Текст книги "Стихи"

Автор книги: Елена Другая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

2

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты...

К ***

Как тот Кавказский Пленник в яме, Из глины нищеты моей И я неловкими руками Лепил свистульки для детей.

Не испытав закала в печке, Должно быть, вскоре на куски Ломались козлики, овечки, Верблюдики и петушки.

Бросали дети мне объедки, Искусство жалкое ценя, И в яму, как на зверя в клетке, Смотрели сверху на меня.

Приспав сердечную тревогу, Я забывал, что пела мать, И научился понемногу Мне чуждый лепет понимать.

Я смутно жил, но во спасенье Души, изнывшей в полусне, Как мимолетное виденье, Опять явилась Муза мне,

И лестницу мне опустила, И вывела на белый свет, И леность сердца мне простила, Путь хоть теперь, на склоне лет.

3

Я каждый раз, когда хочу с 1000 ундук

Мой отпереть...

Скупой рыцарь

В магазине меня обсчитали: Мой целковый кассирше нужней. Но каких несравненных печалей Не дарили мне в жизни моей:

В снежном, полном веселости мире, Где алмазная светится высь, Прямо в грудь мне стреляли, как в тире, За душой, как за призом, гнались;

Хорошо мне изранили тело И не взяли за то ни копья, Безвозмездно мне сердце изъела Драгоценная ревность моя;

Клевета расстилала мне сети, Голубевшие как бирюза, Наилучшие люди на свете С царской щедростью лгали в глаза.

Был бы хлеб. Ни богатства, ни славы Мне в моих сундуках не беречь. Не гадал мой даритель лукавый, Что вручил мне с подарками право На прямую свободную речь.

4

Спой мне песню, как синица

Тихо за морем жила...

Зимний вечер

Почему, скажи, сестрица, Не из райского ковша, А из нашего напиться Захотела ты, душа?

Человеческое тело Ненадежное жилье, Ты влетела слишком смело В сердце темное мое.

Тело может истомиться, Яду невзначай глотнуть, И потянешься, как птица, От меня в обратный путь.

Но когда ты отзывалась На призывы бытия, Непосильной мне казалась Ноша бедная моя,

Может быть, и так случится, Что, закончив перелет, Будешь биться, биться, биться И не отомкнут ворот.

Пой о том, как ты земную Боль, и соль, и желчь пила, Как входила в плоть живую Смертоносная игла,

Пой, бродяжка, пой, синица, Для которой корма нет, Пой, как саваном ложится Снег на яблоневый цвет,

Как возвысилась пшеница, Да побил пшеницу град... Пой, хоть время прекратится, Пой, на то ты и певица, Пой, душа, тебя простят. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Просыпается тело, Напрягается слух. Ночь дошла до предела, Крикнул третий петух.

Сел старик на кровати, Заскрипела кровать. Было так при Пилате, Что теперь вспоминать?

И какая досада Сердце точит с утра? И на что это надо Горевать за Петра?

Кто всего мне дороже, Всех желаннее мне? В эту ночь – от кого же Я отрекся во сне?

Крик идет петушиный В первой утренней мгле Через горы-долины По широкой земле. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПОРТРЕТ Никого со мною нет. На стене висит портрет.

По слепым глазам старухи Ходят мухи,

мухи,

мухи.

Хорошо ли,– говорю,Под стеклом твоем в раю?

По щеке сползает муха, Отвечает мне старуха:

– А тебе в твоем дому Хорошо ли одному? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * А все-таки я не истец, Меня и на земле кормили: – Налей ему прокисших щец, Остатки на помойку вылей.

Всему свой срок и свой конец, А все-таки меня любили: Одна: – Прощай! – и под венец, Другая крепко спит в могиле,

А третья у чужих сердец По малой капле слез и смеха Берет и складывает эхо, И я должник, а не истец. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

К СТИХАМ Стихи мои, птенцы, наследники, Душеприказчики, истцы, Молчальники и собеседники, Смиренники и гордецы!

Я сам без роду и без племени И чудом вырос из-под рук, Едва меня лопата времени Швырнула на гончарный круг.

