Текст книги "Хроники особого отдела"

Автор книги: Екатерина Селезнёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава четвёртая

«Не существует безвыходных ситуаций, лишних людей, случайных встреч и потерянного времени»

Валерио Альбисети

Меня разбудила Гусёна. Я всё-таки заснула.

– Пошли ужинать

– Не пойду – голова болит, – у меня было ощущение, что в голове медленно переливается от уха к уху ртуть.

– Ещё чего, у тебя она от голода болит. Будут беляши, я узнавала. Пошли! – непримиримо потребовала Гусёна.

Поразительно! Она лопает, как голодный тигр, но сохраняет изящество парижанки.

Ужин нас удивил. На столах стояли не только кувшины с соками, но графинчики с наливкой и с водкой. Да-а, это не санаторий – здесь нет моратория на алкоголь! В центре стола, стояло блюдо с пышущими жаром беляшами, а также блюдо с селёдочкой, засыпанной кольцами лука. Перед каждым – сковородочка с жаренной картошкой и грибами. Появился ещё один накрытый стол, мы поняли, что это для полицейских, но их самих ещё не было, да и на столе стояли только приборы. Видимо их покормят, когда все уйдут. Как ни удивительно, но мои друзья на пустой стол даже не посмотрели, а рассматривали то, что накрыли нам.

– Вот это да! – в восхищении прошептала Гусёна.

– Учись! Вот так меня будешь кормить каждый вечер, – объявил Боб и гордо посмотрел на меня.

Я улыбнулась и подмигнула Гусёне.

– Правильно! А то ты кроме куриного супа ничего не варишь. А дети любят пирожки да плюшки.

Гусёна плюхнулась за стол, покраснев до корней волос.

– Дети?

– Конечно! Думаю, Боб расстарается на пару, тройку.

Боб радостно хрюкнул и с вожделением посмотрел на графинчик с водкой.

– Думаю, это нам надо обмыть. Кай, ты сегодня подушку на голову натяни. Я сегодня приступаю к выполнению супружеского долга.

И так у него это просто и чисто прозвучало, что Гусёна нежно улыбнулась в ответ и смело налила всем наливки. Боб задрал брови.

– А почему не водка?

– Спиртное плохо влияет на развитие детей.

Да-а! Это да! Впервые вижу смущённого Боба. Мы без тостов пили, заедая все беляшами, когда я почувствовала взгляд в спину. Замерла, а потом как бы случайно обернулась и увидела спину уходящего капитана. Что же он хотел спросить? Обнаружила, что никто, кроме меня его не заметил, и почему-то стало тревожно.

Закрыла глаза и кого-то, ну не знаю, Вселенную, Бога, или того, кто ведает судьбами, попросила: «Пусть у нас всё будет хорошо, а если и что-то коснётся нас, то пусть все будет нам во благо. Да! ». Поднатужилась, чтобы мысль дошла до самого верха и напомнила, что я впервые прошу для себя, а у ребят любовь, и рассердилась, что сама так и не встретила того, от которого мысли путаются. Потом подняла рюмку с наливкой и провозгласила:

– Пожалуйста, а за мной не заржавеет!

– Кай! Ты что? – шёпотом спросили одновременно Боб и Гусёна.

– А то, что я хочу, чтобы… – и замолчала, нельзя говорить это вслух, это же моё, так сказать, интимное общение со Вселенной, – чтобы было интересно. Отпуск у нас или что?

– Отпуск, – пролепетал Боб, – слышь, ты больше не пей этой наливки, ты вся… какая-то другая.

– Покраснела? – я потрогала щеки, вроде не горят.

– Нет! – задумчиво проговорила Гусёна. – Ты как невеста на картине Энди Ллойда.

– У той же волосы гладкие, – возразила я.

Боб засопел, листая что-то в телефоне, потом сообщил

– Точно, волосы собрать и… одно лицо. Как мы раньше тебя не видели?

– Внимание, – раздался голос Клавдии Николаевны. – Я приглашаю всех в кинозал смотреть фильм «Властелин колец».

Мы решили последовать её приглашению. В момент, когда хоббиты удирали от каких-то орков, сзади меня кто-то сел и принюхался. Низкий голос, со странными гортанными нотками пророкотал:

– Вам не кажется, что это странный Гостевой дом? Детей спаивают.

Я поджалась, потому что губы говорящего коснулись моего уха, и, потому что догадалась кто это.

