Текст книги "Путешественница"

Автор книги: Елена Самойлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мила перешла на трагический шепот:

– Ллина, а что ты почувствовала, когда тебя целовал Аннимо?

– По правде, это был самый горький поцелуй в моей жизни! – рассмеялась я. – А если честно, то тогда мне было не до этого. Слишком больно, знаешь ли.

– Да… Он тогда сказал, что эльфы так поят лекарством больных детей, ну, когда они слишком маленькие, чтобы пить из чашки. Меня б так напоили… – мечтательно произнесла Мила, и до меня наконец-то дошло.

– Тебе что, нравится Аннимо?

– А? – встрепенулась она и тут же погрустнела. – Заметно, да?

«Еще как заметно», – подумала я, вспоминая выражение Милиных глаз при взгляде на высокого статного эльфа, но вслух ответила:

– Да нет, не очень.

Девушка грустно улыбнулась и покачала головой:

– Врешь ты, Ллина. Я сама знаю, что видно… Но поделать с собой все равно ничего не могу. Он ведь такой… такой…

– Необычный, – подсказала я.

– Именно! – прищелкнула пальцами Камилла. – Он совершенно не похож на тех, с кем я встречалась… В смысле, кого встречала в жизни.

Она замолчала, а я задумалась. Вспомнила, что когда-то мне тоже было двадцать лет, но чувствовала я себя на те же Милины семнадцать. В первый раз попав в другой мир, я смотрела на эльфов с точно таким же восторгом… Тогда я тоже влюбилась, думала, что навсегда. Но Голос, который в первые походы держал со мной ментальную связь, сообщил, что я должна умереть для того мира после выполнения своей миссии. На мой вопрос «почему?» он холодно ответил, что слишком многое поставлено на карту. Если Путешественница Ллина, или, как меня там прозвали, Калимдор – Лик Судьбы, останется в живых, то начнется масштабная война – одна сторона будет искать ее, чтобы уничтожить, а другая станет сражаться с ними, чтобы меня никогда не обнаружили. И ни те ни другие не будут знать, что меня в том мире уже нет. В сущности, битва начнется из-за того, чего уже не существует. И только моя «смерть» могла не допустить бессмысленной бойни за светлый образ, который остался только в памяти…

И я «умерла».

Причем на глазах того, ради которого хотела остаться. И того, другого, кто хотел мне отомстить. Именно он проткнул меня насквозь своими чуть изогнутыми длинными клинками. Я упала в горную реку, откуда телепортировалась в Зеркальную галерею. После этого случая я не разговаривала с Голосом почти два года, возвращалась из очередного мира и сразу же уходила в другой. Мне понадобилось много времени, чтобы перебороть себя, попытаться забыть то, что случилось тогда на горном перевале, а после того, как воспоминания потеряли свою остроту, я стала ДЕЙСТВИТЕЛЬНО Путешественницей, чей единственный дом – Зеркальная галерея миров…

Я выскользнула из вереницы воспоминаний и столкнулась с пристальным и серьезным взглядом Милы. Девушка глядела на меня так, словно и сама увидела картины не дававшего мне покоя прошлого. Показалось, что она спросит, о чем я вспомнила, но алхимик только грустно улыбнулась и слегка коснулась ладонью моей мокрой и холодной руки. Я улыбнулась в ответ, отгоняя от себя тени прошлого, и излишне беззаботным голосом сказала:

– Мил, я поныряю. Если не скоро всплыву – не волнуйся и не торопись кричать, что я утонула. У меня есть заклинание, позволяющее некоторое время дышать под водой. Хорошо?

Девушка кивнула, а я, активировав заклинание для подводного дыхания, нырнула в прохладную и немного темную глубину.

