Текст книги "Любушка-голубушка"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну вот же сволочи какие! – и хлопнул ладонью по столу, так что подскочили маленькие стеклянные безделушки, в изобилии расставленные на процессоре его компьютера, и одна, изображавшая прозрачного зайчика с синими ушками, даже свалилась. Но зайчику ничего не сделалось, потому что он упал на пачку каких-то бумаг. Леонид Семенович зайчика заботливо подхватил, зачем-то дунул на него и поставил на место, а потом повторил: – Ну вот же сволочи какие! – только уже менее темпераментно, без хлопанья. – И повернулся к Любе: – На самом деле, они вас вокруг пальца обвели. Как самые настоящие жулики. В их действиях все противозаконно: во-первых, вы первый раз проштрафились; во-вторых, сумма несоразмерная, она ведь больше вашей зарплаты. К тому же вы не замужем, у вас дети. Что они там, в этой своей комиссии, с ума сошли? Да их на смех поднимут, если вы в суд обратитесь. Как бы не на-рваться самим на комиссию, которая признает их не соответствующими выполняемым обязанностям. Глупости! Какие еще штрафы?!

– Я в суд не хочу, – испуганно сказала Люба. – Там на издержках разоришься. Да если вдруг еще и присудят все-таки этот штраф платить… У меня таких денег нету, честное слово!

– Даже если бы и были, – отмахнулся Леонид Семенович, – это не мое дело, поверьте. В любом случае вы их с пользой потратите на себя, а не выбросите в бездонный карман государства. Ну ладно, я бы еще понял этих хищных баб-с, которые вам такую сумму выписали, если бы они потом эти двадцать тысяч промеж себя поделили и побежали на ваш же рынок – мясом закупаться. Или какой-нибудь дамской радостью, парфюмами, что ли, ну, я не знаю. – Он пожал своими внушительными ватными плечами. – А радеть вот этак-то для державы… Ну бред полный. Говорю, в суде дело ваше беспроигрышное будет. А издержки – они не так уж велики, это раз, а во-вторых, зуб даю, – он ухмыльнулся, и Люба снова увидела его «советскую» фиксу, – что не вам их платить придется, их возложат на ответчика, а ответчик у нас в данном случае администрация района. Их, можете мне поверить, никакие издержки не разорят.

– Нет, – жалобно повторила Люба, – в суд я не хочу.

– Разве хочешь? – смешно развел руками Леонид Семенович. – Надо! Вы извините, что я на «ты» перешел, это просто один мой приятель так говорил. Ну, я и процитировал.

– Слушайте, Леонид Семеныч, – сказал просительно Денис. – Может, и правда не надо в суд? Любовь Ивановна и так изнервничалась. Это вам все нипочем, суд – родной дом, а нормальному человеку там до сердечного припадка дойти можно, сами знаете.

– Можно, – согласился Леонид Семенович. – Причем легко! Ну и на что ты намекаешь, дитя мое?

– Ну, вы же их всех знаете, правда? – с задушевным выражением нагнулся к нему Денис. – Вы же можете позвонить и поговорить…

– Хм… – сказал неопределенно Леонид Семенович. – Нашел себе телефониста! Я адвокат, а не переговорщик со всякими административными пиявками.

– Ну считайте, что это вас Иван попросил, – с нажимом проговорил Денис. – А Иван в долгу не останется.

– Иван? – вскинул легкие, светлые брови Леонид Семенович, и его высокий, с залысинами лоб забавно сморщился.

– Он самый, – с тем же нажимом подтвердил Денис.

– Интересный разговор, главное… – протянул Леонид Семенович. – А если я не соглашусь? – Но по тону его понятно было, что он уже согласился. И, не дожидаясь ответа Дениса, потянулся к телефону, пробормотав: – Вообще-то если там Марина Ивановна, то вай бы и не нот, [2]2
  Why not ( англ.) – почему бы нет.


[Закрыть]как говорится?

Снял трубку, начал было номер набирать, потом вдруг повернулся к Любе с Денисом:

– А вы покуда выйдите, господа. Нечего вам мои профессиональные тайны вызнавать. И вообще, такие вещи могут решаться только при наличии строжайшей конфиденции. Так что… в коридор, силь ву пле, проследуйте. Там стульчики имеются. Я вас потом позову, когда поговорю.

