Текст книги "Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ну вот, – понизив голос, сказала Ганка, – Фаня зовет, пора вернуться в кафе. Наверное, надо или посуду мыть, или кого-нибудь сквозь туман провести. Пошли скорей, посидишь пока в моей комнате, обсохнешь.

По-хорошему, надо было идти не в придорожное кафе, а домой, и там поскорей переодеться, но туман сгустился уже просто до неприличия, в нем не только рассмотреть что-то – даже двигаться было непросто. Так же трудно бывает повернуть ложку в загустевшей сметане. Не в той, что под этим названием продается в магазинах, а в настоящей, деревенской.

Густая сметана – это хорошо.

Густой туман – плохо!

Валерка попросил бы Ганку проводить его домой, если она так хорошо видит в тумане, но было неудобно. Вон как орет эта Фаня! Как бы не было у Ганки неприятностей! Лучше подождать, пока она закончит свои дела и освободится.

Но главное, было интересно еще немного пообщаться с этой девчонкой, пусть даже похожей на бомжиху.

Валерка лично не был знаком ни с одним человеком, который потерял бы память, и, если честно, раньше считал это выдумкой. В сериалах, к примеру, теряют память все подряд, как будто память – это проездной билет или кошелек! А в жизни не встретишь таких людей.

Но, оказывается, встретишь! Вот, например, девчонка по имени Ганка, которая видит даже сквозь непроглядный туман. Желание расспросить ее подробней об этой способности – это была вторая причина, по которой Валерка хотел еще не немного пообщаться с Ганкой.

А третья – узнать, почему она «сколько раз» отталкивала лодку Юрана от пристани. У них с Юраном какие-то терки, что ли? И она теперь с Валеркой против Юрана дружит?

Все эти непонятки классно разнообразили осточертевшую скукотищу повседневности.

Вообще денек выдался что надо! Сначала Юран со своей лодкой. Теперь Ганка.

Оба такие… загадочные. Ежики в тумане!

И вдруг Валерку осенило. Вообще это давно на ум должно было прийти… Судя по тому, как уверенно Юран причалил, судя по твердости его удаляющихся от берега шагов, он тоже видел сквозь туман!

Может быть, они родственники? У родственников часто бывают общие наследственные паранормальные способности. Но почему тогда Ганка моет посуду в придорожном кафе, в этой прокуренной, грязной забегаловке? Почему живет там? Почему подчиняется толстой, как подушка, краснолицей Фане с сильно подведенными глазами?

«Подушка» Фаня, встретившая Валерку и Ганку на пороге кафе, была облачена в «наволочку» с каким-то восточным узором. На ногах у нее оказались такие же стоптанные кроссовки, как у Ганки, только размеров на пять больше, и Валерка испугался, что и они родственницы. Не кроссовки, конечно (хотя почему бы нет?!), а Фаня и Ганка. У родственников сплошь и рядом одинаковые привычки! К примеру, Сан Саныч и Валерка жаворонки: у них привычка вскакивать в шесть утра. А у Фани и Ганки – стаптывать задники кроссовок…

Но Фаня обратилась к Ганке следующим образом:

– Явилась, приблуда? Кого это ты привела? Еще одного утопленника беспамятного?

Приблуда – значит чужая, сделала вывод Валеркина логика. Не родня!

Валерка успокоился.

– Да почему беспамятного? – спросил он. – Я отлично помню, что я Валерий Черкизов, племянник Сан Саныча Черкизова. Начальника полиции. А мокрый потому, что с пристани сорвался. Ганка меня привела обсохнуть, в ее комнате посидеть. Но если вы против…

Дядьку он упомянул очень кстати! Фанино красное лицо вмиг стало белым, как туман.

– Чтой-та, чтой-та? – залопотала она. – Никто не против, никто! Но у нее в комнате тесно и… и не прибрано! Ты, Ганка, проводи Валеру домой, а те, на джипе, которые тебя ждут, еще подождут. До самого дома проводи, слышишь, поган… – Окончание Фаня проглотила, но легко было догадаться, что она хотела сказать «поганка».

Да, не надо быть великим русским поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным, чтобы срифмовать «Ганка» и «поганка»! Надо быть злыдней, мымрой и мегерой.

Надо быть Фаней, короче говоря.

Валерка взял Ганку за руку и, не простившись с хозяйкой кафе, отошел от двери.

