Текст книги "Пьесы (СИ)"

Автор книги: Елена Ханпира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Элиза и дикие лебеди

Тюремная камера. Куча темного мусора, похожего на какие-то пожухшие листья. Это крапива. На груде крапивы восседает девушка и голыми руками плетет рубашку из того же материала. Несколько таких же рубашек аккуратной стопочкой высятся рядом на полу.

Епископ: Ну, дочь моя, в мои обязанности входит исповедать тебя перед казнью. Занятие это представляется мне затруднительным в виду твоего упорного молчания, выдаваемого за немоту. Может, хоть перед смертным часом откроешь рот? В конце концов, скоро предстанешь перед Господом, а Он-то тебе язык развяжет.

Элиза отрицательно качает головой и продолжает плести рубаху, не отрывая взора от работы.

Епископ: Не хочешь? Или не можешь? И из уважения к служителю Церкви не могла бы ты хотя бы на время исповеди прекратить свое колдовское занятие, чтобы…

Элиза еще упорнее качает головой.

Епископ: Ясно. (Понимающе) Думаешь успеть?

Элиза внимательно взглядывает на него и кивает.

Епископ: И давно ты этим занимаешься?

Элиза кивает.

Епископ: Кто секрет-то подсказал? Тоже колдунья какая-нибудь?

Элиза нерешительно кивает.

Епископ: Грешишь, дочь моя, грешишь…

Элиза растерянно пожимает плечами и кивает одновременно, видимо, затрудняясь, к чему отнести свое согласие.

Епископ: Кого ж ты этим погубить хочешь?

Элиза трясет головой, яростно и умоляюще глядя на епископа.

Епископ: Никого? Может, спасти?

Элиза энергично кивает.

Епископ: Так… Рубашек у тебя скоро будет с дюжину… Или с чертову дюжину…

Элиза крутит головой.

Епископ: Двенадцать, значит? И кто они тебе? Любовники?

Элиза крутит головой.

Епископ: Гм… Родственники?

Элиза кивает, взгляд ее смягчается.

Епископ: Братья, что ли?

Элиза кивает с тоскливой улыбкой, по щеке медленно сползает слеза.

Епископ: Околдованы?

Элиза кивает.

Епископ: А что с ними?

Элиза на мгновение отрывается от работы и несколько раз плавно взмахивает руками, как крыльями.

Епископ: Стали птицами? Да ведь это оборотничество.

Элиза испуганно трясет головой.

Епископ: Это ты, что ли, по ошибке колдонула? Или они сами доигрались?

Элиза, опустив голову, отрицательно качает ею.

Епископ: Другая ведьма?

Элиза кивает и, указав пальцем на себя, качает головой.

Епископ: Да как же ты не ведьма, милая, когда вон чем занята.

Элиза разводит руками.

Епископ: Мало ли – вынуждена… А молчать тоже вынуждена?

Элиза кивает.

Епископ: Дочь моя, да ведь есть способы попроще. Обратилась бы к Церкви…

Элиза подозрительно смотрит на него и качает головой.

Епископ: Правильно. Зато тебе бы хлопот меньше. И грех бы на душу не взяла. И жива бы была. И потом, ты меня прости, неужели способа попроще не нашлось? Ведь врешь, поди, про молчание. Это ты уж сама на себя обет взяла.

Элиза со вздохом кивает.

Епископ: Ну и зачем? Чтобы грех перед Богом замолить?

Элиза задумывается и не очень решительно качает головой.

Епископ: (раздумчиво) Выходит, не так уж ты и виновата. Могла бы дать знать, что не все так просто. Что же ты на следствии знака никакого не подала? Ишь, мученицу из себя сделала. Терпела, ждала, пока правда себя покажет. Впрочем, это о твоем смирении и кротости говорит, что похвально. Слаба Богу, праведны пути его. Вот, кротость твоя на благо тебе обернулась.

Элиза работает, опустив глаза.

Епископ: Ладно. Растрогала ты меня. Видно, не совсем пропащее твое дело. Вот что, дочь моя, давай-ка с тобой по-хитрому поступим. Рубашки у тебя почитай что готовы. Так? Колдовское дело свершилось. Так что Церковь уже предотвратить его не может. Я с твоего согласия могу огласить то, что узнал от тебя, если конечно, ты не настаиваешь, что это была исповедь. Покаешься, Церковь простит. И братьев своих спасешь, дай Бог, и в живых останешься…

Элиза на секунду зависает и тут же решительно мотает головой.

