Текст книги "Закон популярности"

Автор книги: Елена Усачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Нет, ну чего они себе возомнили? Думают, проживут без него? А вот ни фига подобного! Сдохнут.

Нет, эта толпа не сама решилась на такой шаг. Их подговорили. Кто-то знал заранее, что придет психологиня и проведет тест. Знать мог Гребешков. У его папани денег до фига, он кого угодно купит. Хоть Червякова, хоть всю школу. Все сходится. Гребешков заранее знает про тест, договаривается, что все пишут его – и вот уже Юрка первый парень на селе. Гагарин, блин, недобитый. То-то он так победно на него смотрел, ручку Ксюхе дал. Типа благородный. Да у него благородства – кулек с дыркой. А эта дура Рязанкина купилась, ручку взяла, провожать его за собой потащила. Дешевка!

В том, что большинство в классе за него, Андрюха не сомневался. Он был яркой личностью, его нельзя было не любить. Да он кого угодно заставит вокруг себя на цыпочках ходить. Стоит только свистнуть, и все девчонки приползут к нему на коленях. Как же не вовремя-то Рязанкина на него обиделась. Сейчас бы она была как нельзя кстати!

Дома Васильев прямо в ботинках прошел в свою комнату и упал на кровать. Ему было обидно, что с ним так поступили. Подумаешь, пару раз лопухнулся, погнал волну, переборщил. С кем не бывает! Люди не ангелы, все ошибаются! И тут вдруг весь класс решил объявить ему бойкот.

Эх, жаль, он порвал бумажку и не посмотрел, какие результаты у других. Он не один должен был быть в позиции изолируемого. Туда вполне могли попасть еще полкласса. Кому нужна эта малахольная Смолова или ненормальная Маканина? А дебил Когтев? А недалекий Ротов? Да та же самая Рязанкина? Ее же все ненавидят. Она к нему прилипла, чтобы хоть немного побыть на виду, погреться в лучах его славы.

Нет, нет, все не так. Это просто начало четверти, и все немного забыли, кто такой Андрюха Васильев и что без него они никуда!

Кто первым сказал, что новогоднюю вечеринку надо делать закрытой и не звать всякий сброд? Он. Кто с самого начала говорил, что Гараеву надо гнать подальше от Павла? Он. Не послушались? Получайте. Теперь мамаша Быковского носится по школе и требует черт знает что.

Васильев резко сел на кровати!

Не могло так получиться, чтобы про него забыли. Лажу гонит психологиня. С ключом обманула, и здесь фуфло подсунула. А он-то никак не мог понять, почему она так настойчиво требует, чтобы Васильев пришел к ней и был при этом один. Это же ясно, как день. Если с ним придет хоть кто-нибудь, он тут же раскусит ее с Червяковым маневр. Наверняка в каждом втором листочке фамилия Васильева была. Эх, жаль, он не посмотрел сами листочки, можно было бы сейчас голову над этим не ломать. Это математик все подстроил. Ему давно уже мозолит глаза Андрюхина власть над классом.

Ну что же, он ему устроит веселую жизнь.

Васильев скинул ботинки, забросил в угол куртку и щелкнул по клавише включения на компьютере. Другой рукой он с пульта включил музыкальный центр, и квартира утонула в навалившемся на нее грохоте.

Привычная музыка создала вокруг Васильева защитный кокон. Он почти не слышал слов и не улавливал мотива, вперед вырывались ударные и басы, заглушая все остальное. Но именно за этой звуковой завесой ему было хорошо. Громыхание, словно толстые стены, защищало его от внешнего мира со всеми этими психологами и математиками.

Экран компьютера замигал, выкидывая из своих недр таблицу загрузки файлов, затрещали, просасываясь, килобайты информации.

Пока компьютер размышлял о своей тяжелой доле, Васильев сходил на кухню, подцепил на вилку со сковородки котлету, отломил половину батона и, прихватив под мышку начатую бутылку газировки, вернулся в комнату.

Он зашел в свой блог, пробежался по страницам френдмейнов, прошерстил все новостные полосы, посмотрел, кто сидит в чартовой десятке музыкальных исполнителей, написал пару писем, скачал присланный непонятно кем дубовый музон то ли начинающего, то ли умирающего певца.