Можно представить, в каких условиях эта девчонка живет, если даже мегера Фаня признала, что нее в комнате «тесно и… не прибрано»! Небось тут и чулан под лестницей, в котором провел детство Гарри Поттер, показался бы хоромами!

Интересно, куда смотрят Ганкины родители? Хотя да, она беспамятная приблуда… Наверное, ее спасли из реки. Может быть, упала с какого-нибудь прогулочного корабля? И что, никто не хватился?! Странно… А может, какая-нибудь слишком быстрая моторка, где была Ганка, наскочила на корягу и все свалились в воду, а Ганку выбросило на берег, где ее подобрала «милосердная» Фаня? Но тогда почему полиция не ищет ее родных?! Или ищет, но не может найти, потому что никого не осталось? Все погибли в той лодке?

Надо Сан Саныча спросить.

Сначала Ганка и Валерка шли в тумане по узкой обочине шоссе. Обычно здесь не слишком-то находишься – федеральная трасса днем и ночью гудом гудит от машин, – однако туман напрочь закупорил дорогу. Можно представить, какие очереди собрались с обеих концов Городишка!

Потом Валерка почувствовал, что под ногами уже не щебенка обочины, а комковатый, потрескавшийся асфальт. Значит, вошли в город. А он ни о чем еще не поговорил с Ганкой!

– Слушай, как ты терпишь, что Фаня так на тебя орет? – спросил сердито. – И одежда у тебя… ты уж извини…

– Просто я слишком быстро расту, – беспечно ответила Ганка. – Оттого на мне все горит. Ужас просто. А Фаня еще ничего. Ей охота меня куда-нибудь девать, а я никому не нужна, вот она и орет.

– Все равно мегера! – проворчал Валерка.

– Да разве это мегера? – усмехнулась Ганка. – Не видел ты мегер.

– А ты видела?

– Видела.

– Где?

Ганка пожала плечами:

– Не помню.

– А мегеру помнишь?

– Нет. Да…

Пальцы Ганки, сжимавшие Валеркину руку, задрожали, и она, обернувшись к нему, с ужасом прошептала:

– Помню! Ее помню! Веру-мегеру!

И вдруг крикнула:

– Светлое, всесветлое солнце! Дети Вселенной, дети звезд, ветров, дождей, дети леса и травы приветствуют тебя! Помню! Мегера!

Глаза Ганки были зажмурены, слезы текли из-под кукольных ресниц. И она ужасно дрожала, ну просто вся ходуном ходила!

Валерка даже струхнул малость и ничего не мог сказать. Только таращился на нее. И вдруг юношеский голос, почему-то показавшийся Валерке знакомым, воскликнул над их головами:

– Маша! Машенька! Это ты? Нашлась? Подожди, я сейчас!

Раздался треск. Похоже было, что кто-то спускается с дерева и ветки трещат под его тяжестью.

Ганка распахнула огромные черные глазищи, взглянула на Валерку умоляюще, приложила палец к губам, потом нагнулась, сорвала с ног свои бахилы – и, босая, бесшумно канула в туман. А через миг перед Валеркой очутился, спрыгнув откуда-то сверху, парень лет восемнадцати в черном комбинезоне с эмблемой «Горзеленхоз» на груди. За пояс у него были заткнуты ножницы-резак, которыми подстригают ветки.

Ну надо же! Вот, значит, кто тут деревья в таком порядке содержит!

Валерка уставился на парня. Неужели это именно от него со сверхзвуковой скоростью удрала Ганка? Все девчонки, которых Валерка знал, с той же скоростью бежали не от этого парня, а к нему. Он был просто красавчик: зеленоглазый, с белыми волосами, тонкий и высокий. Но Ганка бежала именно от. И умоляла Валерку молчать…

– Кто тут кричал? – спросил парень.

И тут Валерка узнал его голос. Это был голос Юрана.

Того самого, который приплыл на лодке с нарисованными глазами. Один глаз синий, другой зеленый. Синий – закрытый, зеленый – открытый.

Что ж он такое сделал, что Ганка его так боится? Или она все же Маша?..

– Кто кричал, спрашиваю? – повторил Юран.

– А ты не видел, что ли? – буркнул Валерка.

– Не видел: ветки мешали, – парень поднял руку к раскидистой кроне дерева, с которого спустился. – Где она?

– Кто? – спросил Валерка на голубом глазу.

