Текст книги "Роковой Выстрел"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Елена Езерская
Роковой выстрел
Глава 1
Друзья познаются в беде
– Какая ты счастливая, Наташа! – вздохнула Лиза. – Через несколько дней у тебя свадьба. И ты выходишь замуж за того, кого любишь. А для меня день свадьбы превратился в кошмар, и я даже не хочу о нем вспоминать. У тебя же все будет по-другому – любимый жених, согласие родителей и настоящее свадебное путешествие.
– О, если бы все было так просто! – грустно улыбнулась Наташа.
Девушки сидели в комнате Лизы и проводили время за шитьем крестиком. Занятие интересное, легко отвлекающее от посторонних мыслей и требующее сосредоточенности и спокойствия. – Не понимаю, о чем ты? – удивилась Лиза. – Андрей предан тебе и, несмотря ни на что, стремится к этому браку. Он любит тебя и боится тебя потерять.
– Дело не в Андрее, – покачала головой Наташа. – Это я не уверена, что поступаю правильно, отправляясь с ним под венец.
– Как ты можешь так говорить? – Лиза воткнула иголку в материю и отложила шитье в сторону. – Неужели ты все еще не простила ему истории с Татьяной?
– Татьяна здесь совершенно не при чем, – успокоила ее Наташа, тоже убирая шитье. – Впрочем, не совсем так. То, что случилось между Андреем и Татьяной, заставило меня по-новому взглянуть на наши с ним отношения. И я невольно поймала себя на мысли, что не желаю этого брака. Но не из-за ревности – я вдруг поняла, что мои чувства к Андрею лишены любовного флера.
– Как это понимать? – растерялась Лиза.
– Я только сейчас осознала, что по-настоящему мы и не были никогда влюблены друг в друга. Вернее, я не была. То, что я испытывала к Андрею, больше походило на крепкую дружбу, на родственную привязанность. С ним как-то сразу стало легко – говорить о важном или шутить, у нас много общего во взглядах на жизнь и в отношении к людям.
– Господи, – всплеснула руками Лиза, – да о таком родстве душ в семье можно лишь мечтать!
– А я мечтаю о любви! – разочаровала ее Наташа. – Я еще ни к кому не испытывала настоящей страсти или... Или хотя бы того странного наваждения, что посетило меня, когда Александр Николаевич увлекся мной.
– Ты любишь наследника? – ужаснулась Лиза.
– Нет, о нет! – спохватилась Наташа. – Я говорю не о конкретном человеке, а о чувстве, которое мне не удалось изведать, но которое влечет и манит меня.
– Чувство?! – с сарказмом усмехнулась Лиза. – Что тебе оно даст? Посмотри на меня. Я была влюблена в Корфа – романтически, страстно. Я натворила столько глупостей и подошла к самому краю. И что получила взамен?
– Вот именно – взамен! – пылко ответила ей Наташа. – Твоя любовь не была взаимной! А я мечтаю о таком единении, когда в слиянии двух душ открываются новые горизонты и рождаются новые ощущения.
– Разве так бывает? – тихо сказала Лиза.
– Но твое чувство к Михаилу... – вздрогнула Наташа. – Оно не такое?
– Да, – подтвердила Лиза. – И слава Богу! Ибо я уже прошла испытание огнем и мечом – моя душа устала, а здоровье подорвано. Я более не хочу страстей до головокружения, которые, в конечном счете, приводят только к трагедии. Я ждала и получила то, что прежде не представляло для меня никакой ценности, – взаимопонимание, доверительность, свет и тепло. Я не ищу бурь и не устраиваю праздников, мне довольно того мира и согласия, которое есть между нами с Михаилом. – Ты удивляешь меня! – растрогалась Наташа и обняла Лизу. – Я никогда не думала о браке с этой стороны. Мне казалось, что свадьба – это, прежде всего, соединение двух горячо любящих сердец, возможность дать таящейся в каждом из нас страсти проявиться и не смущаться себя, не скрывать свою истинную сущность. Я полагала, что любовь определяет наше желание провести жизнь рядом с тем или иным человеком.
