Текст книги "Про все"
Автор книги: Елена Ханга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Сон приходил до тех пор, пока не вышла книга.
А вот "Про это" не снится, нет – это как файл в компьютере. Я пришла, сделала и перенесла файл на свое место. Передача – дальний файл, иначе можно сойти с ума.
В какой-то момент я стала ловить себя на том, что перестаю чувствовать разницу – что принято, а что не принято, что нормально, а что – не вполне. Что не всегда можно говорить вслух некоторые вещи...
Понятно, что в Америке по телевизору показывают и обсуждают жуткие вещи особенно это проявилось в истории с Клинтоном. По ТВ чуть ли не диаграммы рисовали, что куда и как он положил. Но – вслух такое обсуждать все-таки не принято. И тут я прихожу в солидное общество и начинаю рассказывать про свою передачу совершенно серьезно, – а тогда как раз мы обсуждали оральный секс! Старушки, бедные, чуть в обморок не упали. И я поняла, что нужно срочно находить эту грань – что можно и что нельзя. Да еще и в незнакомых компаниях, где я появляюсь, тотчас же разговор переходит на "про это". Я уже боюсь ходить в гости – так странно люди иногда реагируют на меня.
Недавно встретила знакомого журналиста – мы с ним еще на Олимпийских играх познакомились. Так вот, иду по Останкино и вдруг слышу:
– Лена! Как здорово, что я тебя встретил! Мы только что в Индии были, такой кадр потрясающий сняли – как раз для тебя. Представляешь, сидит йог и кирпич на члене держит!
Я совершенно оторопела:
– А при чем тут я?
– Ты же как раз этим интересуешься, это тебе по теме.
– Какое это отношение имеет к моей передаче?
– Как какое? Это же все одно и то же.
То есть я у него ассоциируюсь не с тем, что десять лет в "Московских новостях" проработала, книгу написала, а только с одним, этим самым. Или прихожу в приличные гости, а мне:
– Вот эти ваши извращенцы...
Честно говоря, это утомляет. Когда мило, изящно – это смешно. А когда не изящно и не смешно, тогда и рта раскрыть нельзя, – сразу ставят в эту самую нишу. И смеются. Глупо так:
– Ха-ха-ха, ха-ха.
А что – ха-ха?
Я часто притворяюсь, что это не я. Отшучиваюсь.
– Мы, черные, для вас на одно лицо.
Выручает, что на передаче я в парике.
Меня довольно сильно раздражает панибратство. И еще начинает зашкаливать, когда в компании, куда я прихожу, мне через две минуты начинают говорить "ты". Может быть, это знак того, что мы тебя принимаем, будем дружить, мы все одного примерно возраста, так к чему эти условности. Понятно. Но в моем больном воображении это тут же проецируется на передачу: со мной так игривы, потому что я веду такую передачу.
К тому же часто бывает, что сначала скажут "ты", а после могут рассказать непристойность про свой половой орган. Или говорят:
– У меня проблема...
– Но я же не врач!
– Я все равно расскажу.
Каждый считает своим долгом высказаться. А может быть и такое:
– Я бы этих гомиков пересажал и перевешал! Нет, Лен, ты-то мне нравишься, но они-то!
Или прямо на улице:
– Почему вы были в таком жутком платье? Я бы этого не надела никогда!
– Это же сцена, на улице-то я так не хожу.
– А я вам вот что скажу. Если хотите беречь честь смолоду, такое платье надевать нельзя!
Понимаю, что все это – спутники выбранной профессии, и внимания людей мне не избежать. Но все же думаю, раз уж передачу смотрят, может быть, она сможет потихонечку-помаленечку приучить людей к мысли, что не все одинаковые. И к тому, что другие люди – тоже люди. Какое бы платье они ни надели.
Я хорошо знаю собственные комплексы. Начать хотя бы с того, что с детства была убеждена, что мною мальчики будут интересоваться потому, что я черная. Вдобавок, у меня был комплекс, что я страшная, уродина, гадкий утенок. И когда ко мне подходили, я все время думала: ага, сейчас он спросит: "Как насчет этого?" Пока не спросил, но, наверное, я такая страшная, что даже и этого он не хочет.