Река встретила меня ощущением необыкновенной прохлады и легкости. Серебристые пузырьки воздуха срывались с моих губ и быстро всплывали к поверхности. Наверное, сейчас я была похожа на русалку – длинные распущенные волосы, чуть мерцавшие в толще реки, ярко-синие от воздействия заклинания глаза и серебристые пузырьки выдыхаемого воздуха, ореолом кружившиеся вокруг меня в струе подводного течения. Я отдалась на его волю, легко скользя в толще воды и позволяя прохладе вымывать тревожные мысли из моей головы…

Не знаю, сколько времени я так провела, но потом все-таки подумала, что пора возвращаться. Я всплыла на поверхность, огляделась и поняла, что, замечтавшись, спустилась вниз по реке метров на сто – сто пятьдесят, а бухточка с Милой осталась за поворотом. Чертыхнувшись, снова нырнула и поплыла обратно. Бороться с течением было непросто, но я нашла небольшой «коридор», где вода почти стояла на месте, и устремилась вперед.

Через несколько минут вода посветлела, а дно стало значительно ближе – значит, я уже почти подплыла к тому месту, где осталась Мила. Я спустилась на самое дно, когда меня накрыла чья-то тень, а через секунду мимо меня, плавно скользя, проплыл эльф. Вот уж кто был похож на русалку!

Длинные светлые волосы ореолом обрамляли лицо, фиалковые глаза стали темно-лиловыми, а гибкое тело словно не ощущало сопротивления реки – так легко и непринужденно он чувствовал себя в воде. Увидев меня, эльф плавным движением остановился, находясь в явном недоумении, как же я умудрилась тут очутиться, да еще явно не испытывая дискомфорта от отсутствия воздуха. Я нахально улыбнулась и, сделав Аннимо ручкой, штопором ввинтилась в течение. Уж что-что, а плавать за свою сотню лет я научилась отлично – из горной реки выплыву, еще и скорость разовью приличную. Я думала, что встреча с эльфом под водой закончится этой демонстрацией моего плавательного таланта, но ошиблась.

Ровно через пять секунд гибкое тело соратника мелькнуло неподалеку от меня. Я улыбнулась, принимая вызов, и, вдохнув поглубже, дезактивировала заклинание, позволяющее мне дышать под водой. Грудь сразу же сдавило, но я, не обращая на это внимания, рванула вперед. Эльф скользил рядом, напоминая арбалетный болт, выпущенный под водой. Скорость его была выше, чем у меня, но я оказалась более гибкой, поэтому мы держались почти наравне.

На поверхность мы вынырнули одновременно, перепугав Милу до очередного визга и последовавшего за этим падения в воду. Вспомнив, что девушка совершенно не умеет плавать, да еще и воды боится до полусмерти, я поплыла к ней как можно быстрее, но когда достигла места, где упала Мила, она уже скрылась под водой.

Чертыхнувшись, я нырнула за ней и с ужасом увидела, что девушка медленно скрывается в черном омуте, который невесть как оказался в этом месте. Воздуха у меня почти не осталось, а активировать заклинание для дыхания под водой можно было только на поверхности. Но пока я всплыву наверх, пока вернусь, может оказаться, что спасать будет некого. Поэтому я зажгла в ладони яркий шарик света и рванулась в глубину черного омута.

Наконец я настигла медленно опускающуюся на глубину Милу и, ухватив девушку за руку, поплыла к поверхности…

Подъем казался бесконечным, я видела наверху только яркий круг светлой воды, казалось, что поднимаюсь из подводного колодца. Перед глазами заплясали черные точки, стремительно разраставшиеся в пятна, слепившие меня, в груди было пусто-пусто, а легкие горели от желания вдохнуть хоть глоток воздуха. Я знала, что если сейчас открою рот, то в легкие хлынет вода, и вот тогда мы обе утонем, никакая магия не поможет. Татуировка на левом запястье горела огнем, я знала, что сейчас нахожусь в сознании только благодаря силе Путешественницы…

Я выкладывалась полностью, мертвой хваткой вцепившись в безвольную Милину руку, пульс в которой бился все реже и реже.

Господи, ну когда же будет поверхность?!

Рывок, еще рывок…

Пятно света над моей головой уже так близко, что при желании я, наверное, могу коснуться его рукой… Но оно оказалось таким далеким…

В тот момент, когда в легкие мне хлынула вода, я почувствовала, как мою протянутую вверх руку до боли сжала чья-то твердая ладонь.

Сжала и потянула наверх, к свету…

Но этого я уже не видела…

Сознание вернулось вместе с болью в груди. Я попыталась вдохнуть и закашлялась. Меня повернули на бок, и я минуты полторы яростно отплевывалась от воды, залившейся ко мне в легкие. Наконец смогла более-менее нормально дышать и открыла глаза.

