Текст книги "Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек"

Автор книги: Елена Усачева

Соавторы: Мария Северская,Ирина Мазаева,Елена Габова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Садитесь.

Шумно сели.

А на экране, висящем на классной доске, уже мелькали кадры первого «В» класса одиннадцать лет назад. Малявки! Вот они, держась за руки, парами возвращаются с торжественной линейки в класс. Стриженые чубчики, а у Акима сзади хвостик. Маленький Кимка Зимин споткнулся, чем сейчас вызвал приступ хохота. Как трогательно!

Ника улыбнулась и повернулась посмотреть на Акима, чтобы сравнить: какой ей нравится больше – маленький Аким Зимин или большой? Оба хороши.

И снова перевела взгляд на экран.

Вот Тимофей Ганов так дернул за руку отставшую Надю Воробьеву, что она чуть не упала. Снова смех! А вон и Ника – тот же ободок поверх головы с кокетливым белым бантиком. Маленькая Ника закусила губу, а потом чему-то во весь рот улыбнулась. И все увидели, что у нее не хватает двух передних зубов. Новый приступ хохота!

– А сейчас-то Дымова зуба-астая! – произнес сквозь смех Папуас.

Кто-то умный, хороший сохранил фильм, снятый еще на видеокассету одиннадцать лет назад.

– Народ, кто киношку снимал? – громко спросил Тимофей.

– Мой папа! – повернулась к нему Саша Пеночкина.

– Дашь переписать?

– Конечно! Только лучше сразу на диск!

– А потом мне!

– И мне!– Пенка, принимай заказы! На билет в Москву заработаешь! В институт-то поедешь поступать? С каждого рви по тыще!Галина Евгеньевна оглянулась на погасший экран, провела рукой по седым старомодным кудряшкам и рассмеялась:

– Ну что, дорогие первоклассники! Начнем первый в жизни урок?

Ребята тоже рассмеялись. И в то же время все невольно сели пособранней, руки положили перед собой – одна на другую, изображая законопослушность далекой школьной жизни.

– А в самом деле, ребята, – добавила учительница, – урок-то у вас, увы, последний!

– Вот и хорошо! – выкрикнул Кед.

– Виктору надоела школа… – Галина Евгеньевна покачала головой. – Витя, а ты помнишь, когда за тобой приходила мама после уроков, как ты плакал – не хотел уходить домой?

– Правда, что ли? – спросил Витек. – Ничего себе! Ни за что не поверю!

– Да, дорогой. Вы любили школу, любили учиться. – Она помолчала, рука отделила тоненькую стопку тетрадок, другая рука поворошила получившийся веер, и тетрадки снова легли в общую стопу. – Что сказать вам сейчас?.. Гляжу я на вас, таких молодых и красивых, и сердце радуется. Много говорить нет смысла. Надеюсь, все в вашей жизни будет хорошо. Вы все найдете в ней свое место. А сейчас, Виля Вельс, ты у нас был старостой, раздай, пожалуйста, тетрадки с диктантами за четвертый класс.

– Диктанты за четвертый – ух, ты круто! – одобрил Митя Алешин.

– Да зачем они нужны? Что, работа над ошибками? – проныл Витек.Виля взял стопу тетрадок, которую протянула ему Галина Евгеньевна, и пошел по рядам.Ребята не стали разглядывать свои древние манускрипты, многие небрежно свернули тетради трубочкой.

– Жду в этом классе ваших деток, – сказала на прощание Галина Евгеньевна.

Она осталась там, в прошлом, а одиннадцатиклассники повалили по коридору дальше.

Заглянули в библиотеку. Тут их встретила лучезарная Надежда Борисовна. Тоже добрые пожелания. Столовая – та же история. Всех угостили пирожками с капустой – их школьный народец любил покупать чаще всего. Акиму выдали слоеный язык – он его выбирал.

– А-а, вот почему у Зимина язык подвешен! – предположил кто-то.

– Раньше не мог догадаться? – сказал Аким, уплетая слойку и стряхивая с пиджака крошки.

Спортивный зал с огромными, в полстены, зарешеченными окнами. Физрук Олег Иванович – как всегда, в синем спортивном костюме, только мяча под мышкой не хватает. На груди, как утиный клюв, красный свисток.

