Текст книги "Остановите музыку (СИ)"
Автор книги: Екатерина Риз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– У тебя слишком хорошее настроение, – шёпотом пожаловалась она, когда он сел рядом с ней и захлопнул дверь. Кивнул водителю.
– Домой.
Машина тронулась с места, а Шохин обнял Нину за плечи. Она секунду раздумывала, а потом прильнула к нему, устроив голову на его плече, даже рискнула за руку взять. А когда он глаза опустил, чтобы в лицо ей посмотреть, поцеловала в подбородок. Правда, чувство было такое, что она к нему подлизывается. Ещё не хватало опыта в общении с этим мужчиной, не знала, как и на что он реагирует. Костя пальцем её подбородок приподнял и поцеловал. От него пахло коньяком и дорогим одеколоном, к запаху которого она уже успела привыкнуть. И целовал он её неторопливо, раздразнивая и обещая продолжение. А когда отстранился, сказал:
– Я, возможно, уеду на пару дней.
Она глаза прикрыла.
– Опять.
– Хочешь, поедем со мной.
Нина выпрямилась.
– Куда?
– В Москву. – Костя заправил волосы за её ухо. – Походишь по магазинам.
Она немного нервно дёрнула кулон на шее.
– Да я ещё и наши магазины далеко не все обошла.
– Не поедешь?
Нина на сидении развернулась, к нему лицом, постаралась говорить игриво, чтобы не нагнетать ситуацию и подозрение.
– Ходить по магазинам и ждать тебя?
– Ну, культурную программу вечером я тебе обещаю. – Он пальцем водил по её лицу, это было даже мило, если бы не отвлекала мысль о том, что незнакомый водитель их слышит и даже видеть при желании может в зеркало заднего вида. Нина посмотрела в окно.
– Когда мы уже приедем?
Шохин рассмеялся.
– Ты вообще врать не умеешь.
– Ты так считаешь?
– Да.
– Ну и пусть.
– Ну и пусть, – передразнил он вполголоса.
Когда из машины во дворе дома Шохина выходили, Нина сочла необходимым водителя поблагодарить. Сказала вполне вежливо:
– Спасибо.
Тот немного растерялся, торопливо кивнул, а Костя рассмеялся, как только дверь закрыл и взял Нину за руку.
– Твоё воспитание повергло его в шок.
– Что плохого в том, чтобы проявить вежливость? Кстати, где Ваня?
– У Вани жена и ребёнок, иногда ему нужны выходные.
– Тогда конечно.
– Ты соскучилась по Ване?
Нина улыбнулась, подняла глаза к окнам дома, и расправила плечи, сделала глубокий вдох. Чувствовала неожиданную лёгкость, и хоть понимала, что это полное безрассудство, но держась за крепкую мужскую руку, спокойно шла за Костей, и готова была идти куда угодно. По крайней мере, в эту минуту. И то, что он притянул её к себе, как только они оказались в подъезде, воспринялось, как само собой разумеющееся. Ответила на поцелуй, погладила его по щеке, и про себя пожалела, что на самом деле не может поехать с ним в Москву. Вот просто так, ни о чём не беспокоясь. За шею его обняла, чувствуя, как мужские руки мнут тонкую ткань дорогого платья, совершенно не заботясь о его сохранности. Хотя, что жалеть, всё для него…
– Я тебя хочу.
– В подъезде?
Он улыбнулся ей в губы, собирался поцеловать, но зашумел лифт, открылись двери и кто-то вышел на площадку первого этажа, послышалось нетерпеливое собачье поскуливание. Костя с Ниной друг от друга отступили, она торопливо отвернулась, губы вытерла, а Шохин кого-то поприветствовал. На мужчину, прошедшего мимо, Нина не посмотрела, но под ноги ей бросилась рыжая такса, с любопытством обнюхала, а Костя потянул за руку в сторону лифта.
– Главный прокурор города, – шепнул он Нине.
– Так вот кому нужно жаловаться на твоё аморальное поведение, – догадалась она.
– Сейчас в квартиру войдём, и можешь начинать жаловаться, причём громко. Он внизу живёт, может, услышит.
Переступив порог квартиры, Нина тут же скинула с ног туфли, сделала несколько шагов по паркетному полу, чувствуя едва ли не блаженство.
