Текст книги "Девочка-селедка (СИ)"
Автор книги: Елена Софронова
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Бабка Ираида засиделась в гостях у подружки. У Степаниды всегда наваристые щи на печи, и на второе: картошка или молочная каша, еще и настряпает чего-нибудь вкусненького, не то, что бабка Ираида, которая не любила готовить. Вот на картах гадать она мастерица была, на картах гадать да языком чесать. Наговорились они в тот вечер всласть, всем деревенским бабам косточки перемыли. Выпили по рюмочке красного вина, и Степанида вынесла на крыльцо воду для освящения. Церкви в поселке не было, и освящали воду на Крещение сами. Брали обыкновенную колодезную воду, читали молитву, осеняли ее крестным знамением и ставили на мороз. В те годы верующих уже не гоняли, но и не приветствовали тоже.
– Чего-то собаки сегодня разошлись почем зря, лают и лают, – сказала Степанида.
– И как я теперь домой пойду,– вздыхала Ираида,– загрызут ведь окаянные.
– Оставайся ночевать, поздно уже.
Степанида накинула плюшевую тужурку на плечи, взяла кочергу (на всякий случай), и вышла на улицу посмотреть, что все-таки происходит.
Стая собак собралась около соседской баньки. Рядом на березе сидела черная кошка.
– Значит, вот из-за кого весь переполох. А ну, кыш, пошли отсюда! – погрозила она ощерившимся собакам.
Собаки злобно зарычали, но не осмелились подойти к старухе.
Вдруг из баньки послышался душераздирающий женский вопль. Кочерга выпала из рук Степаниды.
– Господи, – перекрестилась она,– кажись, Екатеринина невестка рожает.
Бабке Ираиде и словом не обмолвилась про баньку. Не хотелось поднимать разговор на эту тему, та бы до утра не угомонилась. И свои роды вспомнила бы, и прабабкины. Может быть, и зря не рассказала, потому что той же ночью ей приснился странный сон: будто родилась в той кособокой баньке смерть Степаниды – маленькая такая сморщенная старушка. И взяла ее Степанида на руки, завернутую в байковое одеяльце, а смерть и нашептывала противным голосом:
– Через годика три за тобой приду, когда подрасту немного.
И настенные часы с кукушкой показывали цифру три.
– Угорела ты бабка со своей подружкой,– сказал невидимый,– заслонку на печи рано закрыла.
Вскочила с кровати, как чумная, бросилась открывать дверь настежь.
– Ты чего это удумала,– закричала на нее Ираида,– заморозить меня хочешь.
Только тогда Степанида пришла в себя и окончательно проснулась.
***
В той завалившейся на бок баньке, по совету повитухи, сидела на пустой бочке молодая женщина, пытаясь выдавить из себя всухую младенца. Воды отошли еще вчера, схватки то затихали, то возобновлялись снова, и бабка повитуха не знала что делать. Роженицу надо было отправлять в больницу или вызывать кого-нибудь на дом, однако единственную акушерку в поселке не могли найти.
– Загуляла она,– проговорилась медсестра в больнице,– Осенью с шофером роман крутила, сейчас с учителем.
Свекровь роженицы плюнула тогда в сердцах и побежала к Варваре, принимавшей роды еще у нее. Расплывшаяся на две табуретки повитуха долго отнекивалась, ссылаясь на дрожащие от старости руки, слабое зрение и боль в коленях, но упрямая Екатерина настояла на своем. И вот, пожалуйста: крупный плод, без щипцов не управишься, а щипцами можно повредить головку. Варвара не хотела брать грех на душу, да и щипцов у нее нет, никогда не пользовалась. Оставалось лишь уповать на Всевышнего. Может быть, все и обойдется.
Когда появилась раскрасневшаяся на морозе акушерка Лилия, обе женщины, Варвара и Екатерина, стояли на коленях перед бумажной иконкой и отбивали поклоны. Роженица лежала как мертвая, вытянувшись на железной кровати. Ее огромный живот то поднимался, то опускался вниз. На пороге кухни сидел молодой парень с испуганными глазами, и, обхватив голову руками, без конца повторял одну и ту же фразу: «Горе, горе-то какое, горюшко»
Лилия быстро всех расставила по местам: рыдающего мужа выгнала на улицу, чтобы не путался под ногами. Варвару определила в помощницы, свекровь роженицы отправила за водой. Та вода, что стояла на печи, выкипела наполовину, и к тому же была несвежей.