– Брак – это нечто иное, чем просто любовь и даже чуть больше ее, – печально произнесла Лиза. – Я прежде тоже заблуждалась и обижалась на маменьку, когда она отбирала у меня французские романы. Жизнь гораздо шире и многоцветнее наших представлений о ней, а тем паче – наших заблуждений на ее счет. Эта истина открылась мне, и я хочу испытать на себе настоящие, а не выдуманные чувства. Прожить жизнь с настоящим героем, а не нарисованным моим богатым воображением.
– Как ни странно, – задумчиво прошептала Наташа, – но я мечтаю о том же.
– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла Лиза.
– То, что свадьба с Андреем отнимает у меня право на следующую встречу, – решилась признаться Наташа. – Я никогда не смогу изменить ему, бросить его. Но и себя обрекаю на необходимость следовать раз и навсегда заведенному порядку вещей. И я не уверена, что этот порядок мне понравится. – Наташа! – с недоумением вскричала Лиза. – Ты никогда не казалась мне ветреной!
– Я и есть такая, – кивнула Наташа. – Но вместе с тем, мне всегда не хватает воздуха в отношении с мужчинами. И, чем ближе день свадьбы, тем страшнее мне становится. Я боюсь ее, как наши крестьяне своей несвободы.
– Бедная! – пожалела ее Лиза. – Ты так запуталась...
– Наоборот, я лишь начинаю распутывать узел своих отношений с Андреем, – покачала головой Наташа. – И чем быстрее я это сделаю, тем больше уверенности, что я не совершу чего-то непоправимого.
– А я бы дорого отдала, чтобы тотчас выйти замуж за Михаила, – прошептала Лиза. – Мне не терпится узнать блаженство покоя и гармонии. И я опасаюсь, что излишняя поспешность может повредить моим планам.
– А ты еще говоришь, что я счастливая, – улыбнулась Наташа. – Сегодня ты – образец невесты, из которой выйдет прекрасная жена и отличная мать.
– Разве ты сама не думаешь о детях? – удивилась Лиза.
– Я еще не решила, что выхожу замуж, а ты хочешь, чтобы я заглянула так далеко в свое будущее! – отмахнулась Наташа.
– Значит, ты все-таки передумала? – насторожилась Лиза.
– Н-нет, – смутилась Наташа. – Конечно, нет, но я пытаюсь убедиться в том, что наше с Андреем решение стать мужем и женой – единственно верное и неизбежное. – А почему ты не поговоришь об этом с Андреем? – нахмурилась Лиза. – Мне кажется, ты не вправе принимать такие решения без него.
– Я боюсь, – призналась Наташа.
– Но чего? – Лиза удивленно вскинула брови.
– Боюсь, что он уговорит меня не покидать его, – пояснила Наташа. – Ты даже не представляешь, какой дар убеждения у твоего брата! Ведь я уже неоднократно пыталась остановить все это, но всегда сдавалась под его натиском.
– Да, Андрей у нас – боец, – признала Лиза.
– Но лучше бы он использовал свои превосходные тактические данные на поле боя или на службе! – воскликнула Наташа. – А мне дал время все обдумать, не спеша, и предоставил возможность самой разобраться в своих чувствах...
Наташа не договорила – в дверь вежливо постучали.
– Да-да, войдите! – разрешила Лиза и бросилась навстречу вошедшему в комнату Репнину. – Миша! Ты вернулся?! Так скоро?! Какое счастье!
– Так точно, – кивнул Репнин, смущенно обнимая и целуя ее. Ему было неловко, что Лиза так откровенно проявила их отношения перед сестрой, но, встретив доброжелательный и даже восхищенный взгляд Наташи, он успокоился.
– Здравствуйте, Елизавета Петровна... Наташа...
– Что сказал император? – словно между прочим поинтересовалась та. Она и не подозревала, что заданный из вежливости вопрос окажется судьбоносным.
– Его Величество говорил со мной... – начал Репнин и вздохнул. – Мое возвращение потому и стало скорым, что я просил Его высочайшего соизволения навестить вас всех перед тем, как отправиться к месту прохождения службы.