Телевидение, освободив от старых комплексов, родило новые – теперь мне все кажется, что со мной хотят познакомиться потому, что я мелькаю в телевизоре. Например, моя американская подружка вставила себе implants и говорит:
– Пусть меня лучше любят за мою грудь, чем за мои деньги!
Ей все кажется, что просто так ее любить невозможно. И у меня был сходный комплекс. Прежде ждала, что человек или хочет переспать или ищет другую выгоду. Теперь – оттого, что я "из телевизора". Как ни крути, никому не верю!
Я, конечно, немного утрирую, словно бы стираю полутона, но все же тот давний, детский комплекс жив. Вот мама мне говорила:
– Какая у меня красивая дочка!
Я же это интерпретировала по-своему: конечно, маме не слишком-то приятно, что у нее такая страшненькая девочка растет.
Каждый ребенок хочет быть похож на звезду, на своего наставника. Как я хотела быть похожей на Анну Дмитриеву, моего тренера! Но у нее – маленький носик, изящная фигура, тонкие губы. Смотрю на себя: Боже, что за нос! А губы?! А волосы – это просто ужас, такой бобрик, к тому же вечно непричесанный каждый так и норовил потрогать мою голову!
Мама даже специально для меня выписывала из Америки журналы с черными моделями, чтобы поднять уверенность во мне. Показывала:
– Смотри, какие красивые женщины!
Но вот интересно, я обратила внимание, что черная красота была определенной направленности – чем ты белее, тем красивее. Одни из самых красивых женщин – и в самом деле черные, но с европейскими чертами лица, а не с крупными губами и носом.
Когда в Москве устраивали первый конкурс красоты, то приехали красавицы со всех стран мира. И, в частности, привезли мисс из одной африканской страны, кажется, из Нигерии. А за мной тогда ухаживал один из устроителей этого фестиваля и попросил написать о конкурсе в "Московских новостях".
Прихожу на конкурс. Все такие красотки, миниатюрные – блондиночки, брюнетки, вокруг них спонсоры крутятся. И стоит эта девушка, как Гулливер в стране лилипутов, прямо дама с веслом. Фигура, что называется "бочка на бочке". Никаких перспектив. И я сказала своему поклоннику:
– Если хочешь за мной ухаживать, то вот тебе первое испытание. Эта девочка должна получить приз.
Он бежит к председателю жюри Жванецкому и говорит:
– Вот, понимаете, такая есть просьба от "Московских новостей"...
Жванецкий:
– Была бы она хоть чуть поменьше. А так, посмотрите – разве это ноги? Это же лыжи! Ну, никак! При всем моем уважении к "Московским новостям".
Мое же слово было железным:
– Как хочешь, так и устраивай, меня это не волнует!
Пришла уже в последний день, когда должны были награждать победительниц. Награждают.
– Первое место – Марина Пупкина!
Зал ревет:
– А-а-а!
– Ей – машина!
– У-у-у-у!
Второе место заняла шведка, третье – тоже европейская модель. Смотрю, моя барышня с веслом совсем потухла, стоит, нос повесив. Я уже собралась выходить, посмотрела с вызовом на своего воздыхателя. И вдруг слышу:
– Приз зрительских симпатий получает Дорсия такая-то!
То есть – та самая африканка. Она тотчас расцвела, от счастья чуть не заплакала. И парень ко мне подбегает:
– Ну как, видела?
Я все думаю – почему я тогда так на уши встала? Наверное, в лице той девушки воплотилось все, что я в детстве переживала. То, что я не такая, как все, что мою красоту никто понять не может. И всегда мне в детстве говорили:
– Подтяните зад!
И вот я на ту девушку смотрела и чувствовала ее боль – инопланетянин тоже может быть красивым, и человеком может быть хорошим, но вот победить на конкурсе красоты ему не суждено.
