Текст книги "Репетиция конца света"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

И вот сейчас Люба поняла, что ее «место в буфете» не только по поводу машины. Они ввязались в эту затею с приватизацией квартиры и дачи. Теперь Олегу по праву принадлежала половина того и другого. И если он доведет дело до развода...

Нет, этого нельзя допустить!

А как не допустить?

И в ту же минуту она принялась ругательски ругать себя за то, что купилась на звонок злоязычной незнакомки. Какая-то баба-неудачница решила подзавести другую женщину, чтоб ей жизнь медом не казалась. Просто так. А на самом деле Олежек чист как стеклышко.

Люба почти совсем успокоила себя. Правда, смущало, что анонимщица знает про двоюродную сестру Олега, которая ее, Любу, почему-то терпеть не может. Она втихомолку решила понаблюдать за мужем повнимательней. Просто так, на всякий случай. В тот вечер они были приглашены к родне Олега на день рождения. Ехать предстояло аж в поселок Октябрьский, на другой стороне Волги, не меньше часу тащиться. Олег задержался на работе, прибежал весь встрепанный, но все равно полез в душ, потом долго брился, еще дольше одевался. И один галстук был ему не по нраву, и другой, и третий, и носки-то по цвету не подходили...

К чему?! К трусам?!

– Да что ты собираешься, как на бал! – сердито воскликнула наконец Люба, которая давным-давно надела турецкое бархатное платье и взбила свои пышные и очень красивые русые волосы. И даже накраситься успела. А Олег все дергался перед зеркалом. – Там же только свои будут?

– Конечно, свои, – рассеянно кинул он. – Правда, Валюшка обещала свою подругу привести...

Валюшкой звали ту самую двоюродную сестру. Она обещала подругу привести?..

Какую подругу?

У Любы все так и заледенело внутри. А Олег даже не замечал, что с ней происходит. Молчал, что-то насвистывал... Машину гнал как сумасшедший...

Люба вдруг, даже для самой себя неожиданно, спросила:

– А как зовут Валюшкину подругу?

– Надя, – ответил Олег со странным, затаенным выражением, какого жена никогда, даже в самые лучшие, самые молодые времена, не слышала в его голосе.

– А, – сказала она с самым невинным видом, – это та, которая в ювелирном работает?

– Ну да, – рассеянно кивнул Олег и вдруг спохватился: – А ты откуда знаешь?!

– Я не только это знаю, – загадочно протянула Люба. – Я также знаю, что она вдова военного. И что беременна от тебя и ты спишь и видишь, как бы на развод подать, половину квартиры отсудить и машину забрать.

Вот так взяла и выпалила все это...

Что характерно, он даже не возмутился, не испугался. Сидел тихо-тихо, не то спокойно, не то затаенно. Только один раз покосился на нее, хмыкнул, покачал головой... И лениво процедил сквозь зубы:

– А если даже и так, что ты можешь сделать? Ничего!

У нее в висках начало стучать еще во время того анонимного звонка, потом, когда про Валюшкину подругу речь зашла, стук усилился, а сейчас просто-таки кузнечные молоты в голове громыхали. Нет, честно, она мало что соображала от боли, когда вдруг вцепилась в руль и резко крутанула его вправо.

Она еще успела увидеть, как «Волгу» понесло за поворот, а навстречу им несется тупорылая морда какого-то серебристого чудовища. Удар, грохот... и Люба надолго потеряла сознание.

Последствия той аварии были сокрушительными. Оба Кирковских, муж и жена, остались живы только чудом, но машина их, пришедшая в лобовое столкновение с новехоньким «Паджеро», а потом скатившаяся в кювет и дважды перевернувшаяся, восстановлению уже не подлежала.

Однако не зря говорят, что на свете всякие чудеса бывают, а главное, нет худа без добра. Владельцем «Паджеро» оказался сын одного из чужанинских лизоблюдов. Мальчишка только сегодня получил права и отметил это событие как мог. И милиция, и он сам, и отец его были убеждены, что авария произошла по его вине. Чтобы пострадавшие не возбуждали дела, отец пацана сразу выложил десять тысяч долларов, а когда узнал, что состояние пострадавших крайне тяжелое, добавил еще двадцать.

