Текст книги "Там, где живут ангелы (СИ)"

Автор книги: Екатерина Янова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Ты как? – решаю я задать вопрос, внимательно оглядывая девочку.

– Не знаю. Не поняла еще. Но точно лучше, чем несколько часов назад, – вопросов у меня много, но не хочу задавать их сейчас.

– Пойдем, тебе надо согреться, – хочу взять девочку на руки, но она не дает.

– Нет. Я хочу сама.

– Хорошо, – Мила идет все еще не твердо. Ее шатает. Я поддерживаю девочку. В избушке бабы Авдотьи не оказалось, но она точно тут была, потому что старая печь встретила нас теплом и весело потрескивающими дровами. Усаживаю малышку около печи, в руки даю горячий чай.

– Я есть хочу, – говорит вдруг Мила.

– Это замечательно! Правда, с едой у нас напряг. Могу предложить только грибной суп и немного хлеба.

– Давай.

– Да, и посуды здесь тоже нет, – наливаю суп в погнутую железную чашку, которую баба Авдотья нашла в шкафу и отмыла, и такую же немного погнутую ложку.

– А как мы тут вообще оказались? – спрашивает Мила.

– Это долгая история. Давай об этом поговорим завтра, – не хочу сейчас вспоминать эти кошмары. Сил нет, несколько бессонных ночей дают о себе знать. Мила с аппетитом ест. Как же хочется сейчас накормить ее чем-нибудь действительно вкусным.

От тепла и еды Мила тоже начинает зевать.

– Я спать хочу, – говорит она.

– Я тоже не спал нормально уже не помню сколько дней, поэтому валюсь с ног.

Мы укладываемся, Мила прижимается ко мне. Я вдыхаю ее запах. Хочу задать кучу вопросов, но дремота одолевает. Впервые за последние сумасшедшие дни, наполненные черной безысходностью, проваливаюсь в крепкий сон. Моя девочка жива! Она со мной! И теперь все будет хорошо!

Глава 26

Нежный вздох и теплый взгляд останется в памяти горьких слез.

Все вернуть давно пора хотя бы на время снов, этих чистых снов.

За окном мои шаги, а в доме пустом холода,

Ты просто меня позови, я согрею тебя.

Слова песни «Зови меня», исполнитель Александра Гуркова.

Утро. Яркий луч солнца мешает досмотреть прекрасный сон. Мы с Глебом снова на карусели. Летим в небеса, свободные и счастливые, кажется, сейчас коснемся облаков. Но нет. Я просыпаюсь в убогой лачуге, на жестком полу, устланном соломой. Ерунда. Мне тепло и хорошо, потому что обнимает он. Руки Глеба прижимают крепко, не отпускают. Чувствую его дыхание на щеке. Он жив. Слава Богу! Остальное не важно. Потихонечку все же выбираюсь из мужских объятий, сажусь, осматриваюсь кругом. Что это за дом, не понятно. Какая-то лесная изба. Как я оказалась здесь, не знаю. Вообще, после того, как я потеряла сознание там, в квартире Глеба, все очень смутно. Помню темноту, в которой я долго бродила, пытаясь найти выход, маму, точнее ее голос, она прогоняла меня, не хотела видеть. Помню голос Глеба. Он звал меня, но в какую сторону двигаться, не могла понять. Я долго не сдавалась, пыталась найти выход. Но силы покидали, и чернота начала поглощать целиком. Мне казалось я навсегда останусь в этой ледяной темноте. Я чувствовала себя дряхлой старухой, тонущей в черном болоте. Все это длилось по ощущениям вечность, нескончаемым тянущим душу потоком, но в какой-то момент прекратилось. Я ощутила, как силы возвращаются, наполняют, выталкивают на поверхность. Снова стала слышать голоса. Не могла различить голос Глеба, но чувствовала, он рядом. Передо мной как будто была закрытая дверь, и открыть ее не получалось. Я была уверена, что за ней меня ждут. И вот когда я уже отчаялась ее открыть, она вдруг разлетелась вдребезги, в тот момент я очнулась, увидела Глеба. Выглядел он странно, смотрел пораженно. Вообще все кругом было непонятным: люди в черном, свечи, траурные ленты. Отметила я это лишь краем сознания, потому что мне снова стало плохо. Даже хуже, чем раньше. Вернулась слабость, головная боль, затуманенность сознания. Мне было тяжело дышать, все тело болело, радовало только, что это уже не та ледяная пустота. И Глеб рядом. Я чувствовала его тяжелое дыхание. Он куда-то меня нес. И потом был все время близко. И бабушка, я тоже ее чувствовала. Окончательно пришла в себя я на той самой поляне. Это было необычайное ощущение. Меня как будто пронзило током и наполнило новыми силами. Ветер, дождь били по лицу, а я питалась их энергией. Потом все закончилось, и силы остались со мной. Только видела я вокруг все несколько странно. Листва как будто стала ярче, цветы отдавали свечением. И Глеб был слегка светящимся.

