Текст книги "Класс коррекции"

Автор книги: Екатерина Мурашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 7

– Антон, подожди! – кричит Юра и ковыляет за мной на своих сложных костылях. Его длинный шарф почти волочится по земле, на лице, поверх мышечного напряжения, всегдашняя улыбка. Весь он похож на покалеченного Остапа Бендера.

– Стой! – орет Пашка так, как будто бы я улетаю на другую планету и ему нужно перекричать рев космических двигателей.

Я останавливаюсь.

– Сейчас удобное время, если ты не против, – улыбается Юра и подмигивает мне.

– Пожалуй, – соглашаюсь я. Мне любопытно, но и страшновато, если честно. Как-то хочется продолжать думать, что Юра – нормальный пацан, хотя и больной на ноги.

– Пошли, – говорит Пашка. – Дома же беспокоиться будут. Если хочешь болтать на улице, брал бы коляску…

Пашку тоже жалко. У него дома никто и никогда о нем не беспокоится. На лице у Юры написано, что он сейчас скажет. Пашка тоже экстрасенс, он уже все знает, но старается оттянуть этот момент.

– Спасибо, Паша. Меня сегодня Антон проводит, ладно? Нам поговорить надо…

Пашка смотрит на меня с тупой непрощающей злобой. Не надо никого жалеть. Тем более в нашем «Е» классе.

Мы с Юрой заходим за гаражи. Он садится на ящик и глубоко дышит. Костыли вытягиваются рядом и тоже – отдыхают. Изо рта у Юры вылетает пульсирующее облачко пара.

– Хочешь, костер разведу? – спрашиваю я. Как и Пашка, оттягиваю момент.

– Давай, – соглашается Юра.

Я вытягиваю руки над пляшущими язычками, грею. Замечаю, как торчат из рукавов голые запястья. Опять вырос, и куртка снова мала. Мать опять будет ругаться, что надо покупать новую. Но не могу же я не расти…

– Я не буду тебе ничего рассказывать, – говорит Юра. – Ты не трус, поэтому не испугаешься. Я тебе просто покажу… Меня ты легко узнаешь, а там… ну, я все равно не знаю, как будет… Помоги мне встать, пожалуйста…

Я беру Юру за руки и тяну на себя. Неожиданно подо лбом вспыхивает знакомый жар.

«До чего же некстати! И почему?» – думаю я и теряю сознание.

Когда я пришел в себя, я лежал на траве лицом вниз. Травинка попала мне в нос и щекотала ноздрю. Кроме травы, я ничего не видел. Но, учитывая, что у нас сейчас конец ноября… Трава – это тоже интересно. Подумав об этом, я слегка повернул голову, убирая травинку из носа, и чихнул, зажав нос ладонью, чтобы не издавать лишних звуков.

Юра помог мне подняться и заботливо отряхнул травинки с куртки и брюк. При этом он тревожно заглядывал мне в глаза и как будто чего-то ждал. Интересно, чего? Что я начну с перекошенной рожей метаться по травяному лугу и орать: «Выпустите меня отсюда!»? Если так, то зря ждал, я немного иначе устроен. А откуда, впрочем, Юре знать, как я устроен?

И тут, не сразу, но я заметил-таки самое главное: здесь, на лугу, или, скорее, на лесной опушке, Юра нормально ходил, приседал, наклонялся… То есть был совершенно здоровым человеком!

– Классно! – негромко сказал я и тихонько толкнул Юру в плечо.

– Ничего себе! – Юра устоял на ногах, улыбнулся и довольно сильно толкнул меня в ответ. Улыбка у него осталась прежняя.

– Разговаривать можно? – деловито осведомился я. – Никто из леса не набежит?

– Да нет, вроде, не должен бы, – Юра пожал плечами. – Разве что ты до визгу хочешь немедленно сразиться с чудовищем…

– Была нужда! – фыркнул я и на всякий случай еще раз огляделся. Лес как лес, поляна как поляна. Цветочки какие-то цветут, птички порхают. Деревья старые, толстые, значит, и лес не вчера вырос. Куда же это нас занесло?