Денис встал и протянул Любе руку.

– Пойдемте. Я его понимаю. Конфиденция так конфиденция. В коридоре посидим.

Они вышли, и Люба в очередном приступе изнеможения рухнула на стул. В кабинете адвоката они почему-то все стояли, бог знает почему.

– А кто такой Иван? – спросила Люба, чтобы Денис не заметил, что ей совсем худо. А впрочем, чего гоношиться-то, он ее какой только не видел сегодня: и в ночной рубашке видел, и в истерике…

– Вы вообще что-нибудь ели нынче? – спросил Денис, внимательно ее рассматривая.

– Да нет, – вспомнила Люба. – Позавтракать не успела из-за…

Она испуганно осеклась.

– Из-за нас, – уточнил Денис. – Мы приперлись не вовремя и отбили у вас аппетит, понятно.

– Да нет, я вовсе не… – начала было Люба, а потом ей вдруг стало смешно, что он так точно угадал, и она тоже усмехнулась: – Ну, на самом деле да, из-за вас. Только не потому, что аппетит отбили, а просто я не успела. Да я вообще утром есть не хочу, ну, там, кофе, банан… вчера забыла купить, а больше ничего не хотелось. Я так люблю бананы!

– Я тоже, – кивнул Денис. – Так здорово, что они сейчас кругом продаются. Я когда маленьким был, их еще больше любил – наверное, потому, что в те времена это была редкость. Я о них мечтал… как о чуде каком-то. Помню, их приносили совершенно зелеными. И они в стенном шкафу дозревали, ну, в нише, закутанные в какие-то тряпки. Когда я впервые увидел желтые бананы в овощной палатке, даже не сразу их узнал.

– А мои дети когда росли, бананы уже нормальные были, – сказала Люба.

– Повезло им, – усмехнулся Денис.

– Ну да. – Люба задумалась: сколько же ему может быть лет, если он помнит время зеленых бананов. Наверное, тридцать с небольшим, она правильно угадала с первого взгляда. То есть он на десять лет старше Женьки. Вообще производит впечатление очень взрослого и самостоятельного человека. Настоящий мужчина. Все сразу берет в свои руки – судьбу сестры, теперь вот ее, Любину, судьбу…

Она насторожилась. А какая выгода Денису ее защищать, заботиться о ней? Спасибо ему, конечно, что привел ее к этому адвокату, но… Что он потребует взамен? Хотя все и так понятно. Будет внушать Любе, что его сестра беременна от ее сына! Требовать признать Эльку невесткой, считай что дочерью, любить и жаловать.

Вообще неизвестно, как он оказался в администрации столь своевременно. Откуда взялся? Может, следил за Любой? И выскочил в нужный момент, будто чертик из коробки. А этот Леонид Семенович с ним в сговоре. И они тут партию такую разыгрывают на двоих, чтобы Люба прониклась и…

Она вся так и сжалась. Сердце мигом ожесточилось. Захотелось встать и уйти, но в это мгновение дверь открылась, и на пороге показался Леонид Семенович. У него была такая довольная физиономия, что Любе стало смешно.

– Девушка! – сказал он торжественно, и Люба невольно оглянулась, удивляясь, откуда тут взялась какая-то девушка. Но за спиной никого не было. Ей, что ли? Ну, нашел девушку… – Да-да, – подтвердил в эту минуту Леонид Семенович, – я именно к вам обращаюсь. Уладил я ваше дело, девушка, так что сделайте милость, сходите возьмите другое постановление. Штраф мы свели к размеру одной минимальной зарплаты: думаю, благодаря скупости нашего государства это будет вам вполне по карману. Вот так ведь и поблагодаришь этих человекоморов правительственных, – развел он руками словно бы даже с недоумением.

– Лучше мы вас поблагодарим, Леонид Семенович! – засмеялся Денис.

А Люба стояла как пришитая, ничего не соображая и не вполне веря в случившееся. Нет, правда, как это возможно? Разве такое бывает?!

– Что-то я не вижу особенной радости на девушкином лице, – обиделся адвокат. – Может, мне позвонить Марине Ивановне снова и сообщить, что вы готовы платить двадцать тысяч?

– Да она просто не верит своему счастью, – пояснил Денис. – И я, честно, тоже не верю, что такое возможно.