Мне вытянули горло длинное, И выкруглили душу мне, И обозначили былинные Цветы и листья на спине,

И я раздвинул жар березовый, Как заповедал Даниил, Благословил закат свой розовый И как пророк заговорил.

Скупой, охряной, неприкаянной Я долго был землей, а вы Упали мне на грудь нечаянно Из клювов птиц, из глаз травы. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ЦЕЙСКИЙ ЛЕДНИК Друг, за чашу благодарствуй, Небо я держу в руке, Горный воздух государств 1000 а Пью на Цейском леднике.

Здесь хранит сама природа Явный след былых времен Девятнадцатого года Очистительный озон.

А внизу из труб Садона Сизый тянется дымок, Чтоб меня во время оно Этот холод не увлек.

Там под крышами, как сетка, Дождик дышит и дрожит, И по нитке вагонетка Черной бусиной бежит.

Я присутствую при встрече Двух времен и двух высот, И колючий снег на плечи Старый Цее мне кладет. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

МЕЛЬНИЦА В ДАРГАВСКОМ УЩЕЛЬЕ Все жужжит беспокойное веретено То ли осы снуют, то ли гнется камыш,Осетинская мельница мелет зерно, Ты в Даргавском ущелье стоишь.

Там в плетеной корзине скрипят жернова, Колесо без оглядки бежит, как пришлось, И, в толченый хрусталь окунув рукава, Белый лебедь бросается вкось.

Мне бы мельника встретить: он жил над рекой, Ни о чем не тужил и ходил по дворам, Он ходил – торговал нехорошей мукой, Горьковатой, с песком пополам. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ДАГЕСТАН Я лежал на вершине горы, Я был окружен землей. Заколдованный край внизу Все цвета потерял, кроме двух: Светло-синий, Светло-коричневый там, Где по синему камню писало перо Азраила. Вкруг меня лежал Дагестан.

Разве гадал я тогда, Что в последний раз Читаю арабские буквы на камнях

горделивой земли? Как я посмел променять

на чет и нечет любови Разреженный воздух горы?

Чтобы здесь В ложке плавить на желтом огне Дагестанское серебро? Петь: "Там я жил над ручьем, Мыл в ледяной воде Простую одежду мою"? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

КОМИТАС Ничего душа не хочет И, не открывая глаз, В небо смотрит и бормочет, Как безумный Комитас.

Медленно идут светила По спирали в вышине, Будто их заговорила Сила, спящая во мне.

Вся в крови моя рубаха, Потому что и меня Обдувает ветром страха Стародавняя резня.

И опять Айя-Софии Камень ходит предо мной, И земля ступни босые Обжигает мне золой.

Лазарь вышел из гробницы, А ему и дела нет, Что летит в его глазницы Белый яблоневый цвет.

До утра в гортани воздух Шелушится, как слюда, И стоит в багровых звездах Кривда Страшного суда. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ Мне твой город нерусский Все еще незнаком,Клен под мелким дождем, Переулок твой узкий,

Под холодным дождем Слишком яркие фары, Бесприютные пары В переулке твоем,

По крутым тротуарам Бесконечный подъем. Затерялся твой дом В этом городе старом.

Бесконечный подъем, Бесконечные спуски, Разговор не по-русски У меня за плечом.

Сеет дождь из тумана, Капли падают с крыш. Ты, наверное, спишь, В белом спишь, Кетевана?

В переулке твоем В этот час непогожий Я – случайный прохожий Под холодным дождем,

В этот час непогожий, В час, покорный судьбе, На тоску по тебе Чем-то страшно похожий. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Ты, что бабочкой черной и белой, Не по-нашему дико и смело, И в мое залетела жилье, Не колдуй надо мною, не делай Горше горького сердце мое.