Олег Иванович вел уроки физкультуры до восьмого класса у всех выпускников, а в восьмом ребята разделились, и у девочек физкультуру стала преподавать Диана Дмитриевна.

– Ну что? Хотите побегать? – спросил Олег Иванович. – Давайте устроим эстафету с мячом. Прямо сейчас. Готовы?

– Не-ет, не готовы!

– Не хотим!

– Хватит, набегались.

– Ну и хорошо. Бегайте теперь по всему миру.

– О, это нам подходит!

– Да, парни, – вспомнил Олег Иванович. – Кто-то из вашего класса кеды забыл на последнем уроке.

– Я! Я забыл! – закричал Витек.

– Возьми в тренерской, Виктор.

– Да пусть у вас остаются. На память о Кетыче.

– Кеды от Кеда, – сострил Кимка, – под стекло их, в витрину!

– Вилька, собери ты тетради обратно, мешают! – попросил Тимошка. – И в класс оттащи. Как старосту тебя прошу!

– Ганов, как староста я это тебе поручаю, – ответил Виля и первый протянул Тимошке тетрадку с диктантом.

– Так и знал, что инициатива наказуема. – Нагруженный тетрадями Тимошка, сокрушенно вздохнув, понес их в класс.Остальные вернулись в актовый зал, где началась раздача «слонов» – аттестатов.Аттестат!

Первый документ в их жизни, по которому будут судить, какие они и на что годятся.

Сначала пригласили на сцену медалистов. Им – особая честь и слава. Странно, если бы это было не так. Елизавета Трофимовна попросила их выйти на сцену вместе с родителями. «Гордые, как индюки. И они, и родители», – думала Ника. Да нет, она понимала и разделяла чувства родителей – законно же гордятся своими отпрысками! Дмитрий Николаевич и Ольга Павловна Размановы ведь не знают, что их сыночек Вадька подлый. Думают: какой молодец!

А он вовсе даже не молодец, этот Вадичек из их класса. Он сидел за одной партой с Викой Тирановой. И даже дружил с ней. Во всяком случае, они всюду вместе ходили. И вот однажды Вадька потерял кучу денег, которую он зачем-то притащил в школу. И не придумал ничего лучшего, как свалить это на Вику. На девушку, с которой дружил, с которой они вместе учили уроки и катались на коньках. Вика клялась и божилась, что не видела никаких денег.

– Куда же они делись? – зло кривился Вадька. – Никто не знал, кроме тебя, что у меня с собой десять тысяч.

– А зачем ты такие деньги в школу таскаешь? – спрашивала классная Лилия, которую поставили в известность о пропаже.

– Ну мало ли. Я же не в школе их буду тратить.

Он добился того, что Вика заплакала и выбежала из класса.

А что оказалось? Оказалось, что пенал, куда этот олух умудрился запихать свою «капусту», просто завалился за батарею. После уроков дежурные убирали класс и нашли. Вадька даже не извинился перед Викой! Разве его родители об этом знали?

А за других – Олега Ивайловского и Веру Малышеву из одиннадцатого «А» – Ника искренне радовалась. Золотые ребята.

Ее близкие тоже золотые – папа с Елисейкой пожаловали. Ника увидела, что они входят в зал, и помахала им рукой: «Я тут!» Елисейка у папы на руках, в своей неизменной голубенькой бейсболке. Папа нарядился – в костюме с галстуком, прикид как у выпускника. Он, папа, кстати, очень молодо выглядит! Еще спутают с выпускником, медаль выдадут!

– А мама твоя где? – спросила Наташа, которая тоже увидела папу с Елисейкой. Подруги в зале рядом сидели. Аким – на два ряда впереди, Ника видела его ухо.

– Она в Эмиратах.

– В Эмиратах? По турпутевке, что ли?

– Ну да.

– Ничего себе, твоя мама дает! А когда уехала?

– До экзаменов, на две недели.

– Ничего себе! – осуждающе повторила Наташа.

– Горящая путевка, Нат, прими к сведению.

– Да хоть бы сто раз горящая! Моя бы ни за что не уехала.

– Я не в обиде, Наташ, прикинь. Так что ты тоже на мою маму не обижайся.

– Да мне-то что? – Наташка пожала плечами и вновь уставилась на сцену. Она Нику жалела, не видно, что ли! Во время ЕГЭ многие родители ждали детей за дверью, болели-переживали, чаи готовили с бутербродами, а мама Вероники в это время на песочке нежилась. Может, на песочке-то она и правда лежала, но вот что переживала за Нику, она в этом уверена.

