Текст книги "Бостонский синдром (СИ)"

Автор книги: Елена Хотулева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Джек, милый, я так хорошо спала, – Я внимательно следила за его глазами, но в них ничего не менялось. Я чувствовала, что недостаточно просто попроситься в ванную или спросить, что мы будем есть на завтрак. Он ждал большего. Но я не могла понять, чего именно. Пару секунд поразмыслив, я поняла, что именно может принести положительный результат. – Джек, ты так смотришь на меня, потому что думаешь, я забыла про нашу утреннюю традицию? – Он продолжал молчать, но в его глазах вспыхнул огонек любопытства. – Нет, дорогой. Я все прекрасно помню. Мы умывались, завтракали, а потом возвращались в кровать, и тогда наступало счастье. Не думай, что из-за болезни я стала меньше тебя хотеть. Ночью, когда ты обнял меня, я представляла, как мы проведем это утро, если ты будешь свободен. Ты…

– Не будем ломать традицию, – Он перебил меня с легким смешком. – Да, я действительно раздумывал над тем, насколько ты изменилась в этом плане. И не буду скрывать, твои слова превращают этот выходной день в праздник. Давай, я отведу тебя умываться, потом мы выпьем кофе, ну а потом сделаем еще один шаг к возвращению нашей счастливой семейной жизни.

Дальше все прошло удачно. Ванная, завтрак с кофе и бутербродами. Надо было переходить к традиции. Интересно, как любили друг друга Бэт и Джек до ее болезни, учитывая его садистские наклонности? Я настроилась на то, что он прицепит меня наручниками к кровати и заставит играть в какие-нибудь жуткие ролевые игры. Мне была ненавистна даже мысль о таком повороте событий. Но изменить устоявшиеся сексуальные пристрастия зрелого мужчины, насильника и убийцы вряд ли было возможно. Придется терпеть боль и делать вид, что я в восторге.

– Ну и что ты так погрустнела? – Джек снова будто увидел меня насквозь. – Испугалась, что я пристегну тебя к кровати?

Я кивнула.

– А зачем мне это? – Он ловко снял с меня пижаму и уложил на одеяло. – Вот уж чего я не хочу, так это отказываться от твоих объятий. И да. Не знаю, помнишь ты наши правила или нет. Но думаю, не лишним будет освежить твои воспоминания. С самой первой ночи, которая была у нас не десять лет назад, а несколько раньше, мы с тобой договорились… Да, дорогая. Мы договорились, что в постели только я решаю, что делать. Ты можешь возражать в единственном случае – если тебе больно, ну или уж очень неприятно. В остальном ты соглашаешься на все, что я предлагаю. Так мы жили раньше, так, я надеюсь, будем жить сейчас. Ты делаешь все, чтобы доставить мне удовольствие. Я делаю все, чтобы его получить. Ты это припоминаешь?

– Да, Джек, – Я выдавила из себя улыбку и мысленно смирилась с худшим из всего, что мне подкинула фантазия.

Мы начали воплощать в жизнь семейную традицию. И тут меня ждал сюрприз. Правда Джека тоже. По какой-то неведомой насмешке судьбы выяснилось, что мы не только физически идеально подходим друг другу, у нас совпадали так сказать все сексуальные пристрастия и интересы. Оказалось, что он поклонник классики, сдобренной некоторыми вольностями. И что он имел ввиду, когда говорил о боли или неприятии чего-либо, я не поняла. Ни с моим настоящим мужем, ни с несколькими парнями, что были до него, я не испытывала и половины того, что смогла испытать с Джеком. На мой неискушенный взгляд он был идеален. А может, мы и правда, просто подходили друг другу. Но что думал об этом он сам? На мое счастье он не стал держать меня в неведении. Когда мы утомленные оторвались друг от друга и легли отдыхать, он наконец-то разговорился.