– Знаешь, почему-то стоимость туфель совсем не сказывается на их удобстве. – Волосы распустила, взъерошила их рукой. Прислушивалась к Костиным шагам за своей спиной, а сердце сжалось в предвкушении, каждую секунду ждала его прикосновения. События последних дней заставляли ждать, не помогли привыкнуть. А он снял пиджак, взял со стола пульт от музыкального центра и включил музыку. Из колонок зазвучал хрипловатый чувственный голос Челентано, а Нина решила Шохина уличить:
– Кого-то соседство прокурора всё-таки беспокоит.
За спиной весело хмыкнули, а она соблазнительно поддёрнула подол платья наверх и присела на мягкий подлокотник дивана. Намеренно Шохина провоцировала, и даже глаза закатила, когда он от неё отвернулся и направился к бару. Она заманивала его, а он делал вид, что не поддаётся.
Через минуту Костя вернулся к ней с бокалом виски в руке, поднёс его к её губам, но Нина сделала попытку увернуться.
– Не хочу.
Бокал он не убрал, попытался настоять.
– А я хочу.
Она лишь пригубила, глядя ему в глаза, но он и этим остался доволен. Дело было не в виски, важнее было выяснить, кто ставит условия, по крайней мере, этим вечером, и Нина поддалась. Шохин тоже сделал большой глоток, бокал поставил на столик, потом положил ладони на колени Нины, развёл ей ноги, устраиваясь между них. Спустил бретельки платья с её плеч, запустил руку в лиф.
– Костя.
– Что? – Разговаривать он явно был не настроен, и голос прозвучал отстранённо, отвлекаться ему не хотелось.
– Ты не обиделся?
– На что?
– Что я отказалась поехать. Я, правда, хотела бы, но… В общем, дело не в тебе.
– Конечно, не во мне. – Шохин от удивления даже хмыкнул. – Ты просто дурочка.
– Так вот как ты думаешь. – Нина сделала попытку рассмеяться, но смех застрял где-то в горле, когда рука Шохина оказалась у нее между ног. Придвинулась к нему, почувствовав его пальцы, которые не помедлив ни секунды, сдвинули в сторону шелковые трусики. Губу закусила, потом начала расстёгивать пуговицы на его рубашке. И всё же спросила: – И почему же я дура?
– Ты слишком много сомневаешься. Я прямо уже не знаю, что делать, – шепнул он ей на ухо, и довольно улыбнулся, когда она сделала судорожный вдох и так замерла, сосредоточившись на своих ощущениях. – Тебе хорошо?
– Костя…
– Давай громче, – попросил он, когда услышал первый стон, и даже ногой потопал. – Палыч так не услышит.
Она смяла ткань его рубашки, вцепившись в плечо, обняла за шею, принялась гладить его затылок. Его пальцы творили что-то невероятное, он буквально вынуждал её двигаться навстречу и целовал шею. Нина сама сдёрнула платье с груди, к Косте прижалась, а потом намеренно громко застонала. Шохин рассмеялся и похвалил:
– Вот это самое то.
Уже через минуту её перевернули, перегнули через подлокотник, и Нина уткнулась лицом в сидение дивана. Рассмеялась на мужскую нетерпеливость, чувствуя, как Костя расправляется с её бельём – небольшое усилие, и нет трусиков. Платье сгрудилось на животе, Шохин наклонился и поцеловал её между лопаток, а потом она глухо и непритворно застонала и вцепилась ногтями в диванную обивку, почувствовав быстрое проникновение. Челентано очень удачно вписался со своим восторгом по Сюзане, признавался ей в любви по-итальянски, а Нина убрала волосы с раскрасневшегося лица и облизала губы, переживая решительный натиск.
– Костя…
Он гладил её по спине, собрал в кулак её волосы и несильно потянул. А Нина глаза закрыла, прислушиваясь к себе: музыка звучала внутри, билась в сердце, словно во время танца, и музыкальный ритм соединялся воедино с движением тел. Костя наклонился вперёд, рукой в диван упёрся и выдохнул прямо Нине на ухо:
– Я тебя не слышу. Давай.
– Кость, не сейчас, – всхлипнула она, не в силах в данный момент продолжать игру.
Он засмеялся и подхватил её под живот, поддерживая, а после несколько хрипло закончил:
– Тогда будем работать над концовкой.
С дивана она с трудом поднялась. Шохин на полу сидел, дыхание переводил, а Нина со стоном разогнулась и буквально скатилась на пол, устроившись у него под боком. Натянула на голую грудь платье и поджала под себя ноги.