– Прекратите! Мы не дети, и пили, потому что была причина, – едва слышно прошептала я.

– Оплакивали голову свиньи? – усмехнулся он.

– Не Ваше дело!

– Почему не моё? Моё! Сначала Вы облагодетельствовали старуху, потом её кто-то убил, потом вас пытались напугать, а теперь напоили. Хотя и до этого вы вели себя странно, всяко-разно наряжались. Этот «попугай» размалёванный до сих пор со своей «попугаихой» ругается, а теперь обе «попугаихи» принарядились. Аж в глазах рябит.

– Да как Вы смеете?! Я в той же одежде, что и на обеде. Нам что, по-вашему, мешки и вериги надевать. К тому же у моих друзей… – я замолчала. Нечего ему рассказывать! К тому же мне казалось, что он меня обнимает. Вспомнив, что он весь день провёл с директрисой, решила его щёлкнуть по носу. – Я если и кокетничала, то на виду у всех, не то, что вы с директрисой на весь день запирались.

Я не поверила своим ушам, потому что услышала, как, не домашний кот, а огромный зверь заурчал, и, даже показалось, что обнял меня. Я нервно себя пощупала. Нет, он меня не обнимал.

Боб обернулся и спросил:

– Что ты всё время комментируешь? Заткнись и смотри.

Мне стало не по себе. Как это могло быть? Почему тот не так и не то услышал. Тигр сзади меня пророкотал, почти поцеловав в ухо:

– Откуда такая ревность?

Моей окаянности хватило, чтобы одёрнуть его:

– Глупости! Я в отличие от всех поняла, что Вы её крыша! Небось, она Вам там Вашу зарплату отсчитывала.

Что он сделал потом, я не могла и представить – он зло цапнул меня зубами за ухо. Я вместо того чтобы рассердиться чуть в обморок не упала, а он… он прошептал:

– Заслужили! Это за гадость, что Вы ляпнули. Отсядем. Надо же Вашим друзьям потискаться.

И опять я не нашлась, что ответить, а этот тип утащил меня в самый дальний угол комнаты и, сев опять сзади, прошептал:

– Твои-то решились на совместную жизнь после того, как вы пили, или раньше?

– Нас отравили? – я перепугалась.

– Нет, у них не получилось, и я не понимаю почему? Чем пахла водка?

– Мы не пили водку, а только наливку. Я вообще только одну рюмку цедила. Я не очень люблю спиртное. Меня после него всегда на подвиги тянет. Я как-то в общаге нашему старосте нос расквасила за пошлый анекдот, а выпила-то всего пятьдесят грамм коньяка. Водку я вообще не пью, она противная. Но мне показалась наливка, как наливка, малиновая.

Он, касаясь моего уха губами, шепнул:

– Странно! Это что же, они забыли добавить ту пакость в ваш графин, или дозу не рассчитали? Хотя… Ваши друзья и не заметили, что мы отсели. Эх, как мне нужен Сашка! Ничего нельзя понять.

– Послушайте, а что же Вы ушами хлопаете? А что здесь всегда по вечерам водку подают? Вы, у этой, Вашей Тамары Витольдовны спросите?

– Не надо мне давать советы! – одёрнул он меня, потом опять пощекотал ухо губами. – Вы были у неё в кабинете?

– Откуда? Мы же простые отдыхающие.

– Понятно. Как же она это упустила? Она передо мной распиналась, что лично встречается с каждым гостем.

– Может, не успела?

– А может, не захотела, – и он пощипал мочку моего уха губами. – У неё необычный кабинет. Мне было бы интересно мнение простой отдыхающей.

Мне стало так интересно, что я простила ему эту вольность, тем более, что организму это понравилось.

– Знаете, я, когда ходила по нижнему этажу, то заметила по расположению дверей, что у неё кабинет очень большой, и даже подумала, что она ночует там, но потом решила, что это – глупость. Думаю, она живёт во флигеле. Хотя… может, в этот кабинет есть какие-то тайные входы… э-э… на случай настоящей полиции, а не «ментовской крыши».

Он немедленно опять укусил меня, вызвав приступ сердцебиения, а потом лизнул укус. Я была почти в обмороке, и как сквозь вату слушала его.

– Тамара Витольдовна обожает Фэн-шуй. Там всё под Китай, но всё новодел, – он говорил задумчиво, и я поняла, что он не мне сообщает, а размышляет вслух. – Хотя старинные вещи я там видел. У неё на столе зеркало Багуа. М-да… не понимаю… что же ей надо?