Чернота, окрыленная светом, Та же черная верность обетам И платок, ниспадающий с плеч. А еще в трепетании этом Тот же яд и нерусская речь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

25 ИЮНЯ 1935 Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый, Но все мне кажется, что розы на окне, И не признательность, а чувство полной меры Бывает в этот день всегда присуще мне. А если я не прав, тогда скажи – на что же Мне тишина 1000 травы и дружба рощ моих, И стрелы птичьих крыл, и плеск ручьев, похожий На объяснение в любви глухонемых? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Отнятая у меня, ночами Плакавшая обо мне, в нестрогом Черном платье, с детскими плечами, Лучший дар, не возвращенный богом,

Заклинаю прошлым, настоящим, Крепче спи, не всхлипывай спросонок, Не следи за мной зрачком косящим, Ангел, олененок, соколенок.

Из камней Шумера, из пустыни Аравийской, из какого круга Памяти – в сиянии гордыни Горло мне захлестываешь туго?

Я не знаю, где твоя держава, И не знаю, как сложить заклятье, Чтобы снова потерять мне право На твое дыханье, руки, платье. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ИГНАТЬЕВСКИЙ ЛЕС Последних листьев жар

сплошным самосожженьем Восходит на небо, и на пути твоем Весь этот лес живет

таким же раздраженьем, Каким последний год и мы с тобой живем.

В заплаканных глазах отражена дорога, Как в пойме сумрачной кусты отражены. Не привередничай, не угрожай,

не трогай, Не задевай лесной наволгшей тишины.

Ты можешь услыхать дыханье старой жизни: Осклизлые грибы в сырой траве растут, До самых сердцевин их проточили слизни, А кожу все-таки щекочет влажный зуд.

Все наше прошлое похоже на угрозу Смотри, сейчас вернусь, гляди,

убью сейчас! А небо ежится и держит клен, как розу,Пусть жжет еще сильней! – почти у самых глаз. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Если б, как прежде, я был горделив, Я бы оставил тебя навсегда; Все, с чем расстаться нельзя ни за что, Все, с чем возиться не стоит труда,Надвое царство мое разделив.

Я бы сказал:

– Ты уносишь с собой Сто обещаний, сто праздников, сто Слов. Это можешь с собой унести.

Мне остается холодный рассвет, Сто запоздалых трамваев и сто Капель дождя на трамвайном пути, Сто переулков, сто улиц и сто Капель дождя, побежавших вослед. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * *

Т.О. – Т.

Я боюсь, что слишком поздно Стало сниться счастье мне. Я боюсь, что слишком поздно Потянулся я к беззвездной И чужой твоей стране.

Мне-то ведомо, какою Ночью темной, без огня, Мне-то ведомо, какою Неспокойной, молодою Ты бываешь без меня.

Я-то знаю, как другие, В поздний час моей тоски, Я-то знаю, как другие Смотрят в эти роковые, Слишком темные зрачки.

И в моей ночи ревнивой Каблучки твои стучат, И в моей ночи ревнивой Над тобою дышит диво Первых оттепелей чад.

Был и я когда-то молод. Ты пришла из тех ночей. Был и я когда-то молод, Мне понятен душный холод, Вешний лед в крови твоей. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Сирени вы, сирени, И как вам не тяжел Застывший в трудном крене Альтовый гомон пчел?

Осталось нетерпенье От юности моей В горячей вашей пене И в глубине теней.

А как дохнет по пчелам И прибежит гроза И ситцевым подолом Ударит мне в глаза

Пройдет прохлада низом Траву в коленах гнуть, И дождь по гроздьям сизым Покатится, как ртуть.

Под вечер – вёдро снова, И, верно, в том и суть, Чтоб хоть силком смычковый Лиловый гуд вернуть. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Снова я на чужом языке Пересуды какие-то слышу,То ли это плоты на реке, То ли падают листья на крышу.

Осень, видно, и впрямь хороша. То ли это она колобродит, То ли злая живая душа Разговоры с собою заводит,

То ли сам я к себ 1000 е не првык... Плыть бы мне до чужих понизовий, Петь бы мне, как поет плотовщик,Побольней, потемней, победовей,

На плоту натянуть дождевик, Петь бы, шапку надвинув на брови, Как поет на реке плотовщик О своей невозвратной любови. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ТЕМНЕЕТ Какое счастье у меня украли! Когда бы пришла в тот страшный год, В орлянку бы тебя не проиграли, Души бы не пустили в оборот.