Надо мной склонилось обеспокоенное лицо, заросшее ярко-рыжей бородой.

– Как Мила?

Гном отвел глаза и посторонился, открывая мне галечный пляж и бледную, недвижимую девушку с посиневшими губами.

– Нет… – Я рывком села и, не обращая внимания на головокружение и тошноту, подползла к Миле на четвереньках:

– Мила, Милочка, ты меня слышишь?…

– Она умерла, Ллина. – Спокойный голос Аннимо Орве пробился сквозь мутную пелену головокружения.

– Нет, я не позволю! – Я захлебнулась этим воплем и, забыв о магии, сильно надавила на грудь Милы судорожно сжатыми кулаками четыре раза… Приоткрыла безвольный рот и, зажав нос, с силой вдохнула воздух ей в легкие…

Снова давлю на ребра…

Раз… Два… Три… Четыре…

Еще один сильный вдох…

Дыши, Мила, дыши, не сдавайся…

Раз… Два… Три… Че…

Камилла дернулась раз, другой и тут же закашлялась, выплевывая воду.

Я быстро перевернула ее на бок и тут же почувствовала, что меня бьет крупная дрожь.

Никогда я так не боялась за чужую жизнь. Меня трясло, я поверить не могла, что за каких-то два дня эта девушка, почти еще ребенок, стала для меня таким дорогим существом.

Кто-то набросил мне на плечи теплый шерстяной плащ, но дрожь не утихала, а только усиливалась. Я стиснула зубы, дабы своим дробным звуком они не пугали окружающих, и заставила себя сделать несколько глубоких вдохов.

Помогло.

Паладин заботливо, словно ребенка, укутал в теплое одеяло все еще не совсем пришедшую в себя Милу и понес ее к костру. Я же сидела на берегу, глядя на воду, которая едва не стала для нас могилой, когда внезапно ощутила чье-то чужое присутствие.

Это был колдун, который зачаровал грозовую тучу!

Теперь я ощущала, как сила его растворяет следы своего присутствия в воде – рассеивалось заклинание, превратившее омут двухметровой глубины в бесконечный колодец. Миг – и оно исчезло, река, освобожденная от злых чар, свободно покатила свои волны дальше…

Кто-то очень могущественный хочет, чтобы мы не дошли до цели.

Эльф протянул мне руку, я, уцепившись за нее, поднялась на ноги. И тут же поняла…

– Аннимо, это ведь ты вытащил нас из того колодца?

Эльф секунду смотрел на меня, а потом коротко кивнул.

– Думаю, спрашивать «почему» бесполезно?

И тут я впервые увидела, как эльф с фиалковыми глазами улыбнулся. На миг все его лицо осветилось, превратив глаза в сверкающие в лучах заходящего солнца аметисты. Я стояла и просто смотрела на него, а улыбка Аннимо коснулась меня, как лучик солнца. Коснулась и погасла, оставив теплую искорку в его глазах. Эльф так ничего и не ответил – он только наклонил голову с потемневшими и слипшимися от воды золотистыми длинными прядями и ушел, оставив меня в компании Гидеона, тролля и гнома. Я повернулась к ним:

– Гидеон, я думаю, тебе надо кое-что нам объяснить…

Мы кружком сидели у костра, когда Гидеон частично раскрыл свои карты. По его словам, выходило, что ищем мы весьма могущественный артефакт (впрочем, я это уже знала от Голоса, чего нельзя было сказать об остальных), который необходимо поместить на хранение в Храм Семи Дорог. Настоятель храма даже выдал Гидеону некую карту, где четко было обозначено местонахождение артефакта, но имелась проблема. Артефакт относится к светлым силам, именно он поддерживает в мире равновесие добра и зла. Однако есть люди (читай, маги), заключившие договор с нечистью, по которому взамен на артефакт они получат бессмертие и силу. Немудрено, что нам пытаются помешать отыскать Печать Серафима.

Я выслушала рассказ и кратко резюмировала:

– Гидеон, ты идиот.

– Что?! – Он даже привстал от возмущения.