– Тебя восстановили? – обрадовалась Наташа.
– Что значит – к месту прохождения? – подозревая худшее, прошептала Лиза.
– Его Величество отправляют меня в действующую армию, на Кавказ, – выдохнул Репнин.
– Боже! – в голос воскликнули и сестра, и возлюбленная.
– Таково решение Императора, – бесстрастно сказал Репнин. Новость потрясла его самого не меньше, чем дорогих ему женщин. Честно говоря, в том, что история с Калиновской ни для кого из ее участников не пройдет даром, он и не сомневался, но все же надеялся, что вызван был в Гатчину, дабы доложить Императору лично о результатах проведенного им в Двугорском расследования. Но, выйдя из приемной загородной резиденции Николая, Репнин почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
Император принял его с вежливостью и внешним примирением, поблагодарив за верную службу и преданность царской фамилии, а потом сообщил, что желает наградить его за хорошую службу.
– До меня дошли сведения, что вы глубоко переживаете невозможность в полной мере проявить свои военные таланты и мечтаете попасть в «самый центр боевых действий, – весьма доброжелательным тоном сказал Николай. – Мне сообщили, что вы хотели бы отправиться на Кавказ, и я рад содействовать вам в этом.
– Благодарю вас, Ваше Величество, за оказанную мне честь, – невольно дрогнувшим голосом произнес Репнин. – Однако не будет ли с моей стороны слишком бесцеремонным узнать у Вас, откуда Вашему Величеству стали известны мои, по-видимому, не слишком глубоко скрытые намерения?
– Да ваш давний и добрый знакомый, сосед Корфа, господин Забалуев рискнул передать мне ваше пожелание, князь, – как ни в чем не бывало, признался Император. – А так как я собирался восстановить вас в чине, то даже не представляю себе лучшего места, где бы человек вашего круга и способностей мог подтвердить свое право не только на ношение формы, но и на соответствие высокому званию русского офицера.
– Так вот оно что! – не удержался от негодующего возгласа Репнин.
Все стало ясно в тот же миг: Забалуев, отчасти – по собственной инициативе, и, разумеется, не без приказа шефа жандармов, нашел-таки способ устранить его со своего пути. Репнин чувствовал, что его расследование по делу предводителя уездного дворянства вступило в свою завершающую фазу, и понимал, что на этом этапе сопротивление Забалуева может оказаться более активным, но все же не ожидал, что тому удастся нанести ответный удар так быстро и с такой точностью/ – Вы, кажется, не готовы принять мой дар? – нахмурился Николай, видя, что Репнин растерян.
– Простите, Ваше Величество! – спохватился Репнин. – Я искренне признателен Вам за оказанную мне высокую честь и немедленно проследую в полк, где буду ждать дальнейших распоряжений.
– Вы можете не торопиться, – кивнул Николай. – Уверен, вы хотели бы собраться и попрощаться с родными.
– Благодарю Вас, Ваше Величество, – поклонился Репнин и нетвердыми шагами вышел из кабинета Императора.
Не то, чтобы Репнин испугался, – он не отрицал страх, как таковой, ибо полагал, что не боятся только дураки и сумасшедшие. Но командировка в действующую армию на Кавказ всегда означала наказание, а не поощрение. И почти Неизбежно была равносильна смертному приговору с отсрочкой исполнения, и срок этой передышки каждому назначался свой: кому-то везло больше, кому-то – меньше. До знакомства с Корфом Репнин знал Кавказ лишь с одной его стороны. Однажды ему выпало сопровождать матушку на воды в Пятигорск. Городок приятно поразил его живописной природой и животворным воздухом. Склонный к поэтическому, Репнин мгновенно ощутил в себе прилив творческих сил – здесь рифмы слагались на удивление быстро и рождались, точно сами собой. Общественная жизнь, правда, мало чем отличалась от уже знакомой ему по Баден-Бадену. Она была сосредоточена вокруг бювета с минеральной водой и плавно текла по центральной аллее взад-вперед, туда и обратно. Единственным отличием от чопорной и бюргерской Европы были кутежи лечившихся на водах купцов, днем чинно принимавших водные процедуры, а вечером спускавшими едва наладившееся здоровье в местных ресторанах – с девицами и под громкую музыку. Светское же общество соблюдало приверженность столичному образу жизни, и, если бы не мимолетные и вполне невинные флирты с молоденькими княжнами и юными провинциальными дворянками, здоровому, полному жизненных сил и жажды новых впечатлений юноше грозил ужасный сплин и мелодраматическое настроение.
