Текст книги "Бостонский синдром (СИ)"
Автор книги: Елена Хотулева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Мы нарядили елку и легли в кровать, ожидая, что завтра будем праздновать Рождество, которое Джек явно – я была в этом свято уверена – решил отметить в конце лета или в начале осени. Перед сном я спросила:
– Ты, конечно, завалишь меня подарками. А я что тебе подарю? Очередную картину, которых у тебя уже полная стена? Знать бы заранее, что Рождество подкрадется так незаметно, я бы связала тебе шарф. А так… Ну что я в самом деле могу тебе подарить?
Он внимательно посмотрел на меня. При свете ониксовой лампы его лицо казалось почти красивым.
– Ты подаришь мне клятву.
– Клятву? – Я улыбнулась. – Ну мы кажется обменивались клятвами во время венчания.
– Нет, другую клятву, – Он провел пальцами по моим губам. – Обещай мне, что ты никогда не сбежишь от меня. Ты останешься со мной, если только кто-то не уведет тебя силой. Клянешься?
– Ну конечно, Джек, дорогой! Ты все еще думаешь, что я сойду с ума? Но мы же вместе. И все так прекрасно. Откуда же эти мысли?
– Да так, – Он задумчиво щелкнул бензиновой зажигалкой и закурил. – Должно быть елка виновата. Столько лет мечтал вот так нарядить ее. И наконец, мозаика сложилась. Все кусочки нашлись, получился узор без изъянов и пустых мест. Все слишком идеально…
– Ты не будешь проветривать? – Я решила отвлечь Джека от этих мыслей, которые в его больном разуме могли обернуться чем угодно.
– Потом проветрю. Там холодно. Ты замерзнешь. В Бостоне тоже бывают холода. Особенно на Рождество. Хотя ты права, лучше сейчас. Набрось халат и выйди в гостиную.
Я закрыла за собой дверь и села в кресло. Елка была как из дореволюционной сказки. И что это Джек впал в меланхолию? Что он там говорил? Что много лет мечтал вот так нарядить ее. Даже из образа вышел, забыл, что мы вроде как были женаты и он много раз отмечал со мной Рождество. Значит, он живет с кем-то, кто его совсем не понимает. Живет. Или жил? Ходит ли он на работу? Скорее всего да, ведь откуда-то он берет деньги. В таком случае, семью, если она у него была, он оставил, потому что проводит со мной все вечера. Интересно, как живут серийные убийцы? Говорят, они могут быть отличными семьянинами, ответственными работниками…
– О чем думаешь? – Он так незаметно подошел, что я вздрогнула.
– О тебе, дорогой.
– Наверное, хочешь узнать, что я тебе подарю? – Он подошел к елке и снял с нее маленькую коробочку с бантиком, которую я приняла за простое картонное украшение. – Это еще из России. Кольцо. По традиции я должен подарить его своей жене, когда мы отметим вместе десятое Рождество. Но… Десятое ты провела в больнице, поэтому хронология немного сбилась.
Он сочинял на ходу. Порой я просто поражалась его больному воображению. И что там за кольцо? Я открыла коробочку и замерла. Это точно была не покупка из антикварного салона. Такая вещь стоила очень дорого. Старинное кольцо с пятью большими бриллиантами. Откуда? Наследство его якобы дворянского рода? Или он снял его с одной из жертв? У меня прошел мороз по спине. Но я с благоговейным видом надела кольцо на средний палец левой руки. Оно пришлось мне точно впору.
– Это же очень старое кольцо, верно, Джек?
Он рассмеялся:
– Да нет, Бэтси, мы привезли его из России. Ему лет сорок пять, не думаю, что больше. Его купил отец в честь моего рождения. Вроде как его делали на заказ, но кто-то от него отказался из-за размера. Такие тонкие пальцы бывают не у каждой женщины. Вот, отец и купил его.