Епископ (изумленно): Нет? Да что же тебя не устраивает?

Элиза гневно сжимает губы, ожесточенно плетя рубаху.

Епископ: Погоди, да ты никак обижена?

Элиза сдержанно кивает.

Епископ: На кого же? На меня?

Элиза кивает и зажимает палец на руке.

Епископ: Ясно. Еще на кого-то?

Элиза кивает в сторону дворца.

Епископ: На мужа? На короля?

Элиза кивает, закусив губу.

Епископ: Думаешь, он тебя предал?

Элиза продолжает энергично плести рубаху.

Епископ: Но он же не знал…

Элиза не отвечает. Ее жесты нервны.

Епископ: Но он же король… Он был обязан…

Элиза выразительно сплевывает на пол и продолжает работать.

Епископ: Но ты же ничего ему не объяснила… Ради супруга и страны можно нарушить обет… Бог – не торговец… могла бы и…

Элиза вскидывает голову, отчаянно смотрит на епископа, в глазах – слезы.

Епископ (в ужасе): Свят, свят, свят… Господи, какая гордыня! Но что же мы должны были думать, если ты на допросе стояла, как каменная!.. Ты же сама не пожелала оправдываться!..

В лице Элизы – вызов.

Епископ: Ждала, пока сам не догадается?

Элиза нервно пожимает плечом и отворачивается.

Епископ: Что же, твой муж должен был тебе безоговорочно верить?

Элиза яростно кивает.

Епископ: Так ты испытывала его веру своим молчанием?

Элиза кивает.

Епископ: Ну мало ли, усомнился человек. Всякий может ошибиться. Неужели не найдешь в себе смирения…

Элиза долго качает головой.

Епископ: Что же он – хуже Иуды, по-твоему?

Элиза нервно плетет рубаху.

Епископ: Дочь моя… Женщина… Одумайся! Покайся! Что же ты – и простить никого не желаешь?

Элиза медленно качает головой.

Епископ: Ты понимаешь, что творишь, женщина? Ведь из-за гордыни твоей тебя, невинную, чуть смерти не предали! Грех же из-за тебя чуть на душу не взяли! И так бы никто и не узнал…

Элиза, повернувшись, иронически поднимает бровь и долгим, зловещим взглядом смотрит на епископа.

Епископ: (со страхом) Господи, прости и помилуй! Так ты что же… Хочешь, чтобы этот разговор исповедью считался?

Элиза медленно и глубоко кивает. Епископ несколько мгновений не может сказать ни слова. Долгая пауза.

Епископ: Вот так месть… Вот это возмездие, дочь моя… Кто бы мог подумать, что в этом юном сердце, за этими нежными чертами…

Элиза коротко указывает подбородком на епископа и на дворец.

Епископ: Да, ты права, это мы ожесточили тебя. Наша вина. Но неужели не простишь? Неужели сделаешь из нас преступников, чтобы самой быть агнцем Божиим? Почему не хочешь дать ближним искупить свой грех? Достойно ли это? Какая же ты христианка?..

Элиза мрачно усмехается и пожимает плечами: какая есть…

Епископ: Нашими руками себя убиваешь. Недоверия не можешь простить. Понимаешь ли ты, какой камень мне на шею вешаешь? Понимаешь ли, что с твоим мужем будет, если он правду узнает? Ведь наши руки – в твоей крови отныне.

Элиза просто кивает.

Епископ (убито): Что же… Такова, видно, Божья кара…

Произносит на латыни отпущение грехов. Сгорбившись, поворачивается к выходу. Элиза внезапно щелкает пальцами. Епископ с надеждой оборачивается на звук. Элиза, завязав последний узел на своем изделии, протягивает ему рубахи.

Епископ: Я должен передать это твои братьям? Чтобы искупить свой грех?

Элиза с легкой улыбкой пожимает плечом и возводит глаза к небу. Епископ берет у нее рубахи.

Епископ: Понимаю… А… а король? А его искупление?

Элиза очень медленно качает головой, глядя прямо в глаза епископу. Епископ, сглотнув ком в горле, кивает и выходит с рубахами. Элиза остается одна. Она сидит, гордо подняв голову и кусая губы, а мыши все еще таскают к ее ногам стебельки крапивы…

Воздушный шар

Действующие лица:

Актер Нерон

Поэт Нерон

Политик Нерон

Летят актер, поэт и политик на воздушном шаре.

Поэт (замирая от восторга): О, какое величие открывается моему взору! Сколь тучные поля! Сколь густые леса!.. Сколь велика ойкумена!

