Текст книги "Глаз бури"
Автор книги: Екатерина Мурашова
Соавторы: Наталья Майорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Глава 10
В которой Туманов получает по физиономии, а Иосиф Нелетяга допрашивает Софи Домогатскую
К парадному, ярко освещенному электрическим огнями подъезду клуба уже начали съезжаться гости. Коляски и экипажи теснились на отведенной для них площадке. Для кучеров возле специальной будки горел костер. Мартынов, находящийся при исполнении, распахивал двери и с достоинством кланялся гостям.
На подошедшую ко входу Олю он взглянул так, как будто она была по меньшей мере майором, и едва не взял во фрунт. Софи ничего не поняла, но улыбнулась забавному зрелищу.
– Здесь мы не пойдем, – быстро сказала она своим спутникам. – Там уже началась игра и прочее. Ни к чему. Я знаю, где черная лестница, это быстрее. Кто-нибудь из прислуги Туманова отыщет.
Едва молодые люди приблизились к дверям, как они распахнулись, какой-то вихрь подхватил Софи, ее ноги оторвались от земли и закружились по воздуху.
– Соня! Соня! Сестричка! Нашлась! Нашлась! – восторженно повторял Гриша, кружа сестру. Невозмутимый Аркадий стоял позади него и довольно улыбался.
– Мы с Сергеем теперь, пожалуй, назад поедем? – сказал Кирилл. – Раз так, то чего нам тут?
Оля согласно кивнула. Сергей обвел всю сцену любопытным и жадным взглядом, но возражать не стал.
– Почему вы здесь? – строго спросила Оля, когда Гриша, наконец, опустил Софи на землю. Девушка прикрыла глаза и оперлась на руку брата.
– Мы нашли больницу, где был Касторский. Там сказали, что он в себя пришел, и что за ним уже прислали из Дома Туманова и увезли. А после из полиции приходили… Вот мы и поехали сюда. Видели этого Калину… Ничего он не знает… Да что теперь! Соня! Я так рад!
Разгромленный интерьер покоев Туманова внешне не произвел на Софи никакого впечатления. По-видимому, из-за обилия недавно пережитого она попросту утеряла способность чему-нибудь удивляться.
По зову Иннокентия Порфирьевича Туманов пришел откуда-то из недр клуба. Увидев Софи, он на мгновение замер, как собака на стойке, потом быстро подошел к ней, взял ее руки в свои, заглянул в глаза.
– Софья! Скажи, только по правде скажи, как с тобой?
– Со мной все в порядке, Михаил Михайлович, – механически ответила Софи. Взгляд ее куда-то уплывал, лоб над бровями резала поперечная мучительная морщина. Хозяин клуба стоял перед ней, словно оцепенев, не в силах сдвинуться с места и ничего предпринять.
– Туманов! – вскрикнула Оля. – Да что вы ее пытаете! Она же сейчас, после всего, в обморок упадет. Отпустите ее и очнитесь сами! Вот Софи! Освободилась своими силами. Что у вас?
– Да, да, Ольга, ты права! Иннокентий! – Туманов обернулся к Иннокентию Порфирьевичу, который буквально поедал бледную Софи ласковым, умильным взором. – Отмени сейчас же все! Все, слышишь?!.. Мне плевать, кто что скажет! Ты слышишь меня?!
– Я-то по своей части все, что можно, исправлю, – негромко сказал управляющий, не обращая никакого внимания на грозное рокотание в голосе хозяина. – А вот вам бы следовало немедля озаботиться о покоях для Софьи Павловны и ее друзей. Глядите сами, барышня на ногах стоит из последней возможности…
– Покоях?… – растерянно переспросил Туманов. – Но у нас же нет… Не у шляпниц же… И здесь нельзя…
– Красный кабинет имеет отдельный вход на галерею и место уединения при нем, – напомнил Иннокентий Порфирьевич. – Если послать Таню постелить на диванах…
– Я сейчас поеду домой, – отчетливо сказала Софи. – Туманов, дайте мне денег на извозчика. У Оли я больше просить не могу, у нее самой нету. Я вам после верну.
