Текст книги "Другая жизнь"

Автор книги: Элен Алекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Отчего дедушка Ичи расстроился совсем. Ведь, как он уже точно знал, эти неугомонные киношники обязательно что-нибудь придумают.

А у Эйба Робинсона наконец-то все стало получаться. Каждый день его обуревали какие-нибудь новые идеи и замыслы. Теперь он ясно видел будущий фильм – завязку, конфликт, начало, середину и конец.

Братья Тернеры в своих кабинетах тоже смутно начинали видеть призы, которые они могли бы получить за этот не совсем обычный фильм. А потому они вели себя тихо, мирно, доброжелательно, не вставляли палок в колеса и не объясняли больше Эйбу Робинсону, как именно ему надо жить.

Всем актерам Эйб Робинсон предоставил большую свободу действий, каждый из них мог нести на съемках какую хотел отсебятину. Эйб Робинсон собирался разобраться с этим материалом во время монтажа. Люк Беррер тоже перестал ностальгически бездействовать, работы у него теперь было невпроворот, он был безмерно счастлив.

А вот Джефф Дармер и Джек Марлин молча скооперировались, решив ничем себя не перетруждать. В основном они только давали советы окружающим. А говорить, что и как нужно делать Эйбу Робинсону, вообще стало их самым любимым занятием на это лето.

Камилла. Ее темные большие глаза были полны тайны и печали, словно покрытые мраком небеса. Люк Беррер брал ее крупным планом, зрители должны были восторгаться ее неповторимой внешностью и терзаться бесконечными догадками о том, что у нее на душе.

– Как же так, ведь вы собирались снимать фильм о счастье семейного очага, – ехидно сказал Эйбу Робинсону вездесущий Марк Тимпсон, – а ваша героиня собирается сбежать из дома со своим садовником?

– Дом там, где сердце, – сказал Эйб Робинсон, – и потом, мы еще сами не знаем, что произойдет в конце фильма с нашей главной героиней.

Марк Тимпсон безмерно удивился.

– Вы еще сами этого не знаете? – оскорбленно спросил он.

– С нашей героиней произойдет то, что с ней должно в конце концов произойти, – сказал Эйб Робинсон, – и не сможет в это вмешаться ни Бог, ни человек.

– Ого, как у вас тут все серьезно, – сказал Марк Тимпсон.

И он, как обычно, вместе со своими помощниками закрылся в своем кабинете. Не похоже было, чтобы они там что-то сочиняли, по всей видимости, они там усиленно молились, чтобы фильм Эйба Робинсона с треском провалился.

Камилла и Алекс Мартин вообще не смотрели в сторону друг друга, у них и без этого дел было невпроворот. Камилла по замыслу сценария была занята какими-то проблемами с многочисленными родственниками, а Алекс Мартин беззаботно подстригал деревья и кусты в их саду.

Толстая Дора Мартин тоже каждый день приезжала на съемки фильма, она привозила любимому мужу вкусную домашнюю еду. И каждый раз эта еда была в корне разная, ведь толстая Дора Мартин то собиралась худеть и хорошеть, а то пускала все на самотек.

А потому Алекс Мартин один день уплетал какую-нибудь постную пищу, а другой – жирную и высококалорийную. А толстая Дора Мартин, в восторге сложив руки на груди, с упоением смотрела на то, какой он тут, ее муж, такой молодой, красивый, перспективный и талантливый.

И все было бы совсем мило, складно и хорошо. Да у Эйба Робинсона, Джеффа Дармера, Джека Марлина и Люка Беррера не было актера на роль дедушки главной героини. И это обстоятельство вносило разлад и дискомфорт в наладившееся было благополучие этой съемочной компании.

Дедушка Ичи тут же предложил себя на эту роль. Эйб Робинсон и Джефф Дармер закрылись от дедушки Ичи в кабинете Эйба Робинсона. Там они отдышались и стали думать, что делать дальше.

Когда же они вышли оттуда и сказали, что на роль дедушки Ичи они попытаются пригласить самого Дага Хауэра, у меня из рук выпала чашка с горячим кофе. Вмиг лишившись сил, я опустилась на ближайший стул. Камилла рассеянно посмотрела на меня.