Наташкины родные все тут были. И даже бабушка пришла. Ника бы тоже могла бабушку пригласить, просто не догадалась. Нет, лучше бы у бабушки Елисейку оставить. А то папе приходится тут с ним нянчиться. Не подсказала, Ворона… А впрочем, бабушка, наверно, в деревне, помидоры сажает.Но если бы Ника ей позвонила, она бы с удовольствием приехала.После медалистов стали вызывать ребят, получающих похвальную грамоту. Ника удивилась, когда услышала свою фамилию. Елизавета Трофимовна вручила ей похвальную грамоту за особые заслуги в изучении биологии. Очень кстати! В университет просили направлять что-либо подтверждающее любовь к выбранному предмету. Ника пошлет туда эту грамоту вместе с результатами ЕГЭ и аттестатом. Геля получила такую же грамоту за успехи в литературе. Акиму вручили благодарственное письмо за участие в школьных спортивных соревнованиях.

Раздача «слонов» всех утомила. Было довольно скучно. Каждый вызванный выпускник поднимался на сцену, директриса жала ему руку, вручала аттестат, который загадочным образом выныривал сбоку из-за кулис из чьей-то протянутой руки, и выпускник благополучно отправлялся на место под бравурные звуки туша. Девчонкам было интересно рассматривать на сцене наряды ровесниц, парней в строгих костюмах, превративших их во взрослых мужчин. А парни откровенно скучали и не скрывали зевков. А уж такому маленькому человечку, как Елисейка, раздача аттестатов и вовсе ни к чему. Папа отпустил его с колен на волю, и малыш бродил где вздумается. Да и сам папа куда-то испарился, наверное, на улицу покурить вышел.

Скоро заблудший братик выбрался на сцену из плотных кулис. Вышел, брякнулся на мягкую попу (там у него памперс), поднялся, отряхнул ладошки и давай озираться по сторонам. Гремел очередной раз туш, и директриса не услышала посторонних звуков. Не обращая внимания на многолюдный зал, малыш в голубенькой кепочке смело направился к плюшевому медведю, который для создания уюта сидел на стуле у сцены. Шел двухлетний Елисейка на крепких толстеньких ножках, весь устремленный вперед, выставив руки назад, подобно крыльям пингвина, да еще и ладошками помахивал, и выглядел прелестно, как все неуклюжие малыши. На него невозможно было смотреть без умиления. Зрители оживились, послышались смешки. Елизавета Трофимовна приняла это на свой счет. Поправила воротник блузки, пощупала на плечах газовый шарфик – не упал ли. Все было в порядке, а смех усиливался. Пока Елизавета Трофимовна охорашивалась, загадочная рука протянула из темных кулис очередной аттестат. Глазастый Елисейка как раз направлялся в эту сторону. Он и взял его, раз дают. А директриса, увидев перед собой чудное явление, чуть в обморок не упала.

Зал громко веселился! Одна Ника не смеялась, а сидела с пунцовым лицом, не зная, что предпринять.

Лицо Елизаветы Трофимовны покрылось красными пятнами. Но она – молодец, нашлась что сказать:

– Это наш будущий первоклассник? А родители у него есть?

Есть! Где папка, шут бы его побрал! Ника привстала в кресле, озираясь по сторонам в поисках отца. Не нашла, и поняла, что за братом придется выходить на сцену.

Ругая про себя папу, кусая губы, Ника стала выбираться в проход.

Опять позорится! И Аким видит!

Пунцовая, как роза, которую ей вручили вместе с грамотой, Ника протиснулась через ноги сидящих и понеслась к сцене. Торопясь, наступила на подол длинного платья, запнулась и чуть не упала. Зал хором выдохнул: «Ох!» – все следили за тоненькой девушкой и обрадовались, когда она удержалась на ногах. Ника, чуть не плача от обиды на папу, на свое платье, ринулась дальше. Но ее опередили. Аким раньше ее выскочил на сцену, сгреб Елисейку в охапку и метнулся назад.

– Аким! – посетовала Елизавета Трофимовна. – Следи за братишкой получше!

Ой, какое Акиму спасибо большое!

Ника, красная от стыда, вернулась на место. Порядок был восстановлен. И люди в зале проснулись – Елисейка всех разбудил!