– На самом деле все просто, – с покровительственным видом объяснил Леонид Семенович. – Вам скажу, только тс-с… секрет! Никому ни слова. Иначе вы подведете меня под грандиозный монастырь. Мы с Мариной Ивановной соседи по даче. У меня есть скважина и насос, у нее нет. На своем участке скважины она пробить не хочет, потому что жадная, как пять скупых рыцарей. Или нет, даже шесть! А впрочем, зачем ей скважина? Я ей даю пользоваться своей в любую минуту. Ну и она не хочет ссориться со мной. Понимаете?

– Вообще-то могла бы и поссориться, – хозяйственно заметил Денис. – Уже октябрь. Что ей поливать в это время? Вполне могла и поссориться. А за зиму вы бы отошли, она бы снова с вами помирилась и качала вашу воду почем зря.

– Не-ет, – с хитрым видом сказал Леонид Семенович. – Ты не понимаешь, мальчик. А Марина Ивановна понимает. Ты меня не знаешь, а она знает. Я очень злопамятный… Я знал, что она не станет рисковать! И она не рискнула.

– Злопамятный, значит? – ухмыльнулся Денис. – Ну ладно, я так и передам Ивану.

– Ага, – широко улыбнулся Леонид Семеныч, – так и передай, что долг платежом красен.

– Не беспокойтесь, – очень серьезно сказал Денис. – Там все всё понимают, более чем!

– Надеюсь, – так же серьезно ответил Леонид Семенович. – А теперь, девушка, – он снова повернулся к Любе, – фигню эту, – и помахал в воздухе квитанцией, на которой значилась жуткая сумма, – в клочки изорвите и по воздуху развейте. Или можете взять домой, а там торжественно сжечь и пепел в унитаз смыть. Но сначала пойдите и заберите новую квитанцию. Марины там не будет – все-таки негоже лицо терять, – но в пятой комнате вам выпишут. Марина сказала, что немедленно предупредит. И все, и кончено. До свиданья, дети мои, дела зовут. – И он смешно поклонился.

Люба так смутилась, что даже поблагодарить толком не могла. Девушкой называл, теперь вот это – «дети мои», как будто она и впрямь была девушкой, такой же молодой, как Денис… Словом, она вела себя, как натуральная дура, только пролепетала что-то невнятное. С другой стороны, ясно же, что на ее благодарность или даже неблагодарность Леониду Семеновичу совершенно наплевать: его только отношения с Иваном этим неведомым интересовали.

– Слушайте, – предложил Денис, когда они вышли на крыльцо, – хотите, я сам вашу квитанцию новую заберу? Вам, наверное, туда заходить тошно, в эти административные пыточные кабинеты.

– Тошно, – кивнула Люба. – Правда что пыточные кабинеты! Но ничего, я и сама могу забрать. Вам-то зачем беспокоиться?

– Да так просто, – пожал он плечами. – Ни зачем. Из чистого человеколюбия, ей-богу. Мы с вами не чужие люди. Понимаете? Вам это еще предстоит осознать. А я-то уже с этой мыслью сжился.

Люба нахмурилась. Против самого Дениса она ничего не имела, хорошо было бы иметь такого родственника – внимательного, заботливого. Но Элька…

– А кто такой Иван? – снова спросила она ни с того ни с сего, а на самом деле для того, чтобы не думать об Эльке. При мысли о ее бледной физиономии настроение мгновенно портилось, а оно и так было ниже плинтуса, как говорится. Хотя, конечно, не столь препоганое, как до визита к Леониду Семеновичу! Все-таки минималка – это вам не двадцать тысяч рублей.

– Иван, о, это великий человек, – засмеялся Денис. – То есть у нас в Болдине он довольно много значит. Занимает не последнюю должность в тамошнем филиале «Газпрома». Ну а поскольку «Газпром», как Всевышний, вездесущ, у Ивана много связей в Нижнем. Вот я и тряхнул одной из них.

– А Иван не будет против, что вы его связями трясете?

– Не думаю. Я скажу в случае чего, что это ради Эльки.

– А, – сообразила Люба, – так это и есть тот крутой мен, который за ней ухлестывал, как вы утром говорили?

– Он самый, – кивнул Денис.

