355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Бреус » Колокольчики судьбы » Текст книги (страница 3)
Колокольчики судьбы
  • Текст добавлен: 7 августа 2021, 18:03

Текст книги "Колокольчики судьбы"


Автор книги: Елена Бреус



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Звал, звал, Зиночка. Знакомьтесь, наш новый педиатр, Екатерина Игоревна Подольская, а это – Зинаида Михайловна, главная медсестра роддома. Она вам все покажет и расскажет.

Мощная Зиночка смерила Катю оценивающим взглядом. Взгляд был красноречивым, и девушка поняла, что по пятибалльной шкале она в глазах главной медсестры с трудом тянула на тройку с минусом. Зинаида Михайловна кивнула, слегка махнула рукой – пошли, мол, за мной – и вышла, не говоря больше ни слова.

– До свидания, Николай Иванович, спасибо, – торопливо попрощалась с врачом Катя и поспешила за Зиночкой, большим белым кораблем рассекавшей коридор уже далеко впереди.

Ночью Катя беспокойно ворочалась во сне на скрипящей кушетке. Остаток дня в роддоме пролетел быстро, заполненный получением медицинской униформы, знакомством с новыми коллегами, заполнением каких-то бумажек, из которых девушка запомнила только одну – "правила противопожарной безопасности", и прочей необходимой суетой, связанной с обустройством на новом месте.

Заведующий педиатрическим отделением, Олег Маркович Рогожский, худой, высокий, с крючковатыми пальцами и густой шевелюрой, на которую не лезла ни одна медицинская шапочка, неприветливо поздоровался с новой сотрудницей и сразу же огорошил ее вопросом:

– Беременна? Рожать не собираешься?

Узнав, что Катя не собирается рожать, он слегка подобрел и пояснил:

– Не успеют новую докторшу на работу принять, как она мигом в декрет сбегает. Беда с этими молодыми девицами, не правда ли, Нина Осиповна?

Женщина, к которой были обращены его слова, понимающе усмехнулась и кивнула.

– И не говорите, Олег Маркович, – поддакнула она.

После такого приема заведующий Кате, естественно, не понравился, но стоило ей увидеть его глаза и руки во время обхода, как она переменила свое мнение.

Волосатые и кривые пальцы Рогожского превращались в мягкий и нежный инструмент, когда он прикасался к орущим или, наоборот, мирно спящим младенцам, а лицо озарялось или хмурилось в зависимости от результатов осмотра. Сразу было видно, что доктор – настоящий профессионал.

Второй доктор отделения, Татьяна Сергеевна, смешливая толстушка чуть старше самой Кати, явно обожала своего начальника. Она тихонько поведала девушке, что чудом уцелевший в лагерях Олег Маркович теперь выхаживает самых слабых и безнадежных новорожденных, словно хочет каждую смерть, случившуюся там, заменить новой жизнью.

Рогожский провел девушку по всему отделению, обозначил обязанности и умчался на консилиум в родильный блок. Катя добросовестно осмотрела маленьких пациентов, заполнила кучу историй болезни и отправилась знакомиться с клиникой. После нескольких часов блужданий по коридорам и этажам она более-менее уяснила себе, где что находится, познакомилась с большим количеством персонала, добрую половину из которых тут же забыла, дважды была обругана злобной санитаркой, как назло все время мывшей пол там, где Кате надо было пройти и, запутавшись в поворотах, еле выбралась из приемного покоя.

Трясясь в переполненном троллейбусе по дороге домой она мысленно составляла отчет для руководства, стараясь не упустить ничего, но усталый мозг отказывался работать. Она не смогла заснуть всю предыдущую ночь, поскольку ужасно волновалась перед своим первым настоящим заданием, и сейчас ей хотелось только одного – спать.

Открывая дверь квартиры, девушке показалось, что она услышала какой-то звук. Катя насторожилась. Сон как рукой сняло. Она тихонько проскользнула в темный коридор и замерла, не решаясь идти дальше. Ей не почудилось – из кухни доносился приглушенный мужской голос:

"… любители шахмат… сегодня в Амстердаме… олимпиада… команда СССР… … Ботвинник…, Василий Смыслов…"

Катя на цыпочках двинулась в направлении звука. По мере ее продвижения голос становился все громче и отчетливее:

"… не сомневаемся в победе наших гроссмейстеров!"