Корф рассказал ему о другом Кавказе. О хитрых и отчаянных горцах, которые отличались невероятной жестокостью и одержимостью в бою. Они не гнушались обманом и подлостью, ибо, обманывая инородца, действовали во имя и славу своего бога. И в то же время могли быть радушными хозяевами и умели принимать гостей – широко и с почетом. Вот только, подчеркивал Корф, никогда при этом не выпускали кинжала из рук.
Эта война высасывала из России все соки, и немало достойных офицеров и храбрых солдат сложили головы в тех горах. В этих райских, благословенных местах, где все, казалось, создано природой для того, чтобы жить и процветать благополучно и счастливо. И Репнин, в который раз слушая Владимира и вспоминая при этом свои собственные впечатления, удивлялся, как причудливо распределяет Господь дары и кару.
И вот он сам стал прямым подтверждением этому – благодарность Императора могла стать его концом. Он никогда не позволил бы запятнать себя отказом от этого назначения, но сейчас, когда жизнь обрела для него новый смысл, который вдохнула в него встреча с Лизой, Репнин не желал ни острых ощущений, ни великих подвигов. Он любил и был любим, мечтал соединиться с Лизой, не отягощая их отношения внебрачными встречами. Но судьба распорядилась иначе, и в первые мгновения Репнин даже не смог найти в себе сил для того, чтобы сдержаться от переживаний.
Он гнал коня, и все просил: «Не подводи меня, Парис, миленький, не подводи! Я должен успеть повидаться с Лизой, должен в последний раз увидеть ее, обнять и почувствовать, как земная благодать наполняет меня, прежде чем опустится небесная...» Парис мчал его вперед, беспрекословно и сосредоточенно, словно понимая серьезность и важность момента, и Репнин был благодарен свою любимцу за понимание и чуткость.
Слезы текли у него из глаз, но Репнин говорил себе: это только холодный ветер, от него режет под веками, и ресницы, обледенев, колют глаза. Это всего лишь зима, мороз и встречная снежная пурга, вздымающаяся копытами Париса... – Как же так? – Лиза беспомощно оглянулась на Наташу, но та ответила ей полным растерянности взглядом. – Но как же мы... как же свадьба вашей сестры, князь?
– Боюсь, мне не придется сопровождать Натали в церковь, – развел руками Репнин.
– Все это так нелепо! – воскликнула Наташа. – Неужели ничего нельзя сделать, чтобы исправить положение?
– Ты собираешься убедить Императора, что честь, оказанная им одному из его верноподданных, слишком для него высока, и поэтому он не в силах ее принять? – горестно усмехнулся Репнин.
– Нет-нет, – поспешила объясниться Наташа, – не Его Величество, а его высочество!
– Даже не думай об этом, – строгим тоном запретил Репнин. – Я не намерен втягивать наследника в свои проблемы. Довольно и того, что все мы оказались теперь на виду и под пристальным вниманием шефа жандармов. Что же касается свадьбы – я поздравляю тебя сейчас. Хочешь, поцелую и обниму тебя? Мой подарок вам с Андреем на свадьбу я распоряжусь передать Владимиру, надеюсь, он не откажется выполнить это приятное поручение и вручить его. А я приеду навестить вас в первый же отпуск, и ты расскажешь мне, хорошо ли тебе замужем. Да?
– А что делать мне? – прошептала Лиза.
– Елизавета Петровна, – серьезно и оттого торжественно произнес Репнин, – я не имею права требовать от вас запереть себя в этом доме и ждать моего возвращения. Война – это игра случая. Я бы хотел убедиться, что он благоволит ко мне. Но... кто может знать свое будущее?