– Он что, не женат?

– Женат, как не женат? Причем на Элькиной лучшей подруге. Представляете? Они в одной школе учились, даже в детский сад вместе ходили. И ее тоже Элька зовут. Одна из них Элла. Другая – Элина. Вот путаница! Да нет, не только в именах, а в отношениях путаница… Теперь-то все улаживается, во всяком случае, должно уладиться, а все это время там просто «Санта-Барбара» какая-то была, в деревне нашей. Но, по-моему, Иван до сих пор не может в толк взять, что Элька его послала подальше из-за какого-то… ну, понятно, из-за кого.

Чего ж тут непонятного? Из-за Женьки.

– На самом деле она его послала потому, что он женат, верно? – покровительственно посмотрела Люба на Дениса. – А был бы холостой…

– Да нет, – усмехнулся он. – Элька у нас барышня с идеалами. Ей любовь нужна. Ну а денежки – потом.

– А вы под началом этого Ивана трудитесь или как? – спросила Люба. Ей не хотелось верить в бескорыстие Эльки. Не хотелось о ней говорить. И к тому же ей и в самом деле было интересно, кем работают такие проворные и деловитые молодые люди, которые носят дамские кукиши на затылке, но спокойны и уверены в себе, как настоящие мужчины: так и норовят подставить свое крепкое плечо пятидесятилетним «девушкам», оказавшимся в невыносимой ситуации.

– Ну да, – кивнул Денис. – Я его… помощник.

– Референт? – уточнила Люба.

– Референт? – Он неприязненно пожал плечами. – Не люблю это слово. Ренегат, реверанс, франт… Какие-то неприятные ассоциации вызывает. Просто – помощник. А я вам что, только в качестве референта нужен?

– Да ради бога, будьте кем хотите, – удивилась Люба. – Мне вы совсем не… – Она хотела сказать, мол, совсем вы мне не нужны, ни в каком качестве: ни как референт, ни как помощник, особенно в компании с вашей сестрицей, – но постыдилась. Что ни говори, если бы не Денис, ей бы сегодня совсем небо с овчинку показалось. – В смысле, я имела в виду… – И она замолчала. Потому что совершенно не знала, как вывернуться.

– Да понял я, что вы имели в виду, – мрачно посмотрел на нее Денис и так сжал челюсти, что желваки на скулах напряглись.

Люба собралась было извиняться, да тут в кармане плаща зазвенел мобильный. Звонил Степа, чтобы поинтересоваться, жива она вообще или нет.

– Жива-жива! – радостно закричала Люба. – Степочка, ты меня прости, дуру-растяпу-растеряху, я больше не буду, клянусь, прости меня, это же в первый раз со мной такое.

– Простил уже, – сказал Степа, такое ощущение, несколько озадаченный энтузиазмом, который звучал в ее голосе. – Слушай, а правду Капитонов сказал, будто тебя на двадцать тысяч штрафанули? Ну, хищники, ну, звери, ну… так их, и снова так, и еще, и еще раз, и опять, и сзади и спереди!

Люба отстранила трубку от уха и немножко подождала, пока Степа утихнет. Она давно смирилась с тем, что ее работодатель слова в простоте не скажет, но что-то уж больно много этих слов вырвалось у него, до глубины души возмущенного зверством «хищников». Когда воздух вокруг мобильника перестал вибрировать и плавиться, она снова осторожно поднесла трубку к уху и пояснила Степе, что Капитонов еще не знает самого главного: что штраф с нее практически сняли, оставив сущий минимум. Конечно, Степа не сразу поверил. А кто бы поверил на его месте?! Люба и сама-то еще не вполне верила в свою фантастическую удачу.

– Только мне еще надо эту новую квитанцию забрать, – уточнила она в робкой надежде, что Степа скажет: мол, в рынок сегодня больше не иди. Он Любины надежды оправдал, правда, добавив, что уж завтра-то просит никаких свиней ему не подкладывать, потому что у него и своей свинины невпроворот, сегодняшняя еще непроданной осталась.