– Ты медведь, – пожаловалась она слабым голосом. – Чуть не раздавил меня.
Костя потянулся за бокалом с недопитым виски, выпил одним большим глотком, посмотрел на Нину, которая положила голову ему на плечо, отдыхая.
– Ты мне нравишься, – заявил он совершенно неожиданно. Нина даже глаза открыла, настолько её поразили его слова.
– Вот так новость.
Он хохотнул.
– Да нет, правда. Нам хорошо вместе. Разве нет?
– Не спорю.
– Тогда мой тебе совет: прекрати заморачиваться.
– А я это делаю?
– Да. Я не плачу тебе за секс, выкини эти мысли из головы. Я просто помогаю тебе решать мелкие проблемы. Как нормальный мужик.
Нина подняла руку и погладила его по груди.
– Наверное, всё дело в том, что никто и никогда для меня этого не делал. И уж точно не говорил, что мои проблемы мелкие.
– Останешься? – спросил он без паузы.
– Ещё на час, – сказала она ровным голосом, надеясь, что он не станет спорить. И чтобы исключить даже возможность этого, поднялась, не забыв игриво потрепать Шохина за ухом. – Я в ванную. И не мешало бы найти что-нибудь из одежды! – повысила она голос, когда скрылась за дверью.
– Ты имеешь в виду бельё, которое забыла в прошлый раз на кухне?
Выглянула, держась за косяк, и радуясь, что он, судя по голосу, не злится.
– Хотя бы, – с примирительной улыбкой проговорила она.
Костя усмехнулся, потом лицо рукой потер, когда Нина скрылась в ванной. Дотянулся до пульта и сделал звук погромче, а сам размышлял о том, что его несколько напрягает бегство Нины из его постели практически каждую ночь. Пообещал себе непременно этот вопрос прояснить, но как всегда отвлекся на мысли о делах насущных, и поэтому когда Нина вернулась в комнату, настроение выяснять что-то пропало. После легкого вечера и хорошего секса в голове прояснилось, и даже решение для некоторых проблем пришло, и это следовало записать, чтобы позже обдумать в одиночестве. Сел за дедов письменный стол, включил ноутбук, и только рассеянно улыбнулся, когда Нина вернулась и попыталась привлечь к себе его внимание.
– Костя, – потеребила она его, правда, без малейшей надежды на успех. У него было такое сосредоточенное лицо, будто ее не десять минут не было, а час.
– Сейчас, минуту.
– Тебе надо платить за одно только старание, – вздохнула она. Вгляделась в его профиль, потом пальцем обвела его ухо. Шохин плечом дернул, почувствовав дискомфорт. Нина улыбнулась.
– Щекотно? Мне тоже было щекотно, когда ты с меня варенье слизывал, но я же терпела.
– Это называется, терпела? – Костя хмыкнул, не отводя глаз от экрана компьютера. – Кажется, ты тогда меня извращенцем назвала.
– Это я любя, – фыркнула она. – Просто ты увлекся.
– Ага.
– Ага, – передразнила она его. Наклонилась над столом, с притворным интересом глядя на экран. Какая-то смета, цифры, непонятные слова… – Когда ты уедешь?
– Возможно, завтра. Я позвоню.
– И пропадешь на неделю.
– Пара дней.
Нина спорить не стала, промолчала, но не поверила. Перевела взгляд на Костю, он казался занятым, и она аккуратно подула на его щеку. Он тут же отозвался.
– Что делаешь?
– Пытаюсь тебя отвлечь, – не стала она отнекиваться. – Получается?
Он откинулся на кресле, окинул взглядом ее тело, оценив соблазнительную позу, рука тяжело опустилась на ее бедро, и мысли о работе уступили место другим. Попросту метнулись в другом направлении.
– Ты нашла свое белье?
– Да, в твоем шкафу.
– Здорово.
– Потом надену.
Шохин ухмыльнулся, пальцем приподнял подол изрядно помятого, но от этого еще более завлекательного, платья. Заглянул.
– Что я буду делать без тебя в Москве?
– Работать, конечно, – вроде бы удивилась она, а после добавила с легким укором: – И ведь рад будешь, что тебя никто не отвлекает.
– Думаешь?
– Уверена.
Шохин ногой оттолкнулся и откатился на кресле назад, взял Нину за руку, а она, прежде чем сесть к нему на колени, засомневалась:
– Оно нас выдержит?