– Тебе что, так нравится этот актер? – спросила она меня.

– Нет, – сказала я, – не так.

– А как? – спросила Камилла.

– Это сложное чувство, – сказала я.

Камилла покачала головой и больше ни о чем не стала спрашивать. То, что ей было нужно, она уже поняла. А потому мы с Камиллой ничего не стали выяснять в тот момент, мы отложили все на потом. А через некоторое время ее вновь позвали на съемку.

А я осталась одна, растревоженная и несчастная. У каждого человека в жизни есть какая-нибудь тайна, у меня тоже была такая тайна. И этой моей тайной всегда был Даг Хауэр: я любила его с самого своего безоблачного детства. Еще с тех пор, когда мои обязательные родители разрешали мне смотреть телевизор всего только по пятнадцать минут в день.

14

Дедушка Ичи все еще старался по мере своих сил и возможностей находиться неотлучно при Эйбе Робинсоне. У дедушки Ичи было много нереализованных идей по поводу снимаемого фильма, он очень надеялся что-нибудь себе еще выпросить.

– Может быть, пусть хоть фамилия наша настоящая останется у ваших главных героев, – предлагал Эйбу Робинсону дедушка Ичи, – у нас такая старинная превосходная фамилия.

– Боже вас упаси, – говорил Эйб Робинсон, – после выхода фильма вы тут же передумаете и подадите на меня в суд.

– Ну что вы, как можно? – говорил дедушка Ичи, хитро сверкнув глазом, словно подумав, а не подать ли на вас всех в суд сейчас же?

Вообще-то дедушка Ичи был несколько необычной и интересной личностью, бывают такие личности, которые наполнены каким-то незримым магнетизмом. Хотя я всегда считала, что тайной и магнетизмом наполнены только те люди, жизнь которых так или иначе связана с кино. Но дедушка Ичи тоже в немалой степени обладал чем-то притягательным.

У съемочной группы он, например, сразу вызвал большой интерес. Дедушка Ичи всегда собирал вокруг себя толпу, жаждущую его послушать. И когда Эйб Робинсон или Люк Беррер не могли докричаться какого-нибудь нужного техника или осветителя, то их всегда можно было найти в толпе возле дедушки Ичи.

– Неужели вы самые настоящие ацтеки? – обычно спрашивали дедушку Ичи.

– Да, – гордо отвечал дедушка Ичи, – это правда.

– И правда, что вы живете уже одиннадцатую жизнь? – не унималась любопытная съемочная группа.

– О да, – важно говорил дедушка Ичи, – это тоже истинная правда.

– И вы помните все, что когда-либо с вами происходило? – удивлялись все.

– Как будто это было вчера.

– Быть не может! – восклицал народ.

– Все бывает, – разводил руками дедушка Ичи.

В такой вот необычной и веселой обстановке снимался этот фильм.

Знаменитый Даг Хауэр был выписан киностудией братьев Тернеров на июль и август этого горячего и умопомрачительного лета. Ему был предоставлен свободный график съемок, ведь в это же самое время Даг Хауэр снимался еще в двух фильмах, причем оба фильма снимались чуть ли не в разных концах света.

А потому киностудия братьев Тернеров подстраивалась под его напряженный режим, как могла. Даг Хауэр всегда был самым занятым актером на земле, зрительский мир давным-давно потерял счет его фильмам, потому что этот знаменитый и талантливый актер не гнушался любых ролей.

– Я много лет восторгаюсь вашим безмерным и многогранным талантом, – трепетно сказал Дагу Хауэру Эйб Робинсон во время приветствия на киностудии братьев Тернеров.

– О да, – сказал Джефф Дармер.

– Особенно хорошо вам удаются роли неверных мужей и прирожденных бандитов, – сказал Дагу Хауэру Джек Марлин.

– О да, – подтвердил Люк Беррер.

Даг Хауэр громко рассмеялся.

– А вы мне нравитесь, – весело сказал им всем Даг Хауэр.

Эйб Робинсон уничтожающе посмотрел на своих коллег. Он с таким трудом добыл такого первоклассного актера для своего необычного фильма, а они этому актеру тут такие невежливые гадости говорят.

