Текст книги "Афанасий Никитин"
Автор книги: Екатерина Мурашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Бидар – столица Бахманидцкого царства
В своей тетради Никитин пишет, что Бидар – главный город всего мусульманского Индостана. На самом же деле в то время это была столица Бахманидского царства. Там торговали конями, камкой, шелком, съестными припасами и рабами. Сначала Никитину показалось, что для Руси никакого товара в Бидаре нет. И вообще, после коварства джунирского наместника он злится на всех и вся: «Люди в Бидаре все черныя, а все злодеи», – пишет он, вспоминая тогдашние впечатления.
Из Бидара Никитин поспешил в Аланд, где 1 октября начиналась большая ежегодная ярмарка. Но вот беда – на ярмарку привели слишком много коней, и здесь Афанасию не удалось выгодно продать своего аргамака.
Хорасанец – выходец из Хорасана (северо-восточная область Ирана). Хорасан – центр Парфянского царства.
Зато наслушался на ярмарке легенд и сказаний из разных краев Индии. Самое, на его взгляд, правдоподобное, решил записать в тетрадь:
«Есть в том Алянде птица гукук, летает ночи, а кличет «ку-кук»; а на которой хоромине седить, то тут человек умреть, а кто ея хочет убити, ино у нея изо рта огнь выйдет…»
Странно все это, конечно, но вот ведь темнокожий торговец украшениями сам видел и рассказал Афанасию, как индийский раджа разрушил недавно выстроенный дворец только потому, что ястреб-стервятник посидел на его крыше. А что до огня изо рта, то индийские факиры на рынке каждый день проделывают это помногу раз на потеху народу. Отчего же птица так не может?
Еще очень позабавили Афанасия в Индии обезьяны, похожие на маленьких пушистых человечков. В Бидаре они ходят по улицам, воруют съестное и такие смешные гримасы при этом корчат… Индийцы обезьян, так же как и змей и коров, не трогают и все им позволяют. Священные животные… У индусов даже бог есть в образе обезьяны, Хануман. Богом обезьяну называть грешно, поэтому Никитин пишет: «обезьяний князь». У обезьяньего князя есть свои войска, он ведет войны, а детей у обезьян рождается так много, что лишних они бросают на дорогах. Люди иногда подбирают их и обучают всяким ремеслам, а также и танцевать. Никитин сам видел – лазает обезьянка на пальму и скидывает хозяину большие мохнатые гундустанские (кокосовые) орехи. А уж танцующих обезьянок на ярмарке едва ли не больше, чем огромных жуткого вида змей в корзинах у факиров. Индус играет на своей дудке-сопелке, а змея вылезает из корзины, раздувает капюшон и раскачивается из стороны в сторону. Жуть!
После ярмарки Афанасий снова воротился в Бидар и прожил здесь почти четыре месяца. В этот раз он лучше рассмотрел город и ближе познакомился с людьми, его населяющими. «Град есть велик, а людей много вельми», – записал Никитин в тетрадь. Потом вспомнил могучие стены и огромный султанский дворец в восточной части города. Чтобы попасть во дворец, нужно пройти семь ворот. Внешние ворота покрыты куполом, который изнутри раскрашен яркими красками. Внутри же красота такая, что Никитин, хоть и повидал много, застыл на дороге, раскрывши рот. «Двор же его чюден вельми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезан да золотом описан».
В. Верещагин. Факиры
Бронзовая скульптура изображает Ханумана, бога-обезьяну. Он мудрый помощник и символ героизма и силы
Афанасий ошибается. На самом деле на момент пребывания Никитина вБидаре Мухаммед-шаху IIIисполнилось всего 16 лет.
В. Верещагин. Тронный зал Великих моголов Шах-Джахана и Ауранг-Зеба в форте Дели
В воротах стоят стражники и расспрашивают и записывают всех, кто входит в город. Имеешь при себе соль или табак, то нужно заплатить пошлину. Окончательное же решение – пускать или не пускать – принимает комендант крепости. Ночью город охраняют конные «кутовало-вы» (губернаторские) люди с факелами в руках. Живет во дворце и правит в Бидаре великий султан Мухаммед-шах III. Молод султан на диво, недавно 20 лет исполнилось. А правит с 9 лет, после безвременной смерти своего отца, а потом и старшего брата, Низам-шаха. Понятно, что управлять огромным царством девятилетнему мальчику помогали советники. И сейчас еще помогают. А любимым занятием султана остается охота да парадные выезды. Будучи в Бидаре, Афанасий наблюдал такие выезды не раз, и они произвели на него огромное впечатление.