Уверенность Лилии передалась всем, и дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки.
– Вот что делает с людьми любовь,– отметила про себя повитуха, поглядывая на светящуюся счастьем юную акушерку: « И мы когда-то не сомневалась ни в чем, верили, и ведь получалось же. И сейчас получится»
Так и случилось, не прошло и двух часов, как показалась большая головка новорожденной. Лилия управилась без всяких щипцов, с шуточками и прибауточками, с улыбкой на сияющем лице.
– Крупная девочка,– сказала повитуха, обмывая ребенка,– голова, что тыковка, никак не хотела покидать мамку.
Она положила девочку рядом с обессилевшей матерью и присела на табуретку, вторую табуретку подставила под ее грузный зад Екатерина.
– Тяжело, поди, с таким весом стоять.
– Нелегко,– вздохнула повитуха,– а малышку-то как назовете?
– Любой, в честь моей матери,– засуетилась Екатерина.
– Оленькой,– возразил отец.
– Светочкой,– прошептала роженица.
Собиравшая свой саквояж Лилия подошла к отрывному календарю, висевшему на стене, перевернула листок и задумчиво прочитала вслух:
– Лена – самая длинная река планеты, четыре тысячи четыреста км. Отличается от других рек ледовым покрытием и мощными заторами льда. На реке Лене нет плотин, и река протекает по естественному руслу, как и миллионы лет назад.
– Леночка,– пусть будет Леной,– подхватил счастливый отец.
За окном неистово заголосили коты, как бы приветствую новорожденную. Следом за ними затянули свою песню и местные дворняги.
***
Машенька вышла на работу через два месяца после родов и приходила кормить лишь в обеденный перерыв, девочка спокойно дожидалась своего часа и не досаждала соседям криками, как другие младенцы. Бабушка Екатерина все успевала: и корову подоить, и кур накормить.
И черная кошка не отходила от ребенка ни на шаг. Смотрела, как за своими котятами. Леночка плакала иногда, правда совсем чуть-чуть. Быстро успокаивалась. А как угомонится, кошка запрыгнет ей на грудь, урчит, топчет лапками одеяльце и заглядывает в полуоткрытый рот девочки, как будто мышь подкарауливает.
Машенька однажды увидела эту картину, чуть с ума не сошла.
– Тетя Екатерина, ваша кошка чуть Леночку не задушила. Лежит прямо на ребенке.
– Дык, и не в первый раз, охраняет дитятко.
Маша не стала пререкаться со свекровью, промолчала, а когда муж вернулся из командировки (шофер на лесовозе) все и рассказала. И на следующий день черную кошку выставили за порог. Баба Катя еще долго подкармливала ее на крыльце, пока кошка не исчезла куда-то. То ли замерзла где-то, то ли ушла в лес.
