем действовать!

Пришлось мне возвращаться к более прозаичным вопросам. Ими меня в изобилии снабжал мой ремонт.

– Хорошо, что ты пришла, хозяйка, – с легким укором сказал мне плиточник-бетонщик Вася, удивительным образом материализовавшийся под моей дверью точь-в-точь в назначенное время.

Домой меня из Пионерского микрорайона подбросила на своей «шестерке» Ирка, но я все-таки немного опоздала. Вася успел надымить в подъезде вонючей цигаркой.

– Я же говорила, что запасной ключ есть у соседки, – слегка задыхаясь, сказала я.

– У этой старой ведьмы? – Вася кивнул на дверь, за которой тут же что-то шумно упало: подозреваю, это не справилась с взрывом негодования обиженная баба Глаша. – Да она же мне ключ нипочем не даст! Она же меня на дух не переносит!

Я тоже с трудом переносила близость благоухающего перегаром и табаком Василия, поэтому поспешила открыть дверь квартиры своим ключом, пропустила мастера вперед и помахала руками перед лицом, разгоняя ароматы, источаемые плиточником-бетонщиком.

Вася, гулко бухая сапогами, протопал в кухню, где принялся ворочать громоздкие предметы, нелестно отзываясь о «тупом народе, который свалил в одну кучу грешное с праведным». Грешным в этом контексте, надо полагать, было чуждое бетонщику барахло канализационно-водопроводного назначения, праведным – мешки с цементом и ведра с песком, а единственным представителем неведомого тупого народа, боюсь, была я сама. Впрочем, я не стала задавать сердитому Васе никаких вопросов.

– Ну, вы тут начинайте, а я туда! – скороговоркой сообщила я, змейкой ввинчиваясь в щелочку своей берлоги.

Там я сразу бухнулась на занимающий все свободное от вещей пространство диван, совмещающий назначение спальни, кухни и офисной мебели. Одной рукой я включила электрочайник, другой – компьютер и, дожидаясь, пока первый закипит, а второй запустится, вниз головой полезла под свой многофункциональный диван за печеньем – коробка с сухим пайком стояла на полу, рядом с комнатными тапками, которые были мне нынче абсолютно не нужны. Не по дивану же в них шастать!

Тут в дверь настойчиво постучали, и я все-таки обула тапочки и пошла открывать.

– Здравствуйте, хозяйка, – вежливо сказал пузатый дядя, похожий на помятый самовар. – У вас ремонт. Полы менять не надо?

– Уже меняем, – коротко ответила я.

Человек-самовар вытянул шею кривой трубой и через мое плечо заглянул в прихожую.

– Плотник начнет работу сегодня, – пояснила я.

– Хозяйка, а я дешевле сделаю! – заволновался дядька.

– Где ж вы раньше были? – я развела руками. – Я неделю искала мастеров, которые согласились бы недорого поменять полы в прихожей, а меня все посылали куда подальше! Вольным мастерам подавай евроремонт на трех этажах, а на площади в десять квадратных метров согласился работать только РЭПовский плотник!

– А в комнатах с полами ничего делать не будете?

– Будем, – твердо сказала я. – В комнатах мы полы хорошенько помоем и застелим ковролином от плинтуса до плинтуса!

– Извините, – пыхнул «самовар», отступая к лестнице.

Мне показалось, что он почему-то выглядит довольным. Пожав плечами, я вернулась к себе в нору. Пока мой тугодум-компьютер загрузился, соединился с почтовым сервером и сообщил мне о том, что на Иркин электронный адрес получено одно новое сообщение, я успела сжевать три печенья и сделать первый глоток свежезаваренного чаю. С чаем я, определенно, поспешила: кипяток, в котором кувыркался похожий на крошечную подушечку пакетик с заваркой, можно было употреблять только при наличии луженой глотки. Я обожглась и, как гейзер, плюнула на притулившийся в углу за диваном цветочный горшок. Получив горячий душ вместо своевременного полива, бедный кактус, наверное, не слишком хорошо обо мне подумал. Хорошо еще, что растения, в отличие от плиточников-бетонщиков, держат свое мнение о людях при себе!