– Знаешь, дорогая, ты сильно изменилась. Нет, не бойся. Это комплимент. Честно говоря, я поражен. Что такое с тобой случилось? Сексуальное прозрение? Или амнезия пошла на пользу? – Он рассмеялся. – Я всегда любил тебя. Но это… Ты стала какой-то идеальной женщиной. Не удивляйся теперь, что я буду использовать любой повод, чтобы затащить тебя в постель. Вот так привозишь жену из больницы, думаешь, что придется до конца дней сидеть с инвалидом, а тебе вручают приз за все годы мучений. – Он притянул меня к себе и поцеловал. – Ты полна тайн и загадок, моя дорогая. И это меня сводит с ума. Есть только одна вещь, которая омрачает это блаженство.

Я вздрогнула:

– О чем ты говоришь, Джек?

– Если помнишь… Хотя, понятно, раз спрашиваешь, то не помнишь. Я люблю курить в кровати. Именно после любви. Раньше, когда мы открывали окна, это было возможно. Но сейчас. Увы. Мое счастье не может быть полным. Впрочем, как и всегда.

Такой поворот событий меня категорически не устраивал. Если его счастье не будет полным, то полным будет подвал.

– Джек! – Я со всей страстью, на которую была способна обняла его и поцеловала. – Любимый мой. Это же так просто. Открой окно. Я повернусь к нему спиной, могу сама приковать себя наручниками, если хочешь. Ты будешь курить, сколько душе угодно. Потом замуруешь все обратно. И… Так ты сделаешь счастливым не только себя, но и меня.

Он посмотрел на меня с нескрываемым любопытством. Казалось, он раздумывает, в чем моя цель – подготовить почву для побега или заставить его еще больше окунуться в альтернативную жизнь, которую придумала я, но реализовывали мы вдвоем. После некоторых раздумий он выбрал для себя более приятный вариант. В итоге я получила пару глотков воздуха из открытого окна, дневной свет, и запах безымянных сигарет без фильтра, которые он принес в портсигаре. Он же, судя по его довольному выражению лица, испытал что-то, что уже и не мечтал когда-либо испытать. Это была моя маленькая, но очень ценная победа.

Когда он потушил третью сигарету и встал, чтобы задраить окна, я решила выяснить, куда он поселил Бэт и Джека.

– Милый, мне кажется или там за окном второй день идет дождь?

– Да. В этом году здесь часто идут дожди.

– И где мы? Где так часто идут дожди?

Он хлопнул ставнями, погрузив комнату в темноту. Задернул шторы. И рассмеялся:

– Дожди, милая Бэт, часто идут в Балтиморе. Но мы с тобой уже давно живем неподалеку от Бостона. Здесь дожди идут реже. Но лето 1938 года выдалось на редкость сырое, – С этими словами он расстегнул наручники, дав мне свободу, и сел рядом. – Ты пробыла в больнице год. Сейчас не 1937-й, а 1938 год. Мне пришлось ждать тебя очень долго. Поэтому я потерял терпение и украл тебя из больницы. Вот так.

***

Глава 7

***

Я была поражена. Это уточнение имело смысл только в одном случае – если он принял правила игры и начал сам выстраивать наиболее удобную для себя альтернативную реальность. Только теперь до меня дошло, что именно я натворила. Да, я избежала мучительной и страшной смерти в подвале. Но своей дикой фантазией я запечатала нас обоих в несуществующий мир прошлого. Он может выходить из него, когда и куда захочет. Я же могу выйти только в подвал. Чтобы хоть как-то объяснить свое ошарашенное выражение лица, я спросила:

– А почему мы решили жить именно в Бостоне?

– Потому что это ближе всего к Гарварду, где я преподаю русскую литературу. Но я вижу, что ты вообще забыла, кто мы такие. Что ж. После всего прекрасного, что было этим утром, я не буду расстраиваться. А просто лягу рядом с тобой, обниму тебя, как ты любишь, и расскажу обо всем, что врачи напрочь стерли из твоей памяти.