Ника чувствовала себя ужасно. Именно ее братец помешал торжественной, хотя и затянувшейся процедуре. И еще – она наступила на платье. Чуть не свалилась, Ворона! Вот бы было! Черт бы побрал это платье! Зачем они его с мамой купили? Она помнила, как они его покупали. На улице дождь лил как сумасшедший. За окнами магазина был, казалось, всемирный потоп.

Платье ей сразу понравилось. Когда Ника его примеряла и смотрела в зеркало – оно в магазине во всю стену, – она откровенно любовалась собой. Впервые в жизни! В зеркале ничего так себе была девушка.

– Ты в этом платье совсем взрослая, – удовлетворенно произнесла мама. – Ты так в этом году похорошела, девочка моя.

Насчет «взрослости» Ника была согласна. Насчет «похорошела» – не поверила. Пожала плечами. Так, наверное, все мамы дочкам-выпускницам говорят. Мама купила платье и уехала по турпутевке в Дубай. Правда, она спросила у Ники разрешения. Прямо там же, у зеркала, глядя не на Нику, а на себя:

– Ты меня пустишь в Эмираты? Я понимаю – у тебя экзамены и выпускной, но путевка подворачивается дешевая, мне жаль упускать такой шанс.

– Езжай, – разрешила Ника, – ты мне на ЕГЭ все равно не поможешь.

– Конечно, – обрадовалась мама, – телефон есть – сообщишь, сколько баллов. Хоть отдохну от ненормальной семейки.

Ненормальная семейка – это Кетовы с четвертого этажа. Мать, отец, маленький колясочный ребенок и семнадцатитилетний Кед. Судя по набору, семья нормальная – полная, как принято говорить. Но по способу жизни сумасшедшая. Кетовы оживают ночью. Часиков в одиннадцать начинает орать грудничок. Муж и жена выходят прогуляться. Не с ребенком, а сами по себе. Может, они бегают успокаивать нервы, которые им портил младенец. То один, то другой. По очереди. А может, только глава семейства бегает – Ника не знала, она могла только предполагать. У Кетовых в квартире входная железная дверь. И вот они этой дверью – бац! – по ночной тишине. И многие просыпаются. В том числе и Никина мама. У нее вообще потрясающий слух. Нике кажется, мама слышит, как снег падает на землю или как жуки по травинкам ползают. А тут железо в ночи! И шаги по лестнице. Семейка почему-то не пользуется лифтом. Ну, если ночью на лифте ехать – тоже мало не покажется, мама его замечательно слышит. И бедная мама ночами не спит, засыпает вместе с этими полуночниками, часа в три утра. Конечно, не высыпается. И от этого становится раздражительной. Папуасы, живущие прямо над семейкой, тоже мучаются, да еще посильнее. С Кетовыми говорили. У них один ответ: «У нас маленький ребенок. Он ночами не спит. Что ж, нам его выкинуть?» И катают этого ребенка на коляске. Туда-сюда, туда-сюда. Соседи на третьем жалуются, что коляска ездит по их головам. Они тоже не спят. И все мечтают, чтобы этот адский младенец поскорей вырос, просто ждут не дождутся. Вот эту семейку имела в виду мама.

Ника спрашивала у Витька, что у них ночами происходит.

– Ругаются друг с другом, – Кед криво ухмылялся, – и еще мелкий не спит.

– Может, Димка потому и не спит, что родители шумят?

– А кто их знает? Может, и так.

– А как же ты спишь? – удивлялась Ника.

– Так вот и сплю, – отвечал Витек. – Привык, Дымова. И ты бы привыкла, когда скандалы – обычное дело.…Отдохнет мама в Эмиратах, а потом все продолжится. Надо бы эту семейку в Эмираты отправить… Да не на неделю, а навсегда. Кеда только можно оставить, он не мешает. Нике его жалко. В той семейке он один нормальный. Да и то – слегка. Не верить в любовь – это нормально?После «раздачи слонов» начался концерт. В последний раз выпускники показывали школе свои способности.

Два человека из 11-го «В» не остались на концерт. Медалиста Вадима родители увезли в ресторан отмечать его первое в жизни «золото». Вместе с родителями уехал с вечера и Виля Вельс.