Потом Дагу Хауэру представили Алекса Мартина и Камиллу.

– Вы их что, вслепую выбирали? – спросил Даг Хауэр.

У Эйба Робинсона отвисла челюсть.

– Ну, в общем, да, – признался он.

Тогда Даг Хауэр опять посмотрел на Алекса Мартина и Камиллу.

– А, в общем-то, вы правы, – сказал он Эйбу Робинсону, – в них действительно что-то есть.

Эйб Робинсон застыл с улыбкой на устах, это была большая похвала его профессионализму и интуиции.

– И что же в них такое есть? – спросили у Дага Хауэра Джек Марлин, Люк Беррер и чуть ли не вся остальная съемочная группа, выстроившись в ряд и в который раз пристально разглядывая Алекса Мартина и Камиллу.

Вся съемочная группа наблюдала за этими эфемерными главными героями вот уже столько времени, а ничего особенного в них еще так и не увидела.

– В них есть нечто необъяснимое, – объяснил съемочной группе проницательный Даг Хауэр и подмигнул Эйбу Робинсону.

– А-а, понятно, – сказала вся съемочная группа, которая так ничего и не поняла.

Съемки фильма шли по необычному графику. А впрочем, я же никогда не знала толком, что такое съемки самого настоящего художественного фильма, как я могла об этом судить?

Но моя жизнь в это лето приобрела какой-то неповторимый смысл, хоть я и была в этой своей новой жизни скорее чутким и наивным зрителем, чем полноправным участником. Но тогда мне было достаточно и этого.

Я всегда знала, что все, что дается человеку, дается для постижения чего-то важного, нового и неизвестного. Каждый день и каждое событие приближают нас к тайнам тайн и к ответам на все вопросы.

Думаю, то, что происходило с нами всеми в то лето, тоже происходило неспроста, только поймем мы это не сейчас, а спустя длительное время. Все события в жизни обретают глубокий и неповторимый смысл лишь спустя некоторое время, а тот момент, когда эти события происходят, обычно кажется нам потерянным, ненужным, скучным и неинтересным.

Так и этому необыкновенному лету, я думаю, мало кто придавал тогда какое-нибудь глубокое значение. Лето как лето, просто пришло его время, оно настало, и что может быть обычнее, чем лето?

За Алексом Мартином практически никто не следил, а потому он в один момент просто безобразно подстриг чуть ли весь чудесный сад при особняке. И вся и без того загруженная работой съемочная группа еще два дня должна была привязывать дополнительные ветки к деревьям и наращивать кусты и цветы.

Камилла тоже не теряла времени даром и переругалась практически со всеми родственниками. Она переругалась и с вымышленными родственниками, и с настоящими.

– Что с тобой, Камилла? – спросил ее обеспокоенный дедушка Ичи.

Камилла ушла в свою гримерную, хлопнув дверью, и чуть ли не в первый раз в жизни ничего не стала объяснять дедушке Ичи.

– Она устала от неопределенности, – обрисовал сам себе ситуацию дедушка Ичи.

– Назначим свадьбу сразу после съемок фильма, – сказал дедушке Ичи молодой жених Артуро.

Это было невероятно, но они были уверены, что это разом решит все их проблемы.

Как я уже говорила, график съемок менялся чуть ли не ежечасно. Даже Эйб Робинсон не знал, какую сцену они будут снимать в следующий раз.

Даг Хауэр. Когда он выходил на съемочную площадку, вставало солнце, сияли звезды, мир замирал вокруг.

– Нельзя относиться к человеку как к божеству, – сказала мне Камилла, – подумай, как ты будешь жить дальше, когда он уедет.

– Я буду жить точно так же, как жила до этого, – сказала я, – ничего в моей жизни не изменится.

– Почему ты никогда не рассказывала мне о том, как ты к нему относишься?

– Я не думала, что это будет для кого-то важно.

– Но ведь мы подруги, – напомнила Камилла.

– Он всего-навсего какой-то актер, – сказала я, – ты бы мне просто не поверила.