Он так и сделал. А потом поведал мне в удивительных подробностях историю нашей жизни. Итак, как он уже сказал, мы живем в США. Но родом мы не отсюда, а из России. Когда произошла революция 1917 года, наши родители – они дружили семьями – решили отправиться за океан, подальше от революции и войны. Джеку в то время был 21 год, а мне – всего девять. Он, по его словам, всегда знал, что я стану его женой и мужественно ждал моего совершеннолетия, чтобы сделать мне предложение. Так что мы женаты не десять лет, как я думала, а двенадцать. Да, у нас и правда была дочка, и я действительно тронулась после ее смерти. Но он уверен, что именно сейчас я наконец-то пришла в себя. Он видит во мне явные перемены к лучшему. И чувствует, что еще немного и я стану абсолютно здорова. И да, поскольку мы русские, то когда-то там давно решили говорить между собой только на родном языке. И никто из нас никогда этого правила не нарушал. Меня при рождении назвали Елизаветой, но в Америке для простоты имя сократили до Бэт или Бэтси. Он же имя поменял полностью. В Российской Империи его звали Сергей Воронецкий – он был из княжеского рода. А в Америке он решил выбрать себе наименее примечательное имя и назвался Джек Дэвис.

Этот рассказ доказывал, что Джек согласился «жить» со мной в 1938 году, и даже нашел изысканное объяснение тому, что, будучи в Америке, мы упорно говорим по-русски. Складывалась какая-то идиллическая картина. Он преподает в Гарварде, наверное, неплохо зарабатывает, занимается любимым делом, а дома его ждет хоть и больная на голову, но желанная супруга, которая боится ему слово поперек сказать. Это же не жизнь, а мечта. Только как быть мне? Как выбраться из этой мечты? Он бдителен настолько, что до сих пор не совершил ни одного промаха, не дал мне возможность, ни сбежать, ни чем-либо его исподтишка ударить. А в прямую борьбу вступать с ним бесполезно – он во много раз меня сильнее. Что делать? Я могу ждать, что придет полиция и найдет меня. Но если это случится, он наверняка будет прятать меня в подвале или еще в каком-то укромном месте. Ведь как-то ему удавалось водить за нос стражей закона до сих пор. Еще я могу ждать, что он потеряет бдительность. Забудет закрыть дверь, оставит на столе нож. Или расслабится, начнет поворачиваться ко мне спиной и в конце концов даст мне возможность огреть его каким-нибудь тяжелым предметом по голове. Придется ждать. Ничего не поделаешь…

– О чем ты задумалась? – Джек провел рукой по моей спине. – Хоть что-то вспомнила из того, что я рассказывал?

Я отрицательно помотала головой:

– Нет. Но многое прояснилось. Правда не поняла, я-то кем работала до болезни. Тоже что-то преподавала?

Он улыбнулся:

– Странный вопрос для 1938 года. С чего бы тебе работать? Ты всегда была моей любимой женой. Наслаждалась жизнью. Готовилась стать матерью. Создавала уют. Ждала меня с работы. Читала книги, журналы. Мы много говорили с тобой о литературе, искусстве. Твое мнение было ценно для меня. Бывало мы целые вечера проводили за дискуссиями о каком-нибудь произведении Достоевского или Чехова. Прекрасное было время. Но я надеюсь, все еще можно вернуть.

Я провела рукой по его волосам:

– Уверена, что мы прекрасно заживем в этом странном доме. Ведь мы так любим друг друга. А чувствую себя все лучше и лучше.

– Это великолепно, милая Бэт. И я бы мог лежать в твоих объятиях весь день, но у меня очень много дел. Я должен уехать. Вернусь к вечеру. Надеюсь, привезу тебе нормальную одежду, чтобы ты не ходила в моей пижаме. Да и вообще, надо обживаться. А то это же не дом, а какое-то жалкое подобие жилища.

– А где я буду сидеть, пока тебя не будет? Ты посадишь меня в подвал?

Этот, казалось бы, безобидный вопрос вызвал у Джека неожиданную реакцию. Если у меня и были сомнения на счет того, кто этот человек на самом деле, то теперь их не осталось

– Я запрещаю тебе говорить и даже думать об этом подвале, – Он схватил меня рукой за горло и довольно сильно придушил. В его глазах полыхали огни какой-то нечеловеческой жестокости, а обычно приятный чуть хрипловатый голос изменился на свистящий шепот. – Ты меня поняла? Одно неверное слово, и ты никогда не выйдешь из этого подвала. Никогда. Поняла меня?