– Куда – домой? Что ты говоришь – домой?
– Домой – это в Калищи, под Лугу. У меня там дом, при школе. Вы не знали?
Голос Софи казался ломким, как стекло. Гриша мучительно кривил губы, пытаясь из наличной картины понять, что такого есть между сестрой и этим нелепым и странным Тумановым. Аркадий размышлял о том, далеко ли до этого красного кабинета и не надо ли, пока Софи не упала, взять ее на руки и отнести туда, где, по крайней мере, будет на что ее положить.
– Софья! Ты никуда сейчас не поедешь! Я тебя не пущу! Иннокентий! Пусть приготовят для барышень красный кабинет и еще что-то для брата и этого… как вас, Андрей? Аркадий? Значит для Аркадия!.. Софья! Я завтра дам тебе денег и чего хочешь, и Ольге твоей теперь же денег дам, потому что она слово сдержала, и тебя ко мне привела (в этом месте глаза Гриши, Аркадия и Иннокентия Порфирьевича сделались просто квадратными, а Оля пятнисто покраснела), но только сейчас ты здесь останешься, у меня! Не могу я сейчас тебя отпустить, слышишь – не могу! –
С этими словами Туманов протянул руки к Софи, управляющий невольно напрягся, а девушка отшатнулась и сильно ударила хозяина заведения по лицу. От неожиданности все присутствующие позабыли дышать. Туманов и не подумал закрыться, ладонью стер кровь с разбитой губы.
– Бей еще! – глухо сказал он. – Сильнее бей, не бойся. Заслужил делами. Не сложится по-другому, так хоть отметила от тебя на память останется.
– Туманов, вы с ума сошли, да? – словно просыпаясь, с какой-то необычной для нее робостью спросила Софи. – Что мне Оля говорила, это письмо, и прочее… Вы что, действительно собирались все бросить и уехать? Или это опять такая дурацкая игра?
– Какая игра, Софья, что ты говоришь! – с жаром вскричал Туманов. – Да если б в этом распроклятом письме было сказано, чтоб я немедля после получения его застрелился…
Туманов замолчал, потому что дальше говорить было нельзя. Нельзя было даже начинать, и все присутствующие это понимали, и каждый из них по-своему хотел бы в этот момент очутиться где-нибудь в другом месте.
– То – что? – тихо спросила Софи.
– Я бы застрелился, – также тихо и равнодушно ответил Туманов.
Иннокентий Порфирьевич коротко всхлипнул, а Оле Камышевой на одну маленькую короткую минутку вдруг сделалось совершенно наплевать на революцию и народное благо. У Гриши дергалась под глазом какая-то жилка, а в целом он выглядел так, словно у него сейчас начнется припадок. Аркадий жалел о Семене с его животным магнетизмом, ему казалось, что коллективный сеанс последнего был бы сейчас очень уместен для завершения картины.
– Я останусь до завтра, Михаил, – сказала Софи. – И вправду на ногах не стою…
– Вот и хорошо, Софья, вот и славно! – облегченно засмеялся Туманов. – Сейчас там все изготовят и ляжешь спокойно… А я тебе тут, знаешь, мопсиков в подарок прикупил…
– Мопсиков?! Каких мопсиков? – удивилась Софи и неуверенно улыбнулась, вспомнив шоколадного мопса Элен и слопанные им какашки.
Поздним утром молодые люди завтракали в большом зале клубного ресторана, устроенном в правом крыле дома с дикой, азиатской роскошью. Шелковые ковры, бархат, хрусталь, бесшумные предупредительные официанты, до хруста накрахмаленные скатерти и салфетки с монограммой «ДТ», в углу, в яшмовой кадке – удивительное дерево из серебряной проволоки с листочками и плодами из самоцветов, на ветвях которого застыли разноцветные райские птицы.