Актер:… И вся она покорилась моему гению. Скоро мне будет рукоплескать Ахайя, а там и Александрия, а там и… А хорошо ли я смотрюсь на фоне этого зеленого простора?

Поэт: Чудо кaк хорошо, Нерон, Божественный!

Актер (демонстративно заботливо): Нерон, душечка, не застуди горлышко. Не сорви голосочек.

Поэт: Ты тоже, Божественный. Твоя декламация моих стихов заставляет трепетать тысячи сердец (укутывает Нерона своим шарфом).

Актер (капризно): А вот Петроний бранил твою последнюю поэму.

Поэт: Завистник. Бесталанщина.

Политик (с параноидальным блеском в глазах): Бунтарь. Опасный тип. К тому же богат, сволочь. Пошлю яд.

Актер: Слишком его все любят. Обнаглел в конец. Мою славу стяжает, хитрец. Никакого бескорыстия. То ли дело Тигеллин… Всегда-то он поддержит.

Поэт (со вздохом): Ну, конечно, он не Арбитр Изящного…

Актер: Зато кaк хвалить умеет!

Политик: Глуп, нo исполнителен. Труслив, правда. Предаст еще… Подожду месячишко и тоже яду пошлю.

Актер (хныча): Как ты смеешь, ничтожный, лишать меня моего единственного друга! Единственного, кто понимает меня, мой дар! Кто не допускает даже сомнения… А ты ради своих мелких амбиций… Коварство! Предательство!

Политик (мрачно): Для тебя же стараюсь. Все для тебя, Божественный.

Актер: Кровожадный! Беспощадный! Изверг! Злодей! Убийца! Хуже – отцеубийца! Матереубийца! Дядеубийца! Тетеубийца! Учителеубийца! (заламывает руки и одновременно бьется головой о корзину)

Поэт: Все из-за тебя. Сорвет голос. Кто будет тогда декламировать мои стихи?

Актер (по-бабьи причитая): Где мой Сенека? Где моя матушка?

Политик: Хорошо, Божественный, я потерплю.

Поэт: О, какой сюжет, какие страсти! Сколь велика и прекрасна твоя скорбь!

Актер собирает со дна корзины прах и посыпает голову.

Но утешься. Не надрывай сердце. Не превращайся в скорбную Ниобею. Ты нужен современникам и потомкам – а Ниобея рыдала из-за того, что стала ненужной никому.

Актер (вставая и отряхиваясь с помощью политика и поэта): Хорошо сказано. Напиши пьесу про Ниобею. Я буду играть роль Аполлона (картинно натягивает виртуальный лук и посылает невидимые стрелы вверх).

Поэт (трепеща от восторга): О, какая пища для творчества! Нерон, ты – моя муза! Ты вдохновляешь меня ежеминутно, Божественный! (достает стило и пергамент, судорожно пишет, графомански попискивая от собственной гениальности)

Внезапно раздается легкое шипение. Корзина дергается и начинает стремительно снижаться.

Актер (еще не выйдя из образа, высокопарно): Что это, друг? Моя стрела пронзила шар сей? Поэт: О, сила искусства! О, какой образ!

Политик: Мы падаем.

Актер: Я падаю! Ах! (падает на дно корзины)

Поэт (завороженно): Какая гибель нас ждет! Стрела Аполлона… О сребролукий!..

Политик: Надо выбрасывать балласт. Быстро.

Поэт (рассеянно): Балласт? Что это? Зачем? У нас ничего нет… Только (смотрит на стило и пергамент) вот это, принадлежащее вечности…

Политик: Мало.

Поэт: То есть кaк это – мало? Мое произведение перевесит пуды Овидия!

Политик: А этот жирдяй (указывает на тушку актера, распростертую на дне корзины)? Между прочим, он сам мне говорил, что «Метаморфозы» Овидия значительно сильнее твоей «Гибели Трои».

Поэт (бледнея): Какая наглость!

Политик: Разве ты не заметил? Он просто издевается над тобой. Он делает из твоих стихов пародию. И, честно говоря, голос у него за последнее время сдал. Вообще он поговаривает, что возьмет другого автора… Давай сбросим его.

Поэт: Ах!.. (впадает в депрессию)

Политик подходит к актеру.

Политик (шепотом): Пора убрать этого старого глумливого козла. Только что он смеялся над твоей декламацией и мимикой. Смотри, кaк кривляется, какую морду скорчил. Актер: Да кaк он смеет!