– Но ты же никогда и не видела его так близко, как сейчас.

– Это совершенно не важно, я думаю о нем с самого детства. А что я могла понимать в этом своем безоблачном детстве?

– Но ведь ему очень много лет, и он уже вряд ли что-нибудь изменит в своей жизни.

– Это тоже совершенно не важно, – сказала я. – Просто там, где он, – всегда солнце, и только за ним я пошла бы без оглядки на край света. Да только это все интересно лишь мне одной и больше никому.

Через пару недель беспрерывных съемок Эйб Робинсон и Люк Беррер отсняли уже много материала.

– У нас в фильме должна быть постоянная игра мысли, весь фильм должен быть насыщен невероятными диалогами, – сказал всем Эйб Робинсон.

– Не выйдет, – сказали ему Джек Марлин и Люк Беррер.

– Но почему? – не понял Эйб Робинсон.

– Главный герой не потянет, – объяснил Джек Марлин.

– Что не потянет? – не понял Эйб Робинсон.

– Невероятные диалоги, – уточнил Люк Беррер.

– Ну что вы все к нему привязались? – сказал Джефф Дармер.

– А вы у него спрашивали, он хоть пару книг за свою жизнь прочел? – тут же спросили Джек Марлин и Люк Беррер.

– Ну, думаю, что уж пару книг-то он за свою жизнь точно прочел, – сказал Эйб Робинсон.

– Ага, – сказал Джек Марлин, – в тюремной камере, когда отсиживал две недели за мелкое хулиганство.

– С чего вы взяли, что он сидел за мелкое хулиганство? – не понял Эйб Робинсон.

– Ну хоть что-то в его биографии должно быть занимательное, – объяснил Эйбу Робинсону Люк Беррер.

– Что вы привязались к человеку? Конечно, в его жизни было много занимательного, ведь он даже женат! – сказал Джефф Дармер.

– Ну и что? – не унимался Джек Марлин. – Да у нас полмира женаты таким образом. Лишь бы жениться!

Но так или иначе, к середине лета неуклюжий Алекс Мартин освоился с окружающей его действительностью, и ему тоже иногда доверяли сказать что-нибудь «от себя». И не всегда это были такие уж глупые и нелепые мысли.

А в один прекрасный и солнечный день Алекс Мартин и вовсе потряс весь творческий и технический съемочный коллектив. Он пришел на съемки и сказал всем, что он – кельт.

И вся съемочная группа побросала свои дела и тесной толпой собралась вокруг белокурого Алекса Мартина. Кто-то трогал его пальцем, кто-то пристально разглядывал черты лица.

– Черт его знает, – сказала сама себе в тот день съемочная группа, – все может быть.

Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер приехали в тот день на съемки несколько позже, чем обычно. И они не поняли, почему вокруг главного героя собралась такая большая толпа. Быть может, он сегодня с утра пораньше где-нибудь упал и сильно ушибся?

Но с пышущим здоровьем Алексом Мартином сегодня, а впрочем, как и всегда, ничего такого особенного не случилось. Просто, как объяснила Эйбу Робинсону и всем прочим съемочная группа, с сегодняшнего дня он был – кельт.

Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер почему-то очень обрадовались этому обстоятельству. И они тоже окружили Алекса Мартина и тоже стали его трогать и внимательно рассматривать.

– Кельт? – радостно спросил Алекса Мартина Эйб Робинсон, – кельт из Уэльса?

– Да, – важно ответил Алекс Мартин, – валийский кельт. Нас даже римляне в свое время не покорили.

– А валийский язык ты знаешь? – с восторгом спросил Алекса Мартина Джефф Дармер.

– Какой язык? – не понял Алекс Мартин.

И все присутствующие только развели руками. Так в тот же прекрасный, солнечный и увлекательный день съемочная группа этого необычного фильма вновь потеряла к своему главному герою весь интерес.

15

Киностудия братьев Тернеров почти не тратилась на декорации в фильме, роскошный особняк и так был до отказа уставлен превосходной мебелью не хуже любого государственного музея. И после съемок мы обычно мило сидели на больших красивых диванах и пили кофе за антикварными столами.