– Извини, дорогой, я непременно попрошу для тебя у Ирки какую-нибудь подкормку! – виновато сказала я кактусу, шаря по всему своему организму в поисках сотового.

Черт, ну куда я его сунула?! В карманах нет, на поясе нет, на шее тоже нет… А, он же в сумке!

Переворошив все содержимое торбы, я выудила мобильник и позвонила Ирке.

– Ленка, что за беда, ты опять не вовремя! – посетовала подруга. – Я только-только начала проверять нашу компьютерную базу на предмет широты ассортимента!

– К черту широту ассортимента, одним цветочным горшком больше, одним мешком семян меньше – не суть важно! Лучше бы ты свою почту посмотрела! – я продемонстрировала полное отсутствие интереса к проблемам Иркиной и Моржиковой фирмы «Наше Семя».

– А что у меня в почте? – подруга великодушно простила мне пренебрежение к ее бизнесу.

– Набор садового инвентаря! – съязвила я. – Ну, что может быть в почте? Письмо, конечно же! Какой-то тип заинтересовался нашим объявлением о продаже Мурдава, готов встретиться и рассмотреть.

– Что рассмотреть? – Ирка явно тупела на глазах.

– Мурдава нашего рассмотреть, что же еще!

– Уже есть первый потенциальный покупатель? – оживилась Ирка. – Смотри-ка, оказывается, на Мурдавов есть спрос! А кто этот тип?

– Почем я знаю? Зовут его весьма претенциозно: Афанасий Драгонский-Суржиков.

– Д-да, выпендрежное имечко! – согласилась Ирка. – Полный изврат! Не удивлюсь, если он и есть идейный вдохновитель игрушечного порно!

– Интересно, что бы ты сказала, если бы познакомилась с Аполлоном Ивановичем Синебородовым, – пробормотала я.

– С кем?!

– С идейным вдохновителем мебельного гимна. Ладно, это неважно. Этот Афанасий, как его там – уже забыла, он ждет звонка и готов встретиться безотлагательно! Ты сможешь безотлагательно? Если нет, я встречусь с ним сама, ты только завези мне Мурдава, он лежит в кульке на заднем сиденье твоей машины.

– Нет, я с тобой! – Ирка сказала именно то, что мне хотелось услышать. – Чтобы я пропустила презентацию нашего Мурдава? Можно сказать, его первый выход в свет! Да нипочем! Сиди на диване, я буду через десять минут.

Разумеется, на диване я не усидела, вышла встречать Ирку в палисадник, мимоходом благословив праведные труды своего наемного рабочего.

– Продолжайте работать, я ухожу и не буду вам мешать! – сказала я Василию, вдохновенно замешивающему бетонный раствор в старой ванне. – Должен еще появиться плотник, Иван Трофимович, ну да у него свой фронт работ. Пусть Иван Трофимович все-таки возьмет ключик у соседки, а будете уходить – там же свой дубликат оставите.

– Угу, – сказал Василий, энергично ворочая лопатой.

– Бог в помощь! – добавила я, бочком протискиваясь мимо длинной ямы в прихожей.

Захлопнула дверь, вышла на улицу и в ожидании Ирки уселась на лавочку. Тут мне закономерно вспомнились другие мои посиделки на скамеечке, в компании с незнакомым мертвым дедушкой, и я решила позвонить Петеньке Белову – благо телефонизация зашла так далеко, что мобильники есть практически у всех моих знакомых.

– Петенька, здравствуй! – проворковала я в трубочку. – Это Лена. Звоню спросить тебя, как дела?

– Скорее – как тела, да? – засмеялся Белов. – Тебе, конечно, интересно узнать причину смерти Степана Андреевича Потапова.

– Это нашего вчерашнего покойника так звали? – смекнула я. – Петя, а от чего он умер?

– От паленой ханки, – ответил Белов.

Смысл сказанного открылся мне не сразу. В первый момент перед моим мысленным взором завертелась в диком танце узкоглазая красотка татарских кровей, этакая пушкинская Царь-девица в охваченных пламенем одеждах – типичная «паленая ханка». В следующую секунду пришло понимание того, что такая экзотическая личность, появись она в нашем тихом районе, не осталась бы незамеченной.

