Текст книги "Суженый-ряженый (СИ)"
Автор книги: Елена Крылова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Поскольку я вас совсем не помню, – уверенно изрек Захаров, – вы, по всей видимости, учились уже после моего окончания.
Таня усмехнулась. Ну, разумеется, он ее не помнит. Она и сама не видела большого сходства между собой нынешней и скромной девочкой со студенческих фотографий.
На младших курсах у нее бывали порой приступы особо критического по отношению к себе настроения. В такие минуты, глядя на себя в зеркало, Таня недовольно ворчала: "У меня все среднее: средний рост, среднестатистическая внешность, обыкновенные волосы, и цвет у них какой-то невыразительный..." Далее следовал целый список среднестатистических параметров и даже недостатков, которые она с мазохистским упорством в себе выискивала. На самом деле все было не так уж плохо, при желании Таня могла заметить, что в зеркале отражалась весьма симпатичная девушка. Просто тогда она выглядела слишком уж юной и неискушенной для того, чтобы на нее обращали внимание роковые красавцы вроде Глеба Захарова.
За прошедшие годы Таня повзрослела и перестала искать в себе недостатки, предпочитая сосредоточиться на достоинствах. Впрочем, свой имидж она тоже сменила.
Теперь вместо длинных волос у нее была короткая стрижка, а тщательно уложенные в художественном беспорядке пряди всегда имели какой-нибудь экзотический оттенок. С большим удивлением Таня обнаружила, что постоянно краситься – дело не столь хлопотное, как она думала раньше. Еще оказалось, что придать глазам чуть больше выразительности, а губам чуть больше чувственности можно с помощью совсем небольшого количества косметики. В общем, теперь Таня могла претендовать на внимание самых роковых красавцев.
Все эти мысли, которые вихрем пронеслись у нее в голове, она, естественно, оставила при себе, а вслух сказала:
– Тем не менее на один год мы с вами все-таки пересеклись. Но вы, Глеб, не расстраивайтесь, едва ли ваша забывчивость является признаком склероза. Имея в виду вашу репутацию...
– Да? – Захаров надменно вскинул брови, а в его голосе послышалось высокомерное удивление: – Что же вас, Таня, не устраивает в моей репутации?
– Да мне в общем-то все равно. – Она пожала плечами. – Я только хотела сказать, что запомнить всех девушек, которые так или иначе встречались на вашем жизненном пути, можно только обладая памятью современного компьютера.
Захаров хмыкнул и взглянул на визитку, которую все еще держал в руке.
– Ладно, оставим пока вопрос о моей репутации. Расскажите-ка лучше, чем вы, Таня, занимаетесь в Эрмитаже.
– Английской живописью девятнадцатого века, – сообщила она со спокойным достоинством.
– Очень аристократично. К архитектуре, правда, отношения не имеет, особенно к современной.
Его сарказм ничуть Таню не смутил.
– У меня разносторонние интересы, – не теряя своего спокойного достоинства, ответила она.
Захаров опять хмыкнул и сунул визитку в нагрудный карман рубашки.
– Я бы, Таня, тоже дал вам свою, но... – он сделал неопределенный жест рукой, – к сожалению, на сегодня они у меня уже закончились.
– Такой большой спрос? – Удержаться от ехидной реплики было просто выше ее сил.
– Ага. Думаю, это после вашей статьи.
– Ну да, какая-никакая, а все-таки реклама, – снова съехидничала Таня.
– Сколько скепсиса! А между тем дело именно так и обстоит, и кто, как не искусствовед, должен уметь правильно оценивать воздействие печатного слова, – не остался в долгу Захаров. – Кстати, Таня, вы подали мне идею. Не переименовать ли нам нашу фирму? "Захаров и Линденбаум" звучит, конечно, весьма респектабельно, но... слишком уж ординарно, вы не находите? Как вам "Замок с привидениями"?
Изображая интенсивный мыслительный процесс, она секунду помолчала, а потом изрекла:
– Пожалуй, что-то в этом есть, только вот...