Нет. Сейчас все прошло. Сейчас я вижу, как и раньше. Глеб крепко спит, он точно намаялся со мной. Вид у него вчера был очень уставший, да и сегодня тени на лице говорили о том, что он еще не восстановился. Наклоняюсь и целую его в уголок рта. Мужские руки тут же оживают, притягивают меня ближе. Губы размыкаются, приглашая мой язык для более страстного поцелуя. Хорошо! Как же хорошо! Как же я соскучилась! Отдаюсь приятным ощущениям, чувствую, как жадные руки перемещаются по моему телу, не прикрытому одеждой. Надеюсь, мое платье и белье уже высохли. Хотя, какая разница, сейчас мне точно не до них. Мужские губы перемещаются на шею, ползут вниз, добираясь до груди. Закрываю глаза от нереально приятных ощущений, как вдруг слышу скрип входной двери. Я едва успеваю натянуть плед до подбородка, как в избу входит бабушка. На нас не смотрит. Идет к печи, что-то раскладывает, ворчит себе под нос:

– Хватит тискаться! Совсем совесть потеряли, бесстыжие, – Боже! Как неудобно. Щеки мои заливает плотный румянец. Мне хочется сейчас сквозь землю провалиться. Глеб же выныривает из-под пледа с довольной улыбкой.

– А ты чего без стука вламываешься, баба Авдотья? Ты ж должна понимать, что могла помешать нам? – возмущается он.

– Вам ночи мало было? Да и вообще. Милка еще не отошла, а ты уже полез к девчонке! Она только с того света вернулась, а тебе уже давай! Все вы мужики одинаковые, только бы свой черенок пристроить побыстрее!

– Любишь ты ворчать, баба Авдотья. Не трогал я твою внучку. Видишь, целая она и невредимая. Да Мила? – я только киваю, говорить не могу. Мне стыдно.

– Целая она была до того, как в город к тебе побежала! А назад в гробу вернулась. Так что молчи!

– Бабушка, не ругайся! – все-таки подаю голос я, только не совсем понимаю, о чем она. Причем здесь гроб, неужели то, что я видела, было на самом деле?

– О! Заговорила! – вскидывается бабушка. – Десять лет молчала как рыба, и на тебе! Сколько бабка уговаривала, хоть бы хны! А с этим, значит, разговоры интереснее разговаривать?

– Ба, ну не надо!

– Да ну вас! – машет рукой бабушка. – Идите, поешьте! Я молока парного принесла. Иди, пигалица рыжая. Тебе теперь есть, спать и отдыхать, а не с мужиком обжиматься! А то опять сляжешь!

– Так, хватит голосить! – возмущается Глеб. – Сами разберемся, что делать. Лучше скажи, откуда молоко, кого подоила, старая?

– Козла лесного нашла, и подоила! – все также резко отвечает бабуля. Потом поясняет, – в деревне я была у племянницы Дуньки! У нее продуктов взяла и молока.

– Очень интересно. И какие новости узнала?