"Это радио,” – с облегчением поняла она, обнаружив кухню пустой.

Черная тарелка на стене уже вещала про погоду. Девушка тут же встревожилась снова. А кто его включил? Она еще раз обошла квартиру, но никого не обнаружила. Только на кухонном столе появилась бутылка молока и батон белого хлеба, при взгляде на которые у нее свело живот от голода. Поразмыслив, она решила, что это о ней заботится неведомый геолог Лазуренко, или как там его по-настоящему зовут, и с чистой совестью слопала хлеб и молоко.

Вернувшись в свою комнату, она быстро записала свои наблюдения на диктофон и, с помощью зеркал и генератора, отправила запись Семену Степановичу, выполняя все строго по инструкции. Дождавшись обратного появления диктофона, девушка прослушала ответное послание, содержавшее всего несколько фраз от старичка: " У нас ничего нового. Ждем информацию завтра в это же время. Удачи.”, и рухнула в постель.

В ее крепком, но беспокойном сне злобный Гольцев крался по детскому отделению и одному за другим отрывал головы новорожденным младенцам. Делал он это бескровно и аккуратно, словно откручивал пробки от бутылок. Ррраз! – и очередная маленькая голова отделялась от тела.

– Стой! – попыталась закричать Катя, но вместо крика получилось какое-то мычание.

Убийца обернулся, и девушка с ужасом увидела, что это никакой не Гольцев, а однорукий главврач Носов. Он хищно оскалился и вместо откручивания очередной детской головы, откусил ее. Острые зубы срезали голову словно бритвой, и однорукий довольно зачавкал, хрумкая детским черепом, как карамелькой. Катя застонала во сне и перевернулась на другой бок.

Стон получился громким, и темная человеческая фигура, медленно и осторожно пробиравшаяся по темному коридору в направлении кухни, остановилась и прислушалась. Звук не повторился. Фигура тряхнула головой, пробормотала "померещилось" и продолжила свое неуверенное движение вперед. После нескольких ударов о стены и мебель, ей наконец удалось добраться до цели. Щелкнул выключатель, и под потолком кухни загорелась одинокая лампочка, осветив недовольно сощурившегося молодого человека лет двадцати трех, помятого и потрепанного.

Молодого человека звали Федором Лосевым. Он был аспирантом филологического факультета Московского университета и жил с родителями в двух остальных комнатах этой квартиры. Информация у Семена Степановича была верной, и семья Лосевых действительно жила на даче в Подмосковье до середины октября, но сегодня Лосев-младший нарушил это правило.

У бедного аспиранта все пошло кувырком с самого утра, вылившись в день, полный потрясений. Первым потрясением была ссора с родителями. Это, собственно, было крошечным, пустячным потрясением. Мало ли по какому поводу может повздорить с родителями взрослый, практически самостоятельный сын?

В этот раз все началось с маминого недовольства его, Федоровым, аппетитом. Вне всякого сомнения аппетит ухудшился с момента появлением в жизни любимого чада этой девицы Раисы. Девица была неподходящей во всех отношениях: не то портниха, не то парикмахерша, а может, и того хуже – продавщица! Дальше все понеслось по накатанной схеме, с перечислением многочисленных Раисиных недостатков и возвеличиванием гораздо более многочисленных достоинств Ниночки, умницы-красавицы и дочери приличных людей. Она, кстати, снова спрашивала, как там Федор и почему он к ним не заходит.

Федор, который обычно вяло отбивался от материных нападок и старался перевести разговор в мирное русло, в это утро отчего-то решился на открытый протест. Демонстративно засунув в рот сразу два оладушка – вот вам! хороший у меня аппетит! – он сдвинул брови и сурово объявил:

– Я сам вправе решать, с кем мне общаться!

С набитым ртом вышло что-то вроде: "Яшамвпвавеешатьскемобшаша!"

– Что-о-о-о-о? – грозно произнесла мадам Лосева, не поняв ни звука, но уловив сопротивление в голосе сына.

– Это мое дело! – повторил непокорный отпрыск, проглатывая последний кусок.