– Проверим. В магазине обещали офигительную прочность конструкции. Если что, в суд на них подам.
– Свидетелем не пойду, – предупредила она шепотом.
С кухни послышался непонятный говор и хлопанье крыльев, Костя голову поднял, прислушался, а Нина взяла его за уши и притянула его голову обратно к своей груди.
– Я его выпустила и телевизор включила. Он занят.
Шохин смотрел на ее грудь, ладонями по бокам водил, потом провел языком по ложбинке. Нина сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
– Ты красавица.
– А ты медведь, – шепотом проговорила она. – Каждый день синяки замазываю.
Он усмехнулся.
– Где?
Она взяла его руки и спустила к себе на бедра.
– Здесь.
– Да, – признал он, – я неравнодушен к этой части твоего тела.
Шохин носом в ее грудь уткнулся, Нина чувствовала, что он улыбается, потом подхватил ее под ягодицы и чуть приподнял, теснее прижимая к своему паху. Потом еще раз, и еще. У нее вырвался нетерпеливый стон, расстегнутая пряжка его ремня больно давила на низ живота, царапала кожу. Нина принялась торопливо расстегивать молнию на его брюках, сама Костю поцеловала, а он только держал ее за спину, чтобы она не свалилась с опасно покачивающегося кресла. Спинка уперлась в подоконник, и Нина ухватилась руками за его края, удерживая равновесие. Дурацкие подлокотники мешали, она уже хотела плюнуть на все и встать, но Шохин нашел решение, нужный угол, и Нине осталось только опуститься на него, медленно, до упора, и так замерла ненадолго. Кресло под ними тоже замерло, наверное, готовясь к предстоящему, а они смотрели друг другу в глаза и не шевелились, дыхание смешивалось в одно, и едва касались друг друга губами. Нина смахнула челку с Костиного лба, провела пальцем по щеке. Рука, которой держалась за подоконник, дрогнула, кресло под ними качнулось, и Шохин разулыбался, когда она резко втянула в себя воздух сквозь сжатые зубы. Он был глубоко внутри, давил на какую-то точку, о которой она раньше и понятия почему-то не имела, и от малейшего движения на нее накатывал жар, и мгновенно темнело в глазах. А он еще подхватил одну ее ногу под коленку и поднял повыше, над подлокотником кресла.
– У тебя хорошая растяжка.
– Заткнулся бы ты, умник, – от души пожелала она.
Он засмеялся, поцеловал ее в подбородок. Качнулся на кресле, и снова уставился Нине в глаза. Она сухие губы облизала, а подумала о том, что никогда не видела столь чистого голубого цвета глаз, просто невероятно. Прижалась лбом к его лбу, стала осторожно двигаться, поддаваясь его руке. Костя гладил ее по спине, ладонь опустилась на поясницу и принялась едва ощутимо массировать, подталкивая Нину в нужный момент в нужную сторону. В конце концов, она опустила голову ему на плечо, и лишь делала, что он хотел. Никакого безумства, порывистости; пьянящая неторопливость, страстные вздохи, сами собой слетающие с губ, и Нина только замирала порой, пытаясь удержать особо острое ощущение, и впивалась ногтями в Костино плечо. Ей показалось, что прошло несколько часов, прежде чем Шохин сам затрясся, и до боли сжал ее в своих объятиях. Застонал сквозь зубы и прижался губами к ее виску.
– Красавица моя…
Она только после этих слов глаза открыла, будто после летаргического сна очнулась, и искренне выдохнула, пораженная:
– Боже мой. – На Костю посмотрела, его лоб был покрыт испариной, а заметив, как судорожно кривится его рот, рассмеялась. – Тебе было куда труднее.
– Зато кресло не сломали.
Может и не сломали, но когда Нина с него вставала, заскрипело оно жалобно и как-то обижено.
– Зато моему платью конец, – с ноткой сожаления проговорила она, приводя себя в порядок, одергивая подол платья и прикрывая грудь. Хотя, какой мог быть с ней порядок, вся помятая и на трясущихся ногах.
– Купи себе другое, – посоветовал Шохин. Подмигнул. – А лучше два. – Брюки застегнул и подкатился обратно к столу. За талию Нину прихватил и поцеловал в живот. Она еще не до конца пришла в себя и поэтому никак не отреагировала. Внутри все дрожало, отзываясь на малейшее движение, а еще хотелось пить. Во рту пересохло, даже глотать было трудно.