– Это чего – параллельный мир? – спросил я с таким видом, будто прогулки по параллельным мирам для меня так же обычны, как, предположим, завтрак или урок математики.

– Может, параллельный, – Юра собирал в траве спелую землянику, из чего я заключил, что здесь, в этом мире, весна как раз сейчас переходит в лето. – А может, и перпендикулярный. Я в этом не очень-то разобрался… Если хочешь, спроси еще чего-нибудь и пойдем.

«Куда?» – хотел спросить я, но удержался. Это я и так узнаю.

– Почему ты отсюда возвращаешься? Туда, к нам? – спросил я. Юра смутился, и я понял, что попал в точку.

– Это не совсем от меня зависит… и потом – там родители… И еще, я не уверен, что здешний мир существует всегда, – твердо закончил Юра.

– То есть, возможно, что он что-то вроде видения, галлюцинации? – уточнил я.

– Не знаю, – Юра выглядел подавленным, и я решил не настаивать.

– Ладно, все равно здорово, – примирительно сказал я. Я действительно был рад за Юру, что он может ходить и вообще.

Сочувствовать чужим несчастьям – просто. Особенно если у самого в это время все более-менее нормально. Искренне радоваться чужим удачам или успехам почти невозможно. Может, и есть где-то такие святые люди, которые сами получили трояк за контрольную и радуются, что подружка там или приятель получили пятерку. Но большинство – наоборот. За Юру я радовался по-настоящему, и даже немножко погордился собой по этому поводу.

– Здесь живет кто-нибудь? – спросил я, шагая вслед за Юрой по узкой лесной тропинке. Юра шел так быстро, что мне приходилось почти бежать. Кажется, он не столько торопился куда-то, сколько наслаждался самой возможностью – быстро идти.

– А как же! – не оборачиваясь, ответил Юра. – Конечно, живут. Ты есть хочешь?

– Хочу! – не задумываясь, ответил я. Я всегда хочу есть. Уже лет десять, то есть столько, сколько себя помню. Мама говорит, что это оттого, что у меня брюхо так устроено. Когда я был маленьким, я с ней соглашался, теперь думаю по-другому, но не спорю. Зачем?

– Но у меня денег нет. Или здесь как-то иначе? Можно заработать? – с надеждой спросил я.

В нашем мире меня на работу никуда не берут. Я сто раз пытался. «Когда исполнится четырнадцать…» Или справку от врача требуют. Какой, интересно, врач мне ее выдаст?

Почти все наши где-то подрабатывают. Если это, конечно, можно так назвать. У Пантелея свой «бизнес». Ванька с братьями иномарки «раздевают», а потом сбывают добычу на Варшавском рынке. Витька, когда в семье жрать совсем нечего, тоже вспоминает старое, хотя Митька перед ней и на коленях стоял, и колотил ее… Таракан с Игорем на проспекте с тряпкой суетятся, но там конкуренция, и синяков получается больше, чем бабок. Пашка на рынке что-то таскает, Маринка как-то сезон проработала «Красной шапочкой», но потом всех остальных «сказочников» взяли и посадили. Она, кажется, испугалась и завязала. Я, конечно, тоже работаю – за мать по утрам газеты разношу. Но деньги-то она получает, так что мне это… Вот если бы курьером устроиться, но там паспорт нужен…

Господи, ну до чего же я скучный! Попал в какой-то неведомый мир, а о чем думаю? Пожрать да заработать… Правильно Клавдия говорит, что в нашем «Гарлеме» атрофируются все человеческие потребности, кроме самых простых и примитивных…