***
С тех пор Машенька стала относиться к свекрови с прохладцей. Впрочем, и раньше особых чувств не испытывала, а после случая с кошкой и вовсе перестала с ней разговаривать. Ей казалось, что свекровь внучку не любит и нянчится с ней лишь потому, что девать девочку некуда. Машенька ошибалась. Баба Катя в девочке души не чаяла, хотя и не сюсюкала с ней, не баловала, и на людях да при невестке старалась выглядеть строгой. Леночка тянулась больше к другой бабушке – Марии, которая приносила разноцветные лоскутки и рассказывала интересные сказки, тогда как баба Катя талдычила одну и ту же страшилку:
«Жили старик со старухой у самого черного моря. Старик ловил неводом рыбу, старуха пряла пряжу и была у них внучка Лялечка. Кроме селедки, которую ловил неводом дедушка, она ничего не ела, и поэтому выросла худой и бледной, как сушеная вобла. И не могли дедушка с бабушкой найти ей жениха. Никто не хотел брать в жены селедку, так ее прозвали в поселке. На танцы она не ходила, в кино тоже, сидела на берегу моря, да смотрела вдаль, чего ей еще оставалось делать? Разве что утопиться. Вот и бросилась она с обрыва в море. Отрастила себе хвост, как у русалки, стала выходить по ночам на берег, да завлекать своим пением молодых парней. Когда они приходили послушать ее волшебный голос, хватала их за ноги и тащила на дно, и там они превращались в селедок. Если ты не хочешь быть похожей на Лялечку и превратиться в русалку, нельзя кушать одну селедку, надо есть нормальную пищу: кашу и суп»
Упрямая девочка все равно просила селедку, и бабушка не могла отказать. Когда Леночка впивалась острыми зубками в селедку, то представляла, что откусывает кусочки от своих заклятых врагов: кусочек от косоглазого Витьки, кусочек от противной Светки и от дядьки Никифора, который постоянно щекотал Леночку, да еще и подшучивал над ней. Его она особенно ненавидела. Приходил к ним всегда пьяным, и бабушка старалась быстрее выставить его за порог. Он и сгорел потом от водки, но сначала лишился всех пальцев на руках, когда валялся на окраине поселка, то ли собаки отгрызли, то ли волки. Они в стужу лютые.
– Не отгрызли бы, так все – равно отморозил,– вздыхала Екатерина.
Когда Леночка чуть-чуть подросла, тут и проявилось ее жестокосердие и другие разные странности. Набросилась однажды на соседского мальчишку, забравшегося в сад, чтобы полакомится малиной, чуть палец ему не откусила. За этот подвиг она получила похвалу от отца.
– Молодец, папочка для тебя малину сажал.
Потом Леночка покусала одну девочку, к которой они ходили в гости. Родители подарили девочке новую куклу, а ей ничего. С большим трудом оттащили тогда разъяренную Леночку от худенькой именинницы, никто особо ее не ругал, но и не хвалил тоже. Посмеялись и все.
И третий случай, когда дворовые мальчишки что-то сказали ей обидное, а Леночка не растерялась, не заплакала, как другие девочки. Схватила валявшуюся рядом пустую бутылку и стукнула обидчика по голове. Удар был такой силы, что бутылка разлетелась вдребезги. Истекающего кровью мальчишку увезли в больницу, а Леночку впервые в жизни исхлестали ремнем.
Во время порки она упрямо молчала и не проронила ни звука.
– Будешь еще так делать, будешь? – не унимался отец.
– Да хватит над девчонкой изгаляться, – заступилась за внучку баба Катя,– несмышленая она, совсем ребенок. Три годика.
– Я из нее выколочу эту дурь!
Екатерина вырвала из рук сына ремень и выбросила за порог.
– Убьешь ведь, дурак!
Мать Леночки в тот вечер задержалась в конторе допоздна, а когда вернулась из своей бухгалтерии и увидела распластавшуюся на полу девочку с остекленевшими от ужаса глазами, заголосила:
– Изверги!
Подхватила на руки обмякшее тельце дочери и побежала к матери Марии, проживавшей в старом полуразвалившемся бараке, в крошечной комнатке с печкой и дебоширом Витькой, непутевым братишкой Машеньки.
Отец Леночки напился и провалялся на полу у детской кроватки до утра.
– Доченька моя, доченька,– рыдал он,– прости папочку.
По совету матери Машенька с дочерью все-таки вернулись домой. Леночка ходила в детский садик, правда с большой неохотой, потому, что и там она не могла найти общий язык с ребятишками, дичилась, если кто приставал или задирался – давала сдачи. Оказалось, что история с бутылкой уже известна детсадовцам, и бойкие мальчишки собираются проучить ее – шепнула на ушко одна девочка и даже сообщила, где коварные мальчишки устроят засаду. За беседкой, у черемухи. Леночка явилась туда заранее, ускользнув из своей группы после сонного часа. Она подобрала у забора большой камень и притаилась в кустах, поджидая своих недругов. Там ее и нашла воспитательница, с крепко зажатым в маленьком кулачке камнем и горящими как у волчонка глазами.
– Леночка, ты что, глупенькая удумала, – прижала к себе девочку Светлана Викторовна,– Кто тебя обидел, скажи?
