Текст книги "Добровольная зависимость (СИ)"

Анаис сновала по спальне, будто заводная игрушка, взад-вперёд, выполняя указания доктора и с отчаянием на бледном личике поглядывая на меня. Полноватый пожилой доктор приехал через полчаса после моего неудачного падения и заключил, что нога моя в целости, однако, без травмы всё же не обошлось.

– Вашей жене очень повезло, – говорил он позже с моим мужем на пороге спальни. – Бывают растяжения с куда более плачевными последствиями. Пусть отдыхает пару дней, не ступает на правую ногу. И, конечно, прикладывайте лёд к ноге каждые четыре часа и не стягивайте туго бинты.

– Думаете, останутся следы? Гематомы? – Готье искоса смотрел на меня и нервно разминал пальцы. – Не хочу, чтобы её кожу уродовали синяки.

– Если они и появятся, то ненадолго. Просто выполняйте все мои указания, и, когда исчезнет боль, не забудьте время от времени делать короткий массаж стопы. Что ж, я должен идти. Час поздний. Доброй ночи, сэр. Миссис Готье!

Я кивнула ему, улыбнувшись, и доктор ушёл в сопровождении моего мужа. Я слышала их голоса, доносящиеся из коридора, но они были слишком далеко, чтобы уловить что-то конкретное. Лёжа на широкой постели своего мужа, я всё обдумывала его поведение там, в кабинете, больше и больше убеждаясь в собственной глупости. Я коснулась чего-то запретного и тот час же поплатилась за это. Справедливость настигла меня очень быстро.

Я вспомнила, как упала и заныла от боли, и как Джейсон мигом оказался рядом, поднял меня на руки, словно пушинку, и отнёс в свою спальню. Потом пришла разбуженная, перепуганная из-за меня и темноты экономка и принялась расставлять повсюду свечи.

Страсти улеглись, в доме снова стало тихо. Я спокойно лежала в окружении мягких подушек и рассматривала комнату Джейсона, а за окном всё усиливался ветер, и тени массивных ветвей кедров ползали по стенам спальни, словно царапая их.

Супруг вернулся вскоре, проводив доктора, настойчиво попросил Анаис оставить нас наедине, затем, пожелав девочке доброй ночи, закрыл дверь и уселся на стул рядом с постелью. Я знала, что этот разговор будет неизбежен, но не боялась, потому что не чувствовала больше его гнева, да и сама не злилась.

– Вы промокли? – спросила я, заметив, что с его влажных волос по вискам стекают капли воды.

– Самую малость. Дождь уже закончился. Хорошо, что наш добрый друг доктор приехал в закрытом экипаже. – Он попытался улыбнуться, но получилось это неестественно и натянуто. – Непривычно без освещения, верно? Я без электричества, как без рук.

– А огонь свечей и запах тающего воска вас уже не привлекает?

– Просто я привык к автоматике.

И вдруг, с какой-то непонятной мне неожиданной потребностью, он взял мою правую руку, нежно сжал её холодными пальцами и поднёс к своим губам.

– Прости меня! Знаю, что эти слова ничего не изменят, и всё же... – горячо прошептал он, и его губы вновь коснулись моих пальцев. – Прости, прости... Я был так зол, так расстроен. Сначала неприятности на стройке, потом это чёртово электричество в доме... А увидев тебя в своём кабинете, я просто вышел из себя! Сорвался на тебе, и зря! Посмотри, что произошло с тобой из-за меня!..

Наши взгляды пересеклись в тот самый момент, когда он поцеловал мою руку снова, и мне стало невероятно жаль его, потому что то была исключительно моя вина, моя бестолковая голова с бестолковыми идеями и выдумками глупенького ребёнка!

Я сумела расслышать, как он выругался срывающимся голосом, и поспешила успокоить:

– Что вы! Перестаньте! Это я виновата, вы справедливо прогнали меня...

– Ты могла серьёзней пострадать.

– Но со мной всё в порядке. А растяжение – ха! Пустяк! – Хоть и было больно, я слегка пошевелила пальцами правой ноги. – Вы не представляете, как часто я падала в детстве. На мне живого места не оставалось, стоило только отправиться погулять. Мама не знала, как удержать меня на месте.