Я попробовал думать о мире, в который попал. Но информации было еще слишком мало. Если бы я был ботаник, то мог бы определить, насколько деревья и травки отличаются от наших. А ночью можно было бы посмотреть на звезды… Я читал много всякой фантастики – и старой, научной, и фэнтези, и так, не поймешь чего. В общем, логично: дыма без огня не бывает, если столько обо всех этих параллельных-перпендикулярных мирах пишут и думают, значит, что-то такое должно быть на самом деле. Вот оно и есть. Если думать в этом направлении, то сейчас тут окажутся средневековые замки, маги-колдуны, рыцари и еще какие-нибудь эльфы с гномами. Или, наоборот, какой-нибудь «город будущего» с авиетками, бластерами-кластерами и кабинками для телепортаций.

– Если ничего не изменилось, то сейчас за поворотом должен быть кабачок, – сказал Юрка. – О деньгах не беспокойся, у меня есть.

– Нет, так не пойдет! Как я потом… – начал было я, но Юрка остановился и предупреждающе поднял руку. Потом улыбнулся чуть смущенно.

– Некоторое время тебе придется делать то, что я скажу…

Я по жизни не крутой, поэтому сразу же признал его правоту и молча кивнул.

За поворотом и правда обнаружился длинный приземистый домик, похожий на добротный сарай. Над крыльцом висела вывеска: «КАБАЧОК «ТРИ КОВБОЯ» и электрический фонарь. Фонарь, естественно, не горел, потому что был ясный день, но никаким другим он быть не мог – только электрическим. Справа к стене дома был прислонен большой велосипед, а слева к специальной стойке привязана рыжая оседланная лошадь. Лошадь лениво махала хвостом, отгоняя слепней, и смотрела на нас с явным интересом. На коньке крыши сидела опрятная сорока.

Юрка не торопясь вытер ноги о половик у порога и потянул на себя тяжелую дверь…

В этот же момент дверь с силой распахнулась и саданула Юрке прямо по лбу. Юрка отлетел к перилам, повис на них и, кажется, на секунду вырубился. Из двери вырвались клубы голубого дыма, а вслед за ними выкатился рыжий мужик с какой-то картиной на шее. Впрочем, от картины остались одни ошметки, но рама впечатляла.

Некоторое время было тихо и из открытой двери выползали клочки дыма и лирическая, смутно знакомая мелодия:

 
Трое черных коней,
Три ножа, три нагана,
Трое юных парней,
Три ковбоя усталых…
 

Звук шипел, и я, несмотря на полное обалдение, сразу понял, что играет пластинка. Когда я был маленький, у нас тоже был проигрыватель и пластинки. Потом я его немного разобрал, хотел посмотреть, где звук сидит, а собрать не сумел. У матери тогда случилась настоящая истерика, и она меня чуть не убила, а тетя Нина, жена дяди Володи, до вечера прятала меня у себя в комнате и мать не пускала.

Когда я решил, что все уже кончилось, действие продолжилось: мужик с рамой на шее вскочил и с ревом побежал обратно. В тот же миг из трубы вылетел полуощипанный петух и, тяжело хлопая крыльями, полетел к лесу. Сорока истерически завизжала и съехала с крыши на заднице, как с ледяной горки. На крыльцо выбежала веснушчатая девица с корытом, ухватками похожая на мужика с картиной, и выплеснула на траву что-то темно-фиолетовое и явно горячее. На земле варево зашипело, и от него в разные стороны начали разбегаться какие-то штуки, похожие на крупных жуков.

Крыша кабачка несколько раз качнулась из стороны в сторону, словно раздумывая, съезжать ей или нет. В воздухе запахло мылом и протухшими яйцами. Кто-то потряс меня за плечо. Я подпрыгнул от неожиданности.

Тикаем! – негромко, но вразумительно сказал очнувшийся Юрка.

Я тупо смотрел, как он отвязывает рыжую лошадь и ловко вскакивает в седло.

– Садись позади меня! – крикнул Юрка.