Оставлять диалог на такой ноте было равносильно самоубийству. Но что я могла сказать в ответ? Когда я увидела его истинное лицо, то осознала, что ждать от него потери бдительности бесполезно. Он не был обычным человеком. Поэтому обычные слабости были ему несвойственны. Но по какой-то причине ему нравилась выдуманная семейная жизнь и овечья влюбленность его жены. Это было мое единственное оружие. Поэтому я излила на него поток нежных слов и поцелуев, гладила его по волосам, по лицу, шептала, что конечно, все будет так как он скажет. Наконец, я увидела, что его глаза потеплели и он улыбнулся. Сделал вид, что разговора о подвале не было.

– Бэтси, тебе придется почти весь день сидеть в одиночестве. Книги я пока не привез, журналов нет. Да что говорить, вообще ничего нет. Так что не знаю… Можешь спать, мечтать… Есть и пить. Я оставил еду на столе. Кухню я запер. Тебе доступны ванная, туалет, гостиная и спальня. Думаю, этого достаточно, чтобы не сойти с ума от скуки. Я вернусь к ночи. Так что можешь ложиться без меня. Ужинать я не буду.

***

Глава 8

***

Когда Джек ушел, я первым делом решила изучить все возможные пути побега. Но уже спустя полчаса поняла, что выйти из этого дома было невозможно. Внутренние ставни на окнах закрывались на увесистые замки, в рамы были вставлены толстые решетки. Стекла Джек или прежний владелец покрасил белой краской, чтобы ни снаружи, ни изнутри ничего нельзя было рассмотреть.

В этом доме оказалось больше помещений, чем я думала сначала. Но Джек был крайне предусмотрителен. Все двери, которые закрывали мне путь к свободе, были заперты на несколько замков и щеколды. Кстати вход в подвал, который находился в коротком коридоре между кухней и туалетом, Джек замаскировал. Поскольку вся эта стена была обшита линкрустом, то ему ничего не стоило продлить эти декорации с помощью запасных панелей и спрятать низкую дверь. Понятно, что при желании, он все мог вернуть в прежнее состояние минут за десять. Так что опасность оказаться жительницей трупного подвала оставалась для меня вполне актуальна.

Устав от бесполезных поисков выхода, я вернулась в спальню и легла. Сколько времени я отсутствую в 2017 году? Наверное, родственники, мой муж, да и друзья обратились в полицию. О чем они думают? Что я в беде? Или что сбежала с любовником? Хорошо, что у меня уже нет родителей. Вернее, отец есть, но мы не общаемся. И детей тоже нет. Представляю, как бы я истерила, если бы мне надо было сообщить маме и детям, что я жива и здорова. Но именно в этом случае меня бы, скорее всего, уже и не было в живых. Такой вот парадокс.

Я продолжала думать о странной истории, в которой оказалась. Кое-что в моем поведении меня удивило. Например, я поняла, что совсем не скучаю по мужу. Нет, я хорошо к нему относилась, мы понимали друг друга, но внутри меня жила какая-то неудовлетворенность нашей жизнью. Все это было не тем, о чем я мечтала в юности. И сейчас… Сейчас я отдыхала от наших отношений, которые вдруг показались мне какими-то бездарными.

Что касается работы, то в моей голове она была синонимом ада. Нет, конечно, подвал с крюком был намного страшнее, но эта работа, как, впрочем, и любая другая символизировала для меня узаконенное рабство. Все мне было отвратительно. Я смертельно устала от идеалов общества потребления, глобализации, высоких технологий, постоянного ускорения всех процессов. Я не успевала за жизнью, не хотела бежать за ней, сломя голову, и как в старинном бродвейском мюзикле, мне хотелось сказать, «остановите землю, я сойду». Я рассмеялась своим мыслям. Мюзикл. Нет он не был 1938 года, его придумали гораздо позже, но то, что я о нем вспомнила, только доказывало, что я перестроила мозг на жизнь в Соединенных Штатах.