Он улыбнулся, на этот раз совершенно открыто и тепло, и моё сердце успокоилось. С минуту он просто глядел на меня; глубокие тени залегли у него под глазами, создавая мнимое отсутствие глаз вообще: только две яркие искры в пустых глазницах; и влажные пряди его чёрных волос скрывали от меня шрам под правой бровью.

– Я прошу прощения у вас, – наконец, нарушила я тишину. – Это было неправильно... и глупо, лезть в чужие дела. Мне стыдно.

– О, да, милая. Тебе должно быть стыдно, – он тихо рассмеялся, и это был приятный, красивый смех беззаботного молодого мужчины. – К тому же, это не я сейчас лежу нагишом в такой романтической обстановке.

Смущённая, я хотела было возразить: и совсем ведь не нагишом, а в длинной ночной сорочке. Но я не стала ничего говорить. Его игривый тон меня весьма позабавил.

– Послушай меня, Кейтлин, – сказал он, посерьёзнев. – Как только придёт время, обещаю, что ты всё узнаешь... Но сейчас... Есть тайны, которые я вынужден хранить, поскольку они лишь косвенно мои. Ты понимаешь меня?

– Я понимаю. Постараюсь вам поверить.

– Вот и умница! Доверься мне. – Джейсон поднялся, затем, наклонившись надо мной, едва ощутимо коснулся губами моего лба и выпрямился. – Теперь я хочу, чтобы ты поскорее заснула. Дадим твоей пострадавшей ноге отдых. А я должен разобраться с электричеством.

Легко сказать – довериться! Он оставил меня, а сон долго не шёл ко мне; запахи дождя и ощущение его мягких, влажных волос, касающихся моей кожи, до сих пор были слишком близко.

Его чрезвычайная забота и волнение тронули моё сердце, я хотела верить в то, что он искренне желал обо мне заботиться; и те долгие ночные минуты я воображала, лёжа на его подушках и укрываясь его одеялом, как неплохо было бы наконец подружиться с ним, с этим загадочным, странным человеком.

***

Через несколько дней я могла спокойно ходить самостоятельно, а синяк на коже исчез, как и боль. Поначалу меня смущало то, как все отчаянно пытались угодить мне, словно я была беззащитным ребёнком, требующим ежеминутного ухода. Я не требовала, но они настаивали; миссис Фрай суетливо исполняла обязанности по ведению хозяйства, каким-то невероятным образом успевая приглядывать и за мной.

И целых два дня я почти не вставала с постели! Моим дневным развлечением были только чтение и Анаис, которая забавно шутила, пока расчёсывала меня или прибиралась в хозяйской спальне.

Но как только наступал вечер, и Готье возвращался домой, мне казалось, что сама природа вместе с домом и его атмосферой меняются, потому что я чувствовала глубоко внутри, как моё сердце замирает, и любые желание, что раньше имели для меня значение, теперь казались бессмысленными, ненужными.

Не переодеваясь даже, мой муж, наскоро здороваясь с экономкой, вбегал по лестнице и прямо с порога принимался расспрашивать о моём самочувствии. Затем снимал своё тёмно-зелёное пальто, садился на край кровати и осторожно осматривал мою пострадавшую ногу. Когда его пальцы, ещё холодные после улицы, мягко массировали мою лодыжку, я обнаруживала в себе скрытые потребности к чему-то настолько интимному, что приходилось отводить глаза и не смотреть на то, как искусно его пальцы скользят по моей коже. И, самое интересное, он чувствовал моё смущение, он знал, как влияет на меня. И он молчал и улыбался, рассматривая меня.

Меня тронуло его внезапное перевоплощение из угрюмого, нелюдимого хозяина в заботливого и внимательного мужчину. Поразительно, как быстро он отбросил свои обиды и колючие манеры, и всё свободное время стал проводить со мной.

Сколько ещё раз мне следовало бы упасть с лестницы, чтобы он мог вот так ухаживать за мной?