– Из Парижу, – похвастался Иннокентий, который время от времени подходил к гостям, чтобы дополнительно узнать, нет ли каких пожеланий. – Из ихнего королевского дворца. Когда они там у себя, прости Господи, революции делали, все по рукам пошло. А Михаил Михайлович и прикупил кое-чего по случаю. Прибыло вместе с мосье Жаком, нашим кухонным гением… Не желаете ли еще чего покушать?
– Премного благодарны, Иннокентий Порфирьевич, – улыбаясь, за всех (остальные по разным причинам пребывали в состоянии молчаливой меланхолии) ответил Аркадий и выразительно погладил себя по животу. – Вкус у всего преотменный. Глазами рады бы и еще поесть, да в брюхо больше не лезет.
– И на здоровьичко, – ласково улыбнулся управляющий. – Экипаж для господ и Ольги Николаевны изготовлен. Доставит вас куда прикажете. А вы, Софья Павловна, по-прежнему намерены отсюда прямо в деревню отправиться?
– Разумеется, – кивнула Софи. – Оля, я для Дуни Водовозовой письмо оставлю, чтоб они с матерью не беспокоились. Сумеешь передать?
– Давайте мне, Софи, я передам, – неожиданно для всех сказал Аркадий.
После этой реплики повисло молчание. Все знали, чем оно вызвано, и не знали, как разрешить.
С прошлого вечера и доныне хозяин клуба, обеспечивая гостям всяческие удобства, сам не показывался на глаза. «Может быть, он ждет, что я его позову? – гадала Софи. – Или, напротив, не желает меня больше видеть? Да ведь у него еще, небось, и дел невпроворот, после вчерашнего-то скандала… Пока всем объяснишь…»
– А где же Туманов? – решилась она, завершив обильный завтрак последней тарталеткой с базиликом и паюсной икрой. – Надо ж нам, наверное, с ним попрощаться. Или он уже по делам отбыл, пока мы спали?
– Михаил Михайлович оставил все имеющее происходить на ваше, Софья Павловна, полнейшее усмотрение, – с какой-то торжественной нелепостью заявил управляющий. По-видимому, он старался в точности передать дух того, что, как он полагал, велел ему сказать Туманов. – Ежели вы соблаговолить изволите, то в моем непременном сопровождении («и при канделябре!» – мысленно дополнила прозрачные тумановские соображения Софи), просит вас хозяин пожаловать в клубную контору для разговора о случившемся инциденте, в интересах пресечения дальнейших злокозненных попыток…
– Иннокентий Порфирьевич, миленький, а вы по-человечески сказать не можете? – взмолилась Софи. – Чего Туманов от меня теперь хочет?
– Я тебя одну к нему не отпущу! – быстро сказал Гриша.
– Тебе, Гриша, на занятия давно пора, – отпарировала Софи. – А Иннокентий Порфирьевич – мой лучший защитник, и делом это доказал превосходно, – в этом месте Софи ласково улыбнулась лисичке-управляющему, а тот – смущенно потупился. – Так что ж – Туманов?
– Хочет, чтоб вы с Нелетягой поговорили, а тот после – своей методой обещал злодея вычислить, – вполне внятно сообщил Иннокентий Порфирьевич. – По мне же – каждому свое, и надобно было бы в полицию обратиться, а Нелетяга этот – охальник, только языком работать хорош.
– Что ж за Нелетяга? Не знаю такого… Впрочем, ведите! – вздохнула Софи.
Трудно сказать, каких именно действий и намерений ожидала она от Туманова, но его желание немедленно начать собственное следствие и использовать ее в его интересах почему-то разочаровало девушку. Вчерашняя сцена безумного, публичного объяснения вновь показалась ей дикой, наигранной и нелепой.