В Америке – все по-другому. Там девушки знают, что они красивы. Даже самая страшная говорит:
– Я – красивая!
И впрямь, вот идет толстушка, и у нее – собственная красота (хотя, конечно, пончики поглощать лучше не совсем уж в диких количествах). Она говорит:
– Черное – это красиво!
И вот что интересно, я сталкивалась со многими черными мужчинами, которые уверены, что белые девушки – менее привлекательны. Они ходят только с черными девочками, так вжился в них политический лозунг "Черных пантер".
– Черное это красиво!
– Почему красиво?
– Ноги другие, грудь другая, есть за что обнять.
Они себе это внушили. Тот самый расизм навыворот. А может, дело вкуса.
В английском языке есть такое выражение: "Мы все стоим на чьих-то плечах". В России я была уверена, что стою на своих ногах или, в крайнем случае, на плечах мамы. В Америке – иначе. Вот если ты черный человек, чего-то достиг, поступил, допустим, в университет, то это вовсе не потому, что ты, Лена Ханга, такая умная, а потому, что много лет назад Роза Паркс отказалась в автобусе пересесть. Эта пожилая женщина, негритянка, усталая ехала с работы и села в автобус в переднюю дверь, что афроамериканцам в 60-е годы было запрещено. Когда она отказалась пересесть, ее выкинули из автобуса. На следующий день черные всей Америки отказались ездить в автобусах. Они вставали в четыре утра, чтобы пешком дойти до работы. И только потому Лена Ханга сегодня пошла в университет, что Роза Паркс боролась за свои права вчера.
Может быть, поэтому мне было стыдно с белым бой-френдом приходить в черную компанию, хотя мне, как иностранке, многое прощалось. Возможно, если бы я была американка, то и не стала бы дружить с белым. Другое дело – у меня белая бабушка. И, кстати, люди от смешанных браков зачастую гораздо более агрессивны, чем черные черные.
Недавно узнала, что в России существует ассоциация смешанных детей. Уверена, что все эти дети так же, как и я, переживают свои комплексы.
Еще об одном комплексе, предрассудке насчет черных русских. Например, обо мне примерно так написала какая-то прибалтийская газета: "Несмотря на общепринятое мнение, что Елена Ханга из неудачной семьи, у нее был папа".
Что значит был? Папа у всех был. Но в представлении людей, если человек мулат, то у него нет отца. Ко мне нередко обращаются с вопросом:
– Вы что, фестивальный ребенок?
Подтекст: вот, приехал африканец и переспал с русской. И, когда я говорю:
– Вы знаете, у меня русской крови вообще ни капли, – смотрят с уважением: "Ну, это другое дело".
Почему – другое дело?
Некоторые вопрос тактичнее ставят:
– У вас мама, наверное, русская?
– Нет, у меня мама не русская.
– У вас папа русский?
(Это бывает, хотя гораздо реже, что русские женятся на африканках).
– Нет!
– Так вы, наверное, иностранка?
И уже смотрят не сверху вниз. Собеседнику важно понять, в какую нишу меня поставить. Для русских еще важно, американская ты черная или африканская. Если ты черная американская – это файн! Ты – американец, у тебя доллары. Честь, хвала и статуя Свободы. А ежели черная африканская – значит, наркоман, и взять с тебя нечего. И ниша тебе – соответственная.
Когда я только появилась во "Взгляде", мне позвонила женщина, которая усыновила черную девочку. И девочка эта ненавидит черных. На улице ее обзывают, отца она не видела и чувствует, что ее предали свои. И женщина меня попросила:
– Не могли бы вы прийти к нам в гости, посидеть, поговорить? Чтобы она увидела хотя бы еще одного черного человека.
Я растрогалась, вырезала из журнала фотографию черного американского актера Гарри Беллафонте – красавец! – и с этой журнальной статьей пошла к ним в гости. Девочка лет пяти, как увидела меня, под стол забилась и сидит. Ее мама говорит:
– Не обращайте внимания, посидит и выползет.