Люба юмор оценила, посмеялась – и Степа, еще раз поздравив ее, что легко отделалась, отключился. Она тоже выключила телефон, сунула в карман и огляделась. И вздохнула, не увидев Дениса. Ну что ж… обиделся, конечно. Вот дура, а, ну что за дура? Человек ее спас, а она ему: мол, не нужны вы мне вовсе! Повежливей могла бы – выходит, зря тебя Светка говяжья презрительно интеллигентщиной называет. С другой стороны, хорошо, что он ушел. А то принялся бы намекать, что Люба теперь у него в долгу. Короче, надо пойти, забрать эту бумагу и забыть о неприятностях. А там скорей домой, домой!

По-страшному захотелось есть. Люба вспомнила, что в холодильнике у нее стоит приготовленная вчера уха из лососевых голов. Мясо она почти не ела: от одного запаха уже иногда мутило. А рыбу Люба всегда любила, особенно вареную. А уж лососевые головы!.. Плюс картошка, морковка, укроп, лаврушка, черный перец. Остро, вкусно! Люба готовила отлично, знала это и, строго говоря, любила есть только то, что сделала сама. Скорей бы домой.

Однако нужно еще в администрацию зайти, и она побрела через двор, не признаваясь даже самой себе, как жалеет, что отказалась от предложения Дениса забрать новую квитанцию. Но теперь что уж жалеть. Сама дура!

И вдруг Денис оказался перед ней. Вынырнул из-за ближайшего дома и помахал перед ее носом белой бумажкой.

– Ой, это вы? – радостно сказала Люба и сама себе удивилась: чего это так обрадовалась-то? – А я думала, вы от меня сбежали. А это что?

– Да квитанция ваша, неужели не догадалис? – усмехнулся Денис. – Ну вот, как говорится, получите и распишитесь.

– И что, вам ее так запросто выдали? – изумилась Люба.

– Я сказал им, что по вашему поручению от Леонида Семеновича, – пояснил Денис. – И вообще, какая им разница, кому отдавать квитанции, главное, чтобы заплатили.

– Я бы прямо сейчас заплатила, – сказала Люба, с отвращением рассматривая противную бумажку. – Да денег не взяла. Теперь уж завтра.

– Могу вам ссудить, – предложил Денис, похлопав по карману.

– Да вы что! – замахала Люба руками. – Не надо! Это уж… это уж как-то слишком! Слишком далеко зашло.

– Да я уже с вами так далеко зашел сегодня, что просто глупо останавливаться, – с наигранно сокрушенным видом проговорил Денис. – И намерен зайти еще дальше.

– Это как же? – насторожилась Люба.

– Да я вас в ресторан хочу пригласить, – пояснил он. – Пойдете?

Люба стояла, глядя на него натурально как баран на новые ворота. Вернее, как овца. Она сто лет не была в ресторане. И сейчас не пойдет. Не одета, не обута по-ресторанному, а уж лицо у нее… это вообще! И к тому же ей не хочется. Вот если бы Денис сейчас распрощался с ней так благородно, она бы думала о нем с признательностью. А он прямо под ноги стелется, до того хочет в родню набиться. Подкупает ее. Но что уж так стараться-то? Надо же какое-то уважение к себе иметь или нет?!

Ей стало стыдно за этого парня. Или все же за себя? Как-то трудновато было понять.

– Стоп, стоп, – сказал вдруг Денис, вглядываясь в сконфуженное Любино лицо. – Что-то вы не то себе насочиняли. Вы что, решили, я к вам типа в доверие втереться хочу? В смысле из-за Эльки? Чушь. Я на самом деле почему вас в ресторан зову? Потому что не хочу вас с тротуара поднимать, когда вы в голодный обморок рухнете. У вас под глазами такие тени залегли, что смотреть страшно.

Люба чуть не подавилась. Ничего себе, отвесил… Этим Денис мигом расквитался с ней за все обидные для него мысли.

И тут ее словно отпустило. Весь этот безумный день, с самого утра зажавший ее в свои ужасные тиски, вдруг взял – да и разжал их. Люба вздохнула свободней. На самом деле, день-то, выходит, чудесный, стоит только отвлечься от уже изжитых неприятностей и посмотреть вокруг. Как это такой день вообще прорвался сквозь эту леденящую душу осень? Как будто бабье лето вновь вернулось. И такое нарядное, неожиданное! Все вокруг разноцветное. Откуда берутся такие алые клены? Неужели они всегда тут росли: и в прошлом году, и раньше? А березы?! Ну просто золотые! Наверное, если бы Любин «камень счастья» вдруг засветился, он светился бы именно так. И небо синеет какой безоглядной, прозрачной синевой!