– Что-то я не слышала, чтобы зеркала в фэншуе использовали?

– Ты просто мало жила на свете.

Я просто взбесилась, и прошипела:

– Тоже мне… пророк Моисей! Откуда менту знать про фэншуй?

– Туше! Но я тоже могу уколоть. Моя бывшая жена была помешана на фэншуе. Мы даже женились по фэншую.

Мне было любопытно… хм… и почему-то досадно.

– А почему бывшая? – спросила и испугалась, а вдруг у мужика драма?

– Какая же ты любопытная, мышь! Хотя… моя бывшая что-то секла. Я по всем статьям не подходил ей, и по фэншую тоже.

Его голос прозвучал печально, и мне стало стыдно.

– Простите меня, пожалуйста!

Он усмехнулся.

– Ты, детка, на меня хорошо действуешь. Бодришь, как весенний ветер, он помолчал и озадаченно пробормотал, – весенний? О! Оказывается, вот что я тогда почувствовал! Хотя она моложавая не по годам, но вот что это было? Случайность или продуманный поступок.

Похоже, он не собирался мне ничего рассказывать, но я набралась нахальства и спросила:

– А зеркало старое?

– Тамара Витольдовна считает, что восемнадцатого века, но оно гораздо старше. Зеркало Багуа – это своеобразная линза, способная отражать негативную энергию и создавать поток позитивной энергии. М-да… всё равно не подходит, должно быть… хм… второе… Должно быть, а я его не видел! Где же она его хранит, дурища? Уверен, что она знает всё про зеркало. Хотя… может она гораздо умнее, чем пыталась мне продемонстрировать, ведь не зря она так молодо выглядит. Да-а, что-то я проморгал! Но не мог же я спрашивать её об этом. Беда в том, что оно очень небольшое. Вот куда она его сунула?

Я немедленно выдвинула несколько гипотез:

– На окно, в сейф, может на полку в шкафу. Ведь на столе вы его не нашли. Она могла его замаскировать

– Хм… замаскировать? Ну не понимаю я этого! Зачем это надо делать?

– Оно же ценное! О! Кстати, а купюру в сейф положили?

– Уговорил Тамару Витольдовну запереть. Чуть не вытошнило, но уговорил, – с чувством выдавил он.

Я обмерла. Это что же он с ней трахался? Из-за какой-то тысячи? Мерзость какая! Как бы его назвать? О! Продажный мент! А что? Есть продажные женщины, а этот… гад… Он опять укусил меня и хрипло выдохнул.

– Надо мне отсюда срочно сваливать. Просто уже мочи нет терпеть. Может распогодится?

Мне стало худо почему-то. Я не хотела, чтобы он уезжал. Хотела, чтобы ещё раз укусил и не только в ухо. Он сердито зафырчал. Я прикусила губу и вперила взор в экран. Там хоббит и гномы обсуждали, как им покинуть Ривендейл.

– Зачем уходить, когда надо всё обсудить и продумать? – прошептала я, думая совсем не о гномах.

Капитан чуть тронул мою щеку кончиками пальцев.

– Долго же ты притворялась быть незаметной.

Уж не знаю почему, но это меня взбесило. С чего он решил, что я притворялась. Я всегда жила так, как считала нужным, особенно когда сёстры стали всё время обсуждать парней. Проведённый мною анализ, объекта сердечных томлений, в результате коего я так и не поняла, как же выбирать мужчину, я проанализировала и свои активы. Опять же используя литературу и фильмы. Единственно, что во мне могло привлечь мужчин были рыжеватые волосы, но по фильмам они должны были быть длинными, всё остальное во мне было среднестатистическим для моего возраста, поэтому я сразу решила не тратить силы на «боевую» окраску, на которую велись мужчины, полагая, что это лишнее.

Однако дома сестры всё время талдычили про макияж, Гусёна велела причесаться иначе, и этот туда же. К тому же он так отдёрнул руку, как будто я была чем-то намазана. Я, плюнув, что нас могут увидеть и все не так истолковать, повернулась к нему и прошипела в лицо:

– За то Вы заметный. Ну просто ангел во плоти! Да-да! Вам крылья не мешают? А главное, как Вы благородны! И с директрисой потрахались, и меня беседы удостоили. Так фиг Вам! Не удастся уехать! Метель! Вы уж не стесняйтесь, отдохните здесь душой и телом. Вон сколько здесь девочек ярких. Продемонстрируйте самость!