– Вы прогоняете меня, князь? – сухо спросила Лиза. – Отказываетесь от своих слов?
– Я не могу отказаться от самого лучшего, что было... что есть в моей жизни, – с горячностью промолвил Репнин. – Но я не хочу, чтобы вы лишали себя возможности начать новую жизнь.
– Моя новая жизнь – это вы, – просто сказала Лиза. – И я не уйду от вас. Я поеду вместе с вами на Кавказ или на край света. Мне все равно – куда, лишь бы не разлучаться с тобой!
– Да что же такое происходит?! – слезы навернулись Наташе на глаза. – Я не хочу выходить замуж и выхожу, вы мечтаете соединяться – и расстаетесь! Это несправедливо, невыносимо!..
– И когда ты должен уезжать? – тихо спросила Лиза.
– Я хотел засвидетельствовать свое почтение твоим родителям, потом заехать в имение Корфа и собраться, а дальше... дальше в путь, – пояснил Репнин.
– Не желаю, чтобы ты тратил свое... нет, наше время на политесы и реверансы, – решительно произнесла Лиза. – Я хочу, чтобы этот день мы провели вместе, как муж и жена...
– Лиза... – смутился Репнин.
– Я поклялась перед Богом, – остановила его Лиза, – и я имею право быть с тобой. Мы вместе поедем сейчас к Корфу и проведем там оставшееся у тебя до отъезда время.
– Лиза права, – неожиданно поддержала ее Наташа. – Если бы человеку, которого я любила, грозила опасность, и он уезжал на войну, я бы поступила точно так же.
– Ох, уж эта мне женская солидарность! – улыбнулся Репнин. – Но что скажут твои родители, Лиза?
– Отцу до меня, впрочем, как и ни до кого из нашей семьи, нет сейчас никакого дела. Он полностью поглощен общением со своей новоявленной дочерью, – презрительно скривилась Лиза.
– Эта нахалка, – кивнула Наташа, – буквально не отходит от князя Петра и отчаянно набивается нам в компанию. И что еще удумала: обещала прийти на свадьбу в качестве сестры Андрея и второй день убеждает князя Петра купить для нее новое платье и подарок для нас от ее имени. Это просто моветон какой-то!
– Она сует свой нос во все дела, – добавила Лиза, – и даже заняла любимый маменькин диванчик. Давеча они едва в волосы друг другу не вцепились, отвоевывая место под солнцем. Так что, подозреваю, что и maman до меня нет совершенно никакого дела – она занята войной с этой ужасной Полиной.
– В таком случае, – рассмеялся Репнин, – нам стоит поблагодарить ее за оказанную нам помощь. Она отвлекла на себя всеобщее внимание, и, значит, мы действительно сможем провести это время вместе без опасения быть раскрытыми или застигнутыми врасплох. – Тогда – едем?! – счастливо воскликнула Лиза.
– Поезжайте, – Наташа подошла к ней и обняла. – Я буду молиться за вас и постараюсь сделать так, чтобы твое отсутствие никто не заметил. Да хранит вас Господь!
– Спасибо тебе, – растрогалась Лиза и обернулась к Репнину. – Решено – мы едем и немедленно!
Корф встретил Репнина в своем кабинете. Он сидел за столом в полумраке – небритый и изрядно пьяный.
После отъезда Анны в нем что-то сломалось – точно хрустнула тончайшая шестеренка, отвечавшая за ход его жизненных часов. Все вокруг стало ему неинтересно и противно. Корф даже не вышел проводить Анну. Тотчас после их последнего объяснения ушел к себе И заперся в кабинете, вооружившись фужером и графинчиком с бренди. Потом он перешел на коньяк и, опустошив раритетные за пасы в памятном шкафу библиотеки, принялся за шампанское, нарушая неписанный пивной закон о восходящих и нисходящих напитках.
Владимир понимал, что опускается, но остановиться не желал – он думал только о себе, а ему было так плохо, что он махнул на все рукой. Отец сделал попытку явиться перед ним – Владимир заметил его укоризненный и грустный взгляд в дальнем углу кабинета, но потом, по-видимому, понял безуспешность любого разговора. Сейчас сын не услышал бы его, а, услышав, не стал обращать внимания на родительские предупреждения, ибо не готов был внимать ни самому себе, ни кому-нибудь другому.