Лет сорок пять. Значит, оно девяностых годов позапрошлого века. Вот так подарок от серийного убийцы. Мне захотелось снять это кольцо и никогда о нем не вспоминать. Но Бэт… Она должна была реагировать иначе. Я поднесла кольцо к губам и поцеловала:
– Вот теперь Джек, я тебе клянусь, что никогда не уйду. Если конечно кто-то не уведет меня силой.
***
Глава 13
***
Прошло еще какое-то время. Однажды вечером Джек пришел домой какой-то уставший. Он как-то странно вел себя. Нет, я не могла сказать, что он был нервный, потому что это чувство ему было незнакомо. Он напоминал зверя, который чует неладное. Или он мастерски изображал этого зверя? Моя беда была в том, что я все время подозревала Джека в провокации. Мне казалось, что он ежеминутно следит за мной и ждет, что я захочу его обезвредить. Именно поэтому я ни разу не решилась на какие-то действия в отношении побега. Я боялась Джека. Вернее, нет, не так. Джека я не боялась. Я боялась человека, который вколол мне наркотик на парковке, а потом приковал к кровати в подвале. Именно его я боялась пробудить в Джеке и поэтому играла роль Бэт. Я знала точно, что с убийцей я не справлюсь, а с Джеком останусь жива.
Не знаю, то ли его не обмануло предчувствие, то ли это был хорошо подготовленный спектакль. Но ближе к ночи в дверь постучали. Передо мной встал вопрос, как себя вести в этой ситуации. Что сделала бы Бэт? Она испугалась бы, что ее нашли врачи из сумасшедшего дома, куда она попала, судя по всему, за какое-то нарушение закона. Что сделала бы я, если бы мне представилась возможность рассказать хоть какому-то человеку, что меня держат в плену? Я растерялась. Жажда свободы, которая живет в каждом человеке, толкала меня совершить что угодно, чтобы сообщить о себе незнакомцам за дверью. Но острое нежелание умирать заставляло меня не сбрасывать со счетов вероятность того, что Джек испытывает любовь своей жены на прочность. Я решила остаться Бэт и посмотреть, как будут развиваться события.
Пока я раздумывала, Джек ушел в прихожую и посмотрел, кто его беспокоит среди ночи. Потом он вернулся и подошел ко мне. У него был непроницаемый взгляд, которого я так боялась. Мне стало понятно, что я не решусь ни на что. Если это полицейские, то пусть они меня найдут сами. Это их работа. Если же это посторонние люди, то пусть убираются.
– Джек, – прошептала я, даже не стараясь быть испуганной, так как дрожала от страха, – это за мной. Я не хочу, чтобы меня забрали. Не отдавай меня. Придумай, что-нибудь. Я знаю, ты можешь.
Он мог. Он мог еще раз вколоть мне наркотик и сбросить в подвал, который был закрыт линкрустом. Он мог не искушать меня возможностью заявить о себе незваным гостям. Но он поступил иначе. Он сказал, чтобы я спряталась в платяном шкафу и сидела тихо. И после этого я должна была верить, что это не спектакль?
Он вышел в прихожую и там стал с кем-то разговаривать. Мне показалось, я слышала женский голос. Но слов не разобрала. Меня волновало другое. Где и в чем я просчиталась, что он решил меня проверять? Я была расстроена. Мне было очень страшно. Поэтому, когда он спровадил этих людей, закрыл все двери и вернулся ко мне, я бросилась к нему на шею:
– Джек, зачем, зачем, ты заставил сидеть меня в этом шкафу? Почему не связал, не ударил меня, чтобы я потеряла сознание, не бросил в какой-нибудь чулан? Что если бы безумие вновь ко мне вернулось, и я бы выбежала за дверь к этим людям?
Он удивленно посмотрел на меня:
– Но ты давно здорова, дорогая. Что ты распереживалась? Я же не слепой. Зачем тебе рисковать и сдаваться полиции? Чтобы опять оказаться в смирительной рубашке? Ты же не безумная на самом-то деле, а вполне здравомыслящая. Ну хватит, перестань волноваться. Давай съедим что-нибудь и пойдем спать.