Люба получила множественные ранения, вдобавок во время последнего переворота вспыхнул бензин, выплеснувшийся из пробитого бака «Волги», и она получила ожоги головы. Особенно пострадали волосы, даже спустя несколько лет толком и не отросли, поэтому Любе приходилось или делать вид, что у нее самая авангардная стрижка, или носить парик. Кстати, именно это она преимущественно и делала. Еще у нее была раздроблена правая нога. Кости срослись очень хорошо, но шрамы безобразно изуродовали ногу – так, что отныне Люба обречена была носить брюки.

Олег получил тяжелейшее сотрясение мозга, некоторое время врачи вообще были уверены, что он или умрет, или останется идиотом. Однако он выжил и даже пришел в разум. Кое-какие провалы в памяти у него наблюдались, это точно. Скажем, он начисто забыл свой роман с ювелиршей Надей. Зато на работе дела у него пошли в гору, даже какие-никакие идейки научные начали бродить в ушибленной головенке. Даже поговаривал о защите докторской диссертации! И тут его пригласили во вновь созданный департамент науки и образования при областной администрации. Просто фантастика какая-то!

Строго говоря, жуткая история неожиданно обернулась для Кирковских благом. У них были деньги, социальное положение укрепилось, восстановился мир в семье. «Волга» пропала? Ну, пусть это будет самой большой нашей неприятностью», – шутил Олег, покупая взамен «Ауди».

Но Любе было не до шуток. Для нее «самой большой неприятностью» – да нет, трагедией жизни! – стало то, что после аварии Олег стал садистом.

Она про садистов раньше только в разной бульварной прессе читала. Дескать, они насилуют женщин, причиняя им жуткие мучения, а потом как-нибудь ужасно убивают. Но что когда-нибудь сама окажется в постели с настоящим садистом – этого Люба и в страшном кошмаре представить не могла. Нет, Олег ее не бил. Ничего подобного. Он даже не обвинял ее в аварии, вообще явно забыл, что именно она в ярости повернула руль на встречную полосу. Олег в постели был теперь очень нежен, а вид ее искалеченной ноги возбуждал его до исступления. Хотя поначалу Люба боялась, что это будет вызывать его отвращение. Но Олег не мог оторваться от ее ноги – целовал ее и гладил. Вообще по сравнению с тем, что было раньше, он стал настоящим сексуальным гангстером. Люба ничего не имела бы против, если бы не стыдилась того, что возбуждает его, по сути дела, ее уродство. Не красота (хотя какая теперь красота в этих жиденьких волосах, вот раньше у нее грива была так грива!), а именно уродство. Это казалось не вполне нормальным, хотя и терпимым. Но вскоре дела пошли хуже...

Как-то раз – это было на Восьмое марта – Олег вечером долго не впускал ее в спальню. Сказал, что готовит сюрприз. Когда же после романтического ужина Люба наконец-то вошла в спальню, то чуть не рухнула при виде того, во что превратилось их супружеское ложе. Нет, на нем не было сексуальных черных простыней или, к примеру, медвежьих шкур. Это было бы хоть как-то понятно, объяснимо. Нет. Оно оказалось все сплошь застлано белоснежной, тугой от крахмала простыней, натянутой так, чтобы ни одна складочка не портила безупречной поверхности. Кровать теперь напоминала хирургический стол, только очень широкий. Сходство усугубляла маленькая, валиком, белая подушечка в изголовье кровати.

Не успела Люба ахнуть, как Олег раздел ее и повалил на это ложе, на котором хотелось заниматься чем угодно, только не любовью. Начал целовать – и вдруг ее ноги коснулось что-то острое. Она чуть сознания не лишилась, увидев в руках мужа... острый скальпель. Олег водил им по рубцам на ноге, задыхался, шептал:

– Они тебя резали... кромсали твою ногу... твое тело! Позволь, позволь мне отрезать кусочек!