«Это подробно описать надо, чтоб, кто читает, представить мог», – размышляет Афанасий и склоняется над тетрадью.
«Султан выежжаеть на потеху с, матерью да с женою, ино с ним чело-веков на конех 10 тысящ, а пеших 50 тысящ, а слонов водят 200 наряженных в доспесех золочо-ных, да пред ним 100 человек трубников, да плясцев 100 человек, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним 100, да наложниц 100, а все гаурыкы (юные девушки)».
Это обычная прогулка султана. Бывают еще праздничные выезды. Тогда в шествии участвуют еще визири и другие высшие сановники царства со своими свитами. Вместе с матерью и женою султана выезжает специальная стража из двух тысяч конных женщин-воинов. Оглушительно рокочут барабаны в руках сидящих на верблюдах барабанщиков. Полунагие женщины-рабыни несут воду для умывания и питья. Сам султан буквально усыпан драгоценностями, а впереди всего идет «благой», специально обученный слон, наряженный в парчу и золотые доспехи, который размахивает цепью и никому не дает приблизиться к султану. Самоцветные камни и золото сверкают на солнце. Драгоценные ткани переливаются всеми цветами радуги, звучит музыка, ревут слоны и верблюды, поют певцы, свистят флейты-свирели, изгибаются в танце грациозные танцовщицы, рычат звери, которых ведут на цепях, и неистово вопит восхищенный народ, созерцая шествие своего владыки. Потрясающее зрелище!
Даже сейчас, в ночной тишине, вспомнив и описав все, Никитин потряс головой, словно вытрясая из ушей шум, сопровождающий парадный выезд Мухаммед-шаха III.
В. Верещагин. Повозка в Дели
Мелик-Тучар боярин и индианы
Понятно, что простому русскому купцу до самого султана, как до солнца. Но вот к сановникам да советчикам его стоит присмотреться.
«Княжат все хоросанцы, и бояре все хоросан-цы», – пишет Никитин. Первый сановник Бида-ра – Махмуд Гаван (Мелик-Тучар боярин – называет его Никитин). Махмуд Гаван происходил из знатного персидского рода, но его семья впала в немилость и бедность, когда он был еще совсем маленьким мальчиком. В юности он много путешествовал, торговал и учился у разных мудрецов. Своим нынешним положением он был обязан исключительно своему уму и прочим добродетелям.
Гаваном (то есть «коровьим») прозвали Махмуда вот после какого случая. Сидели как-то высшие сановники на террасе вместе с прежним еще султаном и наслаждались прекрасным вечером. Вдруг в сад забрела корова и, остановившись у террасы, начала громко мычать. Ученого Махмуда лизоблюды-сановники ненавидели и очень хотели унизить его в глазах султана.
– А вот не скажет ли ученый министр, который якобы знает все на свете, – ехидно осведомился один из сановников, – о чем говорит эта корова?
– Она говорит, что я из ее рода, – быстро ответил Махмуд (надо помнить, что в Индии корова считалась священным животным). – И не должен разговаривать с ослом.
Воистину мудрый и интересный человек!
И вот еще что интересно для Афанасия: в конюшнях у Махмуд Гавана стоят две тысячи отборных коней. Не там ли место драгоценному аргамаку?
Познакомился Афанасий с приближенным визиря, бывающего на обедах у Махмуд Гавана. Встретились, поговорили о разном, бесермен-ских сладостей поели. Приближенный визиря Малик, из принявших ислам индусов, с интересом послушал рассказы Афанасия о Руси и сам рассказал много интересного. Например, о том, как вернулись войска султана из дальнего похода и привезли много добычи, в том числе драгоценных камней. А Махмуд Гаван запрещает продавать эти драгоценности купцам и ювелирам и, пользуясь своей властью, все скупает задешево сам.
Золотой храм Нанака. Рисунок из индийского манускрипта
Танцующий Шива. Бронзовая скульптура из Южной Индии
Б. Немтинов. Путешествие Афанасия Никитина по Индии
– А султан и не знает ничего, – усмехнулся Малик. – Ему бы все потехи да прогулки.
– А не мог бы ты поспособствовать мне жеребца повыгоднее продать? – соблюдя все приличия, Афанасий приступил к делу. – Чудный жеребец, самого султана достоин! Поможешь продать, и тебя выгодой не обижу! Темные глаза Малика лукаво заблестели. – Отчего не помочь достойному человеку? Сведу тебя с конюшим Махмуд Гавана, моим двоюродным племянником. Он в лошадях толк знает, даст тебе настоящую цену.