– Да? – с готовностью подхватил Захаров.
– Ваши дома не так уж велики, – с серьезным видом сказала Таня, – слишком большая плотность привидений на квадратный метр может отпугнуть клиентов.
– Пожалуй, вы правы, лучше назвать "Замок с привидением". Скромненько и со вкусом. Надо будет Витьке предложить.
– Глеб... – она немного помедлила, понимая, что едва ли получит честный ответ на свой вопрос, но все же не задать его не могла, – вы обиделись на меня за статью?
Захаров пожал плечами:
– К параллелям со своим великим однофамильцем я привык еще в Академии, но вообще-то, Таня, любопытно было бы узнать, почему вы так на меня взъелись. Уж не в ту ли памятную ночь вы сочиняли свою статью?
Рискуя услышать обвинения в мелочности и предвзятости, отпираться она тем не менее и не подумала.
– Именно в ту самую.
Захаров расхохотался:
– Оказывается, мне даже повезло, ведь вы вполне могли обвинить меня во всех смертных грехах!
– Не стоит мне приписывать такое великодушие, – усмехнулась Таня, – мое вдохновение целиком и полностью базировалось на уверенности в том, что вы виновны во всем, включая падение Римской империи.
– Какой именно, первой или второй? – уточнил Захаров, сворачивая на подъездную дорожку к ее дому.
– Обеих! – не стала мелочиться Таня.
9
Обладая весьма живым воображением, Таня легко представила себе, как она будет ковылять от машины к парадной в своих разновысоких лодочках, а главное, как это будет смотреться со стороны. В частности, со стороны Захарова. Конечно, можно разуться, это скажется благотворно на ее походке, но отнюдь не на ее новых чулках... Да черт с ними, с чулками, и не то в жизни теряем! Итальянские туфли, например. Впрочем, черт с ними, с туфлями. И с чулками тоже.
А вообще интересно, что принято в наши дни у рыцарей в сверкающих доспехах: бросать спасенных дам у порога их дома или нести на руках прямо в интимный уют квартиры?
Перед мысленным Таниным взором мгновенно возникла картинка, на которой Захаров нес ее на руках. Она даже уловила участившийся стук сердца в его груди и ощутила его прикосновение на своем теле...
Но тут собственное воображение подложило ей свинью.
Дело в том, что полностью открыть дверь их парадной не удавалось еще никому. Благодаря очень жесткой пружине она сей же час начинала закрываться, демонстрируя торжество закона Гука, того самого, который проходят в школе на уроках физики. В Танином видении Захаров едва успел протиснуться в катастрофически быстро сужающуюся щель, когда ее уцелевший каблук зацепился за дверную ручку, изящная туфелька слетела с ноги, и благородный рыцарь об нее споткнулся. Он уронил свою драгоценную ношу, сам обрушился сверху, а норовистая дверь их с шумом прихлопнула.
Стряхнув с себя наваждение, Таня подумала, что Захаров и в самом деле наверняка вознамерится ее проводить, тогда будет невежливо не пригласить его на чашечку кофе. Почему-то в памяти всплыло собственное заявление, что любовник ей не нужен... О Господи, при чем здесь это? Речь ведь идет всего лишь о кофе.
– Спасибо, Глеб, что подвезли, вы меня действительно очень выручили, – светским тоном поблагодарила Таня. – Надеюсь, для вас это был не слишком большой крюк.
– Не слишком. Я вас провожу, – Захаров открыл дверцу машины, – а то вы, Таня, имеете опасную привычку ездить в лифте с незнакомыми мужчинами.
– Я никогда...
Дверца захлопнулась, и возражать стало просто некому. Впрочем, секунду спустя она смогла продолжить:
– ...не езжу в лифте с незнакомыми мужчинами. – Таня снизу вверх смотрела на Захарова. – Вы потратили на меня так много времени, думаю, теперь я как-нибудь и сама справлюсь.