– Как это – от паленой ханки? – спросила я Петю.

– Филолог! – совсем по-лазарчуковски вздохнул стажер. – Паленая ханка – это фальсифицированная водка. Твой старикан выдул полпузыря натуральной отравы!

– В смысле, выпил полбутылки? – влезла я с переводом.

– Я же так и сказал! Дедушка выкушал примерно двести граммулечек пойла, самой безобидной составляющей которого было битое стекло.

– А где он взял такую дрянь?!

– Хороший вопрос! – похвалил меня стажер. – Мы тоже вынуждены им задаваться. Видишь ли, этот кошмарный фальсификат был обнаружен на оптовом рынке «Медведково» в ходе дежурного рейда Центра сертификации и Общества по защите прав потребителей с полгода назад. Причем спецы обратили внимание именно на стеклянную взвесь, и только потом, уже в лаборатории, выяснилось, что в каждой конфискованной поллитровке еще половина таблицы Менделеева присутствует.

– Так эту ханку, ее изъяли из торговой сети?

– Ясное дело, тогда же и изъяли! Более того, и поставщика нашли, и даже изготовителя! И народ через «Вестник Центра Сертификации» оповестили, что напиток, заявленный на этикетках как «Водка для знатока», производства якобы Миньковского ликеро-водочного завода, употреблять как внутреннее горячительное средство можно только в случае крайне желательного самоубийства! А вот поди ж ты, Степана Андреевича Потапова, царство ему небесное, не уберегли!

– Должно быть, дедушка давно запасся этой «Водкой для знатока» и приберегал ее где-то в личных закромах до вчерашнего дня, – предположила я.

– Деда Степа, как его называют безутешные домашние, был регулярно пьющим и так долго хранить непочатую водочную бутылку мог только в одном случае: если спрятал ее так хорошо, что все полгода искал и не мог найти! – заявил Белов.

– Значит, вчера и нашел, – подытожила я. – Петюша, спасибо тебе за информацию!

– Сам не знаю, зачем я тебе все это рассказал, – проворчал Петя.

– Не уподобляйся Лазарчуку, – попросила я. – Он бука, а ты душка!

– Душка-Петрушка, – обругал сам себя Петя и положил трубку.

Я тоже спрятала мобильник в сумку – как раз вовремя: из-за угла дома к подъезду вывернула Иркина «шестерка». Не заметив меня на лавочке, подруга посигналила.

– Не гуди, я уже тут! – я подскочила к машине, распахнула дверцу и шлепнулась на сиденье, оказавшееся неожиданно очень мягким.

– Слезь с Мурдава: испортишь ему товарный вид! – строго сказала Ирка, левой рукой выворачивая руль, а правой бесцеремонно выдергивая из-под меня шуршащий пакет.

– Что ему сделается, он же мягкий! – отмахнулась я.

– Мягкий, но с твердым языком, – напомнила подруга.

Я перегнулась через сиденье и заглянула в пакет. Ирка привычно свернула Мурдава на манер садового шланга и даже перетянула получившуюся бухту скотчем. Сверху помещалась Мурдавья голова с разинутой пастью, высунутым языком и выпученными белесыми глазами.

– Ты не слишком туго перетянула его скотчем? – хмыкнула я. – Он выглядит, как висельник!

– Значит, нормально выглядит, – Ирка тоже хмыкнула. – Ты не представляешь, до чего мне интересно посмотреть на придурка, который по доброй воле согласится это купить!

– Аналогично, Ватсон! – сказала я.

Наш общий интерес к личности потенциального покупателя Мурдава значительно возрос, когда выяснилось, что Афанасий Драгонский-Суржиков проживает в купеческом особнячке начала прошлого века. Ирка сочла это обстоятельство признаком высокой платежеспособности покупателя, а меня заинтриговал сам облик здания. Исторически присущий ему стиль ампир был весьма оригинально осквернен новенькими водосточными трубами из сияющей оцинковки. Водостоки причудливо извивались под крышей и сползали к тротуару широко разинутыми полнозубыми пастями. Из пастей сочились тонкие водяные струйки, неприятно напоминающие чье-то обильное слюноотделение. Поежившись, я обошла ближайшую металлическую морду стороной, поднялась на высокое крыльцо и после некоторых колебаний придавила пальцем кнопку дверного звонка, слишком натуралистично стилизованную под полупрозрачный желтый глаз с вертикальным зрачком.