Люба так перепугалась, что не могла ни слова сказать, ни дернуться. Почему-то казалось, что, если она станет вырываться, Олег перережет ей горло. Так и лежала недвижимо, сотрясаясь внутренней дрожью, но когда Олег поднимал голову и она видела его пустые, безумные глаза, ей приходилось прикусывать губы, чтобы сдержать крик ужаса. Нож все скользил, скользил по телу Любы, перейдя с ноги на живот, на грудь... Вдруг Олег нажал сильней. Она ощутила боль, потом почувствовала, как из ранки струится кровь... и закричала, не в силах сдержаться.

В эту минуту Олег набросился на нее и овладел с такой страстью, которая могла быть сравнима только с яростью. И, кончив, уснул мгновенно, как будто умер.

С тех пор Люба перестала получать хоть какое-то, даже малейшее удовольствие от их близости. А Олег теперь мог заниматься сексом только на «хирургическом столе». Она пыталась спорить, отказываться, но муж становился просто невменяемым. Люба грозилась бросить его, но Олег только смеялся:

– Не уйдешь! Ведь все деньги у меня!

Да, безумный чужанинский лизоблюд перевел всю сумму «возмещения ущерба» в «НДБ-банк» на имя Олега Кирковского. Фактически Люба теперь зависела от его щедрости. Хотя иной раз она думала, что лучше развестись, выгнать мужа да устроиться в ларек на Алексеевском рынке, торговать турецкими куртками, чем терпеть эти все учащавшиеся приступы безумия. И вот однажды, в особенно страшную ночь, когда скальпель все чаще переползал от изуродованной ноги к Любиному горлу, она вдруг поняла, что и как надо сделать...

***

– Я где-то читала, а может, кто-то говорил, что некоторые балетоманы ходят только на второй акт «Жизели». А первый как бы считается менее удачным.

– Ну, наверное, в этом что-то есть. Не согласна?

– Мне первый тоже нравится. Всегда нравился. Конечно, во втором все просто завораживает, как будто каким-то туманом тебя обволакивает, а в первом такая щемящая нежность в каждой ноте, в каждом движении! И такие искренние чувства! Этот лесничий, который выдает тайну графа, думает, что действует во благо, а вместо этого...

– Подлый доносчик и шпион.

– Ох, как сурово! Он же действовал из любви!

– Ага, из любви к себе. Он не думал о ней, о ее любви. Она ведь любила графа! Но он ее не пожалел. Вот за это те красотки в белом и закопали лесничего в первую же свободную могилку. Надо же, убил бедную девушку, а потом потащился полюбоваться на дело рук своих. Не зря говорят, что преступников всегда тянет на место преступления.

– Ну, графа тоже потащило на это самое место. Ведь если бы он ее не обманывал, она не была бы так потрясена разоблачением. Однако же красотки в белом, как ты их называешь, его пожалели. Кстати, они называются виллисы.

– Похоже на название цветов. А этот граф пусть спасибо Жизели скажет, что она его от своих подружек отбила.

– Нет, совершенно потрясающий балет. Сколько бы ни смотрела его, все как в первый раз. Особенно сегодня.

– Почему?

– Как почему? Потому что была с тобой. И еще... знаешь, ну я всегда нормально воспринимала, когда мы сидим в кино, к примеру, и ты меня обнимаешь. Даже когда на концерт Леонтьева ходили и сидели в обнимку – это было естественно. А в оперном... Когда почувствовала твою руку на своем плече, думаю, бог ты мой, какое святотатство!

– Ага, я почувствовал, что ты напряглась. Но потом вроде как-то притерпелась?

– Да, потом я решила это стойко перенести. И знаешь что? Мне даже понравилось. Особенно во втором акте. Там этот кладбищенский ветер в музыке так и ощущается, меня даже знобило всегда. Правда-правда!

– Извини, по-моему, кладбищенский ветер тут ни при чем. Сзади была открыта дверь, и жутко сквозило.

– Какая проза!

– А кладбищенский ветер – это что, не проза?