11-й «В» только сегодня узнал, что через два дня Вельсы навсегда покидают Россию и переезжают в Германию. Сам Виля знал об этом давным-давно, но почему-то не считал нужным сообщать одноклассникам. Всем стала понятна отстраненность Вильгельма от всех классных дел. И тетрадь с четвероклассным диктантом Вельс оставил на столе в классе. И шарик его беспомощно тыкался в потолок.Бедная Катя! Может, она и не была виновата в том, что Виля перестал приглашать ее в кафе. Он узнал, что покидает Россию, и мысленно нажал на Delete всего, что связано с ней. А значит, и с Катей.Выплыли на сцену девчонки 11-го «В». Все, кроме одной. Кроме Ники. Ее тоже звали участвовать в номере, но она заартачилась: петь не умеет, да и вообще ничего не умеет.

– Никто не умеет, – уговаривала Наташа, – продемонстрируем солидарность! Давай, ты что? – и тянула подругу за руку.

– Нет. Нет и нет, – твердила Ника.

– Да не уговаривайте вы ее, – сказала Катя, скривив хорошенький ротик. – Покапризничать захотелось ребенку – не ясно, что ли?

И вот сейчас, глядя на одноклассниц, Ника чуть не расплакалась. Так ей хотелось быть тоже там, на сцене, среди своих.Девчонки вольно расселись на стульях – кто где, как в гостях у задушевной подруги. И пели так, словно песня застала врасплох: услышали музыку и запели по зову души. Геля – руку положила на спинку стула, Лада – сложила руки на груди, Саша с Надей сидели обнявшись, Катя глядела вдаль, у Наташи в руках был плюшевый мишка, тот, который для уюта на сцене сидел.К уху Ники склонился Толик Корабликов из одиннадцатого «Б», сидящий сзади.

– А ты почему тут? – спросил Кораблик. – Почему не поешь?

– Горло болит, – соврала Ника, горько усмехнувшись.

Да потому что она Ворона! Белая ворона. Хочет со всеми петь – и отказывается. Хочет, чтобы Зимин на нее смотрел, – а сама отводит глаза. Хочет, чтобы мама во время экзаменов была рядом, – говорит «уезжай».

На нее оглянулся Аким. Он сидел на два ряда впереди, с Елисейкой на коленях. Тоже, наверное, удивляется, почему Ника не на сцене. Вроде не безголосая. А Нике хотелось заполучить к себе Елисейку. Брат только пять минуточек посидел спокойно, потом стал дергаться, теребить Кимкины уши – почему-то Елисейка любил у всех уши трогать. Аким прилагал тонну усилий, чтобы удерживать на месте маленького непоседу. Нике было неудобно, что Зимин возится с ее братишкой. Надо Елисейку к себе забрать, но это ведь опять выбираться из середины ряда, а вдруг она снова споткнется на виду у всех… В этом платье она такая неуклюжая! Зря они купили длинное. Все девчонки пришли в коротких, все ножками хвастаются, все порхают туда-сюда. А она бродит, как привидение из девятнадцатого века.

Зазвучала песня. Ника ее не раз слышала, когда девочки репетировали. И выучила все слова. И сейчас внутри себя повторяла их вместе с одноклассницами:

Кораблик «детства»

Уплывает в детство.

Белые большие

Трубы скошены назад.

Дайте наглядеться,

На прощанье наглядеться,

Дайте мне наслушаться,

Как они гудят…

От песни защемило в груди. Снова захотелось плакать. Застеклило глаза, в них погорячело, хорошо, что беленький носовой платок всегда с собой у нее. Закончились школьные годы. Жалко их. Ах, как жалко! Вот и на сцене загрустили девчонки. А Эля Устинова вдруг разревелась. Вскочила со стула, сбежала со сцены, выскочила в коридор… Все подумали, что так и нужно, что это по сценарию. Но Ника знала – нет, это спонтанно. И на уроках с тихой Элькой случалось: вдруг заплачет и выскочит из класса… Ника спрашивала ее на перемене: «Что случилось?» «Ничего», – отвечала Элька, уже улыбаясь. Затихла песня, ушли со сцены – не торопясь, спускаясь по ступенькам по одной, – девчонки. Ушли, растворились в зале, как будто в будущем. На сцене осталась Геля Титова. Обняла мишку, которого Наташа передала ей, и прочитала стихи. Свои стихи. Геля их с десяти лет сочиняла.