И поэтому Владимир продолжал пить и злился, но никак не мог решить – на кого сильнее. Он ненавидел себя за собственное упрямство и излишнее благородство, так некстати проснувшееся в нем под влиянием чувства к Анне. Прежде он уже давно поставил бы зарвавшегося князя Долгорукого на место и силой увез Анну с собой. Но теперь... теперь он стал мелодраматичным и слабовольным. А Анна не только не помогала ему – наоборот, усиливала растущую пропасть между ним вчерашним и нынешним.
Анна... Она отняла у него независимость и гордость, превратила его в сентиментальное и романтичное существо. Владимир чувствовал, как, становился мягче и покладистее. Видано ли это – гуляка и бретер барон Владимир Корф бежал от пришедшей к нему в спальную женщины – от красавицы Калиновской! – и отвергал ее, опасаясь, сто строгая Анна не правильно его поймет, и точно школьник извинялся за уже состоявшееся проявление подобной слабости в прошлом – в истории с Лизой. Еще немного, и он объявил бы себя пуританином, не признающим плотских утех и подвергающим себя воздержанию ото всех удовольствий нормальной жизни. Бред какой-то!.. Владимир застонал. Он знал, что преувеличивает. Анна всего лишь хотела нормальной жизни, а он оказался неспособным дать этой чудесной девушке то, что она заслуживает. И винить в случившемся можно было только себя...
– Миша, – слегка заплетающимся языком пробормотал Корф, – я думал, ты у Долгоруких, с другими, готовишься к свадьбе сестры... Или – только не говори мне, что я не ошибся! – неужели свадьбы не будет?
– Свадьба будет, – устало кивнул Репнин, – но я не смогу присутствовать на венчании Наташи и Андрея.
– Ты нашел себе занятие повеселее, чем слушать клятвы верности у алтаря? – удивился Корф.
– Не я – Император. Его Величество отправляет меня на Кавказ, – объяснил Репнин.
– Ты наказан?
– Мне сказано – награжден. Меня восстановили в звании и командируют в действующую армию.
– Узнаю руку дающую... – недобро усмехнулся Корф. – К сожалению, эта тайна шита белыми нитками, – пожал плечами Репнин.
– И что же – ты едешь?
– Таков приказ. Но прежде, чем покинуть Двугорское, я хотел бы просить тебя об одолжении.
– Слушаю.
– Я должен признаться тебе – я люблю Елизавету Петровну Долгорукую...
– Тоже мне новость! – махнул рукой Корф, невольно прерывая его. – Лиза сама призналась мне в этом. И я искренне поздравил ее – я рад за вас обоих.
– Вот как... – вздрогнул Репнин. – Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения. Ведь мы с Лизой дали друг другу клятву любви и верности, тайно, конечно. И я прошу тебя позволить нам провести день до отъезда здесь, в твоем имении. Если это не смущает тебя и твоих домашних.
– Побойся Бога, Миша! – воскликнул Корф. – Я бываю груб и неприятен, но никто не смог бы обвинить меня в лицемерии. Оставайтесь – дом в полном вашем распоряжении. А беспокоить некого – я один.
– Но Анна...
– Анна уехала, – сухо сказал Корф.
– Я могу спросить, как это случилось? – растерялся Репнин.
– Можешь, но отвечать я не стану. Просто случилось – и все, – отрезал Корф.
– Я лишь хотел знать – нет ли этом и моей вины? – смутился Репнин.
– Чья угодно, – махнул рукой Корф, – но точно – не твоя. Поверь, причина не в тебе и не ваших Анной прежних отношениях. Это все – между нами. И больше не будем об этом. Договорились, друг?..
Владимир, пошатываясь, встал из-за стола – разговор с Репниным слегка отрезвил его – и подошел к нему пожать руку. Михаил ответил крепким рукопожатием, и на прощанье приятели обнялись. Потом Корф вызвал к себе Варвару и дал ей указание во всем исполнять пожелания князя и его гостьи. Благодарный Репнин предложил встретиться с Лизой, ожидавшей в гостиной его решения, но Владимир отказался – вид чужого счастья был ему сейчас в тягость.