На экране происходили какие-то очень яркие события, освещая комнату почти дневным светом, и я обнаружила, что у капитана жёлтые, волчьи глаза. Гусёна была права и челюсть, квадратная, и всё его лицо матушка природа вырубала топором, не то, что современных кавайных мальчиков. Современной красотой там и не пахло, оно было каким-то… первобытным что ли? Ему бы топор в руки и нож в зубы, и было бы самое то.

Я ожидала какой-то реакции, и она незамедлительно подействовала, он вытаращил свои глазищи, согнулся пополам и укусил себя за колено. Увы, мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он так сдерживал смех. Стало обидно до слез, а он цапнул меня за руку и вытащил меня из зала. Прижав к стенке, выдохнул:

– Это не я, а ты со своими друзьями все время демонстрируешь самость.

Этого я не могла спустить.

– Я?! Мы? Да мы просто решили покататься на лыжах. Здесь лес и снег, и никто не знал, что такая будет погода.

– А почему только две пары лыж? Тысяча эта опять же.

Это меня просто взбесило.

– Да что Вы привязались со своей тысячей?!

– А то, что из-за неё убили человека, – прорычал он и потом в ухо прошептал, – а почему ты причесалась иначе?

– Да пошёл ты! – нет, он меня определённо бесит.

Я вернулась в зал и плюхнулась рядом с Гусёной, она встрепенулась:

– Он приставал?

– Да задрал он своей тысячей!

Вышла из зала и отправилась спать. В душ не полезла, хотелось оставить ощущение его губ на ухе. Долго ворочалась, из памяти не выходили его губы у моего уха и его укусы, которые крайне обеспокоили мой организм. Утомилась от пустых размышлений на тему «Что это было? ».

Проснулась от знакомых по фильмам стонов и охов. Навалила на голову подушку и продолжила спать.

Утром, Когда Боб и Гусёна ещё спали, я протянула между двумя шкафами два ремня от рюкзака Боба, и повесила на них оба покрывала с кроватей новобрачных. Обойдутся без них. Для них теперь главное – это ночной комфорт.

Боб, проснувшийся от моего пыхтения, засмеялся, и спустя пару минут помогал закрепить покрывала так, что они стали естественным украшением комнаты. Гусёна ленилась, но попросила меня бросить им пару пледов с дивана. Когда спустя десять минут к нам заглянула Пышка, то она всплеснула руками, а Боб, вручив ей пятьсот рублей, попросил:

– Вы не говорите Тамаре Витольдовне. Мы перед отъездом всё вернём на место. Мы, когда заезжали, нам сказали, что остались только четырёхместные номера. Вот мы и благоустраиваемся.

– Да уж ладно, не скажу. Вы поторопитесь. Сегодня завтрак очень хорош. Наш повар – Юлечка расстаралась. Запеканка просто объеденье!

Мы сбегали в душ, я назло себе, ну и чтобы капитана озадачить, вытянула волосы, и собрала их в узел на темени. Гусёна немедленно принялась мне невидимками закреплять эту конструкцию. В результате все мои кудри расположились на затылке. Сама она до блеска расчесала свои волосы, а Боб даже постарался пригладить вихры с помощью какого-то лосьона.

– Вот! У нас появился светский лоск, – объявил Боб, – но надо его чуть-чуть заглушить.

Мы натянули джинсы и толстовки с пандой, у всех одинаковые, потому что купили на распродаже, и отправились вниз.

Увы! Мы оказались не оригинальными, почти все дамы причесались иначе: зачесали волосы на один бок. Наша матрона к тому же повязала голову ярко-красным платком с бантом на левой стороне.

– Это что они все ударились в асимметрию? – спросила я шёпотом Гусёну.

– Видимо им понравилось, как ты вчера причесалась.

– Я?! Постой-постой! Я же тогда на самом деле назад зачесалась! – попыталась возразить я.

– А вот и нет! Твои волосы, без невидимок не держатся, и вечно на одну сторону съезжают. Думаешь, почему я столько невидимок на твою голову потратила? Вчера твоя причёска их ошарашила. Мы вообще здесь самые-самые! – усмехнулась Гусёна и гордо прошествовала к столу.