Девочка постепенно привыкла, подошла ко мне. Я ей стала показывать:
– Смотри, у меня волосы такие же, как у тебя.
Мы с ней разговорились. Я ей сказала:
– Я хорошо знаю твоего папу. Вот его фотография. Видишь, какой он красивый?
И мы с ней подружились, я стала к ним иногда приходить. Я считала, что поступаю правильно. Хотя когда рассказала в Америке в университете про этот случай, мне сказали, что я совершила жуткую ошибку. Что я не имела права обманывать ребенка, это самое страшное – сказать неправду. Надо было объяснить, что ее бросили родители, но новые родители ее любят.
В Америке у меня недавно раздался странный телефонный звонок:
– Я сейчас в Канаде, не могли бы вы помочь с юристом?
– Куда вы звоните?
– Вы Елена Ханга?
– Да.
– Вы знаете, я думаю, вы мне поможете. Ведь вы одна из наших самых старших.
– Из наших – из кого?
– Из русских, из черных.
И я вдруг поняла, что на меня смотрят как на какого-то лидера. Думаю, с финансовой точки зрения есть гораздо более преуспевшие черные русские, но меня они видят по телевизору, вот так и получается. С точки зрения русского человека подобный звонок – просто дикость: а почему, собственно, вы мне звоните?
Но если смотреть на это глазами черного человека, понимая, что живешь в России, где нас таких – раз-два и обчелся, то все становится на свои места.
Я была одной из первых детей, которые родились от африканцев. Потому в этом поколении я и оказываюсь старшей. Моя мама – одна из старших в поколении американских черных, которые родились в России. Но не все так гладко в этом узком черном мире. Я не знаю ни одной русской пары, в которой черный женат на черной. Сейчас многие стараются отослать детей за границу, чтобы они могли слиться с толпой, не быть другими. Потому как, когда в обществе существует общая раздраженность, она всегда выплескивается на того, кто выделяется.
Когда-то я хотела написать статью про расизм и опрашивала черных русских. Сначала расспросила свою подругу, которая росла в детдоме. Мама ее была украинка, отец – заезжий кубинец. Она сама певица, женщина потрясающей красоты, такой, что дыхание перехватывает. Как она ненавидит нашу действительность! При том, что она такая красавица, что, естественно, каждый мужчина норовил к ней пристать. Но когда она отказывала... В общем, и насиловать ее пытались, а уж чего только она не наслушалась! Она утверждала, что более расистской страны, чем Россия, она никогда не видела.
Далее я пошла с расспросами вверх – по социальной лестнице. Говорила с известной балериной, у которой и работа хорошая, и муж, и дом свой. Она удивилась:
– Расизм? Где ты увидела расизм, Лена? Я живу лучше, чем кто-либо.
То есть расизм – еще и социальное явление. Думаю, что русские черные не скажут, что живут в расистском обществе. У нас есть защита. Это наша страна. А ведь расисты – они как животные: кидаются на тех, кто беззащитен. У африканского студента на лбу написано, что никто за него не заступится – его страна слишком бедная, то есть его можно избить, а он и слова никому не скажет.
ПЕРЕДАЧА И ЕЕ ГЕРОИ
Желающие поделиться. Наверное, среди героев передачи "Про это" желающих просто поделиться, причем не столько опытом, сколько переживаниями, чувствами и мотивами – большинство. Просто так накипело у людей, а сказать – некому. Хотя странно немного, что откровенничать они согласны перед тысячами людей. Но, может быть, иногда легче рассказать о своем интимном толпе, чем близким людям, родителям?
Вот, например, передача о девственниках, о которой я уже упоминала. Пришел чудный молодой человек и рассказал, как ему надоело "сидеть в девках". В зале было очень много его ровесников, ребят лет по восемнадцать-девятнадцать. И он вызвал огромное сочувствие. Я ведь боялась, что над ним станут смеяться. Мы и смеялись на передаче, но не над ним – вместе с ним. На мой взгляд, получилась одна из самых трогательных передач. Ему просто некому было о своей проблеме рассказать.