Выражение лица матери не предвещало ничего хорошего, и Федор, хорошо знавший, что последует дальше – крики, вопли, валерьянка – уже готов был пойти на попятный, но в этот момент уловил оттенок одобрения на лице отца. Это тоже было маленьким, но потрясением – раньше отец всегда был на стороне матери – и его подстегнуло.

– Мне сегодня нужно ехать в университет! – гордо произнес Лосев-младший, хотя никуда ему ехать было не надо и, выпятив чахлую грудь, быстро вынес свое неспортивное тело с дачной веранды пока мать не успела возразить.

Пока он шел к электричке, образ пышногрудой и ласковой Раисы стоял у него перед глазами, выгодно отличаясь от образа умницы Ниночки, которая со своими очками, сутулыми плечами и жиденькой косичкой была похожа на тощую ученую мышь. Мысленно сравнив двух девиц и убедившись в правильности своего выбора, Федор повеселел и решил навестить предмет своей любви, раз уж все равно из-за своего вранья пришлось ехать в Москву.

В химчистке на Песчаной улиице, где девушка работала приемщицей, юного Лосева поджидало очередное потрясение, худшее их всех. Оказалось, что красотка Раиса ласкова не только с худосочным аспирантом. Влюбленный Федор влетел в химчистку, никого не увидел и решительно заглянул за портьеру, отделяющую приемный отдел от производственных помещений. Лучше бы он этого не делал.             Взору остолбеневшего филолога предстала отвратительная картина: старый и лысый директор химчистки (лет примерно сорока) лобызал Раечкины ручки, щечки, плечики и прочие выпуклости, и коварная была совсем не против! Она с готовностью подставляла для поцелуев свои аппетитные розовые губки и придушенно хихикала.

Обалдевший от увиденного Федор опустил портьеру и, не замеченный целующейся парочкой, удалился, нашептывая деревянными губами: "О, женщины! Вам вероломство имя!" Диссертация аспиранта Лосева была об английской литературе семнадцатого века, так что Шекспир, естественно, пришел на ум первым.

Несчастный филолог несколько часов бродил по улицам, то ненавидя неверную возлюбленную и придумывая мщение одно страшнее другого, то великодушно прощая ее, чтобы она, пораженная его благородством, сама вернулась в его объятия. В общем, прокручивал в голове обычный бред обманутого поклонника, щедро приправленный литературным наследием туманного Альбиона. Наконец к вечеру его, усталого и измученного, ноги сами принесли к родному дому. Может потому, что обманщица Раиса жила напротив, и Федору хотелось ее еще раз увидеть?

Грустный-прегрустный сидел он на лавочке во дворе и бросал скорбные взгляды на знакомые окна, но вместо Раисы во дворе появился Башка. Так с детства звали Митьку Башкатова, дворового хулигана и задиру. Митька когда-то учился с Федором в одном классе, и отличнику Лосеву не раз доставалось от двоечника Башкатова. Со школьных времен Митька лучше не стал и по слухам уже дважды отсидел за хулиганство и другие темные дела. Аспирант опасливо покосился на развалившегося рядом на скамейке Башку и хотел уже уйти от греха подальше, но произошло новое потрясение.

– Как жизнь? – задушевно спросил бывший двоечник, закуривая и протягивая пачку Федору.

Некурящий Лосев неумело прикурил папиросу и, то ли под действием своих растрепанных чувств, то ли от проявления дружеского участия, взял и неожиданно для себя рассказал Башке про свою неудачную любовь. Митька, в прошлом году тоже сполна хлебнувший женского коварства, повел себя как настоящий друг. Он обнял товарища за плечи и решительно произнес:

– Все они … !

Тут он употребил слово, которое аспиранту филологу сразу захотелось записать – такое оно было многосложное и заковыристое.

После этого Башкатов решительно поднялся со скамейки и потянул за собой Лосева.

– Пошли.

Дальнейшее Федор помнил смутно. Митька твердо знал, что лучшее средство от несчастной любви (равно как и от всех остальных жизненных передряг) это водка.             Максимальная доза, выпитая аспирантом до этого момента в жизни, равнялась трем маленьким рюмкам коньяка, поэтому прикончив свой первый стакан, он забыл кто такая Раиса, кто такой он сам и что делает в незнакомой квартире со смутно знакомым типом за столом напротив. Остался лишь дух настоящей мужской дружбы, неясная обида на кого-то и ощущение, что табуретка под ним живет своей жизнью, все время норовя встать на дыбы и уронить на пол будущего кандидата филологических наук.