Даг Хауэр снялся в двух довольно больших сценах и улетел на съемки другого фильма. А потом он прилетел опять, снялся еще в трех огромных сценах и куда-то снова улетел.

Каждый день к нам пытались прорваться вездесущие репортеры, но ворота особняка хорошо охранялись. Эйб Робинсон решил не делать рекламу этому фильму, и пресса терялась в догадках о том, что происходит на киностудии братьев Тернеров в городе и роскошном особняке за городом.

Даг Хауэр прилетел на съемки в третий раз, когда газетами было объявлено, что Эйб Робинсон снимает что-то нереальное, мистическое и инфернальное, и у него ничего не получается, а то бы он обязательно поделился замыслами с прессой.

Некоторые сцены Эйб Робинсон и Люк Беррер выносили прямо на улицы города, и это у них отлично получалось. Правда, для этого киностудии приходилось отдельно договариваться и с властями, и с полицией, но иногда это получалось и так.

Люк Беррер сливался с уличной толпой и закашивал под обычного туриста с любительской кинокамерой. Таким образом он умудрился сделать немало очень даже неплохих эпизодов.

Но благодаря стараниям обиженной прессы все горожане знали, что в городе снимается какой-то художественный фильм. А потому прохожие стремились узнать Эйба Робинсона, Джеффа Дармера, Джека Марлина и Люка Беррера в любом их маскировочном одеянии.

И нет-нет да в кинокамеру сосредоточенного Люка Беррера засовывалась чья-нибудь посторонняя физиономия. И эта нахальная физиономия пыталась передать через кинокамеру Люка Беррера горячие приветы не только своим маме и папе, но также и всем остальным ближайшим родственникам.

И весь этот материал тоже, в конце концов, попал в монтажный блок киностудии. И Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин, Люк Беррер выудили из этих пленок все, что только могли. И некоторые из этих кратких секундных эпизодов тоже вошли в этот необычный фильм, и это впоследствии шокировало и критиков, и зрителей.

А чуть ли не каждый день после напряженных съемок у съемочной группы еще хватало сил и времени на посиделки, чаепития и разговоры в огромных комнатах шикарного особняка. Однажды мы собрались в огромной гостиной особняка, на улице шел сильный дождь, никому не хотелось куда-то уезжать в такую ужасную погоду.

В одном конце гостиной на большом диване сидели Даг Хауэр, Эйб Робинсон и Джефф Дармер. Эйб Робинсон и Джефф Дармер что-то взахлеб говорили Дагу Хауэру, а он сосредоточенно смотрел в глубь себя.

Наверное, Эйб Робинсон и Джефф Дармер рассказывали Дагу Хауэру о том, какой он все-таки необычный, талантливый и замечательный и как они на протяжении многих лет им восторгаются. А Даг Хауэр просто смотрел в глубь себя и думал о том, что еще много важных и разнообразных дел он обязательно должен совершить на этой земле.

Я незаметно смотрела на него издалека. Он был для меня как бог. Разве я могла рассчитывать на что-то большее?

Мы с Камиллой, дедушка Ичи, Джек Марлин, Люк Беррер, Роландо, Цезаро, пара техников киностудии и несколько актеров сидели в противоположном конце гостиной на мягких креслах вокруг большого стола и терпеливо слушали непрерывную болтовню разговорчивого дедушки Ичи.

– Итак, значит, мы, ацтеки, пошли и понесли статую своего бога перед собой, – рассказывал дедушка Ичи, – эта статуя умела говорить, и она должна была сказать, где мы должны будем остановиться.

– Да ну? – не поверил Джек Марлин.

– Да, так все и было, – сказал дедушка Ичи, – а я шел впереди всех.

– Ну да! – удивился Люк Беррер.

И дедушка Ичи поставил чашку горячего кофе на кисть руки и пошел пальцами по столу.

– Шли, значит, мы шли и несли эту статую, пока не пришли на берег большого озера, – невозмутимо рассказывал дедушка Ичи, – и наш бог указал нам именно на это место.