– Ну, она… Маша.

– Не знаю я никакой Маши! – заявил Валерка. – Я в тумане заблудился, даже нечаянно в реку забрел, чудом до дороги добрался, иду ищу свой дом – и вдруг рядом кто-то ка-ак заорет жутким голосом про солнце… ну и про каких-то детей, которые его приветствуют. А кто орал – я не разглядел.

Юран пристально поглядел на Валерку:

– А ты вообще кто? Я тебя раньше не видел.

– Я тебя тоже, – сообщил Валерка, ничуть не кривя душой.

– Ну, меня многие не видят, – усмехнулся Юран. – Я на вершине! Люди идут по земле и редко поднимают голову.

«Ну и хвастун ты! На вершине, подумаешь!» – чуть не ляпнул Валерка, но вовремя сообразил, что Юран вовсе не хвастает: он, так сказать, по долгу службы смотрит на всех свысока. В самом деле, кто из прохожих задирает голову и разглядывает вершины деревьев, ну кто?

– Я племянник Сан Саныча Черкизова, – отрекомендовался Валерка. – В гости к нему приехал. Из Нижнего. Меня Валеркой зовут. А ты кто?

– Уран Белов, – ответил тот.

– Уран?! – изумился Валерка.

– Ну да, такое имя, – усмехнулся парень. – Но меня обычно Юраном называют. Так привычней, да? Ну, Валерка, пойдем, я тебя провожу. Тут, правда, два шага до дома Сан Саныча, но в тумане заблудиться легче легкого.

– А ты сам не заблудишься? – сыграл дурачка Валерка.

– Я – нет, – спокойно сказал Юран. – Я и в тумане отлично вижу. Давай руку, чтобы не потерялся.

Валерка протянул ему руку. Ладонь у Юрана оказалась узкой, с длинными «музыкальными» пальцами, но очень жесткой, мозолистой. Конечно, держать резак непросто, крепкие руки нужны. Но почему-то от прикосновения этой крепкой руки Валерке сделалось очень не по себе…

Проще говоря, страшновато.

* * *

– Вера!.. Вера!..

Она с насмешливой укоризной покосилась на зеленых зайцев, которых из разных мест привозил Уран. Они, расшалившись, вплетали ее имя в мелодию.

Вера кивком указала ввысь: вот, мол, кому молитва предназначена, не забывайтесь, малыши!

За пределами острова еще лежал туман, и самое малое час будет лежать, а здесь наконец-то разошелся. Солнце во всей красе явилось обожающим взорам.

Опираясь на плечи лиственниц и берез, окруженная зелеными зайцами, которые уже привыкли к высоте и не боялись, Вера самозабвенно пела вместе со всеми лесными обитателями дневную молитву:

– Светлое, всесветлое солнце! Дети Вселенной, дети звезд, ветров, дождей, дети леса и травы приветствуют тебя!

Счастливо звенели рядом птичьи голоса, а деревья подтягивали низко, протяжно, даже сурово. Снизу, с земли, вторила трава Кликун – та, что кличет человеческим голосом по зорям дважды: «У! У!», и еще ревела и стонала, думая, что тоже поет, трава Ревяка.

Голоса осины не было слышно.

Вера вздохнула с облегчением. Осины-предательницы больше нет. Она получила по заслугам!

Но вот молитва закончилась.

Птицы вспархивали с вершин, звери спускались степенно, зеленые зайцы скатывались мячиками. А лиственницы все качали и качали Веру, потом березы затеяли переплетать ей косы, пока она не спрыгнула наземь и не убежала.

Надо было спешить к дубу Двуглаву. Еще ночью слышала Вера его стоны: столетние корни мозжат! – но сын не велел ей подниматься, сам сходил и немного успокоил старика. Уран хорошо научился лечить деревья. И вообще, он все больше материнских хлопот берет на свои плечи. И уже сам иногда совершает те деяния, которым когда-то научила его мать. Иногда Вере кажется, что без некоторых из них можно было бы обойтись, но уговаривать Урана перестать она пока не решалась, хотя и тревожилась за него.

Сын был горяч… Он только рыбаков миловал, ибо Городишко рекой издавна живет и людям надо чем-то зарабатывать. А к прочим врагам жизни он мог быть очень жестоким, Вера знала!