Еще осталось обрывочное воспоминание о том, как они с новым другом спорят, стоя у двери подъезда неверной работницы химчистки. В руках у Башки пузырек с чернилами и огрызок кисточки. Он настаивает на том, что надо написать на стене "Райка – ......"

Второе слово тоже представляло несомненный интерес для филологов, потому что в нем было минимум три разных корня, каждый следующий неприличнее предыдущего. Федор же, воспитанный в духе рыцарского отношения к даме, предлагает надпись "недостойная".

Каким-то образом они приходят к компромиссному "Райка – гадюка", и Башка начинает малевать на стене, но застревает на втором слове.

– Гадюка через "а" или через "о"? – оборачивается он.

– Через "а", – уверенно отвечает аспирант, но в этот момент икает и у него получается "ы".

– Да? – удивляется Митька, но тут же равнодушно пожимает плечами. – Тебе видней!

"РАЙКА – ГЫДЮКА" темнеет на стене корявая надпись с потеками чернил, и товарищи по несчастью наконец расходятся, поклявшись друг другу в вечной мужской дружбе. На неверных ногах, но с чувством выполненного долга.

Нетрезвый аспирант озадаченно таращился на кухонный стол с пустой бутылкой молока. Он вроде бы оставил ее здесь полной перед тем как спуститься во двор? И булку тоже. Он точно помнил, что запасся ужином. Куда все подевалось?             Федор подошел поближе и заметил крошки на столе.

"Я ее съел. И молоко выпил,” – понял он.

– Интересно, почему я этого не помню? И почему я такой голодный? Теряю память… – мрачно сказал себе Лосев-младший, отправляясь спать.

Но это мелкое потрясение было уже сущей ерундой по сравнению с тем, что ему пришлось сегодня пережить.

Глава 4. Новые сотрудники

Утром Катя подскочила от звонка будильника и ринулась собираться на работу. Не подозревая, что в квартире появился еще один жилец, она умылась, весело напевая постояла под душем и аккуратно развесила над ванной выстиранную пару ненавистных чулок.

Она задержалась перед зеркалом и, вспомнив, что сегодня ей придется изображать внезапно вспыхнувшую страсть к доктору Гольцеву, намазала губы ярко красной помадой.

– Сегодня очень важный день, – строго сказала она своему отражению в мутном зеркале ванной комнаты. – От тебя все зависит!

Преисполнившись важности, она выпрямила спину, расправила плечи и гордо отправилась на работу, но общественный транспорт быстро внес коррективы в Катин величественный облик. С трудом выбравшись из троллейбуса на нужной остановке, она всерьез задумалась о том, что стоит ходить пешком. Плотно спрессованная людская масса оставила на ее теле многочисленные вмятины, подозрительное пятно на юбке, почти оторвала ручку у сумки и пропитала ее чудовищной смесью запахов из нафталина, духов "Красная Москва", табака и несвежего белья.

Девушка достала из сумки зеркальце. Так и есть. Красная помада украшала теперь не только ее губы, но еще и половину щеки. Хотя большая ее часть, похоже, осталась на пиджаке у того высокого господина в шляпе, неудачно примостившегося у дверей, когда она пробиралась к выходу.

Катя наскоро оттерла лицо и вклинилась в жидкий ручеек медиков, спешащих на свои рабочие места. В ординаторской уже была Татьяна Сергеевна, или просто Танечка, как ее все звали. Она тщательно прихорашивалась перед зеркалом, готовясь к приходу заведующего.

– Привет, – весело улыбнулась она и тут же нахмурилась, глядя на свое отражение. – Слушай, по-моему мне этот колпак совсем не идет, а?

– Не знаю… – пожала плечами ответила девушка. – Колпак, как колпак…

– Нет, – докторша недовольно сузила губы. – Зинка уже всем, кроме нашего отделения новые шапочки разрешила выдать, с отворотами. Одни мы в старых ходим. Конечно, Олег Маркович ничего требовать не станет, а она и рада!

Главная медсестра явно не пользовалась большой любовью Танечки.