– Прошу вас, милые дамы, прошу! Добро пожаловать в мою скромную обитель! – хозяин дома возник на пороге мгновенно и сразу же пригласил нас в комнаты.

Шаркая выданными хозяином домашними тапочками, милые дамы проследовали в то помещение скромной обители, которое, вероятно, выполняло функции гостиной. Там мы с Иркой присели на крутобокий диван, обитый шелком огненного цвета. Ткань была скользкой, и я, едва усевшись, чуть-чуть не скатилась на пол, да так и осталась бы там лежать, рассматривая покрытие, если бы Ирка не втащила меня обратно.

На полу лежал превосходный шерстяной ковер, рисунок которого выдавал работу отечественных мастеров. На ковре был изображен злой гений древнерусского фольклора, огнедышащий Змей Горыныч, только голов у него было почему-то не три, как в сказках, а четыре. Все они расходились от центра ковра в углы, количество которых, надо полагать, и обусловило новую трактовку образа Змея.

– Гм-гм! – выразительно кашлянула Ирка, обегая взглядом стену напротив дивана.

Я с трудом оторвалась от созерцания Змея Коврыныча и подняла голову. С наших сидячих мест открывался превосходный вид на плотные ряды живописных полотен, офортов, акварелей, постеров и прочих более или менее художественных произведений разной степени шедевральности, но общей тематики. Все они представляли собой изображения драконов и подобных им рептилий.

Устроена эта оригинальная выставка была бессистемно – или же мне просто не удалось постичь художественный замысел автора экспозиции. Во всяком случае, в центральной части стенда странным образом соседствовали рекламный плакат известного кинофильма «Годзилла», черно-белый японский рисунок тушью, рентгеновский снимок скелета не опознанного мною динозавра и помещенная под стекло страница романа Клиффорда Саймака «Заповедник гоблинов» – с тремя строчками незабываемого текста под великолепной иллюстрацией, изображающей дракона, по-йоговски возлежащего на зубчатой стене замка.

– Гм! – снова произнесла Ирка, нервно поерзав на диване.

Я мельком глянула на подругу и только тут заметила, что красная обивка нашего дивана заткана золотом отнюдь не бессистемно: на шелке тоже были вышиты пучеглазые крылатые змеи.

– Дамы, чувствуйте себя, как дома, я сейчас! – прокричал из кухни хозяин квартиры.

Как дома себя в этом жилище мог почувствовать разве что комодский дракон. Угадав мои мысли, Ирка выразительно покрутила пальцем у виска. Я кивнула и шепотом сказала:

– Коллекционер!

– Я и говорю: псих! – шепнула в ответ Ирка. – Похоже, мы попали не по адресу. Думаю, порнографические интересы этого парня исчерпываются научно-популярным фильмом «Брачные игры динозавров»!

Я снова кивнула, понимая, что подруга скорее всего права. Афанасий Драгонский-Суржиков заинтересовался нашим Мурдавом лишь потому, что я в объявлении обозначила его принадлежность к виду драконовых. Господин явно помешан на этих тварях!

– Надеюсь, у него нет домашних животных! – прошептала я, на всякий случай поджимая ноги.

Если мне в тапочки заберется какой-нибудь варан с тюнингом под дракончика, я могу потерять душевное равновесие и сильно нагрубить практически незнакомому человеку!

– Уходим? – тихо спросила Ирка.

Я кивнула в третий раз и соскользнула с дивана, как с ледяной горки, но тут в гостиную торжественно вплыл Афанасий Драгонский-Суржиков, облаченный в красивый шелковый халат – естественно, с драконами. Китайские мотивы наряда плохо сочетались с рязанской физиономией Афанасия и его типично русским гостеприимством. В руках у хозяина дома был расписной поднос, рисунка которого я не видела под приготовленным для нас угощением, но что-то мне подсказывало, что палехские мастера украсили свое изделие картиной битвы сказочного русского богатыря со Змеем.