Я засыпала в его просторной постели... одна, без мужа, и с удивлением понимала, как обидно мне становится от этого по-настоящему женского одиночества. Где спал сам Джейсон, я спрашивать не решалась.

Одним ранним субботним утром, когда многочасовой ливень барабанил по карнизу снаружи и не давал спать, супруг вошёл в спальню, предварительно постучав. Его расстрёпанные после сна волосы, лёгкая щетина на лице и помятая фланелевая рубашка создавали ему какой-то иной образ, по-домашнему простой и милый. Увидев его, я тут же села, опираясь на руки, и, будто загипнотизированная этим утренним зрелищем, широко улыбнулась.

В правой руке он держал что-то большое, накрытое куском шёлковой ткани, и не трудно было догадаться, что это была клетка; Джейсон поставил её на прикроватный столик и, с лукавой улыбкой глядя на меня, сдёрнул покрывало. Я ахнула и едва не подскочила на месте, когда увидела маленькую жёлтую канарейку, с любопытством разглядывающую нас из клетки.

– Боже мой, какое чудо! Где вы взяли её?

– Один из моих коллег доставил её вчера вечером, но я не хотел волновать тебя перед сном. – Готье щёлкнул пальцами, и канарейка коротко защебетала. – Тебе нравится?

– О, конечно, она прелестна! Вы принесли её для меня?

– Считай, что это мой способ загладить свою вину, – сказал он. – Здесь бывает весьма скучно, а она может петь с тобой дуэтом, если захочешь её обучить.

– Спасибо, сэр, но вам не за что извиняться, – кротко ответила я, рассматривая свой подарок. – Разве мы не обговорили это?

– Всё понять – всё простить ! – произнёс он, смеясь. – Какое счастье, иметь данное благословение и быть способным на столь редкое в наше время всепрощение. Хотелось бы мне, чтобы и этот твой дар распространялся на меня.

Наши взгляды снова встретились, и я почувствовала, как мои пальцы начало непривычно покалывать. Его рука почти касалась моей обнажённой ноги, и я больше всего хотела узнать, что бы я ощутила, если б он коснулся меня там...

Канарейка защебетала снова, на этот раз протяжно и долго, и она была единственной из нас, кому нечего было скрывать, и кто имел возможность говорить без боязни последствий.

– Не могли бы вы позвать сюда Анаис? – спросила я, натягивая на себя одеяло. – Мне нужно умыться и привести себя в порядок.

Он странно посмотрел на меня, будто выискивая что-то на моём лице; его пристальный взгляд смущал сильнее любых прикосновений. Но когда он вдруг резко поднялся, так неожиданно, что даже канарейка встрепенулась на своей жёрдочке, я растерялась, а он по-хозяйски откинул одеяло в сторону и поднял меня на руки. Невероятный контраст тепла моей кожи и его прохладных рук едва не заставил меня застонать. И трудно было представить, что бы случилось, будь я полностью обнажена.

Он прошёл в светлую ванную комнату, где уже горели две лампы, осторожно усадил меня на высокий табурет и ласково произнёс:

– Вот теперь можно послать за горничной.

– Вы уже уходите? – вопрос сорвался с моих уст прежде, чем я успела подумать.

Он пожал плечами и насмешливо, будто с безразличием, ответил:

– Боюсь, если я останусь, то водные процедуры затянутся на всё утро.

Меня привела в восторг его бесхитростная улыбка, и я засмеялась, глядя на него снизу вверх.

– Возможно, я была бы не так уж и против, – произнесла я тихо, в надежде, что он не услышит.

– Тогда я не заставлю тебя долго ждать.

Джейсон ласково коснулся моей пылающей щеки, затем, уже уходя, одарил настолько многообещающей улыбкой, что мне пришлось вцепиться пальцами в табурет, лишь бы не выдать своих чувств. А те чувства, спавшие во мне до того дня, медленно пробуждались, и я ощущала, как близился момент, когда я смогла бы выпустить их на волю. Я терпеливо ждала, зная, что буду вознаграждена.