Не очень-то у нее это получилось. Едва не потеряв равновесие, она уцепилась за галантно протянутую ей руку и подумала о том, что туфли надо бы все-таки снять.
– Вот видите, сами справиться вы никак не можете, – констатировал Захаров и, закрыв машину, подхватил Таню на руки. – А в знак благодарности можете угостить меня чашечкой кофе. Если, конечно, ваши родители не против довольно поздних визитов. Я так понял, вы живете с родителями?
– Неужели найдутся родители, которые не предложат чашечку кофе спасителю их дочери, пусть и сколь угодно поздно? К тому же мои на даче, – усмехнулась Таня и зачем-то добавила: – Отец собирался приехать в город только завтра.
Совсем как несколько минут назад в своем видении, но только теперь уже наяву, она ощущала его прикосновения и даже уловила чуть участившийся стук его сердца. Впрочем, подобным образом человеческий организм реагирует всегда, когда получает дополнительные физические нагрузки.
Макс Годунов, муж Леры Свиридовой, придержал предательскую дверь, так что миновать ее удалось без потерь. Если, конечно, не считать Таниного открытия, что не так уж это приятно, когда мужчина носит тебя на руках. Во всяком случае, на руках у Захарова она чувствовала себя неуютно. Ну а он, несмотря на дополнительную физическую нагрузку, с легкостью преодолел несколько ступенек и остановился со своей ношей перед лифтом. Тот как раз с присущим ему лязганьем прибывал на первый этаж.
Едва лишь металлические створки начали раздвигаться с привычным леденящим кровь звуком, Таня заметила, как в глубине кабины расширяются от изумления глаза Ирочки Булыгиной.
Во взгляде Макса также читалось умеренное соседское любопытство. Интересно, узнал ли он красную "тойоту"? Лучше бы все-таки не узнал. В противном случае дружеское любопытство Леры вряд ли будет лишь умеренным. А Захаров, как назло, еще и тачку свою оставил на том же самом месте, что в ночь светопреставления.
Впрочем, хотя истошное кваканье, оглашавшее в ту ночь окрестности, разбудило бы даже мертвого, Макс вовсе не обязан был подходить к кухонному окну, ведь только из него он смог бы увидеть стоявшую во дворе машину. Если, конечно, был тогда в городе. Однако среди многочисленных соседей, имеющих выходящие во двор окна, уж точно кто-нибудь опознал и "тойоту", и ее хозяина. О том, где Захаров провел ту ночь, никто из них даже не догадывается, зато сегодня каждый может видеть, кого он несет на руках.
Таким образом, дальнейший ход обобщенной соседской мысли представлялся Тане вполне очевидным. И ничего тут не поделаешь. Разве что отбиваться, дрыгая руками и ногами. В этом случае соседи смогут посмотреть незабываемое представление. А еще можно повесить на себя большой-пребольшой плакат: "Я не его любовница!!!" И тогда уж точно все будут уверены в обратном.
Слава Богу, в лифте Захаров поставил ее на пол.
– Я и не знала, что Лера в городе. – Таня кивнула на длинную розу в руке Макса. Бледно-розовые лепестки только-только начали раскрываться, а тонкий изысканный аромат сразу же затопил тесное пространство кабины. – Когда она приехала?
– Вчера. Анютке надо сделать прививку, и потом, – веснушчатое лицо Макса озарилось мягкой обаятельной улыбкой, – ты ведь знаешь, Тань, Лерка не слишком любит сидеть на даче, тем более когда она там одна с ребенком. А в настоящее время компанию ей может составить только Агата, она, конечно, помогает по мере сил...
– Послушай, Макс, по-моему, ваша Агата такая отличная няня, что Анюту смело можно оставлять под ее присмотром.
– Вот если бы еще можно было полностью преодолеть языковой барьер...
– У вас что, няня – иностранка? – отчего-то заинтересовался Захаров.
– Нет, Агата – это наша собака. Колли, – пояснил Макс и шагнул на площадку девятого этажа. – Ну, ладно, до свидания.