– Слушай, мы теперь что, никогда на эту тему спокойно не сможем говорить? В конце концов, ведь я больна, а не ты. Я могу ощутить этот ветер в любую минуту. Но ко всему можно привыкнуть, даже к угрозе смерти. Если уж на то пошло, любой человек живет, не зная, когда и кто перережет волосок. Я рискую своей жизнью ничуть не больше, чем любой другой. Вон вчера передали, разбился какой-то самолет, и все пассажиры погибли. Можно спорить, что практически у всех были здоровые сердца и никто из них не выслушал приговора врачей. Но они погибли. А я жива. Понимаешь? И хочу жить, как живут здоровые! Я потому и люблю тебя так безумно, что это тоже проявление жизни, ты понимаешь?

– Конечно.

– Не сердись, что я так вспылила. Знаешь что? Теперь никогда не пойду на «Жизель» одна. Всегда только с тобой. Ты меня будешь обнимать. И мы всегда будем в антракте спускаться в буфет и выпивать по пятьдесят грамм мартини. В смысле, я пятьдесят, а ты сто. Второй акт «Жизели» как раз и надо смотреть с чуточку затуманенными мозгами, правда?

– Не без того. Но мои мозги рядом с тобой всегда затуманены, дело тут не в мартини.

– Ой, посмотри, кто идет.

– Где?

– Не пялься так откровенно. Вон та высокая женщина в зеленом платье. Знаешь, это кто?

– Не-а.

– Это Алена Дмитриева.

– Мы с ней знакомы, что ли?

– Ну это писательница, местная Маринина, как ее в какой-то газете назвали. Она, правда, на это дико обиделась, сказала, что старается никого не повторять, а Маринина для нее не авторитет. Я была на ее выступлении в областной библиотеке. Довольно умная женщина. Я когда ее послушала, стала гораздо лучше относиться к той ахинее, которую она пишет.

– А что, она пишет ахинею?

– Ну как могут быть не ахинеей дамские детективы, прикинь? Любовь-морковь и тут же море крови, гора трупов.

– Ага. А следователь с усталыми, но добрыми глазами. Нет уж, лучше этого читать, как его... забыл. А что за мужик рядом с ней?

– Муж, наверное.

– Бог ты мой, какая тачка! «Пежо».

– Смотри, как раз в тон ее платья. Интересно, что к чему подбирали, платье к машине или машину к платью?

– Вопрос, который могла задать только женщина!

– А я и есть женщина. Надеюсь, ты об этом не забыл?

– Я? Когда рядом со мной такие выпуклости и вогнутости? Ты полагаешь, я слепой?! Кстати, ты уверена, что не ошиблась и это в самом деле та самая, как ее там, писательница? У тачки ее мужа московские номера. Смотри, это же год твоего рождения: 977.

– Да, на том выступлении ее спрашивали о семье, она говорила, что муж ее журналист, в основном работает в Москве, поэтому, наверное, у него и московские номера на машине.

– Она здесь, а он в Москве? Странно.

– А что такого? Живут в режиме коротких встреч. Зато не надоедают друг другу.

– Ну, это не по мне. Я хочу жить с тобой в режиме непрерывных встреч, понятно? Так что свою Дмитриеву ты больше не читай. Наберешься там от нее... режим коротких встреч, это ж надо такое выдумать!

***

– Ча-ча-раз, два, три! Ча-ча-раз!.. Алена, слушайте музыку! Два-три, ча-ча-р-раз! Хип-твист резче, четче, быстрей! Кросс-шоссе! А теперь свивл, здесь нету кросс-шоссе, здесь мы делаем именно свивл! Да что с вами сегодня?

– Извините, Виктор Михайлович, я как-то правда...

– Все еще праздники в голове шумят? Понимаю, у меня тоже. Но сосредоточьтесь, Алена. Ну что, повторим ча-ча-ча? Сдадим зачет?

– Постараемся.

Преподаватель отошел к тумбе, на которой стоял проигрыватель, переключил мелодию. Секс-бом, секс-бом, тра-ля-ля... Отличная ча-ча-ча, самая любимая, от которой Алена всегда заводилась с пол-оборота. А сегодня дела плохи. То ли негатив, который вызвал у нее Михаил своим письмом («Ты любишь только шейпинг, танцы и свой компьютер!»), продолжал действовать, то ли по-прежнему она находится под впечатлением случайной встречи с героем своего мимолетного романа? Или происшествие в суде подействовало сильнее, чем она призналась даже себе?