Я кивнула. И потом, спустя несколько часов, не могла заснуть. Я так и не поняла, упустила ли я шанс выйти на свободу или отыграла себе еще несколько недель жизни.
***
Глава 14
***
Прошло еще какое-то время. Мы жили мирной жизнью семейной пары 1939 года. В гостиной уже не хватало места для моих картин, поэтому Джек аккуратно развешивал их в спальне. Он пополнял библиотеку антикварными книгами, которые порой мы читали друг другу вслух. В те вечера, когда у него было особенно приподнятое настроение, мы ставили пластинки и танцевали. Иногда мы ужинали при свечах, представляя себе, что живем до революции в царской России. А иногда мечтали, что летом непременно поедем в Париж, где будем ходить по ресторанчикам Латинского квартала и гулять по Елисейским полям.
В мире, где мы поселились, не было интернета, телевидения, сотовой связи. Жизнь текла здесь с другой скоростью. И поэтому мы получали удовольствие от того, что в современном мире нас, скорее всего, только бы раздражало.
Время от времени, когда меня мучала бессонница, я думала о жизни и ловила себя на мысли, что все еще не готова идти на риск и вступать в открытую борьбу с Джеком, чтобы совершить побег. Может быть, это была всего лишь отговорка, чтобы не покидать искусственный рай в аду, куда я сама себя поместила? Я не знала ответ на этот вопрос. Я просто отдыхала от мира, который казался мне чужд и ужасен. Мне хотелось жить, и я жила, мне хотелось укрыться от реальности, и я пряталась в этом укрытии. Мне хотелось спокойствия, и я получала его от Джека. Конечно, я понимала, что однажды все закончится – либо он наиграется в прошлое и убьет меня, либо полиция наконец-то его найдет, и тогда меня вернут в мою жизнь 2017 года. О первом варианте я старалась не думать и делала все, чтобы он не произошел, второго я спокойно ждала, не торопя события.
Однажды ночью Джек курил в спальне возле открытого окна, а я по новым правилам сидела в гостиной. Было поздно, и я задремала в кресле. Неожиданно Джек разбудил меня:
– Бэт! Все кончено. За нами пришли. Вставай.
Я посмотрела на него и впервые за все время увидела Джека, лицо которого выражало досаду, грусть, сожаление. Страх? Нет, его этот человек не знал. Но то, что он ощущал себя загнанным в угол, было очевидно.
– Пойдем, быстро, – Он, как прежде, больно схватил меня за плечо и потащил к входу в подвал. Снял лист линкруста, открыл дверь, затащил меня внутрь и хорошо отработанными движениями уложил на железную кровать и приковал цепями. – Бэт, не говори им, как мы жили. Скажи, что я держал тебя здесь и накачивал наркотиками. Для верности я введу тебе немного. – Он взял с табуретки шприц, который будто был заготовлен для этого случая, сломал ампулу и ввел мне какое-то вещество. После этого ушел и запер дверь на два оборота.
Постепенно у меня перед глазами стали появляться лиловые круги, закружилась голова. Фонарик, которым Джек освещал подвал, он унес собой, поэтому я лежала в кромешной темноте. Казалось, я спала, но в тоже время слышала, что наверху происходит нечто необычное. Раздавались голоса, вроде бы лаяла собака. Через некоторое время раздался сильный удар в дверь, потом еще и еще раз. Какие-то люди выбили ее, и меня ослепил яркий свет фонарей.
– Не бойтесь. Мы из полиции. Сейчас мы вас освободим…
Это было последнее, что я услышала. Очнулась я в больничной палате. Рядом сидел человек в форме. Я так привыкла играть роль женщины, которая сбежала из сумасшедшего дома, что не удержалась и закричала.
– Успокойтесь, все позади, – сказал он и взял меня за руку. – Больше вам никто не угрожает. Вы в полной безопасности. Он под стражей. Как только вы сможете давать показания, расскажете, как все было. А пока отдыхайте. Не буду вам мешать. – С этими словами он ушел.