Пятнадцать лет, шестнадцать лет,

Какие годы роковые.

И не спасут от разных бед

Родных глаза сторожевые.

Пятнадцать лет, шестнадцать лет,

И смех и боль, и грусть и радость…

Святая первая любовь

На эти годы доставалась.

В начале жизни жизнь сама

Бросала нас на дно измены.

Но как былинка ты вставал

И ждал от жизни перемены.

И шум дождя, и луч звезды

Будил в нас смутную тревогу.

Нам говорят, жизнь впереди.

А мы уже давно в дороге…

И снова они в родном классе. Объявили перерыв на пятнадцать минут перед дискотекой и банкетом.

– Ходим-бродим, – ворчал Кед, – в самом деле экскурсия. Когда главное-то начнется?

– Ты имеешь в виду дискач? – спросил Папуас.

– Я имею в виду шампанское, если нельзя покрепче! Ох, как же мне это стойло надоело! – с этими словами Кед ввалился в класс.

Вот это уже точно последний сбор. Больше в таком составе они никогда не соберутся. Никогда не говори «никогда»? Но ведь верно же! Одноклассники будут приезжать на встречи выпускников через год, через пять, через десять лет, но ведь не все. В разные годы – разные взрослые солидные люди. Кто-то толстый, кто-то тоненький… Кто-то бедный, кто-то богатый. Кого-то в Америку занесет, а кто-то на всю жизнь останется в родном городке. А всем составом уже никогда . Впрочем, и сейчас 11-й «В» уже не полный – Вадим и Вильгельм отчалили от школьного берега.

Расселись как-то странно. Классная Лилия села на стул в третьей колонке ногами в проход. Перед ней на столе – букет белых хризантем, который подарили ей признательные за дочку родители Наташи Кругловой. Наташа не отличница, она просто хорошая. Спокойный характер, на лице вечная доброжелательность. Ника удивлялась: как ей удается никогда не злиться? Родители думали, что это школа воспитала ее такой доброй, и благодарили классную. А классная Лилия родителей благодарила за хорошую ученицу.

Это так здорово, что последние три года Ника сидела с Наташей!

И классной своей Ника тоже была довольна.

Лилия Игнатьевна преподавала историю. Но она была близка ребятам больше даже не как преподаватель, а как товарищ. На всех вечерах и дискотеках – вместе с ними. Даже когда все учителя пили чаек, отделившись от учеников, классная Лилия не отделялась. Даже когда старшеклассникам хотелось, чтобы она ушла, она этого не замечала и оставалась с классом. Не для того, чтобы «присматривать», нет, ей хотелось с ними слиться, ей хотелось к ним в друзья. Она этого почти добилась!

Все вокруг учительницы расселись, некоторые – на столах, рядышком. Не урок же… Урокам конец! Девчонки тушь на ресницах подновляли, кто-то шариками баловался, как Елисейка. Карапуз перебегал от шарика к шарику и тискал те, до которых мог дотянуться. И пыхтел и надувал щеки, словно сам хотел превратиться в воздушный шар.

– Уже все знают, куда будут поступать? Отправили заявления в институты? – спросила классная, нюхая цветок. – Ох, люблю, как хризантемы пахнут!

Краткие ответы вразнобой: «Да», «Нет», «Да», «Нет».

– Поросята мои, только не огорчайтесь, если у кого-то не получится с институтом, – сказала классная. – Высшее образование – не главное в жизни. Иногда хороший рабочий важнее инженера. Смотрели же фильм «Москва слезам не верит». Помните Гошу? Без него ни один инженер не мог обойтись.

Аким помнил! Он смотрел.

– А по-вашему – что главное в жизни? – спросила Лада.

– Главное? – Лилия Игнатьевна помолчала, потеребила лепестки цветка, усиливая запах. – Может быть, знать, что вы от жизни хотите? – и сказала задорно: – Вот, Тимофей нам скажет про это!

– Что? – отозвался Тимошка. Чьей-то помадой он рисовал рожицу на окне.

– Ты что делаешь? – к нему подскочила Катя и отняла помаду. – Ты же мне помаду испортил. Все, гони десять баксов, дуралей!

– Пардон, Стрекалова. Сказать, что я хочу от жизни? Скажу! – Тимошка засмеялся. – Хочу, чтобы жизнь взяла меня за волосы и мордой – в счастье!