Ей даже иногда бывало жалко тех, кого он…

Нет! Они это заслужили. Они все это заслужили своими страшными деяниями! Одни совершили их нечаянно, по неосторожности, как Пашка, например, а другие – нарочно, как Ванюша, Васька и другие. Но все же самой страшной виной была вина Машеньки. Но и ее Вере было жаль. Беспокоилась: ну что с ней, бедняжкой? Неужели утонула?.. О страшном думать не хотелось.

Если Машенька погибла, на кого падет этот грех? На Урана, который ее сюда привез? На Веру, которая недосмотрела? На предательницу осину?..

Деревья беспрерывно кланялись идущей. Вера еле успевала отвечать. Но можно ль было хотя бы не кивнуть, не глянуть приветливо?! Обидятся смертельно, зачахнут! Вот вчера – забылась, задумалась, не коснулась верхушки травы Петров Крест, желтоцветной, многомудрой, и сегодня та, оскорбившись, уже перешла куда-то в иное место. А меньше чем за полверсты и не ищи ее, не надейся.

Ладно, вот вернется вечером Уран с очередным зеленым зайцем, Вера сама займется новичком, а сына сразу зашлет послом к траве, чтобы замирил их.

Впереди раздался болезненный скрип.

Зеленые зайцы, всю дорогу путавшиеся в ногах, смирно сели поодаль на задние лапки, сложив передние на пушистых животиках. Почтительно затаили дыхание: вот так дуб! Вот так старец!

Вера низко поклонилась. Дуб кряхтя ответил.

– Ну что, старый? – спросила Вера. – Неможется тебе? Дай погляжу.

Дуб тяжело напрягся и, стеная, осторожно вынул из земли один из своих узловатых корней. Протянул Вере. В лицо ей сыро, стыло дохнуло из недр.

Двуглав длинно, скрипуче вздыхал, сотрясаясь всем туловом от жалости к себе, а Вера, прижимаясь к нему лицом, тихо мурлыкала: мол, всему свой черед, и надо терпеть старость, как претерпел когда-то, во времена достопамятные, юность, а потом и зрелость. Ничего, Двуглав, боль – она как пришла, так и уйдет, ее Вера с собой унесет…

Зеленые зайцы покачивались зачарованно в такт ее словам.

Мало-помалу полегчало старцу. Вот и листья разгладились, и желуди соком налились. Дуб благодарно обвил Веру ветвями, и они немного постояли так, обнявшись, а зеленые зайцы кувыркались у их ног.

* * *

Как следует испугаться Урана Валерка, впрочем, не успел: до дома Сан Саныча они и впрямь добрались через несколько минут. И Валерка услышал, как дядька громко говорит кому-то – наверное, по телефону:

– А вы там Валерку моего не видели? Ушел часа три назад, туман только ложился… Да я знаю, что все скоро рассеется, я на метеостанцию в район звонил. Минут пятнадцать – и чисто будет!

– Туман скоро рассеется? – пробормотал Юран. – Минут пятнадцать? Ого, надо спешить.

Наверное, собрался уходить. Ну и отлично, а то рядом с ним Валерке как-то не по себе.

– Пока, Юран, спасибо, что проводил, – буркнул он и крикнул: – Сан Саныч, я здесь!

– Валерка! – дядькин голос стал радостным. – Как добрался? Иди скорей домой!

Валерка хотел сказать, что его проводил Юран, но почему-то не смог произнести ни слова. Будто онемел.

– Иди сюда, Сан Саныч! – раздался рядом знакомый голос.

Валерка покосился – это говорил Юран. Но не своим голосом! Он говорил Валеркиным голосом!

– Ну, Сан Саныч, ну иди сюда, к калитке! – твердил Юран.

Валерке стало смешно, потому что у Юрана не только голос изменился, но и рожу он такую скорчил, что стал на Валерку похож. И бубнил плаксиво:

– Сан Саныч, подойди к калитке! Ну подойди!

– Что, не видишь ничего? – усмехнулся дядька. – Ну, сейчас фонарь возьму и подойду.

В эту самую минуту свет фар прорезал туман, совсем рядом зарокотал мотор, потом он затих, и какой-то мужчина властно крикнул:

– Я ищу дом начальника полиции! Черкизов, слышите меня? Это Альфа! Я вам звонил сегодня из Нижнего!

– Иду! – отозвался Сан Саныч. – Иду!

И его торопливые шаги начали приближаться.