Мне хотелось пригнуться под очередями стреляющих в нашу сторону глаз. Боб же откровенно рассматривал всех и дарил улыбки направо и налево. Он был таким умиротворённым и выспавшимся, что почти все улыбались ему в ответ, кроме «попугайчиков-неразлучников». Не понимаю, за что они нас невзлюбили? «Попугаихи» сморщили носы и отвернулись, а их партнёры неодобрительно рассматривали наши толстовки.

Завтрак был сказочным: в центре каждого стола стояло большое фарфоровое блюдо с жареными пирожками.

– Пирожки с ливером, – поделился с нами информацией один из близнецов.

– Класс! – выдохнул Боб.

– А кофе умопомрачительный! – Максим Максимович видимо от восторга закатил глаза к потолку.

Перед каждым стояла белоснежная тарелка с творожной запеканкой, залитая малиновым желе, а в центре стола гордо красовался хрустальный двухлитровый кувшин с клюквенным морсом, судя по цвету. Около него толпились хрустальные фужеры. На плоском блюде лежали красиво нарезанные свежие яблоки и груши. Больше всего потрясал серебряный поднос, на котором стоял серебряный же кофейник в окружении крохотных почти прозрачных чашечек из фарфора, и серебряный кувшинчик со сливками.

Боб только открыл рот, чтобы прокомментировать это роскошество, как раздался истошный вопль.

– Убили-и!

Глава пятая

«Как показывает опыт, неприятности на голову сваливаются неожиданно».

Алексей Пехов

Мы переглянулись. Это уже ни в какие рамки не лезло! Видимо так подумали все, потому что женщина-вобла, теперь она была в бардовом платье с кремовой шалью на плечах, возопила:

– Да что же это такое! Ведь сорок тысяч заплатили, а здесь всё время какие-то ужасы. Кого теперь укокошили?

Максим Максимович, сегодня в джемпере и вельветовых штанах бежевого цвета, укоризненно пророкотал:

– Таисия Дмитриевна, голубушка! Побойтесь Бога! Ну, хоть, Вы то, не давайте волю словам! Может там очередная свиная голова.

Боб, давясь пирожками от торопливости, просипел:

– Девчонки! Как классно у нас отпуск проходит. Сплошные приключения. Настоящий медовый месяц! Будет, что вспомнить.

Гусёна, просиявшая от его слов, прошептала:

– Кай! Он прав. Это просто невероятно! И любимый человек, и приключение, и зима. После этих слов мы посмотрели в окно. Снег продолжал падать, но не как вчера, а как в мультике. Снежинки долго парили в воздухе, пока не опускались на землю. Мы взглянули на Боба, тот поглощал пирожки со скоростью уборочного комбайна. Гусёна угрюмо усмехнулась.

– Он обожрётся. Кай, ты как хочешь, а мы поедем кататься на лыжах, – немного покраснела и добавила. – Думаю это лучше, чем здесь толкаться и мешать этим… полицейским.

В этом вся Гусёна. Эх! Если бы приезжие менты знали, что им достаточно было только намекнуть, и неистовая Гусёна, как заправский Шерлок Холмс, уже рожала бы гипотезы и расспрашивала отдыхающих. Увы! Эти типы считали себя самыми умными. Вспомнила взгляды, которые бросал на меня этот «Кьнан-варвар» и… согласилась с оешением Гусёны:

– Давайте, а я пойду дорожки чистить. Надо же потратить эти пирожки.

В это время в обеденный зал вошёл капитан, окинул всех сумрачным взором и пророкотал:

– Никто никуда не уходит! Сейчас, я буду вызывать каждого и опрашивать.

Максим Максимович приподнялся и провозгласил:

– А что собственно произошло, любезный?

Капитан осмотрел его с ног до головы, и сухо сообщил:

– Я не любезный, а капитан. Обращаться можно господин капитан.

– Лю… – Максим Максимович поперхнулся, – простите, господин капитан, а можно без формальностей?

– Нельзя, убили человека.

– Кого? – пролепетала Таисия Дмитриевна и завернулась в шаль.

– Тамару Витольдовну. Убили и ограбили. Поэтому будет и опрос, и осмотр вещей.

– Не имеете права! – ахнула Таисия Дмитриевна.

– Мы уже вызвали бригаду, они привезут разрешение на досмотр вещей, – капитан угрюмо посмотрел на неё. – Через пару часов они приедут. Пока я прошу всех не покидать пределы Гостевого дома.

– Да пока вы здесь ковыряетесь, убийца чешет в Сызрань на вокзал, – выкрикнул Владлен. – Эх! Одно слово – менты. Уже второе убийство, а вы все телепаетесь. Вот, что значит буржуазная мораль!

