Текст книги "Москва мистическая"

Автор книги: Елена Коровина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Монарх хмыкнул и сел играть в шашки с князем Бельским. Как обычно, начал выигрывать и вдруг… уронил фигуру, упал на ковер и умер.

Вот только «гроза над Москвой» не закончилась. И следующие три дня лило как из ведра. И снова москвичи начали шептаться, что это предвещает самое плохое. И опять не сильно ошиблись. Их ждало короткое правление Федора Иоанновича. Потом – неурожаи и голод при Борисе Годунове. Ну а там началось Смутное время, приходы самозванцев, и все смешалось на великой Руси…

Ну а царь-упырь не успокоился и после смерти. Практически во всех местах, где он бывал при жизни, происходили странные мистические события. Ну а около Ивановского монастыря москвичи в сумерках часто видели его характерный профиль у монастырской ограды и слышали его стоны. Царское привидение желало войти в обитель – покаяться, да не могло – слишком грешен был Иван при жизни. И по сей день, хоть и нет уже давно тех реальных стен обители, мимо которых хаживал некогда живой Грозный, жуткий царский призрак все еще выходит к монастырской ограде и воет по ночам. Говорят, особенно в полнолуние – как пес или, скорее, злобный волк-оборотень…

Пророчество игуменьи, или Призрак в черной рясе
Малый Ивановский переулок, № 2, Малый Подкопаевский переулок, № 5/2 и 14-й корпус Московского Кремля

Вчера сожгли мою сестру,

Безумную Мари.

Ушли монахини к костру

Молиться до зари...

Я двери наглухо запру.

Кто может – отвори!

Тэффи.

Монахиня

Странной для молитвенной обители оказалась и дальнейшая жизнь Ивановского монастыря. В его стенах Тайная канцелярия и ее пыточные мастера оборудовали особые «кельи земляные и каменные», а проще говоря, земляные мешки и каменные подвалы, куда бросали тех, кто обвинялся в «тайных делах супротив государей земли Русской и церковных устоев». Сколько узников и узниц скончалось в этих земляных и каменных пыточных камерах – не счесть. Чуть не еженощно монашки вздрагивали от страшных криков, в которых звучала смертная мука. Но еще больший ужас вселяли в сердца «божьих невест» те, кто, уже умерев, вернулся в стены ивановские мрачными призраками и привидениями.

…Юная княжна Мария резво спрыгнула на землю с возка и быстрым шагом, не церемонясь, направилась к парадному монастырскому входу. Ей же, представительнице знатного рода Буйносовых-Ростовских, все двери открыты. Но в Ивановскую обитель Мария приехала тайно: в нынешнем, беспокойном 1606 году по городу передвигаться опасно. На престоле вот уже почти год царь Дмитрий I, которого втихаря все зовут Лжедмитрием. Он обвенчался с полячкой Марией Мнишек, и теперь Москва шепчется, что станет совсем худо – грядет польское правление на Руси. Впрочем, юную красавицу Марию это мало интересовало. Ее родичи Буйносовы-Ростовские как-нибудь выкрутятся. У Марии собственный интерес. Прошлым летом сватался к ней князь Василий Иванович Шуйский. Был он немолод, седобород и тучен. Зато знатен, богат и влюблен в Марию на старости лет, как мальчишка. Это было так лестно! Девица в смущении рдела как маков цвет, вертела в пальцах свою знаменитую на всю Москву косу до пола. Но боярин Буйносов предложением Василия Ивановича не обольстился:

– Мы на чужое богатство не заримся – своего не прожить. А по знатности нас разве что цари переплюнут.

Словом, отказал Шуйскому.

И вот теперь приживалки каждый день нашептывали Марии: Шуйский-де оказался в первых рядах тех, кто хочет свергнуть Лжедмитрия. Мария ахала: вдруг ему удастся стать царем? Выходит, и она, Мария, могла бы сесть на престол рядом с мужем, да строптивого отца бес попутал! Вот и решила Мария сама узнать про свою судьбу. К тому же в святых стенах обители мать игуменья сможет научить девушку, что сделать, чтобы Шуйский стал царем и снова заслал сватов в дом Буйносовых.