– Ну ладно, – пробормотал Юрка уже своим, а не Валеркиным голосом, – мне пора. Пока, еще встретимся!

И канул в туман.

Появился Сан Саныч, одной рукой держа фонарь, другой застегивая верхнюю пуговицу форменной рубашки.

Валерка ужасно ему обрадовался!

– Сан Саныч! – заорал он.

И еще больше обрадовался, что голос к нему вернулся.

– Ну, брат, ты меня напугал! – Дядька схватил его за плечи и потряс. – Погоди, потом поговорим, у меня сейчас дела. – И позвал: – Товарищ Альфа, я здесь!

Свет фар стал ярче, и туман словно отскочил от машины и забора.

Валерка увидел джип, из которого вышли трое в форме МЧС.

– Как же вы сквозь туман пробрались, товарищи? – спросил Сан Саныч, здороваясь с ними за руку.

– Нас проводили. Тут есть, оказывается, девочка с такими особенными способностями… А кстати, куда она девалась?

Приехавшие принялись оглядываться.

Валерка тоже. Он с удовольствием еще поболтал бы с Ганкой, но она сбежала.

Может быть, опять Юрана испугалась? Потому и смылась. Что ж у них за отношения такие странные?..

Завтра, если тумана не будет, Валерка снова наведается на берег. Может, удастся снова с Ганкой повидаться и расспросить? Делать-то все равно нечего.

– Надо поговорить, – сказал Сан Санычу тот из приезжих, который называл себя Альфой: маленький, сухонький, на эмчеэсника совсем не похожий. – Вы ведь один живете? Мы остановимся у вас – так нужно для дела.

– Конечно, конечно, – засуетился Сан Саныч. – Но у меня сейчас племянник гостит. Надеюсь, он нам не помешает?

Альфа смерил Валерку взглядом.

Неизвестно, что он там намерил, только растянул в улыбке узкие губы и процедил:

– Да он нам не помешает. Он будет смотреть телевизор или играть в какую-нибудь стрелялку, верно? А мы поговорим.

– Чайник поставь, – велел Сан Саныч племяннику и увел странных гостей в дом.

Валерка поплелся на кухню.

Вот интересно, что усмотрел Альфа в его лице и почему решил, что он не будет мешать? Неужели Валерка выглядит таким тупым? Обидно…

Хотя в данном случае это лучше, чем блеск ума. А то выперли бы умника погулять. А тупица сможет узнать кое-что новое и интересное.

Сан Саныч отрезал для племянника изрядный кусок огромного вишневого пирога, который еще с утра принесла соседка баба Катя, и закрыл перед его носом дверь.

Ну что ж, Валерка у себя в комнате поставил диск с наизусть выученным, суперлюбимым «Аватаром», врубил звук на полную катушку, быстро сменил сырую одежду – и перелез через подоконник в сад.

Пирог он съел, пока крался, пригибаясь, до окна комнаты, в которой пили чай гости и Сан Саныч.

Тут Валерка прилег на траву, поближе к стене, вспомнив книгу «Гарри Поттер и Орден Феникса»: как Гарри подслушивает под окном телевизионные новости.

Начало разговора он, конечно, пропустил. Приходилось врубаться на ходу.

– Речь идет об исчезновении в районе Городишка восьми человек, – говорил своим скрипучим голосом Альфа.

«Восьми?» – испугался Валерка.

– Восьми? – ошеломленно повторил Сан Саныч. – Слушайте, а девочки среди них нет? Девочки такой… черноглазой, худенькой… А, да вы ее видели, она вас через туман провожала! Объявилась, понимаете, с полной потерей памяти, сколько запросов ни посылали, сколько ориентировок ни давали, сколько листовок с ее фотографией ни печатали – никто ее не знает, ни у кого такая не пропала. А она о себе ничего не помнит.

– Нет, девочка не пропадала, во всяком случае по нашим сведениям, – сказал Альфа. – Однако продолжим. Товарищ Бета вас ознакомит с деталями.

«Наверное, это их кодовые имена, как у разведчиков, – догадался Валерка. – А третий – Гамма?»

Бета глухим, невыразительным голосом рассказал о том, что люди исчезали по ночам с лодок и теплоходов, остановившихся посреди реки во время густого тумана. Можно было подумать, что они утонули, однако даже после тщательных поисков найти тела не удалось. Люди пропали бесследно.