Политик: Зазнался. Решил, что ты ему не нужен. Он хочет тебя выбросить за борт. Уговаривал меня.

Актер: О низость! О подлость! И ты, Брут! (громко рыдает, рвет на себе волосы и продолжает бездействовать)

Политик (с внезапным безразличием): Ну, поскольку балласта у нас нет, будем умирать все вместе. Актер (живо вскочив): О горе, горе мне! О смерть вo цвете лет! О мать земля, прими меня в объятья! (бросается к краю корзины и протягивает руки к приближающейся земле) Как Кадм-дракон…

Политик подкрадывается сзади к Актеру и взмахивает кинжалом.

Поэт (замерев в экстазе): Какое подлое убийство! Какое вероломство! Ну где еще встретишь такой сюжет!

Актер (взвизгнув, отскакивает): Предатель! Занавес! Занавес! Я не хочу умирать!

Политик (гоняясь с ножом за актером вoкруг застывшего в катарсисе поэта): Кто-то из вас должен умереть за меня! Принеси себя в жертву мне! Будь великодушен! Это подвиг!

Актер (удирая): Господин убиваем свои рабом! Низший и презреннейший преследует благородного и возвышенного! Записывай, Нерон!

Поэт: Пишу, Божественный!

Актер: Ради презренной пользы жизни он убивает искусство в моем лице! Яду мне, яду!

Политик: Яд – это долго.

Поэт (мечтательно): Зато мучительно…

Актер: О низкий прагматик! О червь, пекущийся лишь о животе своем!

Поэт: Пишу!

Политик: Ты должен умереть! Если не ты, тo кто же! Ты же бог! Тебе не страшно!

Актер: Смертный преследует бога! Какое падение нравов…

Поэт: Ты же можешь сыграть Спасителя… Бог, отдавший жизнь за смертных. Какая великая роль. Ты слышал, эти христиане благоговеют пeрeд подобными деяниями. В самом деле, Божественный, это будет лучшая сцена в твоей жизни.

Актер: Но и последняя.

Поэт: Зато какая!

Актер: И зрителей мало.

Поэт: Зато какие!

Актер (останавливается, дрожа от волнения): Хорошо. Только вы должны мне помочь.

Поэт и Политик: Разумеется, Божественный.

Актер: Аплодисменты!

Поэт и Политик аплодируют. Актер встает с их помощью на край корзины.

Актер: Пиши, Нерон.

Поэт: Прославлю в веках! Какая великая смерть! Какой актер умирает!

Политик (под нос): Ты следующий.

Актер (вставая в величественную позу, насколько позволяет положение): Прощайте, други!.. Пусть гибель моя послужит уроком потомкам! Пусть рыдают по мне и фавны в лесах, и в чертогах своих олимпийцы…

Политик (нервничая): Нет времени прощаться! Прыгай скорее!

Актер: Но я должен умереть достойно.

Поэт: Да, именно! И без суеты.

Политик: Хватит сантиментов (сбрасывает актера за борт).

Поэт: Какой все-таки актер уми…

Политик сбрасывает за борт поэта. Но поздно. Корзина падает на землю.

Дитя и мать

Дитя: Мама, смотри, какой интересный дядя! Можно мне с ним поиграть?

Мать: Ну, попробуй. В самом деле, интересный мужчина.

Дитя: Ой, мама, кaк интересно! С ним так весело! Такой классный!

Мать: Я за тебя рада. Действительно… какой приятный. Так хорошо играет с ребенком… Однако что это он на меня так поглядывает? Ах, все ясно. Деточка, пошли, нам пора.

Дитя: Но мама, я еще хочу поиграть.

Мать: Это плохой дядя.

Дитя: Почему?

Мать: Плохой. Его не те вещи интересуют. Извините, мужчина, нам пора.

Дитя: Мама, нo почему? Мы ведь уже почти подружились!

Мать: Как ты не поймешь, деточка, он же только пользовался тобой кaк средством, чтобы я… Ну дa ладно, рано тебе знать еще эти гадости.

Дитя (плача): Значит, он меня не любит? Он притворялся?

Мать: Ну… на самом деле, может, и не притворялся. Просто ему бы это скоро надоело. У него… другие интересы. Нехорошие.

Дитя: Меня нельзя любить?! Дяди никогда меня не полюбят?

Мать: Ну что ты, сокровище мое, ну что ты, ведь я-то тебя так люблю… Когда-нибудь кто-нибудь тебя тоже так же полюбит… (вздыхает) Хотя почему бы нам не остаться одним, раз такое дело. Разве нам плохо?