И рука дедушки Ичи показательно дошла до края стола, и там случилось то, что и должно было в тот день случиться. В конце стола чашка горячего кофе соскользнула с руки дедушки Ичи и упала именно на меня, и я, разумеется, звонко закричала.

Даг Хауэр в противоположном конце гостиной оглянулся и туманно посмотрел на меня. Думал он в тот момент о чем-то совершенно другом. Это был первый и единственный раз, когда он смотрел именно на меня. Но только он меня так и не заметил.

По сценарию фильма двоюродные братья главной героини занимались контрабандой. Чем именно они там промышляли, было не столь актуально, важно было то, что все они были глубоко порочные личности, не внушали никому никакого доверия, заслуживали презрения и порицания.

Главная героиня среди своих темных и загадочных родственников была как прекрасный утренний цветок в самом первом мировом тумане. Когда на его лепестках еще не просохли капли ночной росы, сердце еще не знало солнечного тепла, и темная сторона мира еще никак его не касалась.

На третьей неделе съемок была снята первая сцена между Алексом Мартином и Камиллой. На экране эта сцена длилась одну минуту, снималась она в цветущем саду при роскошном особняке.

Что-то там по фильму происходило между главной героиней и ее садовником. Какие-то неясные долгие взгляды, еле заметные паузы. Когда кто-то из них появлялся где-то вдалеке за спиной другого, в кадре тут же происходило что-то неосознанное и напряженное. Зритель должен был это ясно видеть и понимать.

Словом, загадка фильма была оформлена, съемочный коллектив и сам был напряжен и заинтригован не меньше будущих зрителей. Что будет дальше, не знал никто, а конец фильма вообще был туманен и неопределен.

Эйб Робинсон был счастлив и практически не орал на окружающих. Так, как он орал на всех в самом начале лета, по крайней мере, почти не орал.

В снимаемой сцене Алекс Мартин должен был сказать Камилле только одну фразу. А Камилла не должна была ему ничего говорить, а только как-то необычно и напряженно на него посмотреть.

Что-то там с героиней фильма должно было произойти, что-то она должна была сделать. То ли ей все в ее безоблачной жизни должно было надоесть, то ли еще что-то в этом роде. Ни Эйб Робинсон, ни Джефф Дармер, ни Джек Марлин, ни Люк Беррер этого еще не придумали.

Но зато в этот самый день с утра пораньше Джефф Дармер проснулся не в своей постели в прекрасном расположении духа. Так как во сне он вдруг уже сочинил, что на то событие, которое должно было произойти до этого с главной героиней и которого они еще не придумали, должен был сказать ей ее простой садовник.

Садовник должен был подойти к ней достаточно близко и сказать одну-единственную и достаточно простую фразу. Фразу о том, что вся проблема главной героини заключалась только в том, что вокруг нее всегда было слишком много одних брюнетов.

Это была гениальная фраза, она намекала на то, что решение всех проблем главной героини могло быть именно в том, что только ее садовник был единственный блондин среди всех окружающих. Джефф Дармер был счастлив от своей гениальности.

И с утра пораньше он поделился этой великолепной и гениальной фразой с Эйбом Робинсоном, Джеком Марлином и Люком Беррером. И Эйб Робинсон, Джек Марлин и Люк Беррер тотчас же похвалили Джеффа Дармера, немного изменили график съемок этого дня и вставили еще и эту сцену.

Алекса Мартина тщательно подготовили, подкрасили и припудрили, несколько раз проверили знание текста. Алекс Мартин был молодцом, непринужденно держался перед камерой, томность взгляда в тот день ему определенно удавалась.

Дедушка Ичи пришел на съемочную площадку с заранее припасенной личной линейкой. Он отмерил расстояние между Камиллой и этим неотесанным и подозрительным белокурым молодым человеком, а потом важно оглянулся на Эйба Робинсона и одобрительно кивнул.

Это означало, что дедушка Ичи еще не намерен сдаваться, что такие смелые, умные и решительные люди, как он, никогда не сдаются, и еще будет и на его улице праздник. А Эйбу Робинсону со всеми его заморочками еще придется достаточно попотеть, пока он снимет фильм о такой загадочной и неповторимой любви между двумя главными героями, самое минимальное физическое расстояние между которыми должно быть не меньше обыкновенного человеческого полушага.