...Когда Алена после шейпа вбежала в здание суда, в грудь ей уперся ствол автомата. Тихо ахнув, отшатнулась, бестолково взмахнула руками. Охранник в черной униформе отвел автомат, скомандовал:

– Выйдите на улицу! Быстро!

Алена попятилась, мимоходом отметив, что в холле полно черных и серых фигур: она никогда не подозревала, что здесь столько охраны! Обычно сидел какой-то полусонный черномундирник около лестницы, ведущей на второй этаж, но только обшаривал тупым взглядом проходящих мимо, а ни пропусков, ни каких-то удостоверений не спрашивал. Даже возле кабины для обнаружения тайно проносимого оружия не было ни души. Впрочем, и сама кабина, похоже, бездействовала. Что же произошло? С какой печки они тут все упали?

Алена вывалилась на улицу, проморгалась и только сейчас увидела, что дворик суда полон народу. Так случалось довольно часто, особенно когда шел какой-то громкий процесс. Но чтобы на входе тыкали в женщину автоматом...

В толпе Алена увидела знакомую адвокатшу, которая вместе с другими выражала возмущение новыми судейскими порядками. А ведь у этой дамы имелось и служебное удостоверение, и постоянный официальный пропуск в областной суд. Значит, эта акция была направлена не только против случайных посетителей. Загадочно, как сказала бы красивая старуха Людмила Борисовна...

Алена отошла к забору и отыскала взглядом окна архива на втором этаже. Кажется, или за стеклом и впрямь беспокойно маячит пухленькая фигурка Шурочки?

Достала из сумки сотовый телефон, набрала номер.

– Александра Федоровна? Это я, Алена Ярушкина. Как бы мне к вам пройти, тут что-то...

– Ой, Алена Дмитриевна, – возбужденно перебила Шурочка, – сегодня ничего не получится! Завтра сможете прийти? На завтра я вам пропуск закажу, а сегодня никак, тут все как с ума сошли. У нас такое, такое... чуть не убили прокурора в туалете! Это ужас!

– Господи, и правда ужас! Вот несчастье! А поймали этого паршивца?

– Какое там! Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Главное, это произошло буквально через четверть часа после того, как вы ушли, представляете? Я возвращаюсь с обеда – канцелярия нараспашку, ее за столом нет, дело брошено. Ну какое свинство, думаю, как же так, мы же с ней договорились, что я только сбегаю пообедать, оставлю ее здесь, а она все бросила...

В первое мгновение Алене показалось, что Шурочка ее упрекает в том, что ушла и бросила на столе дело. Потом вспомнила, что определенно сказала: вернется через полтора часа. А за ее стол уселась та высокомерная дама в зеленом свитере.

Бог ты мой! Уж не эту ли даму чуть не прикончили?!

– Александра Федоровна! – в ужасе вскричала Алена. – А на кого покушались-то? Неужели на женщину, которая...

– Извините, я больше говорить не могу, тут милиция кругом, – придушенным шепотком пробормотала Шурочка, – завтра приходите, ладно? Нет, лучше уж послезавтра, тогда все успокоится, и вы пройдете. До свидания.

– Послезавтра суббота! – отчаянно вскричала Алена, но было поздно – Шурочка уже бросила трубку.

Ч-черт, вот и преисполняйся благими намерениями! Вот и начинай работу над новым детективом! Теперь вынужденный простой до понедельника обеспечен.

Нет, все-таки она законченная эгоистка. Тут женщину чуть не убили, причем до чего же это ужасно – в туалете. Бр-р, туалет в суде на редкость препоганый, там только и убивать, все остальное делать противно. Значит, Алена видела эту несчастную буквально в последние минуты перед покушением? К тому же то, что она была одета точно в такой же свитерок, как у Алены, делало их словно бы родственницами, как-то сближало...