Когда с работы пришел дядька, Васильева для этого мира не существовало. Впрочем, как и самого мира для Васильева.

Глава четвертая
Широка страна моя родная…

Жизнь – очередь за смертью. Дурак тот, кто лезет без очереди.

Мудрость

Кабинет географии находился в тупике третьего этажа, и в нем все время было холодно. Даже цветы на подоконниках не приживались. Несколько раз биологичка Нинель Михайловна пыталась «облагородить» дружественный кабинет, но все эти герани и гортензии быстро чахли, не в силах отпраздновать даже месяца своего переселения.

Под стать кабинету была и его хозяйка – Кира Валерьевна, высокая, красивая и равнодушно-холодная ко всему. Несмотря на все свои достоинства, ее нельзя было назвать красавицей. С ее губ не сходила презрительная гримаса, сильно портившая симпатичное в общем-то лицо. За свое непробиваемое спокойствие и прохладное отношение к школьной жизни ученики дали ей неблагозвучную кличку Холодильник, изредка сменяемую на менее обидную – Снежная Королева.

Первые два урока Васильев проспал и попал в школу как раз на географию, где и решил проверить догадку о своем влиянии на класс.

– Освободили первые парты, – резко произнесла Холодильник, раскладывая на столы листочки. – Писать самостоятельную идут… – Она вернулась к журналу и стала водить по списку учеников длинным красным ногтем. У нее было принято в начале урока устраивать артобстрел, на «линию фронта», то есть на первые парты, вызывать трех-четырех человек писать самостоятельную.

После вчерашнего ночного общения с компьютером чувствовал Андрюха себя немного оглушенным. Он как-то невероятно долго соображал, что от него хочет Холодильник, а когда уже собрался вставать, его нагнал резкий голос:

– Васильев, оставайся на месте, раз никуда не ушел.

– Э, а чего это сразу самостоятельная? – загудел, как всегда недовольный, Когтев. – Четверть только началась.

– Когтев, и ты иди сюда, – поставила очередную точку в журнале Кира Валерьевна. – Будешь возмущаться в письменном виде. Задание. Перечислите основные экономические регионы России.

Андрюха почесал затылок и крутанул перед собой ручку. Конечно, никаких регионов в его голове с прошлого года не осталось. Поэтому он быстро написал несколько известных ему городов и стал оглядывать класс.

Рязанкиной не было. Как не было и Гребешкова. Интересненько… Неужели они присутствуют при зарождении «сверхновой»?

Отпускать Ксюху от себя не хотелось. Лучше Васильева она, конечно, не найдет, да и так быстро его забыть нельзя. Значит, здесь другая причина. Она ему мстит? Ну что же, он ей отомстит в ответ.

Урок становился скучным. Пока на «линии фронта» лилась кровь в виде неправильных ответов, Холодильник повесила на доску карту с синей кляксой Каспийского моря и стала что-то говорить об истории экономического развития южных территорий России.

Писать больше Андрюха ничего не стал. Оторвал от своей самостоятельной клочок, печатными буквами старательно вывел на нем пару строк, перекинул назад, а сам сел вполоборота, чтобы насладиться результатом своего труда.

Сидящий сзади Ротов прочитал записку, поднял глаза к потолку, фыркнул, покрутил пальцем у виска и перекинул записку через плечо. Толстая Марго с готовностью подхватила ее.

– Придурки! – хихикнула она, перед этим тоже внимательно изучив потолок.

Записка попала в руки Волкову. Он тоже задрал глаза, громко хохотнул, показал Андрюхе большой палец и передал записку через проход. Дальнейшее продвижение записки по классу вызывало неизменную улыбку у мальчишек и презрительное выражение лица у девчонок.

Холодильник почувствовала, что теряет внимание класса, и замолчала. Как раз в это время записка с первой парты от отличника Голодько переходила через проход к Мишке Цымлину. Здесь-то ее и перехватила железная рука Киры Валерьевны.

– Цымлин, не боишься сломать зрение от изучения столь неудобочитаемого текста?