***

Было воскресенье, и Лейстон-Холл подвергся настоящей стихийной напасти: ветер за окнами завывал с отчаянием и громким, периодичным свистом, дождь усилился, и теперь беспощадно прижимал к земле наши красивые цветы в саду.

Оставив в библиотеке недочитанный роман, я заперла дверь и поспешила вернуться в спальню, но, проходя мимо комнаты мужа, услышала глухой удар и вошла, забыв постучаться.

Супруг стоял на стуле и пытался положить что-то тяжёлое на самый верх большого платяного шкафа.

– У вас всё в порядке? – спросила я, подойдя ближе, и он обернулся.

– Да, вполне, милая. Правда вот не удержал парочку листов со старыми планами.

– Я могу помочь!

Я подала ему упавшие на пол планы, начерченные на огромных, свёрнутых трубами белых листах, и отошла, чтобы Джейсон спустился. Он был босой, в коротких узких бриджах и распахнутой рубашке, немного растрёпанный и совершенно расслабленный.

– А вы кажетесь совсем другим, когда вы не в костюме, – произнесла я бездумно, разглядывая его. – Немного странно видеть вас таким.

– Отсутствие одежды вообще может многое изменить в человеке, – он лукаво подмигнул и встал передо мной, заслонив своей широкой спиной весь свет от ламп.

– И как же там, с электричеством? Вы не разобрались, в чём проблема?

– Переждём ливень, а завтра я позову своего помощника, и мы вместе...

Он вдруг замолчал, и, проследив за его взглядом, я поняла, что он смотрит на моё обнажённое плечо, свободное от ворота сорочки. Наше обоюдное молчание превратилось в напряжённое ожидание чего-то очень желаемого, но страшного, и я не знала, кому из нас было страшнее.

Сглотнув и закрыв на мгновение глаза, я сделала шаг к нему, и теперь находилась так близко, что не могла не почувствовать жар его кожи. Мне захотелось коснуться его, совсем ненадолго, просто ощутить пальцами; я протянула дрожащую руку к его груди и положила ладонь в вырез рубашки. Его сердце билось часто-часто, но едва ли быстрее, чем моё. И когда мои пальцы коснулись впадинки его шеи, он дёрнулся, шумно вздохнув, затем вдруг наклонился и поцеловал меня.

Его вмиг потеплевшие ладони легли мне на шею, а влажный, горячий язык раскрыл губы, и я впустила его, немного растерявшись. Но он был недостаточно тороплив, а терпеливо направлял меня, обучая и награждая за послушание; я оказалась прижатой к его твёрдому телу, одной рукой он поддерживал мой затылок, другой – лихорадочно ласкал спину.

Задыхаясь, я отвечала ему, не желая уступать, с таким же неистовством, которое разжигало во мне бушующее пламя... и моё несчастное сердечко, готовое вырваться из плена мышц и костей, упало куда-то вниз, и ещё ниже... И тогда я не испугалась уже знакомого мне ощущения; ноги мои подкосились, и я обхватила шею мужа обеими руками, не прекращая целовать его.

Я не противилась, когда он принялся стягивать с меня сорочку, снял её через голову и отбросил в сторону. Снова прижался ко мне губами, но на этот раз наклонился ниже, и поцелуй пришёлся куда-то в шею. С трудом преодолевая желание и возбуждение, я попыталась помочь ему раздеться, но вдруг он сам отстранился и снял рубашку. Стоило мне опустить глаза, когда он взялся за ремень бридж, и я невольно ахнула, не в силах остановить этот глупый жест девственницы.

Джейсон смотрел на меня в упор, пока его пальцы пытались справиться с застёжкой, и он был ужасно напряжён. Я видела капельки пота на его плечах и рельефном торсе, его загорелая кожа блестела в свете ламп.

Я ожидала увидеть его обнажённым, трепетала и дрожала от одной мысли об этом, но, когда он протянул ко мне руку и позвал по имени, я не сразу поняла, чего он просил.

– Иди ко мне, Кейт, – сказал он. – Иди ко мне. Я возьму тебя здесь и сейчас.