– Денис, спасибо, но в ресторан я не пойду, – смущенно покачала она головой. – Нет, не уговаривайте, не люблю ресторанов. А есть и правда охота страшно. Если угодно, пойдемте со мной, я вас ухой угощу. Такая уха… правда, я хорошо готовлю! Вот честное слово!

Она его убеждала, сама не зная зачем. Вот больно надо было, чтобы он шел к ней домой и путался под ногами! Вернулась бы одна как человек, наелась бы, прилегла, подремала, потом книжку взяла… А она зазывает, да еще и извиняется:

– Только у меня хлеба нет, так что придется по пути зайти…

Денис молчал и смотрел исподлобья. У него почему-то был настороженный взгляд. А лицо задумчивое. Что, так не доверял ее кулинарному искусству?

Наконец сказал:

– Ладно, спасибо большое, я с удовольствием. Я рыбу люблю, а у нас дома все мясо да мясо едят. Только сестре позвоню, чтоб не теряла.

– А она где сейчас? – спросила Люба, изо всех сил пытаясь скрыть неприязнь. И тут же выругала себя: ну кто за язык тянул? Сейчас как скажет: да вон там, за углом, меня ждет. И что делать? Она была готова прослыть самой неблагодарной стервой из всех самых неблагодарных стерв в мире, только бы не приглашать Эльку на обед.

– Она в больнице, – коротко ответил Денис и достал телефон из внутреннего кармана куртки.

– Что такое?!

– Ничего особенного, – пожал он плечами. – Мы вообще-то на обследование приехали в диагностический центр. То есть это Эльке надо было на обследование. А я при ней. Ну, отвез ее. А сам по делам. Ну и вот… – Он развел руками, и вид у него сделался виноватый. Как будто Денис понимал Любины мысли и хотел оправдаться: да не следил я за вами, честное слово, все само собой получилось, и в гости вам не набивался, вы меня сами пригласили!

Он начал набирать номер, Люба отошла, чтобы не слышать, о чем они там говорят. Элька, узнав о приглашении, наверное, возомнит, будто вредная Женькина мать уже сдалась, что все улажено. А ничего не улажено на самом-то деле: ну, накормит парня вкуснющей ухой, какую уж точно не во всяком ресторане поешь, а потом он отправится к своей сестричке, которую Люба ни за что не впустит ни в свою жизнь, ни в жизнь своего сына…

Денис выключил телефон и спрятал в карман. Лицо было хмурое. «Может, откажется?» – возмечтала вдруг Люба.

– Ну, хлеб так хлеб, – решительно сказал Денис. – Около вашего дома вроде есть магазин?

– Ну да, «Точка».

– Да хоть запятая. Поехали.

– Как? На чем?

– Вон такси, – показал Денис. – Не на троллейбусе же тащиться. Я вас не намерен своим присутствием столь долго напрягать. Приедем, поедим в темпе – и отдыхайте. А я за сестрой двинусь, хотя она сказала, что ей там еще часа два по кабинетам шляться, проблемы разгребать.

Люба хотела заставить себя спросить Дениса, какие там проблемы у Эльки со здоровьем, но язык не поворачивался. Да и на самом деле ей это было совершенно неинтересно. С другой стороны, какие проблемы могут быть у беременной женщины? Самые понятные! Но об Элькиной беременности Любе тем паче тошно думать.

Они сели в такси и доехали до «Точки». Денис вышел за хлебом сам, не велел Любе. Вернулся с полной сумкой каких-то продуктов. И вроде бы горлышко бутылочное торчало. Люба хотела попенять ему, мол, зачем вы столько понакупили, у меня все есть, но промолчала. Может, он это для себя купил, для себя и сестры, неловко получится.

Магазин находился рядом с домом. Вышли из машины, поднялись на этаж. Люба открыла дверь, и они вошли.

Как хорошо дома! Любе сразу стало легко-легко. Скинула плащ, вымыла руки. Показала Денису ванную и побежала на кухню. Поставила греться уху, начала резать хлеб.

– А стаканы у вас где? – Это Денис вошел, он уже снял куртку, повесил, наверное, в прихожей. В руках бутылка мартини «Бьянко».