Как странно. Я всегда ненавидела эмигрантов. Нет, не тех, которым пришлось бежать от революции, а более поздних, что жили в мое время. Но и Джек, судя по всему, соорудил странную историю, в которой он вынуждено жил в стране, которая ему не очень-то и нравилась. Надо узнать у него поподробнее, что он думает о нашей американской судьбе. А я буду думать о том, как мне побыстрее сбежать из этого дома.

Но хотела ли я бежать отсюда? Не знаю… Если бы я не побывала в этом подвале… Думаю, я бы с радостью провела с Джеком отпуск. Даже изображала бы для него любящую жену из 1938 года, только чтобы не слышать постоянного пиликанья айфонов, смартфонов, чтобы не видеть лайки френдов в соцсетях, чтобы муж не щелкал каналами телевизора, чтобы весь мир как-то угомонился и стал вертеться хоть немного медленней. Ну а собственно… У меня разве есть выход? Я могу встать, выйти за дверь и переместиться из 1938 года в 2017-й? Нет, пока Джек не наиграется со мной в прошлое, он никуда меня не отпустит. Но все равно, при первом удобном случае, я должна его обезвредить и сбежать. Потому что сколь волка не корми, он все в лес смотрит. И однажды этот дикий дверь забудет свою фантазию об идеальных отношениях Джека и Бэт, и насадит свою супругу ребрами на подвальный крюк.

Весь день я провела в раздумьях. Что-то поела, выпила холодный чай. Сходила в душ. И к вечеру, а точнее к ночи, легла спать. В мыслях я полностью смирилась со своей судьбой. Приняла как данность, что некоторое время буду женой Джека. И решила, что за это время должна взять от жизни максимум. С этими мыслями я заснула.

***

Глава 9

***

Ночью Джек разбудил меня своими объятьями. Он не стал меня пристегивать. А просто лег спать рядом. Не знаю, хорошо это было или плохо. Но нападать на него среди ночи не имело смысла – во-первых, он мог этого ждать, а во-вторых, все равно бы отбился, хотя бы потому, что в отличие от меня был физически подготовлен. Кто знает, что было у него в голове. Но утро мы провели, как и прошлый раз…

Он курил, был доволен. И на какой-то момент мне даже показалось, что он начал в меня влюбляться. Я когда-то читала, что большинство мужчин способны вести двойную жизнь. Он, безусловно, относился именно к такому типу. Теоретически он мог даже решить, что подвал подвалом, а я – нечто неприкосновенное, по крайней мере до тех пора, пока не нарушаю его правила. Думаю, что-то подобное и было у него на уме. Потому что, как выяснилось, он принес для меня в двух огромных старых чемоданах кучу платьев и нижнего белья. Все эти вещи были сшиты по моде 1938 года. Где он взял их за такой короткий отрезок времени? И как угадал размер? Это была загадка. Платья не пахли старьем, казалось, что он перенес их сюда на машине времени. Старинные ткани, сочетание машинной и ручной строчки, фасон, тонкие чулки из неведомой для меня нитки… Все говорило о том, что эти вещи либо изготовили на заказ очень профессиональные портнихи и белошвейки, знающие историю моды, либо их хранили в каком-то месте, где было не принято гонять моль лавандой или нафталином. Вся одежда благоухала свежестью и едва заметными нотами парфюма, которым пользовался Джек.

Кстати, кроме платьев он принес мне несколько пар летней обуви. Новой, но, разумеется, старой. А еще разные, заколки, расчески, шпильки. Он позаботился и о том, что мне могут понадобиться бигуди. А также всевозможная косметика, которую он очень умело переместил из современных упаковок в старые флаконы и баночки. Даже губную помаду, он как-то запаял в старый выдвижной фуляр золотистого цвета. Может быть, Джек был коллекционер? И собирал все эти вещи? Это бы многое объяснило.