– Господа отдыхающие, я буду сидеть вон там у окна. Пожалуйста, подходите по одному.

Все притихли, и даже близнецы не шушукались, видимо из-за того, что все пытались прислушаться. Увы! Слышно было только невнятное бормотание. Отходившие от капитана были необыкновенно молчаливыми и немедленно покидали обеденный зал. Боб вышел из столовой и вернулся озадаченным

– Уж не знаю, чем он их запугал, но все они метнулись по своим номерам.

– А как же процедуры? – пробормотала Гусёна.

– А все процедуры начинаются с одиннадцати часов. Я тоже после допроса пройдусь по процедурам, – буркнула я.

– Тогда и мы тоже, пойдём на ароматерапию и отоспимся, – буркнул Боб, осмотрелся и возмутился. – Э? Мы что, почти последние пойдём? Не люблю со времен студенчества. Не хотел я после «попугайчиков»

К нам подошёл капитан и осмотрел нас плотоядным взглядом.

– Ну а теперь ты, мальчик-мажор.

Боб приосанился, его впервые приняли за мажора. Когда через пять минут он вернулся, то выглядел озадаченным. Он уставился на меня:

– Кай, а почему ты согласилась на эту поездку? Ты же не любишь лыжи!

– Здесь дёшево, лес, да и ты мечтал о лыжах. Я хотела в отпуск с вами.

– Действительно, – он был смущён, – что этот капитан привязался?

Гусёна ойкнула, потому что капитан поманил её, вернулась она ещё быстрее и задумчиво прошептала:

– Кай, а почему… нет-нет… а сколько тебе лет?

– Двадцать пять, а что?

И тут она меня ошарашила.

– Действительно соплюшка.

– Что?!

– А то, что капитан прав, мы друг друга совершенно не знаем.

– Это почему?! – возмутился Боб. – Неужели из-за того, что мы старше её на десять лет?

– Вам по тридцать пять?! – я была потрясена. – Хорошо сохранились.

– Мне тридцать три, – возразила Гусёна и задрала своё точёный носик.

Боб добродушно усмехнулся.

– Да моложе ты меня! Моложе… и не опытнее. Я что, ночью не понял, что ли?

Мы с Гусёной ахнули. Ну что за гад?! При всех! Мы затравленно оглянулись, но за соседним столом «попугайчики» перешёптывались, им было не до нас. Боб засмущался, взял Гусёну за руку, и они выпали из действительности. Я всё ждала, когда меня вызовут на допрос, но меня всё игнорировали и игнорировали. Боб стал зевать. Я предложила:

– Валите на процедуры! Кстати там есть какой-то фитносон.

Они, кивнув, ушли, а из угла послышался вопль. Я провернулась. Таисия Дмитриевна махала руками, как летучая мышь, и лепетала:

– Не имеет права. Не имеете права!

– Прекратите, – холодно одёрнул её Капитан. – Вас видели в коридоре. Мне нужны Ваши показания.

– У меня слабый мочевой пузырь! Вы не так поняли. Я же случайно увидела!

– Кого же Вы видели? Только без эмоций и очень тихо.

И опять тихое бормотание. Вскоре все были отпущены, кроме меня. Капитан подошёл ко мне и сел напротив.

– Ну-с, пора с тобой разобраться! Ты, мышка, можешь меня звать Конрад.

Мышку я не собиралась спускать.

– Что за странное желание свои имена переделывать на иностранный манер?! Попугаи эти, один Сержем себя величает второй – Анджеем. Положим они – совершенные придурки. Но вы-то полицейский! Зачем Вы-то имя Кондрат переделать на иностранный манер?

– Ты ошибаешься, мышь. Это имя, которое мне дали при рождении.

– А Вы знаете, что оно означает? – пусть не думает, что он самый умный.

– Знаю, защитник. Кстати, я знаю, что означает и твоё.

Меня он удивил, никто из моих знакомых, ну кроме Гусёны и Боба не интересовались моим именем. Почему он этим заинтересовался? Он сел так, чтобы я видела его целиком. Ему важно видеть меня, или важно, чтобы я видела его? Он неожиданно взял мои руки в свои. У меня от этого простого действия внутри всё поджалось. Он отдёрнул руки и расстегнул браслет часов. Надо мне, наконец-то, прекратить молчать, и я смело проблеяла:

– Ну, спрашивайте. Я готова, – и оглянулась на Боба.