– Вот в этой папке их имена, фамилии, должности, – сказал Альфа.

Послышался шелест бумаги, а затем Сан Саныч воскликнул:

– Ничего себе! Вот это персоны! Глава крупной строительной фирмы Павел Привалов! Глава концерна «Химикэл лайф» Василий Устюгов! А этот что за менеджер по рекламе затесался? Какой-то Иван Печкин… Среди таких людей! А это… неужели замминистра экологии Мария Кирилловна Серегина?! А я думал, ее сняли с должности после того, как она поддержала добычу сланцевой нефти методом гидроразрыва пласта…  <sup>[3]3
  Один из методов добычи сланцевой (то есть находящейся в составе горючих сланцев, залегающих на определенной глубине) нефти или газа. Он состоит в создании искусственных трещин в породе. В трещины под сильным давлением подается жидкость. Метод считается вредным для окружающей среды.


[Закрыть]</sup>  А экологи ее же министерства доказывали, что в местах, где используется гидроразрывы, вода становится непригодна для питья, люди чаще болеют, у животных выпадает шерсть, ухудшается качество воздуха…

– Никто никого не снял! – внушительно проговорил Альфа. – Госпожа Серегина просто исчезла. Именно этот эпизод позволил нам заподозрить нечто, не столь легко поддающееся объяснению, как несчастные случаи или криминал. Этим вопросом занимался у нас товарищ Гамма.

Валерка мысленно себе поаплодировал. Третий – Гамма, он угадал!

– Госпожа Серегина с группой работников своего ведомства находилась в деловой поездке на небольшом теплоходе, – чуть картавя, заговорил Гамма. – На ночь из-за тумана остановились посреди реки. Наутро госпожи Серегиной на судне не оказалось.

– А… это… не могла она среди ночи отправиться купаться и… – заикнулся было Сан Саныч, но Гамма непререкаемым тоном возразил:

– Госпоже Серегиной уже за пятьдесят, она не в том возрасте, чтобы купаться по ночам. Все вещи остались в каюте, кроме пижамы и халата, в которых она была. А на палубе валялись ее домашние тапочки.

– К слову, – перебил Альфа, – все исчезнувшие пропали именно ночью, в туман и босиком. Странная закономерность, верно?

– Да неужели никто и ничего не видел и не слышал? Ни вахтенный, ни охрана?! – воскликнул Сан Саныч. – Проспали замминистра?!

– Ну, что-то вроде, – буркнул Гамма.

– Погодите! – снова вскричал Валеркин дядька. – Да ведь на теплоходах установлены камеры наблюдения!

– Совершенно верно, – сказал Гамма. – В корень смотрите, Черкизов. Именно благодаря этим записям мы смогли понять, что имеем дело с явлением более чем странным.

– Давайте посмотрим сцену исчезновения госпожи Серегиной, – предложил Альфа. – Здесь смонтированы записи с трех очень сильных камер, которым туман не мешал вести наблюдение на расстоянии пяти-семи метров, поэтому картина получается довольно полная.

Валерка, помирая от любопытства, осторожненько высунулся из-за подоконника и обнаружил, что мужчины сидят спиной к нему, глядя на лежащий на столе планшетник. Валерка ничегошеньки не видел, однако слышал необыкновенно ласковый мужской голос, твердивший:

– Маша, Машенька! Милая! Иди сюда! Я тебя жду!

– Голос абсолютно схож с голосом мужа госпожи Серегиной, погибшего в автокатастрофе два года назад, – сказал Альфа.

– Да… – протянул Сан Саныч, и Валерка понял, что дядька потрясен до глубины души. – Впечатляет… Лодка-то пустая! А кто ж ей руку-то подает?! И лодка сама… Кошмар… Только с изображением нелады, оно как-то скачет…

В эту минуту у него зазвонил мобильный телефон, мужчины отвернулись от стола, и Валерка снова рухнул под окно.

«И тут Маша! – подумал он. – Жаль, что другая. Все-таки эта пропавшая замминистра была уже глубокая бабуля! Мария Кирилловна! А Ганке, наверное, двенадцать или тринадцать. А то было бы клево сейчас выскочить и рассказать, что я знаю, где эта Маша-Машенька! И всем было бы хорошо! И Альфа бы утерся…»

Да, жаль, что это просто совпадение имен.