Белый листок мелькнул между красными ногтями учительницы. Она пробежала глазами по тексту и, не меняя положения головы, посмотрела наверх.

Понявшие шутку, взорвались смехом. Оставшийся без развлечения крайний ряд у стены возмущенно загудел – им тоже хотелось узнать, что там написано.

– Что там? Что там? Что там? – пронеслось по классу.

– Это твой платок висит на люстре? – с готовностью зашептала понимающая часть класса. Ряд у стены дружно задрал головы вверх, чем вызвал дополнительный прилив радости у остальных.

– Я смотрю, кто-то проявляет повышенные знания в географии, – пробился сквозь шум голос Холодильника. – Васильев, выйди к доске и повтори, что я только что рассказывала.

– А я не слушал, – медленно поднялся Андрюха. – Я самостоятельную писал.

– Раз помимо самостоятельной ты успел еще кое-что написать, то, думаю, справишься и с моей просьбой.

– Чего сразу я? – заканючил Васильев.

– Не ты, твоя ручка, – отрезала географичка и бросила записку на его стол. Бумажный кусочек как раз совпадал с оторванностью на листке самостоятельной работы. – Выйди к доске и покажи, где находится Махачкала. – Записка вернулась в руки географички.

– Это надо у Быковского спрашивать, он знает, – завертел головой Андрюха, но Павла в классе все еще не было.

– Раз Быковский знает, значит, его мы спрашивать не будем, – Кира Валерьевна медленно разорвала Андрюхину записку и отправила ее в корзину. – Бери указку, показывай, где у нас Дагестан, какие в этой республике основные города и что там производят.

– Коньяк, – не потерялся Васильев. – Дагестанский коньяк самый известный. В Дербенте.

Класс дружно заулюлюкал и загудел в знак поддержки.

– Так, а еще? – Холодильник терпеливо подгоняла Андрюху вперед.

– А еще Дагестан экспортирует учеников в 9-й «А», – бодро отрапортовал Васильев. – Вот, Махачкала.

В нужную ему точку Андрюха ткнул случайно. Это был первый город, который попался ему на глаза. Само слово Махачкала было написано чуть крупнее остальных и подчеркнуто пунктирной линией.

– Так, хорошо… Что еще ты знаешь о Махачкале? – неспешно вела урок Холодильник.

– Ну, там много народа и очень жарко, – смутился Андрюха. Чтобы не встречаться взглядом с учительницей, он опустил глаза и стал машинально просматривать условные обозначения, где среди прочего было написано, что выделенные и подчеркнутые пунктирной линией города имеют население от 100 до 500 тысяч, и наобум брякнул: – А живет там около двухсот пятидесяти тысяч человек.

– Дальше… – вздохнула Кира Валерьевна.

– Дальше все просто. Волга впадает в Каспийское море, и если мы здесь плюнем, то они там выпьют, – не моргнув глазом, отчеканил Васильев.

Класс снова заржал, на что Андрюха только галантно раскланялся и с гордостью огляделся. На него смотрели завистливо-веселые глаза одноклассников. Им всем было слабо так выступить. Они никогда не могли в открытую сказать подобное учителю. Поэтому они им восхищались и даже немного боялись. А значит, не мог он быть в этом классе изолируемым, лажу гнала психологиня. И как только он достанет ключ, сразу же сможет это доказать.

Получив двойку и за самостоятельную, и за ответ, Андрюха вернулся за парту. Теперь ему нужно было смастерить какой-нибудь крючок, чтобы вытащить ключ.

Пока географичка вещала, что Дагестан самая крупная республика Северного Кавказа и что она имеет население более двух миллионов человек…

– Ха, в нашем городе в три раза больше, – хмыкнул необычно сообразительный сегодня Когтев.

– Это потому, что все они сюда приехали, – зло прокомментировала Курбаленко.

Холодильник постучала указкой по столу и продолжила:

– Наиболее крупными реками являются Терек, Сулак и Самур. – Указка ткнулась три раза в карту. – Реки широко используются в народном хозяйстве республики для гидроэнергостроительства, мелиорации и водоснабжения. – Географичка на секунду остановилась. – Все понимают значение этих слов?

