Текст книги "Стихи"

Автор книги: Елена Другая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Тарковский Арсений
Стихи

Арсений Александрович Тарковский

– В мастерской живописца – стоит манекен... – Вечерний, сизокрылый... – Вот и лето прошло... – Мне послышался чей-то... – 25 июня 1935 – А все-таки я не истец... – Анжело Секки – Балет – Был домик в три оконца... – В дороге – В последний месяц осени, на склоне... – Верблюд – Ветер – Вечерний, сизокрылый... – Влажной землей из окна потянуло... – Вот и лето прошло... – Где целовали степь курганы... – Голуби – Григорий Сковорода – Дагестан – Дерево Жанны – Дождь в Тбилиси – Душу, вспыхнувшую на лету... – Если б, как прежде, я был горделив... – Еще в ушах стоит и звон и гром... – И это снилось мне, и это снится мне... – И эту тень я проводил в дорогу... – И я ниоткуда пришел расколоть... – Игнатьевский лес – К стихам – Как сорок лет тому назад... – Кактус – Карловы Вары – Комитас – Красный фонарик стоит на снегу... – Малютка-жизнь – Мельница в Даргавском ущелье – Меркнет зрение – сила моя... – Мне бы только теперь... – Мне в черный день приснится... – Мне другие мерещятся тени... – Над черно-сизой ямою... – Немецкий автоматчик подстрелит на дороге... – Ночной дождь – Ночь под первое июня – Ночью медленно время идет... – О, только бы привстать... – Отнятая у меня, ночами... – Пауль Клее – Первая гроза – Первые свидания – Перед листопадом – Песня (Давно мои ранние годы прошли...) – Под сердцем травы тяжелеют росинки... – Позднее наследство... – Поздняя зрелость – Портрет – Посредине мира – Поэ 1000 т – Приазовье – Просыпается тело... – Пускай меня простит Винсент Ван-Гог... – Пушкинские эпиграфы – Руки – Рукопись – С утра я тебя дожидался вчера... – Сирени вы, сирени... – Сколько листвы намело... – Словарь – Снова я на чужом языке... – Сны – Соберемся понемногу... – Стань самим собой – Стелил я снежную постель... – Степная дудка – Стол накрыт на шестерых... – Темнеет – Титания – Тот жил и умер, та жила... – Ты, что бабочкой черной и белой... – Феофан Грек – Цейский ледник – Чего ты не делала только... – Шиповник – Я боюсь, что слишком поздно... – Я надену кольцо из железа... – Я так давно родился... – Я тень из тех теней, которые, однажды... – Я учился траве, раскрывая тетрадь...

* * * Тот жил и умер, та жила И умерла, и эти жили И умерли; к одной могиле Другая плотно прилегла.

Земля прозрачнее стекла, И видно в ней, кого убили И кто убил: на мертвой пыли Горит печать добра и зла.

Поверх земли метутся тени Сошедших в землю поколений; Им не уйти бы никуда Из наших рук от самосуда, Когда б такого же суда Не ждали мы невесть откуда. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Еще в ушах стоит и звон и гром, У, как трезвонил вагоновожатый!

Туда ходил трамвай, и там была Неспешная и мелкая река, Вся в камыше и ряске. Я и Валя Сидим верхом на пушках у ворот В Казенный сад, где двухсотлетний дуб, Мороженщики, будка с лимонадом И в синей раковине музыканты. Июнь сияет над Казенным садом. Труба бубнит, бьют в барабан, и флейта Свистит, но слышно, как из-под подушки В полбарабана, в полтрубы, в полфлейты И в четверть сна, в одну восьмую жизни.

Мы оба (в летних шляпах на резинке, В сандалиях, в матросках с якорями) Еще не знаем, кто из нас в живых Останется, 1000 кого из нас убьют. О судьбах наших нет еще и речи, Нас дома ждет парное молоко, И бабочки садятся нам на плечи, И ласточки летают высоко. Воздух детства и отчего дома... Москва, "Молодая гвардия", 1987.