– Еще раз повторяю, если не понял. Ты идиот, причем идиот редкостный. Если бы ты сразу рассказал о том, что за нами ведет охоту маг, то я закрыла бы нас от его зрения. А из-за того, что ты молчал, мы целых два дня были у него как на ладони!

Гидеон, видимо признав свою ошибку, сел на место и спросил уже нормальным голосом:

– А сейчас ты сможешь сделать так, чтобы он нас не мог увидеть.

– Запросто.

Я сложила ладони лодочкой и, сосредоточившись, призвала стихию Воздуха, создавая экранирующий щит, который не просто закрыл нашу компанию от излишнего любопытства неуемного мага, но и не позволял ему накладывать какие-либо заклинания в радиусе десяти метров от нас. С ладоней плавно пролился серебристый туман, окутавший каждого, кто сидел у костра, туманным полупрозрачным коконом, который вскорости бесследно растаял.

– Вот так! – довольно улыбнулась я. – Теперь он не сможет нам сделать какую-нибудь магическую гадость.

– А немагическую? – подал голос Торин, сидевший с краю у костра и любовно полировавший свой топор, надраивая его до зеркального блеска.

– Знаешь, от подосланных наемников ни одна магия не убережет…

– Ладно. – Гидеон оглядел нас и встал. – Сейчас всем отбой, дежурим по часу, первый в караул Гирдык.

– Опять я! – начал было тролль, но под пристальным взглядом командира стушевался, и бунт увял, не успев толком разрастись.

– Повторяю еще раз, Гирдык – первая смена. Подъем через шесть часов, так что попрошу всех разбрестись по спальникам!

Да-а… Все-таки хороший из Гидеона командир. Вон как всех по стойке «смирно» поставил… Командный голос, отработан выше всяких похвал…

Следующие четыре дня путешествия прошли без приключений. Мы спокойно двигались вдоль русла реки, только в последние сутки сместившись на юго-восток. Постепенно деревья становились все более чахлыми, а травы, напротив, поражали буйным ростом. К вечеру четвертого дня ландшафт сменился да такой степени, что простиравшиеся перед нами бескрайние равнины можно было с полной уверенностью назвать степью.

Этой ночью на караул меня поставили часа в три. После ритуального обмена фразами типа «пост сдал – пост принял» я отправила сэра Маркуса на заслуженный отдых, а сама уселась на землю, глядя по сторонам и мечтая о чем-то своем. Наконец это мне надоело, и я решила немного попрактиковаться в вызове стихии Жизни.

Дело в том, что года два назад я совершенно случайно открыла в себе способность к вызову самой мощной из всех стихий, но на диво своенравной и не поддающейся контролю. За два года усиленных занятий мне так и не удалось использовать ее как оружие – то ли сил не хватало, то ли практики было маловато. Единственное, чего я добилась, – это умения слушать тишину. Я научилась слышать любое живое и неживое существо, все то, чего так или иначе касалась могучая сила Жизни. И вот сейчас я, усевшись в позу лотоса и положив ладони на колени, расслабилась и неспешно, одну за другой, последовательно соединяла пять стихий в одну.

Вначале глухая ночь казалась мне безмолвной, но по мере того, как стихия Жизни текла сквозь меня, я начинала слышать шепот ветра, тихие голоса трав, густые, басовитые речи деревьев и тонкие, едва различимые восклицания цветов. В принципе, я могла распознать голоса и животных, но сегодня хотела послушать только растительный мир.

Шепот ветра успокаивал как нельзя лучше…

Насчет дежурства я не беспокоилась – если кто-то приблизится на расстояние пятидесяти метров, то ветер или деревья обязательно сообщат об этом. Они всегда предупреждают, но мало кто слышит их…

И вот ночной ветер шепнул мне о чьем-то присутствии…

По пению высокой колосящейся травы я поняла, что ко мне, бесшумно и аккуратно ступая, идет эльф. Странно, но травы пели только в присутствии Перворожденных. О представителях других рас они либо тихо говорили, либо кричали во весь голос. Я на секунду прислушалась своим природным, настоящим слухом – ни шороха, ни звука. Услышать эльфа смертному было попросту невозможно, но по возрастающему пению трав я поняла, что он приближается. Наконец эльф остановился в пяти шагах за моей спиной.