– До свидания. Передай привет Лере. – Таня с любопытством взглянула на Захарова. Как только закрывающиеся двери отскрежетали свое, она спросила: – Вам что, нужна няня, да к тому же непременно иностранка?
– И желательно не просто с рекомендациями, а с рекомендациями от знакомых или хотя бы от знакомых знакомых, – ответил он сухо. – Но не мне, а Линденбауму. Вернее, его жене.
– А-а...
– Еще немного, и она доведет Витьку до нервного срыва, а это уже чуть не довело нас до срыва нового и очень выгодного контракта.
– Ах, так речь идет о бизнесе?! – довольно противным голоском уточнила Таня.
– Разумеется, – голосом, еще более противным, чем у нее, ответил Захаров, затем добавил: – И разумеется, я искренне сочувствую своему лучшему другу Вите Линденбауму. А вы, Таня, абсолютно ни с того ни с сего подозреваете меня черт знает в чем. Полагаю, все дело в моей репутации, которая вам так не нравится. Почему, например...
Его монолог был прерван душераздирающим скрежетом открывающихся дверей лифта.
– Ради Бога, не надо больше меня таскать! – воскликнула Таня, когда Захаров подхватил ее на руки.
Как и полагается в подобных случаях рыцарю в сверкающих доспехах, ее протесты он попросту проигнорировал.
– Так вот, почему меня вы подозреваете черт знает в чем, а своего соседа с девятого этажа даже на секунду не заподозрили в неверности жене, которая, как вы считали, сидит с ребенком на даче? Ведь роза могла предназначаться и не ей.
– Вы слишком циничны, Глеб.
Захаров аккуратно поставил Таню на ноги перед ее дверью, продолжая, однако, поддерживать под руку, пока та искала в сумке ключи.
– Просто я не верю в идеальный брак.
– И я не верю. По-моему, высказывание Оскара Уайльда об идеальном муже вполне можно распространить и на идеальный брак. Это тоже нечто ненастоящее. "То, чего и нет на этом свете, а разве что на том", – процитировала она любимую пьесу*./*Эти слова в пьесе Оскара Уайльда "Идеальный муж" произносит юная и очаровательная леди Мейбл Чилтерн, едва приняв предложение лорда Горинга выйти за него замуж./ –
Господи! Да где же эти чертовы ключи? Что касается Макса, то, во-первых, он всегда дарит жене именно такие розы. Во-вторых, она потрясающе красива. Я вас уверяю, Глеб, увидев Леру однажды... Вот они! Уж ее вы бы точно никогда не забыли. И в-третьих, они поженились всего года полтора назад, а он, между прочим... ну вот, заходите... влюбился в нее еще на первом курсе.
– О Господи! В кого я только не был влюблен на первом курсе!
– Я наслышана, – ехидно вставила Таня, скидывая наконец бывшие свои любимые итальянские туфли. – Не жениться же в самом деле на всех!
– А кто вообще женится на первом курсе? То есть с некоторыми такая неприятность случается, однако ваши соседи тоже не из их числа. С тех пор, как они окончили первый курс, прошло довольно много лет.
– Вы, Глеб, совершенно правы. Только одна маленькая деталь: когда Макс учился на первом курсе, Лера преподавала у него английский. Она тогда только что окончила университет.
– Н-да, пожалуй, этот случай не совсем ординарный, – признал Захаров, проходя на кухню вслед за Таней. – Мне, однако, хотелось бы вернуться к вопросу о моей репутации, к тому, о чем это вы наслышаны. И кстати сказать, от кого.
– А-а, пожалуйста. Я не раз слышала, как своими впечатлениями о вас делился кое-кто из наших преподавателей. Начиная с первого курса...
– Преподавателей или преподавательниц? – уточнил Захаров.
– Это имеет значение?
– Возможно.
– Вам виднее. – Таня не смогла удержаться ни от двусмысленной реплики, ни от такой же двусмысленной улыбки.
Включив кофеварку, она нырнула в холодильник, и теперь оттуда торчала лишь ее обтянутая короткой юбкой попка. При желании, впрочем, можно было увидеть и стройные Танины ножки.