* * * Позднее наследство, Призрак, звук пустой, Ложный слепок детства, Бедный город мой.

Тяготит мне плечи Бремя стольких лет. Смысла в этой встрече На поверку нет.

Здесь теперь другое Небо за окном Дымно-голубое, С белым голубком.

Резко, слишком резко, Издали видна, Рдеет занавеска В прорези окна,

И, не уставая, Смотрит мне вослед Маска восковая Стародавних лет. Арсений Тарковский. Благословенный свет. Санкт-Петербург, "Северо-Запад", 1993.

* * * Я учился траве, раскрывая тетрадь, И трава начинала, как флейта, звучать. Я ловил соответствие звука и цвета, И когда запевала свой гимн стрекоза, Меж зеленых ладов проходя, как комета, Я-то знал, что любая росинка – слеза. Знал, что в каждой фасетке огромного ока, В каждой радуге яркострекочущих крыл Обитает горящее слово пророка, И Адамову тайну я чудом открыл.

Я любил свой мучительный труд, эту кладку Слов, скрепленных их собственным светом, загадку Смутных чувств и простую разгадку ума, В слове п р а в д а мне виделась правда сама, Был язык мой правдив, как спектральный анализ, А слова у меня под ногами валялись.

И еще я скажу: собеседник мой прав, В четверть шума я слышал, в полсвета я видел, Но зато не унизив ни близких, ни трав, Равнодушием отчей земли не обидел, И пока на земле я работал, приняв Дар студеной воды и пахучего хлеба, Надо мною стояло бездонное небо, Звезды падали мне на рукав. Советская поэзия 50-70х годов. Москва, "Русский язык", 1987.

* * * Немецкий автоматчик подстрелит на дороге, Осколком ли фугаски перешибут мне ноги,

В живот ли пулю влепит эсесовец-мальчишка, Но все равно мне будет на этом фронте крышка.

И буду я разутый, без имени и славы Замерзшими глазами смотреть на снег кровавый. Арсений Тарковский. Благословенный свет. Санкт-Петербург, "Северо-Запад", 1993.

* * * И я ниоткуда Пришел расколоть Единое чудо На душу и плоть,

Державу природы Я должен рассечь На песню и воды, На сушу и речь

И, хлеба земного Отведав, прийти В свечении слова К началу пути.

Я сын твой, отрада Твоя, Авраам, И жертвы не надо Моим временам,

А сколько мне в чаше Обид и труда... И после сладчайшей Из час – никуда? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Стелил я снежную постель, Луга и рощи обезглавил, К твоим ногам прильнуть заставил Сладчайший лавр, горчайший хмель.

Но марта не сменил апрель На страже росписей и правил. Я памятник тебе поставил На самой слезной из земель.

Под небом северным стою Пред белой, бедной, непокорной Твоею высотою горной

И сам себю не узнаю, Один, один в рубахе черной В твоем грядущем, как в раю. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Чего ты не делала только, чтоб видеться тайно со мною, Тебе не сиделось, должно быть, за Камой в дому невысоком, Ты под ноги стлалась травою, уж так шелестела весною, Что боязно было: шагнешь и заденешь тебя ненароком.

Кукушкой в лесу притаилась и так куковала, что люди Завидовать стали: ну вот, Ярославна твоя прилетела! И если я бабочку видел, когда и подумать о чуде Безумием было, я знал: ты взглянуть на меня захотела.

А эти павлиньи глазки там лазори по капельке было На каждом крыле, и светились... Я, может быть, со свету сгину, А ты не покинешь меня, и твоя чудотворная сила Травою оденет, 1000 цветами подарит и камень, и глину.

И если к земле прикоснуться, чешуйки все в радугах. Надо Ослепнуть, чтоб имя твое не прочесть на ступеньках и сводах Хором этих нежно-зеленых. Вот верности женской засада: Ты за ночь построила город и мне приготовила отдых.

А ива, что ты посадила в краю, где вовек не бывала? Тебе до рожденья могли терпеливые ветви присниться; Качалась она, подрастая, и соки земли принимала. За ивой твоей довелось мне, за ивой от смерти укрыться.