– Тревожные. Деревня до сих пор гудит. Такого нагородили, что жуть. Один алкаш, который ночью громче всех командовал, утверждает, что видел, как мы на метле улетели. Другой говорит, что кошками черными обернулись и сбежали. Хотя большинство все же верят, что сгорели заживо. Дунька тоже сначала перепугалась. Креститься начала. Потом дошло, что я не призрак.

– Понятно. Значит здесь нам все равно опасно. Хоть мы и далеко в лесу, но кто-то из жителей может в гости пожаловать.

– Что, хочешь побыстрее в город сбежать? – снова начинает возмущаться бабушка. – Надоело лопухом подтираться?

– Надоело! – продолжает спорить Глеб. – Мы все равно не сможем здесь долго прятаться!

– Я уже говорила тебе про город, хочешь опять внучку угробить?

– Нет. Не хочу! И что ты предлагаешь? Сидеть в этой глуши до скончания веков?

– Не знаю я. Но Миле нужна эта земля. Ее энергия. Хотя бы пару дней в неделю. Иначе плохо будет!

– Пару дней в неделю, уже проще! Значит, будем приезжать. Придумаем что-то. Но сейчас нам нужно назад. И тебе тоже! Здесь опасно!

– Вы идите куда хотите, я никуда не сдвинусь. Не для городской жизни заточена. В скворечнике твоем жить не собираюсь!

– У меня есть скворечник побольше. Хочешь, дом купим.

– Нет. Миле вон предлагай! Мне не надо! Мой дом в пепел обратился. В чужой не пойду!

– Ладно. Не бушуй, баба Авдотья. Решим все. Ты к своей племяннице когда теперь пойдешь? Мне нужно весточку в город передать.

– Утром пойду. Как весточку передавать будешь? Голубем?

– А у твоей племянницы телефон есть?

– Вот настоящая бесовщина! Телефоны ваши, интернеты. Все души позабирали у вас! Есть у нее эта зараза!

– Вот и хорошо! Позвонишь Палычу. Я скажу, что передать.

– Да, помню, хороший мужичок. Ладно. Передам! А сейчас хватит болтать! Пирожки Дунькины остынут! Быстро за стол! – смотрит на меня с прищуром. Потом выходит на улицу, тут же возвращается с моей одеждой.

– На, срамоту прикрой! Я уж выйду, раз так стала меня стесняться! Я твою задницу с пеленок видела, так что меня ты там точно ничем не удивишь! Глеба, видимо, уже тоже! Раньше до свадьбы и поцеловаться боялись, а сейчас молодежь бесстыжая пошла! Думала, Мила у меня вырастет скромной, но не угадала! Такая же, как мать!

Бабушка выходит, а я сижу, как мешком прибитая. Мало того, что почти ничего не поняла из их разговора, так и ощущаю себя сейчас действительно бесстыдницей, которая с мужиком загуляла. Глеб усмехается:

– Ну, и чего такие глаза виноватые? Или ты и правда собралась меня стесняться?

– Не знаю. Просто бабушка...

– Старая ворчливая кошелка!

– Ну, зачем ты так?

– Если честно, она меня уже порядком достала. И ее доисторические понятия о жизни, тоже! Я-то потерплю, но если она начнет лезть в наши отношения, то точно взорвусь! Короче, иди сюда! Я так соскучился и сейчас хочу совсем не пирожков! – он притягивает меня и нежно целует, а я млею в его руках. Поцелуй наш затягивается, я уже хочу большего, я ведь тоже соскучилась, но Глеб отстраняется.

– Всё! Теперь можно и за пирожки. Иначе потом не остановлюсь, а бабка твоя все же кое в чем права. Тебе нужно отдыхать и набираться сил, – хочется поспорить, что сейчас я чувствую себя вполне отдохнувшей, но не решаюсь. Для чего-то большего место и время действительно неподходящие. Одевшись, выхожу следом за Глебом на крыльцо. Ага. Теперь узнаю это место. Старая изба в лесу. Бабушка показывала мне ее когда-то. Здесь жила моя прапрабабка. Про нее в деревне до сих пор легенды ходят, и места этого все боятся.