Ужас какой! Свитерки-то были один в один! А вдруг бы убийца, карауливший эту высокомерную прокуроршу, перепутал ее с Аленой, вздумай она тоже посетить туалет перед уходом? Запросто перепутал бы! И одеты одинаково, и рост высокий, и цвет волос... Кошмар!

Едва полдня минуло, а сколько диковинных совпадений произошло! Во-первых, появление Игоря. Во-вторых, встреча с дамой в свитерке-близнеце из «Гленфилда». В-третьих, покушение на нее, столь похожую на Алену. И в-четвертых – все эти совпадения так или иначе связаны с облсудом...

У Алены мороз по коже прошел. Захотелось как можно скорей оказаться подальше от этого опасного места. Резко повернулась – и налетела на невысокого худощавого парня в легкой, не по сезону, черной кожаной куртке. Какой-то миг тот остолбенело таращился на нее, потом как-то недоверчиво махнул рукой и нетвердо пробормотал:

– Ну, мля... Ну не трах ли твою мать та-ра-рах!

– Сам такой! – рявкнула Алена, обходя его. – Плебей чертов!

Эти бродячие матерщинники раздражали ее до бешенства, какое-то время она даже не гнушалась делать замечания или стращать их проклятиями: «Будешь так говорить – язык отсохнет!» На конкретных личностей это одномоментно действовало, но в общенародном масштабе дело с места не двигалось, а если двигалось, то лишь в сторону ухудшения. Русский народ матерился чем дальше, тем больше, и Алена распростилась со своим добровольным миссионерством.

Она пошла вниз по Октябрьской, сердито думая о том, почему именно этот матерщинник показался ей чем-то знакомым. Вот именно – не кем-то, а чем-то! Куртка, все дело в этой его легонькой курточке. Где-то Алена уже видела нечто подобное...

Да не фиг ли с ним и с его курткой? Нашла о чем думать! Думай лучше о том, что сегодня – день стабильных отрицательных эмоций, до зарезу нужны положительные, хоть и в малой дозе. Скорей бы вечер, скорей бы урок танцев в Доме связи! Уж там, во время ча-ча-ча, она хоть немножко воспрянет душой!

Но воспрянуть душой не получилось.

– Алена, вы, возможно, не заметили, но мы уже танцуем румбу, а не ча-ча-ча! – чрезвычайно вежливо и чрезвычайно ехидно проговорил Виктор Михайлович. – Плавней, плавней! Вставайте на бедро! Четыре-раз, два, три! Четыре-раз, два, три! И – спиральный поворот! И – волчок! Четыре-ра-аз...

О господи...

Румба прошла как в страшном сне. Преподаватель был недоволен, Алена ощущала себя каким-то ходячим гардеробом, а руками махала, как ветряная мельница. Раньше танцевалка была лекарством для души, но сегодня напрягла Алену до последней степени. Только во время джайва удалось немножко расслабиться, поэтому танго прошло почти как по маслу, и сердито поджатые губы Виктора Михайловича со щеточкой усов над ними постепенно растянулись в мягкую улыбку. Самое время было станцевать медленный вальс, но время индивидуалки истекло. Начинался обычный урок в студии бальных танцев, куда Алена, не имея постоянного партнера, не видела смысла ходить.

Было время, она пыталась соблазнить на это дело мужа, но ничего не вышло. Михаил покорно притащился на два занятия, но в то время у Алены был другой преподаватель из другой студии: совсем молоденький парнишка с обалденными очами, напоминающими черные солнца, которые автоматически вспыхивали искусительными протуберанцами при виде любой особы женского пола от трех до ста трех лет. Увидев этот черный пламень, щедро изливающийся на его жену, Михаил напрягся чуть ли не до судорог и изрек: «Видеть этого типа я больше не желаю!» Тогда они первый раз очень крепко поссорились, да и потом, хоть преподаватель сменился, разговоры о студии навсегда остались для них поводом для раздора.