– Угощайтесь, пожалуйста! – любезный Афанасий опустил заставленный яствами поднос на инкрустированный столик с мозаичным изображением змееподобного бога инков Кецалькоатля.

– Гм! – в третий раз повторила Ирка.

– Чай зеленый, китайский, ручной скрутки, сорта «Серебряный дракон», – сказал любезный господин Драгонский-Суржиков, протягивая Ирке дымящуюся чашку.

Кроме чашек, на подносе были рюмки и бутылка с плавающей в прозрачной жидкости коричневой змейкой. Я решила, что нипочем не стану пить настойку на незнакомой рептилии, и поспешно схватила творожный сырок с изображением мультяшного Дракоши.

– Вы, я вижу, фанат? – спросила я, жестом отказываясь от змеиной наливочки и кивая на драконий иконостас на стене. – Боюсь спросить, это у вас что-то личное?

– Ах, вы угадали! – Афанасий порывисто всплеснул рукавами халата, взвихрив атмосферу в комнате.

Мелодично зазвенели украшающие дверной проем подвески в виде свернутых в бараний рог хрустальных змеек с раздвоенными языками.

– Девичья фамилия моей матушки – Драгонская, – доверительно поведал Афанасий. – Улавливаете корень?

– От искаженного «драгун»? – предположила я.

– От искаженного «дракон»! – уверенно возразил Афанасий. – Я глубоко убежден, что мой давний предок, затерянный в веках основатель нашего рода, звался Драконским!

– Например, Георгий Победоносец-Драконский! – ляпнула Ирка, любуясь картинкой на палехском подносе.

– Очень может быть! – с жаром согласился Афанасий, явно не заметив насмешки. – Знаете, я заказал Дворянскому собранию проследить корни моего родового древа и надеюсь, что специалисты по генеалогии подтвердят мою версию.

– А вы тем временем уже и фамильные портреты собирать начали? – не удержавшись, съязвила я, кивая на стену.

– Да, драконы – это моя слабость, – признался незлобивый Драгонский-Суржиков, с нежностью погладив резной подлокотник дивана.

Я с опозданием разглядела в темных деревянных завитушках жуткую драконью морду с выпученными глазами и высунутым языком и поспешно подвинулась ближе к Ирке.

– Слабость, – повторила она.

Я заподозрила, что ее слабит после первого же глотка драконьего чая, и подумала, что надо поскорее уносить ноги из этого музея.

– Драконы – они все такие разные, – мечтательно сказал коллекционер.

– Винторогие, перепончатокрылые, мечехвостые, – я вспомнила юмористическую классификацию драконов, данную Пристли в романе «Тридцать первое июня».

Драконолюб Суржиков посмотрел на меня с уважением.

– А что у вас? – деликатно кашлянув, спросил он. – Можно мне взглянуть на вашего змеевидного дракона?

– Вот, – Ирка, отличающаяся в последние полчаса удивительной немногословностью, вытащила из-под себя пухлый целлофановый пакет и шмякнула его на мозаичный столик.

Перехватив инициативу, я размотала скотч и потянула из кулька длинномерного Мурдава.

– Это… Э… О! – выдавил из себя Суржиков, явно не ожидавший увидеть ничего подобного.

– Авторская работа, – подтвердила я.

– Чья же? – спросил Суржиков, осторожно трогая раздвоенный двужильный кабель, заменяющий нашему Мурдаву язык.

– Моя, – с вызовом сказала Ирка.

– Ирина Иннокентьевна Максимова, – запоздало представила я подругу коллекционеру. – Очень известный и популярный автор.

В этот момент у Ирки зазвонил мобильник. Явно обрадовавшись возможности сменить собеседника, подруга выдернула трубку из кармана, поднесла ее к уху и на одном дыхании протарахтела:

– Алло, слушаю вас, говорите, кто это?