Мне девочка с венгерскою шарманкой Поет с надсадной хрипотой о том, Как вывернуло время вверх изнанкой Твою судьбу под проливным дождем,

И старческой рукою моет стекла Сентябрьский ветер и уходит прочь, И челка у шарманщицы намокла, И вот уже у нас в предместье – ночь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

НОЧЬ ПОД ПЕРВОЕ ИЮНЯ Пока еще последние колена Последних соловьев не отгремели И смутно брезжит у твоей постели Боярышника розовая пена,

Пока ложится железнодорожный Мост, как самоубийца, под колеса И жизнь моя над черной рябью плеса Летит стремглав дорогой непреложной,

Спи, как на сцене, на своей поляне, Спи,– эта ночь твоей любви короче,Спи в сказке для детей, в ячейке ночи, Без имени в лесу воспоминаний.

Так вот когда я стал самим собою, И что ни день – мне новый день дороже, Но что ни ночь – пристрастнее и строже Мой суд нетерпеливый над судьбою... Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

РУКИ Взглянул я на руки свои Внимательно, как на чужие: Какие они корневые Из крепкой рабочей семьи.

Надежная старая стать Для дружеских твердых пожатий; Им плуга бы две рукояти, Буханку бы хлебную дать,

Держать бы им сердце земли, Да все мы, видать, звездолюбцы,И в небо мои пятизубцы Двумя якорями вросли.

Так вот чем наш подвиг велик: Один и другой пятерик Свой труд принимают за благо, И древней атлантовой тягой К ступням прикипел материк. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

СЛОВАРЬ Я ветвь меньшая от ствола России, Я плоть ее, и до листвы моей Доходят жилы влажные, стальные, Льняные, кровяные, костяные, Прямые продолжения корней.

Есть высоты властительная тяга, И потому бессмертен я, пока Течет по жилам – боль моя и благо Ключей подземных ледяная влага, Все эр и эль святого языка.

Я призван к жизни кровью всех рождений И всех смертей, я жил во времена, Когда народа безымянный гений Немую плоть предметов и явлений Одушевлял, даруя имена.

Его словарь открыт во всю страницу, От облаков до глубины земной. – Разумной речи научить синицу И лист единый заронить в криницу, Зеленый, рдяный, ржавый, золотой... Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

СТЕПНАЯ ДУДКА I

Жили, воевали, голодали, Умирали врозь, по одному. Я не живописец, мне детали Ни к чему, я лучше соль возьму.

Из всего земного ширпотреба Только дудку мне и принесли: Мало взял я у земли для неба, Больше взял у неба для земли.

Я из шапки вытряхнул светила, Выпустил я птиц из рукава. Обо мне земля давно забыла, Хоть моим рифмовником жива.

II

На каждый звук есть эхо на земле. У пастухов кипел кулеш в котле, Почесывались овцы рядом с нами И черными стучали башмачками. Что деньги мне? Что мне почет и честь В степи вечерней без конца и края? С Овидием хочу я брынзу есть И горевать на берегу Дуная, Не различать далеких голосов, Не ждать благословенных парусов.

IIII

Где вьюгу на латынь Переводил Овидий, Я пил степную синь И суп варил из мидий.

И мне огнем беды Дуду насквозь продуло, И потому лады Поют как Мариула,

И потому семья У нас не без урода И хороша моя Дунайская свобода.

Где грел он в холода 1000

Лепешку на ладони, Там южная звезда Стоит на небосклоне.

IV

Земля неплодородная, степная, Горючая, но в ней для сердца есть Кузнечика скрипица костяная И кесарем униженная честь.

А где мое грядущее? Бог весть. Изгнание чужое вспоминая, С Овидием и я за дестью десть Листал тетрадь на берегу Дуная.

За желть и жёлчь любил я этот край И говорил:– Кузнечик мой, играй!И говорил:– Семь лет пути до Рима!