Это прозвучало, как самый настоящий приказ, но от одного лишь звука его голоса я готова была пасть перед ним на колени. Подчиняться ему, выполнять любую его прихоть – я готова была на всё, слушая, как он произносит моё имя. И я забыла обо всём, потому что уже испытала нечто, сравнимое с экстазом, и этот красивый голос тянул меня к нему. И я погрузилась во тьму, что окружала его.

Мои руки были протянуты вперёд, я хотела обнять его и прижаться крепко к его прекрасному телу, но едва моя грудь коснулась его кожи, как вдруг я оказалась высоко над полом; он поднял меня, перекинул через плечо, и я повисла на нём, беспомощная и голая.

Джейсон усадил меня на край своего стола, предварительно сбросив оттуда какие-то бумаги, резким движением развёл мои ноги в стороны, и внезапно я увидела его стоящим передо мной на коленях. Догадавшись о том, что должно было вот-вот произойти, я хотела возразить, сдвинуть колени вместе... ах, не важно, что, но только не позволять ему делать это...

Но разве я могла? Когда его большие, тёплые ладони легли на мои бёдра, а его губы легонько коснулись моего живота... и переместились ниже... Я вскрикнула, откинув голову назад; мои спутанные волосы давно уже взмокли, и теперь липли к спине. Невероятно горячий язык и мягкие губы ласкали меня, всё настойчивей и резче, а я не могла понять, как пережить такое, потому что я горела и дрожала, меня трясло и кружило в водовороте экстаза.

И в тот миг, когда он глубже проник в меня языком, я выгнулась, мои глаза затуманились, и я ощутила наслаждение в высшей его точке.

Обессиленная, покорённая, я не могла удержаться; пальцы ещё остро покалывало после оргазма, во мне не было сил даже открыть глаза, но я улыбалась, когда сильные руки мужа подхватили меня, и моя щека прижалась к его влажному плечу.

Он уложил меня на свою постель, бережно поддерживая мою голову, затем поднялся, и я, открыв глаза, наблюдала, как он демонстративно снимал бриджи. Глаза тут же метнулись к его паху, и новая волна желания заставила меня ожить. Я раздвинула ноги, приглашая его войти в меня. Я знала, так было правильно, и это именно то, чего он хотел... и я тоже.

Одного я не могла понять: почему же он так медлил? Эта мысль возникла в моей голове и погасла, словно молния в грозу. Джейсон очень медленно опустился рядом, его пальцы нежно поглаживали мои ноги, скользя всё выше, затем между бёдер, и я снова застонала, выгибаясь, как кошка, и выпрашивая ласки.

– Нет, нет, моя милая, – сказал он хрипло и улыбнулся самой порочной улыбкой на свете. – Она ждёт совсем не мои пальцы, нет, совсем не их...

И он говорил снова, всё больше непристойных вещей, за которые осудили бы в обществе, а я и понятия не имела о таком... но слушала его чарующий голос, пока его руки массировали мой живот, грудь и плечи.

Забывшись в его руках и нежности, с которой муж так обращался со мною, я не сразу заметила, как он приблизился ко мне. Но когда его тело прижалось к моему, и его губы так страстно впились в мои, я приняла его, приподняв бёдра; вместо ожидаемой боли и неприятного распирания между ног, я почувствовала его , всего и целиком во мне, это было странно и приятно. Сладкое томление длилось и длилось, усиливаясь с каждым движением; мои руки инстинктивно легли Джейсону на плечи, и я чувствовала под пальцами его крепкие мышцы, а когда я притянула его ближе, коснувшись ягодиц, он застонал...

... его физическая сила и нежность, жаркие, манящие поцелуи и искусные пальцы... длинные пальцы волшебника сводили меня с ума. Движения становились быстрее и резче, наше одно на двоих дыхание – горячее и чаще. Пальцы наших рук сплелись, и я обхватила ногами его бёдра, помогая ему входить глубже...

И нельзя было вообразить более интимного, нашего с ним общего мгновения, когда мы разделили счастье быть одним целым – телом и душой. Я видела его напряжённое лицо перед собой... и две искры глаз, прикованные ко мне одной.

© Susan Kay, «Phantom»