Я «отпустила» стихию Жизни и вернулась к своим собственным ощущениям. Не двигаясь с места и не оборачиваясь, тихо спросила:

– Аннимо, мое дежурство уже закончилось? – С этими словами я сладко потянулась, разминая затекшие мышцы, и встала. Повернулась лицом к неподвижно застывшему эльфу, который казался прекрасно выполненной статуей – только развевающиеся на ветру длинные золотистые пряди волос говорили о том, что это живое существо.

– Ты меня услышала? – это были первые слова, которые он добровольно сказал мне.

Я хотела было съязвить по этому поводу, но передумала. Вместо этого подошла к нему и пояснила:

– Мне сообщил о тебе ветер, а потом о твоем приближении спели травы. Они всегда поют в присутствии эльфа.

В темноте я увидела недоверие и изумление, мелькнувшие в фиалковых глазах. Аннимо пристально посмотрел на меня и недоверчиво покачал головой:

– Ты хочешь сказать, что умеешь слушать ветер?

– Не только ветер, а вообще все живое. Я думала, что все Перворожденные способны слушать тишину. Разве нет?

Эльф снова покачал головой:

– Я не слышал о такой способности.

– Да? Странно…

Я уже собиралась уходить, но в голову мне пришла шальная мысль. Я развернулась на месте и окликнула эльфа. Он обернулся, а я весело спросила:

– Хочешь, я помогу тебе услышать песню ветра?

Аннимо на секунду задумался, а потом уверенно кивнул.

Я подошла к нему вплотную, одновременно отметив, что Аннимо Орве выше меня почти на целую голову, и приказала:

– Расслабься и закрой глаза.

Эльф недоверчиво посмотрел на меня, но подчинился. Я же вновь сложила стихию Жизни и, сжав виски эльфа ладонями, попыталась дать ему услышать то, что могла слышать сама.

Я ощущала Аннимо как сгусток ярко-синей энергии, прохладный и невозмутимый. Сама же я светилась ярким, пышущим жаром золотистым светом, и свет этот разбивался о синюю глубину, не соединяясь с ней в единое целое, а без этого ничего не выйдет.

Я наклонила голову эльфа и легонько коснулась ее своим лбом со словами:

– Перестань сопротивляться. Доверься мне.

На удивление, Аннимо послушался. Темно-синее сияние его ауры расступилось, пропуская золотистые лучи моей силы в глубину, туда, где играла нежно-голубая, небесного цвета сердцевина. Золотистое сияние коснулось ее, и в этот момент мир вокруг нас взорвался дивной музыкой, сплетенной из дыхания ветра, шепота трав и песни самой Жизни. Мы с эльфом стояли в центре этой круговерти звуков и голосов, а две наши ауры трепетали и переливались в унисон с песней Жизни…

Не знаю, сколько мы так простояли, наслаждаясь ощущением своей принадлежности к миру, когда вдруг тональность песни изменилась. Порывы ветра закричали об опасности, а травы зарыдали, сминаемые тяжелыми сапогами.

Я вздрогнула и вернулась в реальность.

Эльф, стоявший рядом, тоже почувствовал неладное – он напрягся и, сняв лук со спины, наложил стрелу на тетиву. Я же побежала будить отряд. Но стоило мне только рвануть к костру, как степь ожила – было ощущение, что она поднялась и двинулась к нам навстречу, воплотившись в низкие, коренастые тела. Где-то за спиной запел лук Аннимо, а я, взмахнув руками, зажгла над нашей стоянкой яркий, почти дневной свет.

Все немедленно проснулись и, на ходу выхватывая оружие, ринулись в бой, но шум и вопли драки были немедленно прекращены мощным командным воплем Гидеона:

– Оружие в ножны! Мы должны сдаться!

– Что-о?! – взревел тролль, отмахиваясь своей алебардой от десятка невысоких существ, при ближайшем рассмотрении оказавшихся степными гоблинами – весьма похожими на человека, но ростом ниже среднего, заросшими густыми волосами до самых бровей и обладающими на редкость уродливыми физиономиями.