– Кажется, это была Наталья Леонидовна Герен, – донеслось из холодильника.
– Наталья Леонидовна?.. – Голос Захарова завис на высокой вопросительной ноте. Увлекшись созерцанием соблазнительных пропорций своей собеседницы, на мгновение он утратил нить разговора, но тут же ее и нашел. – По прозвищу Кот Баюн? Помнится, она читала у нас средневековое искусство. Вообще-то милейшая женщина, голос такой тихий, обволакивающий. С утра на первой паре, когда все были совершенно сонные, он просто убаюкивал. Ко второй, однако, некоторые успевали выспаться, и тогда у них заметно повышалась сопротивляемость сонным чарам ее голоса. Наверное, потому ее лекции всегда были сдвоенными. Мне даже кажется, что на второй паре Наталья Леонидовна непременно повторяла основные положения, высказанные на первой...
– Насколько я поняла, Глеб, – снова донеслось из холодильника, – ваша сопротивляемость имела высокий уровень на протяжении обеих пар.
Разочарованно вздохнув, Таня выпрямилась. К сожалению, кусок сыра оказался пока единственным ее уловом. Интересно, чем она завтра будет кормить отца? Поймав вопросительный взгляд Захарова, она пояснила:
– Наталья Леонидовна упоминала как-то, что на первой паре вы обнимали одну девушку, а на второй гладили коленку уже другой девушке.
– Я?! Ну-у... может быть... Только это никак не могло быть на первом курсе...
– Правда? – рассеянно переспросила Таня, открывая подвесной шкаф. Там, слава Богу, обнаружились конфеты и немного печенья.
– Угу, средневековое искусство читают все-таки уже на третьем.
– Принципиальная разница. – Черт, придется прямо с утра бежать в магазин! – Ладно, Глеб, давайте пить кофе.
10
На следующее утро в девять двадцать мрачная Таня вышла из супермаркета. Если через десять минут она не окажется в метро хотя бы на эскалаторе, а она там ни за что не окажется, то опоздает. Опаздывать на встречи, которые сама же назначала, она терпеть не могла, даже если речь шла о студентах-практикантах. В этом году на нее как раз навесили трех человек из родной Академии. И практика у них начинается именно сегодня. Ну ладно, если вдруг паче чаяния попадутся пунктуальные, придется им подождать.
Она была обвешана сумками, как вьючный верблюд. Или как вьючная лошадь. Прикинув, какое из этих сравнений подходит больше, Таня не смогла отдать предпочтение ни одному. Нет, это решительно невозможно! Таскать на себе такое количество поклажи! Если бы не навязчивая идея родителей, что она плохо питается, она ни за что не стала бы закупать всю эту снедь, ведь отец ее в еде весьма умерен.
Из-за тяжелых сумок, которые Таня тащила, она и сама еле тащилась. Идея сбегать в супермаркет с утра, прямо к его открытию, сегодня уже не казалась столь удачной, как накануне. Просто вчера вечером ей ужасно не хотелось никуда идти, хотя она распрекрасно успела бы – "чашечка кофе" с Захаровым много времени не отняла.
За кофе они вели непринужденную светскую беседу: поболтали немного об академии, вслед за Натальей Леонидовной Герен вспомнили и некоторых других преподавателей. Ни о современном градостроительстве, ни о Таниной статье не говорили вовсе. До тех пор, пока речь не зашла о Николае Николаевиче Головине, читавшем у них историю архитектуры.
– Между прочим, Таня, помните наш разговор о рекламе? Так вот, сославшись на вашу статью, Головин помог сегодня Линденбауму заключить отличный контракт, – весело сообщил Захаров.
Она была совершенно ошарашена, чуть кофе на себя не пролила.
– Как это? – Ей все-таки удалось донести чашку до блюдца, только чуть-чуть горячей жидкости попало на пальцы. – Черт!