– А что такое Сулак? – решил блеснуть остроумием Волков.

– Это то же самое, что кулак, только покрупнее, – очнулся от своей задумчивости Андрюха.

Географичка и эту шутку пропустила мимо ушей.

– Внутренний Дагестан – это цепь высоких, до 2500 метров, продольных скалистых хребтов с платообразными поднятиями. В древности эти земли называли Страной Гор. Столица Дагестана город Махачкала.

– А сколько туда ехать? – оживился Когтев.

– Лучше идти пешком, – хихикнул Волков.

– Махачкала основана в 1844 году как российская крепость. – Лицо Снежной Королевы было монументально. Она даже бровью не повела. – И стала городом в 1857 году. До 1922 г. он носил название Порт-Петровск, в честь Петра Первого.

– Теперь мы его переименуем в Порт-Павловск, в честь Павла Быковского, которому предстоит покорить этот город и его останки положить к ногам прекрасной Валерии Гараевой, – на едином дыхании изрек Васильев.

– Одним из ключевых объектов транспортной инфраструктуры Северного Кавказа является Махачкалинский международный морской торговый порт – единственный незамерзающий порт России на Каспии, – произнесла, как прочитала, Холодильник. – Также Дагестан богат газом и нефтью, но основной отраслью хозяйствования здесь является сельское хозяйство.

– Правильно, – щелкнул пальцами Васильев. – Попав в Махачкалу, Быковский переплывет Каспийское море, отправится дальше на восток, откроет пару пустынь и три океана. Станет великим победителем слонов и умрет на чужбине, под звуки тамтамов.

Он пару раз хлопнул ладонями по столу, что стало последней каплей терпения Киры Валерьевны.

– Васильев! – метнула она в его сторону испепеляющий взгляд. – Дневник на стол, а сам за дверь!

– А как же география района? – поднял на учительницу невинные глаза Васильев. – Я так и не узнаю, что производят в Дагестане? А если мне этот вопрос попадется на экзамене в институте?

– Ты до института не дойдешь, а прямым ходом отправишься в армию, – отрезала Холодильник, показывая рукой на дверь. – Вон!

Класс загудел. Андрюха гордо задрал подбородок к потолку и с достоинством понес свой рюкзак к выходу. Чувствовал он себя невероятно хорошо – класс снова был в его распоряжении.

Теперь для полной очистки совести надо было раздобыть ключ и убедиться, что психологиня соврала.

На четвертом этаже он привычно расположился около батареи и для начала провел исследование – ключ был на месте. Если подсовывать снизу карандаш, то ключ подпрыгивал, слегка позвякивая кольцом, но вниз не падал. Видимо, в секции было какое-то препятствие, не дающее ключу проскочить ниже.

Васильев покопался в рюкзаке. Ничего, что было бы похоже на железку или крючок, там не нашлось.

Учебники, учебники, учебники…

Вот, спрашивается, зачем нужны эти учебники, если от них пользы никакой, только искривление позвоночника и плохое зрение?

Кстати об учебниках! А не пропихнуть ли ему ключ вниз? Сверху карандаш из-за подоконника не пролезал, но ведь можно было что-то подложить.

Очень медленно, как бы еще раздумывая, а стоит ли, Васильев вырвал страницу из учебнике по алгебре, смял ее и запихнул в ребристую секцию. Следующие три страницы тоже пошли из алгебры, но тут Андрюха вспомнил о великом законе справедливости и рванул пару страниц из географии.

А он-то всегда думал, зачем ему приходится таскать весь этот мусор, если даже на контрольных не всегда удается из них списать? А оказывается, вот для чего!

Отомстив географии, Андрюха принялся за русский. С языком у него была вечная неравная борьба – язык побеждал, выше двойки за диктанты Васильев никогда не получал.

Последним пострадавшим оказался учебник по английскому. Но взять оттуда удалось всего одну страницу – совать бумагу больше было некуда.

Андрюха до того увлекся, что немного забыл, зачем он это делает. А когда вспомнил, было уже поздно.

Ключ не выпал, но зато сверху он теперь был прочно законопачен бумажными комками.