– Ирина Иннокентьевна – очень востребованный мастер, – извиняющимся тоном сказала я Суржикову.

– Ё-к-л-м-н! – матерно выругался «востребованный мастер». – Ну, ни хрена не слышу!

– Что вы хотите: богема! – шепнула я явно шокированному Суржикову. – В этих кругах ненормативная лексика – признак хорошего тона!

– Яцек, это ты, что ли? – орала популярная и востребованная богемная Ирка. – Прямо из Польши звонишь? И не жалко тебе злотых?

– Видите, в Европе очень большой интерес к работам Ирины Иннокентьевны. Вот, поляки валютой платят! – я воспользовалась возможностью набить цену нашему Мурдаву – не потому, что собиралась его продать, вовсе нет! Просто мне показалось, что коллекционер не оценил Иркин шедевр по достоинству.

– Грунт? Возьму, как обычно, сотню мешков, – Ирка, похоже, забыла о нашем с Суржиковым присутствии и погрузилась в деловой разговор на живо интересующую ее тему.

– Холсты грунтовать! – быстро вставила я, надеясь, что Ирка не упомянет синонимичное слово «почвосмесь».

– Так много холстов? – вздернул брови впечатленный Суржиков.

– Говорю же: очень востребованный мастер! – сказала я.

Ирка, которую короткая беседа с польским поставщиком почвогрунта явно привела в нормальное состояние, выключила трубку, сунула ее в карман, поискала глазами и сцапала за загривок Мурдава.

– Ну, мы пошли! – бесцеремонно сообщила подруга.

– Как – пошли? Мы же еще даже не поговорили о цене на это прекрасное создание! – Драгонский-Суржиков поспешно ухватил хвост ползущего через стол Мурдава.

– Тысяча баксов! – нахально объявила я.

– И торг здесь неуместен! – веско сказала Ирка, не дав коллекционеру даже слово вставить.

– Всего доброго! – сказала я в стену – всей драконьей компании оптом.

– Счастливо оставаться! – сказала Ирка, решительно высвобождая из сведенных судорогой пальцев Суржикова Мурдавий хвост.

Не дожидаясь, пока хозяин дома «отомрет» и проводит нас в прихожую, мы покинули драконье логово, шумно сбежали по ступеням лестницы во двор, сели в машину, захлопнули дверцы и только тогда обменялись впечатлениями:

– Сколько в мире разных придурков! – воскликнула Ирка.

– Но этот конкретный придурок – не тот, который нам нужен, – с сожалением сказала я.

Мы отъехали от дома любителя драконов Афанасия Суржикова, и минут через пять Ирка вдруг сказала:

– Тысяча долларов – это ты, конечно, загнула, но баксов за триста он нашу змеюку взял бы, это точно!

– Не огорчайся, – утешила я подругу, расстроенную упущенной выгодой. – Ты всегда успеешь связать еще одного-другого монстрика. Считай, что сейчас мы просто исследуем рынок и определяем покупательский спрос на Мурдавов ручной работы.

Ирке такой деловой подход явно понравился, она перестала хмуриться и вдруг даже запела:

– Монстры бывают разные: черные, белые, красные!

Я смекнула, что она намекает на Драгонского-Суржикова с его драконьим выводком, и подхватила:

– Но всех одинаково хочется! Посмотришь – и обхохочешься!

– Или обкакаешься, извини за выражение, – добавила Ирка. – Честно говоря, мне в этом драконьем заповеднике было немного не по себе! Я, конечно, люблю животных, но избирательно.

Упоминание о любви к животным вынудило меня вспомнить о животной любви в интерпретации «Порно-Пупса», и теперь уже я сделалась молчалива и сумрачна.

* * *

 
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
йо-хо-хо и бутылка рому!
 

Плиточник Василий, выступающий в данное время в ипостаси бетонщика, был с утра хмур и неприветлив, потому что страдал от похмельного синдрома. У него сохло горло и болела голова, опухшая настолько, что в уменьшившемся пространстве черепной коробки помещались только очень короткие мысли и самые простые предложения. Лаконично матерясь, Василий размеренно и тщательно, словно миксер, смешал в ванне песок и цемент, после чего долго смотрел на дело своих рук в ложной задумчивости. Через некоторое время к нему пришло понимание того, что он что-то забыл. Еще через пару минут Василий осознал, что забыл налить в ванну воду, в отсутствие которой трудно было надеяться получить цементный раствор.