С тех пор не дивлюсь я, что гибель обходит меня стороною: Я должен ладью отыскать, плыть и плыть и, замучась, причалить. Увидеть такою тебя, чтобы вечно была ты со мною И крыл твоих, глаз твоих, губ твоих, рук – никогда не печалить.

Приснись мне, приснись мне, приснись, приснись мне еще хоть однажды. Война меня потчует солью, а ты этой соли не трогай. Нет горечи горше, и горло мое пересохло от жажды. Дай пить. Напои меня. Дай мне воды хоть глоток, хоть немного. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Стол накрыт на шестерых Розы да хрусталь... А среди гостей моих Горе да печаль.

И со мною мой отец, И со мною брат. Час проходит. Наконец У дверей стучат.

Как двенадцать лет назад, Холодна рука, И немодные шумят Синие шелка.

И вино поет из тьмы, И звенит стекло: "Как тебя любили мы, Сколько лет прошло".

Улыбнется мне отец, Брат нальет вина, Даст мне руку без колец, Скажет мне она:

"Каблучки мои в пыли, Выцвела коса, И звучат из-под земли Наши голоса". Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * И эту тень я проводил в дорогу Последнюю – к последнему порогу, И два крыла у тени за спиной, Как два луча, померкли понемногу.

И год прошел по кругу стороной. Зима трубит из просеки лесной. Нестройным звоном отвечает рогу Карельских сосен морок слюдяной.

Что, если память вне земных условий Бессильна день восстановить в ночи? Что, если тень, покинув землю, в слове Не пьет бессмертья? Сердце, замолчи, Не лги, глотни еще немного крови, Благослови рассветные лучи. Арсений Тарковский. Благословенный свет. Санкт-Петербург, "Северо-Запад", 1993.

* * * Мне бы только теперь до конца не раскрыться, Не раздать бы всего, что напела мне птица, Белый день наболтал, наморгала звезда, Намигала вода, накислила кислица, На прожиток оставить себе навсегда Крепкий шарик в крови, полный света и чуда, А уж если дороги не будет назад, Так втянуться в него, и не выйти оттуда, И – в аорту, неведомо чью, наугад. Арсений Тарковский. Благословенный свет. Санкт-Петербург, "Северо-Запад", 1993.

* * * Красный фонарик стоит на снегу. Что-то я вспомнить его не могу.

Может быть, это листок-сирота, Может быть, это обрывок бинта,

Может быть, это на снежную ширь Вышел кружить красногрудый снегирь,

Может быть, это морочит меня Дымный закат окаянного дня. 1973 Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Соберемся понемногу, Поцелуем мертвый лоб, Вместе выйдем на дорогу, Понесем сосновый гроб.

Есть обычай: вдоль заборов И затворов на пути Без кадил, молитв и хоров Гроб по улицам нести.

Я креста тебе не ставлю, Древних песен не пою, Не прославлю, не ославлю Душу бедную твою.

Для чего мне теплить свечи, Петь у гроба твоего? Ты не слышишь нашей речи И не помнишь ничего.

Только слышишь – легче дыма И безмолвней трав земных В холоде земли родимой Тяжесть нежных век своих. 1932 Арсений Тарковский. Благословенный свет. Санкт-Петербург, "Северо-Запад", 1993.

Ф 1000 ЕОФАН ГРЕК Когда я видел воплощенный гул И меловые крылья оживали, Открылось мне: я жизнь перешагнул, А подвиг мой еще на перевале.

Мне должно завещание могил, Зияющих как ножевая рана, Свести к библейской резкости белил И подмастерьем стать у Феофана.

Я по когтям узнал его: он лев, Он кость от кости собственной пустыни, И жажду я, и вижу сны, истлев На раскаленных углях благостыни.

Я шесть веков дышу его огнем И ревностью шести веков изранен. – Придешь ли, милосердный самарянин, Повить меня твоим прохладным льном? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * И это снилось мне, и это снится мне, И это мне еще когда-нибудь приснится, И повторится все, и все довоплотится, И вам приснится все, что видел я во сне.

Там, в стороне от нас, от мира в стороне Волна идет вослед волне о берег биться, А на волне звезда, и человек, и птица, И явь, и сны, и смерть – волна вослед волне.

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду, Жизнь – чудо из чудес, и на колени чуду Один, как сирота, я сам себя кладу, Один, среди зеркал – в ограде отражений Морей и городов, лучащихся в чаду. И мать в слезах берет ребенка на колени. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Я надену кольцо из железа, Подтяну поясок и пойду на восток. Бей, таежник, меня из обреза, Жахни в сердце, браток, положи под кусток.

Схорони меня, друг, под осиной И лицо мне прикрой придорожной парчой. Чтобы пахло мне душной овчиной, Восковою свечой и медвежьей мочой.

Сам себя потерял я в России. 1957 Андрей Тарковский. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1996.

ПЕРВЫЕ СВИДАНИЯ Свиданий наших каждое мгновенье Мы праздновали, как богоявленье, Одни на целом свете. Ты была Смелей и легче птичьего крыла, По лестнице, как головокруженье, Через ступень сбегала и вела Сквозь влажную сирень в свои владенья С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость Дарована, алтарные врата Отворены, и в темноте светилась И медленно клонилась нагота, И, просыпаясь: "Будь благословенна!" Я говорил и знал, что дерзновенно Мое благословенье: ты спала, И тронуть веки синевой вселенной К тебе сирень тянулась со стола, И синевою тронутые веки Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки, Дымились горы, брезжили моря, И ты держала сферу на ладони Хрустальную, и ты спала на троне, И – боже правый! – ты была моя. Ты пробудилась и преобразила Вседневный человеческий словарь, И речь по горло полнозвучной силой Наполнилась, и слово ты раскрыло Свой новый смысл и означало царь.

На свете все преобразилось, даже Простые вещи – таз, кувшин,– когда Стояла между нами, как на страже, Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда. Пред нами расступались, как миражи, Построенные чудом города, Сама ложилась мята нам под ноги, И птицам с нами было по дороге, И рыбы подымались по реке, И небо развернулось пред глазами... Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке. 1962 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

* * *

I

Как сорок лет тому назад, Сердцебиение при звуке Шагов, и дом с окошком в сад, Свеча и близорукий взгляд, Не требующий ни поруки, Ни клятвы. В городе звонят. Светает. Дождь идет, и темный, Намокший дикий виноград К стене прижался, как бездомный, Как сорок лет тому назад.

II

Как сорок лет тому назад, Я вымок под дождем, я что-то Забыл, мне что-то говорят, Я виноват, тебя простят, И поезд в десять пятьдесят Выходит из-за поворота. В одиннадцать конец всему, Что будет сорок лет в гряд 1000 ущем Тянуться поездом идущим И окнами мелькать в дыму, Всему, что ты без слов сказала, Когда уже пошел состав. И чья-то юность, у вокзала От провожающих отстав, Домой по лужам как попало Плетется, прикусив рукав.

III

Хвала измерившим высоты Небесных звезд и гор земных, Глазам – за свет и слезы их!

Рукам, уставшим от работы, За то, что ты, как два крыла, Руками их не отвела!

Гортани и губам хвала За то, что трудно мне поется, Что голос мой и глух и груб, Когда из глубины колодца Наружу белый голубь рвется И разбивает грудь о сруб!

Не белый голубь – только имя, Живому слуху чуждый лад, Звучащий крыльями твоими, Как сорок лет тому назад. 1969 Андрей Тарковский. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1996.

* * * О, только бы привстать, опомниться, очнуться И в самый трудный час благословить труды Вспоившие луга, вскормившие сады, В последний раз глотнуть из выгнутого блюдца Листа ворсистого

хрустальный мозг воды.

Дай каплю мне одну, моя трава земная, Дай клятву мне взамен – принять в наследство речь, Гортанью разрастись и крови не беречь, Не помнить обо мне и, мой словарь ломая, Свой пересохший рот моим огнем обжечь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПЕРЕД ЛИСТОПАДОМ Все разошлись. На прощанье осталась Оторопь жёлтой листвы за окном, Вот и осталась мне самая малость Шороха осени в доме моём.