Он провёл рукой по своим волосам и сердито заявил мне:

– А ты ничего не знаешь, мышь. В этом плане ты мне не интересна.

Странно на что же он разозлился? Неужели на то, что я оглянулась на Боба. Подумать только, какой собственник.

Капитан отодвинулся и отвернулся от меня. Ну вот, этот тип, который ещё вчера кусал моё ухо, прямо сказал, что я ему не интересна. Да что во мне не так? О сам-то тоже не модная модель. Хотя, здоров мужик. Ох и здоров! Я взглянула ему в глаза и удивилась, они мерцали, как янтарь под солнцем, к тому же он, по-моему, спрятал усмешку. Он смеётся надо мной? Ярость затопила меня.

– Хотите поспорить? – он открыто улыбнулся и выгнул бровь. Я бросилась в атаку. – Я с ребятами раньше Вас раскрою это преступление.

– Неужели?

– Да!

Он прищурился и протянул руку.

– Что? – я уставилась на руку.

– Ты же собиралась спорить, мышь?

– Да! Собралась! Спорю! А кто разобьёт наш спор?

Он гибко обернулся и увидел заглянувшую в обеденный зал девушку в чёрном. Он поманил её.

– Ольга Николаевна! Душечка! Разбейте наши руки. Мы поспорили. Пожалуйста!

Она, ничего не спрашивая, улыбнулась и стукнула ребром ладони по нашим сцепленным рукам. Я показала капитану язык и отправилась на процедуры. В бочко-лечебнице меня встретила пышная дама в русском сарафане, которая поинтересовалась:

– Детка, ты полечиться хочешь, или просто насладиться?

– О! Конечно, насладиться! – за спиной раздалось хмыканье. Я резко обернулась, меня с интересом рассматривал капитан. Ну, невозможный человек! – Я что, не могу процедуры проходить?

– А я к Людмиле Георгиевне.

Медсестра дружелюбно улыбнулась ему.

– Да! Я слушаю Вас.

– Вы ведь ведёте записи, о времени посещения всех, кто у Вас бывает?

– Конечно. Мы здесь принимаем до часу ночи.

– У Вас так поздно приходят?

– Не все. Вот Максим Максимович, в двенадцать ночи, всегда принимает расслабляющие ванные, у него ужасная бессонница. А он что же, не сказал?

– Сказал, но я хотел уточнить время. Спасибо, – капитан осмотрел меня с ног до головы, фыркнул и ушёл.

– Нет, вы видели, каков гусь? – я кипела от возмущения и раздевалась, уже сидя в бочке, я продолжала возмущаться. – Он даже не спросил, кого Вы ещё видели?

Толстуха вздохнула.

– Ну видела я, и что? Вчера эта, семейная припёрлась, тоже ночью. Он-то здесь, уже пять дней, а она с детьми только позавчера приехала.

– Хотела похудеть?

– Нет, спину полечить. У неё мужик странный – заставляет жрать и толстеть. Прикинь, как дети засыпает, так он её дрючит, наяривает. Вот, когда он заснул, она сюда и прибежала. Я уже и спать собралась, ведь время полвторого ночи, но она уж очень просила. А почему не помочь? Ведь, у меня рабочий день с одиннадцати начинается.

– А долго в бочке сидела?

– Нет, максимум минут двадцать, потому что торопилась. У неё мужик в три ночи просыпается и опять её дрючит. Она всё жаловалась. Говорит, что он здесь совсем осатанел. Дома он – раз в неделю, а здесь им номер хороший достался, двухкомнатный. Дети спят в отдельной комнате. Вот он её и наяривает. Видно дома боится, что они их услышат. Всё, вылазь! Для первого раза хватит. Время надо увеличивать постепенно.

– Скажите, а Вы из того профилактория? Ну который закрыли на карантин.

– Нет, детка, я всегда здесь работала. Меня Тамара Витольдовна пригласила. Мы с ней очень дальние родственницы. Она хорошо платит.

Если я не ошиблась, то персонал гостевого дома довольно равнодушно отнёсся к убийству. Это означало только одно, владелицу недолюбливали, если не сказать больше. Я вылезла, оделась и отправилась в парикмахерскую. Я очень боялась, что после бочки у меня волосы дыбом. Она была рядом, а на двери красовалась табличка «Цирюльня». Полноватый парень, поинтересовался:

– Что желаете?