– Приказ не обсуждается! – рявкнул Гидеон, и я в который раз позавидовала его мощному, натренированному голосу.

Мои соратники, ворча и возмущаясь, опускали оружие, которое слегка побитые гоблины моментально увязывали в аккуратные свертки. Нас же они, несмотря на столь неласковый прием, попросту связали по рукам и ногам, даже не пытаясь побить или потыкать ножом. На ногах узлы располагались таким образом, что длины веревки хватало ровно настолько, чтобы идти не очень широким шагом, но сбежать не было никакой возможности. Нас с Милой связали настолько бережно, что веревки почти не ощущались. Я тихо спросила у Гидеона:

– Почему ты приказал сложить оружие?

Он кивнул на простирающуюся перед нами степь:

– Посмотри повнимательней.

Я присмотрелась и ахнула – гоблинов, окруживших нас, было не меньше трех сотен. И это по самым приблизительным подсчетам. Глядя на мое ошарашенное лицо, Гидеон, невесело усмехнувшись, сказал:

– Здесь целая орда. А это значит не меньше пятисот воинов.

– Но…

– Даже если бы мы каким-то образом умудрились убежать, они не отстали бы. А еще орда может договориться с соседними кланами, и тогда нам из степи живыми не выбраться.

– В таком случае, почему ты повел нас сюда?

– Потому что другого пути не было.

– И что же делать?

– Договариваться. И надеяться на то, что они отпустят нас сами.

Глядя на похотливые взгляды, которыми нас с Милой одаряли близстоящие гоблины, я думала о том, что фиг они нас отпустят…

Веревки дернули, и гоблины медленно побрели через степь. Мы поплелись за ними.

Вели нас недолго – минут двадцать. Лично у меня сложилось впечатление, что вся орда специально встала огромных размеров табором прямо у нас на дороге. Пока мы шли, я успела пять раз отговорить Милу от падения в обморок, восемь раз поругаться с Гидеоном и раз сто обозвать гоблинов нехорошими словами, которых те, к моему глубочайшему сожалению, не поняли. Наконец нас подвели к большому ярко-красному шатру, стоявшему в центре табора, и, почтительно склонившись, расступились. Один из гоблинов, согнувшись в три погибели, вполз внутрь.

– Докладывать пошел, – откомментировал Гирдык.

– Гидеон! – прошипела я сквозь стиснутые зубы. – Если они попытаются посягнуть на мою девичью честь, я сожгу всю орду к коврюжьей матери. И плевать на последствия. Живой я им не дамся!

– Не перебарщиваешь? – усомнился он.

– Ничуть, – уверенно ответствовала я, забыв добавить, что после такого мини-армагеддона в живых останусь только я одна.

– Ллина, я боюсь! – трагическим шепотом доложила Мила.

– Успокойся! – зашипела я, пытаясь отодрать ее намертво вцепившиеся в мою руку пальцы. – Я от тебя ни на шаг не отойду, обещаю. А со мной ты не пропадешь.

– Честно? – сиплым шепотом спросила Мила, едва сдерживая слезы.

Девушка мелко дрожала, и я могла понять ее – сама в возрасте Камиллы больше всего боялась, что надо мной могут совершить насилие. А потом стала Путешественницей, и страх по этому поводу ушел раз и навсегда. Поэтому я улыбнулась максимально непринужденно и ответила:

– Честно.

Вроде бы помогло – Мила выпрямилась и перестала цепляться за меня. Я мельком глянула на эльфа, вокруг которого собралась большая часть табора, шумно обсуждавшая его внешность. Аннимо держался молодцом, невозмутимостью напоминая статую, но когда какая-то гоблиниха, больше смахивающая на Бабу-ягу на последнем издыхании, особенно громко и непечатно прокомментировала тыл эльфа, даже он вздрогнул.

Наконец полы шатра зашевелились, и вся орда моментально затихла. Повисло благоговейное молчание…

Из шатра вышел… вышло НЕЧТО.

Оно обладало почти двухметровым ростом, мощной комплекцией (хотя и похлипче, чем у Гирдыка), редкостной волосатостью и на диво отвратительной и зверской рожей без проблесков разума в маленьких, глубоко посаженных глазках.

Мила наклонилась ко мне и шепнула:

– А наш-то тролль намного круче!