Глеб подходит ко мне, обнимает.

– Пойдем за стол?

– Да. Только сначала я тоже прогуляюсь в лесок.

– Понятно. Пойдем. Я поохраняю, чтобы тебя ненароком не грызнула за попу бешеная белка, – я смеюсь. Глеб тоже в удивительно хорошем настроении.

За завтраком я слопала почти все пирожки. В меня как будто бес вселился. Все время хотелось есть. Глеб почти ничего не кушал, в основном смотрел на меня как-то странно. С грустной улыбкой.

– Почему ты на меня так смотришь?

– Любуюсь.

– Ты меня смущаешь!

– Не смущайся!

– Лучше кушай тоже, иначе тебе ничего не достанется.

– И не надо. Ты не представляешь, как я рад, что у тебя проснулся аппетит. Я думал, что никогда такого уже не увижу, – грустно говорит он. Взгляд его становится каким-то влажным, полным затаенной боли. Я не выдерживаю, подхожу к нему, сажусь на колени, глажу его по щеке.

– Почему?

– Потому что почти похоронил тебя – отвечает Глеб хриплым шепотом.

– Так что произошло, расскажи. Я почти ничего не помню, а из того, что помню не могу понять, правда это или бред.

– Для всех ты умерла… Для меня… – начинает Глеб свой тихий рассказ. После каждой фразы делает тяжелый вздох, как будто каждое слово для него пытка. – Я долго не хотел верить, все ждал, что проснешься. Но ты не просыпалась и не дышала. А я все равно надеялся на чудо… А потом пришла твоя бабушка и врач. После его заключения мне пришлось поверить. И вот когда надежда уже совсем умерла, чудо все-таки случилось. А ведь мы тебя чуть не похоронили, – выдавить что-то из себя получается не сразу. Оказывается, все правда.

– Поэтому бабушка сказала, что я вернулась сюда в гробу?

– Да, – голос Глеба дрожит, руки прижимают все крепче, – мне казалось, что я умер вместе с тобой. А ты спала... Пообещай, что больше никогда так не сделаешь! Пообещай! Что бы ни случилось! Больше никаких асталов и прочей херни! – я только киваю. Получается, меня могли похоронить заживо? Нет, не буду об этом думать, иначе свихнуться можно.

– А почему мы прячемся здесь?

– А как ты думаешь, что началось в деревне, когда посреди ночи мертвая ведьма встала из гроба на глазах местных теток?

– Страшно представить.

– Да. Мы еле ноги унесли. Дом ваш сгорел.

Я молчу. Не могу ничего сказать. Получается, мои необдуманные действия привели к ужасным последствиям. Но главное, Глеб жив.

– Как ты выбрался из плена? – спрашиваю я, трогая еще не зажившую ссадину на брови Глеба.

– Ты знаешь, как. Палыч успел вовремя благодаря тебе. Кстати, Аслана застрелили на месте спецслужбы, Колька ранен.

– Кошмар. Получается, тот страшный человек...

– Больше нам не страшен, – заканчивает за меня Глеб. – Поэтому я и настаиваю, что нам нужно возвращаться в город. Сейчас там безопаснее. Но бабушка твоя упорствует. Она считает, что эта земля дает тебе силы, ваш род принадлежит ей, и все в таком духе.

– Ты знаешь, наверное, она права. Здесь мне действительно лучше. Но жить так я не хочу. Я бы тоже хотела в город. Точнее, в нашу квартирку, где мы были так счастливы.

– Поддерживаю. Правда, в ту квартиру мы вряд ли вернемся. Она была маленькая и съемная. Сейчас мы можем переехать в мою квартиру. Она намного больше, удобнее, в хорошем районе. Тебе понравится.

– Да. Главное, чтобы вместе!

– Вместе, навсегда?