Ух ты… Люба очень любила и мартини, и чинзано, и вермут – все такое сладкое и в то же время чуточку полынное.

– Надо отпраздновать победу над темными силами районной администрации, – улыбнулся Денис.

– Да и правда, – согласилась Люба, которой этого мартини захотелось так, что сил нет. Причем именно сразу, сейчас, пока не сели за стол, потому что дождаться, пока уха согреется, терпения не хватало.

Она достала стаканы, и Денис налил.

– Вообще-то я и сок купил, – сказал он, – но разбавлять – это только добро переводить.

– Точно, – кивнула Люба.

Если она прямо сейчас не выпьет этого волшебного напитка, просто упадет. Зачем время тратить, разводить какой-то дешевкой такую красотищу?

Ох, как это было замечательно… Она пила и облизывалась, будто конфеты любимые ела – «Фруже», чернослив в белом шоколаде, вкусней которых в жизни не пробовала.

Выпили, Денис налил еще, а от третьего полстакана Люба отказалась, потому что в голове поплыло, а ведь ей еще хозяйничать.

– Ну, еще чуть-чуть подождем, – сказала, поставив стакан и берясь за ложки, вилки и ножи, чтобы положить их на стол: ложки и ножи справа от тарелок, вилки – слева. – Пять минут – и уха согреется. Она должна быть очень горячей.

Денис вдруг протянул руку мимо Любиного бедра и выключил газ.

– Вам нравится холодная уха? – удивилась Люба. – Рано ведь еще…

– Уха потом, – перебил Денис. – Слушай… я хочу тебя спросить… – Он сосредоточенно смотрел в Любино лицо, как бы подбирая слова, а она думала, почудилось ли ей спьяну, что Денис ее как бы на «ты» называть начал, или все же не почудилось. А он вдруг махнул рукой и решительно вымолвил: – Слушай, давай сначала трахнемся, а? А то у меня сейчас джинсы лопнут.

Черно-белое кино воспоминаний

Когда Ермолаев встал, в большой комнате уже завтракали. По выходным Люба накрывала там, а не на кухне. Было десять. Ничего себе, заспался! Виктор так привык рано вставать, что даже по выходным буквально заставлял себя вылеживаться, но долго спать он не любил, девять – самое позднее, а тут – ну и ну!

Пахло блинами, поднимался пар над круглыми яркими чашками. Дети уже поели, и жена тоже, но она подала мужу блины с мясом и присела рядом с чашкой чаю. Разговор не клеился, и Люба ушла мыть посуду.

Ермолаев смог наконец-то сделать то, что стеснялся при жене: посмотреть на себя в зеркало. Начал-то он это дело в ванной, когда брился, а сейчас снова смотрел – в большой трельяж. В другом, так сказать, ракурсе. Точно впервые рассматривал он свои начинавшие седеть волосы – не то русые, не то серые, прямые светлые брови, узкие серые глаза и сжатые губы. «Старик стариком, уже сорок два. Скоро детей женить, то есть замуж выдавать, то есть Женьку женить, а Таню замуж, так нет, потянуло… в зеркало на себя пялиться! Седина в голову, бес в ребро, так, что ли?»

Женить двенадцатилетнего Женьку и выдавать замуж пятнадцатилетнюю Таню можно было пока не спешить, но Виктор поддался затянувшемуся приступу самоедства.

– Совсем забыла на той неделе зеркало протереть! – воскликнула Люба, неслышно войдя из кухни. – И, главное, «Секунда» кончилась.

Едва сдерживая раздражение, Ермолаев отодвинул чашку, встал из-за стола и пошел в гараж.

Правда, сначала пришлось взять лопату и расчистить дорожку, потому что двор был весь занесен белейшим, тяжелым, влажно пахнущим снегом. Только весной такой снег выпадает! Последний…

В гараже, в привычно пахнущей бензином полутьме, он присел на низкую, удобную подножку машины. Поблескивали стекла «старичка». У Ермолаева был «Опель Адам», раритет, доставшийся от деда, говорили, теперь стоивший больших денег. То есть до дефолта за него можно было хорошо взять, а после него даже те, у кого оставались средства, еще не очухались, чтобы раритеты покупать!