Я заколебался. Честно говоря, я на лошадях никогда в жизни не ездил. Хотелось, конечно, у нас в парке всех катают, но где ж денег взять? Я предпочел бы велик, но украсть еще и его…

– Садись же! – торопил Юрка. За кабачком что-то взорвалось. Дым стал желтым и вонючим. Я уцепился за седло и Юркину ногу и с трудом влез на лошадь. Она сразу же потрусила к лесу.

Довольно долго мы молчали. Юрка несколько раз оглядывался и смотрел на меня с каким-то странным выражением, которого я никак не мог определить. При этом я все время сползал и норовил свалиться под копыта лошади. Сползал почему-то только направо. «Лошадь, что ли, кривая?» – думал я, очередной раз цепляясь за Юркину куртку.

– Ты на лошади умеешь ездить? – наконец осведомился я. Учитывая, что мы на ней уже ехали, получилось крайне глупо. Я имел в виду, что это удивительно, как же он научился, если с самого детства на костылях-то с трудом ходит.

– Да так, немного, – ответил Юрка и снова странно на меня посмотрел.

– Здесь всегда так… – я помахал в воздухе рукой и снова сполз на правый бок. – Ну, я имею в виду… динамично?

– Да нет, – медленно сказал Юрка. – Так, пожалуй, в первый раз…

Еще через некоторое время он остановил лошадь и, не предупредив меня, спрыгнул на землю. Я немедленно свалился следом. Лошадь развернулась, опустила голову и обнюхала меня. Ноздри у нее были, как ручки кресел в театре – жесткие и бархатные одновременно.

– Это нехорошо, что мы ее… ну, сперли, – сказал я. – Хозяин, наверное, разозлится… – Я представил, как разъяренный хозяин лошади гонится за нами на велосипеде.

– Мы ее сейчас отпустим, – успокоил меня Юрка. – И она обратно вернется… Надо было убраться оттуда побыстрее, потому что уж слишком там все… расходилось…

Я кивнул.

– Ты так и не… не догадался? – спросил Юрка, по своему обыкновению заглядывая мне в глаза. Чуть снизу. Меня еще в обычном мире эта его манера раздражала.

– Ни о чем я не догадался! – резко сказал я. – Тупой я, понял? И лучше бы ты мне объяснил, пока еще чего-нибудь не началось.

– Ну ладно, – Юрка вздохнул и взял меня за руку. Взял так, как мамы берут за руку малышей, собираясь переходить с ними улицу. – Тогда пошли домой. – Я хотел было выдернуть руку, но не успел.

Глава 8

На этот раз я сознания не терял, и жара тоже не было. Просто очутился за сараем. Правда, не сидя на ящике, а лежа рядом, в куче грязного снега и разноцветных пакетиков из-под чипсов. Юрка спокойно сидел на ящике и ворошил палкой прогоревшие угли. Я поднялся, потер ладонью испачканную куртку. Вышло только хуже.

– Ну! – сказал я. Получилось довольно угрожающе. Потом я вдруг вспомнил, как вылетел из трубы петух, и песню про трех ковбоев – и захохотал.

– Какой у тебя диагноз? – спросил Юрка.

– Ч-чего? – вытаращился я. Потом подумал, что это Юрка так отреагировал на мою угрозу и смех. Просто у него выражения такие, необычные. Пашка, например, спросил бы: «Ты что, больной?!»

– Я имею в виду, какой диагноз написан в медицинской карте, – спокойно пояснил Юрка. – Вот у меня, например, ДЦП – детский церебральный паралич. А у тебя?

– Гипервозбудимость, еще что-то, не помню, – соврал я. – А при чем тут…

– Гипервозбудимость, – медленно повторил Юрка, словно пробуя слово на вкус. – Наверное… Но как оно там все завертелось!

– Ты… – я почувствовал настоятельную потребность придержать рукой отваливающуюся челюсть. – Ты хочешь сказать… Ты хочешь сказать, что это я?! Я там все устроил?!