– Вместе, навсегда! – я счастливо улыбаюсь, целую Глеба. А вообще, мне и здесь хорошо, главное, чтобы Глеб был рядом

Глава 27

Целый день мы провели вместе. Бабушка вернулась ближе к обеду и принялась нас откровенно доставать. Я даже не знаю, почему она стала так остро на все реагировать? Раньше больше молчала, если ей не нравились мои поступки, она ограничивалась строгим взглядом. Сейчас же ее как прорвало. Она постоянно ворчала, цепляла Глеба и меня. Говорила, что я непроходимая дура, что Глеб меня бросит, потому что в деревне жить не будет, а в город мне нельзя. Да и не нужна я ему, раз до сих пор замуж не зовет. Наиграется и бросит. В итоге с Глебом они все-таки сцепились. Он довольно жестко оборвал ее очередные претензии, попросил не вмешиваться туда, куда не просят. Я просто не знала, что сказать, но мне было очень неприятно наблюдать, как ругаются два моих самых любимых человека.

В итоге мы сбежали на озеро. Было здесь в лесу такое прямо рядом с той самой поляной. Хотя, озером это сложно назвать. Скорее лесной ручей, который в одном из мест собирался в небольшой водоем. Здесь было очень красиво. Тихо, зелено, уединенно.

Я уселась на берегу под раскидистой ивой, а Глеб пошел купаться. Он, похоже, все еще кипел злостью на бабушку. Всю дорогу молчал, и хоть я понимала, что его гнев направлен не на меня, все равно было очень неприятно. Я Глеба таким не видела раньше. Со мной он всегда был мягким и ласковым, я думала, он такой со всеми. Оказывается, нет. Невольно всплыли в голове слова бабушки, после которых Глеб и сорвался:

– Ты его совсем не знаешь! Думаешь, если позволила ему взрослой себя сделать, то все? Он навеки твой? Наиграется сейчас и бросит! А я тебе потом сопли буду вытирать!

Нет. Не буду вспоминать. Неприятно. И верить в это не хочу. А замуж... Не знаю, сон это или бред, но какое-то смутное воспоминание, что Глеб предлагал за него выйти в ту страшную ночь, всплывает в голове. Только не уверена, было ли это на самом деле.

Глеб возвращается ко мне, мокрый, в одних плавках. Трясёт головой, на меня летят брызги. Я взвизгиваю, заливаюсь смехом. А уже в следующую секунду Глеб садится рядом, притягивает меня к себе, начинает жадно целовать. Отрывается с трудом. Мне жарко, очень. Пожалуй, тоже надо охладиться. Я вырываюсь из объятий Глеба, бегу к берегу. По пути снимаю платье, вешаю его на ветку куста, и бегу в воду. Чувствую, меня провожает жаркий мужской взгляд. Захожу в воду, она довольно холодная, зато здорово остужает. Плавать здесь не очень удобно, потому что озеро всего несколько метров в ширину и глубина всего по грудь. Слышу сзади шаги Глеба, потом чувствую его руки. Он прижимает меня в воде, начинает целовать шею, плечо. И вот вода уже совсем не кажется холодной, мне жарко и здесь от того, что мужские руки ползут по телу, нагло сминая грудь, сжимая сосок, а другая уже забралась в трусики, нащупала чувствительный бугорок и теперь хозяйничает там, заставляя закрыть блаженно глаза и слегка постанывать.

– Я вообще-то хотела искупаться, – с трудом выдавливаю я.