При всей своей наблюдательности Софи затруднилась бы сказать, кто и как обыкновенно использовал комнату, в которую теперь привел ее Иннокентий Порфирьевич. Помещение казалось удивительно безликим. Даже казенный дух в нем отсутствовал. Единственным примечательным моментом был вид из окна. Высокое, стрельчатое, ничем не занавешенное окно выходило в темный облетевший сад, за которым густые осенне-зимние невские воды делились на Большую и Малую Невки, а за ними, в свою очередь, виднелись парки и дворцы Каменного острова.
Туманов сидел у окна на стуле, который казался ему мал, напротив же, в кожаном кресле развалился небрежно одетый, худощавый человек с жидкой остроконечной бородкой и темными кустистыми бровями. Полуприкрытые глаза человека внимательно изучали вошедших.
Софи сразу догадалась, что человек в кресле и есть Нелетяга, впрочем, она больше глядела на Туманова. Хозяин клуба, напротив, на нее не смотрел вовсе. Был он землисто бледен, помят, тусклоглаз, в углу губ присох струп, при взгляде на который сердце Софи тоскливо и болезненно сжалось.
– Вот, – безжизненным голосом сказал Туманов. – Позвольте представить. Софья Павловна Домогатская. Иосиф… Нелетяга… Извини, Иосиф, отчества твоего сроду не знал.
– Димитриевич, но можно и просто «Иосиф». Исключительно приятно, – сказал Нелетяга, поднимаясь с кресла и медленно и церемонно целуя руку Софи.
Туманов искоса, с каким-то сложным чувством, отразившемся на лице, проследил за этой процедурой. Управляющий бросил на хозяина комично-выразительный взгляд (Туманов лишь досадливо сморщился в ответ) и откланялся, отговорившись спешными делами.
– Может ты, Софья, хочешь поесть чего или выпить? – хмуро предложил Туманов, явно стараясь быть светским.
– Нет, нет! Спасибо! – почти с испугом отвечала Софи, физически ощутив недавний завтрак, который плотным, увесистым комом покоился в желудке.
– Ну тогда я позволю себе завладеть вашим вниманием, милейшая Софья Павловна, – заявил Нелетяга, перехватывая инициативу и усаживая Софи в другое кресло – точную копию того, в котором недавно сидел он сам.
– Можно «Софи», – сказала девушка и, снова привстав, развернула свое кресло так, чтобы иметь возможность любоваться заоконным видом (и видеть лицо Туманова – но в этом намерении Софи себе не призналась).
– Ну зачем вам беспокоиться, милая Софи, я бы сделал. Или вон Михаил, – сокрушенно взмахнул рукой Нелетяга. – Впрочем, картина действительно того стоит… Однако, к нашим делам, – здесь глаза его снова стали внимательными, а взгляд расчетливым и острым. – Расскажите мне сейчас, как можно более подробно все, что вы запомнили касательно обстоятельств вашего похищения и пленения.
Софи не видела причин скрывать и рассказала Иосифу все, опуская лишь незначительные пикантные подробности, вроде мытья в ванной, просьбы потереть спинку и побега голышом через сады и поля неведомой усадьбы. По ее теперешнему рассказу получалось, что незнакомец в маске получил кувшином по голове прямо на пороге темницы, в которой томилась Софи. Девушке казалось, что это не слишком искажает общую картину.
Иосиф выслушал все внимательно, ни разу не перебив, потом стал задавать вопросы.
– Что ж, вы, убегая, не полюбопытствовали снять с него маску?
– Я испугалась и торопилась очень, – неуверенно объяснила Софи. Теперь ей и впрямь было невдомек: отчего же было не решить одним движением все загадки? – И к тому же: вдруг я бы его тронула, а он очнулся и схватил меня?