Игуменья, вздыхая, выслушала княжну. Помолчала, перекрестилась и изрекла мрачно:

– Клянись принести монастырю свой самый великий дар!

Княжна заулыбалась:

– Конечно клянусь! Разве мало у меня богатств?

И тогда монахиня предрекла:

– Пока Шуйский будет сидеть на престоле, ты будешь рядом!

Как ни странно, пророчество исполнилось уже через несколько недель. Василий Шуйский не побоялся лично объявить, что Гришка Отрепьев – самозванец. И лично начал восстание против супостата – на белом коне во главе повел восставших против засевших в Кремле поляков, сам первым ворвался за крепостные стены. Словом, явил себя человеком большой личной смелости и храбрости. Не потому ли восставшая чернь, убив Лжедмитрия, выкрикнула царем боярина Шуйского?

Уже на другой день сваты новоявленного царя торжественно посетили дом Буйносовых. На этот раз все твердо знали: царским сватам не отказывают.

1 июня 1606 года Шуйский венчался на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Вскоре состоялось и его венчание с возлюбленной Марией. Личная жизнь его радовала. А вот правление не задалось с первого дня. Старинные боярские роды не верили выскочке, вставляя палки в колеса. Дело осложнялось и тем, что правителем Шуйский оказался не слишком-то умелым. Словом, все остались недовольны: и бояре, и патриарх Гермоген, и народ, который тут же восстал под предводительством Ивана Болотникова. К тому же объявился новый самозванец – Лжедмитрий II, он же – Тушинский вор. Словом, настали новые смутные времена, и тех, кто мечтал сместить Шуйского, стало слишком много.

А вот красавица Мария оказалась верна мужу и престолу. Вместе с ним она пережила два покушения. Для поддержания русской армии отдала все свои драгоценности. Но помогала не только в богоугодных делах, но и всем, чем могла. По Москве шептались, что после очередной блестящей победы молодого полководца Михаила Скопина-Шуйского именно она с улыбкой поднесла ему на пиру чашу с ядом. Михаил ведь хоть и приходился племянником царю, но по своим победам легко мог претендовать вместо дяди на престол. А уж этого Мария никак не желала допустить.

На самом-то деле, как доказали исследователи, Михаила Скопина-Шуйского отравила жена брата царя Василия – Ивана. Между прочим, она была младшей дочерью самого Малюты Скуратова, так что ей было у кого научиться секретам ядоварения. И сделала свое коварное дело дочь Малюты потому, что надеялась посадить собственного мужа на трон вместо Василия. Ну а когда москвичи заговорили об отравлении, хитрая баба спихнула все на царицу Марию. И даже подтвердила, что лично видела, как Мария что-то бросила в серебряный кубок Михаила.

Пытаясь оправдаться, Мария еще более щедрой рукой слала дары в Ивановский монастырь. Да только в 1610 году царя Василия Шуйского свергли и насильно постригли в монахи, а потом и вовсе выдали полякам в качестве отступного. И опять исполнилось пророчество игуменьи: потеряв престол, царица потеряла и мужа. Марию тоже насильно постригли в монахини, и не где-нибудь, а в мрачных стенах Ивановского монастыря. Пали на пол ее роскошные волосы и, очнувшись в черной рясе, Мария поняла, о каком даре пророчествовала когда-то игуменья: о ней самой, Марии, принесенной в дар монастырю под именем инокини Елены.

А после смерти царицы в темных коридорах обители монашкам стала являться ее призрачная тень и, как ни странно, с длинной, до пят косой, которой при жизни красавица Мария была знаменита на всю Москву.

Правда, призрак царицы Марии Шуйской был замечен не только в Ивановской обители, но и в так называемых палатах Шуйских, чудом уцелевших и даже отреставрированных в Малом Подкопаевском переулке, № 5/2.