– И-и-и? Ты это и делаешь! Я тоже. Просто, совмещаем приятное с полезным, – шепчет Глеб мне на ухо, прикусывая и посасывая мочку. Потом разворачивает лицом к себе, я сама нахожу его губы, потому что тоже хочу... Нетерпеливо глажу его по спине, обвиваю бедра ногами, чувствую, что холодная вода Глеба тоже ни капли не охладила. Он возбужден, и его член уже в боевой готовности. Хм... Член. Раньше я стеснялась так говорить даже в мыслях. Похоже, бабушка права. Я превращаюсь в распутную девку. Но сейчас мне это нравится. Для Глеба я готова быть, какой угодно. Еще несколько минут мы исследуем тела друг друга, потом Глеб решает прекратить водные процедуры. Он выносит меня на берег и укладывает на мягкую траву под ветками ивы, подстелив мне под спину свою рубашку. Наше мокрое белье летит в сторону, я забываю обо всем. Чувствую только его горячие губы и руки на моем теле. Оно горит, просит, ликует. Глеб не сдерживается, чему я только рада. Берет требовательно, настойчиво. А мне нравится. Я знаю, нежным он будет потом. А сейчас я тоже хочу так. По животному быстро, резко, опьяняюще. Его толчки внутри моего тела дарят счастье. Меня уносит мощной волной, я, кажется, довольно громко реагирую, Глеб заглушает мой стон поцелуем, не прекращая двигаться, я впилась ему в спину ногтями, обняла его торс ногами изо всех сил, пытаясь принять его глубже, чаще, сильнее. Спину выгибает от удовольствия, я парю где-то в небесах, краем сознания чувствую, что Глеб изливается в меня, стонет, уткнувшись в шею, а потом замирает, придавив своим телом.

Прихожу в себя и понимаю, насколько то, что мы делали, безрассудно и бесстыдно. А если бы бабушка увидела? Боже, вот теперь мне стыдно. Глеб скатывается с меня, а я пытаюсь найти одежду. Встаю, чтобы поднять белье, и чувствую, как по ноге стекает теплая жидкость. Смотрю на это как-то пораженно. Раньше Глеб всегда пользовался презервативом или выходил из меня до того как... Глеб видит мой пораженный взгляд, притягивает к себе на колени. Утыкается мне в шею.

– Прости, малышка. Я не сдержался. У меня совсем крышу снесло. Прости.

Я не знаю, что сказать. Внутри какие-то смешанные чувства. Так мы сидим, обнявшись, несколько долгих минут. Потом я все же пытаюсь потянуться за одеждой, но Глеб не дает.

– Сиди! – командует он. Сам встает, натягивает мокрые трусы, находит мои, наклоняется и ими же вытирает свои следы. Мне стыдно и неудобно. Почему-то так всегда. Заниматься любовью с ним меня не смущает, а вот потом хочется сквозь землю провалиться. Глеб идет к воде, заходит по колено и полощет мое белье. Боже! Он что, стирает мои трусы? Я сейчас точно сквозь землю провалюсь! Но бежать за ним голой я сейчас не решусь. Ага, когда мы оба вышли голые из воды, я даже не заметила, а теперь не могу с места сдвинуться. Так и кажется, что сейчас кто-то нарушит наше уединение. Поэтому когда Глеб приносит одежду, я пытаюсь как можно быстрее в нее облачиться. Только белье мне так и не вернули. Глеб развесил его на ветке. Поэтому я быстро надела платье на голое тело и только тогда выдохнула.