Я стала продираться мыслями сквозь туман. Значит, наконец-то меня нашли. Джек за решеткой. Я свободна. И что теперь? Я вообще ничего не соображала. Что я буду делать одна в Бостоне? На дворе 1939 год. Мне придется плыть домой на корабле? О, нет… Я рехнулась. Сейчас 2017 год. Я в своей стране. Наверняка недалеко от дома. Скоро приедет мой муж. Муж… Может он больше и не муж мне? Как часто показывают эти сюжеты в кино. Она появляется через несколько месяцев, а он уже женат на другой. А меня не было… Сколько меня не было в этом мире? Джек привез меня домой в июне. Пятого, да, точно, пятого числа. Или нет. Он забрал меня из больницы… то есть со стоянки пятого числа. А дома я оказалась ну тоже, наверное, пятого. Потом я помню, он врал про Рождество. Это был конец августа или сентябрь. Потом прошло еще столько же времени, а может меньше. Значит, сейчас декабрь?
Раз за окном декабрь, то из этой форточки надует. Надо ее закрыть. Я шатаясь встала с кровати, подошла к окну и взглянула во двор. На деревьях были листья – местами зеленые, местами бледно-коричневые, как бывает после жаркого лета. Что все это значит? Август… Нет, скорее теплый сентябрь. Ну хорошо. Значит, не так долго меня искали, всего-то три или четыре месяца. Нет за это время мой муж вряд ли успел жениться. Вообще мог не заметить, что меня нет. Спохватился, наверное, к июлю.
***
Глава 15
***
Я устала от головокружения и легла. Этот наркотик Джека мне просто противопоказан. Когда он придет за мной, надо ему сказать, чтобы больше мне его не колол. Я и так бы тихо лежала в дурацком подвале. А теперь меня еще сутки будет мотать. Ох, нет… Я схватилась руками за голову. Больше нет никакого Джека. И нет Бэт, которая живет в Бостоне. Как мне собраться с мыслями и вернуться в реальный мир?…
В палату вошла женщина в милицейской форме и улыбнулась:
– Мы уже с вами сегодня здоровались. Помните меня?
Я кивнула, хотя была уверена, что вижу ее в первый раз.
– Скажите, а какое сегодня число?
– Восемнадцатое сентября. Бархатный сезон в разгаре.
– Бархатный сезон, – Я не удержалась и хмыкнула. – Так говорите, будто мы на море.
Она посмотрела на меня с какой-то грустью:
– Я вам принесла одежду… Из этого дома. Мы решили, что она вашего размера. Возможно, вы ее носили. Она странная конечно. Но скоро должен приехать ваш муж. Мы сказали ему, чтобы привез все необходимое. А пока одевайтесь пожалуйста. Врачи вас отпускают. Сказали, что наркотик скоро выветрится. А повреждений никаких нет. Сможете поехать со мной, чтобы дать показания?
Я посмотрела на одежду. Это было любимое платье Джека. Синее в алых маках. Белье, чулки, туфли… Все это было мое.
– Да, конечно, я смогу ехать. Все нормально, только голова немного кружится.
Пока мы ехали до участка, я смотрела в окно машины. Все казалось мне странным и непривычным. Дома – не дома. Деревья – не деревья. Я повернулась к женщине, которая меня сопровождала:
– А мы вообще где?
Она тяжело вздохнула:
– Сейчас вам все объяснят. Но от своего дома вы довольно далеко.
Мы куда-то приехали. Табличку на здании я не смогла прочитать, так как у меня двоилось в глазах. Потом были какие-то коридоры, железные двери, стулья. Наконец, меня посадили за стол и дали стакан воды. Передо мной сидела женщина-старший лейтенант и мужчина-майор, который был похож на того, который нашел меня в подвале. Он представился и стал меня расспрашивать.