– Вот возьму и скажу об этом сегодня на планерке, – она сдвинула колпак на затылок, потом на лоб и вздохнула. Оба результата ее не удовлетворили.       Бросив быстрый взгляд на часы, она заторопилась.

– Идем скорее, а то мест не достанется.

– Куда? – не поняла Катя.

– На планерку. Сегодня еженедельная планерка для всего роддома. Зал маленький, народу много, стульев на всех не хватает.

Танечка была права. Зал для собраний был уже полон, и оставались только несколько свободных стульев в заднем ряду. Усевшись, Катя принялась внимательно разглядывать присутствующих, гадая, кто же из них Гольцев, но из этого мало что вышло, поскольку большинство сидело к ней спиной, а одинаковые белые халаты даже не всегда позволяли понять, кто под ними – мужчина или женщина.

В дверь гуськом вошли сразу несколько человек и направились к столу под красной скатертью в передней части зала. Катя узнала главного врача, Рогожского и других заведующих отделениями, с которыми она знакомилась вчера. Замыкала шествие Зинаида Михайловна в своем ослепительно белом халате, стоящем торчком.

– Видишь, – прошептала ей на ухо Тенечка. – Колпак!

Медицинская шапочка у главной медсестры действительно была хороша: большая, накрахмаленная, с отворотами. Совсем не такая, как у них.

Николай Иванович поднялся за столом, и гул голосов мгновенно стих. Главврач обвел взглядом аудиторию и откашлялся.

– Добрый день, коллеги, – начал он, широко улыбаясь. – Сегодняшнее собрание хочу начать с приятных новостей. Районный здравотдел расщедрился не на шутку, и нашего полку прибыло. С этой недели наш дружный коллектив стал еще больше. Итак, прошу любить и жаловать – новый врач гинекологического отделения, Гольцев, Андрей Поликарпович!

Он сделал приглашающий жест рукой куда-то вперед.

Со стула в первом ряду встал человек, и Катя затаила дыхание – вот он!                         Мужчина повернулся к залу и неловко покивал головой в знак приветствия. Зал захлопал. Стуча ладонями вместе со всеми, девушка жадно рассматривала вражеского агента и тут же почувствовала разочарование. И это крупномасштабный злодей? Невысокого роста, чахлые темные волосы на лысеющем черепе, румяные щеки, выпирающий животик – скорее Айболит какой-то.

"Добрый доктор Айболит всех младенцев порешит,”– сложился в голове веселенький стишок.

"А чего ты ждала? – одернула себя Катя. – Что он будет с рогами и хвостом? Все правильно, он очень хорошо замаскировался."

Гольцев сел на место, а главный врач, с довольной усмешкой, объявил:

– Это еще не все!

Катя поняла, что сейчас он представит ее и приготовилась вставать, но Носов назвал незнакомое имя.

– Одинцова, Алла Николаевна, новый врач родильного отделения.

– Кто? – изумилась Катя.

Спросила она громко и с таким эмоциональным нажимом, что Танечка недоуменно покосилась на нее.

– Ты что, ее знаешь?

– Нет, – девушка отрицательно замотала головой, напряженно всматриваясь вперед.

Никто не встал, и по залу пронеслось легкое колыхание. Люди вертели головами в поисках неведомой Аллы Николаевны, и та наконец появилась. Пауза наверняка была точно рассчитанной. Улыбкой, взглядом, изогнутой бровью (или всем этим вместе) она ухитрилась раздвинуть вокруг себя сразу несколько стульев, освобождая место для выхода королевы. Когда пространство было расчищено, Алла Николаевна плавно поднялась и явила миру высокую стройную фигуру с осиной талией и точеными ногами. Неуклюжий белый халат на ней сидел как модельное платье, а прекрасные глаза под соболиными бровями и легкая полуулыбка нежно очерченных губ сразу же покорили всю мужскую часть зала и заставили завистливо ощетиниться женскую. Поскольку женщин было больше, красотка удостоилась весьма жидких аплодисментов, но ее надменное лицо ясно говорило, что она в них не нуждается.

Катя во все глаза рассматривала незнакомку, лихорадочно прикидывая, имеет та отношение к Гольцеву или это случайное совпадение? Она так погрузилась в эти мысли, что не услышала, как главный врач радостно возвестил, что и это еще не все, и назвал Катино имя.