– Вот ведь, – прошептал Андрюха, когда до него дошло, что он натворил. Собственными руками навечно запер ключ в батарее.

Васильев ногтем подцепил видневшийся лоскуток страницы и потянул его наверх. Английский милостиво сдался и выбрался наружу.

Андрюха задержал дыхание и пообещал следующий диктант написать на трояк. Небеса обещанию его не поверили, потому что листок из русского вылезать не хотел.

В сердцах Васильев со всей дури долбанул кулаком по батарее, отчего та ответила привычным недовольным гулом.

– Да гори ты синим пламенем! – ругнулся Васильев, дрогнувшей рукой вытирая лоб.

А чего, может, и правда, поджечь? Бумага сгорит, ключ вывалится. А батарея чего? Батарея железная, с ней ничего не сделается. Нагреется только. Она толстая, не развалится. Ставят же на мангале железки на огонь, и ничего с ними не происходит.

Андрюха медленно подтянул к себе рюкзак.

Какие могут быть последствия? Бумага горит быстро и почти не дымит. В один пшик вспыхнет, никто и не заметит. А если пламя выйдет высокое, то его подоконник прикроет.

Васильев прижал к себе рюкзак. Что-то в расчетах его смущало, но он не мог понять что. Зато желание попробовать становилось все сильнее.

Спичка пробежала коричневой аккуратной головкой по шершавому боку коробка и радостно загорелась. Пламя мгновенно поднялось вверх по дереву, лизнуло Андрюхин палец. Васильев зашипел и кинул спичку в отсек батареи.

Огонь еще какое-то время продержался и погас. Запахло паленым волосом и горелой серой.

Вслед за первой было отправлено еще несколько спичек, прежде чем Андрюха догадался, что пламя не распространяется сверху вниз. Идет оно снизу вверх. Поджигать бумагу нужно снизу, и не спичкой, а чем-то более весомым.

Васильев подогнал к себе заслуживший преждевременную похвалу комочек из страницы с английскими упражнениями, расправил его, сложил высоким фитильком и поджег.

Просушенная долгими годами учений страница мгновенно вспыхнула. Под батареей импровизированной свечке поначалу было очень неуютно. Пламя шипело и все норовило погаснуть. Когда от страницы почти ничего не осталось, из батареи повалил дым. Бумага занялась!

Андрюха отбросил обгоревшую страницу и довольно потер руки. Но улыбка на его лице быстро сменилась тревогой. Дым валил уже отовсюду, а огня все не было. Он с опаской оглянулся. Пока в школе было тихо, но вот-вот должен был прозвенеть звонок, и тогда…

Васильев не стал думать о том, что вскоре может произойти. Он рванул еще одну страницу, поджег ее и сунул под батарею. На мгновение дым улегся, в железных секциях что-то затрещало, раздался глухой хлопок «Бух!», и высокое пламя ударило в подоконник. Потом оно мгновенно осело, и из всех щелей батареи потянуло тяжелым вонючим дымом. Короткие языки пламени стали появляться то тут, то там, словно бумага была распихана везде. С шипением огонь пробежал по батарее и угомонился, оставив после себя неприятный запах горелой краски.

Очнулся Васильев, когда на лестнице послышался грохот – кто-то бежал снизу, и уже стучали, распахиваясь, двери кабинетов.

В каком-то помутнении сознания Васильев бросился бежать, но навстречу ему уже неслись шумы и крики. Он свернул, прячась в туалете. По неправильному расположению раковин, по ровным, без трещин и наклеек зеркалам он понял, что туалет женский, но куда-то бежать и что-то делать было уже поздно.

Если он сейчас выйдет из женского туалета, его засмеют, и на ближайшие полгода житья не будет. А если не выйдет, то его по-любому найдут. Будут искать виновника пожара и найдут.

Выхода не было. Хоть в раковине топись, честное слово.

Андрюха тяжело оперся о покатый керамический бок раковины и только сейчас обратил внимание на свои черные руки.

А рюкзак? Вот дубина! Рюкзак остался около окна.

Холодная вода заставила его думать спокойней.

Надо возвращаться и как-то объяснять и свой вид, и валяющийся около места преступления рюкзак. А видок у него, как будто спасателем проработал весь день.