Призрак же самого царя Василия Шуйского является в стенах Кремля. И не потому, что некогда правил, а потому, что после свержения с престола бывшего монарха насильно постригли в монахи в Чудовом монастыре, что находился в восточной части Кремля. Таким фактом история еще раз доказала свою любовь к трагическим парадоксам: некогда из стен Чудова монастыря убежал монах Гришка Отрепьев, ставший впоследствии Лжедмитрием I. Ну а тот, кто сверг Отрепьева, и сам оказался монахом в тех же монастырских стенах.

Правда, сейчас никакого Чудова монастыря уже и нет. Его снесли в 1930 году. Кремлевским большевикам очень уж понадобился отдельный корпус для кремлевской охраны. Он и вырос на месте уничтоженной обители. Но в этом так называемом 14-м корпусе военные не остались надолго. В 1930-х годах здесь помещалось управление коменданта Кремля, в 1950-х – Кремлевский театр, а потом стали проводить заседания Верховного Совета. Но в злополучном здании ничего не приживалось. В 2009 году на стене 14-го корпуса открыта мемориальная доска, свидетельствующая о том, что здесь пять с лишним веков находился знаменитый на весь православный мир Чудов монастырь, возведенный в 1365 году в честь чуда архангела Михаила, победившего змея-диавола.

Палаты Шуйских

Только вот и чудо из чудес не спасло монастырь от разрушения… Стоит ли удивляться, что появляющееся у нововыстроенных стен 14-го корпуса привидение царя Шуйского – одно из самых несчастных в городе? Ведь его «законное место явления» переделано до неузнаваемости. И видно, бедняга каждый раз теряется – где это он появился? Не потому ли Василий Шуйский не буйствует, не пугает, а только тихонько плачет, сам небось напуган до смерти. Хотя что это я? Он же умер… Бояться надо нам – когда мы уничтожаем исторические памятники и места, уничтожая тем самым и собственные корни. А кто мы без корней?..

Так, может, вернем и Чудов монастырь, соединим восстановленные двери из прошлого в современность и далее – в будущее? Есть же план возрождения Чудова монастыря…

Загадки старицы Досифеи
Малый Ивановский переулок, № 2 и Крестьянская площадь, № 10

Орлов, по рассказам современников, живя в Москве, никогда не ездил мимо Ивановского монастыря, где жила настоящая княжна Тараканова; он думал, что там томится в заключении его жертва…

Михаил Пыляев

Темной осенней ночью 1785 года тяжелые ворота пропустили на двор Ивановского монастыря карету с зарешеченными, да еще и занавешенными окнами. Двое солдат вывели из кареты женщину лет сорока, но все еще стройную, холеную. Лица дамы было не разглядеть даже при большом приближении – оно было скрыто вуалью. Да и не приближался к даме никто – мало ли что…

Незнакомка взволнованно дышала и озиралась в ужасе. Она уже была наслышана о страшных тайнах обители: об особых кельях – каменных мешках, где тайно содержались сначала раскольницы, сторонницы гонимого протопопа Аввакума, потом узницы из Сыскного приказа и Тайной канцелярии разыскных и пыточных дел. Здесь их либо постригали в монахини, либо объявляли сумасшедшими и навсегда закрывали в кельях. Неужели и ей суждено подобное?

Еще месяц назад она жила совсем не в этой стране, а далеко за морем, в роскошном доме, где к ее услугам была вышколенная прислуга и лучшие преподаватели. Она говорила на нескольких европейских языках, блистала на местных балах. Месяц назад один приятный русский генерал предложил красавице прокатиться по морю. Она, глупая, взошла на корабль, а тот поднял паруса. И вот она в России: не гостья – пленница…

Женщина вспомнила, как однажды на карнавале встретила смуглую цыганку. Думала, та – ряженая, но оказалось – настоящая!

– Это ты ряженая! – захохотала черноокая ведьма. – Сейчас – в шелка и бархат, а придет время – в черное рубище. Одно запомни: ничего не бойся и переживешь черноту. Все, кто сейчас тебя не признают, признают и склонят голову!