– А то кто же? – усмехнулся Юрка. – Я, как ты знаешь, человек мирный, спокойный… А ты – хулиган, сам меня предупреждал, между прочим. Вот и похулиганил…

– Вот это да! – я сел прямо на грязный снег и вдруг снова начал смеяться. Просто остановиться не мог. Дурацкие картинки из параллельного мира хороводом крутились перед глазами. Особенно сорока… И еще дядька с картиной… И как я с лошади направо сползал…

– Ха-ха-ха! – не удержавшись, присоединился ко мне Юрка.

– Чего это у вас тут? – спросил хриплый голос.

Я оборвал смех, поднял голову и увидел Диму Димуру из седьмого «Д» класса. Дима стоял в проходе, упершись руками в стены, и разглядывал нас с равнодушным любопытством (как хотите, но бывает такое сочетание).

– А, паралитик! – он узнал Юру. – Привет, Антон! Чего веселитесь-то? Косяк, что ли, раздобыли? – Дима принюхался.

– Нет, свои заморочки. Нормально, Дима, – ответил я. Ссориться с Димурой, особенно в присутствии Юры, мне не хотелось.

– Ну ладно, веселитесь, – разрешил Димура и покачал головой. – А то я туда шел пописать, вроде никого не было, обратно иду – появились и ржут как лошади. Как это вы так шустро, с паралитиком-то? Чудо? – Димура ушел, покачивая головой.

– Кто это? Чего он сказал? – быстро спросил Юра (Димура так щедро разбавлял свою речь матерными словами, что Юра, не привыкший к этому, просто не уловил смысла его высказываний).

Пришлось перевести.

– Что такое «косяк»? – спросил Юра.

– Сигарета с анашой. Легкий наркотик. Когда курят, часто смеются, вот как мы с тобой… В чем-то он уловил суть, согласен? И заметил, что мы появились внезапно…

– Ты его боишься? – Юра опять попробовал заглянуть в глаза, но я вовремя отвел взгляд.

– Не то чтобы… Неохота связываться. Он – лидер «дэшек». Садист, кошек мучает и убивает для удовольствия. Деньги всегда есть. Умный, не попадается. «Дэшки», даже самые крутые, под ним ходят. Отец сидит за убийство. Учителя его тоже не трогают, ходят всякие истории…

– Почему он не у нас, не в нашем классе? – спросил Юрка.

– Не знаю. Так с самого начала повелось. У нас все же – коррекция, не совсем нормальные, ты бы сказал «с диагнозами», или с какими-то проблемами, а в «Д» – там, скорее, с криминальным, что ли, уклоном…

Это, вообще-то, интересно. После седьмого класса исчезают и «дэшки», и мы, «ешки». Последний восьмой класс – 8 «Г». Про нас много говорят, думают, пугают, решают, куда и как распределять. «Дэшки» исчезают бесшумно, как бы сами собой. Растворяются в пространстве, «яко тать в нощи». Куда они деваются? Ничтожное количество оказывается в «В» и «Г» классах. А остальные? Кажется, никому не хочется об этом думать. А мне что, больше всех надо? У меня свои проблемы. Пока мне хотелось бы знать, где мы все-таки побывали.

– Объясняй! – потребовал я.

– Ну, если в общем, то там исполняются желания…

– Чепуха! – я резко взмахнул рукой и удержал едва не вырвавшееся наружу ругательство. – Чего это мне было того петуха желать?

– Я же сказал, в общем… На самом деле, все сложнее, конечно. И желания исполняются не напрямую, да и пересекаться они могут между собой…

– Как это – пересекаться?

– Ну, если я захочу, чтоб мы с тобой были в океане, а ты – чтоб на крыше небоскреба, то где мы окажемся?

– Не знаю. А где?

– Думаю, в какой-нибудь луже или в пруду… Или просто в болоте на пригорочке…

– Ага, понял, – мне стало весело, как бывает весной, солнце светит и капель капает. – То есть чего же это я хотел на самом деле?