Из раздумий ее вывел Танечкин тычок локтем в бок.

– Вставай, это же ты, – подтолкнула она девушку.

Катя подскочила вверх и поспешно закивала головой направо и налево. Зал снова захлопал, на этот раз гораздо громче, чем Одинцовой. Видя вокруг простые, дружелюбные и улыбающиеся лица, девушка отмахнулась от своих подозрений. Наверняка это просто совпадение.

В этот момент она случайно встретилась взглядом с обернувшейся Аллой Николаевной, и по спине пробежали мурашки. Стальной блеск холодных оценивающих глаз совершенно не вязался с надетой на лицо любезной улыбочкой.       "Кобра перед броском" – так для себя охарактеризовала Катя этот взгляд и невольно подумала, что красавица-докторша гораздо больше подходит на роль безжалостного врага, чем Гольцев.

Главный врач, посмеиваясь, потер подбородок единственной рукой и торжественно добавил, сверившись с бумажкой:

– Кроме докторов у нас есть еще пополнение. В приемный покой принята новая медсестра, Валентина Ивановна Краснова…

Он сделал небольшую паузу.

– … а также знакомьтесь, наш новый завхоз – Борейко, Игнат Спиридонович!

Еще два человека поднялись со своих мест под дружные аплодисменты.                         Медсестра Валентина Ивановна оказалась пухленькой молоденькой блондинкой с кукольным личиком, которую вряд ли кто-то звал по отчеству, а завхоз – крупным мужчиной под пятьдесят, лысым и потным. Его маленькие раскосые глазки быстро шныряли вокруг, не теряя времени даром и производя инвентаризацию.

Катя сидела на своем месте в полной прострации и не слушала, что там говорят главврач и остальные, перешедшие к текущим вопросам клиники.

Что случилось? Откуда вместо одного запланированного Гольцева здесь такая толпа народа? Допустим, что еще одна медичка, принятая на работу в тот же день, могла быть совпадением, но тут еще двое. Вместе с Гольцевым теперь четверо! Неужели они все от Хлебникова? И как ей за ними всеми следить?

Собрание кончилось, и люди потянулись к выходу, а Катя так и не придумала, что ей делать. В глубокой задумчивости она вернулась в свое отделение и присела за стол в ординаторской.

– Слышь, подруга, у тебя все в порядке? – раздался голос Танечки у нее над ухом.

– Да, – встрепенулась девушка. – А что?

– Тогда оставь в покое историю болезни и пошли на обход. Олег Маркович ждать не станет.

Катя поспешно положила на стол скрученную в трубочку и изрядно помятую историю болезни, которую она незаметно для себя вертела в руках.

"Буду следить за Гольцевым,” – твердо сказала она себе. – "В конце концов, про других мне ничего сказано не было."

Приняв решение, девушка успокоилась и помчалась выполнять свои прямые обязанности. Она успешно разделалась с ними за короткий срок и заторопилась к месту полуденного сбора всех работников роддома – в столовую электротехнических курсов, находившуюся в соседнем здании. Катя не сомневалась, что коллеги приведут нового доктора сюда, ведь больше поесть было негде.

Столовая была еще пуста. Голодные медики и электротехники только начали подтягиваться на обед, и у нее была возможность выбрать выгодное местечко у входа. Здесь она его точно не пропустит. Как будет знакомиться с Гольцевым девушка еще не придумала и решила действовать по обстановке.

Нервно ковыряясь в супе и каше, отличавшихся друг от друга только плотностью, Катя не сводила напряженного взгляда с входной двери. Время шло, столовая уже была полна людей, а Гольцев все не приходил. Она уже начала жалеть о том что пошла сюда, а не подкараулила вражеского лазутчика прямо в клинике.

"Надо было отловить его сразу у дверей отделения, – досадовала на себя девушка. – Здрассте, я тоже здесь новенькая, но уже знаю, где можно поесть. Пошли, покажу. Вот был бы и повод для знакомства.”

Она уже готова была бежать обратно в больницу, заподозрив что гнусный шпион решил обходиться без еды, как вдруг цель ее поисков появилась в дверях столовой. Катя радостно отбросила вилку и тут же остолбенела. Под ручку Гольцева держала великолепная Одинцова!