Неужели цыганская ведьма была права? Вот она – мрачная обитель, где монашки облачены в черные рясы. Видно, и несчастной пленнице суждено надеть такую же. Впрочем, и это станет большой удачей, ведь с такой тайной рождения, как у нее, долго не живут…

Она же принцесса Доротея-Августа, тайная дочь российской императрицы Елизаветы Петровны и простого казака из Малороссии Алексея Разумовского. Тот был певчим при дворе, где Елизавета и услышала его райский голос. Такая любовь невозможна! Но, презрев сословные предрассудки, Елизавета тайно поехала к казачке Разумихе, кланялась в пояс, называла матушкой, просила благословения. 24 ноября 1741 года тайно обвенчалась с Алексеем, присвоила ему титул графа, камергера, фельдмаршала. Но все равно Разумовский оставался не ровней государыне, их брак – морганатическим, а дочь – опасной для русского престолонаследия. Вот и отдали девочку на воспитание родной тетке по отцу – Вере Григорьевне. Та была замужем за поляком Дарагановым. Но фамилия эта оказалась непривычной для русского слуха, вот и превратилась со временем в Тараканову. Именно ее Доротея-Августа и считала своей.

Взошедшая на трон Екатерина II приказала выкрасть дочь Елизаветы и возвратить в Россию. Хорошо, что не убила, а поместила в Ивановский монастырь. Ведь весь мир уже несколько лет как был наслышан о судьбе другой княжны Таракановой – самозванки, вздумавшей претендовать на российский престол.

Августа никогда бы не осмелилась на такое. Но самозванка была не робкого десятка. Объявилась в начале 1772 года в Париже (где же еще, как не в столице мира?) – молодая, красивая, обольстительная. Для роскошного Парижа это, конечно, было не в диковину. Все молодые и обаятельные стекались сюда. Но новая парижанка была окутана флером загадочности: то говорила, что зовут ее Али Эмети и родом она из Турции, то меняла имя на Элеонору и клялась, что родилась в многострадальной Польше, потом вдруг стала уверять, что она княжна Володомирская и Азовская и родилась в… Черкессии. Путаница была и с годом рождения: то назывался 1752, а то и 1756. Однако смутные данные не помешали юной авантюристке заиметь богатых покровителей: гетмана польского и графа литовского Михаила Огинского и графа французского де Рошфор-Валькура. Но самым близким другом и пылким любовником красавицы слыл барон Эмбс, с которым она открыто жила в одном доме. Вот только незадача: выяснилось, что сей барон – самозванец, фламандский купец, который прячется по всей Европе от долгов. Когда же его вычислила французская полиция, лже-Эмбс вместе с Али-Элеонорой подался в Германию. Вскоре туда подъехал и граф Рошфор, сгорающий от любви к красотке. Он же и познакомил свою нежную протеже с князем Лимбург-Штирумским. Словом, Али-Элеонора вышла в высший свет.

Лимбург был настолько поражен красотой девицы, что позвал ее под венец. Но незадача: происхождение у красавицы подкачало. Вот тогда-то девица и ляпнула: на самом деле она – дочь русской императрицы Елизаветы и зовут ее Елизавета-Августа. После смерти матушки вступившая на трон проклятая Екатерина II сослала красу-девицу в Сибирь. А потом и вовсе приказала продать несчастную в гарем персидского шаха. Но тот был великодушен – отпустил девушку. С тех пор она и странствует по Европе.

Старица Досифея

Неизвестно, поверил ли князь Лимбург такой авантюрной истории, но он быстро понял другое: красавица, верящая в свои неуемные фантазии, может стать превосходной картой в политической игре. Князь представил Али-Элеонору-Елизавету польским эмигрантам. Те мечтали об освобождении Польши от гнета России и отлично понимали, что, пока на троне хваткая и безжалостная Екатерина II, она Польшу не отпустит. Так что необходимо отстранить Екатерину от власти. И вот перст судьбы: девица-авантюристка, претендующая на то, что она – дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны, а значит, именно она является законной наследницей, а не какая-то там Екатерина, узурпировавшая власть.