Выпало лето холодной иголкой Из онемелой руки тишины И запропало в потёмках за полкой, За штукатуркой мышиной стены.

Если считаться начнём, я не вправе Даже на этот пожар за окном. Верно, ещё рассыпается гравий Под осторожным её каблуком.

Там, в заоконном тревожном покое, Вне моего бытия и жилья, В жёлтом, и синем, и красном – на что ей Память моя? Что ей память моя? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПОСРЕДИНЕ МИРА Я человек, я посредине мира, За мною мириады инфузорий, Передо мною мириады звезд. Я между ними лег во весь свой рост Два берега связующее море, Два космоса соединивший мост.

Я Нестор, летописец мезозоя, Времен грядущих я Иеремия. Держа в руках часы и календарь, Я в будущее втянут, как Россия, И прошлое кляну, как нищий царь.

Я больше мертвецов о смерти знаю, Я из живого самое живое. И – боже мой! – какой-то мотылек, Как девочка, смеется надо мною, Как золотого шелка лоскуток. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

НОЧНОЙ ДОЖДЬ То были капли дождевые, Летящие из света в тень. По воле случая впервые Мы встретились в ненастный день.

И только радуги в тумане Вокруг неярких фонарей Поведали тебе заране О близости любви моей,

О том, что лето миновало, Что жизнь тревожна и светла, И как ты ни жила, но мало, Так мало на земле жила.

Как слёзы, капли дождевые Светились на лице твоём, А я ещё не знал, какие Безумства мы переживём.

Я голос твой далёкий слышу, Друг другу нам нельзя помочь, И дождь всю ночь стучит о крышу, Как и тогда стучал всю ночь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

СТАНЬ САМИМ СОБОЙ

Werde der du bist.

Гете

Когда тебе придется туго, Найдешь и сто рублей и друга. Себя найти куда трудней, Чем друга или сто рублей.

Ты вывернешься наизнанку, Себя обшаришь спозаранку, В одно смешаешь явь и сны, Увидишь мир со стороны.

И все и всех найдешь в порядке. А ты – как ряженый на святки Играешь в прятки сам с собой, С твоим искусством и судьбой.

В чужом костюме ходит Гамлет И кое-что про что-то мямлит,Он хочет Моиси играть, А не врагов отца карать.

Из миллиона вероятий

1000 Тебе одно придется кстати, Но не дается, как назло Твое заветное число.

Загородил полнеба гений, Не по тебе его ступени, Но даже под его стопой Ты должен стать самим собой.

Найдешь и у пророка слово, Но слово лучше у немого, И ярче краска у слепца, Когда отыскан угол зренья И ты при вспышки озаренья Собой угадан до конца. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ВЕЧЕРНИЙ, СИЗОКРЫЛЫЙ...

Т.О. – Т.

Вечерний, сизокрылый, Благословенный свет! Я словно из могилы Смотрю тебе вослед.

Благодарю за каждый Глоток воды живой, В часы последней жажды Подаренный тобой,

За каждое движенье Твоих прохладных рук, За то, что утешенья Не нахожу вокруг,

За то, что ты надежды Уводишь, уходя, И ткань твоей одежды Из ветра и дождя. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Вот и лето прошло, Словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало.

Всё, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло. Только этого мало.

Понапрасну ни зло, Ни добро не пропало, Всё горело светло. Только этого мало.

Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала. Мне и вправду везло. Только этого мало.

Листьев не обожгло, Веток не обломало... День промыт, как стекло. Только этого мало. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * С утра я тебя дожидался вчера, Они догадались, что ты не придешь, Ты помнишь, какая погода была? Как в праздник! И я выходил без пальто.

Сегодня пришла, и устроили нам Какой-то особенно пасмурный день, И дождь, и особенно поздний час, И капли бегут по холодным ветвям.