Жеребец конюшему понравился. Стали сговариваться о цене. И тут Малик помог, подсказал выгодный ход. Договорились, что часть стоимости жеребца Афанасий получит драгоценностями, что привезли из похода и даже пересчитать и записать в казну еще не успели. Часть – монетами, а разницу по объявленной за жеребца цене заберет себе конюший и поделится с казначеем и дядей Маликом. Таким образом, все довольны.
Продав коня, получив деньги и понадежнее схоронив драгоценности, Никитин дал волю своему неуемному любопытству. Мусульмане «бесермены» были для него более-менее ясны. Их веру и обычаи он наблюдал еще на нижней Волге, в Персии, да и в самой Индии. Другое дело коренное индийское население. С ними Афанасий общался много и охотно, расспрашивал о еде и молитве, об обрядах и праздниках.
Из Бидара вместе с индийцами отправился Афанасий в Парва-ту, на праздник, посвященный индуистскому богу Шиве.
«К бутхану же съеждается вся страна Индейскаа на чюдо Бутово», – записывает Никитин.
Скульптурный цоколь храма, построенного в 1141 году в Халебиде
Наскальный рельеф «Нисхождение Гати на землю»
Древнейший храм, посвященный Вишну
Адам – согласно Библии, первый человек, сотворенный Богом. Возможно, здесь речь идет о Пуруше – первочеловеке, из частей которого, согласно индуистским воззрениям, и образовался этот мир. Но, может быть, Адам, о котором пишет Никитин, это – Великий Брахман, различными воплощениями которого являются другие индуистские боги.
Вахара – бог-вепрь. Третья аватара, воплощение бога Вишну
Ганеша – слоноголовый бог мудрости, сынбога Шивы
«А Парвати то их Иерусалим», – записал Никитин для тех христиан, которые будут читать его записки. Индусы, к которым примкнул Никитин, направлялись на праздник Шива-ратри. Здесь же, в Парвате, разворачивалась и торговая ярмарка, по поводу которой был у Никитина свой, купеческий, интерес.
Храмы в Парвате поразили Афанасия. Долго ходил Никитин вокруг храма, рассматривал каменные барельефы, на которых вырезаны «деяния Бутовыя», чудеса, которые он творил, да множество образов бога, в которых он являлся своим поклонникам: человек, слон, обезьяна и так далее.
«А всех вер в Индее 80 и 4 веры», – записывает Никитин. Поговорив с индусами о сущности и содержании их веры, Афанасий понял это так: индусы веруют в Адама, а Буты – это и есть Адам и его род.
Многие обычаи индийцев показались тогда Афанасию интересными и достойными описания.
Теперь, морща лоб, потирая его рукой и вспоминая, он записал о том, как индусы моют перед едой не только руки, но и ноги, как люди разных вер и каст не садятся есть вместе.
Написал про то, что индусы едят только правой рукой и не пользуются при еде не только ножами, но и ложками. Едят индусы только днем, и ни одна из множества индусских вер не позволяет есть говядину, то есть мясо священного животного. Для верующего индуса корова – представительница на земле богини Бхагавати. Все, что получается от коровы, даже коровий навоз, исполнено святости и благодати.
Дальше Афанасий вспомнил, как знакомый индус пригласил его на праздник по поводу рождения сына. «Имя сыну дает отец, а дочери – мати», – записал он.
Много диковинных и красивых вещей увидал за морем Афанасий. Много странных обрядов и легенд узнал. Но кому рассказать об этом? Вот бы жене, детям, товарищам-купцам… От этих мыслей подступала к горлу тоска по родине. Вспоминались тихие заводи речки Тверцы, шумная торговая площадь на посаде, где все говорят по-русски…
– Афанасий! Что с тобой?! – слышен от порога испуганный голос. – Что ты бормочешь?
Афанасий подскакивает на табурете. После бессонной ночи мерещится, что кто-то черный и страшный пришел требовать с него ответа за невольные грехи, допущенные в путешествии.
– Ах, это ты, Гридка! – вглядевшись, с облегчением вздыхает он.
– Аз есмь, – ухмыляется чернявый московский купец Гридка Жук. – А ты что подумал? Пришел к заутрене тебя звать. А ты, никак, всю ночь не спал?
– Писал вот, – Афанасий невольно прикрывает рукой тетрадь.
– Мне уж Степан сказывал. Хорошее дело. Но не всю же ночь себя изнурять! – рассудительно добавляет Григорий. – К заутрене-то пойдешь?