Эйб Робинсон тяжело вздохнул и дал команду съемочной группе начинать съемку. Дедушка Ичи сел в первом ряду зрителей перед съемочной площадкой, крепко прижимая к груди драгоценную линейку.

Легкий ветерок обдувал внимательных зрителей, напряженную съемочную группу и расслабленный технический персонал. На небе светило яркое солнце, а где-то там, в ослепительной голубой дали, лениво двигались роскошные белоснежные облака.

Главный герой и главная героиня заняли места на импровизированной съемочной площадке в саду перед особняком. Каждый из них встал возле черточек, которые нарисовал на земле разноцветными мелками неутомимый дедушка Ичи.

Джефф Дармер и Джек Марлин важно заняли вынесенные в сад высокие кресла и вытащили большие сигары. Люк Беррер припал к любимой кинокамере, а Эйб Робинсон дал сигнал снимать сцену.

Грустная Камилла слегка дотронулась до ветки ближайшего дерева и опустила глаза. Что-то до этого момента она сказала садовнику. То ли он как-то ее задел, то ли сказал не то, что надо. А то ли он был вообще тут ни при чем. Как сообщалось раньше, создатели этого необычного фильм на тот момент это еще не придумали.

Алекс Мартин свысока посмотрел на главную героиню, а потом постарался слегка затуманить свой красивый взгляд. И это ему, как ни странно, неплохо удалось.

– Твоя беда в том, – тихим, но сильным голосом сказал Алекс Мартин Камилле, – что вокруг тебя слишком много одних брюнетов.

И Камилла вскинула на него темные, как растревоженные птицы, прекрасные глаза.

Это была очень сильная сцена, это была первая сцена фильма, когда главный герой и главная героиня подошли друг к другу так близко. И в физическом плане, и в моральном.

– Снято! – громко сказал Эйб Робинсон.

Съемочная группа, которая во время этой сцены остановила дыхание, вновь начала дышать. Все стали аплодировать главным героям и крепко пожимать друг другу руки.

Алекс Мартин был в тот день настоящим героем. И три осветителя взяли у него – на всякий случай – по два автографа на брата про запас.

16

Самым необычным во всем происходящем было то, что настоящие родственники Камиллы тоже были брюнетами. А того, чем занимались ее двоюродные братья, не знал даже дедушка Ичи, который вообще-то всегда и все на свете знал.

Нет, разумеется, двоюродные братья Камиллы врали всем, что все в их жизни идет так, как надо и как полагается. И что они тоже, как и все обыкновенные и порядочные люди, ходят по утрам на самую обычную работу.

Дедушке Ичи приходилось им доверять, проверять всех ему было некогда, у него и так был постоянно забот полон рот. Родственников у дедушки Ичи в этой жизни было предостаточно, все они давно уже сбились со счета, пересчитывая друг друга. И за всеми нужен был глаз да глаз.

– Что-то тут все-таки происходит не то, что надо, – на четвертой неделе съемок сказал сам себе умный дедушка Ичи.

– Ты о чем? – спросила его изрядно уставшая к тому времени Камилла.

– Тут слишком много досадных совпадений, – сказал дедушка Ичи.

– Каких совпадений? – не поняла Камилла.

– И о том, что кругом одни брюнеты, и о том, что кругом – только один блондин.

– Может быть, тебе взять у самого себя выходные и не приезжать несколько дней на съемки? – предложила Камилла.

– Это вряд ли решит мои проблемы, – тяжело вздохнул дедушка Ичи.

– Но зато ты хоть немного отдохнешь.

– Ну что ты, как я могу все бросить и отдыхать. Они тогда тут еще и не такое наснимают.

– Они и так тут наснимают только то, что сами захотят, и никто им не указ, а ты – тем более.

– Но я хотя бы должен быть в курсе того, что тут происходит.

– Но ведь тебя все это так расстраивает, тебе лучше немного отдохнуть.

– Если я буду сидеть дома, я совсем с ума сойду от неизвестности.

– Как знаешь, – пожала плечами Камилла.