Ни словом унять, ни платком утереть... Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

МАЛЮТКА-ЖИЗНЬ Я жизнь люблю и умереть боюсь. Взглянули бы, как я под током бьюсь И гнусь, как язь в руках у рыболова, Когда я перевоплощаюсь в слово.

Но я не рыба и не рыболов. И я из обитателей углов, Похожий на Раскольникова с виду. Как скрипку, я держу свою обиду.

Терзай меня – не изменюсь в лице. Жизнь хороша, особенно в конце, Хоть под дождем и без гроша в кармане, Хоть в Судный день – с иголкою в гортани.

А! этот сон! Малютка жизнь, дыши, Возьми мои последние гроши, Не отпускай меня вниз головою В пространство мировое, шаровое! Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Меркнет зрение – сила моя, Два незримых алмазных копья; Глохнет слух, полный давнего грома И дыхания отчего дома; Жестких мышц ослабели узлы, Как на пашне седые волы; И не светятся больше ночами Два крыла у меня за плечами.

Я свеча, я сгорел на пиру. Соберите мой воск поутру, И подскажет вам эта страница, Как вам плакать и чем вам гордиться, Как веселья последнюю треть Раздарить и легко умереть, И под сенью случайного крова Загореться посмертно, как слово. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Душу, вспыхнувшую на лету, Не увидели в комнате белой, Где в перстах милосердных колдуний Нежно теплилось детское тело.

Дождь по саду прошел накануне, И просохнуть земля не успела; Столько было сирени в июне, Что сияние мира синело.

И в июле, и в августе было Столько света в трех окнах, и цвета, Столько в небо фонтанами било До конца первозданного лета, Что судьба моя и за могилой Днем творенья, как почва, прогрета. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПЕРВАЯ ГРОЗА 1000 Лиловая в Крыму и белая в Париже, В Москве моя весна скромней и сердцу ближе, Как девочка в слезах. А вор в дождевике Под дождь – из булочной с бумажкой в кулаке, Но там, где туфелькой скользнула изумрудной, Беречься ни к чему и плакать безрассудно; По лужам облака проходят косяком, Павлиньи радуги плывут под каблуком, И девочка бежит по гребню светотени (А это жизнь моя) в зеленом по колени, Авоськой машучи, по лестнице винтом, И город весь внизу, и гром – за нею в дом... 1967 Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Над черно-сизой ямою И жухлым снегом в яме Заплакала душа моя Прощальными слезами.

Со скрежетом подъемные Ворочаются краны И сыплют шлак в огромные Расхристанные раны,

Губастые бульдозеры, Дрожа по-человечьи, Асфальтовое озеро Гребут себе под плечи.

Безбровая, безбольная, Еще в родильной глине, Встает прямоугольная Бетонная богиня.

Здесь будет сад с эстрадами Для скрипок и кларнетов, Цветной бассейн с наядами И музы для поэтов.

А ты, душа-чердачница, О чем затосковала? Тебе ли, неудачница, Твоей удачи мало?

Прощай, житье московское, Где ты любить училась, Петровско-Разумовское, Прощайте, ваша милость!

Истцы, купцы, повытчики, И что в вас было б толку, Когда б не снег на ситчике, Накинутом на челку.

Эх, маков цвет, мещанское Житьишко за заставой! Я по линейке странствую, И правый и неправый. 1958 Андрей Тарковский. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1996.

РУКОПИСЬ

А.А.Ахматовой

Я кончил книгу и поставил точку И рукопись перечитать не мог. Судьба моя сгорела между строк, Пока душа меняла оболочку.

Так блудный сын срывает с плеч сорочку, Так соль морей и пыль земных дорог Благословляет и клянет пророк, На ангелов ходивший в одиночку.

Я тот, кто жил во времена мои, Но не был мной. Я младший из семьи Людей и птиц, я пел со всеми вместе

И не покину пиршества живых Прямой гербовник их семейной чести, Прямой словарь их связей корневых. Москва: Художественная литература, 1977. Библиотека всемирной литературы. Серия третья. Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.