Конечно, всем было ясно, что истинными двигателями таких притязаний были Польша, Франция и Турция, стремившиеся вытеснить «строптивую» и независимую во внешней политике Екатерину с престола. Но и княжна приложила немало усилий, предъявляя всем из своей тайной шкатулочки духовное завещание «родной матушки Елизаветы Петровны», по которому та передавала власть не какой-то там немецкой принцессе, пусть и жене племянника Петра, а своей законной дочери.

Ну разве могла могущественная Екатерина стерпеть такое?! Вот и пришлось государыне отправить своего верного адмирала Орлова в Ливорно, где он и встретил мятежную княжну. Имея приказ любыми средствами привезти Тараканову в Россию, Орлов нашел весьма пикантный способ – соблазнил красавицу и заявил, что свадьба пройдет на его корабле, стоявшем у причала. Влюбленная княжна взошла на корабль, тот поднял паруса – и вот растерянная и обманутая женщина оказалась в далекой России. Не правда ли, знакомый сценарий появления всех «княжон Таракановых» на российской земле? Ведь и настоящая Августа Тараканова попала в Россию, взойдя на корабль, который неожиданно поднял паруса.

Сценарий-то был один, да вот дальнейшее разнилось. Авантюристку, выдававшую себя за княжну Тараканову, посадили в каземат Петропавловской крепости. Там она и умерла от чахотки – не выдержала туманного климата и гнилого воздуха казематов. Надо отдать ей должное: на допросах она никого не обвиняла, никого не выдала, но и ни в чем не призналась. Хотя выкрутиться пыталась. Говорила, что всего лишь хотела узнать свое истинное происхождение, ибо получила в свое время три письма: от «деда» Петра I, «бабки» Екатерины I и «матушки» Елизаветы Петровны. Такие признания могли вызвать только смех, ведь ко времени рождения самозванки и Петр и Екатерина были давно мертвы и написать своей «внучке» никак не могли. Да и ушли они на тот свет, сокрушаясь, что внуков нет.

Вопреки всяким мифам, самозванку не пытали. Допрашивал лже-княжну канцлер Голицын, Екатерина же внимательно читала все материалы допросов. И оба они удивлялись, сколь «множество откровенной глупости в ее показаниях и частой путаницы» – видно, недруги России, подсказавшие ей план легкого обогащения на авантюрном пути к власти, немногое знали о реальной жизни далекой и могущественной страны.

Впрочем, ничего не знала о родине и настоящая Тараканова. Да и когда ее привезли в Ивановскую обитель, узнала немногое, ведь она оказалась не гостьей – пленницей.

Однако к этой новой пленнице Екатерина оказалась не столь жестока. По приказу императрицы Августу поместили на задворках монастыря в отдельный крошечный домик, окруженный высоченным забором. Правда, ее никуда не выпускали. Даже в церковь пленница ходила по особому коридору, наскоро сбитому из досок прямо на монастырском дворе. И в те часы в церкви никого не было, кроме священника. Никто из монахинь не видел ее лица. На пострижении ее не было никого, кроме доверенного священника и игуменьи монастыря. И ее новое имя – инокиня Досифея – монахини произносили шепотом. Ну а в клировых книгах Ивановской обители ее имя и вовсе не значилось – таинственной монахини как бы и не существовало.

Досифея приняла новую жизнь смиренно, не протестуя. Она-то понимала, что сам факт того, что она осталась в живых, – огромная удача. Оказалось, и в стенах монастыря можно жить. Досифее разрешили читать благочестивые книги, вышивать церковные покрывала, выращивать цветы для украшения алтаря на крошечной клумбе перед своим домиком, огороженным со всех сторон. Изредка ей даже удавалось перекинуться несколькими фразами с другими монашками. И те даже за столь краткие минуты общения полюбили ее. Сама же она частенько вспоминала потом предсказание цыганки: «Ничего не бойся и переживешь черноту». И действительно – пережила.