Оставшись один, он задумался: как все-таки несправедлива жизнь! Когда-то именно он разрушил счастье своего друга, отняв у него надежду на брак с Анной. Но Миша не только не держал на него зла – Репнин сумел пережить это горе и встретить новую любовь. И Лиза – он разбил ей сердце и стал виновником многих ее бед, отдав на растерзание подлецу Забалуеву, а потом окончательно и безжалостно растоптал остатки ее самоуважения и последние проблески симпатии к нему самому. И вот эти двое – отвергнутая любовница и несостоявшаяся невеста и лучший друг, у которого он увел девушку и с которым стрелялся на дуэли, соединились. Они нашли покой и утешение друг в друге и счастливы, а он сидит у разбитого корыта, жалкий и одинокий... Так какого же черта он сидит?!..
Владимир вдруг понял, что судьба дает ему шанс сохранить достоинство и проявить свою дружбу.
Нельзя, чтобы Репнин и Лиза потеряли друг друга, едва успев обрести любовь. Он, Владимир Корф, не позволит подобной несправедливости по отношению к двум близким ему людям. Он может и должен помочь им спасти их прекрасное чувство. Пора уже перестать разрушать жизни и разбивать сердца – в его силах даровать им надежду на счастье. Он немедленно прошел к себе, умылся и сбрил щетину. Потом оделся – так же торжественно и элегантно, когда готовился сделать Анне предложение руки и сердца. Правда, теперь его дорогой и торжественный костюм напоминал ему убранство человека, приготовленного к своему последнему земному пути. Но вполне возможно, именно так и случится, если он осуществит задуманное.
Владимир вызвал колокольчиком Григория и велел ему заложить вторую карету, и, когда все подготовили, приказал кучеру: «В Гатчину! В загородную резиденцию Императора! И побыстрее!»
Корф решил добиваться аудиенции у Николая – он приносил себя в жертву. Жизнь без Анны была ему постыла и бессмысленна, она же ушла навсегда – Владимир знал твердость ее характера. Так пусть его несчастье послужит во славу любви его друзей! И кто-нибудь там, наверху, зачтет ему этот поступок...
– Да вы в своем уме, барон?! – вскричал Николай, когда Корф изложил ему суть своего прошения. – Вы что, Репнину – сват, брат? И потом, с чего вы взяли, что я соглашусь на ваше предложение? – Я умоляю вас об этом! – воскликнул Корф.
Он застал Императора на выходе из Гатчинского дворца – Николай собрался на прогулку с женой и детьми. Владимир выждал удобный момент и преклонил колено перед Его Величеством, вызвав удивление царской семьи и явную досаду Николая. Дворянин, смиренно просивший о помощи в такой неподходящий момент, по всем правилам должен быть услышан и помилован.
Младшие дети Императора с интересом разглядывали коленопреклоненного Корфа, а девочки восторженно перешептывались – мужественный и благородный барон производил впечатление достойного, хотя и отчаявшегося человека. Ее Величество, узнав Корфа, нахмурилась, но, услышав, о чем идет речь, просительно взглянула на мужа. И Николай закусил губу – среди тех, кто окружал его в этот миг, не было ни одного, кто бы мог поддержать его или одобрить отказ, который уже крутился у Императора на языке.
– Но я не наказывал Репнина! – с раздражением произнес Николай. – Князю оказана честь вернуться в строй!
– Я не прошу вас нарушать этот строй, – убежденно произнес Корф. – Ваше величество, я нижайше умоляю вас позволить мне занять его место в действующей армии.
– Вам так недорога жизнь? – пожал плечами Николай.
– Мне дорого счастье друга и его любимой. Князь Репнин намерен жениться, и новое назначение лишает их возможности создать семью, – с почтением склонил голову барон.