Теперь мне и до степи далеко. Живи хоть ты, глоток сухого дыма, Шалаш, кожух, овечье молоко. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ГОЛУБИ Семь голубей – семь дней недели Склевали корм и улетели, На смену этим голубям Другие прилетают к нам.

Живем, считаем по семерке, В последней стае только пять, И наши старые задворки На небо жалко променять:

Тут наши сизари воркуют, По кругу ходят и жалкуют, Асфальт крупитчатый клюют И на поминках дождик пьют. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ВЕТЕР Душа моя затосковала ночью.

А я любил изорванную в клочья, Исхлестанную ветром темноту И звезды, брезжущие на лету. Над мокрыми сентябрьскими садами, Как бабочки с незрячими глазами, И на цыганской масляной реке Шатучий мост, и женщину в платке, Спадавшем с плеч над медленной водою, И эти руки как перед бедою.

И кажется, она была жива, Жива, как прежде, но ее слова Из влажных Л теперь не означали Ни счастья, ни желаний, ни печали, И больше мысль не связывала их, Как повелось на свете у живых.

Слова горели, как под ветром свечи, И гасли, словно ей легло на плечи Все горе всех времен. Мы рядом шли, Но этой горькой, как полынь, земли Она уже стопами не касалась И мне живою больше не казалась.

Когда-то имя было у нее.

Сентябрьский ветер и ко мне в жилье Врывается

то лязгает замками, То волосы мне трогает руками. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПЕСНЯ Давно мои ранние годы прошли По самому краю, По самому краю родимой земли, По скошенной мяте, по синему раю, И я этот рай навсегда потеряю.

Колышется ива на том берегу, Как белые руки. Пройти до конца по мосту не могу, Но лучшего имени влажные звуки На память я взял при последней разлуке.

Стоит у излуки И моет в воде свои белые руки, А я перед ней в неоплатном долгу. Сказал бы я, кто на поемном лугу На том берегу За ивой стоит, как русалка над речкой, И с пальца на палец бросает колечко. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Я так давно родился, Что слышу иногда, Как надо мной проходит Студеная вода. А я лежу на дне речном, И если песню петь С травы начнем, песку зачерпнем И губ не разомкнем.

Я так давно родился, Что говорить не могу, И город мне приснился На каменном берегу. А я лежу на дне речном И вижу из воды Далекий свет, высокий дом, Зеленый луч звезды.

Я так давно родился, Что если ты придешь И руку положишь мне на глаза, То это будет ложь, А я тебя удержать не могу, И если ты уйдешь И я за тобой не пойду, как слепой, То это будет ложь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Мне в черный день приснится Высокая звезда, Глубокая криница, Студеная вода И крестики сирени В росе у самых глаз. Но больше нет ступени И тени спрячут нас.

И если вышли двое На волю из тюрьмы, То это мы с тобою, Одни на свете мы, И мы уже не дети, И разве я не прав, Когда всего на свете Светлее твой рукав.

Что с нами ни случится, В мой самый черный день, Мне в черный день приснится Криница и сирень, И тонкое колечко, И твой простой наряд, И на мосту за речкой Колеса простучат.

Нп свете все проходит, И даже эта ночь П 1000 роходит и уводит Тебя из сада прочь. И разве в нашей власти Вернуть свою зарю? На собственное счастье Я как слепой смотрю.

Стучат. Кто там?– Мария.Отворишь дверь.– Кто там?Ответа нет. Живые Не так приходят к нам, Их поступь тяжелее, И руки у живых Грубее и теплее Незримых рук твоих.

– Где ты была?– Ответа Не слышу на вопрос. Быть может, сон мой – это Невнятный стук колес Там, на мосту, за речкой, Где светится звезда, И кануло колечко В криницу навсегда. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ТИТАНИЯ * Прямых стволов благословение И млечный пар над головой, И я ложусь в листву осеннюю, Дышу подспудицей грибной.

Мне грешная моя, невинная Земля моя передает Свое терпенье муравьиное И душу крепкую, как йод.

Кончаются мои скитания. Я в лабиринт корней войду И твой престол найду, Титания, В твоей державе пропаду.

Что мне в моем погибшем имени? Твой ржавый лист – моя броня, Кляни меня, но не гони меня, Убей, но не гони меня.