В 1796 году умерла Екатерина Великая, и путы таинственной пленницы ослабли. Инокине Досифее разрешили выходить на общие молитвы, беспрепятственно общаться с другими монахинями. Вот тогда-то она и рассказала им о своей прежней жизни. Стали приезжать к Досифее и гости из мира – высокопоставленные посетители. Начал навещать мудрую монахиню и митрополит Московский. Словом, еще при жизни кроткую Досифею признали почти святой. Когда же 4 февраля 1810 года она умерла в возрасте шестидесяти четырех лет, гроб отнесли в Новоспасский монастырь, что на Крутицком холме (ныне Крестьянская площадь, № 10), – родовую усыпальницу Романовых. Правда, похоронили только у ограды, но зато в присутствии членов царствующей семьи. И все вышло, как предсказывала цыганка: те, кто не признавали, склонили голову.

Новоспасский монастырь в начале ХХ в.

Похороны стали истинным признанием высокого родства старицы Досифеи с династией Романовых… Позже над могилой праведницы воздвигли часовню из белого камня, которая сохранилась и по сей день.

А в Ивановском монастыре стала являться еще одна легкая тень. Но видели ее только те инокини, которым требовалась поддержка кроткой и мудрой старицы Досифеи.

Вопль в ночи, или Кровавый прут душегубицы
Улицы Забелина и Кузнецкий Мост, № 20/6/9

Вотще! В огне своих страданий,

В кипеньи низменной крови

Они не ищут оправданий

И не нуждаются в любви

Игорь Северянин.

Афоризмы…

Что ж, встреча с призраками красавицы царицы Марии Шуйской и кроткой мученицы тайных интриг Досифеи не сулят ничего страшного. Чего не скажешь о еще одном известнейшем призраке Ивановской обители – призраке душегубицы Дарьи Салтыковой, кроваво знаменитой Салтычихи.

…Ночь на 7 октября 1768 года весь Ивановский монастырь провел в коленопреклоненной покаянной молитве. Ночная служба перешла в заутреню, та – в обедню. И только когда в три часа пополудни 7 октября несколько молоденьких монахинь упали в обморок от нервного истощения и непомерности молитв, служба закончилась. Всем велено было разойтись по своим кельям и носа не высовывать до особого распоряжения. Значит, опять ожидали приезда таинственной узницы. Божьи сестры, привычные к послушанию, конечно, сделали все, как приказывала матушка-игуменья, двери келий закрылись, общение сестер прекратилось. Но все равно уже на другой день произошедшее не удержалось в секрете. И сестры-монахини тайком шептались:

– В обитель привезли саму душегубицу! И спустили ее в земляной мешок!

Душегубицей вот уже шесть лет в Москве и окрестностях называли страшную помещицу Салтычиху. Конечно, было у нее и православное имя. В родительском доме была она Дарьей Николаевной Ивановой, в мужнином стала Салтыковой. Замуж вышла в двадцатилетнем возрасте в 1750 году. Род Ивановых слыл худородным – не богатым, не знатным. А вот Глеб Александрович Салтыков, ротмистр лейб-гвардии конного полка, принадлежал к одному из знатнейших и богатейших семейств России. Один из его родственников стал фаворитом будущей императрицы Екатерины II, по слухам, даже настоящим отцом первенца-наследника Екатерины – будущего императора Павла I. Не потому ли, овдовев через шесть лет после замужества, московская богачка-дворянка Дарья Салтыкова сочла, что ей все дозволено в этой жизни?

Она закатывала балы, сама пила-кутила, устраивала охоты в подмосковных имениях. Но в одночасье обнаружила, что, оказывается, даже ее дворовые девки подчас счастливее ее – у девок ведь мужья имеются, и спят они не в холодных кроватях, а у мужа под теплым бочком. А на саму Дарью даже на роскошных балах-охотах никто из мужчин не смотрит, а скоро и вообще ездить перестанут – она же неотвратимо стареет.

Вот с этого сексуального голода и начались чудачества московской дворянки. Сначала она била юных и красивых девок по щекам, отсылала на конюшню пороть кнутом замужних молодух. Потом этого показалось мало – Салтычиха стала собственноручно избивать несчастных женщин то утюгом, то поленом, то топором – и все до крови, а часто и до смерти. Вид крови распалял, и помещица приказывала подручным забивать жертву помедленнее. Сама она при этом закатывала глаза, кусала губы, а часто и вскрикивала, держась то за собственную грудь, то за женское место. И всем становилось видно – душегубица получала от пыточной крови жертвы истинное наслаждение.