Народ одобрил, смеясь.

– Все этого хотят! – пробасил Митя Алешин.

– И я этого хочу для вас, поросята мои. – Классная Лилия решительно двинула букет в сторону от себя. – И вам счастья, и себе счастья, и маленькому братику Вероники – счастья с большой буквы. И еще – пусть вам все-все удается!За дверью раздалась песня:Когда уйдем со школьного двора

Под звуки нестареющего вальса,

Учитель нас проводит до угла… [9]

И смолкла. Дверь распахнулась. Вихрастый мальчишка-первоклассник нарисовался на пороге 11-го «В» и громко продекламировал:

Поступила телеграмма

От гиппопотама:

Он выпускников позвал

На прощальный школьный бал!

Малыш засмущался и убежал.

– Ну наконец-то, дискач! – воскликнул Кед, и все потянулись к выходу.

– А тебе-то зачем дискотека? – удивился Аким. – Ты же не танцуешь? Девушек не любишь, у тебя же сайт в компе: «Любви нет. Точка. Ру».

– На сайте? Каком сайте? Слышь, Зимка, у меня нет сайта.

– Нет? Значит, сделаешь.

– Да не нужен мне сайт!

– А дискач нужен?

Кетов, опередив всех, поскакал по лестнице в зал, где по краям стояли накрытые столы, а в середине был танцпол.

По дороге в зал Аким взял Нику за свободную руку. Другая уже была захвачена Елисейкой. Ника покраснела и тихонечко освободила свою руку из плена Кимкиной. Что это он вдруг – ни с того ни с сего? Аким отстал метра на два, не выпуская Нику из поля зрения. Широко шагнул и снова взял ее ладонь. И крепко сжал.

– Слушай, – сказал он, засмеявшись, – какой удалец твой братец. Лично я восхищался!

Ника покраснела. Хорошо ему говорить. А ей за Елисейку, нарушителя спокойствия, было стыдно.

– Клево смотритесь, – взглянул на троицу Тимофей Ганов и прищелкнул языком, – образцовая молодая семья.

Ника с Акимом переглянулись. Обоим стало приятно сравнение. Но рука Ники снова пошевелилась в Кимкиной ладони, желая сбежать. Не дали – Аким крепко держал. И так вдруг Никиной руке хорошо стало в руке парня, тепло и надежно. Девичья рука успокоилась, замерла.

– Правда? Ты так думаешь? Мы – семья? – задорно спросил Аким Тимошку и в упор посмотрел на Нику. – В таком случае ты – первый, кого я приглашаю на нашу свадьбу.

«Вот ненормальный», – ахнула про себя Ника и нахмурилась. Рука опять попыталась сбежать. А зачем он так? Это же неправда! Он смеется, наверно, над ней!

– Народ! У нас свадьба скоро! – заорал Тимофей, повернувшись к классу.

Ника покраснела, и ее рука вырвалась-таки на свободу.

Да что такое! Зимин просто ловец руки сегодня. Снова поймал.

– Я не совсем шучу, – прошептал, наклонившись к Никиному уху. – Я шучу, но я хочу, чтобы так было! – Он перегнулся через Нику и пощекотал Елисейку: – Утю-тю, тигренок!

Елисейке понравилось, он засмеялся. А потом громко зевнул. Малыш хотел спать. Хорошо, что еще не капризничал. Но скоро начнет. Если папа не объявится в ближайшие минуты, Нике придется уходить с братом домой.

Ника снова отняла руку. Кимка снова взял. И победил.

Все девчонки смотрели на них. Наташка, Геля, Вика – доброжелательно. Некоторые отводили взгляды, и Ника чувствовала: эти завидовали.

Сейчас Зимин и правда думал, что их свадьба не за горами. Что, женатики не учатся в институтах разве? А Ника плохая жена разве? Вон как заботится о младшем брате!

На лестнице семья Дымовых воссоединилась.

– А я вас ищу! – радостно объявил отец Ники детям. – Ах ты мой киндереныш золотой! – Он опустился перед Елисейкой на корточки и обнял его, оторвав от Ники. – Пошли домой, барабашка, не будем мешать сестрице веселиться.

– Бала… башка, – повторил Елисейка смешное слово, снова зевнул, глазки потер кулачками.

– Ты где был? – спросила Ника строгим учительским тоном.