Леночка дрожала как осиновый лист и скрежетала зубами, но, ни уговоры, ни стакан сладкого компота не помогли, не захотела она возвращаться в группу.
Иногда маленькие девочки требуют невозможного – например, звезду с неба. Но звезды и цветы, а уж тем более живые люди не хотят, чтоб ими командовали, и маленькие девочки начинают понимать, что не все так просто. Не все желания исполняются. Леночка пока ничего не понимала.
***
А в конце лета она пропала. Кажется, только что на глазах была и вдруг исчезла. Никто из соседей по бараку ее не видел. Николай обегал в поисках дочери полпоселка и все напрасно, никаких следов. Вернувшаяся из бани Машенька (свою баньку к тому времени уже разобрали по бревнышкам) первым делом бросилась к матери через дорогу, но и у бабушки Марии девочки не оказалось.
– Как в воду канула,– вырвалось у замученной беготней бабы Кати,– я виновата, не доглядела девчонку.
Она тяжело опустилась на табуретку и вытянула перед собой уставшие ноги.
– Да уж скотина вам дороже, чем ребенок,– бросила в сердцах Маша и тут же пожалела о сказанном.
– Все виноваты,– стала оправдываться она,– я тоже мало внимания уделяла дочери.
Баба Катя ничего не ответила невестке, поправила сбившийся на голове платок, вытерла фартуком мокрое от пота лицо, и, сердито хлопнув дверью, вышла на улицу.
Маша осталась в опустевшей квартире одна. Сетка с мокрым полотенцем и грязным бельем, так и провисела у печи до самой ночи. Ни сил, ни желания разбирать ее не было. Игрушки, аккуратно сложенные в коробке из-под макарон, смотрели на Машеньку с немым укором, будто осуждали за бездействие. Особенно сильно злопыхал плюшевый мишка, которого Леночка обычно не выпускала из рук, его черные, как сажа, глаза-пуговки сверкали ненавистью. По бревенчатым стенам их убогой квартиры бегали мрачные тени. Сердце сжималось от дурных предчувствий, Машеньку мутило.
Девочку нашли уже поздно вечером, недалеко от общественной бани.
Совсем стемнело, когда банщица Степанида, перемыв полы и расставив железные тазы по полкам, собралась домой. Закрыв баню на ключ, присела на крылечке немного отдышаться. Ноги и спина гудели от тяжелой работы, а до дому еще топать и топать. Баня находилась довольно далеко от поселка – на берегу реки Белой, сразу же за баней начинался лес.
Горько было на душе у Степаниды. Никакой радости. Внуков и тех раз в год видела, когда дочь приезжала к матери за деньгами. Собственно, ради них, ради внуков Степанида и работала, чтобы как-то помочь вырастить ребятишек без отца, но все равно обидно.
– Расчувствовалась, старая, и кому нужны эти сопли, кому?
Поднялась через силу и зашагала вперед, прихрамывая на одну ногу.
И вдруг со стороны леса послышались странные звуки: то ли вой, то ли мяуканье кошки. Степанида остановилась. Похоже на детский плач. Верно, ребенок попал в беду. Не раздумывая ни минуты, смело пошла туда, даже без всякой кочерги, сразу же позабыв о вдовьих печалях. Когда она заглянула в яму, откуда доносился плач, то увидела две пары светящихся в темноте глаз, сначала показалось, что волчата, но когда чиркнула спичкой – разглядела маленького ребенка и кошку. Леночка тоже узнала бабушку Стешу и когда та вытащила ее оттуда, крепко вцепилась в шею старушки маленькими ручонками. Так Степанида и принесла девочку на руках, а черная кошка рядом бежала, с довольным видом. Надорвала тогда Степанида спину и слегла. Видимо, старая стала для таких подвигов, не по плечу ноша.
Зато черной кошке крупно повезло – вернулась в родной дом. И спала она снова рядом с Леночкой, мурлыкала в свое удовольствие. Свежее молоко всегда в чашке и так, что вкуснее готовят, ей тоже перепадает. Залоснилась у нее шерстка, блестит, переливается, прямо не кошка, а соболь какой-то. Местные коты так и вьются вокруг крыльца. Вскоре и котятки появились: рыжий котик и черная кошечка. Баба Катя хотела утопить тех котяток в ведре, но Леночка такую истерику закатила на весь барак, что даже больная Степанида притащилась ее защищать.