– В холодильнике есть бутылка вина, – сообщил ей Костя, когда Нина отправилась за минералкой.
– Прекрати меня соблазнять, – воспротивилась она. – Сил все равно не осталось.
– Говори за себя, – скорее по инерции, чем всерьез, сказал Шохин.
– Хвастун, – проговорила Нина негромко. Достала бутылку минеральной воды и оглянулась на Гришу, который устроился наверху своей клетки и деловито чистил перья. По телевизору шла реклама, детский голос запел про фруктовый йогурт, и Гриша резко вскинул голову, прислушался, потом рискнул повторить, правда, переврав мотив. Нина улыбнулась, выпила залпом половину стакана минеральной воды и вздрогнула, когда Гриша выдал Костиным голосом:
– Чего молчишь?
Нина секунду собиралась с мыслями, а потом решила впервые с попугаем поговорить, хотя это казалось немного глупым.
– Твой хозяин, Гриша, лишил меня последних сил. Поэтому молчу.
Гриша склонил на бок хохлатую голову, уставился на нее испытывающе глазками-бусинками, после чего с чувством превосходства произнес любимую фразу:
– «Спартак» – чемпион!
Нина рассмеялась.
– Это точно.
В комнату вернулась со стаканом воды для Кости. Поставила на стол, с улыбкой разглядывая Шохина, с какой вальяжностью он развалился в своем кресле, вытянув ноги и сложив руки на животе. Хоть и говорил, что еще способен на многое, но на самом деле выглядел уставшим.
– Попей.
Он лениво потянулся за стаканом, а Нина подошла, и, пользуясь тем, что он в добродушном расположении духа, наклонилась к нему и поцеловала в щеку.
– Мне пора. Позвонишь мне завтра?
– Позвоню. Машина ждет внизу.
– Правда?
– Я уже начинаю свыкаться с мыслью, что ты беглянка. Слушай, а может, ты просто во сне пинаешься?
– Нет. – Нина улыбнулась, стараясь перевести все в шутку. – Просто боюсь тебе надоесть.
– Ага, – вяло отозвался Костя и глаза закрыл.
Через несколько минут она вышла из спальни, переодевшись в любимые джинсы и приведя себя в порядок. Шохин так и сидел в кресле, с закрытыми глазами, Нина подошла к нему и еще раз поцеловала.
– Я буду ждать твоего звонка, сообщи, если уедешь. И ложись спать, Кость, слышишь?
Он кивнул. Нина отступила, но он успел схватить ее за руку, и ей пришлось вернуться, встретила его пытливый взгляд.
– Все было здорово, – негромко проговорила она. – Буду ждать твоего возвращения.
Его пальцы разжались, и он ее отпустил. Проводил взглядом до дверей, слышал, как она сказала:
– Гриша, пока.
Попугай высказал в ответ нечто замысловатое и неразборчивое, а Костя дождался, когда хлопнет, закрываясь, входная дверь, и тогда уже поднялся и направился в спальню. На постели было аккуратно разложено испорченное платье и порванные трусики. Шохин усмехнулся, сгреб все это в охапку и головой покачал.
– Зараза, – вырвалось у него со смешком.
Счет ему выставляет!
Нина уже минут десять крутилась перед зеркалом в зале магазина женской одежды, не в состоянии решить, какое платье из трех ей больше идет. Шли все, и все три были не похожи одно на другое, оттого выбор был столь сложен. Конечно, можно было шикануть, Костя вряд ли что-то скажет, но при мысли о сумме покупки, Нина внутренне дрогнула. Совсем недавно она на такую сумму месяц жила и даже не тужила, а тут какие-то тряпки… Нужно быть скромнее, напомнила она себе, и твердой рукой вернула продавщице вешалку с белым, свободного покроя, платьем.
– Унесите, пожалуйста.
– А голубое возьмете?
– Да, пожалуй.
Девушка расцвела, видимо, предвкушая какой процент получит с продажи, и словно в подтверждение догадок Нины, добавила:
– Знаете, у нас есть замечательный клатч к голубому платью! Нигде больше такой не встретите! Посмотрите?
Как там Шохин про банковскую карту говорил? Неограниченный лимит?
Можно успокоить себя только тем, что ее поездка в Москву обошлась бы ему куда дороже.
– Посмотрю, – кивнула она, чувствуя себя преступницей.