Я решила по возможности говорить правду. Назвала свое имя, сказала, что живу в Москве с мужем по такому-то адресу. Работаю, то есть работала в такой-то фирме. Да, я знаю, какое сейчас число и год, разумеется. Мне сказали. Восемнадцатое сентября 2017 года. Бархатный сезон в разгаре. Я даже улыбнулась. Где я нахожусь? Нет, даже не могу себе представить. Где все произошло? На подземной парковке, я выходила с работы. Да, он что-то мне вколол. Очнулась? В том самом подвале, где меня нашли. Где он меня держал? Да, в подвале. Нет, иногда выпускал. Но я плохо помню, потому что он все время заставлял меня или пить таблетки, или делал уколы. Голова была как во сне. Нет, он не пытал меня. Не бил. Я? Нет, я не делала попыток его убить. И сбежать я не пробовала. Вы видели, какие там замки везде? Почему я не ударила его чем-то тяжелым? У меня не было на это сил и смелости тоже не было. Да, сексуальные контакты были. Нет, я не сопротивлялась, потому что хотела жить. Чьи все эти платья? Он иногда заставлял меня их надевать. Не знаю, зачем.
Я выпила полстакана воды. Долго еще будут эти вопросы? Когда мне разрешат получить ответы. Я устала. Хотела домой. О, нет… Я поняла, что под словом дом, подразумевала то место, где мы жили с Джеком.
– Скажите, а мой муж, он когда приедет?
Женщина посмотрела на своего напарника, потом на меня и опустила глаза:
– Он сказал, что пришлет деньги. Вернее, он их уже перечислил, мы вам отдадим их. Но приехать он не сможет. У него важный проект или что-то в этом роде. Мы пробовали связаться с вашим отцом, но там не нашли взаимопонимания. Может быть вы назовете контакты каких-то родственников или друзей, которые могли бы вас забрать?
– Нет, не надо, – Я допила воду и чуть не уронила стакан. – Почему меня вообще кто-то должен забирать? Вроде в больнице сказали, что я полном порядке. Сяду в такси и поеду домой. А да вы сказали, что я далеко от дома. Ну может вы наконец-то объясните, где я, что вообще произошло. А муж… Я даже не удивлена. Скорее всего, у меня уже нет никакого мужа. Но это меня не волнует. У меня есть квартира. И если меня не признали мертвой…
– Нет, вы числитесь пропавшей без вести.
– Ну и отлично. Значит, просто разведусь. И буду жить у себя дома без лишних хлопот. Так все-таки, объясните мне, что произошло. Я же имею право знать.
Мужчина откашлялся:
– Пока нам известно только то, что вашего похитителя зовут Сергей Воронецкий. Он директор профучилища. Женат, имеет двоих детей. Сейчас вы находитесь в Новороссийске. А тот дом, где вас держали, стоит почти на берегу моря недалеко от города в местности, где очень мало жилых строений. В сущности, там даже нет нормальной дороги. И да… Сейчас восемнадцатое сентября 2018 года. Вы, наверное, потеряли чувство времени. Но дело в том, что в плену вы пробыли год и почти четыре месяца.
***
Глава 16
***
Я не могла в это поверить. Почти полтора года? Значит, Рождество было настоящее. Да, Джек говорил тогда, что на улице холодно. А я не обратила внимания. Но как же так пролетело время? Хотя, если посчитать, сколько я нарисовала картин, то и правда… получается, что с Джеком я провела много месяцев.
– Скажите, а я могу забрать из этого дома некоторые вещи? Ну платья, например.
Майор положил передо мной какие-то бумаги и сказал:
– Когда мы закончим там работать, то вы сможете забрать оттуда абсолютно все. А можете, если захотите там даже поселиться. Потому что по какой-то причине 15 мая 2018 года Сергей Воронецкий переписал этот дом со всем, что в нем есть на вас. Вы можете объяснить нам причину такого поведения?
Я попыталась рассмотреть бумаги, но буквы заплясали у меня перед глазами:
– Нет. Я не знаю, почему он так поступил.