Я его спрашиваю:
– А мама твоя знает об этом?
– Да, я к ней пришел и говорю: мам, у меня вот такая проблема.
– И что она ответила?
– Ты что, с ума сошел, со мной об этом разговаривать? А ну, иди отсюда! К друзьям ведь тоже не пойдешь – засмеют. Вот и сижу – слово сказать некому.
Ребята, сидевшие в зале, страшно растрогались:
– Ну что ж так! У парня проблема – надо помочь!
И шапку по кругу пустили – собрали герою деньги, чтобы мог оплатить услуги проститутки. Но он от денег отказался:
– Хочу, чтобы было все красиво и честно.
Стойкий такой, не хочет любви за деньги, не желает одолжений. А девушки из зала ему глазки строили, прямо-таки соблазняли.
Парень после передачи много раз звонил нашим редакторам, рассказывал, как в университете отреагировали. Кто-то хихикал, кто-то подсмеивался, но ни разу носом не ткнули.
Для этой же передачи мы нашли потрясающую женщину. Ей лет около сорока, и она "специализируется" на девственниках. И она это делает из любви к искусству. Считает, что в первый раз все должно пройти идеально, чтобы не травмировать молодого человека. Она ведет их по жизни, а потом отправляет в большое плавание. Такая вот "мама", добрая и нежная. Притом – замужняя женщина, у нее есть свой ребенок. И говорит:
– Девственникам без очереди.
Казалось бы, зачем ей это надо – приходить и выступать? Кроме неприятностей себе на голову, она ничего не заработает. Ведь на нее потом муж пытался в суд подать, она могла предположить, что муж не останется равнодушным. Да он просто дар речи потерял перед телевизором, когда увидел собственную жену, делящуюся пикантными подробностями. Так зачем это ей надо? А ей хочется поделиться, потому что она считает, что занимается благородным делом.
Или опять же, передача об импотентах. Казалось бы, зачем рассказывать? Когда приходит человек и говорит:
– Да я! Я такой шикарный! Сто пятьдесят раз подряд могу!
Это понятно – приятно поведать миру про собственную неотразимость. А когда приходит и говорит:
– Я не могу...
Казалось бы, зачем? Но ведь приходят, рассказывают, как вылечились, как семью разваливающуюся спасли. В глазах зрителей я видела только боль и сострадание. Даже молодые, кто еще не знаком с этой проблемой, сопереживали.
Практически все, кто приходит к нам по зову сердца, чтобы выговориться, не могли остаться недовольными результатом передачи. Ведь публика очень добросердечна. Вообще, у нас в России чужую боль умеют понимать, как ни в какой другой стране. Я столько видела западных шоу, где люди начинают тыкать пальцем в больное и говорить:
– Ты сам виноват, думать надо было!
А у нас – бездна сострадания, особенно когда проблемы на сексуальной почве. Публика тактична, и если вдруг зрители смеются, то это смех сочувствующий, мол, мы понимаем все, сами через это прошли.
Мне важно, чтобы на передаче создалась комфортная обстановка, тогда от героев будет идти энергия, которую не могут не почувствовать и зрители в зале, и телезрители. Поэтому я никогда не подставила героя или не настаивала на неприятном для него ответе. Приходится даже проводить экс-пресс-цензуру: прежде чем дать микрофон, узнаю, какой вопрос собираются задать герою. Ведь наши герои – это мои гости, разве я могу позволить, чтобы моего гостя обидели?
Одни люди хотят поделиться, а есть такие, кто хочет доказать себе и другим, что они – такие же, как все. Когда снималась передача "Секс и инвалиды", у нас была потрясающая героиня. Для нее это был огромный шаг побороть себя и просто рассказать о сексе. Доказать, что она такая же, как все.
Девушка с церебральным параличом, лет два-дцати пяти-тридцати. Она несколько раз звонила, просила разрешить ей выступить на передаче. Ну, казалось бы, с такой болезнью – куда же выступать? А она позвонила и говорит:
– Вы такие же советские бюрократы, как и все. Вам нужно, чтобы человека не было.