– И я должен верить в искренность ваших слов? – с недоверием посмотрел на него Николай. – Вы, ничтоже сумняшеся, рисковали жизнью наследника престола, позволив какому-то цыгану ранить его, а сейчас пытаетесь убедить меня, что вас заботят здоровье и счастье князя Репнина! Лучше признайтесь честно: каковы истинные мотивы вашего поведения?
– Я движим только состраданием к судьбам близких мне людей, – гордо ответил Владимир. – И я не подвергал опасности Александра Николаевича, ибо в противном случае, он вряд ли остался жив и в прекрасном здравии. Единственное, что я не смог сделать – найти и наказать того, кто покушался на жизнь престолонаследника.
– Что ж, – миролюбиво кивнул Николай, – вы сами определили цену выкупа.
Арестуйте этого мерзавца, а я, так и быть, соглашусь заменить на вас князя Репнина.
– Я сделаю все, что в моих силах! – пообещал барон.
– Сделайте больше! – усмехнулся Николай и знаком велел ему встать.
Поклонившись Императору, садящемуся в карету, Корф отошел в сторону, дожидаясь, пока императорская чета с детьми уедет, а потом бросился к своему экипажу и – в путь!
Вернувшись в имение, он переоделся и, не давая себе ни минуты расслабления, отправился на поиски цыган. Как оказалось, табор все еще стоял в лесу близ границы его имения с забалуевским. Но стоянка эта была скорее вынужденной – табор находился под арестом на время разбирательства по поводу нападения на члена императорской фамилии. И Корфу пришлось дать взятку исправнику, осуществлявшему надзор за цыганами, чтобы получить разрешение на проезд.
Цыганский барон принял его с недовольством и поначалу разговаривал сухо.
– И даже не проси, барин, мы своих не выдаем, – покачал головой цыган в ответ на просьбу Владимира позволить ему увезти Червонного.
– Он подверг опасности табор и покушался на жизнь наследника престола! – убеждал его Корф.
– Никто не совершенен, – грустно улыбнулся барон.
– Но ты же должен понимать, – настаивал Владимир, – что жандармы не дадут тебе жизни. Я не уверен, что однажды за вами не приедут и не отправят по этапу в Сибирь. И тогда уж точно – прощай воля и забудь о свободе!
– Каждому – свое, – пожал плечами барон. – Противиться судьбе – все равно, что прыгать в бурную реку со связанными руками и ногами. Все равно потонешь.
– А как же справедливость? – не уступал Корф. – Ведь ты и сам знаешь, что Червонный виновен!
– И ты хочешь убедить меня в том, что предательством одного из нас я куплю себе и своим людям свободу, и мы сможем жить долго и счастливо, не оглядываясь в прошлое и честно глядя своим детям в глаза? Разве этому учит вас ваш Бог?
– Наш Бог говорит нам о том, что один человек может ответить за всех, если тем самым он спасет их жизни!
– У нас все решает честный поединок, – усмехнулся цыган. – Дуэль? – Владимир вздрогнул. Кажется, он догадался, как убедить барона принять его предложение. – Отлично! Я предлагаю тебе заключить соглашение.
Если вы не способны выдать Червонного, то убедите его принять мой вызов.
– Что это значит? – непонимающе нахмурился барон.
– Я вызываю Червонного на честный бой, – объяснил Корф. – Мы станем драться. Если победит он – ваша взяла, если победа останется за мной – вы не станете мешать мне арестовать его и препроводить в тюрьму.
– Однако... – протянул барон, с интересом взглянув на Корфа. – Я должен подумать. И понять, в чем тут подвох.
– Что еще я должен сделать, чтобы ты думал быстрее? – разгорячился Корф. – Посуди сам – все выгоды налицо, и нет никакого подвоха! Я обещаю, что полиция прекратит преследовать вас, едва виновный окажется за решеткой.
– Вы, господа, даете много обещаний, но редко выполняете их.
– О чем ты?
– Твой друг поклялся Раде, что накажет виновного в смерти ее брата, Седого.
– Увы, – развел руками Корф, – выполнение этого обещания целиком и полностью зависит от того, смогу ли я освободить князя Репнина от солдатчины. И не смотри на меня так – я говорю правду! Помоги мне, и князь поможет тебе и Раде!