– Обожглись? – Выдернув Таню из-за стола, Захаров потащил ее к мойке. – Давайте-ка руку под холодную воду! Да перестаньте же упираться! Что вы все время упираетесь?
– Ничего я не упираюсь, – огрызнулась Таня, подставляя пальцы под холодную струю. – О Господи! Все в порядке! Скажите лучше, при чем здесь Головин и при чем здесь моя статья?
– Ладно, удовлетворю ваше любопытство, – усмехнулся Захаров, протягивая ей полотенце. – Сегодня утром Витька отправился в Петергоф, чтобы посмотреть участок под застройку. Там же он должен был встретиться с нашим потенциальным заказчиком. Дело в том, что мы получили весьма выгодное предложение, но...
Далее он объяснил, в чем заключалось это "но".
Втолковать клиенту, что тот не прав, бывает непросто, однако на сей раз эта задача показалась Линденбауму просто невыполнимой. Он и так сверх всякой меры был загружен работой, а тут еще домашние проблемы навалились... В общем, примерно через полчаса абсолютно неконструктивного разговора он, к большой своей досаде, начал понимать, что только зря теряет время.
Еще минут пятнадцать спустя терпение его иссякло совершенно. Как ни жаль было терять выгодный заказ, но времена бесправной архитектурной молодости давно миновали и за что попало их мастерская больше не хваталась.
Открыв было рот, чтобы решительно отказаться от заказа, Линденбаум, однако, не произнес ни слова. Рот его так и остался слегка приоткрытым. Дело в том, что именно в этот драматический момент он заметил приближающегося легкой трусцой профессора Головина. А следом за ним с вывалившимся наружу языком семенил на коротких лапках складчатый симпатяга, породу которого Линденбаум определить затруднился, поскольку в собаках совершенно не разбирается.
Что Петербург город маленький, все давно знают, о Петергофе и говорить нечего, поэтому случайная встреча с проживающим там знакомым едва ли может кого-то удивить. Собственно, Линденбаум особенно и не удивился, его замешательство имело иную причину.
Импозантность Николая Николаевича давно вошла в поговорку у его студентов. Всегда подтянут, седая бородка аккуратно подстрижена, довольно длинные с проседью волосы тщательно расчесаны. Костюмы он носил непременно тройки, а галстуки модные, но элегантные. И разумеется, безупречно чистые отутюженные рубашки.
Для утренней пробежки такой гардероб, конечно, не совсем уместен, но и сама эта пробежка как-то не очень вязалась с давно сложившимся образом. Тем не менее это был именно Головин, и одет он сегодня был в потертые, коротко обрезанные джинсы и линялую майку, которая успела уже промокнуть от пота. Волосы с помощью резинки были собраны сзади в маленький пучочек. Короче говоря, легендарной импозантности не было и в помине.
В этом месте захаровского рассказа у Тани вырвался смешок. Ей не требовалось особенно напрягаться, чтобы вообразить, как выглядит в коротких шортах и старой майке взмокший от долгого бега профессор Головин.
Зато минимум одежды дал Линденбауму возможность рассмотреть мускулатуру Николая Николаевича, отлично развитую и не подернутую даже тонким слоем жирка. Всегда такой подтянутый, он и в самом деле находился в отличной спортивной форме. Куда как в лучшей, нежели молодой архитектор. Не говоря уж о его клиенте неопределенного от излишней тучности возраста.
Представитель стремительно развивающегося бизнеса тоже несколько прибалдел, когда в его напористую тираду с легкой непринужденностью вклинился какой-то тип, больше похожий на бомжа, чем на профессора. А именно так его отрекомендовал архитектор. С другой стороны, едва ли бизнесмену ранее доводилось видеть профессоров живьем. Тем более ему не пришла бы в голову фантазия представлять себе, как тот должен выглядеть.
Несмотря на свой вопиюще несолидный вид, Головин произвел неизгладимое впечатление на сильно упитанного бизнесмена. Десятиминутной, но очень вдохновенной лекции, коснувшейся как истории, так и современных тенденций в развитии архитектуры, вполне хватило для того, чтобы склонить клиента к диалогу.