– Пойду! Непременно пойду! – вскакивает Афанасий, захлопывая тетрадь. – Грехи мои молить-отмаливать надо!
– Да уж-то, – хитренько улыбается Гридка. – Заполошился! Бог милостив, грешников прощать любит. Не согрешишь, не покаешься…
– Не мели, Гридка! – строго говорит Афанасий. – Ишь язык, что твое помело!
– Тоже мне, праведник выискался. Ни в чем меры не знает! – бормочет Гридка, выходя вслед за Афанасием на крыльцо.
Каста – в индийском обществе замкнутая группа людей, связанная общей судьбой и занятиями. Браки между разными кастами невозможны и даже простое общение затруднено. Существуют высшие и низшие касты. Человек высшей касты мог принять пищу от человека низшей касты только в крайней нужде.
В. Верещагин. Статуя Вишну в храме Индры в Эллоре
Домой, на Русь!
Другой вечер, месяц спустя, зимний колкий ветер воет в кронах деревьев. Афанасий стоит у окна, светлым пятном видна белая рубаха. Огонек светильника трепещет над столом.
– Надо дело докончить! – вслух говорит он сам себе. Голос его звучит глухо, надтреснуто. Глаза горят горячечным блеском. Лихорадка, подхваченная еще в Индии, уже который день не дает покоя. – Помру, так хоть память останется.
Затосковав по родине, Афанасий принял решение пробираться домой, на Русь.
– Зачем тебе? – убеждал Малик, который за это время крепко подружился со светловолосым чужеземцем. – Что там, на Руси? Тебя уж, небось, давно погибшим считают. Да и не отымет ли твой князь все за долги? У наших князей совести мало, и денег всегда не хватает. У ваших разве не так? Вернешься ты из заморских стран, нежданный-негаданный, всем чужой, обвинят тебя в чем-нибудь и всю прибыль отберут в казну. Прими мусульманскую веру, как я. У тебя сметка купеческая, у меня связи при дворе султана, вместе мы таких дел наворочаем…
– Ты пять молитв совершаешь, я – три, ты здешний, я чужестранец, – ответил Никитин. – В чем смысл? Никогда не будет так, как ты говоришь.
Малик разозлился.
– Да, тебе не стать мусульманином, – согласился он. – Но ведь и христианином тебя назвать уже нельзя! Не думай, что на Руси этого не заметят!
Слова Малика – как нож по сердцу Афанасия. Он уж и сам в себе сомневается, а тут еще и Малик такое говорит!
Расстались почти врагами. Вышел Афанасий из дома Малика на улицу, взглянул на бездонное звездное небо. Звезды-то должны быть такими же, как над родной Волгой. Хоть в них поддержку и утешение найти! Ан нет! И звезды на чужбине другие!
«Волосыны (Плеяды) да кола (Орион) в зорю вошьли, а лось (Большая Медведица) головою стоит на восток», – вспоминает Никитин.
И тут же поплыли перед глазами тихие омуты и низкие берега Тьмаки с заливными лугами, бескрайние просторы Заволжья, бледно-голубое и бесконечно нежное родное небо.
Гуру с учеником. Миниатюра из индийского манускрипта
И. Левитан. Над вечным покоем
Аннам – название, данное китайскими императорами части территории Вьетнама. На востоке полуострова Индокитай есть Аннамские горы.
На Русь! Домой! Чего бы ни стоило!
«Разные есть на свете страны, и все они хороши, – лихорадочно ловя ускользающую мысль, записывает Никитин в свою тетрадь. – Всем они обильны, но нет прекрасней Руси! Пусть хранит ее Бог! На всем свете нет страны, подобной ей!», – и опять пишет, мешая русские слова с персидскими и индийскими, называя Бога то на мусульманский, то на христианский лад, но это уже не мешает Афанасию. Слишком много вер и обычаев он узнал, слишком много стран, городов и храмов посетил. – «А правую веру Бог ведает, – записал он недавно в тетради. И сейчас слова его, слова любви к Родине, единственной и неповторимой, вырываются из самого сердца. – Да станет земля русская благоустроенной! Господи, сохрани ее! Боже, Боже, Боже!»
Написал, перечитал, и словно отпустила, расслабилась мягкая, но безжалостная лапа, сжавшая сердце.
По-деловому перечисляет Афанасий страны, в которых не бывал, но про которые достоверно слыхал в Индийской стороне: Цейлон, Бирма, Чин и Мачин (Китай и Индокитай), Шабаит (Аннам). Описывает, что в этих странах продают и покупают. Вдруг другие купцы пойдут по его следам, руководствуясь «хожением» Афанасия? Для них и запись.