В эту минуту Сан Саныч усталым голосом спросил приезжих:

– Ну хорошо, товарищи, я все же не пойму, чего вы от меня хотите? Если уж в вашем секретном ведомстве… я ж не дурак, понимаю, что форма МЧС на вас только для видимости… если уж с вашими возможностями вы не нашли этих людей, то что же я могу поделать?!

– Вы, по нашим данным, местный уроженец и неплохо знаете остров.

– К-какой остров? – с запинкой спросил Сан Саныч.

– На картах он значится как остров Туманный. Тот, что находится напротив Городишка на расстоянии километра.

– А остров-то тут при чем? – удивился Сан Саныч. – Или вы думаете, что пропавшие были похищены и увезены туда? Но кем? Чокнутой Верой Беловой и ее не менее чокнутым сыном, этими отшельниками, у которых даже мобильных телефонов нет?! А больше никто там не живет! Местные бр… рыбаки иногда к берегу пристают.

Наверное, Сан Саныч сначала хотел сказать «браконьеры», но вовремя спохватился.

Валерка невольно прыснул.

– Любой чужой там был бы вмиг замечен, – продолжал дядька. – Остров крошечный. Островок, можно сказать. Там физически невозможно кого-то спрятать. Понимаете?

– Разумеется, – согласился Альфа. – Тем более что проведена подробная спутниковая съемка острова. Очень подробная. Там в самом деле нет других людей, кроме женщины и ее сына, и никакие трупы в землю не зарыты. Однако посмотрите еще раз ту же запись, да повнимательней. Может быть, заметите кое-что, вам знакомое. А потом мы вам покажем еще одну съемку, сделанную со спутника.

– Ну давайте, – без энтузиазма согласился Сан Саныч. – Только я все же не пойму, чем я могу вам помочь…

– В любом случае, Черкизов, – строго сказал Альфа, – поможете или нет, дело более чем секретное. Никто, кроме вас, ни при каких обстоятельствах не должен быть посвящен в его суть. Это понятно?

– Понятно, само собой! – буркнул Сан Саныч.

Вдруг заорала автомобильная сигнализация.

– Это наш джип, – заволновался Гамма. – Зря мы его на улице бросили. Там все наши вещи, оборудование!

– Ну, надеюсь, нас не обчистят около дома начальника полиции, – усмехнулся Альфа.

– Никто не посмеет! – грозно заявил Сан Саныч. – Но все же, чтоб не думалось, пойдемте вещи заберем, а джип в гараж поставим.

Судя по шагам, все пошли из комнаты.

Валерка снова осторожно высунулся.

Пусто! И планшетник на столе!

Перемахнул через подоконник.

Ага, они оставили компьютер включенным, ура!

По экрану медленно перемещались черно-белые полосы заставки. Валерка осторожно коснулся кнопки пуска – и запись пошла.

* * *

Самые страшные сны приходили перед рассветом.

Васька видел себя знаменитым химиком. Он проводил исследования в лаборатории.

На столе перед ним стояли большие и маленькие колбы с разноцветными жидкостями. На некоторых колбах имелись наклейки. Азотная кислота, серная кислота, соляная кислота, кислота с красивым названием «плавиковая», потом еще какие-то щелочи – Ваське было лень вчитываться в названия.

Ему больше всего нравились колбы, на которых названий не было. Все жидкости, которые в них были налиты, Васька сочинил сам. Наливал туда что попало и восторженно наблюдал, как смешивались, кипели, бурлили и даже взрывались разные химические вещества.

Иногда осколки стекла и брызги разлетались по комнате и прожигали стены. Но Ваське все было нипочем! Он был защищен асбестовым серебряно блестящим костюмом. На голове шлем, на руках перчатки, на лице маска. На спине баллон с чистым воздухом. Да пусть тут хоть все взорвется – ему без разницы!

Подопытное существо стояло в углу, прикованное цепями к стене. Делать опыты и наблюдать было интересно!

Польешь подопытного одним раствором – на нем змеятся красные язвы. Польешь другим – он покрывается пузырями, которые немедленно лопаются и из них начинает сочиться сукровица. Некоторые растворы прожигали подопытного, вокруг ран курился дымок…

Огорчало одно: что подопытный в последнее время уже не дергался. Обвис на цепях и висел неподвижно, что ты на него ни лей.

Наконец до Васьки дошло, что подопытного он, пожалуй, прикончил.