– Так и быть, одного котенка возьму себе,– сказала она.
– И я котеночка пристрою,– успокоила Леночку бабушка Ираида, приятельница Стешы,– пусть пока подрастут.
На том и договорились. Баба Катя на радостях достала из буфета фарфоровые кружки с блюдцами, испекла оладьи, и они уселись гонять чаи со сливками да сахарком вприкуску. Леночка тут же крутилась около стола, жадно вслушиваясь в то, о чем говорили старухи. Перемыв всем молодым женщинам косточки (матери Леночки тоже досталось сполна), старухи перешли на своих сверстниц.
– Сватья-то твоя, Мария, посмотри, какая ушлая: мало того, что шьет на людей, так еще и с директорским сынком нянчится, вот ваша Машенька и на повышение пошла – Мариина заслуга, а ты, Екатерина батрачишь тут почем зря. И ни праздников тебе, ни выходных. Не слепые мы, видим, как к тебе невестка относится. Скоро второго ребеночка подкинут, жди. На каком уже месяце?
По застывшему лицу бабы Кати пробежала тень.
– А давайте лучше, девоньки, я погадаю,– попыталась загладить все бабка Ираида, – у меня карты всегда с собой.
– Начинай с меня,– оживилась Стеша. Баба Катя отодвинула в сторону чашки с блюдцами.
Ираида раскинула карты. Для сердца, для счастья, для дома, для семьи.
– Все у тебя Стеша будет хорошо, жди гостей: дочку с ребятишками. Еще какой-то мужик приедет, родственник что ли, не пойму.
Леночка, прижавшись к бабе Кате, внимательно наблюдала за движением рук Ираиды.
– А эта карта?– спросила девочка.
– Девятка пик.
– А эта?
– Семерка пик.
– А эта?
– Да отстань ты от бабушки Ираиды,– прикрикнула на девочку баба Катя,– чего привязалась.
– Какая любопытная,– улыбнулась щербатым ртом Ираида,– много будешь знать – скоро состаришься.
Леночка надула щеки и отошла в сторонку, прижав к груди плюшевого мишку.
– Сейчас погадаю твоей бабушке и объясню потом.
– Да, не обращай ты на нее внимание, Ираида, пусть дуется.
Однако гадание дальше не заладилось, и старухи разбрелись по домам. Когда гости ушли, девочка запрыгнула к бабушке на колени и шепнула на ушко.
– Она сказала неправду, бабушка Стеша скоро умрет, – озвучила Леночка свою версию.
– Что ты такое несешь, дурочка,– погладила ее по головке баба Катя,– Степанида еще крепкая женщина.
Но Леночка оказалась права: Степанида, действительно умерла через неделю, и на ее похороны приехала дочь из города, внуки, брат и другие родственники.
Обоих котят забрала Ираида, одного котенка оставила себе, другого отдала соседке. После смерти Степаниды, баба Катя как-то сблизилась с ней.
Зачастила в гости по вечерам, вдвоем с Леночкой. Не бросать же ребенка. Маша частенько задерживалась на работе и приходила домой поздно. Сын Николаша все время в разъездах, бабушка Мария сидела с чужим ребенком – с сыном директора леспромхоза. За это самое «подхалимство» Екатерина сватью возненавидела и перестала с ней здороваться.
В этом вопросе Ираида ее поддерживала:
– Без мыла в чужую жопу залезет. Думаю, она новую квартиру себе выхаживает. Барак-то их под снос идет, летом даже печи не стали ремонтировать.
– Ваш-то барак постарее будет, с ним как же?
Ираида окинула печальным взором голые стены, густо замазанные известкой, покосилась на потолочные балки и тяжело вздохнула:
– Эх, не дотяну я, Катерина, до лучших времен.
– Чего ты городишь, тебе и семидесяти нет.
– Ради чего жить: ни семьи, ни детей, да и карты врать не будут.
– Может быть, ты их не правильно толкуешь, со Стешой-то ошиблась.