Я согласно кивнула – Гирдык по сравнению с этой «отрыжкой природы» смотрелся красавцем писаным. Судя по всему, на момент создания сего субъекта природа-мать мучалась жесточайшим похмельным синдромом после празднования очередного юбилея дня сотворения мира…

Да уж, правильно говорят, что кому-то природа мать, а кому-то – теща. На редкость злобная…

Существо громко рыгнуло, чем добавило своему облику еще больше неземного очарования, и сказало густым прокуренным басом:

– Я – Большой Тыр, предводитель славной орды степных гоблинов…

Я фыркнула и тихо переспросила:

– Как он сказал? Большой Дыр?

– Сегодня вы – наша добыча, – продолжил гоблин, между делом почесывая себя пониже спины. – Короче, что вы можете предложить нам в качестве выкупа за свою жизнь и свободу?

Я тихо прокомментировала:

– Видать, долго речь репетировал…

Гоблин, к счастью, меня не услышал, а от нашей группы вперед вышел Гидеон.

– Я командую своими людьми. В поклаже есть золото – возьмите его в качестве откупа за право прохождения через ваши земли.

Нечто задумалось, и тотчас к нему подбежал низенький и щуплый гоблин. Большой Тыр наклонился к нему, а мелкий начал быстро-быстро что-то шептать предводителю на ухо. Потом глава орды выпрямился и громогласно объявил:

– Вашего золота хватит только на двоих. Выбирайте, кого отпустить.

Гидеон обвел нас взглядом и сказал:

– С нами путешествуют две девушки. Отпусти их, а мы останемся.

Я чуть было не заорала: «Гидеон, ты благородный идиот!!!» – но сдержалась, и только шепнула Миле:

– Что бы ни случилось, держись ближе.

Девушка подняла на меня непонимающие глаза:

– Ллина… Но ведь они обещали, что отпустят двоих…

– Господи, Мила! Неужели ты не понимаешь? Посмотри на их женщин! И после этого ты думаешь, что они нас отпустят?

Камилла сравнялась цветом лица со своей белой рубашкой, а нас уже обступили гоблины, отделив от остальных. Гидеон, увидев, что нас уводят, возвысил голос:

– Вождь, ты же обещал их отпустить!

– Я обещал отпустить двоих. Но не женщин. Они станут моими женами, а за это я отпущу вас всех. – Большой Тыр довольно захохотал. – Оружие не отдам, а то еще вздумаете напасть на нас. Но вам вернут лошадей, еду и воду. Освободить их!

Гоблины моментально перерезали путы на наших спутниках, а меня и Милу отвели в сторону, и местные гоблинихи окружили нас живой стеной. Я смотрела на то, как подруга стремительно бледнеет, семимильными шагами приближаясь к глубокому обмороку, и молилась только об одном – чтобы у ребят хватило ума отойти подальше. Нас двоих я вытащу, но всех отбить не смогу…

Гоблины сопроводительным эскортом довели наших до границ стойбища, где им вернули лошадей и все вещи, кроме денег и оружия. Тролль громко возмущался, костеря гоблинов на чем свет стоит, ему вторил гном; паладин и Гидеон о чем-то тихо разговаривали, явно строя какие-то планы, и только Аннимо Орве шел с гордо поднятой головой и абсолютно спокойным лицом, но… Когда он проходил мимо нас, я увидела, что глаза его из фиалковых стали темно-лиловыми, словно грозовая туча, – в душе эльфа клокотала холодная ярость, которая только и ждала момента, чтобы вырваться наружу…

Когда звуки удаляющихся вместе со всадниками лошадей стихли, Большой Тыр повернулся к нам, одарил щербатым оскалом кривых, лет двадцать не чищенных зубов и пробасил:

– Вас отведут в шатер, где как следует подготовят к ночи в моем обществе.

Гоблины, видимо сочтя сие заявление за крайне удачную шутку, разноголосо загоготали. Мила покраснела, а я, дождавшись, пока хохот стихнет, сказала громким голосом:

– В смысле придушат до потери сознания, чтобы не мучились?

Теперь уже гоготали над Тыром. Тот на секунду перестал лыбиться, а потом рявкнул во всю глотку:

– А ну, тихо всем!