* Титания – из "Сна в летнюю ночь" Шекспира Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ШИПОВНИК

Т.О.Т.

Я завещаю вам шиповник, Весь полный света, как фонарь, Июньских бабочек письмовник, Задворков праздничный словарь.

Едва калитку отворяли, В его корзине сам собой, Как струны в запертом рояле, Гудел и звякал разнобой.

Там, по ступеням светотени, Прямыми крыльями стуча, Сновала радуга видений И вдоль и поперек луча.

Был очевиден и понятен Пространства замкнутого шар Сплетенье линий, лепет пятен, Мельканье брачущихся пар. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

АНЖЕЛО СЕККИ

– Прости, мой дорогой

мерцовский экваториал!

Слова Секки

Здесь, в Риме, после долгого изгнанья, Седой, полуслепой, полуживой, Один среди небесного сиянья, Стоит он с непокрытой головой.

Дыханье Рима – как сухие травы. Привет тебе, последняя ступень! Судьба лукава, и цари не правы, А все-таки настал и этот день.

От мерцовского экваториала Он старых рук не в силах оторвать; Урания не станет, как бывало, В пустынной этой башне пировать.

Глотая горький воздух, гладит Секки Давным-давно не чищенную медь. – Прекрасный друг, расстанемся навеки, Дай мне теперь спокойно умереть.

Он сходит по ступеням обветшалым К небытию, во прах, на Страшный суд, И ласточки над экваториалом, Как вестницы забвения, снуют.

Еще ребенком я оплакал эту Высокую, мне родственную тень, Чтоб, вслед за ней пройдя по белу свету, Благословить последнюю ступень. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

КАРЛОВЫ ВАРЫ Даже песня дается недаром, И уж если намучились мы, То какими дрожжами и жаром Здесь когда-то вздымало холмы.

А холмам на широкую спину, Как в седло, посадили кремли, И с ячменных полей десятину В добрый Пильзен варить повезли.

Расцветай же, как лучшая роза В наилучшем трехмерном плену, Дорогая житейская проза, Воспитавшая эту страну.

Пойте, честные чешские птицы, Пойте, птицы, пока по холмам Бродит грузный и розоволицый Старый Гете, столь преданный вам. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПАУЛЬ КЛЕЕ Жил да был художник Пауль Клее Где-то за горами, над лугами. Он сидел себе один в аллее С разноцветными карандашами,

Рисовал квадраты и крючочки, Африку, ребенка на перроне, Дьяволенка в голубой сорочке, Звезды и зверей на небосклоне.

Не хотел он, чтоб его рисунки Были честным паспортом природы, Где послушно строятся по струнке Люди, кони, города и воды,

Он хотел, чтоб линии и пятна, Как кузнечики в июльском звоне, Говорил 1000 и слитно и понятно. И однажды утром на картоне

Проступили крылышки и темя: Ангел смерти стал обозначаться. Понял Клее, что настало время С музой и знакомыми прощаться.

Попрощался и скончался Клее. Ничего не может быть печальней! Если б Клее был намного злее, Ангел смерти был бы натуральней,

И тогда с художником все вместе Мы бы тоже сгинули со света, Порастряс бы ангел наши кости! Но скажите мне: на что нам это?

На погосте хуже, чем в музее, Где порой вы бродите, живые, И висят рядком картины Клее Голубые, желтые, блажные... Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

БАЛЕТ Пиликает скрипка, гудит барабан, И флейта свистит по-эльзасски, На сцену въезжает картонный рыдван С раскрашенной куклой из сказки.

Оттуда ее вынимает партнер, Под ляжку подставив ей руку, И тащит силком на гостиничный двор К пиратам на верную муку.

Те точат кинжалы, и крутят усы, И топают в такт каблуками, Карманные враз вынимают часы И дико сверкают белками,

Мол, резать пора! Но в клубничном трико, В своем лебедином крахмале, Над рампою прима взлетает легко, И что-то вибрирует в зале.

Сценической чуши магический ток Находит, как свист соловьиный, И пробует волю твою на зубок Холодный расчет балерины.