Кстати, обворожительного парнишку звали Игорем, и, что греха таить, его пламенные очи не раз являлись Алене в грешных снах... пока не воплотились потом в яви! Правда, Игорь был совсем другой, и к танцам то, чем они занимались в купе СВ, имело лишь отдаленное отношение.

Хотя... как посмотреть! Сказал же Бернард Шоу, что танцы – это вертикальное выражение горизонтальных желаний!

Алена спускалась по длинной-предлинной лестнице с девятого этажа (лифта в этом крыле не было) и думала: хорошо бы на выходе дежурил уже другой вахтер. Этот сегодня никак не желал пропускать ее на урок, пока не пришел Виктор Михайлович. Система секьюрити в клубе Дома связи была поставлена на зависть всем облсудам на свете. Тут-то совершенно немыслимо себе представить покушение на чью-либо жизнь. Разве что сотрудникам взбредет в голову устроить разборку, но главное, чтобы у них были пропуска для прохода в здание. Алена-то свой умудрилась неведомо где посеять, то ли дома куда-то закопала, то ли в поезде обронила, а скорей всего, потеряла в Москве, в метро, при первой встрече с Игорем.

Ну да, вдруг увидеть такие глаза, небось не только о пропуске забудешь, а обо всем на свете. Вот она и забыла...

Да пропади он пропадом со своими глазами, этот клин, который ей тоже необходимо вышибить из своей жизни как можно скорей! Воспоминания о нем так и тащатся за ней следом, так и влачатся, будто преследователь, у которого явно злодейские намерения!

Она сердито махнула сумкой. Ручка пакета, и прежде-то дышавшая на ладан, оторвалась, и танцевальные босоножки вывалились на ступеньки, причем так резво, словно собирались снова пуститься в пляс.

Одна туфелька упала в опасной близости к лестничному пролету. Алена проворно поймала ее за ремешок; взгляд невольно скользнул в пролет, и она увидела, что двумя этажами ниже стоит на площадке какой-то человек и, вытянув шею, смотрит вверх.

Очевидно, он услышал, как что-то упало, и теперь пытался понять, что там, наверху, происходит.

В этом, несомненно, не было ничего странного. Странным Алене показалось другое – смотревший на нее снизу человек внезапно отпрянул, словно боялся быть замеченным. А потом вдруг помчался вверх по ступенькам, громко топая.

Мало ли куда может спешить совершенно незнакомый человек! И вроде бы не было никаких причин у Алены поспешно подхватывать вторую босоножку, а потом срываться с места и точно так же заполошно мчаться вверх по лестнице.

Не было никаких причин... кроме одной: этот человек вовсе не был ей незнаком. Она узнала его узкое лицо и черную куртку, слишком легкую, не по сезону. Именно этот тип сегодня изумленно выматерился, столкнувшись с ней лицом к лицу в скверике облсуда. И нет сомнения, нет никакого сомнения, что именно его видела она в Москве, напротив «Макдоналдса».

***

Из приговора областного суда по делу Царегородского Н. Н., Щербака В. И., Савельева А. П., Счастливцева В. К. и других (дело № 348).

В октябре 1999 года нигде не работавший Царегородский Н.Н. приступил к созданию преступной организации для совершения систематических краж нефтепродуктов из нефтепровода ОАО «Транснефтепродукт» на участке Нижний Новгород – Рязань, принадлежащего Нижегородскому предприятию магистральных нефтепродуктопроводов (далее везде НП МНПП), с целью последующей продажи топлива для личного обогащения.

Ссылка Царегородского на то, что данная мысль была ему подсказана в случайном разговоре каким-то знакомым, имени которого он якобы не помнит, может считаться пустой отговоркой и не имеет значения для дальнейшего развития событий, поскольку преступная деятельность организованного Царегородским сообщества осуществлялась всецело по его преступному замыслу, под его контролем и постоянным руководством.

В ходе следствия была проведена оперативная работа для разыскания и привлечения в качестве свидетеля упомянутого лица, однако оно так и не было названо ни Царегородским, ни другими участниками преступной группировки, а потому осталось анонимным.