– Надо воды налить. А где ведро-то? – спросил Василий в гулкую тишину пустой квартиры.

В обозримом пространстве захламленной кухни пустого ведра не нашлось. Морщась, потому что верчение головой причиняло ему сильное беспокойство, Василий обошел и осмотрел все доступные помещения, но ничего, похожего на искомое ведро, не обнаружил.

– Ну, и где искать-то? – Василий поднял глаза к небу, словно обращаясь за советом к высшим силам.

Высшие силы любезно сподобили его разглядеть под потолком поместительные антресоли.

– Может, там? – Василий почесал в затылке и поплелся в коридор за стремянкой.

Подъем на четыре ступеньки показался ему восхождением на Эльбрус. Покачиваясь и балансируя руками, Василий дотянулся до антресолей, распахнул дверцы и заглянул в темное нутро протяженного, как тоннель метрополитена, шкафа. Никаких ведер, тазов или лоханей в нем не было, но зато в дальнем углу поблескивала стеклянная банка. Василий натужно сморщил лоб, шевеля губами, подсчитал на пальцах, что три трехлитровые банки заменят одно девятилитровое ведро, и обнадежился. Он поудобнее прихватил обнаруженную у края шкафчика чугунную кочергу и потянулся ею к таинственно поблескивающей стеклянной емкости.

Кочерга скользнула по круглому боку банки, даже не сдвинув ее с места, и тут Василий со всей определенностью понял, что баллон отнюдь не пуст! Это открытие заставило его внимательнее всмотреться в темные недра шкафа. Напряженное таращенье глаз имело своим результатом усилившееся сердцебиение. Василия пробил нервный пот, когда он сообразил, чем может оказаться содержимое неприступного баллона!

– Спирт! – пересохшими от волнения губами прошептал плиточник-бетонщик. – Или березовый сок? Нет, спирт!

Василию было крайне трудно представить, чтобы кто-то столь бережно хранил такой никчемный напиток, как березовый сок. То ли дело – спирт! Такое добро, ясное дело, нужно прятать понадежнее!

Василий шумно сглотнул, огляделся и с отчаянным возгласом: «Эх-ма, где наша не пропадала!» схватился за край антресолей обеими руками, подтянулся, оттолкнулся ногами и головой вперед полез в шкаф, цепляясь взглядом за гипнотизирующий его баллон. Стремянка покачнулась и рухнула вниз, аккуратно сложившись.

– Это чегой-то грохнуло? – встрепенулась баба Глаша, в этот самый момент открывшая дверь на лестницу.

– Должно быть, мальцы во дворе петарды рвут, – успокоил встревоженную старуху плотник Иван Трофимович, протягивая руку за ключом.

– Вот бисовы души! – беззлобно выругалась баба Глаша.

Она прислушалась, выпростав из-под цветастой косынки одно острое эльфийское ухо. Грохот не повторился. Плиточник Василий, испуганный произведенным им самим шумом, замер в шкафу, как мышка. Ему совсем не улыбалось быть застуканным на антресолях хозяйкой квартиры, самих антресолей, а также спрятанного там баллона со спиртом.

– На тебе ключ, Трофимыч, – сказала успокоившаяся бабка. – И смотри там, хорошо работай, не обижай хозяйку, она хорошая дивчина!

– Когда ж я обижал дивчин? – молодцевато подкрутив ус, плотник залихватски подмигнул бабке, вынудив ее кокетливо прикрыться углом косынки.

Улыбаясь волнующим воспоминаниям полувековой давности, баба Глаша удалилась восвояси, а Иван Трофимович выданным ему ключом открыл дверь соседней квартиры, вошел, дверь за собой аккуратно запер и положил ключ в карман. Бочком, чтобы не свалиться в устроенную собственноручно яму в коридоре, он проследовал в кухню, поставил на пол чемоданчик с инструментами и сказал:

– Непорядочек!