И все это происходило в самом центре Москвы! Усадьба Салтыковой находилась на Кузнецком Мосту, начиная с того места, где он подходит к Лубянской площади, и кончая углом, где его пересекает Рождественка. Сейчас на том месте находятся строения № 20/6/9 по Кузнецкому Мосту (или по Рождественке, № 8/20/9, а по Пушечной улице № 9/20/6). А вот специальный пыточный домик, где Салтычиха получала свои удовольствия, находится как раз на том месте, где сейчас выход из метро «Кузнецкий Мост». Представляете, какая там энергетика? Недаром эскалатор этой станции – один из самых протяженных. Видно, метростроевцам инстинктивно хотелось зарыться поглубже от ужасов прошлой эпохи.

Правда, массовые убийства творила Кровавая Барыня (как прозвали Салтычиху) все же не в московской усадьбе, а в Троицком (сейчас это Троицкий парк в Теплом Стане). Весьма символично, что усадьба Салтычихи с левой (Лубянской) стороны примыкала как раз к бывшему пыточному приказу, преобразованному к XVII веку в Канцелярию тайных дел; в ХХ же веке на том же месте возникли строения Лубянки – НКВД СССР. А в Троицком Теплого Стана в ХХ веке прямо в усадьбе Салтычихи разместилось… опять же управление НКВД. Видно, во все века кровь – к крови…

Впрочем, и в жизни Дарьи Салтыковой случались просветы, когда она охладевала к садистским игрищам. В 1751 году в своем имении в Теплом Стане Кровавая Барыня познакомилась с молодым соседом-помещиком Николаем Андреевичем Тютчевым (будущим дедом знаменитого поэта Федора Тютчева) и стала его любовницей. В Москве Николай Андреевич жил в Трехсвятском переулке и был прихожанином храма Трех Святых на Кулишках (опять – Кулишки!) – опять же не столь далеко от Кузнецкого Моста. Так что помех для встреч не существовало. Однако Николай Андреевич отчего-то появлялся в доме Дарьи довольно редко. Видно, он чувствовал что-то ужасное в душе своей любовницы. Вот тогда-то и наступали снова черные дни для ее крепостных.

А однажды вообще наступил день «девятого вала» и навсегда накрыл Салтычиху непроницаемым покровом сатанинской злобы и ненависти: Тютчев заявил ей, что намерен прервать все отношения, поскольку женится, и по большой любви, на малоимущей, но кроткой девушке Пелагее Денисовне Панютиной. Говорят, несколько дней Дарья выла в пыточном сарае на Кузнецком Мосту. Не пила, не ела. Однако собралась с силами и приказала отслужить по Николаю и его невесте Пелагее… заупокойную мессу. Конечно, мало кто из священнослужителей отважился бы на такое богохульство – отпевать живых людей. Но у Салтычихи имелся собственный священник, служивший в сельце Троицком и подвизавшийся еще в какой-то церкви на Кулишках. Не злой ли гений того места подбивал попа на бесовские игры, когда он вместе с Салтычихой с воодушевлением смотрел, как та приказывала забивать до смерти или вспарывать животы беременным бабам?.. И не дьяволовыми ли игрищами бывало посещение Салтычихи крестьянских хибар в Троицком, когда она, выстроив в ряд детей, отсчитывала каждого шестого и приказывала священнику отпеть младенца, после чего бедное дитя бросали в кипяток?.. В конце концов, Бог же не дал Кровавой Барыне своих детей, чего же жить чужим-то?!

Тютчева она тоже решила не щадить. Сначала заманила Николая в один из сараев и приказала подпереть дверь поленом и спалить сарай. Пусть коварный любовник сгорит заживо! Но вышло непредвиденное: одна из крепостных девок, пожалев беднягу, выпустила его, открыв оконце. Девку, конечно, сгубили. Ну а в имение Панютиных, родителей Пелагеи, были посланы крепостные с наказом завалить дымоход, чтобы вся семья угорела насмерть. Но опять Салтычихе не повезло – крепостные не выполнили ее наказ. Они просто сбежали, спрятавшись от гнева барыни.