И весь этот пот, этот грим, этот клей, Смущавшие вкус твой и чувства, Уже завладели душою твоей. Так что же такое искусство?

Наверно, будет угадана связь Меж сценой и Дантовым адом, Иначе откуда бы площадь взялась Со всей этой шушерой рядом? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

КАКТУС Далеко, далеко, за полсвета От родимых долгот и широт, Допотопное чудище это У меня на окошке живет.

Что ему до воклюзского лавра И персидских мучительниц-роз, Если он под пятой бронтозавра Ластовидной листвою оброс?

Терпеливый приемыш чужбины, Доживая стотысячный век, Гонит он из тугой сердцевины Восковой криворукий побег.

Жажда жизни кору пробивала,Он живет во всю ширь своих плеч Той же силой, что нам даровала И в могилах звучащую речь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПОЭТ

Жил на свете рыцарь бедный...

А.С.Пушкин

Эту книгу мне когда-то В коридоре Госиздата Подарил один поэт; Книга порвана, измята, И в живых поэта нет.

Говорили, что в обличьи У поэта нечто птичье И египетское есть; Было нищее величье И задерганная честь.

Как боялся он пространства Коридоров! постоянства Кредиторов! Он как дар В диком приступе жеманства Принимал свой гонорар.

Так елозит по экрану С реверансами, как спьяну, Старый клоун в котелке И, как трезвый, прячет рану Под жилеткой на пике.

Оперенный рифмой парной, Кончен подвиг календарный,Добрый путь тебе, прощай! Здравствуй, праздник гонорарный, Черный белый каравай!

Гнутым словом забавлялся, Птичьим клювом улыбался, Встречных с лету брал в зажим, Одиночества боялся И стихи читал чужим.

Так и надо жить поэту. Я и сам сную по свету, Одиночества боюсь, В сотый раз за книгу эту В одиночестве берусь.

Там в стихах пейзажей мало, Только бестолочь вокзала И театра кутерьма, Только люди как попало, Рынок, очередь, тюрьма.

Жизнь, должно быть, наболтала, Наплела судьба сама. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

СНЫ Садится ночь на подоконник, Очки волшебные надев, И длинный вавилонский сонник, Как жрец, читает нараспев.

Уходят вверх ее ступени, Но нет перил над пустотой, Где судят тени, как на сцене, Иноязычный разум твой.

Ни смысла, ни числа, ни меры. А судьи кто? И в чем твой грех? Мы вышли из одной пещеры, И клинопись одна на всех.

Явь от потопа до Эвклида Мы досмотреть обречены. Отдай – что взял; что видел – выдай! Тебя зовут твои сыны.

И ты на 1000 чьем-нибудь пороге Найдешь когда-нибудь приют, Пока быки бредут, как боги, Боками трутся на дороге И жвачку времени жуют. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

В ДОРОГЕ Где черный ветер, как налетчик, Поет на языке блатном, Проходит путевой обходчик, Во всей степи один с огнем.

Над полосою отчужденья Фонарь качается в руке, Как два крыла из сновиденья В средине ночи на реке.

И в желтом колыбельном свете У мирозданья на краю Я по единственной примете Родную землю узнаю.

Есть в рельсах железнодорожных Пророческий и смутный зов Благословенных, невозможных, Не спящих ночью городов.

И осторожно, как художник, Следит приезжий за огнем, Покуда железнодорожник Не пропадет в краю степном. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ДЕРЕВО ЖАННЫ Мне говорят, а я уже не слышу, Что говорят. Моя душа к себе Прислушивается, как Жанна Д'Арк. Какие голоса тогда поют!

И управлять я научился ими: То флейты вызываю, то фаготы, То арфы. Иногда я просыпаюсь, И все уже давным-давно звучит, И кажется – финал не за горами.

Привет тебе, высокий ствол и ветви Упругие, с листвой зелено-ржавой, Таинственное дерево, откуда Ко мне слетает птица первой ноты.