Спасателем!

Ведро нашлось под раковиной. Железная посудина радостно загремела, сообщая, что жизнь прекрасна и удивительна.

Забыв вынуть из ведра половую тряпку, Васильев крутанул ручки крана на полную мощность. Вода с шумом ударила о дно. Ведро медленно тяжелело.

Не удосужившись завернуть вентили, Андрюха вылетел из туалета. Шарахнулись пробегавшие мимо ученики.

Батарея дымила, распространяя удушающий запах. За толпой школьников бегала, размахивая руками, русичка.

Васильев бесцеремонно растолкал народ, пробился к подоконнику и щедро ливанул под него содержимое ведра. Вода хлынула всем под ноги. Запрыгали, завизжали девчонки, спасая от воды свою обувь.

Андрюха, не глядя, передал ведро куда-то за спину, поднял свой рюкзак и мокрой половой тряпкой стал закладывать чадящую батарею.

– Так! – раздался командный голос завуча Алевтины Петровны. – Все разошлись по классам. Учителя, заведите детей в кабинеты. 9-й «Б»! Чтобы через секунду я здесь никого не видела! Васильев, отойди от батареи! Что ты вцепился в эту тряпку?

– Я помочь хотел, – пробормотал Андрюха, покорно отступая назад.

– Помочь! – фыркнула завуч, остановившимся взглядом глядя на пострадавшую батарею. Андрюха не удержался и тоже повернул голову.

Батарея почернела. По подоконнику шел след копоти, в лужицах плавали чаинки черного пепла.

Ключа на полу не было. Бумага, огонь, потоки воды – ничего не смогло сдвинуть его с места.

Алевтина Петровна поджала тонкие губы, пожевала ими, перемалывала во рту готовые сорваться с языка слова, и только выдавила из себя:

– Быстро сообразил. Молодец! Отнеси ведро обратно, а потом придешь ко мне, расскажешь, что произошло.

Андрюха покорно кивнул и поплелся к женскому туалету. Тронную речь для завуча он уже приготовил, даже описание мальчишки, которого он якобы застукал на месте преступления, было готово. Можно было готовить лацкан для дырочки – за самоотверженное поведение на пожаре ему просто обязаны были дать медаль «За храбрость».

При его появлении в классе Ротов проиграл на губах туш, остальные щедро зааплодировали. Васильев сделал царственный жест рукой и милостиво разрешил всем садиться.

– Я люблю без чинов, – ехидно улыбнулся он Курбаленко, смотрящей на него с недоброй улыбкой. – По-домашнему. Можно просто Вася.

Он снова низко склонился, подобострастно улыбаясь. Но тут улыбка застыла на его лице, потому что он вдруг заметил Рязанкину, пристроившуюся на ряду около окна под самыми цветами. Рядом с ней около прохода сидел Гребешков и что-то писал красивой ручкой «под дерево» в пухлом ежедневнике с блестящими золотыми уголками.

– Вот, погорел, – со слезой в голосе произнес Андрюха, роняя перепачканную в саже руку на белейшие страницы Юркиного ежедневника. – Не подадите на пропитание?

Ксюха недовольно цыкнула зубом и отвернулась.

– Копыта убери, – процедил Гребешков, встряхивая ежедневник.

– Героев оценивают только после их гибели, – под дружный хохот класса бросил Андрюха, поворачиваясь к своей парте. – Эх, знала бы старушка-мать, где найдет приют ее несчастный сын!

Девятиклассники снова заржали, но общее веселье было прервано звонком, вместе с которым в классе появился Юрий Леонидович Червяков. За ним в дверь незаметно просочилась Ольга Владимировна.

– Васильев, сходил бы ты умыться, – поморщился математик, хлопая ящиками своего стола. – На, возьми мыло, – выложил он на стол белый кусочек, завернутый в целлофан. – И почисть как следует ногти. У тебя вид, как будто ты в костре руками копался.

– Ну, не каждому выпадает честь школу спасать от огня, – Васильев махнул рукой классу, в ответ раздались одобрительные возгласы.

