Текст книги "Мечты о лучшей жизни"

Автор книги: Екатерина Островская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Хорошо, – согласилась Лена, – только выпишите мне счет: я оплачу.

Нежданный гость кивнул и улыбнулся:

– Не смею больше задерживать.

Мужчина в белом костюме развернулся и направился к своему «Гелендвагену».

Лена не успела ни попрощаться, ни поблагодарить. Быстро поднялась и произнесла ему вслед:

– Меня Леной зовут.

– Я в курсе, – ответил Леонид Петрович. Остановившись, посмотрел на нее. Не мельком взглянул, а изучающе. Заметно было – то, что предстало его взору, не разочаровало хозяина здешних мест.

Через несколько минут после того, как «Гелендваген» умчался по дороге в направлении поселка Ветрово, к домику подбежал Владимир.

– Что здесь нужно было Чагину? – спросил он.

– Леонид Петрович приезжал познакомиться.

– Ну и как?

– Был вполне любезен. Предложил помощь.

– Будьте с ним поосторожнее. В былые годы сей господин был в большом авторитете.

Сразу после полудня с дороги свернула фура, груженная досками, за фурой двигался обшарпанный микроавтобус. Фура осторожно объехала «Вектру», а микроавтобус остановился рядом с машиной Лены. Из автобуса с переднего пассажирского сиденья вылез молодой человек в костюме и при галстуке, а следом стали выбираться смуглые рабочие.

Молодой человек подошел к Лене и протянул ей бланк счета-фактуры.

– Вот, оплатите материалы в любое удобное для вас время в конторе базы, это при въезде в Ветрово.

Лена взглянула на сумму, указанную в счете:

– Нет никакой ошибки? – удивилась она. – Тут указано: ровно две тысячи рублей.

– Это списанные материалы, мы их отпускаем по себестоимости. А работу оплатите отдельно. Ориентировочно получится столько же или около того.

– То есть вы хотите сказать, что за четыре тысячи у меня будет деревянный забор?

Молодой человек кивнул и огляделся.

– Колышки межевые вижу. А за домом забор к речке выведем. Не возражаете?

Лена пожала плечами.

– Как вам удобнее, так и делайте.

Посланец Чагина махнул рукой рабочим и крикнул:

– Разгружаемся! Только побыстрее!

И тут же в его кармане зазвонил телефон. Молодой человек поднес мобильник к уху и сразу протянул аппаратик Лене.

– Вас спрашивают.

Лена взяла телефон и услышала:

– Это Леонид Петрович. Насколько я понимаю, сейчас там у вас закипит работа. И, судя по всему, строители до глубокой ночи будут мешать хозяйке наслаждаться отдыхом. А потому у меня к вам предложение. Или просьба, если хотите… Только не отказывайте, пожалуйста.

– Как я могу, когда вы оказали мне такую услугу?

– Вот и вы окажите мне услугу. То есть не услугу, а честь. У меня сегодня намечается небольшая вечеринка – человек на сорок-пятьдесят. Приходите и вы. Будут уважаемые люди, кое-кто их артистов, политиков, бизнесменов… Понравится вам или нет, не знаю, но все лучше, чем слушать стук молотков и туркменские ругательства. Я пришлю за вами машину. Два часа вам хватит на сборы?

– Вполне, – ответила Лена.

Предложение участвовать в вечеринке поступило так неожиданно, что она не успела подумать и отказаться. Выезжая за город на лето, Лена прихватила почти весь свой гардероб, и вовсе не потому, что собиралась менять часто одежду. Но ведь мама решила сдать квартиру на время своего отсутствия, и на объявление откликнулась аспирантка университета. Может, конечно, жиличка ни на что и не позарится, однако все равно лучше держать гардероб поближе, хоть он и не изобилует дорогими вещами. Теперь Лене предстояло выбрать из него то, в чем можно пойти на мероприятие, в котором наверняка будут участвовать люди, разбирающиеся в веяниях непостоянной моды и обращающие внимание на то, как и во что одеты окружающие. Нельзя сказать, что ей не в чем было выйти в свет, но если к Леониду Петровичу придут люди известные, а значит, состоятельные, Лене не хотелось выглядеть среди них белой вороной или того хуже – ощипанной курицей.

Рабочие пилили, стучали молотками, вкапывали столбы, а Лена в спальне перебирала свои вещи. Достала серые в горошек летние атласные туфельки на шпильке. Туфельки были почти новые, она пару раз только выходила в них куда-то ненадолго и то только для проверки. Хорошие туфельки, и смотрятся дорого, но подобрать к ним одежду почти невозможно.

Выручила Зина. Она появилась внезапно и спросила:

– Куда-то собираешься?

– Чагин пригласил на вечеринку.

У соседки округлились глаза.

– Да ты что?

– Теперь не знаю, в чем идти.

Зина увидела туфельки и оценила:

– Классные! Можно только в них идти, остальное уже неважно.

Затем соседка подумала немного и сказала:

– Ладно. У меня есть серое шелковое платьице в горошек и шифоновый шарфик в комплект. Я их в девяносто шестом году отхватила в Варшаве на Маршалковской в магазине итальянской моды на распродаже. Я тогда челночила, взяла комплектик на продажу, а потом решила оставить себе, но так и не сподобилась обновить. Сначала все дела отвлекали, а вскоре меня вширь понесло. Раньше-то я такая же, как ты, худенькая была.

Лена взяла свои туфельки, еще кое-что и отправилась к соседям. Зина напрасно наговаривала на себя: она не была толстой. А платье смотрелось так, словно его только что принесли из дорогого бутика. И оно оказалось Лене впору. То есть не просто подошло, а подошло идеально. К тому же выяснилось, что Зина неплохой парикмахер.