Дедушка Ичи, не покладая рук, сам себе постоянно придумывал увлекательные проблемы и был неизмеримо счастлив от их великого и неразрешимого множества. Так пусть теперь сам с ними и разбирается.

На съемки фильма приехал Марк Роуз, это был прекрасный композитор всех времен и народов, от его музыки мог заплакать любой. Марк Роуз задумчиво ходил по особняку, саду и импровизированным съемочным площадкам и тревожно заглядывал людям в глаза.

– К печальным глазам главной героини подходит только флейта, – сказал он в конце концов.

– Как скажете, вам виднее, – сказали ему все.

Марк Роуз с интересом просмотрел отснятый материал.

– Да, да, – сказал он после просмотра, – ведущая партия – только флейта.

– А что вы можете сказать насчет просмотренного материала? – спросил Марка Роуза Джефф Дармер.

Он хотел услышать что-нибудь приятное.

– А в просмотренном материале я, например, ничего не понял, – признался Марк Роуз.

– Но как же тогда вы будете писать музыку к нашему фильму, если вы ничего не поняли? – удивился Джек Марлин.

– А музыку к вашему фильму я буду писать, следуя личному чутью, – открылся Марк Роуз.

– Вот точно так же, на ощупь, мы и снимаем наш фильм, – взаимно признался Марку Роузу Люк Беррер.

И все они пожелали друг другу удачи, пожали руки и разошлись.

Время неумолимо шло дальше, и в середине июля белокурый Алекс Мартин запретил Доре Мартин привозить еду на съемки и питался теперь вместе со всеми. Но Дора Мартин нигде не работала, делать дома ей было все равно нечего, и поэтому она никак не могла не приезжать на съемки.

Она стояла в общей толпе зрителей и с восторгом наблюдала за съемками. Отличалась толстая Дора Мартин от всех остальных обыкновенных зрителей тем, что это именно ее муж, Алекс Мартин, был тут такой белокурый, молодой, красивый, перспективный и талантливый.

В середине июля должна была сниматься кульминационная сцена фильма. И в этой сцене Даг Хауэр должен был нежно держать руки внучки по фильму в своих руках и говорить ей что-то, невероятно важное и трепетное.

Камилла должна была слушать его со слезами на глазах и кусать губы. Из правого глаза великолепного Дага Хауэра тоже должна была покатиться скупая мужская слеза.

Дедушка Ичи не разрешил знаменитому на весь мир Дагу Хауэру держать Камиллу за руки.

– Бог мой, но это уже слишком! – вскричал Эйб Робинсон.

Дедушка Ичи был непреклонен.

– Вы обещали выпутываться сами, вот сами и выпутывайтесь, – важно сказал дедушка Ичи.

И киностудии братьев Тернеров пришлось снимать эту сцену по отдельности. Отдельно печальный Даг Хауэр держал в своих руках руки неброской артистки и говорил трогательные речи, обращаясь в пустое пространство. Отдельно непрофессиональная Камилла кусала свои прекрасные губы.

Целых два дня после этого киностудия братьев Тернеров и вся съемочная группа не разговаривали с дедушкой Ичи.

17

В конце июля снималась еще одна сцена с Алексом Мартином и Камиллой. Главная героиня фильма должна была в который раз повздорить со своими неугомонными родственниками, резко выбежать из шикарного особняка, сесть в машину и на большой скорости выехать за ворота.

Родственники героини по фильму должны были сильно обеспокоиться. И эти обеспокоенные родственники, все ее горячие двоюродные братья, жених по фильму и безутешный дедушка тоже должны были броситься к своим машинам и поехать за ней вдогонку.

А вот найти, догнать и привезти домой главную героиню должен был их нерасторопный садовник, который тоже поехал за ними следом самым последним на своем старом, простеньком и недорогом автомобиле.

Полтора десятка машин выехало в одно прекрасное утро за ворота шикарного особняка. Тут были операторы, техники и актеры, которые представляли собой родственников главной героини. Тут были Эйб Робинсон, Даг Хауэр и Люк Беррер. Отдельная машина была у наблюдающих за своим фильмом со стороны Джеффа Дармера и Джека Марлина.