– Встретил одноклассника, представляешь, дочь? Он сына провожает из школы. Сели, поговорили, молодость вспомнили.

– А про своего сына ты, значит, забыл?

– Я же видел, что он с нянькой, – кивнул отец на Кимку, – и успокоился.

– Чего это он нянька? – Ника стрельнула в Зимина нарочито сердитым взглядом, и он дернул плечами, как бы говоря, что он ни при чем. – Вот расскажу про тебя маме!

– Вот этого не надо. – Отец шутливо-угрожающе посмотрел на дочь и погрозил ей пальцем.

Так Ника и оставила папу с Елисейкой на руках.

– Балабашка, балабашка, – повторил брат понравившееся ему словечко и подергал папу за растрепанные волосы. Потер кулачками глаза и захныкал.Ника засмеялась, и Кимка подумал о том, как ей идет смех и улыбка. А Ника опять отняла руку. Хотя уже не хотелось освобождаться. Но Ника поймала злой взгляд Кати, зафиксированный на замке их рук. Ника видела, как уезжал Виля Вельс: помахал классу рукой. Катю не то что не обнял, даже не подошел к ней отдельно от всех, не посмотрел на нее. А все же знали, что они были парой. Катя ничего от подруг не скрывала. А он так холодно… хоть бы взглядом согрел… Нике было искренне жаль Стрекалову.Когда разлили в бокалы шампанское и подняли их дружно, сами шумно поднявшись, и когда зазвенели бокалы друг о дружку, и когда Елизавета провозгласила: «С окончанием школы, друзья!» – вдруг чудно запела флейта. Ее дивный голос говорил о мечте, о будущей длинной-предлинной жизни, о волшебных рассветах над морем, над городом, над горами – над планетой Земля, по которой теперь шагать ребятам без учительского присмотра, да и без родительского тоже, потому что почти все собирались разъезжаться. Идти молодым в одиночку – сильным и слабым, высоким и низким, худым и толстым, и неизвестно, кто достигнет вершин, а кто остановится у подножья.

И началась наконец дискотека.

Ее открыли «бэшки» – Василий Дьяченко и Таня Кулимова. Заиграл вальс, и пара вышла на середину зала. Вася – в черном костюме и Таня – в красном платье со шлейфом и со стразами. Ребята были таким красивыми, что Ника подумала: вот быть бы такой, как Таня: легкой воздушной, прекрасной – и ничего ей больше не надо, даже счастья. И тут же вспомнила, что в обычной жизни Таня Кулимова – так себе, далеко не красавица, у нее зубы выступают вперед и веснушек на лице «вельми обильно». Но сейчас, во время танца, это была самая прекрасная девушка в мире, в которую влюбиться – раз плюнуть.

Василий и Таня занимались бальными танцами с четырех, кажется, лет, поэтому их вальс был совершенен. Ими все любовались… Со второго круга к ним подключились Алена Самойлова с Димой Коротковым. Вот уже в зале две прекрасные пары… А потом на танцпол вышли все, кто хотел. Вот и Аким Зимин плывет в танце с Кирой Ракитиной.

Ника смотрела и не верила глазам. Что? Кимка – с Ракитиной?

Пусть! Он может приглашать кого угодно! Но почему же тогда он оказывает знаки внимания ей, Нике? Смотрит на нее, как преданная собака, берет за руку, посылает эсэмэски? Приглашает покататься на своем драндулете? Она, глупая, возомнила, что ему нравится. Ника закусила губу и чуть не расплакалась. Да разве она может кому-то нравиться? Она же Ворона! Много хочет!

Девушка отошла к подоконнику и отвернулась к окну. Она так надеялась, что на первый танец Аким пригласит ее. Конечно, она бы отказалась, она не умеет вальс танцевать, но ведь он этого не знает. Эх! За окном, на ветке березы, сидел воробей, бесстрастно и строго смотрел на нее блестящей точкой-глазком. Везет ей на птичек. Они везде, куда она ни посмотрит. Быть ей орнитологом. Воробьишка поводил крошечной головкой, клюнул что-то с березового листа и улетел.

– Вероника! Прошу вас! – раздалось за спиной девушки.

Она даже не повернулась на знакомый голос.

– Ника, эй! – Зимин взял ее за плечи и повернул к себе. – Я приглашаю вас на медляк, девушка. – Он церемонно поклонился и шаркнул ногой.