Алла Николаевна окинула столовую царственным взглядом, отчего все электротехники как один перестали жевать и чавкать, мужественно расправили плечи и стали незаметно приглаживать волосы, поправлять галстуки и вытряхивать из усов тушеную капусту.

Красавица закончила осмотр и решительно подтолкнула близоруко щурившегося Гольцева к стойке раздачи еды. Вместе они прошли по залу, провожаемые восхищенными и завистливыми взглядами электротехников, в которых ясно читалось: "Ух, какая женщина! А это что за сморчок рядом с ней?"

Пока парочка стояла в очереди за своими порциями, Катя не находила себе места от досады и огорчения. Вот черт! Красотка ее опередила! Как она будет знакомиться, да еще разыгрывать влюбленность рядом с этой фифой?

Тут беспокойную Катину голову посетила новая мысль.

"А чего я, собственно, температурю? К лешему эту влюбленность. Пойду и просто познакомлюсь поближе с ними обоими. Это же мне, наоборот, повезло, – обрадовалась она. – Можно наблюдать сразу за двумя подозрительными личностями!”

Ободренная, она вскочила и бросилась к коллегам. Они как раз закончили с выбором еды и стояли с полными подносами, выискивая глазами свободный столик.       Один из галантных электротехников в клетчатом пиджаке резво вскочил на ноги и отодвинул стул за своим столиком, с улыбкой приглашая даму сесть. Алла Николаевна благосклонно кивнула и двинулась к нему, грациозно покачивая бедрами и подносом. Гольцев как привязанный семенил следом.

Столик был на четверых, и кроме клетчатого пиджака за ним уже сидел угрюмый мужчина в серой рубашке. Он возможно единственный в зале остался равнодушным к чарам прекрасной докторши. Шумно прихлебывая борщ, он не обращал на окружающих никакого внимания.

Пока электротехник манипулировал с соседним стулом, усаживая Аллу Николаевну, Катя резво метнулась к их столику и плюхнулась на стул клетчатого.

– Ой, вы уже поели? – изобразила она наивную дурочку в ответ на вытянувшуюся физиономию электротехника и кокетливо захлопала ресницами. – Ничего, если я здесь посижу?

Электротехнику ничего не оставалось, как продолжать изображать галантность. Он криво улыбнулся, еле слышно вздохнул и бормоча "я… вообще-то… уже пообедал…", допил свой компот стоя.

Радости от появления Кати за столом у Гольцева и Одинцовой было ровно столько же, сколько у электротехника. Они скупо поздоровались с девушкой и вяло поддерживали беседу о погоде, природе и новом месте работы, хотя и делали это по разному. Если Андрей Поликарпович был рассеян и погружен в свои мысли, то докторшу Катино присутствие явно раздражало. Она отработала на девушке все испытанные приемы, способные смутить воспитанного (и даже не очень воспитанного) человека, надменно играя бровями, отвечая на вопросы язвительно-односложно "неужели?", а порой и вовсе игнорируя эти вопросы.

Алла Николаевна так демонстративно ее отваживала, что даже безучастный Гольцев пару раз бросил на нее удивленный взгляд, но Кате было все равно. Неприкрытое желание от нее избавиться только подстегивало и она успешно испортила красотке обед, прикидываясь не в меру общительной дебилкой. Вопросы сыпались из нее как горох из мешка, перемежаясь с выдуманными историями из собственной жизни.

"А откуда вы приехали? Из Минска? Боже мой! Я слышала это прекрасный город! А я из Воронежа. Вы бывали в Воронеже? Нет? Ну что вы! Обязательно стоит посетить. Замечательный город. Какие у нас парки! А церковь на берегу реки!"

Тут Катя напоролась на удивленный взгляд четвертого едока за столом и прикусила язык. В Воронеже она никогда не была. Парки с церковью там наверняка есть, но вот стоит ли церковь на берегу и есть ли там река вообще? Бог его знает. По счастью, еда интересовала мужчину больше чем красоты Воронежа и он снова уткнулся в тарелку. Катя быстро переключилась на более нейтральные темы.

– Как вам понравился роддом? Вот уж не думала, что он будет такой большой. В Москве вообще все такое большое. А вы, Алла Николаевна, где раньше работали?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю