Текст книги "Синдром отличницы"
Автор книги: Елена Ромова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 9
Я накрыла голову подушкой, слыша требовательный стук в дверь.
Было бы неплохо, если бы у меня началась амнезия, и я бы просто забыла события вчерашнего дня.
– Лимма, нам нужно поговорить, ты же знаешь, – раздался голос Дейны, – кроме того, ты пропустишь автобус…
Солнечный свет вливался в окошко моей комнаты, которая выглядела такой же унылой и тусклой, как и вся моя жизнь.
– Послушай, дорогая, – произнесла ба примирительно, – то, что я наговорила вчера сгоряча… не принимай все это всерьез. Я просто испугалась. Гарверд не должна узнать о тех письмах, понимаешь? Ей лучше дома, со мной. Я, как никто другой, позабочусь о ней.
Моя мать в том возрасте, когда сама способна решать, что ей лучше. И если бы она знала, что востребована, ее бы след простыл из жизни Дейны еще несколько лет назад. И судя по всему, моя бабушка больше всего на свете боится этого. Чертов эгоизм семьи Лессон!
– Пообещай, что ничего не расскажешь ей, Лимма, – говорила ба, стоя под дверью. – Ты же знаешь, какой это будет удар для нее.
– Я ничего не скажу, – приподняв подушку, произнесла я, – клянусь. Ты довольна?
– Раз так, открой дверь. Пора завтракать. И разве тебе не нужно в лабораторию?
Мне теперь ничего не нужно. Я теперь даже не знаю, как появиться на глаза Баргеру. Лучше выпить яд, чем когда-либо добровольно встретиться с ним.
Сев в постели, я потянулась за халатом. С этого дня у меня будет полно свободного времени, и я могу распоряжаться им как угодно – например, пойти на работу. В какую-нибудь забегаловку. Буду разносить кофе и предлагать «фирменный суп» посетителям. А заодно выкину из головы мысли о своей исключительности и о работе с Такером.
– Привет, мама, – поприветствовала, когда спустилась в столовую и вдохнула аромат душистого зеленого чая.
Я чмокнула маму в щеку и получила ответ через синтезатор: «Привет!»
Многозначно взглянула на ба, которая лишь слабо улыбнулась. Если мама согласилась на синтезатор, значит, все не так плохо.
– Ты опоздала на автобус, Лимма, – изрекла ба, садясь за стол. – Что-то случилось… в лаборатории?
– Ничего, просто доктор Баргер дал мне еще один выходной.
Господи, я чувствовала себя так, будто лгу на исповеди. И дело касалось не моего жалкого вранья относительно работы, а губительной лжи, которой была окутана моя мать. Теперь и я была посвящена в страшную тайну – Гарверд никто не забыл – и я должна молчать. Неужели это и есть ложь во благо? Или это просто способ уйти от проблем?
– Пожалуй, я не голодна… – бросила я, поднявшись из-за стола: – У меня есть кое-какие дела в центре.
– Сейчас? – встревоженно повернулась Дейна.
Сейчас или никогда. Пожалуй, бабушка ни за что не простит мне того, что я собираюсь сделать. Но ведь никто не обещал ей, что моя мать до самой смерти будет прикована к дому в Каптике.
Когда я вышла во двор, день медленно клонился к полудню. Солнце пекло, небо было ясным и безмятежным. Прихватив сумку и деньги на такси, я быстро шагала к тротуарной дорожке, как вдруг из-за кустарника выехал автомобиль и притормозил у моей калитки. От неожиданности я резко остановилась, наблюдая, как дверца дорогого авто открывается и на асфальт ступает мужская нога, обутая в дорогущую туфлю.
Питт обычно не одевался так: строгий деловой костюм, белая рубашка, тонкий черный галстук, чуть расслабленный на шее. Светлая челка была уложена гелем, на запястье сияли дорогие часы. Пленительное зрелище для любого эстета.
Небрежным движением Сайверс снял солнцезащитные очки, впиваясь в меня немигающим требовательным взглядом.
Только не это, чтоб меня!
– Лимма, не уходи, пожалуйста, нам надо поговорить, – крикнул парень, видя, что я медленно отступаю.
Это было тихое кафе, одно из тех, что такие люди, как Питт Сайверс, обходят стороной. Без лишнего шика, помпезности и дороговизны. Здесь кофе стоил, как кофе, а не сапфировый самородок. И официантки здесь улыбались приветливо и искренне.
– Гм… – откашлялся Питт, примостившись в углу на кожаном диванчике и неловко озираясь по сторонам.
В это время в кафе было немноголюдно, но и те гости, что забрели сюда в разгар дня, глядели на Сайверса озадаченно. Определенно, он был слишком хорош. И для этого места, и, конечно, для своей спутницы.
– Вчера тебя не было в университете. Я ждал… – произнес Питт, вскидывая светлые глаза.
– Мне дали выходной.
Его длинные крепкие пальцы переплелись на столешнице.
– Это все неважно… – вдруг проговорил он, не спуская с меня пытливого взгляда, – главное, что произошедшее не сильно тебя напугало. Я знаю, как настойчива может быть моя мать… Кроме того, та идея была откровенно идиотской. Сам не знаю, чем я думал, когда привел тебя на пляж. Я не хочу, чтобы у тебя из-за этого были неприятности.
Можно было просто часами смотреть на него. И неважно, что он говорит. Между нами была какая-то прочная привязанность. Что это? Наваждение? Любовь? У меня в животе все сжималось, а по позвоночнику бежали электрические импульсы.
– У тебя есть невеста, Питт…
Парень изменился в лице, закусил нижнюю губу, обдумывая следующее:
– Моя жизнь распланирована, словно школьное расписание. Я всегда знал, что меня ждет в будущем. Я, в принципе, был полностью с этим согласен. До недавнего времени…
Я не тешила себя мыслью, что все изменилось из-за меня.
– Лимма, – наперекор моим мыслям заявил Питт, – я просто представить не могу, что между нами все закончится.
– Мы очень разные.
– И это мне нравится.
Господи, и мне это нравится. Знал бы он, как сильно!
– Питт, я выбрала для себя науку.
– Отлично, я же не против…
– Ты не понимаешь, – терпеливо объяснила я, – заниматься наукой и жить ею – это разные вещи. Я намерена посвящать себя ей двадцать четыре часа в сутки без перерывов и выходных, пока не добьюсь результата. Это призвание, понимаешь? Без этого моя жизнь бессмысленна.
Сайверс некоторое время молчал, сдвинув брови и опустив взгляд.
– Это что-то вроде футбола для меня?
– Да, но только сильнее. Ты в любой момент можешь бросить игру, а я не могу. Это часть меня. Я с пеленок хотела спасать жизни.
– И? – теперь его взор обжигал. – Хочешь сказать, что между нами ничего не может быть?
– …думаю, да.
– Лимма, это относится только ко мне или ко всем мужчинам? Ты решила умереть девственницей? – несколько раздраженно пробубнил Питт, задев какие-то болезненные струны в моей душе. – Тебе не кажется, что ты все усложняешь?
– Меня уволили из лаборатории, – решилась я на правду, – и мне придется начинать все сначала. Для этого я должна уехать из Каптики.
– Отлично, – прошептал Питт в сторону, сжимая пальцы в кулак. – Ты решилась на это из-за Баргера? Этот мудак тебя уволил?
– Питт… – проговорила я мягко.
– Моя мать ему денег заплатила, что ли? – со злостью зашептал парень. – Я ведь сказал ей, чтобы она не смела портить тебе жизнь.
– Питт…
– Я это так не оставлю. Я слишком долго шел у них на поводу. Они не посмеют больше тебя тронуть, – с этими словами Сайверс поднялся из-за стола, неприлично повышая голос.
Этого мне только не хватало.
– Питт, сядь на место, – произнесла я, видя, что на нас все смотрят.
– Хочешь, я поговорю с Бартером?
– Только не это, – ответила, приходя в ужас от мысли, что Питт бросится выяснять отношения с доктором, – не горячись. Вопрос с моим увольнением уже решен. Не думаю, что ты сможешь повлиять…
– Ты недооцениваешь меня, и преимущество быть одним из семьи Сайверс.
Питт облокотился ладонями о столешницу, склонился ко мне:
– А когда я решу твою проблему, тебе не придется стоять перед выбором.
Он резко распрямился, полный какой-то решимости.
– Приезжай завтра в лабораторию, Лимма, – сказал убежденно, – и ты увидишь, что имя и деньги в некоторых случаях творят чудеса.
Питт Сайверс оказался прав – случилось настоящее чудо.
Гребаная реальность была полна сюрпризов.
Мои вещи все так же лежали в шкафчике, в отделанной белым кафелем раздевалке университетской лаборатории. Я собрала все в коробку, вернула ключи на охрану, где мне и сообщили, что доктор Баргер желает меня видеть. Было около семи часов вечера, и я всеми фибрами души желала, чтобы доктор в этот момент делил сытный семейный ужин в обществе очаровательной супруги. Так нет, он терпеливо ждал, когда я приду. И ждал в своем мрачном кабинете, где горела всего одна настольная лампа.
Дверь со стеклом, на котором была надпись с его именем, предательски заскрипела, когда я ухватилась за ручку и открыла. Стол стоял прямиком напротив, а доктор сидел в кресле и курил. Свет лампы прекрасно освещал меня, но не его.
– Добрый вечер, доктор Баргер.
В кабинете было тихо. Так тихо, как бывает только в вакууме.
– Мне сказали, вы хотели меня видеть, – заполняя неловкую паузу, произнесла я.
В полумраке я отчетливо видела лишь облака белесого дыма и яркий огонек сигареты.
– Знаешь, Лимма, – произнес вдруг доктор таким тоном, будто собирался поведать мне притчу, – меня сегодня навестил твой друг.
О, Всевышний! Разумеется, речь о Питте. Я почувствовала, как к моим щекам приливает кровь.
– Мы с ним мило пообщались по поводу твоего будущего.
– Доктор Баргер, я не просила об этом Питта.
– Вот как? – раздалось сквозь смешок. – Я так и подумал, когда он ворвался сюда с претензиями.
– Он решил, что сможет мне помочь.
– Лимма, тебе никто не сможет помочь, кроме тебя самой. И как можно было подумать, что я изменю свое решение, если эта малолетняя выскочка явится сюда, потрясая кошельком?
Я сгорала от стыда, в прямом смысле.
– Доктор Баргер, я…
– Оставим на потом твои оправдания, – отмахнулся мужчина, туша окурок в пепельнице, – сейчас ты сядешь и напишешь заявление об увольнении на имя Хейвуда.
Это было ожидаемо.
Я поставила коробку на пол, села за стол с противоположной стороны от Баргера, взяла ручку и лист бумаги, которые он любезно мне пододвинул.
– Какую причину указать? – спросила, лишившись вдруг голоса и всяческих сил.
– Напиши: в связи с переводом в Центр биомедицины Вейсмунда.
Пальцы у меня дрогнули, и ручка упала на пол. Я вскинула глаза, вдруг ощутив острую нехватку воздуха.
– Тебе что-то непонятно, Лимма? – спокойно осведомился мужчина, вероятно, довольный эффектом, произведенным его словами.
– В связи с переводом, доктор? Мне нужно написать именно это?
– У тебя проблемы со слухом?
– Нет, я просто думала, что вы меня уволите.
– Что, собственно, я и собираюсь сделать. Ты же не рассчитывала работать в двух местах одновременно?
Я замотала головой, недоверчиво глядя на лист бумаги, а затем спохватилась:
– И вы поговорите с Такером?
– А как иначе. Поговорю на завтрашнем симпозиуме.
– Значит, все еще в силе? Вы не передумали?
– После твоей пощечины? Да я только утвердился в мысли послать тебя куда подальше. В Вейсмунде тебе самое место. И ты можешь сколько угодно твердить, что я тебя использую, мне плевать. Я даю тебе возможность, от которой откажется только полный имбецил. Так что решай.
Выбора передо мной не стояло. Только не сейчас.
– Я согласна.
– Тогда пиши заявление и выметайся, мне еще домой ехать.
Во мраке я не смогла бы нащупать закатившуюся под стол ручку, поэтому смело поднялась, подошла к стене и включила лампы дневного света, которые, заморгав, осветили кабинет.
– Значит, завтра в Каптике состоится симпозиум… – произнесла, оборачиваясь. – О, черт!!!.
Слова застряли у меня в горле.
– Лимма, – устало протянул Баргер, откидываясь на спинку кресла, – разве я просил тебя делать это? Включать свет, я имею в виду.
– Вы что, подрались с Питтом?
– Делать мне больше нечего, – усмехнулся Баргер, – если бы я его тронул, мне не помогли бы никакие приятельские отношения с его отцом. Так что дрался только он.
И весьма неплохо. Последствия так красноречиво написаны на лице доктора, что можно только подивиться его оптимизму.
– Вас теперь уволят?
– Нет, – отозвался мужчина, – не думаю, что инцидент выйдет за пределы этой комнаты. Правда, завтра на симпозиуме мне придется светить фонарями, но думаю, всех вполне удовлетворит, если я скажу, что упал с лестницы.
Баргер взглянул на часы.
– Пиши живей, Лимма. Я опаздываю на ужин.
Я подняла ручку, села за стол, принимаясь за заявление.
– И не забудь: симпозиум завтра в шесть тридцать в гранд-отеле «Шерли». Оденься поприличнее, я подхвачу тебя в шесть.
Не успела я раскрыть рта, как мужчина добавил:
– Да-да, твое присутствие обязательно. Такер не из тех, кто покупает кота в мешке.
Глава 10
Такер не из тех, кто берет на работу сопливых девчонок – довольно простая истина, которая стала известна уже на следующий день. Правда, до мучительной встречи прошло немало времени.
Первой, кто узнал о моей поездке в Вейсмунд, была Нилла. По долгу дружбы я должна была сообщить ей об этом факте. Второй счастливицей должна была стать моя бабка, Дейна Морис, которая скорее прикует меня к батарее, чем даст на это одобрение.
– Я должна кое о чем поговорить с тобой, – с этого я начала, вторгаясь в ее комнату. – Ты не занята?
И раз уж я решилась рассказать ей о Вейсмунде, пусть узнает еще кое о чем.
Дейна вышивала. Очень редко ее можно было застать за подобным занятием. Она сидела в глубоком кресле у окна, сжимая в зубах сигарету, и мерно покачивалась.
– Мне сделали предложение о работе, – начала я, присаживаясь на ее узкую кровать, застланную белоснежным покрывалом.
– Замечательно, – небрежно отозвалась ба, стряхивая пепел и оглядывая вышивку. – Работа в отличие от стажировки принесет хоть какой-то доход.
– Эта работа в Вейсмунде.
Дейна остановила размеренное качание кресла и взглянула на меня. Взглянула так, что все мои мысли рассыпались в голове на крошечные пазлы.
– Вейсмунд? Где это, черт побери?
– Далеко.
– Это на Тардисе, – вспоминая, произнесла она. – Ты с ума сошла, Лимма… там совершенно неподходящий для ситайки климат и… – ба считала, что еще способна переубедить меня, однако, встретив мой серьезный взгляд, замолчала.
– Я уже все решила.
– Ты хочешь бросить нас? – Дейна опустила сигарету в пепельницу, едва ли замечая, что та продолжила виться белесой лентой дыма. – Свою больную мать? И меня?
– Кстати, об этом, – прочистив горло, я отвела взгляд в сторону, – я вчера позвонила профессору Мак-Аароту…
– …что ты сделала?..
– …и поговорила с ним по поводу мамы…
– …господи Всевышний, ты просто…
– …и узнала от него много нового, – я намеренно повысила голос, прерывая причитания бабушки.
Она качала головой в попытке отрицать очевидное.
– Он сказал, что у нее есть счет, куда поступают средства от министерства. И еще, он рассказал, с каким тщанием ты обрываешь все его попытки наладить с матерью контакт. Он был ошеломлен, когда я позвонила. Я хотела узнать, смогла бы мама, при желании, вернуться в Элентроп и получить место на факультете медицины, на что получила конкретный ответ. Профессор Мак-Аарот счел бы за честь иметь в штате института такого блестящего медика, как Гарверд Лессон, и, невзирая на ее заболевание, готов попробовать. При необходимости он готов также обеспечить надлежащий уход за моей матерью, независимо от финансовых затрат.
Дейна некоторое время не могла совладать с лицом.
– Ты сама не понимаешь, что ты натворила, – проговорила она сдавленным, упавшим голосом.
– Я расскажу об этом маме. Конечно, я не стану говорить ей о письмах или твоем участии в их сокрытии…
– Ее снова захотят использовать, – со злостью проговорила бабушка.
– Она сама должна решить, как поступить.
– Она больна, разве ты не видишь! Она должна остаться со мной!
– Только потому, что ты этого хочешь? – раздраженно выпалила я. – Потому что всю жизнь пыталась доказать ей, что ты всегда и во всем права? И ее болезнь как нельзя лучше это доказывает, правда?
Дейна тяжело поднялась на ноги, держась за подлокотники.
– Не смей говорить о том, чего не знаешь!
– Она выбрала науку и стала легендой, невзирая на то, что ты никогда в нее не верила. Посмотри, как моя мать нужна всем этим людям, несмотря на болезнь, а ты никому не нужна!
Дейна побледнела. Надсадно дыша, она указала мне на дверь. На секунду мне показалось, что сейчас она разразится жуткой бранью. Еще бы, я посмела высказать ей всю правду. Однако она молчала, сжав зубы. И мне тоже больше нечего было сказать.
Разговор с Дейной выбил меня из колеи на долгие часы. Я много думала над мотивом ее поступков. После смерти мужа ее сокровищем стала ее дочь. Но у Гарверд всегда был сложный, безудержный и нелюдимый нрав. Ей не нужен был мир вокруг, это она оказалась нужна миру, потому как моя мать была уникальна. Дейна же не хотела с этим мириться, считая, что дочь всегда должна быть рядом.
А теперь я, буквально повторяя судьбу матери, ухожу, оставляя Дейну в одиночестве. Это действительно так, ибо мама, разумеется, выберет работу в Элентропе.
Я продолжала думать об этом, когда собиралась на симпозиум, на котором должна решиться моя судьба. С утра местные СМИ активно обмусоливали тему намечавшегося мероприятия и, безусловно, личность главного оратора Кея Такера. Помимо него в Каптике соберутся светила мировой науки, коим так или иначе интересно клонирование человека. И у меня, стажерки местной лаборатории, есть шанс изнутри взглянуть на все это великолепие и даже тихонечко постоять рядом с каким-нибудь ученым с мировым именем.
У меня было лишь одно вечернее платье, пылившееся в шкафу еще с тех времен, когда я окончила университет. И не скажу, что оно было идеальным. Темно-зеленое чуть выше колена, как ни странно, оно все еще неплохо на мне сидело. Впрочем, никто не обратит на меня внимания, а уж тем более не шепнет коллеге: «Что за девушка в уродливом платье? Разве она есть в списке приглашенных?» В обществе подобных людей разумнее блеснуть умом, нежели отменным вкусом. Кроме того, разве «ботаники» умеют одеваться? Вывод таков: зеленое платье вполне сгодится.
Вечер обещал быть неповторимым. И я не знала, хорошо это или плохо. Баргер заехал за мной ровно в шесть. Кто бы сомневался в его пунктуальности. Он, так же как и я, был напрочь лишен чувства прекрасного – на нем довольно сносно сидели черные брюки и белая рубашка, но темно-коричневый пиджак оставлял желать лучшего.
Мы не обменивались комплиментами и, кажется, даже не поздоровались. Единственное, что сказал доктор, когда мы почти приехали к отелю:
– Постарайся произвести правильное впечатление.
Ох, знал бы он, что противный липкий страх холодом подобрался к потаенным уголкам моей души, лишая возможности адекватно мыслить. В самый неподходящий момент.
– Только не нервничай, Лимма…
О, это очень помогает, доктор!
Здание отеля сияло подсветкой, несмотря на то, что солнце еще не село. Громадина в несколько этажей с зеркальными стеклами, в клумбах зелени – это и есть знаменитый «Шерли». Кажется, здание принадлежало семье Питта, что само по себе очень символично.
В конференц-зале уже приготовили огромный сенсорный экран, на черном фоне которого горела эмблема международной ассамблеи инновационных технологий в области биомедицины. Я заняла отведенное мне место, растерянно озираясь по сторонам в то время, пока доктор Баргер здоровался с коллегами. Вот он жал то одну, то другую руку, приветствуя каких-то людей, то скучающе стоял в проходе, то выискивал кого-то взглядом.
Конференц-зал постепенно наполнялся людьми, многих из которых я уже знала. Те, кто работал когда-то с моей матерью, приветливо мне улыбались. Я откинулась на спинку сиденья, услышав, как за моей спиной двое почтенных господ, усевшись по местам, ведут беседу:
– И кто дал этому сумасшедшему слово? Послушать его, так Кей Такер – Господь Бог.
– Было бы интересно послушать его хотя бы для развлечения, – отозвался другой с нескрываемым сарказмом.
Я закусила губу, испытав острую вспышку раздражения. Для меня Кей Такер действительно был богом – богом биомедицины. Я прочла все его книги, пребывая в чудовищном экстазе от мысли, что наши взгляды невероятно похожи.
Понимание того, что я увижу этого человека – своего кумира – и даже буду с ним работать, кружило голову. Во рту все пересохло от волнения.
– Он уже приехал, – неожиданно приземлился рядом со мной доктор Баргер. – Через пару минут начнется…
– Здесь особо не жалуют Такера, – шепнула я.
Мой собеседник усмехнулся, удобнее устраиваясь в кресле.
– Для этих надутых индюков он самый настоящий мечтатель, посягнувший на незыблемые устои. Но, несмотря на это, его будут слушать с открытым ртом. А знаешь почему? – мужчина приподнял бровь, поглядывая на меня. – Потому что его взгляды на некоторые вещи не укладываются в каноны. А еще: он чертовски красноречив.
Я нетерпеливо поерзала в кресле. Сердце в предвкушении набирало обороты.
Симпозиум был открыт речью директора института фундаментальной медицины Элентропа доктором Гаем Ричмондом. Моя мать когда-то в молодости имела честь проходить у него практику. Так вот, она всегда называла этого человека старым козлом. Следом выступили именитые профессора и доктора наук, выражая абсолютно различные и даже противоположные точки зрения на проблемы клонирования.
И вот настал тот самый момент. Баргер скучающе вытянулся на кресле, скрестив руки и поглядывая на выступающих сквозь полуприкрытые веки, слушатели тихо переговаривались, где-то за закрытыми дверями играла музыка и слышались сигналы автомобилей, шум вечернего города. И во всем этом благоденствии был лишь один раздражающий фактор – внезапно появившейся за трибуной мужчина.
Это был Кей Такер. Во плоти.
Мужчина, который не был похож на ученого. Сотни раз я видела его фото, но вживую он выглядел просто… невероятно. Вызывающе красивый и, главное, одетый хорошо и со вкусом. Даже сам этот факт заставлял меня благоговеть перед ним, как перед идолом. Пожалуй, мне ни разу не встречались выдающиеся ученые, обладающие столь нестандартным набором, как: правильное смуглое лицо, густые каштановые волосы, красивая линия губ, превосходная фигура, а главное, абсолютно цепкий, уничтожающий и волнующий взгляд стальных глаз. Одним словом, это был не взгляд, а рентгеновский луч – никогда не поймешь, о чем думает этот человек, глядя на тебя. И ко всему прочему, он был гением безо всякого преувеличения.
Я досконально знала его биографию. Ему было тридцать четыре. Он был в разводе. Помнится, когда он еще был женат, я дотошно искала фото его супруги и, найдя, страшно разочаровалась. Наверно, потому что его женой была красавица с большим бюстом, длинными светлыми волосами и великолепным маникюром. Просто мисс Вселенная! И почему Такер не женился на скромной, умной девушке? Неужели даже такие гении, как он, ведутся на внешность? Впрочем, ответом на этот вопрос был его поспешный развод. Брак распался после трех лет совместной жизни, но никто из супругов не давал по этому поводу никаких комментариев.
– Итак, – сказал Такер, – мы все ждали этого, верно? – лукавая улыбка скользнула по его губам. – Клонирование. Что ж, не буду ставить под сомнение ваши умственные способности, дамы и господа, объясняя, что это такое. Пару лет назад об этом активно писали в прессе, и только ленивый забыл упомянуть, какая ж это нехорошая затея, клонировать человека. И вот, наконец, запрет сняли.
Да, он просто кайфует оттого, что может высказать абсолютно все, что думает, так еще и с трибуны.
Голос у него – загляденье. Теплый, низкий, глубокий. Я смотрела видео с его интервью, но через экран невозможно передать его животную энергетику. Каждым словом он доказывал всем и каждому: «Я круче всех!» И, главное, у меня не хватило бы духу усомниться.
Я была готова ловить каждую его фразу. Впитывать все, что он говорил, и сходить с ума от восторга. Передо мной не картинка с обложки научных изданий, передо мной – он, мой кумир, бог биомедицины и довольно привлекательный мужчина.
– У меня сегодня не будет слайдов, – продолжил он, на секунду оглядываясь на экран, – так что если кто-то хотел картинок, может пока переждать в буфете. И захватите мне чего-нибудь, не успел перекусить в дороге… Но сейчас не об этом, верно? Я, по большому счету, провел больше двух суток в пути не для того, чтобы обсуждать с кем-то из присутствующих практическое применение клонирования в медицине. Терапевтическое клонирование – это провальный путь для регенеративной медицины. Если кто-то считает иначе, это сугубо ваше дело. Если мы хотим вырастить орган, к примеру, почему бы не пойти путем, который активно развивается уже многие годы – вырастить его из стволовых клеток с индуцированной плюрипотентностью?
О, в числе присутствующих были и несогласные, которые тут же потребовали слова, однако Такер невозмутимо продолжил:
– Я хочу, чтобы вы на пару секунд забыли о терапевтическом клонировании и сосредоточились на репродуктивном. Представьте, что репродуктивное клонирование, то есть воссоздание человека, возможно на любом этапе его жизни, и что клонированная особь – это не просто носитель генотипа донора, а сам донор с тем же сознанием и с теми же воспоминаниями. Представьте, что это не фантастика и не бред сумасшедшего, а вполне себе факт, и что на пороге старости вас ждет не смерть, а возможность перерождения. Что вы скажете, если допустить эту мысль хотя бы на долю секунды?
Сердце почему-то выпрыгивало у меня из груди. Наверное, оттого, что я ждала от Такера какой-нибудь провокации и получила сполна.
– Давайте допустим возможность перемещения сознания донора в клон… Есть ли у нас шанс сделать это в обозримом будущем? Вы сейчас подумали, этот парень окончательно рехнулся, верно? А если я скажу вам, что вполне могу сделать нечто подобное уже через пару лет? Или, скажем, завтра?
Кей Такер замолчал, приподнимая бровь. Лишь щелчки затворов камер нарушали напряженную тишину в зале.
Боже, сколько раз я мечтала поговорить с ним. Нужно просто поднять руку, и он, возможно, обратит на меня внимание. Я могу прямо сейчас задать вопрос, на который ему придется ответить. Но я отчего-то трушу.
Баргер неожиданно склонился ко мне и прошептал:
– Что ж, Лессон, это твой будущий наставник. У него ты сможешь научиться всему, о чем только пожелаешь. Включая и плохое.
Смогу ли? И возьмет ли он меня в Вейсмунд? Меня – маленькую несмышленую ситайку, которая едва дышит от волнения и восторга, глядя на него?
Проницательные серые глаза прожигали меня насквозь.
Заставив себя не дергаться, не заламывать руки и не покусывать губы, я стояла перед доктором Такером, который расположился в кресле, небрежно откинув папку с моим досье, которому уделил лишь пару секунд.
И теперь он смотрел на меня так, будто я была безделушкой, которую ему впаривают за бешеные деньги. Немного раздраженный взгляд скользил по моему телу: от мысков туфель до макушки. Снова и снова. Казалось, за минуту доктор разложил меня на атомы, узрел недостатки и поставил диагноз.
Меня колотило от волнения. Казалось, я шла к этому моменту всю жизнь. Как зачарованная я глядела на человека, от которого всецело зависела моя судьба.