На озере мы пробыли до самого заката. В какой-то момент Глеб исчез из виду. Его не было довольно долго. Я уже начала переживать. Оказывается, он сходил в избу и принес кое-что из еды. Остатки пирожков, бутерброды и овощи. Я и правда очень проголодалась. Мне сейчас почти все время хотелось есть, и еще кое-чего. Наш быстрый секс как-то не очень насытил. Снова в голову полезли развратные мысли, но я старалась вести себя прилично. Что со мной, непонятно. Раньше я себя лучше контролировала, иногда даже уставала от слишком частого «внимания» Глеба. А сейчас сама готова наброситься на него. Собственно, это я и делаю. Сейчас уже почти темно, и нам точно никто не помешает. И снова все происходит быстро, резко. Мы как голодные звери. В какой-то момент Глеб пытается проявить нежность, начинает покрывать мое тело поцелуями, но мне это не нравится! Это почти пытка! Каждое его медленное прикосновение отдается тянущей болью внизу живота. Я хочу не так! Хочу сильнее, быстрее! А он мучает. Раздвигает мои ноги и забавляется языком с моей плотью. Мучает пальцами, лаская нежно, не глубоко вводя их в меня. Я извиваюсь, требую большего, но он как будто не понимает. И только когда я уже готова его покусать, он, наконец, дает то, чего мне так не хватало. Только я боюсь, что он снова начнет осторожничать. Поэтому перекатываю его на спину и забираюсь сверху. Сама направляю член в жаждущее его влагалище и начинаю двигаться так, как мне нравится. В голове снова пролетает мысль, со мной что-то не то. Раньше я так не делала, даже когда Глеб хотел в такой позе, мне было неудобно, стыдно, казалось, я делаю что-то не так. Сейчас все равно. Я просто беру то, что мне нужно, не меньше отдавая в ответ. Как двигаться я читаю по взгляду и тяжелому дыханию моего мужчины, ускоряя темп. А его руки, блуждающие по телу, заводят еще больше. Чувства на пределе, а Глеб разжигает костер страсти сильнее, он поднимается, впивается губами в грудь, прикусывая сосок, хватает меня за бедра, помогая поймать нужный ритм. Его пальцы безжалостно сжимают, насаживая меня быстро и жестко. Да! Это то, что надо. Да! Так! Развязка близка, она феерична, фантастична, непередаваема! Оргазм сотрясает все мое тело, я парю в бездне наслаждения непозволительно долго. Потом обвисаю как плеть, не в силах даже пошевелиться.

Я лежу на спине. Не помню, как я поменяла позу. Глеб нависает надо мной.

– Что это было, малышка? – пораженно спрашивает он, тяжело дыша.

– Не знаю, – честно отвечаю я.

– В тебя как будто кто-то вселился.

– Наверное. Потому что ... Я сама себя не узнаю.

– Не знаю, что случилось, но мне это определенно нравится. Нам с тобой и раньше было хорошо, но то, что ты творила сейчас... Короче, Мила, малышка моя, не останавливайся, – я улыбаюсь, а он целует меня в распухшие губы.

– Тебе понравилось? – спрашиваю, как только получаю возможность говорить.

– Нет, – отвечает Глеб. – Я, кажется, умер и заново родился. Я говорил, что люблю тебя?

– Не помню, – улыбаюсь я.

– Я тоже не помню. Потому что теперь я люблю тебя в сто раз сильнее. Хотя, сильнее уже некуда. Честно.

– Я тоже тебя люблю, – Глеб целует меня в губы, потом довольно серьезно продолжает.

– Подожди. Я еще не все сказал. Послушай. Я тебя люблю, это правда. Но что такое слова? Пыль. Я хочу, чтобы ты знала. Любить можно по-разному. Влюблялся я и до тебя. Но это было совсем не то. Ты помогла мне многое понять. До тебя я жил без цели, деньги, победы в бизнесе, это все ерунда. Ты для меня стала спасением! Не только потому, что нашла тогда меня в лесу и потом не раз спасала от смерти. Ты помогла мне понять действительно важные истины. Теперь я знаю, какая она – настоящая любовь, и для чего стоит жить и бороться. Я это понял в ту минуту, когда думал, что все потерял. Тебя потерял. Это хуже смерти, такой боли я еще никогда не испытывал. Это страшнее, чем когда тебе ломают ребра, разбивают лицо в кровь. Мне тогда казалось, что у меня сердце живьем вырвали, и заставляют дышать. Живи, говорят, а как, если самого главного органа нет? Поэтому Мила! Пообещай, что будешь беречь себя!

У меня дыхание перехватило, я не знаю, что сказать. Глеб и раньше признавался в любви, но чтобы так...

Он прижимается ко мне губами, собирает по щекам соленые слезы. Я что, плачу?

– Глеб, – всхлипываю я, – обещай то же самое! Потому что теперь ты понимаешь, почему я поступила так. Почему спасла тебя в ту ночь, хотя понимала, что бесследно это не пройдет. Я тоже боялась тебя потерять. Потому что тоже люблю тебя. Больше жизни. Понимаешь?