Но стоит взяться мне за карандаш, Чтоб записать словами гул литавров, Охотничьи сигналы духовых, Весенние размытые порывы Смычков,– я понимаю, что со мной: Душа к губам прикладывает палец Молчи! Молчи!

И все, чем смерть жива И жизнь сложна, приобретает новый, Прозрачный, очевидный, как стекло, Внезапный смысл. И я молчу, но я Весь без остатка, весь как есть – в раструбе Воронки, полной утреннего шума.

Вот почему, когда мы умираем, Оказывается, что ни полслова Не написали о себе самих, И то, что прежде нам казалось нами, Идет по кругу Спокойно, отчужденно, вне сравнений И нас уже в себе не заключает.

Ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна! Пусть коронован твой король,– какая Заслуга в том? Шумит волшебный дуб, И что-то голос говорит, а ты Огнем горишь в рубахе не по росту. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПОЗДНЯЯ ЗРЕЛОСТЬ Не для того ли мне поздняя зрелость, Чтобы, за сердце схватившись, оплакать Каждого слова сентябрьскую спелость, Яблока тяжесть, шиповника мякоть,

Над лесосекой тянувшийся порох, Сухость брусничной поляны, и ради Правды – вернуться к стихам, от которых Только помарки остались в тетради.

Все, что собрали, сложили в корзины,И на мосту прогремела телега. Дай мне еще наклониться с вершины, Дай удержаться до первого снега. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Пускай меня простит Винсент Ван-Гог За то, что я помочь ему не мог,

За то, что я травы ему под ноги Не постелил на выжженной дороге,

За то, что я не развязал шнурков Его крестьянских пыльных башмаков,

За то, что в зной не дал ему напиться, Не помешал в больнице застрелиться.

Стою себе, а надо мной навис Закрученный, как пламя, кипарис,

Лимонный крон и темно-голубое,Без них не стал бы я самим собою;

Унизил бы я собственную речь, Когда б чужую ношу сбросил с плеч.

А эта грубость ангела, с какою Он свой мазок роднит с моей строкою,

Ведет и вас через его зрачок Туда, где дышит звездами Ван-Гог. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ВЕРБЛЮД На длинных нерусских ногах Стоит, улыбаясь некстати, А шерсть у него на боках Как вата в столетнем халате.

Должно быть, молясь на восток, Кочевники перемудрили, В подшерсток втирали песок И ржавой колючкой кормили.

Горбатую царскую плоть, Престол нищеты и терпенья, Нещедрый пустынник-господь Слепил из 271 отходов творенья.

И в ноздри вложили замок, А в душу – печаль и величье, И верно, с тех пор погремок На шее болтается птичьей.

По Черным и Красным пескам, По дикому зною бродяжил, К чужим пристрастился тюкам, Копейки под старость не нажил.

Привыкла верблюжья душа К пустыне, тюкам и побоям. А все-таки жизнь хороша, И мы в ней чего-нибудь стоим. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * *

В мастерской живописца – стоит манекен Деревянный , суставчатый – весь на шарнирах Откровенный как правда..В зияющих дырах На местах сочленений локтей и колен

Пахнет пылью и тленом...Пахнет скипидаром Живописец – уже натянул полотно Кем ты станешь..натурщик? Не все ли равно Если ты неживой...и позируешь даром?

Ах...не все ли равно...Подмалевок лилов Черный контур клубится под кистью шершавой Кисть – в союзе с кредитками...Краска – со славой Нет для смежных исскуств у поэзии слов

Кто я сам..если ходят и плачут окрест На шарнирах и в дырах – пространство и время Многозвёздный венец возлагают на темя И на слабые плечи – пророческий крест

Кто хозяин твой?..Гений?..Бездарность?...Халтурщик? Я – молве клеветнице – его не предам Потому что из глины был создан Адам Ты – подобье Адама – бесплатный натурщик

* * *

Вечерний, сизокрылый, Благословенный свет! Я словно из могилы Смотрю тебе вослед.

Благодарю за каждый Глоток воды живой, В часы последней жажды Подаренный тобой,

За каждое движенье Твоих прохладных рук, За то, что утешенья Не нахожу вокруг,