По Таниным губам пробежала лукавая улыбка. Ораторские способности Николая Николаевича ей также были хорошо известны: противостоять его напору и красноречию удавалось лишь единицам.
Конечно, рассчитывать на то, что заказчик полностью откажется от всех своих бредовых идей, было наивно. Но теперь с ним хотя бы можно было разговаривать.
Пожалуй, наиболее весомым аргументом Головина, во всяком случае, именно он перевесил возражения клиента, явилась ссылка на публикацию в последнем номере солидного архитектурного журнала. На солидный журнал "Архитектурные излишества", правда, не тянули, но в данном случае это не имело ни малейшего значения. Николай Николаевич авторитетно заявил, что архитектурной мастерской "Захаров и Линденбаум" уделено в статье наибольшее внимание. В особенности проектам, осуществленным в Стрельне.
В последнее время их фирму не раз и не два упоминали в прессе. По мере того, как они приобретали известность, ее название все чаще мелькало на страницах журналов. И не только тех, что имеют хоть какое-то отношение к архитектуре, но и весьма от нее далеких. Тем не менее услышать признание из уст не слишком щедрого на похвалы профессора Головина молодому архитектору было, конечно же, очень приятно. И когда о тебе пишут, тоже приятно, так что взглянуть на статью Линденбаум собирался непременно. Хотя вряд ли там могло быть что-то особо интересное. Помимо их с Захаровым фамилий, естественно. Скорее всего статья была посвящена интенсивной застройке, ведущейся в последнее время в окрестностях Стрельны. Их мастерская построила в том районе шесть очень недурных домов, два из которых были даже более чем недурны.
Путь в город лежал мимо Стрельны, и Линденбаум с удовольствием отметил, что последний и самый большой их особняк практически полностью закрыл вид на частокол из нелепых башенок. Уже целых полгода, проезжая мимо, он отмечал данный факт, и каждый раз с удовольствием. Хотя, если честно, вспоминая ту работу, он испытывал сложные чувства. В том числе и нечто вроде гордости.
Это был всего лишь второй проект мастерской, заказчик хотел нечто невообразимое, и переубедить его не было никакой возможности. Тогда Захаров сказал: "Клиент жаждет башенок? Он их получит!"
Оттянулись они на полную катушку. Башенок было не только больше, чем просил заказчик, но даже больше, чем могло поместиться. Состязаясь, кто сумеет приткнуть еще хотя бы одну штуку, молодые архитекторы превзошли самих себя, а результат вообще превзошел все ожидания. Клиент был счастлив, как ребенок, получивший вожделенную игрушку, о которой он и мечтать не смел. Что касается проектировщиков... они радовались, что этот фарс наконец закончился, и гордились тем, что справились со сложной технической задачей. Правда, гордиться предпочитали втайне.
Когда Линденбаум вернулся из Петергофа, Захарова в офисе он не застал – тот уехал на объект в Шувалово. День вообще выдался какой-то суматошный: оба крутились как белки в колесе, при этом каждый в своем. Встретились они уже к вечеру в Фонтанном доме, куда были приглашены на "круглый стол".
О своем вояже в Петергоф Линденбаум поведал другу в красках, остановившись особо на живописном виде Головина. Разумеется, была упомянута и статья, в которой опять что-то написали об их мастерской.
Сердце Захарова давно перестало екать при виде собственной фамилии на страницах какого-нибудь журнала. "Надо будет взглянуть потом", – только и сказал он.
Его желание исполнилось немедленно, будто по мановению волшебной палочки. Едва последнее слово сорвалось с его уст, как он услышал истошные возгласы: "Ви-итя! Гле-еб!"
Прямо к ним подлетела бывшая сокурсница, представляющая ныне конкурирующую фирму. В руках ее был последний номер журнала "Архитектурные излишества", раскрытый как раз на странице, посвященной их мастерской.