– Зря ты ее спас, – буркнул Когтев. – Сейчас бы уже по пепелищу бегали.

– Плохая шутка, – бесцветно отозвался Червяков. – Хотя от вас другого ждать и не приходится. Результаты теста ошеломляют…

– Юрий Леонидович, позвольте мне? – вышла вперед Ольга Владимировна.

Андрюха подхватил кусок мыла и заспешил на выход – все, что нужно, он услышит из коридора.

– Васильев, не задерживайся, – услышал он за спиной голос Червякова. – Тебя это тоже касается.

– Да не касается меня ничего, – буркнул Андрюха, смахивая воображаемую пылинку с плеча.

Сейчас, как никогда, он был убежден, что математик договорился с психологиней, чтобы выходило все так, как ему надо.

В туалете Андрюха бросил мыло в раковину и пустил горячую воду. Торопиться на урок не следовало. Сейчас им там втолковывали вселенские идеи глобального примирения, учили жить и давали мудрые советы. Он мог вполне обойтись без них.

Мыло медленно таяло, утекая белесыми ручейками в канализацию. Вслед за этими ручейками утекало время, отведенное на урок геометрии. Психологиня из кабинета все не выходила и не выходила.

Какую мировую истину она им втирает?

Бросив мыло под струей воды, Васильев выглянул в коридор.

Так, время есть. Пускай они насладятся триумфом, а потом он вернется. Андрюха прошелся туда-сюда по холлу. Забрался на подоконник. Голова сама повернулась в сторону погоревшей батареи.

Может, туда мыло засунуть? Мать у него так делала. Когда от усталости руки опухали и она не могла снять кольца, то мылила пальцы, и все легко соскальзывало.

Андрюха вернулся в туалет. От воды мыло сильно размякло, и было теперь в нужном для него состоянии.

Оставляя за собой белесые ошметки, Васильев помчался к окну.

Мыльная вода утекла в батарею, закапала снизу.

И ничего не произошло.

Наказание какое-то!

В сердцах Васильев снова шарахнул по непокорной батарее кулаком. Его уже начинало бесить, что он не может достать какой-то дурацкий ключ.

В который раз он похлопал себя по бокам и нащупал ручку.

Ту самую, что хотел вчера дать Рязанкиной. Он открутил колпачок, покачал на ладони выпавшую пружинку. И тут его осенило!

Он вытянул пружинку, превращая ее в крючок. Оторвал от бахромившейся подкладки пиджака длинную нитку и спустил импровизированную удочку в многострадальную секцию.

Мыльные пальцы липли друг к другу, крючок долго не желал ни за что зацепляться. Но вот он наконец-то встретился с препятствием.

Рывок. Сорвавшаяся рука больно стукнула о подоконник. Звякнул потревоженный ключ.

Щелкнула, открываясь, дверь.

Андрюха подхватил добычу и быстро повернулся. Он пытался придать своему лицу выражение беспечности, но губы раздирала довольная улыбка.

А вот теперь поиграем! Посмотрим, кто кого! Он еще покажет, кто в этой школе главный.

В классе его не любят? Да в классе может что угодно происходить, но чтобы его не написала ни одна собака – это брехня! С каким удовольствием он это сейчас докажет.

– Андрей! – Ольга Владимировна замерла на пороге, а потом решительно шагнула вперед. – Юрий Леонидович отпускает тебя. Мне нужно с тобой поговорить.

– Не хочу я ни с кем говорить. – Васильев стороной обошел приближающуюся к нему психологиню и направился к классу. – У меня урок. Я не могу пропустить геометрии. Это мой любимый предмет.

В дверном проеме застыл математик. За ним мелькнули хихикающие одноклассники. Все ждали развлечения.

– Я и поступать хочу в педагогический институт. Собираюсь быть математиком, как Юрий Леонидович! – несся вперед на крыльях своей фантазии Андрюха. – Я к вам потом зайду. Как появится свободное время, так и заскочу. Чайку попьем, про общих знакомых перетрем. – Он взметнул руку вверх. – Жди меня, и я вернусь! Только очень жди!

Ольга Владимировна секунду внимательно смотрела на Васильева.