Гоблины, вспомнив, кто здесь главный, быстренько заткнулись и разбежались. Нас же повели в шатер, стоявший напротив обиталища Большого Тыра.

Там было темно и очень душно. Сопровождавшие нас четыре гоблинихи зажгли масляные светильники, от которых стало светлее, но теперь к духоте присоединилась еще и жара. Потом они сноровисто стянули с нас одежду (Мила сопротивлялась и визжала, но после того, как я посоветовала ей успокоиться и дать себя переодеть, затихла, глядя на происходящее широко распахнутыми глазами). Нас натерли каким-то маслом с ароматом розы и начали впихивать в принесенную женскую одежду, видимо награбленную на большой дороге. Миле досталось почти новое, очень короткое сиреневое шелковое платье, подвязывающееся под грудью широким шифоновым шарфом белого цвета, концы которого спускались почти до земли. Девушка оглядела себя в большом, треснувшем пополам зеркале, которое держали две гоблинихи помоложе, и резюмировала:

– Какой кошмар. Как будто я из публичного дома.

Я же, сидя за занавеской, где меня упаковывали в настолько непонятный наряд, что я даже не рисковала представить, как это должно выглядеть, успела порадоваться, что втихую наложила на Милу успокаивающее заклинание. Теперь она хотя бы не пыталась упасть в обморок или удариться в истерику.

Наконец процесс одевания был завершен, и я вылезла из-за занавески со словами:

– Мила, поверь, у меня костюм еще хуже!

Девушка повернулась и уставилась на меня с открытым ртом. Я обеспокоенно дотронулась до волос:

– Мил, они меня, часом, не покрасили?

Камилла замотала головой, а гоблинихи подтащили ко мне зеркало, в котором я смогла увидеть себя в полный рост.

Мать моя женщина!..

То, что на меня напялили, обозвать платьем было в высшей степени затруднительно. Ниже талии красовалась шелковая золотистая юбка до пола, расшитая по поясу мелким речным жемчугом, а вот то, что было выше, описанию не поддавалось. Больше всего это было похоже на лифчик, сделанный из часто понавешенных ниток жемчуга, который при малейшем движении колыхался, словно не желая держаться на законном месте. От конфуза спасало обилие бус различной длины и фасона, полностью прикрывавших грудь наподобие воротника. Кроме того, гоблинихи превратили мои волосы в дикую мешанину косичек. Представив, сколько времени придется затратить, чтобы привести голову в порядок, я тихо застонала.

Мила, взглянув на меня, поняла стон по-своему:

– Ллина, как я тебя понимаю… Он действительно чудовище!

Тем временем гоблинихи, видимо, удовлетворившись деянием рук своих, выдали нам по паре туфель на каблуках – белые для Камиллы и светло-бежевые для меня – и вышли из шатра, не забыв прихватить с собой зеркало. Мы остались одни.

– Так, Мила, слушай меня. – Я подсела рядом с подругой на гору подушек. – Сейчас мы с тобой превратимся в старушек. Не бойся, это будет всего лишь иллюзия…

Шаги Большого Тыра мы услышали довольно скоро. Гоблин насвистывал песенку, видимо, готовясь испытать неземное удовольствие в нашей компании. Наконец он широким жестом отдернул полог шатра.

И уставился на нас выпученными глазами.

Я захихикала и кокетливо потянулась. Лежавшая рядом со мной Мила художественно повторила то же движение. У Большого Тыра начала медленно отвисать челюсть. Я чуть не засмеялась в полный голос, глядя на его вытягивающуюся рожу.

Еще бы! Ведь не каждый день вместо юных девушек обнаруживаешь двух кокетливо хихикающих и томно изгибающихся старушек лет ста восьмидесяти в суммарном исчислении. Мы с Милой переглянулись и начали томно зазывать гоблина своими сильно измененными скрипучими и донельзя противными голосами.

Гоблин позеленел и машинально схватился за сердце.

Мила, видимо поняв, что к Тыру вплотную подобрался кондратий, начала медленно подползать к нему, вихляя костистым тощим задом и проводя сухой и сморщенной ладонью по сильно выступающим ключицам.