В кухне кто-то успел нерадиво похозяйничать: посреди помещения высилась ванна с песком. Поперек нее лежала сложенная стремянка, придающая ванне некоторое сходство с аэропланом. Иван Трофимович огляделся по сторонам в поисках затейника, играющего в летчика в открытой песочнице из сантехнического оборудования, никого поблизости не увидел, поднял стремянку и переставил ее к стенке.

Верхний край стремянки едва не задел распахнутые дверцы шкафа под потолком.

– Непорядочек! – огорченно повторил хозяйственный Иван Трофимович, покачав головой.

Он ловко растопырил стремянку, поднялся по ней, аккуратно закрыл дверцы шкафа и задвинул шпингалет.

– М-мать вашу так! – тихо промычал замурованный на антресолях плиточник Василий.

В отчаянии он сильно приложился головой о стену, но промахнулся и угодил лбом в тот самый баллон. Банка разбилась, окатив плиточника спиртом. Василий захлебнулся, вынырнул, сделал глубокий вдох и поспешно приник устами к растекающейся по антресолям луже.

– Чего это? – услышав наверху гулкий звук удара, вскинул голову Иван Трофимович.

Распластанный, как выброшенный на берег кит, Василий беззвучно лакал спирт.

Подумав, что шумят соседи сверху, плотник взял специально принесенный домкрат и полез под пол.

Сантехник Сергей быстрым шагом вошел в подъезд, остро глянул на дверь бабы Глаши и порадовался тому, что неусыпная старушка на сей раз не торчит на пороге, как мухомор. Он в мгновение ока открыл своим ключом дверь соседней квартиры и бесшумно просочился внутрь. Помня, что под стеной в коридоре дядька-плотник накануне снял пару досок, Сергей с разбегу прыгнул на середину узкой прихожей.

Домкрат, на котором Иван Трофимович только-только начал поднимать просевший пол, под тяжестью Сергея упал, и весь пласт снятых с опоры досок тяжело лег на плотника. Придавленный Иван Трофимович даже не крякнул. Близко-близко перед глазами он увидел кирпичную тумбу, машинально подумал: «А кирпич ничего, еще крепкий!», и тут в глазах у него потемнело, а дыханье прервалось, потому что к Сергею, стоявшему на его хребте, присоединился подоспевший Виталик.

– Пошли! – Виталик фамильярно стукнул Сергея по спине, ускорив его продвижение.

Сантехники сошли со спины сплющенного совокупной тяжестью досок и двух тел Ивана Трофимовича и протопали в комнату. Изнемогший плотник, чувствуя себя перетрудившимся атлантом, вздохнул и затих, копя силы.

– Я, пожалуй, к себе в офис вернусь, – поглядев на часы, сказала Ирка. – У меня новые менеджеры в торговом зале, две на редкость тупые девицы, сырой материал! Представляешь, продают семена «Бейо заден» как «Нюнемс заден» и наоборот!

– А чем один заден отличается от другого? – лениво поинтересовалась я.

– Ценой, конечно! В остальном – один хрен.

– Голландцы продают русским семена хрена?!

– И хрена тоже, – кивнула Ирка. – Причем в ассортименте, несколько разных гибридов.

– А чем голландские хрены лучше наших? – мне уже было интересно.

– Ну, они крупнее, ровнее, на вкус острее, – добросовестно подошла к ответу подруга.

– И тверже? – подсказала я, коварно улыбаясь.

Ирка глянула на меня и сердито заметила:

– Опять про порнографию думаешь!

– В свете истории с сексуальным рабством Манюни я начинаю видеть эротический подтекст буквально во всем! – пожаловалась я.

– Например, в подмигивании светофора? – предположила Ирка, останавливаясь на красный.

– Ну! А еще, посмотри направо: по Пушкинской площади колесят велосипеды, видишь?

– Ну? – повторила подруга.

– Лениво так колесят, неспешно, и один другому все время в хвост пристраивается, ты видишь? А я на это смотрю и думаю: вот брачные игры велосипедов!