– Постричься.

– А как?

Я хотела развить мысль и услышала знакомое хмыканье. А этот что сюда припёрся?

– И зачем Вы здесь?

– Пришёл посмотреть, как ты, мышь, намерена себя изуродовать?

Я повернулась к цирюльнику.

– Меня налысо.

Капитан немедленно добавил:

– Везде.

Бедный парикмахер покраснел:

– Нет, мы таким не занимаемся.

– Гад!

Я вылетела из цирюльни под язвительный смех капитана и замерла. Нет, не следил он за мной, а пришёл по своим делам. Меня же он, как ребёнка, обвёл вокруг пальца, чтобы спор выиграть. Я немедленно приникла ухом к замочной скважине. Вопрос капитана я не слышала, слишком долго соображала, но ответ парикмахера меня озадачил.

– Конечно! Каждую ночь. Видите ли, Тамара Витольдовна вкручивала всем, что у неё натуральные кудри.

– Странно, она же была немолодой и неглупой женщиной.

– Именно, немолодой, – парикмахер тяжело вздохнул. – Очень немолодой, а верила во всякую чушь. Ей кто-то насвистел, что если она на рассвете будет без причёски, то страшно умрёт. Так в одиннадцать, она ложилась спать, а в три ночи я приходил к ней и делал причёску и всё такое прочее, – парикмахер смущенно захихикал.

– Неужели? Парень, ведь тебе не более тридцати, а ей далеко за пятьдесят.

– Вообще-то пятьдесят восемь, но она была пылкая и изобретательная.

– Ах вот зачем там эти растяжки!

– Да-да, очень она это любила.

Я чуть не задохнулась от удивления, и, видимо, не одна я, потому что капитан возопил:

– О времена, о нравы! Ладно, главное, что в три ночи Тамара Витольдовна была жива.

– В четыре утра, если точно. Очень она в этот раз была ненасытная. Я едва уполз от неё. Думал, что всё, проклятая баба меня заездит, но, слава Богу, её дурацкие часы начали звонить, и она меня отпустила.

Услышав приближающие шаги, я понеслась по коридору в сторону ресе́пшена. Там Танюша в идиотском кокошнике, высунув от непосильных умственных усилий язык, раскладывала пасьянс.

– Простите, Таня. Можно мне спросить, а какие часы были в кабинете Татьяны Витольдовны.

– О! Ненавистные!! – меня повергло в изумление столь сильное выражение эмоций. Татьяна, сжав кулаки, потрясла ими. – Они били, каждые четыре часа. Мерзко так. Бом-ха-ха. Бом-ха-ха. Хорошо, что эти гадкие ворюги их сломали.

Надо было немедленно отвлечь её, а то скоро здесь будет капитан.

– Они мешали Вам спать?

– Нет! Я живу во флигеле. Эх! Жаль, что баллов по ЕГЭ не хватило туда, куда я хотела. Вот тётка и уговорила поработать до следующего года у неё. Я и раньше подрабатывала на каникулах в профилактории.

– А что за болезнь там случилась? Нет мы слышали, но в сомнении.

– А все в сомнении. Это же надо, дизентерия! Представляете? Зимой! Раньше бы пронесло, у неё все были в кулаке, но в этот раз там жена какой-то шишки заболела. Вот она и пригласила всех сюда. Она раньше только каких-то особенных гостей сюда приглашала. Кто попало, сюда не попадал.

– Это мы кто попало? А это ничего, что путёвка стоит сорок тысяч?

– Ха, чтобы жить здесь гости по шестьдесят, семьдесят тысяч отдавали.

Я оглянулась, капитана всё ещё не было.

– А как сломали часы в кабинете?

– О! Это – умора! У них отломали и утащили маятник.

– Он что, золотой был?

– Нет! Но он был прикольный. В центре маятника было зеркало. Но оно было какое-то кривое. Тётка вообще западала по старым зеркалам. А, по-моему, лучше хорошее новое, чем такое, в котором ничего не отражается нормально. Я вот думаю, что может тётка не хотела на себя смотреть? Хотя она хвалилась, что эти зеркала кто-то подарил Екатерине Второй. Да та их не любила, а после революции они пропали. А отец тётки их купил во время блокады Ленинграда, – Татьяна пригорюнилась. – Грабители какие-то тупые, почему-то второе зеркало не украли. Тётка говорила, что по одному такое зеркало держать в доме опасно.