– Сахарочек с собой прихватить не забудь, – дернула она бровью и легкой походкой пошла к лестнице.

Андрюха хмыкнул – у него была достойная соперница, не чета учителям, которые предпочитали сразу переходить на крик.

Класс его принял восторженным гулом.

– А мыло где? – сбил Андрюхин боевой настрой Юрий Леонидович.

– Смылил, – состроил невинные глазки Васильев. – Пришлось стирать черные пятна со своей биографии. Но что значит кусок мыла по сравнению с новой светлой жизнью?

– Сядь и замолчи, – поморщился Червяков. – Толку от вас всех никакого. С начала четверти в себя прийти не можете. Васильев, что ты тут комедию без конца ломаешь?

– Если бы комедию, – с трагизмом в голосе произнес Андрюха и упал лицом на парту. – А то чистая драма. Работаешь, работаешь, и никакой прибыли!

– Так, – Юрий Леонидович глубоко вздохнул, поднимая глаза на класс. Под его недовольным взглядом смешки утихли, улыбки сползли с губ. Все старательно зашуршали тетрадками и учебниками. – Пишем тему урока. Кстати, Васильев, зря выделываешься. Знаешь, что показали исследования Ольги Владимировны?

– Знаю, – широко улыбнулся Андрюха. – Что я рак-отшельник, а вокруг меня море.

– Нет. – От удовольствия, что первый сообщает это, Червяков даже перегнулся через стол. – Что ты «изолируемый», изгой. Ты в этом классе никому не нужен.

– Ха! – откинулся на спинку стула Васильев. – Это мечта всей моей жизни. Прямо как в том анекдоте. Кстати, на математическую тему. Одну девицу на экзамене спрашивают, чем арифметическая прогрессия отличается от геометрической. «Ну, – говорит, – в геометрической прогрессии каждый последующий член больше предыдущего». – «Э, девушка, это все ваши юношеские мечты, – ответил ей экзаменатор. – На самом деле геометрическая прогрессия это нечто другое».

Класс заржал, а математик выпрямился и долгим холодным взглядом посмотрел на Андрюху. Но теперь, впрочем, как и всегда, взгляд этот на него не подействовал. Васильев был убежден, что уж сейчас-то Червяков блефует, что на руках у него нет ни одного туза.

Девятиклассники еще живо обсуждали очередную шутку, а Андрюха уже повернулся к сидящему за ним Ротову.

– Что было-то, пока я в туалет ходил?

– Да фигня какая-то, – недовольно поморщился Ротов, разглаживая замявшиеся уголочки тетради. – Рисовали.

– Что рисовали? – опешил Андрюха. Он-то думал, что говорить будут только о нем.

– Человечков. – Ротов послюнявил палец и потер пятно на учебнике. – Говорит, нарисуйте фигуру человека, как умеете.

На секунду Васильеву показалось, что над ним все издеваются. Что психологиня договорилась с Червяком, чтобы извести его, Андрюху, выжить из школы. Сначала глупые вопросы задает, потом пытается к себе в кабинет затащить, а вот теперь делает вид, что ничего не произошло, и о нем даже не вспоминает.

– Васильев, обрати на меня внимание.

Андрюха не сразу повернул голову. Сначала он посмотрел на Рязанкину с Гребешковым. Она сидела, опустив глаза в тетрадку, и что-то рисовала, ведя длинную волнообразную линию.

«Стрелочки рисует, – догадался он. – Значит, о чем-то думает».

Васильев сел ровно.

Все это было неспроста. И то, что Рязанкина не хочет с ним мириться, демонстративно общаясь только с Юркой. И то, что Червяков с психологиней наврали ему о результатах теста. Человечки эти дурацкие!

Извести хотят. Явно извести.

– Васильев, хорош долбить!

Андрюха последние пару раз стукнул мыском ботинка о ножку стола и сжал зубы. От ненависти, бросившейся ему в голову, он чуть с места не вскочит. До недавних пор Гребешкова не раздражало, что он стучит ногой по парте.

Васильев зло осклабился. Ну, ничего, дайте ему только узнать, как там обстоят дела, и он устроит всем такую комедию… Рыдать будут без остановки.