Потом вскользь описывает свои поездки в Райчур, к алмазным копям.
Поездки, предпринятые по совету Малика (который, как и все индийцы, долго сердиться не умел), прошли более чем удачно. Удалось задешево купить много неплохих алмазов и сердоликовых украшений, на которые так искусны индийские мастера. Об этом в записках ни слова. Но какой же купец по всему свету будет рассказывать о своей торговой удаче! Только беду кликать…
И вот все готово к возвращению. Только каким путем идти? Через священную для мусульман Мекку нельзя, там уж точно силой заставят принять ислам, а в Персии сплошные смуты, совершенно не располагающие к путешествиям.
«Князей везде выбили, – вспоминает Никитин. – Мирзу Джеханшаха убил Узуосанбек, а Солтамусаитя окормили (отравили)…»
Никитин прощается со своими индийскими друзьями и начинает пробираться к берегу Индийского (Аравийского) моря. Пространствовав почти целый год, он наконец добрался до Дабула, одной из важнейших пристаней Малабарского побережья. Здесь нашел попутчиков и в феврале 1472 года отплыл от индийских берегов к Ормузу.
Мекка – город в Саудовской Аравии. Здесь родился основатель ислама Мухаммед. С VIIвека Мекка – священный город мусульман и место их паломничества.
И это плавание не обошлось без происшествий. Из-за густого тумана таву, на которой плыл Никитин, отнесло к берегам Эфиопии. Арабы (эфиопы, как называет их Никитин) в то время пользовались дурной славой, как морские разбойники. Но все обошлось благополучно: путники откупились от арабов, раздав им много риса, перца и хлеба.
Через пять дней снова пустились в путь, и еще через месяц Никитин высадился в Ормузе, так пленившем когда-то его купеческое сердце. Здесь прожил Афанасий 20 дней, собирая сведения и раздумывая о своем дальнейшем пути.
Как раз в это время в Персии началась война между Мухаммедом II (Мухаммед. II правитель Османской империи в 1451–1481 гг.), иУзун-Хаса-ном (Узун-Хасан – глава объединения туркменских племен). Никитин, опасаясь усиливающихся боевых действий, спешит по уже знакомой ему дороге (через Шираз, Иезд и Браферуш) и летом 1472 года приходит в стан Узун-Хасана на южном берегу Каспийского моря.
Что ж дальше? Идти через Астрахань Никитин боялся: слишком хорошо помнил вероломных грабителей-татар.
Как ни прикидывай и ни размышляй, но безопасных путей в окружавшем Афанасия мире не было. И все же, взвесив все, он решил направиться к Черному морю в Трапезунд.
Но в Трапезунде в нем заподозрили… вражеского лазутчика Узун-Хасана. Сначала за ним просто следили, а потом устроили обыск, ища в его пожитках каких-то «грамот». Ничего подозрительного, конечно, не нашли, но чиновники во всех странах одинаковы…
«Все, что мелочь добренькая, ини выграбили все», – записал Афанасий и тяжело вздохнул, подперев щеку ладонью. Особенно жалко было сердоликового ожерелья для любимой дочки.
Сразу после этого досадного случая Афанасий поспешил уговориться о переезде через Черное море и, заплатив за проезд золотой, взошел на корабль. Вышли в море, но встречный ветер погнал корабль обратно к Трапезунду. Пятнадцать дней стояли в гавани к западу от Трапезунда и еще два раза безуспешно пытались продолжить путь. Страдая от морской болезни и усилившейся лихорадки, Афанасий плакал и молился. В горячечном бреду ему казалось, что какой-то злой рок не пускает его на родину.
Наконец, на третий раз корабль вышел-таки в море, пересек его и с большим трудом доплыл до греческой колонии Балаклавы.
На этом записки Афанасия Никитина практически заканчиваются. Он лишь упоминает еще о своем прибытии в Каффу и заканчивает записки молитвой к единому Богу на смеси русского и восточных языков. Можно предположить, что Афанасий дождался в Крыму весны, и в марте вместе с ежегодным русским купеческим караваном отправился на Русь. Путь через Дикое поле был опасен, и, судя по всему, купцы шли из Каффы более безопасным путем, через Литву (в Москву купцы с записками приехали именно из Литвы).
Трапезунд (современный Трабзон – город-порт на берегу Черного моря (современная Турция), столица Трапезундской империи (1204–1461). Основана внуками византийского императора Андроника I.