* * * Под сердцем травы тяжелеют росинки, Ребенок идет босиком по тропинке, Несет землянику в открытой корзинке, А я на него из окошка смотрю, Как будто в корзинке несет он зарю.

Когда бы ко мне побежала тропинка, Когда бы в руке закачалась корзинка, Не стал бы глядеть я на дом под горой, Не стал бы завидовать доле другой, Не стал бы совсем возвращаться домой. 1933 Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Ночью медленно время идет, Завершается год високосный. Чуют жилами старые сосны Вешних смол коченеющий лед.

Хватит мне повседневных забот, А другого мне счастья не надо. Я-то знаю: и там, за оградой, Чей-нибудь завершается год.

Знаю: новая роща встает Там, где сосны кончаются наши. Тяжелы черно-белые чаши, Чуют жилами срок и черед. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Был домик в три оконца В такой окрашен цвет, Что даже в спектре солнца Такого цвета нет.

Он был еще спектральней, Зеленый до того, Что я в окошко спальни Молился на него.

Я верил, что из рая, Как самый лучший сон, Оттенка не меняя, Переместился он.

Поныне домик чудный, Чудесный и чудной, Зеленый, изумрудный, Стоит передо мной.

И ставни затворяли, Но иногда и днем На чем-то в нем играли, И что-то пели в нем,

А ночью на крылечке Прощались и впотьмах Затепливали свечки В бумажных фонарях. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Мне другие мерещятся тени, Мне другая поет нищета. Переплетчик забыл о шагрени, И красильщик не красит холста,

И кузнечная музыка счетом На три четверти в три молотка Не проявится за поворотом Перед выездом из городка.

За коклюшки свои кружевница Под окном не садится с утра, И лудильщик, цыганская птица, Не чадит кислотой у костра,

Златобит молоток свой забросил, Златошвейная кончилась нить. Наблюдать умиранье ремесел Все равно что себя хоронить.

И уже электронная лира От своих программистов тайком Сочиняет стихи Кантемира, Чтобы собственным кончить стихом. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Влажной землей из окна потянуло, Уксусной прелью хмельнее вина; Мать подошла и в окно заглянула, И потянуло землей из окна.

– В зимней истоме у матери в доме Спи, как ржаное зерно в черноземе, И не заботься о смертном конце.

– Без сновидений, как Лазарь во гробе, Спи до весны в материнской утробе, Выйдешь из гроба в зеленом венце. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Я тень из тех теней, которые, однажды Испив земной воды, не утолили жажды И возвращаются на свой тернистый путь, Смущая сны живых, живой воды глотнуть.

Как первая ладья из чрева океана, Как жертвенный кувшин выходит из кургана, Так я по лестнице взойду на ту ступень, Где будет ждать меня твоя живая тень.

– А если это ложь, а если это сказка, И если не лицо, а гипсовая маска Глядит из-под земли на каждого из нас Камнями жесткими своих бесслезных глаз... Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * Сколько листвы намело. Это легкие наших деревьев, Опустошенные, сплющенные пузыри кислорода, Кровли птичьих гнездовий, опора летнего неба, Крылья замученных бабочек, охра и пурпур надежды На драгоценную жизнь, на раздоры и примиренья. Падайте наискось наземь, горите в кострах, дотлевайте, Лодочки глупых сильфид, у нас под ногами. А дети Северных птиц улетают на юг, ни с кем не прощаясь. Листья, братья мои, дайте знак, что через полгода Ваша зеленая смена оденет нагие деревья. Листья, братья мои, внушите мне полную веру В силы и зренье благое мое и мое осязанье, Листья, братья мои, укрепите меня в этой жизни, Листья, братья мои, на ветвях удержитесь до снега. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * * В последний месяц осени, на склоне Суровой жизни, Исполненный печали, я вошел В безлиственный и безымянный лес. Он был по край омыт молочно-белым Стеклом тумана. По седым ветвям Стекали слезы чистые, какими Одни деревья плачут накануне Всеобесцвечивающей зимы. И тут случилось чудо: на закате Забрезжила из тучи синева, И яркий луч пробился, как в июне, Как птичьей песни легкое копье, Из дней грядущих в прошлое мое. И плакали деревья накануне Благих трудов и праздничных щедрот Счастливых бурь, клубящихся в лазури, И повели синицы хоровод, Как будто руки по клавиатуре Шли от земли до самых верхних нот. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ГРИГОРИЙ СКОВОРОДА Не искал ни жилища, ни пищи, В ссоре с кривдой и с миром не в мире, Самый косноязычный и нищий Изо всех государей Псалтыри.