– Не знаю, тебе виднее, – Юра пожал плечами. – Наверное, приключений. Но чтоб смешные, как в комедиях…

– Ага, а ты, конечно, хочешь…

– Да, я хочу ходить, бегать и все такое, – спокойно подтвердил Юра. – Поэтому там я и бегаю.

– Здорово. А что же, любой туда может попасть?

– Я, наверное, могу провести любого. А сам по себе… Не знаю, кто и почему туда попадает. Я вот попал…

– А есть такие, кто там постоянно живет?

– Тоже не знаю. Это трудно понять, почти невозможно, ты сам увидишь. Там есть такое неписаное правило: никто не говорит о мире, из которого пришел. Приходят, уходят, живут…

– Время, я так понимаю, и там, и здесь течет… – я оглядел сгущавшиеся вокруг сумерки.

– И это тоже по-разному, – удивил меня Юрка. – Иногда можно там долго пробыть, а здесь час всего прошел. А иногда – один в один. Поэтому трудно подгадать…

– И многих ты уже туда… водил? – спросил я, чувствуя, как внутри шевельнулось что-то нехорошее.

– Никого, ты – первый.

– Почему? – я удивился, но как-то даже немного надулся от удовольствия.

– Да как-то некого было… – грустно сказал Юрка, и я, вспомнив про его жизнь, сразу же сдулся обратно.

– Да… – сказал я и понял, что разговор кончился. Вроде бы много-много всего надо спросить, а вроде – и нечего. То есть глупостей много, но вот по существу… Подумать надо. – Что ж, пошли по домам, что ли?

– Пошли, – Юрка потянулся к костылям и начал подниматься.

– Черт! Черт! Черт! – вскрикнул я и ударил кулаком по стенке гаража. Я все услышал и понял, но почему-то после того леса мне казалось, что Юрка теперь всегда будет гибким и быстрым, как тогда, когда он одним махом взлетел на спину рыжей лошади…

– Ничего, – утешил меня Юрка. – Привыкнешь. Я же привык… А ты думай…

– О чем думать? – не понял я.

– Обо всем. Как ты теперь будешь… Я ж тебя не зря туда брал…

Поздно вечером, точнее, уже ночью, когда мать давно заснула на своей оттоманке и храпела с открытым ртом, я понял, что имел в виду Юрка.

Листья герани на фоне окна походили на черные кошачьи лапы. Когда под окнами проезжали машины, тень от люстры на потолке раздваивалась, пробегала из угла в угол, а потом чуть-чуть покачивалась. В комнате было душно, потому что мать очень боится сквозняков. Я лежал под ватным одеялом и никак не мог согреться. Меня трясло. Ныли разбитые о стену гаража костяшки пальцев.

Глава 9

– Гляди, какая… – сказал один из парней и облизнул узкие губы. Судя по прикиду и усику радиотелефона, торчавшему из кармашка одного из них, они были из «ашек». Класса так из десятого.

– Да ну, малолетка…

– Разуй глаза. Говорят, она совсем ку-ку. Почти не разговаривает. Значит, болтать не будет.

– Да брось ты, Артем, охота связываться… Чего ты на нее запал-то? Да еще из этого… класса коррекции… Других, что ли, нету?

– Да посмотри ты внимательно… Она мне даже во сне снилась… Рассказать, что?

– Во козлы! – прошипела Витька.

– Убил бы всех, – согласился с ней Пашка. – Но чего ж? Все равно – рано или поздно…

– Пантелей, они…

– Да бросьте вы! Не наше дело. Охрану не приставишь. Все равно ей пропадать, если не поправится. Да и так. Уж больно она… Ладно, заболтался я с вами. Дела стоят. Покеда! Завтра на математику приду.

– Я ее иногда и сама убить хочу, – сказала Маринка с каким-то сложным чувством. – Чтоб не мучилась.