И вот наши редакторы к ней поехали – она живет где-то под Москвой, в жутких условиях. Открывается дверь, ее мать говорит:
– Что, пришли этот обрубок снимать? Да зачем вам это нужно?
Девушка унижена была страшно. Мне предысторию не рассказали, лишь перед съемками предупредили:
– Лена, большая просьба. Следи за лицом.
Я выхожу. На сцену вывозят коляску, а коляску так трясет, что страшно, как бы героиня не вывалилась. Я в панике – как же она говорить будет?
– Ладно, давайте попробуем!
Включили камеры. И тут произошло чудо. Девушка взяла себя в руки и начала говорить, как актриса. Ни разу не заикнулась! Она смеялась, она кокетничала. И говорила такие мудрые вещи, что потрясла весь зал.
Например, она говорила следующее:
– Вот вы, здоровые люди, думаете, что мы, больные, обделены сексом. Ничего подобного! Мой оргазм может быть сильнее вашего. Конечно, мы не можем ни ногу поднять, ни повернуться, как хотелось бы. Но зато мы в голове можем гораздо больше, чем вы в реальной жизни делаете. Сижу я с любимым человеком, просто его за руку держу, а остальное сама делаю в воображении.
Один парень из зала ее спросил:
– А когда вы мечтаете о сексе, то кого себе представляете – Бельмондо или инвалида? О ком мечтаете?
– Что значит – о ком мечтаю? Каждый мечтает о реальном.
– Ну, а может в вас реально кто-то влюбиться?
– Вы бы в меня влюбились? Вы бы стали со мной заниматься сексом?
Парень стушевался и замолчал. А она продолжала:
– Мы всегда знали, на кого рассчитывать. Сидячие рассчитывали на сидячих. Лежачие – на лежачих.
Скажу честно, наши проблемы на фоне проблем этой девушки стали такими мелкими, что просто исчезли. Все познается в сравнении.
Она продолжает:
– У нас руки, ноги не работают. Но голова-то у нас совершенно нормальная!
Наша героиня рассказала, как влюбилась по переписке в парня. Она ему писала из больницы, он – из мест не столь отдаленных. И вот он приехал к ней в больницу, она встречу ему в бассейне назначила – в воде она хоть как-то двигаться может. А нянечка ей кричала:
– Ишь, замуж захотела! Мы, ходячие, не можем выйти замуж, а ты захотела!
И постоянно – подобные унижения. Даже если ухитрятся влюбиться, им встречаться не разрешают. Вдруг забеременеет, – кто будет за ребенком ухаживать? А они все равно влюбляются.
Конечно, проблемы инвалидов в нашей бедной стране куда как шире в чисто бытовом плане. У нас в поездах, автобусах, магазинах практически нет специальных спусков или приспособлений для инвалидных колясок. Пенсии так мизерны, что их не хватает не то что на лекарства, а и на нормальное питание. Возможность найти работу по силам, у кого они все же есть, – практически никакой. А они еще мечтают о любви! Но почему, почему они не имеют права о ней мечтать? Они такие же живые люди, им просто в этой жизни еще сложнее, чем нам, здоровым.
Мы, надо признаться, не удержались, чтобы не сделать на передаче этакий американский трюк. Нашли ее мужа, которого она год не видела. Родители не дают им встречаться – зачем им эта головная боль? Надо заказывать машину, медбрата, решать, класть их вместе или нет. Они и поженились-то втихаря, исхитрились как-то, но друг друга не видят. Вот на передачу и привезли ее мужа. Они сидели вдвоем, она читала ему стихи о любви. Слушая ее, я себя запрезирала за все свои мелочные проблемы с мужчинами, с обидами, требованиями и прочей ерундой.
Это была наша самая сильная передача. Не о сексе – о человеческом достоинстве.
Газеты потом писали, что Ханга не гнушается даже инвалидами.
Человек "заумный". Это очень своеобразная группа героев.