– Понимаю. Понимаю, маленькая. Давай беречь друг друга. И еще. Ты мне уже обещала, что выйдешь за меня, помнишь?

– Смутно. Это было или мне привиделось?

– Было! И ты сказала «да». Не передумала?

– Нет!

– Тогда, дай сюда пальчик!

– Зачем, – не понимаю я, но протягиваю руку. Глеб надевает мне на палец кольцо, сплетенное из ивового прутика.

– Конечно, это не бриллианты, настоящее я куплю, как только мы выберемся из этой глуши, но пока прими такое.

– Не надо мне бриллианты! – говорю я. – Это – самое лучшее, – мне и правда нравится. И с размером Глеб угадал.

– А для тебя такое же есть? – спрашиваю я.

– Нет. Это же типа помолвочное кольцо.

– Нет. Я хочу сразу обручальное. Давай! Делай и себе такое же.

Глеб смеется, но встает, одевается, я делаю то же самое. А потом он срывает ветку с ивы, обрывает листья и довольно быстро сгибает прут так, что получается колечко. Оплетает гибкий прутик несколько раз, закрепляет, лишнее откусывает зубами и торжественно вручает мне.

– Держи! Что дальше?

– А дальше мы поженимся! Прямо здесь! И свидетелями у нас будут они! – Глеб смотрит на меня странно.

– Кто они?

– Духи! Камни! Ты же уже понял, что это не обычная поляна! Пойдем, я тебя с ними познакомлю, – хватаю Глеба за руку и тащу на ту самую поляну.

– Бабушка приводила меня сюда когда-то несколько раз и рассказывала о каждом, – объясняю по дороге. – Этим камням несколько тысяч лет. Их установили в честь богов, которым поклонялись древние славяне, – останавливаюсь посреди поляны и продолжаю рассказ. – Два самых больших установлены в честь прародителей всех славянских Богов – Сварога и Лады. Это Перун, бог грома и молнии, это Велес – символ движения жизни и смерти, это его жена Макош – богиня судьбы и плодородия, а это Стрибог – бог ветра.

– Ага. Камни. Боги. Мила, ущипни меня! – бормочет Глеб пораженно. – Хотя, после всего, что я уже видел, глупо удивляться! Ну, привет, камни. Или надо как-то по особенному?

– Надо уважительно. Вот так, – низко кланяюсь каждому, Глеб стоит как вкопанный. А я подталкиваю его в центр, беру за руку. – Ну что? Не передумал на мне жениться?

– Нет!

– Тогда давай, говори перед лицом древних Богов, что хочешь взять меня в жены!

Глеб делает паузу, откашливается, потом довольно громко говорит:

– Я хочу взять тебя в жены, чтобы быть вместе всегда, в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии. Я люблю тебя, готов кричать об этом всему миру, всем Богам и нечистым силам! Согласна ли ты стать моей женой? – его взгляд горит, я тону в этом омуте.

Отвечаю дрожащим голосом:

– Да, я согласна! Я хочу того же! Быть вместе и навсегда! И чтобы наши узы, скрепленные чувствами, любовью, страстью, были нерушимы! Пусть древние Боги будут свидетелями нашего союза, пусть помогут нам пройти по жизни вместе, защитят от невзгод, направят, помогут в трудную минуту, – беру его руку, надеваю на палец кольцо, Глеб делает то же самое. А потом я тянусь к нему губами, мы сливаемся в долгом поцелуе, и даже сильный порыв ветра не заставляет нас оторваться друг от друга. А вот мокрые капли приводят в чувство.

– Дождь, – говорю я, улыбаясь, – и ветер! Боги ответили нам! Благословили! Значит, теперь все будет именно так! Вместе и навсегда!

– Да. Теперь все будет так!

Поцелуй наш продолжается, сердце ликует. Я верю, что теперь все будет хорошо!