Не успела укрыться в кабинке, как на нее налетела Усманова. В прямом смысле налетела, неизвестно чему обрадовавшись, встретив Нину. Раскинула руки, в которых держала пакеты с покупками, вроде бы предлагая Нине кинуться в ее объятия.
– Кто бы мог подумать, что я тебя здесь встречу! Мой любимый магазин. Здесь замечательный выбор, правда?
Нина стерпела притворное объятие, и натянуто улыбнулась. Из вежливости кивнула на пяток фирменных пакетов, что Лариса поставила у своих ног.
– Ты тоже гардероб пополняешь?
– Скорее, обновляю. Пополнять уже некуда. – Лариса рассмеялась, ощупала Нину придирчивым взглядом. – А ты это выбрала? Ну-ка, повернись, я посмотрю. Отлично сидит, – похвалила она в конце концов. – Ты в бедрах немного раздалась после родов, так что теперь на тебе все сидит, как перчатка, – рассмеялась она.
Нина посмотрела на продавщицу, что крутилась рядом, встретила ее взгляд, и беспомощно развела руками.
– Лара, у тебя потрясающая способность говорить людям гадости, сияя улыбкой.
Усманова непонимающе моргнула.
– А какую гадость я тебе сказала? Это ведь правда. Помнишь, какая ты была в юности? Худющая. А потом откуда что взялось.
– Господи. – Нина зашла в кабинку, задернула штору и зажмурилась на пару секунд. Конечно, надеяться на то, что Лариса уйдет, пока она переодевается, не стоило.
– Ты оба берешь? – спросила Усманова, как только Нина из кабинки вышла и отдала платья продавщице, чтобы их упаковали. От другой приняла лазурного цвета клатч, открыла, в руках покрутила, и вернула, кивнув, мол, согласна на покупку. Лариса все это время стояла, сложив руки на груди и разглядывая ее. – Так что, тебя поздравлять? – хитро прищурившись, спросила она в конце концов.
– С чем?
– С выгодным приобретением. Шохин ведь выгодное приобретение?
– Ларис, не начинай, – попросила Нина, правда, без всякой надежды на понимание.
– А что? В городе только про вас и говорят.
– Интересно. И что про нас говорят?
– Многое, – неопределенно ответила Лариса. Без особого интереса окинула взглядом вешалку с платьями. – В последнее время он если где и появляется, то только с тобой.
– Нам хорошо вместе. Этого объяснения хватит?
– Конечно, хорошо. Кому бы с Шохиным плохо было? – Она улыбнулась, ожидая от Нины чисто женской солидарности. Приблизилась на шаг и в лоб спросила: – Кстати, как он в постели? Мне всегда любопытно, насколько способны мужики с деньгами. Некоторые ведь могут только бабки зашибать.
Нина рассмеялась, вполне искренне.
– Лариска, ты неподражаема.
– А что? Сама пару раз попадала. С виду Билл Гейтс, а как до дела доходит… – Усманова только рукой безнадежно махнула. – Одним словом, бабки, как компенсация морального вреда.
Нине принесли пакеты, вернули банковскую карту, и от души пожелали радоваться покупкам и обязательно приходить к ним еще. От такого радушия она немного растерялась, а потом подумала, что Лариса фамилию Шохина произносила далеко не шепотом, а кто в этом городе не знает Шохина?
– Спасибо, – ответила с натянутой улыбкой. Вспомнила фильм «Красотка» и на одно не совсем приятное мгновение почувствовала себя именно проституткой.
Из магазина они с Усмановой вышли вместе, и та запросто подхватила ее под руку, как закадычную подружку. И принялась ее наставлять, то ли не понимая, что испытывает Нинино терпение, то ли получая удовольствие от ее глухого раздражения.
– Все ты делаешь правильно. Не вечно же копейки считать. На Пашку ведь надежды никакой, часто ли он появляется? Мужик в отъезде – считай вдова.
– Твоя логика меня поражает.
– Лучше слушай, что я говорю. У меня опыта поболе будет. Это ты у нас… Влюбленная и верная.
– С чего ты взяла, что я влюбленная?
– Да ты всегда такой была. Знаешь, мы поэтому с тобой и не дружили никогда. Ты поздно повзрослела.
Нина рукой пошевелила, не зная, как вырваться из мертвой хватки Усмановой.
– В смысле?