И в третий раз замысел Салтычихи не удался. Прознав, что молодые собираются поехать на медовый месяц в имение Николая в Брянской губернии, Кровавая душегубица послала верных крестьян, чтобы убить обидчиков в дороге под видом разбойников. Но кто-то известил Тютчевых. И нападавших скрутила почтовая охрана.

В доме Салтычихи началась воистину дьяволова жизнь. Отрываясь за неудачу с Тютчевыми, Салтычиха мучила крепостных. Она приказывала жечь на живых девках волосы, выжигать лобки. Потом изобрела и самое «лакомое»: приказав телохранителям-мужикам держать жертву по рукам и ногам, вырезала половые органы у мужчин и женщин. Кто-то же должен был ответить за ее унижение. Пусть не Тютчев с женой, но тогда другие мужчины и женщины!

Тютчев же в ужасе и ярости подал докладную записку Екатерине II. В тот, 1762, год она только что вступила на трон и лично разбирала жалобы. Выяснилось, что на Салтыкову в Тайный приказ поступило уже около двадцати слезных жалоб, да и на имя прежней императрицы Елизаветы Петровны они приходили. Екатерина обнаружила и две поданные лично на ее имя бумаги. Оказывается, беглые крепостные Салтычихи Савелий Мартынов и Николай Ильин сумели-таки добраться до Петербурга и подали челобитную, которая и попала новой властительнице прямо на стол.

Екатерина пришла в ужас от прочитанного. Она, вступив на российский престол, желала ввести гуманные порядки, переписывалась с учеными-энциклопедистами Европы – и вдруг такая кровавая азиатчина! И где – не в зачуханной провинции, а в центре Москвы!

Следствие началось немедленно, но длилось больше шести лет. Опросили сотни свидетелей. Выяснили о 139 загубленных жизнях, но доказать сумели только страшные убийства 30 крепостных. Каждый день следствию ставились палки в колеса, ведь род Салтыковых был влиятельнейшим, а у самой Дарьи имелись миллионы, которые она могла потратить на подкуп. Вот только фаворит Салтыков к тому времени уже давно не интересовал Екатерину II, так что государыня, невзирая на нажим Салтыковых, предпочла довести дело до суда.

Прочтя же все бумаги расследования, Екатерина долго мыла руки чуть не в кипятке, приговаривая:

– Это не женщина, не человек, это урод рода человеческого!

Суд в лице юрколлегии вынес «уроду» смертный приговор. Интересно, что Тайная канцелярия, рассматривающая дело, располагалась на Лубянке, практически… через забор с имением Салтыковой на Кузнецком Мосту. Так что при расследовании далеко ходить не надо было. Но…

Сенат, в котором было множество Салтыковых и их родственников-свойственников, заменил смертную казнь на «битие кнутом и 10 лет каторжного жития на поселении». Против Сената Екатерина не пошла, но вынесла свое решение: позорная «гражданско-сословная казнь» на Красной площади у позорного столба и пожизненное заключение без всякого права общения с кем бы то ни было. В переводе на современный язык это означало, что Кровавую Барыню привяжут к позорному столбу на Красной площади, сломают над ее головой шпагу, показывая, что она лишена дворянства, и заточат в монастырь.

И вот 7 октября 1768 года Салтычиху в холщовом саване привезли на Лобное место, привязали к позорному столбу, дали в руки зажженную свечу, а на шею повесили дощечку: «Мучительница и душегубица». Потом под одобрительное улюлюканье толпы над ней сломали шпагу. Казалось, вся Москва собралась в тот час на Красной площади. Люди сидели на крышах близлежащих домов, забирались на деревья. Стоящие ближе плевали в Кровавую Барыню, кричали бранные слова, проклинали, рыдали от жалости к ее загубленным жертвам. Крики и рыдания смешались в жутком гуле, но вдруг и его перекрыл дикий вопль – орала Салтычиха. Страшно, исступленно, но никак не покаянно.