Кстати, он пополнил и свой гардероб. Кроме белья, пары костюмов и пижам, он привез синий бархатный халат с кантом, который решил носить дома. На улицу, вернее за дверь комнаты он уходил в костюме и ботинках. Все остальное по сюжету, он надевал в прихожей, куда вход был мне заказан. Более того. От этой прихожей меня отделяло две двери. В комнатной был глазок, вставленный наоборот, чтобы Джек прежде чем зайти, мог посмотреть, где я и чем занята. Но он зря беспокоился. Мне так не хотелось умирать, что я решила обойтись без диверсий…

Днем, когда я наконец перемерила все платья, еще раз отдалась Джеку на нашей семейной кровати и съела приготовленный им обед, он сказал, что несколько часов мне придется посидеть в комнате, где я еще не была. Дело в том, что рабочие привезут кое-какую мебель, а ему очень не хотелось бы, чтобы я устроила концерт, как два года назад. Что я натворила два года назад, он не стал мне рассказывать, а отвел в крошечную комнатенку без окон. В ней он пристегнул меня ремнями к медицинской кушетке и стал разглядывать с каким-то непонятным выражением на лице.

– О чем ты думаешь, дорогой? – Я улыбнулась. – Боишься, что я буду кричать? Но я же сама хотела убежать из больницы. Так зачем же мне это делать?

Он присел рядом и расправил мне платье:

– А может, и правда, поставить эксперимент… – Он говорил будто сам с собой. – Зато многое будет ясно…

С этими словами, от отстегнул все ремни, рывком помог мне сесть. Потом куда-то вышел и вернулся со стопкой журналов на французском языке. Все они были 1938 года, и все рассказывали о тенденциях парижской моды.

– Сиди, не высовывайся. Не захочешь сидеть, поспи. Только не мешай. Мне понадобится несколько часов. Захочешь в туалет, сходи, но в гостиную входить не смей. Поняла?

– Конечно, дорогой, – Я улыбнулась и поцеловала его. – Все будет так, как хочешь ты. Так что не волнуйся.

На этом мы расстались. Следующие часы за стенкой слышался звук передвигаемой мебели и мужские голоса. Я просмотрела все журналы. Приняла к сведению, какие прически должна носить, чтобы соответствовать образу. И прилегла на кушетку. Итак, он ставил эксперимент. Выбегу ли я в гостиную, или начну барабанить в дверь… Разумеется он все предусмотрел. Скажет рабочим, что жена у него склочная баба, и что он ее на время запер. А я провалю свое спецзадание – перестану быть Бэтси и отправлюсь на тот свет. Нет уж. Пусть сколько угодно устраивает мне проверки. Я на это не поведусь.

***

Глава 10

***

Наконец, воцарилась тишина, и Джек вернулся.

– Не скучала? – Он смотрел на меня как на диковинное животное, которое, по его мнению, все это время должно было яростно грызть прутья клетки, а вместо этого свило гнездо.

– Конечно, скучала! – Я обвила его руками за шею. – Ты мне покажешь, во что превратил комнату?

– Пойдем, – Он уже не водил меня по дому, больно сжимая плечо, а предоставлял свободу передвижения. – Добро пожаловать, – Он распахнул дверь в гостиную.

Я не сдержала удивленный возглас. Джек полностью воссоздал в комнате интерьер из какого-то голливудского фильма. Причем, интерьер не такой уж дешевый. На стенах были тканевые, еще сырые от клея, обои. Появилась мебель. Платяной шкаф. Дубовый книжный шкаф, наполненный старинными и просто старыми книгами – по большей части русской классикой. Сервант, с дорогим фарфором и хрусталем, разумеется несовременным. Напольные часы с огромным маятником. Зеркало в витиеватой раме красного дерева. Бронзовая люстра с эмалью и матовыми плафонами. Канапе, кресло-качалка и огромный ковер на полу с персидскими узорами. Все это удивляло меня, но по всей видимости, не должно было удивлять Бэт.

– Джек! – Просияла я в улыбке. – Где ты все это хранил? А говорил, что тебе пришлось многое продать. Оказывается, не все так плохо. Я на свой страх и риск открыла сервант, достала тарелку и увидела российское дореволюционное клеймо. – Это же фарфор, который вы привезли из России. Я его с детства помню. Да? Или я что-то путаю? – Я убрала тарелку и подошла к Джеку.