А была еще передача "Секс в XXI веке". К сексу, честно скажу, эта передача не имела никакого отношения. Пришли компьютерщики. Выглядят они практически одинаково – этакие Биллы Гейтсы. Живут в чуть-чуть другом мире. Хотя, казалось бы, речь шла о сексе, ровно ничего возбуждающего сказано не было. Потому что секс был только поводом собраться, говорили же в основном о компьютерах. То есть о том, что в следующем веке люди будут заниматься сексом по компьютеру. Они так воодушевились:
– Здесь вставляем такой чип, а там – такой...
Даже не смогу воспроизвести их слов – не понимала 99% из сказанного. А зрители, те, которые не компьютерщики, чувствовали себя тоже не очень уютно и пытались как-то свести беседу к знакомым реалиям. Одна зрительница говорит им:
– Я садомазохистка. Вы все рассказываете про чипы да про чипы, а вот как я буду пороть людей? Как буду получать сексуальное удовлетворение?
– Очень просто! – они отвечают. – Если будет социальный заказ, то мы сделаем специальную программу...
И тут же, абсолютно забыв про эту садомазохистку, они между собой начинают обсуждать на своем птичье-электронном языке, как лучше сделать такую программу. Я ни слова не понимаю, а им по сути все равно, о чем говорить лишь бы в приложении к компьютеру.
И не скажу, чтобы передача получилась скучной. Для людей, которых интересуют дела компьютерные, она, напротив, была страшно интересной. Нам много раз звонили и просили повторить именно эту передачу.
Оказывается, для программистов написать программу для банка или придумать игру – это уже пройденный этап. А сделать программу сексуальную – высший пилотаж. Да еще чтобы запахи получилось передать, да чтобы от теплоты пальцев на экране что-то там такое происходило – в общем, нечто заоблачное, неспециалисту просто не понять. Но ведь растет уже новое, компьютерное поколение, которому этот язык и понятен, и приятен.
Еще были заумные герои – тоже рассказывали о сексе в следующем тысячелетии. Говорили, что люди будут не люди, а молекулы. Или даже не молекулы, а нечто вроде медуз. А размножаться будут еще неведомым нам способом. Просто какая-то ерунда! Я, кстати, была категорически против этого "о, кайф, мы в безвоздушном пространстве, будем любить друг друга глазами...". Но мои редакторы, совсем молодые, мне руки выкрутили, сказали:
– Лена, уже есть целое поколение таких людей. Поверьте на слово – то, что они рассказывают, классно.
Поверила. И не пожалела. Между прочим, интересные ребята на такие передачи приходят – совсем другой срез публики, люди, которых я практически не знаю.
На передаче "Секс и искусство" была семейная пара некрофилов. Они обожают смерть, возбуждаются от смерти. Ходят со своим сыном в соответствующие музеи, в анатомические театры. Вот они были заумные так заумные! Рассуждали об искусстве: о красоте крови, о сексуальности внутренней кишки, о том, как режут друг друга, чтобы потом накладывать швы. И это все обрисовывается, подробно описывается. Вроде бы – искусство. Ну что делать, если я не такая продвинутая, чтобы понять подобное! Объять-то необъятное – как? Спасало чувство юмора.
Бывали и герои из той же категории, но которых я все же смогла понять. Например, тантристы. Оказывается, в России их очень много! Они собираются, ездят на Памир, делают специальные упражнения, массажи. Такой вот образ жизни, люди объединены общей философией, а секс для них – составная часть философии. Очень была интересная передача и – совершенно не возбуждающая! Трудно себе представить, как человек, посмотрев сюжет о тантристах, мчится срочно ухаживать за своей женой.
Передачи с подобными героями получаются передачами не "Про это", а скорее "Хочу все знать". Или – "Очевидное – невероятное". А то и вовсе – "Клуб кинопутешественников".
Приходили люди, которые рассказывали об "этнографическом" сексе в Африке, предгорьях Памира, на Амазонке. Один герой рассказывал, как два года жил на Амазонке и занимался с аборигенами сексом исключительно из исследовательских побуждений, а потом снял об этом фильм. На таких передачах много рассказывают о традициях страны и религии, то есть это не слишком сексуально, но очень любопытно. Ведь интересно же, что в одних странах мужчинам делают обрезание, а в других – женщинам.