– Сама посмотри,– Ираида раскинула на столе колоду карт.
Любопытная Леночка бросила на лавку плюшевого медвежонка, с которым играла и подвинулась к старухам поближе.
– Дама пик и казенный дом рядышком.
– И что?
– Да ничего, пусть Леночка погуляет на улице, – сгребла свои карты Ираида,– пускай проветрится.
Когда девочка вышла, Ираида и выложила перед бабой Катей все, что думала об ее внучке:
– Чую, намаетесь вы с ней. Вольная девчонка, и к гаданию тянет как магнитом, видать цыганская кровь в жилах течет, хотя на цыганку вроде не похожа – светленькая больно. У цыган, знаешь какие страсти: чуть что, сразу же за нож хватаются. «И глазенки у нее светятся в темноте»,– рассказывала Степанида.
Екатерину передернуло всю. Обидно стало за внучку.
– Есть цыганская кровь, – подтвердила она, – мой дедушка из цыган, я и не скрывала никогда. Внучки от старшего сына черненькие. Насчет Степаниды, царство ей небесное, глупость, ну, померещилось от страха, с кем не бывает.
Хотя, конечно, слукавила: видела и не один раз, как зеленые глаза Леночки светились иногда в темноте. Ну, не рассказывать же каждому встречному.
– Ты за Ленкой-то поглядывай все-таки, как бы чего не натворила стрекоза.
– Типун тебе на язык, Ираида, не хочешь, чтобы я с ней приходила и не буду. Чего ты раскаркалась как ворона. Сказала бы прямо – не нравится мне твоя девчонка.
Они сухо распрощались, недопив чай, и не скушав ни одной баранки.
– Пьяница,– злобно сказала выбежавшая навстречу бабе Кате внучка, сердито размахивая во все стороны прутиком,– не умрет.
Баба Катя не стала ее одергивать, промолчала.
Тем не менее, неожиданный прогноз Леночки вскоре сбылся. Не прошло и двух месяцев, как Ираида потихоньку спилась, все знакомые разом отвернулись от нее, и на картах она уж больше не гадала. Катерина сначала помогала, чем могла – подкармливала подружку, рюмку другую наливала по праздникам, но потом ей стало не до нее – родился внук.
***
Поздней осенью в конце октября пропала черная кошка, ушла из дома и не вернулась. Леночка и поплакать толком не успела – появился маленький братик. Она и забыла про кошку. Однажды проснулась от какого-то шума, ее кроватка отгорожена пустыми коробками и табуретками, а чуть рассвело, Леночку выставили за дверь. Девочка бродила вокруг барака как неприкаянная, расшвыривая новенькими ботиночками жухлые листья, пыталась думать о предстоящих переменах. Зевала. Ее маленькие мысли кружились вокруг горстки конфет, хранившихся у бабушки Марии в сахарнице. Жаль, что они выдавались только поштучно. Вот бы их съесть все разом.
Мутный туман стелился по пустынной улице. Листья с деревьев падали усталые и покорные, как мертвые. Холодно. Как будто все замерло вокруг и ждет не дождется, когда же, зазвенит будильник на небесах, когда? Кто-то должен сказать: «Подъем!»
Леночка взяла палку и стала чертить по замерзшей земле какие-то каракули. Букв она еще не знала, что выводила ее рука – неизвестно. Большая собака, подошедшая сзади, легонько цапнула ее за ногу, не больно так, как бы играючи.
– Ты чего, собака, кусаешься? – обернулась Леночка.
– Не колдуй!
Ее не удивило, что собака говорит как человек, возмутило то, что она кусается. Подняв с земли увесистый камень, замахнулась на пса.
– Пошел вон!
Собака зарычала, выставив вперед два жутких клыка, и принялась рыть лапами землю, как бы готовясь к прыжку. И тут сидевшая на верхушке тополя ворона спикировала как мессершмитт прямо на лохматую спину собаки. Собака закружилась как волчок, пытаясь сбросить птицу. Ворона отчаянно отбивалась мощными крыльями, крепко вцепившись клювом в голову собаки. Вырвав кусок шерсти с мясом, полетела прочь.