– Логично, – согласился Иосиф. – А попытайтесь вспомнить, было ли в убранстве усадьбы, комнат, в которых вы побывали, что-то такое, что могло бы изобличить владельца? Может быть, какая-то особенная мебель, утварь, может быть, монограмма на скатерти, салфетках…
«Простынях, полотенце… – едва не продолжила Софи и очередной раз выругала себя. – Разумеется, и на простынях и на полотенце была вышитая монограмма! Она даже видела ее, но не удосужилась запомнить! Кажется, там была буква «Р»…»
– Была монограмма на… на скатерти! – сказала Софи. – Одна из букв, кажется, «Р», другую я не запомнила.
– Ну что ж, и это хорошо. Значит, буква «Р». Как называлась деревня, вблизи которой располагался дом, вы, конечно, не спросили…
– А вот и спросила! – с вызовом заявила Софи, вспоминая бормотание деревенской бабы и ее грязные корявые пальцы, мнущие тонкое полотно простыни. – Только ответ не точно разобрала. То ли Тюрино, то ли Дурино. А может – Дюрьево…
– Отлично! – Иосиф оживился. – Я думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы отыскать… Только вот в своей ли усадьбе они хозяйничали?… Если по приятельству или вообще дом заброшен, тогда, конечно, сложнее… А что ж, наша маска, он все время так шепотом и говорил, ни разу не сбился?
– Нет, ни разу. Только смеялся… я бы узнала… Смех на молочный кисель похож.
– На молочный кисель? – усмехнулся Нелетяга. – Ловко! Вы, однако, мастер. Я вообще-то романы за пустое держу, предпочитаю философские сочинения, но ваш опус надобно будет прочесть обязательно. Если уж Михаил прочел… Впрочем, он, конечно, пристрастен… Однако, опишите мне его…
– Кого, Михаила? – удивилась Софи и не без интереса приготовилась выполнять просьбу Иосифа. Несмотря на несерьезную внешность Нелетяги, она уже успела отчего-то проникнуться доверием к его умопостроениям и мыслительным возможностям.
– Да нет, зачем мне Михаила описывать? Вот он сидит. Вы незнакомца в маске опишите, при вашей образности мышления я, может, смогу за что-то ухватиться.
– Увы! – вздохнула Софи. – Это уж и я искала. Совершенно не за что… Роста он высокого, может, чуть пониже Михаила, сложен правильно, поплотнее вашего и уж, конечно, постройнее Михаила будет… – в этом месте Нелетяга фыркнул и иронически блеснул глазами в сторону Туманова. – Волосы мне в темноте черными казались, после на свету – вроде, каштановые, но я точно не рассмотрела. Говорит правильно, может, излишне. Вежлив и сдержан, хотя я все время напряжение его чувствовала…
– Напряжение или страх? – перебил Нелетяга. – Это разные вещи, вы понимаете?
– Понимаю, конечно. Нет, страхом от него не пахло. Страх – он ведь пахнет, вы знаете? – оба мужчины кивнули, Туманов равнодушно, Иосиф – слегка смущенно. – Да, вот еще. Почему-то он все время называл меня царевной. Я велела ему перестать, но он не послушался…
– Может быть, он имел в виду царевну Софью Алексеевну? – спросил Нелетяга.
– Кто такая? – поднял голову Туманов.
– Я тебе после объясню… Продолжайте, Софи, продолжайте…
– Да больше и нечего говорить…
– Скажите, Софи, у вас ни разу не возникло ощущения, что этот человек… ну, не говорит от себя, а как бы играет какую-то отведенную ему роль…
– Да, было! – тут же откликнулась Софи. – Я даже сказала ему об этом. Что-то в том духе, что он – дешевый балаганный шут, нанятый Тумановым для своих идиотских штучек… Простите, Михаил, в тот момент я полагала, что все это организовали вы…
Туманов зажмурился, но ничего не сказал. Софи вздохнула.
– И как же он отреагировал на это заявление?
– Он… он оскорбился. Да, пожалуй, именно так.