– А мне, вот, кажется все просто, – Майор хрустнул пальцами. – Вы скрываете, что были с Воронецким в близких отношениях. У вас разыгрался стокгольмский синдром – симпатия между жертвой и агрессором во время похищения или удержания в неволе. Нет, от этого вы не становитесь обвиняемой, не бойтесь. Просто, знаете… – Он помолчал, видимо, раздумывая, говорить мне или нет, но потом махнул рукой. – По предварительным данным в подвале, где вас нашли было убито или замучено не менее пятнадцати человек. И это только по предварительным данным. Вполне возможно, что у Воронецкого было больше жертв. Пока мы проводим анализы. Но предполагаем, что вы единственная выжившая жертва Воронецкого. У нас на него ничего нет, кроме подвала. Поэтому мы рассчитываем, что вы нам поможете и расскажете, что на самом деле происходило между вами. Что он вам рассказывал, о чем вы говорили? Были у него сообщники?
– Мы не разговаривали. Про сообщников я ничего не знаю. Может, были. Может, нет. Вы сказали, что у него есть жена. Спросите у нее.
– Разговор с ней ничего нам не дал, – Майор внимательно посмотрел на меня. – Она говорит, что до начала июня прошлого года у них была обычная семья. Правда, по ее словам, у Воронецкого была одна странность. Но все к ней привыкли и не обращали внимания. Он коллекционировал разные вещи. Нет, не что-то там дорогое. Просто предметы довоенного быта. И еще он трепетно относился к своему происхождению. У него была посуда, столовое серебро, которое досталось ему от предков. Какая-то старинная мебель. И вот в начале июня 2017 года, по словам его жены, Воронецкий забрал все свои вещи и уехал. Поскольку он оставил ей довольно крупную сумму денег и регулярно перечислял алименты, она не стала устраивать скандал. И вообще бывшего мужа не беспокоила. Лишь однажды, она подъехала за деньгами в тот дом, где вас держали. Но дальше порога он ее не пустил. А ей, как она сказала, не очень-то и хотелось знать, один он живет или нет.
Теперь я поняла, кто стучал в дверь, когда Джек заставил меня прятаться в шкафу. Это была его жена. Да… Получается я правильно поступила, что не выскочила просить ее о помощи. Она бы не поверила в такую историю, решила, что я обкурившаяся любовница. А он бы меня убил.
Какой-то человек зашел в кабинет, где мы сидели и подал майору записку. Тот переменился в лице.
– Так. У нас новости. Воронецкий согласен на чистосердечное признание. Но при одном условии, – Он внимательно посмотрел на меня. – Он хочет сделать это признание в вашем присутствии. Иначе будет молчать. Мы надеемся, что вы поможете следствию. Ведь так?
– Конечно.
– Тогда пройдемте.
Мы перешли в другое помещение. Мне было интересно, что я испытаю, когда увижу Джека. Вдруг я и правда банальная жертва стокгольмского синдрома? Почему-то мне было обидно об этом думать. Но когда я вошла в комнату, то поняла, что стокгольмский синдром в том смысле, в котором о нем говорят психологи, здесь ни при чем. В кабинете, куда мы зашли, я не увидела Джека. Я увидела Воронецкого – человека, который приковал меня к стальной кровати и собирался убить. Он был в наручниках и смотрел на нас непроницаемым ледяным взглядом.
Мы сели напротив. Было страшно даже смотреть на него. Мне не верилось, что я прожила с этим человеком в одном доме почти полтора года. Как? Почему? По какой такой причине он не убил меня? Мысли дробили голову коловоротом, меня сковывал ужас. Но я заставила себя успокоиться и перестать дрожать.
***
Глава 16
***
Сначала были полицейские формальности. Назовите имя и так далее. Он отвечал спокойно, будто настроился на нудную, но необходимую работу. Потом его спросили, знает ли он меня.
– Это Екатерина Дмитриевна Голчина по мужу Куликова. О своих жертвах я знаю много. Каждую я тщательно выслеживал. Подходил только в таких местах, где не попадал в зону видимости видеокамер. Я все просчитывал, никогда не оставлял следов.
Майор разглядывал Воронецкого как экземпляр из кунсткамеры:
– Вы поступали одинаково со всеми вашими жертвами?
– Скорее он вели себя однообразно, поэтому я был вынужден поступать с ними одинаково.