11
– Увидеть такое, мы, естественно, никак не ожидали и были... – Захаров секунду помолчал, подыскивая подходящее слово, – м-м... несколько обескуражены. Знаете, Таня, когда я читал вашу статью, мне припомнились нетленные труды незабвенного нашего Александра Николаевича Бенуа*./*Александр Николаевич Бенуа (1870–1960) широкой публике более известен как живописец, однако его след в искусстве гораздо ярче в качестве художественного критика. Свои статьи Бенуа писал в исключительно язвительной манере, невзирая на лица и ранги./ Правда, до Мастера вы все-таки недотягиваете, яду маловато.
– Благодарю вас, я буду еще больше работать, чтобы достичь идеала! – воскликнула Таня, постаравшись вложить в свой голос как можно больше патетики.
Взгляд Захарова, однако, выражал откровенный скепсис.
– По-моему, вы себе не тот идеал выбрали, – возразил он. – Александр Николаевич писал гадости от души, а вам, Таня, требуется допинг.
Вообще-то она и сама это знала, но дух противоречия заставлял выступить с протестом. Впрочем, Захаров все равно не дал ей и слова вставить.
– Бросьте, Таня, вы ведь сами признались в том, что черпали вдохновение в злости на меня. Если бы не моя сигнализация...
– Глеб, – теперь в ее голосе звучала вся кротость, на которую она была способна, – уж не намекаете ли вы на то, что мне следовало взять вас в соавторы этой статьи?
Бедняга даже поперхнулся. Надо полагать, Бог его воображением не обидел, и сейчас Захаров, видимо, представил свою фамилию, красующуюся рядышком с Таниной, под той самой злополучной статьей.
– Нет, – просипел он сдавленно, как будто отмахиваясь от дурного видения, – это был бы уже перебор.
– Ну хорошо, – Таня решила проявить покладистость, – тогда вернемся к моим идеалам. Что вы, Глеб, думаете о Головине?
– Думаю, что сегодня Николай Николаевич здорово повеселился. Это, конечно, высший пилотаж! – не скрывая своего восхищения, ухмыльнулся Захаров. – Не моргнув глазом он превратил аргумент "скорее против" в аргумент "бесспорно, за"! Настоящий искусствовед! Это ли не признак класса?! И кстати, это ли не доказательство того, что любое упоминание в прессе можно использовать как рекламу?!
В принципе Таня была того же мнения, но дух противоречия опять не позволил ей просто взять и согласиться.
– Ну хорошо, а что, если вдруг ваш клиент все-таки прочитает статью? – задала она вопрос, ответ на который и так знала.
– Должен вас огорчить, Таня, но наши клиенты таких статей, как правило, не читают.
– То есть вы даже не допускаете...
– Ладно, – сдался Захаров, – чтобы сделать даме приятное, допущу. В этом случае возможны два варианта. Нам, во-первых, может повезти, и клиент окажется поклонником башенок. И во-вторых, нам не повезет, и он окажется не поклонником башенок. Но сам факт упоминания в прессе, пусть даже наших неудач, говорит об известности мастерской, так что...
– ...смотри пункт первый, – усмехнулась Таня.
– Совершенно верно. На самом деле подобные статьи развлекают лишь праздно читающую публику. Иногда еще коллег и конкурентов, что, впрочем, зачастую одно и то же. – Захаров взглянул на часы, уже во второй раз за последние десять минут, и поднялся из-за стола. – Ну что ж, Таня, не буду дольше злоупотреблять вашей благодарностью за доставку домой, и спасибо вам за превосходный кофе. Поверьте, ваше общество доставило мне истинное удовольствие.
– Я вам верю. – Таня и в самом деле ему поверила. В конце концов, ему все равно нужно было где-то скоротать время, надо полагать, до визита к очередной своей пассии. Почему бы при этом не получить удовольствие от чашечки кофе? Пусть даже в ее обществе. – В свою очередь, Глеб, хочу заверить, что больше не считаю вас виновником падения Римской империи. Обеих империй, – уточнила она, проявив великодушие.