Баргер, который сидел в кресле напротив, не препятствовал нашему обоюдному любованию, а терпеливо ждал. На его лице застыло беспокойное выражение.
– Что ж… – наконец, произнес Такер, сосредоточив запал своей проницательности на моем лице. – Госпожа Лессон, дочь Гарверд Лессон, наполовину ситайка, двадцать лет.
Сухие факты вылетали из его рта, как оскорбления.
Впрочем, я не могла знать наверняка, пытается он оскорбить или говорит в свойственной ему циничной манере. Такер был великим циником и безбожником.
– Я могу обращаться к вам на «ты»? – наверно, его забавляло то, что я так напугана. – Вы не упадете в обморок? Это вас нисколько не оскорбит и не заденет ваших чувств?
Разумеется, он получал удовольствие от осознания собственного величия. Но, черт возьми, я готова простить ему это.
– Нет… да… то есть, вы можете.
– Отлично, – он перекинулся красноречивым взглядом с Баргером. – Тогда поступим так, Лимма: ты сейчас немного расскажешь о себе.
Не знаю, для чего он попросил об этом – откровенно скучал, пока я перечисляла факты из своей биографии.
– Достаточно… – оборвал меня на полуслове. – Все это очень интересно, – голый, ничем не прикрытый сарказм, – я вижу, у тебя насыщенная жизнь, – и снова нечто язвительное проскальзывает в его голосе. – Нравится работать у Баргера?
– Вполне, но у меня немного другая специализация. Я хочу заниматься регенеративной медициной.
– Когда ты это решила? – насмешливый прищур стальных глаз заставлял меня забыть все, включая собственное имя. – Год назад, два?
– Я занимаюсь исследованиями в сфере биомедицины уже больше пяти лет, а наукой – сколько себя помню.
– Да? И зачем? Что тебя подвигло, Лимма?
– …ммм… – ответ у меня был, но не слишком ли он наивен? – желание помогать людям, думаю.
– А может, просто потому, что твоя мать медик? – Такер ставил под сомнение все, что я говорила.
– Нет.
– С чего ты это взяла?
– Я…
– Может, у тебя другое призвание? – это звучало не как вопрос, скорее, как утверждение.
– Я вижу свое призвание лишь в биомедицине.
– А вдруг это заблуждение? Тебе двадцать лет. Пубертатный период у ситайских девочек довольно сложный процесс и затягивается вплоть до двадцати пяти лет. Частые перепады настроения, инфантилизм, стрессы объясняются активными выбросами гормонов в кровь. По закону, действовавшему в Айртоне, ситайцы считались совершеннолетними лишь с тридцати.
– Это было много лет назад до вступления Айртона в Альянс, – произнесла я, смертельно краснея. – Я родилась в Элентропе.
– Физиологически люди и ситайцы имеют некоторые отличия…
– Я прекрасно знаю об этом.
Чем язвительнее говорил Такер, тем паршивее становилось мне. Все то отвратительное, грязное и неприличное, что стояло между нашими расами, он вытягивал на поверхность с нескрываемым смаком.
– Особенно это касается ситаек.
Я стиснула зубы, отводя взгляд в сторону.
– Некоторые различия строения тела, я имею в виду, – произнес мужчина, наслаждаясь тем, что окончательно раздавил меня. – Тебе неприятно говорить об этом?
– Вы… можете спрашивать о том, о чем сочтете нужным.
– Очень мило с твоей стороны. Ты всегда так легко соглашаешься с тем, что говорят другие?
Это собеседование напоминало изощренную пытку.
– Не понимаю, о чем вы…
– Я вижу, что – да. У твоих поступков есть определенные рамки. Ты стараешься быть лучше всех. Возможно, пытаешься превзойти мать. Мыслишь идеалами. Как закомплексованная отличница. Есть такой синдром, Лимма.
Было это проницательностью или рациональной оценкой я не имела никакого понятия, но сказанное больно ударило меня по самолюбию.
– Что вы хотите от меня услышать? – я позволила себе легкую возмущенность в голосе.
– Лишь то, что ты осмелишься сказать.
Сложно не паниковать, когда не знаешь, что происходит и как вести себя в ответ на подобные выпады.