Проснувшийся ветер поднял в воздух облетевшие листья, и в груди у остолбеневшей Леночки застучало сердце. Как будто ветер расшевелил дремавший внутри страх, и он стал расползаться по всему телу, но девочка не успела испугаться. Из дома выскочил улыбающийся отец. Он подхватил дочку на руки и закружил на месте.
– Леночка, у тебя братик родился!
Ни ворону, ни собаку он не заметил.
Роды принимала Танечка, опытная акушерка, Лилечка к тому времени умерла – повесилась из-за неразделенной любви. Ребенок родился в рубашке, однако никто из присутствующих в тот момент и понятия не имел, что делать с этой рубашкой.
– Высушить и сохранить,– предложила Катерина.
– Не выбрасывать же, надо закопать в подполье, в огороде собаки разроют.
– Нельзя в землю,– попыталась возразить сватье Катерина,– не принято так.
– Сами решайте,– сказала акушерка, – я в своей практике не встречала никаких рубашек. Предрассудки все это.
Как ни странно, бабушка Мария настояла на своем, и закопала Коленькину рубашку в подполье. Отец Коленьки Николай в споре никак не участвовал, больше переживал за жену, а Машеньке было все равно, что решат между собой бабушки.
Вечером у Леночки поднялась температура, она бормотала в бреду про какую-то собаку. Чтобы не заразить маленького, отец отнес девочку к бабушке Марии. Оказалось, что Леночка простудилась, и у нее ангина. Бабушка Мария взялась лечить ее травами, да горячим молоком с медом, знала она и несколько заговоров наизусть.
Леночка повторяла за бабушкой слова молитвы, лизала железную поварешку, пила горькие травы и потихоньку выздоравливала. Про собаку и ворону, которая самоотверженно бросилась ее защищать, Леночка никому не рассказала, но с того времени стала побаиваться собак, особенно незнакомых. Впрочем, и ворон тоже, хотя они посматривали на девочку вполне дружелюбно. Одна из ворон, вечно круживших около Леночки, принесла ей как-то кусочек янтаря с каким-то насекомым внутри. Из этого янтаря по весне вылупилась зеленая бабочка, размером с наперсток. Леночка хотела ее выпустить на волю, но она никуда не собиралась улетать – боялась солнца, и облюбовала себе уютное гнездышко в волосах девочки. Когда бабушка причесывала Леночку, бабочка пряталась куда-нибудь под подушку или забивалась под кровать. Иногда в полнолуние она исчезала на несколько дней, потом появлялась снова.
***
Жить в крошечной квартирке впятером оказалось невыносимо: маленький ребенок все время плакал.
Через три месяца такой нервотрепки Машеньку парализовало (левую сторону лица), и ее увезли в областной центр на самолете. Все заботы о Коленьке легли на плечи бабы Кати. Бабушка Мария хотела взять Леночку к себе, но Катерина не отдала. Воспротивилась.
– Ты с чужими детьми сидишь, зачем тебе она?
– Чтоб не бегала без присмотра.
Катерина посмотрела на сватью с таким вызовом, будто готова была просверлить в ней дырку, и Мария заткнулась. Больше этот вопрос не поднимался.
– Тебе виднее.
Пока бабушка разрывалась между коровой и Коленькой, Леночка незаметно подружилась с местной детворой, и в детский сад стала ходить с удовольствием. Словно спрятавшаяся в волосах бабочка помогала ей: или советом, или еще как-то. Может быть, нашептывала чего-нибудь. На самом деле, Леночка даже забывала порой об ее существовании и вспоминала о бабочке только поздно вечером. Баба Катя по дому ее сильно не напрягала. Все старалась делать сама.
– Наработается еще, жизнь длинная, – защищала она Леночку перед сыном, – пусть набегается вволю.
– Совсем от рук отбилась, твоя Леночка, никого не слушается. И как в школу пойдет, ни бэ, ни мэ, ни одной буквы.
– Ну, так и учи ее.
Сама Катерина не умела читать.
У Николая, как и у большинства в поселке, семь классов, по вечерам он ходил в вечернюю школу, еще в областной центр надо ездить к жене, где уж тут с девчонкой заниматься.
– И когда ее выпишут?