Он смотрел на меня с… Нет, я не могла ошибаться. В этом взгляде была любовь, радость от того, что я так умело ему подыгрываю, и даже какое-то восхищение. Однако я обратила внимание на то, что он поместил в комнате множество предметов, которые в моих руках могли превратиться в орудие. Неужели, Джек не боится, что я захочу бежать? Или наоборот, провоцирует меня совершить ошибку, чтобы потом с особым смаком пытать за это в подвале? Я пришла к выводу, что у него на уме второе. Поэтому решила быть мирной и нежной. Мне еще представится случай расправится с ним, а швырять в него антикварные тарелки я не собираюсь.

Между тем, оказалось, что Джек обустроил не только гостиную. Спальня тоже изменилась. Люстра с нежными плафонами-колокольчиками. Трюмо, две изящных прикроватных тумбочки с лампами из оникса, комод. Да и сама кровать из металлической превратилась в деревянную с резными украшениями. Где он хранил эти вещи? Скорее всего, в другом доме, где с кем-то жил. Но с кем? С матерью? С женой? Узнать это было невозможно, да и ни к чему. Меня и так все устраивало. Особенно еще один шкаф, набитый книгами, среди которых были такие удивительные вещи, как прижизненные издания Булгакова, Грина, ранние рассказы Шолохова, стихи разных поэтов нэпманской поры…

– Ты все сохранил? – Я изобразила на лице нежный восторг и подошла к Джеку. – Значит, ты все время верил, что я разделаюсь с болезнью и вернусь к тебе?

Он обнял меня так, будто и правда обрел в моем лице счастье:

– Мне казалось, что я ждал тебя гораздо дольше, чем длилась твоя болезнь. Как говорится, всю жизнь. Но это, разумеется, только иносказательно. Я бесконечно рад, что ты узнала и мебель, и книги. Это действительно шаг к выздоровлению.

Мы сели на кровать. Он оперся о высокую резную спинку.

– Теперь я хоть немного поживу такой жизнью, о которой мечтал. Ты будешь ждать меня после работы, потом за ужином мы будем говорить обо всем на свете, у нас будут прекрасные ночи и великолепные дни. Жаль, что тебе все еще нельзя выходить, а то я взял бы отпуск, мы бы арендовали яхту и отдыхали в заливе. Но мы и так будем прекрасно жить. Не бойся, я не заставлю тебя перенапрягаться. Белье я буду возить в прачечную. Тебе останется только иногда подметать и вытирать пыль. А готовить я люблю сам. Ты же помнишь, я никогда не пускал тебя на кухню?

Я закивала. Сам так сам. Правда это лишало меня возможности подобраться к ножам… Но… Я снова подумала, что даже дай он мне свободный доступ к кухне, это была бы лишь провокация. Мне все время казалось, что он как дикий зверь – готов к прыжку даже во сне. Поэтому я решила на время отложить мысли о побеге. И это поведение дало мне возможность провести довольно-таки приятные дни в обществе Джека.

***

Глава 11

***

Он не ограничился теми вещами, которые привез вместе с мебелью. Постепенно дом наполнялся всевозможными роскошествами 1938 года. Так, в один из дней Джек привез патефон с пластинками. Там была танцевальная американская музыка, милые французские песни, также записи Вертинского.

Решив использовать Вертинского, как повод, я поставила пластинку и спросила:

– А правда, что он хочет вернуться в Россию?

Джек усмехнулся:

– А кто не хочет. Мы столько раз обсуждали с тобой, как это было бы прекрасно. Но увы, там таких как мы вряд ли ждут с распростертыми объятьями. М-да… Особенно, учитывая мое и твое дворянское происхождение. Но я часто представляю себе, как мог бы хорошо жить с тобой, если бы не родители, которые вбили себе в голову, что Советская Россия станет адом на земле.

– И как ты представляешь себе нашу жизнь там? Ну, если бы мы не эмигрировали, – Мне было интересно, как развернется его фантазия.

Он мечтательно развалился в кресле:

– Думаю, для тебя бы мало что изменилось. Ты бы не работала. Хотя нет, это не соответствует духу времени. Ну кем-то была бы. Что тебе нравится? Пусти в ход воображение.