– В том смысле, что когда все девки начали о будущем задумываться, ты все на своего Пашеньку смотрела, как собачка, и чуда ждала. Дождалась?
– Не дождалась, – призналась Нина.
– Вот-вот. А уж когда он в Москву смылся… Все только удивлялись: ты ведь красивая баба! Прости, это я по-свойски…
Нина кивнула, не желая спорить.
– Конечно.
– Вот я и говорю, что конечно! Красивая, а осталась, как собака на привязи. В конуре своей окопалась… На тебя же было страшно глянуть! Сейчас хоть смотришь на тебя и понимаешь: ценит Шохин, денег не жалеет.
К чему и был затеян весь разговор. Нина шла, посматривала по сторонам, на яркие витрины магазинчиков в торговом центре, помахивала фирменными пакетами, а подружку подколодную слушала, стараясь не принимать ее слова близко к сердцу. Хотя, возможно, Лариса и была в чем-то права, наверное, нужно было ценить себя больше, и мужа любить не столь беззаветно, не верить ему слепо, но дело было не в словах, она просто знала, что Лариса все это говорит не от чистого сердца. Она до правды докопаться хочет. И Нина бы совсем не удивилась, узнай, что ждет Усманова признаний страшных, вроде того, что использует ее Шохин как хочет, и дает за это деньги, откупаясь. Все равно, что признаться перед всем городом, что она до откровенной проституции опустилась, ведь на большее не способна. Эта правда Усманову бы порадовала.
– И не слушай никого, – весомо добавила Лариса, прижав локоть Нины к своему боку, видимо, так старалась выказать свою поддержку. А Нина насторожилась.
– Кого?
– Да мало ли. Я же говорю, люди о вас болтают. Сплетня номер один.
– Обо мне и Косте?
– О Косте и тебе, – поправила она, и, судя по тону, это имело весомое значение. – Шило-то в мешке не утаишь.
Нина нервно кашлянула, а взгляд по витринам скользил уже не расслабленно, а будто выискивая что-то, за что можно зацепиться, чтобы взять себя в руки.
– Понятно.
– Ну что тебе понятно? – вроде бы расстроилась Лариса. Потом остановилась, на Нину взглянула со значением. – Слушай, мне один знакомый про «Тюльпан» рассказывал, говорят, ты звезда. У него разве что слюни не текли, когда он тебя вспоминал. Правильно говорят: талант не пропьешь!
– Тебя это удивляет?
– Да нет, но все-таки стриптиз…
Нина задорно улыбнулась.
– Уверена, я и у шеста бы тебя обставила. Как обычно. – И пока Лариса обдумывала оскорбление, произнесенное с открытой улыбкой, Нина поспешила с ней проститься, вместо принятого в их круге поцелуя в щеку, похлопала закадычную подружку по плечу и быстрым шагом направилась к эскалатору. Едва слышно, но от души выдохнула: – Стерва, – и улыбнулась молодому парню впереди, который обернулся и взглянул с недоумением.
– Завидует, – решительно заявила Грета, когда Нина пересказала ей разговор с Усмановой в торговом центре.
– Завидует? Чему ей завидовать? Кто она, а кто я.
– Вот именно. Кто она? – Грета остановилась у ее столика, сильно затянулась тонкой сигаретой и зло пыхнула дымом прямо Нине в лицо. – Что-то когда-то выиграла, вовремя затащила в постель нужного мужика, чтобы тот продвинул ее в Совет по культуре, и что? До сих пор там сидит, и время от времени выступает. Волочкова фигова. Вот она-то точно проститутка, даже я боюсь подумать, сколько она мужиков сменила, чтобы на своем месте столько лет держаться. Так что нечего комплексовать из-за нее. Выброси из головы.
– Легко сказать.
– Нет, а что ты переживаешь? Из-за чего именно?
Нина навалилась на столик и подперла голову рукой.
– Да я не из-за себя, – призналась она, – я из-за Кости.
Грета презрительно фыркнула.
– Пожалела овечка волка. Нина, честно, ты думаешь о чем-то не о том.
– Да? А когда он знакомит меня со всеми этими людьми… Раньше была хоть какая-то надежда, что они могут быть не в курсе.
– Косте плевать, что думают другие, – уверенно заявила Грета. – Он сам за всех привык думать.
– Ты права, конечно, но…
Грета наклонилась к ней.