Сразу стало неинтересно. Да, тут больше делать нечего! Надо кого-то еще поискать! Собраться, поехать в другое место, построить там новую огромную лабораторию и приковать к стене нового подопытного.

Сказано – сделано! Надо собираться. Сейчас Васька пойдет попьет чайку, потом соберет свои интересненькие растворы – и в путь.

Он начал снимать защитный костюм, но почему-то не мог расстегнуть молнию. И шлем не снимался. И маска не поднималась. И перчатки словно приросли к рукам…

Да весь костюм прирос к телу!

И Васька с ужасом понял, что теперь он будет вечно ходить в этом костюме и дышать не живым воздухом, а тем, который в баллоне.

А там еще есть воздух? Или он кончается? И вот-вот закончится совсем?!

…Васька выдергивался из сна, как из этого защитного костюма. Вокруг уже звенел разноголосый дневной гомон, и он тоже начинал радостно кричать, играл, бегал, радовался, что жив, что все так прекрасно, чисто, свежо, зелено вокруг, все цветет и сияет. И только одна мысль иногда начинала мучить: «Почему мне снится этот сон? Что это значит?»

* * *

На экране планшетника Валерка увидел палубу теплохода. В небе висела яркая луна, которая светила почти в объектив. Камера наблюдения давала изображение в синем и белом цвете, отчего фигура высокой, худой женщины с коротко постриженными темными волосами казалась то осязаемой, то призрачной. Лица ее не было видно. Женщина шла, вытянув руки вперед, странно покачиваясь из стороны в сторону.

Вдруг ее изображение зарябило и словно бы уменьшилось.

– Маша, Машенька! Милая! Иди сюда! Я тебя жду! – беспрестанно звучал мужской голос.

Голос исходил из небольшой и довольно утлой лодки, которая качалась у борта теплохода.

Лодка была пуста.

– Милая, иди сюда! – умолял голос.

Вот женщина подошла к трапу с перилами. Вот ступила на него. Покачнулась было, но тут же оперлась на что-то… казалось, что ей протянули руку. Как будто в лодке находится мужчина, невидимый ни для кого, кроме этой женщины, и она опирается на его руку!

Она начала спускаться. Тапочки свалились с ее ног и остались валяться на палубе.

С изображением что-то происходило, правильно сказал Сан Саныч. Камера держала в фокусе лодку, а фигура женщины словно колыхалась. И вдруг… вдруг изображение на миг смазалось, расплылось – и женщина исчезла.

– Сюда, Машенька! – весело сказал мужчина. – Прыгай сюда!

Лодка легонько закачалась на воде, словно в нее кто-то и в самом деле прыгнул.

Однако там по-прежнему никого не было видно! Лодка была пуста! Только вроде бы тряпки какие-то появились на банке. Как будто скомканный халат, что-то еще… Впрочем, эти вещи видно было очень плохо.

– Вперед, – сказал мужчина.

Лодка сама собой повернулась и стремительно заскользила по воде. Однако в тот миг, когда она разворачивалась, камера взяла ее крупным планом.

– Ой… – невольно вырвалось у Валерки.

По обе стороны носа были нарисованы глаза: справа открытый, слева закрытый.

Да ведь это… да ведь это же лодка Юрана!

Урана…

Дрожащий палец Валерки скользнул по экрану, и пошла новая запись. Сначала это было дробящееся изображение географической карты, какое можно увидеть при съемках со спутника. Потом оно приблизилось, выросло – неровное, угловатое, но узнаваемое. Какая-то лодка двигалась по реке против течения. Встречный ветер гнал волну и пригибал деревья на берегу.

Картинка увеличилась. Теперь было видно, что в лодке, идущей против течения, нет ни паруса, ни весел, ни мотора. В ней во весь рост, сложив руки на груди, стоял светловолосый юноша в черном комбинезоне.

Изображение приблизилось, и Валерка узнал Юрана. Камера показала нос лодки: два нарисованных глаза: справа – синий, закрытый, слева – зеленый, открытый.

– Что? – невольно сказал Валерка. – Но ведь…

Он не договорил.

Дверь распахнулась. В комнату ворвался Сан Саныч.

Валерка съежился, представив, какая буря гнева сейчас на него обрушится.

Однако на лице дядьки не было ни гнева, ни даже раздражения. На нем был написан истинный ужас!