Я попыталась представить, чем могла бы заниматься в мире, где никому не надо было создавать стратегии продвижения товаров на рынке, чтобы победить конкурентов. И что? Возможно, я стала бы художником, как когда-то мечтала. Или преподавателем в школе искусств.

– Рисовала бы. Все, что попадалось на глаза, – Я рассмеялась. – Потом нарисовала бы портрет Вождя и получила… – Я чуть не сказала, что получила бы Сталинскую премию, но вдруг подумала, что ее могли и не вручать в 1938 году. – …и получила бы благодарность от правительства.

– Браво! – Джек театрально зааплодировал. – Непременно куплю тебе мольберт и краски. Будешь развлекаться.

– Спасибо, дорогой! – Я села к нему на руки и качнула ногой кресло. – А ты? Чем бы занимался ты?

– О! Если бы мне удалось как-то изменить наши биографии и убедить всех, что мы из семей бедных крестьян или рабочих, то я непременно пошел бы сначала в ЧК, а потом дослужился бы до высокого звания в НКВД.

Мне так и хотелось сказать, что в этом случае ему не пришлось бы пытать женщин в собственном подвале. Но я, конечно же сдержалась, и страстно его поцеловала:

– Уверена, ты бы хорошо устроился в любом месте. И я всегда была бы под твоей защитой.

Он просиял и, как обычно после подобных разговоров, потащил меня в спальню, где мы и провели остаток вечера. На следующий день он, как и обещал, привез мне кучу красок, кисточек, мольберт… В общем все, что мне было нужно, чтобы заняться реализацией своей давнишней мечты, которую я забросила по окончании художественной школы. Я рисовала по памяти, срисовывала пейзажи с открыток, находила их в книгах. Джек очень трепетно относился к моему творчеству, каждую картину вставлял в раму и вешал на стену в гостиной. Постепенно я превратила комнату в художественный салон. Казалось Джек был счастлив.

За временем, то есть за течением дней я не следила. Я вела жизнь беззаботной жены, которую избаловал муж-профессор Гарварда. Я меняла платья и прически в угоду Джеку. Когда мне надоедало рисовать, я перечитывала, а то и впервые читала произведения русских писателей. Потом обсуждала за ужином с Джеком свои мысли по поводу того или иного романа, а также выслушивала выдуманные новости из реалий 1938 года – подробности его работы в Гарварде, преподавательские интриги, шутки глупых студентов. Я уже свято верила в то, что в Европе назревает война, и что Советская Россия, разумеется, не пропустит Гитлера дальше своей границы.

***

Глава 12

***

Спустя какое-то время, думаю прошло месяца два. Джек заявил, что близится Рождество. Я поняла, что он меня разыгрывает, но в соответствии с образом поинтересовалась, будет ли елка.

– Кажется, ты любил, чтобы игрушки делала я сама из цветной и золотистой бумаги, – Я сказала это потому, что не представляла, как он раздобудет в Бостоне дореволюционные русские елочные украшения…

Стоп! От собственных мыслей мне стало нехорошо. На какой-то миг я решила, что мы оба живем в Америке 1938 года и по обоюдному согласию изолировались от всего мира. Безумие? Или отличная маскировка, чтобы выжить? Я не знала ответ на этот вопрос. Но мои мысли меня испугали. Между тем, Джек решил продолжить рассуждения об игрушках.

– Бэт, дорогая. Ты обо мне плохого мнения. Неужели ты думаешь, что я выбросил те украшения, которыми ты забавлялась еще в детстве. Я все сохранил, а гирлянды, да, ты как обычно сделаешь сама из цветной бумаги. Тебе даже резать ее не придется, я тебе помогу.

На следующий день наш дом благоухал хвоей. Не знаю, как выглядели елки в Бостоне в 1938 году, но эта была хороша. Джек принес огромную коробку уникальных елочных украшений. Их точно делали до революции. Стеклянных было не так много, как картонных, покрытых золотой краской. Были фарфоровые, металлические, деревянные. Скорее всего Джек и правда был каким-то коллекционером. Но в таком случае меня удивляло, каким образом, я смогла угадать, в какой год его переместить. Неужели простой расчет: сорок плюс сорок, дал такой точный результат? Это было поразительно.