– Хорошо. Софи, последний вопрос, обращенный уже не к разуму, а к ощущениям. Иногда, согласитесь, они подсказывают нам там, где разум бессилен. Вы столбовая дворянка, по происхождению и воспитанию, как я понял, из высшего света. Скажите: незнакомец в маске – ваш? Или только играет? Мы с Михаилом – законченные плебеи и понять этого никогда не сможем. Но ведь наверняка есть какие-то оттенки, нюансы, которые невозможно изобразить, они либо есть, либо нет…
– Да, я понимаю, о чем вы говорите, – кивнула Софи. – И это все правда. Но… вот странность… я не могу сказать наверняка… Что-то театральное в нем несомненно было… Но было ли все игрой? Пожалуй что – нет… Хотя… Простите, Иосиф…
– Вам не за что извиняться, милая Софи! И я больше не стану вас мучить вопросами. Мне теперь надо разобраться, подумать… Вы ведь сейчас в деревню едете? Я, если не возражаете, здесь попрощаюсь с вами. Думаю, Михаил вполне с остальным справится… Счастлив был познакомиться, надеюсь вскорости получить наслаждение от вашего нашумевшего романа…
– Иосиф! Стой здесь! – Туманов поднял глаза и смотрел на Софи с выражением больной бродячей собаки. – Софья! Ты не боишься остаться со мной? Сейчас? Чтоб я тебя проводил до экипажа?
– Конечно, не боюсь! – Софи поднялась, стрельнула глазами и кокетливо повела плечом. Иосиф смотрел удивленно. Туманова было нестерпимо жаль. – Что за глупости вы говорите, Михаил! Иосиф, я тоже была рада. Возможно, еще когда-нибудь свидимся, и вы сумеете обругать мой роман и сравнить его с сочинениями Марка Аврелия.
Софи надеялась, что, когда они останутся наедине, Туманов даст хоть какую-нибудь оценку происходящему, которая, в свою очередь, позволит ей построить собственную версию. Но он молчал.
– Михаил! Вы ведете себя как последний дурак! – едва ли не впервые в жизни Софи не знала, что и как сказать, и потому, безотчетно хватаясь за последнюю усвоенную ею роль, отчитывала Туманова так, как отчитывала у себя в классе нерадивых учеников. – Зачем вам надо, чтобы такое количество людей участвовало в наших с вами отношениях? Что за странная прихоть? Если вашей репутации в свете уже ничто не угрожает, то подумали хотя б обо мне! Это неприлично, в конце концов!
– Ты права, Софья. Если можешь, прости, – медленно, словно через силу произнес Туманов. – И уезжай скорее.
– Уезжать скорее? – растерялась Софи. – Почему? Вы… вам неприятно меня видеть?
– Не говори ерунды! – внезапно озлился Туманов, вновь становясь похожим на самого себя, таким, каким Софи знала его до последней встречи. – Садись сейчас в коляску и убирайся, пока я тебя отпускаю, слышишь?!
– Господи! – Софи прижала к щекам растопыренные пальцы, потянула вниз. На мгновение Туманову показалось, что с ее лица сползает какая-то маска. – Как же я от вас устала!.. Вы сумасшедший, Туманов! – закричала она сквозь выступившие слезы. – Я вас терпеть не могу, так и знайте! И видеть вас больше не хочу!
– Хорошо, – чуть ли не с удовлетворением сказал Туманов, оживая на глазах. – Ты меня терпеть не можешь – хорошо. А теперь – уезжай!.. Федька, Тришка! – окликнул он кучера и лакея, стоявших поодаль. – Вы слыхали? Софья Павловна терпеть меня не может и велит ей на глаза не показываться. Запомнили?
Кучер и Федька одинаково мотнули головами. Ошеломленная Софи полезла в коляску. Туманов поднял руку и дотронулся кончиками толстых пальцев до губ.
– Отметины не останется. Жаль, – сказал он и послал Софи на прощание воздушный поцелуй.