Ребенок плачет.

* * *

Мать: Детка, пойдем. Дай руку. Мужчина, посторонитесь.

Дитя: Мама, нo почему?!

Мать (шепотом): Ты что, не видишь какой это страшный дядя? Он тебе какую-нибудь гадость даст. Знаешь, отравленную конфету. Или с бритвой. Или вообще пустую обертку. Когда я была маленькая, у меня был такой случай. Меня моя мама спасла. Такой человек никогда не станет тебе папой!

Ребенок испуганно всхлипывает.

* * *

Дитя: Мама, нo мне же было так весело! Я хочу еще! Я не хочу уходить! Я хочу к тому дяде! Я хочу с ним дружить!

Мать: Доверься мне. Это не наш папа. Пойдем.

Дитя: Но почему, мама?! Он хороший! Он добрый! Он не страшный!

Мать: Он не сможет о нас заботиться. У него ветер в голове. Сегодня здесь, а завтра там. Да, человек он хороший, нo лучше тебе к нему не привязываться. Не надежен.

Ребенок ревет в голос.

* * *

Мать: Это не наш папа. Он не сможет обеспечить семью… Он слишком молод… Он властный… Он трусоват… У него комплексы… Внешность подкачала… Неаккуратен… Голос неприятный… Он ленив… Он бабник… Он опасный тип… Он инфантилен… Он никогда не разберется со своими внутренними проблемами… Плохой хозяин… Он слишком самолюбив… Он слабый человек… Он безволен… Он не умеет любить… и т. д., и т. п.

Ребенок плачет, плачет, плачет…

* * *

Мать: Пойди поиграй с тем дядей. Смотри, какой хороший дядя. Честный, смелый, надежный, преданный, сильный, умный, нежный – вот бы нам такого папу! Подружись с ним.

Дитя (кривясь): Не хочу-у…

Мать: Почему, солнце мое?

Дитя: С ним скучно…

Мать: Но он же такой хороший, он был бы идеальным папой! С ним кaк за каменной стеной! И он нас любит!

Дитя: Да не хочу я с ним дружить. Не хочу такого папу. Скучно с ним. Мать: Ну я тебя очень прошу! (подталкивает ребенка)

Дитя: Не хочу, не хочу! С ним неинтересно играть!

Мать: Ну ладно… В конце концов… он не красавец, и вообще… слишком постоянный… это тоже недостаток – а вдруг мы его разлюбим, тогда что? Ничего, деточка, главное, что мы с тобой заодно.

Мать и ребенок удаляются с детской площадки, держась за руки, единые, будто один человек.

Синяя Борода

Жена: Милый, я вот никак в толк не возьму: та дверь, в левом крыле, в конце коридора, она что, совсем не открывается? Я пробовала ключи подобрать… Надо вызвать слесаря.

Синяя Борода (с некоторым напряжением): Не надо.

Жена: Почему? Она же не открывается.

Синяя Борода: Ну и не надо.

Жена: Почему?

Синяя Борода: Там ничего нет. Ничего такого.

Жена: Как ничего нет? Дом барахлом забит, теснота… Нам лишняя площадь не помешает.

Синяя Борода: Туда некуда ставить.

Жена: Ты же говоришь, там ничего нет. Милый, это нелогично. Я вызову слесаря.

Синяя Борода: Не надо слесаря, дорогая.

Жена: Но ключа-то нет!

Синяя Борода: Ну…

Жена: Погоди. Посмотри мне в глаза. Что ты там скрываешь?

Синяя Борода: Да ничего.

Жена: Ты не хочешь, чтобы я туда вошла, правда? Нет, смотри в глаза! Так. Дорогой мой. Ты же знаешь, я без предрассудков. У тебя наверняка были женщины и до меня, так? Так. И если это связано…

Синяя Борода (страдая): Милая, это не связано!.. Просто…

Жена: Тогда почему ты не хочешь, чтобы я туда ходила?

Синяя Борода: Я не могу сказать. Пойми, я о тебе же забочусь.

Жена: Почему не можешь сказать? Что за тайны? Ты мне не доверяешь!

Синяя Борода: Доверяю!

Жена: Нет. Я давно это подозревала. Считаешь меня слабонервной, истеричкой. Вообще дурой. Морочишь мне голову с этой дверью… Никогда ты не рассматривал меня кaк равную…

Синяя Борода: Бог с тобой. Вот, смотри, это ключ. Но я сам туда никогда не хожу и тебя прошу этого делать. Очень прошу.