– Вы убили всех, кого похитили, кроме Екатерины Куликовой?
– Да, – Воронецкий говорил это так спокойно, будто обсуждал покупку автомобиля.
– Все они были женщины или в вашем списке были мужчины?
Воронецкий поморщился:
– Ну конечно женщины. Вы тянете резину. Их было тридцать. Все из разных городов и регионов России. Всех я привозил в свой дом. В багажнике или на заднем сидении автомобиля. Потом отправлял в подвал. Наше общение длилось два-три месяца, иногда меньше. Потом я терял терпение.
– Как вы их убивали?
– Ну, это зависело от моего настроения и их поведения. Иногда перерезал горло, иногда долго пытал. Слушайте, их было тридцать. Мне хотелось попробовать разные способы. Например, пока я готовился похитить Екатерину Куликову, в подвале медленно умирала предыдущая дама. Так что, когда я привез Куликову домой, та еще была жива и мне пришлось выпустить из нее кровь. Надо же было освободить кровать для новой гостьи. Ну а ту быстро захоронить.
– Куда вы девали трупы?
– Я хоронил их на огромном пустыре за старыми складами на десятом километре грунтовки. Пошлите туда собак и убедитесь, что я говорю правду. Что вы еще хотите. Имена? Записывайте, – Он без запинки перечислил тридцать имен и фамилий. – Достаточно? Ах, да. Первая была десять лет назад. Но вы это и сами поймете, когда поднимете все дела.
Майор шумно выдохнул.
– Есть что-то, что их объединяло? Какие-то общие черты? Возраст, комплекция, социальный статус? По какому принципу вы их выбирали?
– Странный вопрос. Я брал тех, которые мне нравились.
– И почему вы их убивали?
– Потому что больше не нравились.
Мне очень хотелось, чтобы майор выяснил у Воронецкого, почему он не убил меня. И наконец, я дождалась.
Майор посмотрел в мою сторону, видимо опасаясь за мои чувства и спросил:
– Почему вы не убили Екатерину Куликову?
На какую-то секунду я увидела напротив себя Джека, но он быстро исчез, отдав место Воронецкому:
– Я не видел смысла в этом убийстве.
Майор вспыхнул:
– А в остальных тридцати смысл был?
– Да. Я хотел получить удовольствие. И я его получал.
– А Екатерина Куликова доставляла вам удовольствие в живом состоянии?
– Ну да, раз я ее не убил.
Тут в разговор вступила старший лейтенант, которую видимо задело, что я какая-то уникальная:
– И чем Екатерина Куликова оказалась лучше остальных?
– Она идеальна.
Старший лейтенант хмыкнула.
– А зачем вы переписали на нее дом, в котором совершили тридцать убийств?
– Бостонский синдром.
Я почувствовала, что медленно теряю сознание. Не знаю, чем закончился этот допрос, но я пришла в себя в коридоре отделения на кушетке. Рядом сидел майор. Я села, но почувствовав легкую тошноту, схватила его за руку. Он судя по всему был не против.
– Вы нам очень помогли, Екатерина, спасибо. Вот деньги, которые передал ваш муж. Тут хватит и на гостиницу, и на билет до Москвы. Короче говоря, тут много. Наверное, вы правы. По телефону он дал понять, что начал новую жизнь. Так что деньги он прислал, а в квартиру вас пустит соседка пенсионерка. Так что держите…– Он протянул мне деньги, бумажку и какие-то ключи. – Это адрес дома, который оставил вам Воронецкий и ключи от него. Не знаю, хватит у вас смелости туда вернуться. Да и что вы будете с ним делать. Купить его вряд ли кто-то захочет. Но так или иначе, мы закончили там работать. Можете поехать, осмотреть. А вообще, мой вам совет. Возвращайтесь домой, в Москву. К родным. К друзьям. Отдохните немного, а потом начинайте жить, устройтесь на работу. И постарайтесь забыть все, что с вами произошло.
Я вытянула вперед руки и показала ему, как они дрожат:
– Мне страшно.