Жил в сродстве горделивый смиренник С древней книгою книг, ибо это Правдолюбия истинный ценник И душа сотворенного света.

Есть в природе притин своеволью: Степь течет оксамитом под ноги, Присыпает сивашскою солью Черствый хлеб на чумацкой дороге,

Птицы молятся, верные ве 1000 ре, Тихо светят речистые речки, Домовитые малые звери По-над норами встали, как свечки.

Но и сквозь обольщения мира, Из-за литер его Алфавита, Брезжит небо синее сапфира, Крыльям разума настежь открыто. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

* * *

Мир ловил меня, но не поймал.

Автоэпитафия Гр.Сковороды

Где целовали степь курганы Лицом в траву, как горбуны, Где дробно били в барабаны И пыль клубили табуны,

Где на рогах волы качали Степное солнце чумака, Где горькой патокой печали Чадил костер из кизяка,

Где спали каменные бабы В календаре былых времен И по ночам сходились жабы К ногам их плоским на поклон,

Там пробирался я к Азову: Подставил грудь под суховей, Босой пошел на юг по зову Судьбы скитальческой своей,

Топтал чебрец родного края И ночевал – не помню где, Я жил, невольно подражая Григорию Сковороде,

Я грыз его благословенный, Священный, каменный сухарь, Но по лицу моей вселенной Он до меня прошел, как царь;

Пред ним прельстительные сети Меняли тщетно цвет на цвет. А я любил ячейки эти, Мне и теперь свободы нет.

Не надивуюсь я величью Счастливых помыслов его. Но подари мне песню птичью И степь – не знаю для чего.

Не для того ли, чтоб оттуда В свой час при свете поздних звезд, Благословив земное чудо, Вернуться на родной погост. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПРИАЗОВЬЕ На полустанке я вышел. Чугун отдыхал В крупных шарах маслянистого пара. Он был Царь ассирийский в клубящихся гроздьях кудрей. Степь отворилась, и в степь, как воронкой ветров, Душу втянуло мою. И уже за спиной Не было мазанок; лунные башни вокруг Зыблились и утверждались до края земли, Ночь разворачивала из проема в проем Твердое, плотно укатанное полотно. Юность моя отошла от меня, и мешок Сгорбил мне плечи. Ремни развязал я, и хлеб Солью посыпал, и степь накормил, а седьмой Долей насытил свою терпеливую плоть. Спал я, пока в изголовье моем остывал Пепел царей и рабов и стояла в ногах Полная чаша свинцовой азовской слезы. Снилось мне все, что случится в грядущем со мной. Утром очнулся и землю землею назвал, Зною подставил еще неокрепшую грудь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.

ПУШКИНСКИЕ ЭПИГРАФЫ

1

Что тревожишь ты меня,

Что ты значишь...

Стихи, сочиненные ночью

во время бессонницы

Разобрал головоломку Не могу ее сложить. Подскажи хоть ты потомку, Как на свете надо жить

Ради неба или ради Хлеба и тщеты земной, Ради сказанных в тетради Слов идущему за мной?

Под окном – река забвенья, Испарения болот. Хмель чужого поколенья И тревожит, и влечет.

Я кричу, а он не слышит, Жжет свечу до бела дня, Будто мне в ответ он пишет: "Что тревожишь ты меня?"

Я не стою ни полслова Из его черновика. Что ни слово – для другого, Через годы и века.

Боже правый, неужели Вслед за ним пройду и я В жизнь из жизни мимо цели, Мимо смысла бытия?