Понимая, что для бесперебойных и систематических краж топлива и чужого имущества необходимы как транспортные средства для перевозки похищенного, так и место сбыта – автозаправочная станция, Царегородский обратился к Щербаку и Савельеву с предложением совершать кражи с проникновением в магистральный трубопровод.

Предпринимателю Счастливцеву в октябре 1999 года предложили участвовать в преступном сообществе и выполнять обязанности по предоставлению автотранспорта, перевозке похищаемого топлива и последующей его реализации.

Счастливцев, осуществлявший коммерческую деятельность на автозаправочных станциях (далее везде АЗС), расположенных соответственно на 442-м километре шоссе Москва—Казань, на 31-м и 37-м километрах шоссе Нижний Новгород—Саранск, а также АЗС на пересечении улиц Деловой и Красноугольной Советского района г. Нижнего Новгорода, сознавая объем, масштабность, длительность и систематичность предстоящих краж из нефтепродуктопровода, согласился с предложением Царегородского и Щербака реализовывать похищаемое дизельное топливо на принадлежащих ему АЗС. При этом Счастливцев установил, что дизельное топливо он будет приобретать по половинной цене по сравнению с рыночной.

Счастливцев в ноябре 1999 года выделил для совершения хищения Щербаку и Савельеву грузовой автомобиль «КамАЗ 5320», государственный номер В 516 АО-52, с прицепом, государственный номер АА 173652, общим объемом 18 170 литров.

Для бесперебойного цикла хищений в крупных размерах Савельев и Щербак заключили договор с ООО «Пирс-сервис» об оказании транспортных услуг и предоставлении для перевозки нефтепродуктов двух бензовозов «КамАЗ», государственный номер В 441 ЕН-52 (16 711 литров), и «КамАЗ 5320» В 442 ЕН-52 (10 511 литров).

Царегородский вовлек в сообщество стрелка группы быстрого реагирования Нижегородского предприятия магистральных нефтепродуктопроводов Кузнецова П. П. Царегородский предложил Кузнецову за денежное вознаграждение сообщать ему конфиденциальную информацию о датах и времени перекачек дизельного топлива по нефтепродуктопроводу, времени проверок конкретных отрезков нефтепродуктопровода группой быстрого реагирования, равно как и иную информацию, необходимую преступному сообществу для совершения хищений...

***

Газета «Жизнь», 3 января 2002 года .

 


 

НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК

 


 

Тревожное сообщение получили сотрудники линейного отдела милиции на железнодорожном транспорте на станции Петушки. Произошло это как раз накануне Нового года, 31 декабря. Проводница пассажирского поезда, следовавшего из Барнаула в Москву, обнаружила в тамбуре, в подсобном помещении, подозрительный груз. В ведре для угля лежал загадочный сверток...

 


 

В действие тут же был введен план «Мина». Когда со всеми предосторожностями находка была осмотрена, то в ней обнаружили четыре коробки от видеокассет с находившимися внутри несколькими десятками спичечных коробок. Вещество, извлеченное из них, оказалось растительным наркотиком – гашишем, общий вес которого составил более килограмма. Стоимость наркотика на черном рынке потянула бы на двести тысяч рублей. Проведенная оперативная работа позволила выяснить приметы наркокурьера, однако ему пока удалось ускользнуть от правоохранительных органов. Фоторобот преступника разослан по линейным отделениям милиции, поиски продолжаются.

***

Он же был и около суда, и в «Макдоналдсе»?!

Не может быть. Не ошиблась ли она? Но если ошиблась, почему он так целеустремленно гонится за ней? И как, зачем вообще попал сюда? Совпадение? Еще одно совпадение? Не слишком ли их много?

Если бы у Алены было время, она непременно задумалась бы над происходящей несуразицей. Но времени не было: инстинкт гнал ее по ступенькам выше, выше этажом, еще выше... Еще четыре пролета – и она окажется в помещении актового зала, где идет урок танцев. А что потом? Вдруг этот маньяк ворвется в зал? Ворвался же сегодня один такой в святая святых правосудия, в областной суд, не побоялся покуситься на жизнь прокурора, так разве остановят этого типа несколько танцевальных пар, если ему вдруг взбрело в голову...