Он рассмеялся:
– Вы боитесь? Это же абсурд. Чего вы вообще можете бояться в этой жизни? Вы – женщина, которая облапошила серийного убийцу до такой степени, что он сказал, что вы идеальны. Что вас пугает, Екатерина?
– Жизнь в 2018 году.
Он понял это по-своему. Решил, что после полутора лет изоляции я боюсь вливаться в социум.
– Ничего. Наша современная жизнь не дает расслабляться. Вернетесь домой, начнете крутиться, вертеться, и все встанет на свои места… И… Екатерина, можно задать вам один вопрос?
– Конечно, – Я улыбнулась.
– Знаете, мы так и не догадались, что такое бостонский синдром. Может он перепутал его со стокгольмским? Вы знаете, что он имел ввиду? Нет, я как мужчина его понимаю. Я бы, простите, тоже вас не убил. Но что это за синдром? Вы влюбились в Воронецкого?
– Нет! Нет! – Меня передернуло от страха, когда я вспомнила этот непроницаемый ледяной взгляд. – Как можно в него влюбиться? Конечно нет. Просто мне надо было выжить. Я соглашалась на все. Сидела в подвале. Днями, неделями, месяцами. Должно быть у моих предшественниц не было столько терпения. Но я очень не хотела умирать. Может, он назвал мое терпение бостонским синдромом… Не знаю… И не думаю, что когда-нибудь узнаю…
***
Эпилог
***
К дому и правда не вела ни одна нормальная дорога. Поэтому таксист высадил меня примерно за километр у берега моря. Как удивительно, я и не знала, что все это время находилась так далеко от Москвы. Дул теплый ветер. Я некоторое время шла, а потом присела на иссушенное солнцем бревно и стала смотреть на волны. Что меня привело сюда? Сюда, в дом, где серийный убийца Воронецкий лишил жизни тридцать женщин? Я прекрасно знала ответ на этот вопрос.
Нет, я не любила Воронецкого, как подумал майор. И я не полюбила Джека, который считал меня идеалом. Меня привел сюда бостонский синдром, жертвой которого мы оба стали и прекрасно знали, что это такое. Синдром, которым страдают некоторые люди… Люди, которым кажется, что кадры их жизни щелкают слишком быстро. Люди, которые живут не в свое время, не в свой век. Люди, которые по какой-то иронии судьбы родились в эпоху, к которой не могут адаптироваться. Люди, которым для счастья нужно жить в иной, быть может, придуманной реальности.
Этот слишком быстро меняющийся мир одних сводит с ума и превращает в серийных убийц, других вгоняет в депрессию, третьих заставляет искать спокойствия в объятьях маньяков, четвертых толкает на самоубийства, а иных просто медленно убивает эмоциональным выгоранием и болезнями. Не все могут приспособиться к современному миру. Я была одной из тех, кто не смог.
Я встала и пошла к дому. Мне впервые довелось разглядывать его со стороны. Решетки на окнах, белые стекла. Ничего неожиданного. Я открыла дверь и оказалась в прихожей. Там висели плащи, пальто, стояла обувь. Потом я открыла первую дверь, вторую. Посмотрела в глазок. Зашла внутрь и включила свет. Я была дома – в 1939 году. Я приняла душ. Переоделась в пижаму Джека. Открыла тайник, куда он перед приходом полиции спрятал кольцо, которое мне подарил. Надела его на палец. И легла спать в 1939 году, чтобы завтра, когда я проснусь в конце сентября 2018-го, у меня были силы улететь в Москву, встретиться с родственниками, друзьями. Чтобы я смогла подумать о том, кем я хочу работать. О том, как я хочу жить.
Мне было понятно, что я не смогу остаться в доме, подвал которого пропитан кровью. Но в тоже время, я точно знала, что буду возвращаться сюда снова и снова – в неизменный 1939 год. Я буду делать это каждый раз, когда меня до хруста костей и до боли в сердце будет скручивать обострение бостонского синдрома, от которого никто никогда не изобретет лекарство.
–