– Если он захочет, они все – все! – будут руки тебе целовать. Они уже это делают, разве я не права? И не думай о том, что за спиной говорят. Это от зависти. Ему завидуют всегда, а тебе из-за него. – Она усмехнулась. – Я ведь тебе говорила: не упусти его. И я тобой горжусь, деточка моя. – Она даже за щеку ее ущипнула, как иногда поступала с Вадимом. Стало немного больно, и Нина щеку потерла. Улыбнулась, конечно, и не призналась, что слова Греты хоть и были похожи на бальзам, но ей он помог не сильно.
Витя зашел в гримерку, увидел их, и нетерпеливо хлопнул в ладоши.
– Хватит трындеть! Гретка, иди в зал, а у тебя выход через двадцать минут, – напомнил он Нине.
Она кивнула.
– Я знаю, Витя.
– Знает она, – заворчал он, а сам кинул вопрошающий взгляд на Грету. Та усмехнулась, и замалчивать проблему не стала.
– Костя в отъезде, и наша девочка грустит.
– Да? – Жаба хоть и ухмыльнулся, но добавил в голос грозности. – По жопе шлепнуть некому? Так я могу, не вопрос. Иди, работай.
Нина кинула на него недовольный взгляд через зеркало.
– Не порти настрой. Иду я уже.
Отвернулась от них, взяла пудреницу, и все-таки глянула вслед этой парочке, когда услышала Витино ворчание:
– Слышишь, как заговорила? Мешаю я ей…
Костя вернулся только через три дня, причем ночью. Накануне Нина просто изнывала от непонятной тоски, Шохин задерживался, как она изначально и предполагала, он всем был нужен, и мысли о его нужности смущали. После встречи с Усмановой, Нина уже не раз ловила себя на мысли, что ей хочется с ним поговорить. То ли просто выговориться, чтобы облегчить душу, то ли попросить совета, а может поступить так, как поступала в последнее время – переложить на него свои проблемы. Чтобы он сказал, что беспокоиться ей не о чем и думать о чужом мнении не стоит. Очень хотелось услышать это от него.
Накануне его приезда у нее был выходной, и весь она провела с дочкой. Они бродили по центру города, заходили в понравившиеся магазинчики, перекусили в кафе и даже съели по запретному мороженому. Арише мороженое было противопоказано из-за слабого горла, а Нине необходимо было следить за фигурой, с такой-то работой. Правда, в последнее время у нее явно переизбыток физических нагрузок, так что можно себя побаловать. Ела мороженое, любимое, фисташковое, а думала о Косте. Где он, с кем он, и сколько это будет продолжаться. Ариша рисовала, пристроив альбом на краю стола, капнула мороженым на лист и расстроилась, а Нина предложила пририсовать пятнышку четыре лапы и хвост, чтобы стало похоже на собачку. После этого предложения дочка так на нее посмотрела, что стало стыдно за свою приземленность.
А глубокой ночью, коротким сигналом пришла смска. Нина сначала не хотела вставать, сигнал-то услышала сквозь сон, на другой бок перевернулась, а потом подскочила на своем диванчике. Дотянулась до телефона, кинула обеспокоенный взгляд на дочку, что спала напротив, но та даже не пошевелилась. Смска была более чем лаконичной, всего два слова: «Я дома». Нина кинула взгляд на часы – три часа ночи. Он дома в три часа ночи!
Непонятно почему, но она не перезвонила ему и даже ответной смски не послала. Легла и положила телефон на соседнюю подушку, и быстро уснула, успокоенная. А проснулась переполненная возбуждением. Не физическим, но душа, как говорится, пела, громко и с чувством. Отправив после завтрака Арину гулять в парк с Зинаидой Тимофеевной, сама же сослалась на крайнюю занятость, мысленно поставив на себе клеймо предательницы, но то и дело вспоминая о короткой смске, никак не могла смирить эмоции. Всё гадала: что Костя хотел сказать этими двумя словами – ставил её в известность, что он дома или всё-таки намекал, что неплохо было бы ей нанести ему утренний визит? Разум подсказывал первое, а вот сердце второе, и поверить хотелось именно сердцу, и уступить ему, что Нина и сделала, в конце концов, пойдя на компромисс с собственной совестью. Наставляя дочку слушаться няню, поцеловала её дважды, и приказала себе не расстраиваться, раз уж решила этим утром поставить личную жизнь на первое место. Но она, конечно, ужасная мать, и непременно исправится, уже завтра.