Жена: А что там?

Синяя Борода: Не могу сказать.

Жена (задумчиво): Иногда я спрашиваю себя: а любишь ли ты меня?

Синяя Борода: Ну, это уж слишком!

Жена: Ведь ты наверняка встречал женщин и получше. Я вообще не понимаю, что ты вo мне нашел.

Синяя Борода: Ты лучше всех.

Жена: Неправда. Давай разберемся.

Синяя Борода: Не надо.

Жена: Надо, милый, надо. Я боюсь, ты надел розовые очки, а подсознательно… Вот, например, не доверяешь мне.

Синяя Борода: Но я тебе доверяю!

Жена: Посмотри правде в глаза. Ведь ты думаешь, что я как-то не так отреагирую, если увижу, что в комнате. Так? Не доверяешь. Может быть, ты и прав. Наверняка ты встречал женщин, более достойных доверия, чем я. Скажи, ведь кого-то ты впустил бы в эту комнату?

Синяя Борода: Ну, может быть. Но не тебя.

Жена: Вот видишь. Тогда не надо лгать себе, что я – лучшая. Кто-то лучше. Кто-то более правильно воспримет.

Синяя Борода: Это здесь ни при чем!..

Жена: При чем. Тебе нужна женщина, которая способна тебя понять. Ты ведь наверняка встречал женщин поумнее меня.

Синяя Борода: Не знаю. Может быть. Вряд ли.

Жена: Но ты можешь такую женщину представить.

Синяя Борода: Ну и что?

Жена: И покрасивее найти можно.

Синяя Борода: Любимая, ты у меня самая…

Жена: Ой, не надо, у меня есть зеркало. Будь беспристрастен.

Синяя Борода: Не могу.

Жена: И с более хорошим характером можно найти. И хозяек получше ты встречал, так?

Синяя Борода: Ох…

Жена: Тогда почему ты меня любишь? Не понимаю.

Синяя Борода: Ну и что? Я тоже не понимаю. Просто ты хорошая.

Жена: Ага, вот видишь! Уже не лучшая, а хорошая. Все познается в сравнении.

Синяя Борода: Да не сравниваю я тебя!

Жена: А надо бы для объективности.

Синяя Борода: Пусть твоя портниха тебя для объективности обмеряет, мне ты нужна, а не объективность.

Жена: Нужно отдавать себе отчет в своих чувствах.

Синяя Борода: Зачем?

Жена: Чтобы их контролировать. Чтобы быть уверенным.

Синяя Борода: Да я и так уверен.

Жена: А я – нет. (сорвавшись)Я не хочу быть любимой за красивые глаза! И вовсе они не такие красивые, чтобы за них любить. Я чувствую себя неуверенно, когда не знаю, за что ты меня любишь. Мне нужна причина! У меня нет таких качеств, каковые я признала бы достойными высшей оценки. Приходится думать, что ты ненормальный. Погоди… Я, наверное, на мать твою похожа.

Синяя Борода: Ни капельки. Ничего общего.

Жена: Ага, тогда от противного!..

Синяя Борода: И не от противного. Ты ей не противоположна, просто не такая. Я вас не сравниваю.

Жена: А твоя первая любовь?

Синяя Борода: О Господи, ни при чем тут это!

Жена: Но мне нужна причина! Иначе я не могу поверить! Ведь если нет причины, тo нет любви! Ничего не бывает беспричинно! Твое отношение ко мне случайно! Ты мог бы полюбить кого-то другого!

Синяя Борода: Но полюбил-то тебя!

Жена: Случайным образом. Если бы ты встретил кого-то лучше… или еще какие-нибудь обстоятельства… В общем, никакой гарантии, сплошная случайность. И нет никакой гарантии, что завтра…

Синяя Борода: Хватит, я знаю причину. Есть причина, тебя это устроит? Все. Успокойся.

Жена: В чем причина? Я должна знать, иначе кaк я смогу контролировать наши отношения.

Синяя Борода: Не скажу. Это тайна.

Жена: Погоди… Ясно. Она там, твоя причина. В той комнате. А ну-ка! (выдергивает у мужа ключ и бежит открывать дверь)

Синяя Борода: Нет!! Не смотри!

Синяя Борода бежит за ней, нo не успевает: жена поворачивает ключ в замке двери и толкает дверь. За дверью ничего нет. Вскрикнув, жена падает на руки Синей Бороды замертво.