– Скоро, врач обещал через недели две. Коленька-то как?
– Привыкает потихоньку к коровьему молочку, куда ему деваться. Слава богу, молоко у нашей Зорьки хорошее.
Машенька вернулась домой только поздней весной и сразу же на работу. Главный бухгалтер, интеллигентного вида старичок из бывших ссыльных благоволил к молодой и старательной женщине, и через год семье выделили квартиру в новом бараке – трехкомнатную, а Машеньку повысили в должности.
Коленька к тому времени отвык от материнской груди, а как встал на ножки – пристрастился соскребать с печи известку, землю из цветочных горшков, всякую всячину – все тащил себе прямиком в рот. Наверное, не хватало чего-то в организме, и бабушка не могла уследить за ним. За скотиной тоже надо было кому-то присматривать. Запрягли в няньки и Леночку.
Ее, конечно, тянуло на улицу, лето на дворе, самая игра, а ты с маленьким братцем скучай. Стала она брать его с собой во двор.
– Только недалеко от дома. Никуда не уходи, – строго наказывала бабушка,– смотри у меня.
Во дворе как раз чурки свалили, целую машину выгрузили. Отец еще не успел распилить. Раздолье. Можно хоть в дом играть, хоть в прятки.
В тот день почему-то никого из друзей не было. Девочка сидела на чурках одна, внизу Коленька копошился: строил из палочек домик, а Леночка смотрела на бегущие в вышине облака. Одно из ее любимых занятий. Запрокинуть назад голову и сидеть, а лучше лежать где-нибудь на траве, чтобы шея не затекала. Увлекшись разглядыванием небесных «барашков» Леночка не заметила, как во двор забрела соседская Звездочка. Бодучая корова, хоть и совсем без рогов. Уперлась она головой Леночке в грудь и давит изо всех сил, дышать нечем, не крикнуть, не позвать на помощь. В ногах у коровы Коленька и как она не затоптала его, непонятно. Если бы баба Катя не выскочила вовремя из дома, – неизвестно, чем бы все закончилось. Леночка белая, как простыня, а Коленька ничего, не испугался.
Корова та вскоре заболела, и ее пришлось заколоть, даже на мясо не успели сдать. Следом слегла и ее хозяйка, тетушка Зина, ее дочь и внуки. Люди-то еще как-то выкарабкались, но скотина у тетушки Зины вся передохла тем летом: и куры, и гуси, и поросенок.
-Заразу развела в стайке,– судачили между собой старухи,– навоз вовремя не убирала, грязнуля.
После того случая с коровой, Леночке Коленьку больше не доверяли, и она носилась по улице до самой ночи, правда недолго. Вернувшийся из тайги отец заставил Леночку учить алфавит. Пока она писала в тетрадке буквы, отец разбирал смолистые шишки. Коленька тут же крутился, около отца, который давал ему очищенные зернышки, но мальчик все равно тащил в рот шелуху.
– А Ленка опять ручку неправильно держит,– докладывал он отцу.
– Сейчас получит эта Ленка ремня, – посмеивался Николай.
Смех смехом, но Леночке доставалось от отца немало. Как Коленька появился, он к дочери сразу же охладел и поддавал ей по всякому пустяку. Баба Катя разрывалась между домом, коровой и огородом, не до Леночки, но обижать ее никогда не обижала. Жалела.
В новой квартире у них с внучкой своя комната – детская. Две железных кровати, старая этажерка в углу и бабе Катин сундучок – вот собственно и вся меблировка. Когда Леночка пошла в первый класс, ей заказали письменный стол, который от обычного стола мало чем отличался, разве что размером. Мастерил его дядя Гриша, единственный столяр в поселке, он и стульчик для Леночки когда-то делал. Теперь на этом стульчике сидел Коленька.
***
Зима наступила тогда рано, почти сразу же после покрова, и баба Катя, беспокоясь о Леночкином здоровье, старалась одеть внучку как капусту, лишь бы она не застудила себе чего-нибудь, особенно горло. И никаких возражений со стороны Леночки не принималось. Тогда девочка придумала маленькую хитрость: забиралась через крышу туалета на сарай и прятала лишнюю одежду в сено.