Как видите, все зависит от персонажей. И, если героем становится человек "заумный", то и передача выходит научно-познавательной. Такие вот метаморфозы случаются в "этом" мире.
"Рекламные" герои. Самый яркий представитель героев, пришедших ради собственной рекламы, это, пожалуй, художник Кулик. Тот, который и сам собака, и любит животных в смысле "любит". Он работает, конечно, на грани фола. Поэтому, когда ему задаешь прямой вопрос о природе его отношений с животными, он всегда уходит от ответа. Куда уходит? – в сферу искусства. Но абсолютно ясно, что для него передача – средство рекламы, и он с удовольствием встречает даже неприятные вопросы и реплики.
Конечно, ради рекламы к нам заглядывают и певцы. Иногда это бывает весьма кстати. Например, когда "Стрелки" выступили в передаче "Секс и тинэйджеры".
Выступали у нас и Понаровская, и Медведева.
Наталья Медведева смешно рассказывала про то, как несексуальна наша жизнь, про то, что все любовью занимаются только под одеялом.
Меня удивила весьма своеобразная реклама, которую себе делали герои передачи "Секс и профессия". Передача была о профессионалах – врачах, массажистах, юристах, медсестрах, спортивных наставниках, которые занимаются сексом со своими клиентами.
Например, гинеколог рассказывал, как занимается сексом со своими пациентами. То же самое – психотерапевт, притом достаточно известный психотерапевт, который даже одно время хотел быть у нас консультантом. Удивительно – как это они рискнули рассказать об этом публично? В Америке за такое и посадили бы надолго, и лишили бы всех прав. Как же это возможно, чтобы гинеколог, которому женщина только что рассказала обо всех своих проблемах, прямо тут же стал заниматься с ней любовью? А ведь так оно и есть! Но доктор все объяснил. Ведь если он знакомится с женщиной в баре или на улице, то он не знает, что та ему "подарит". А так, в кабинете, при сделанном мазке – никаких сюрпризов! Очень прагматичный подход.
Или служащий, который помогает в спортивном клубе качаться женам "новых русских". Он говорит:
– Приходят эти женщины, у них все есть – и бриллианты, и машины. Только сам "новый русский" на нее внимания не обращает давно. А тело-то у нее тоже есть!
Вот служащий спортклуба и помогает направлять такой женщине сексуальную энергию в нужное русло. Зрителей заинтересовало:
– А вы деньги с них берете?
– Ну, мы же джентльмены.
Они, конечно, пытаются аппетиты клиенток несколько умерить: а то зарабатывать некогда будет. А ведь им – семьи кормить.
После передачи я попросила узнать, как сложилась судьба гостей той передачи. Все волновалась: не посадят ли их за такие откровения? Оказалось ничего подобного. Реклама пошла на пользу. Им был такой шквал звонков, что отбиться не могли. Просто повалили "голодные" женщины! Толпами!
Ради рекламы, а еще чаще – ради саморекламы – приходит огромное количество желающих выступить. Основные условия участия в передаче такие:
1. Чтобы у человека была интересная история. То есть чтобы он был представителем не социальной группы, а проблемы. Пусть самой редкой, но именно – проблемы. Вот сейчас, например, мы готовим передачу про инцест.
2. Герой обязательно должен хорошо говорить. Бывало, приходили люди с потрясающими историями. Но если человек противный, если у него от собственного рассказа слюна капает, то постороннему зрителю смотреть на это невозможно. Или – дикция плохая. Эстетический момент – чрезвычайно важен.
3. История должна быть правдивой. Хочешь прославиться – ради бога. Но что вы можете дать взамен? Мы – даем эфир. Теперь – ваша очередь. Вранье сразу чувствуется, к тому же на передаче идет прямо-таки перекрестный допрос, и фальшь моментально высвечивается.