А впрочем, не в том дело. Даже в самые трудные дни Ермолаев и помыслить не мог, чтобы расстаться со «старичком» – курносым, надменным, мышино-серым. Конечно, все в нем, кроме верха, в свое время заменили «победовскими» запчастями. Но Виктор ценил «старичка», и дети его любили. Жалко расставаться. Был в нем тот оптимизм, который со временем появляется у некоторых – не у всех! – старых и дорогих вещей. Так же, впрочем, обретают этот оптимизм некоторые много пожившие люди. Сам Ермолаев оптимистом не был, оттого так любил свой «Адам», так дорожил минутами общения с ним. Но сейчас Виктору показалось, что «Адамовы» стекла поблескивают очень уж уныло. «Ну куда мы с тобой? Оба старики…» – словно бы говорил автомобильчик – именно вот этими ветхозаветными словами, которые Ермолаев в какой-то старой книжке вычитал, и они запали в память, унижая и мучая.

А что, не так? Самому за сорок, ну «Адаму» вообще на свалку истории пора… Нет же, молодится! А она?! Она какая?!

Ну и что? Вот вчера, когда Ермолаев рассказывал, косясь на диктофон, о себе и своей жизни и упомянул про «Опель Адам», онасказала: «Вот бы на нем покататься!» Почему бы и нет? Машина хоть и старая, но чистенькая и ухоженная, как игрушечка. А то нате – предложил девушке свой перемазанный «МАЗ», это ей-то! Да она выглядела бы в нем, как Снегурочка в корзине с углем.

Снегурочка…

Ермолаев вздохнул и вышел из гаража.

Смял в ладонях снежок. Получился он – лучше не надо: тугой и тяжелый. Это тебе не январская крупа, которая из пальцев сыплется, как песок. Руки мерзнут – ничего, отогреет дыханием, зато пробежался туда-сюда по двору – и готов ком. Потом второй – поменьше, и третий – еще меньше. После этого Виктор взобрался на кóзлы, что стояли у поленницы под высокой липой, и, сломив два прута, облепил их снегом. Приткнул к среднему кому – вроде как руки. Сделал он своей Снегурочке маленький носик, приладил тонкие веточки вместо бровей, шапку снежную, пушистую надел. А что вместо глаз-то придумать? Пришлось взять два уголька – прямо как в той сказке. Только черные они, угольки-то, а Виктору хотелось, чтобы с этого белого лица смотрели на него странные лиловые глаза.

Потом Ермолаев принес из сеней ведра и пошел в будочку к насосу. Показалось или впрямь посматривала из окна Люба?

Виктор сделал вид, будто ничего не замечает. Да и что? Что он такого делает?!

…Поливал он свою Снегурочку из чистенького ковшика, аккуратно и осторожно, оглаживая снежную фигурку горячими ладонями, обрисовывая очертания узких плеч, тонкой талии – пальцами охватить можно, – расходящейся книзу шубейки… И время от времени такое чувство им овладевало, точно не снежная стояла перед ним девушка, а живая. Да где там – он ведь не осмелился бы с ней, настоящей, так-то… Молоденькая, а он… Да и не ровня ей. Вот если бы раньше они встретились… когда он еще не шоферил, а работал главным инженером проекта, гипом, как это сокращенно называется… Выходит, правы были родители, что не пускали его в шоферы?!

Задрожали руки, тесно стало в горле…

– Мама! – послышался за спиной Женькин голос. – Мама, Танька! Идите сюда!

Виктор резко обернулся, чувствуя, как запылало лицо. И впрямь – все высыпали на крыльцо и удивленно уставились на Снегурочку.

Захотелось заслонить ее собой, но он удержался.

Женька с Таней пытались водить хоровод вокруг Снегурочки. Хотели сцепиться руками, но рук не хватало, они хохотали и звали мать с отцом. Однако и Люба, и Виктор стояли неподвижно.

– Не замерз? – спросила наконец Люба.

Ермолаев кивнул, вошел в комнату и присел на корточки перед печкой. Не замерз он! Но просто не в силах был смотреть… он был не в силах… не в силах!

* * *

– Слушайте, вы почему такое мясо грязное продаете? – брезгливо спросила покупательница.

Люба растерянно моргнула:

– А где здесь грязь? Мясо очень чистое.