Белый «Мерседес» ехал вдоль высокой кирпичной стены, завернул за угол и остановился возле металлических раздвижных ворот. И тут же следом подлетел и резко затормозил желтый спортивный кабриолет. «Мерседес», принадлежавший Чагину, впустили на территорию без досмотра, а вот к кабриолету подошел охранник с рацией. Но девушку, сидящую в нем, судя по всему, узнал и потому задерживать тоже не стал.

Территория парковки была вымощена розовой брусчаткой. Лена вышла из «Мерседеса» и увидела вылезающую из кабриолета известную телеведущую, участницу многих протестных акций, на которых она критиковала власть в выражениях отнюдь не парламентских. Во время и трансляций, и репортажей с митингов телевизионщики не решались доводить эти выражения до слуха зрителей, а потому заменяли их попикиванием. Звезда оппозиции внимательно посмотрела на Лену, вероятно, пытаясь вспомнить, кто она. Дорогой лимузин свидетельствовал о неслучайном появлении здесь незнакомки, поэтому телезвезда улыбнулась и кивнула Лене, как старой знакомой.

На стриженой лужайке перед домом рядами выстроились столы, стоящие под навесами. Под одним из таких навесов расположился скрипичный квартет. Ненавязчиво звучала мелодия «Бранденбургских концертов».

Так уж получилось, что обе девушки направились к дому вместе.

– Нестареющая классика, – улыбнулась телезвезда Лене и показала глазами на ее платье в горошек. – Лагерфельд почти полностью повторил свою давнюю модель. Я, когда была весной в Милане на неделе моды, хотела взять именно этот наряд, но цену такую влупили, что просто…

Оппозиционерка выругалась.

По ступеням им навстречу спустился Чагин, который, едва кивнув телеведущей, поцеловал руку Лене.

– Очень рад видеть вас, Леночка, я почти и не надеялся, что вы примете мое предложение.

– Не люблю быть неблагодарной.

Но телезвезда не хотела оставаться незамеченной.

– Ах, Ленчик, – томно глядя на хозяина поместья, протянула она, – ты специально для меня попросил музыкантов исполнять моего любимого Вивальди?

– Вообще-то это Бах, – шепнула Лена своей спутнице.

Но та, словно не заметив замечания, продолжала:

– У меня к тебя просьба, Ленечка. Надо профинансировать одно мероприятие. Деньги там небольшие…

– Если небольшие, тогда управитесь без меня, – отмахнулся Чагин и осторожно коснулся локтя Лены.

Придерживая ее таким образом какое-то время подле себя, он встречал гостей, как бы показывая, что девушка тоже хозяйка этого вечера. Среди прибывающих Лена узнала вице-губернатора города, парочку очень популярных в недавнем прошлом киноактеров и двух девушек из раскрученного телеканалами вокального трио. А третья участница музыкального коллектива обнаружилась вскоре за столом рядом с невысоким лысым человечком с крысиными повадками, похожим на беглого олигарха. Но только похожим, вероятно. Еще здесь были известный дирижер и модельер, определяющий направление российской моды. Модельер, кстати, взглянув на Лену, поднял вверх большой палец. Потом посмотрел на ее туфельки и причмокнул, после чего заметил шифоновый шарфик и показал уже два больших пальца.

– Вы – прелесть! – довольно громко сказал он. – Я обязательно передам Лагерфельду, что его композиция усовершенствована черным шелковым клатчем и смотрится восхитительно идеально.

Маленькую шелковую сумочку Зина сунула Лене в самый последний момент, когда та уже направлялась к ожидающему ее «Мерседесу».

Вскоре гости забыли, для чего они прибыли сюда, хотя, может быть, и не знали этого изначально: люди разделились на группы или на пары, начались оживленные беседы о жизни, о любви или о чем-то более приятном большинству собравшихся – о бизнесе, например. На хозяина никто не обращал внимания, и Леонид Петрович решил поговорить с Леной без посторонних глаз. Он предложил ей осмотреть дом, сообщив, что недавно надстроил его и расширил и в обновленном здании это первый прием гостей.

Холл первого этажа остался прежним, рассказывал Чагин, так как интерьер с самого начала создавался в стиле охотничьего домика, и ему не хотелось ничего менять в нем, наоборот, он только старается пополнять коллекцию новыми трофеями. Но смотреть на висящие на стенах головы оленей, волков, медведей у Лены не было желания, и потому они перешли на увитую виноградом террасу. Расположились у стола, на котором, по словам хозяина, всегда стоял самовар, а специально обученные люди следят за тем, чтобы в нем всегда была горячая вода. И теперь Леонид Петрович предложил Лене попробовать присланный ему из Китая белый чай. Тут же сама собой завязалась беседа о его одиночестве, хотя говорил, разумеется, в основном Чагин, рассказывая о том, что ему без малого сорок, что долгие годы жизни он занимался всякой ерундой, вместо того чтобы посвятить все дни своего пребывания на земле одной цели – сделать счастливой жизнь всего одной женщины. Он, мол, понял это давно, однако до сих пор не встретил такую, ради которой можно отказаться от всего, чем дорожил прежде.

– До вчерашнего дня не встречал, – уточнил Леонид Петрович.

Конечно, Лена поняла, кого Чагин имеет в виду, и немного растерялась, когда тот заглянул в ее глаза, чтобы увидеть реакцию. А потому ответила, что для нее его слова полная неожиданность, и вообще она тяжело сходится с людьми, а с мужчинами тем более.

– Если честно, – призналась Лена, – у меня был только муж, да и то мы с ним были знакомы с детства…

Проговорившись, она смутилась, ощутила, что краснеет, и даже хотела прикрыть лицо руками, чтобы это было не так заметно, но все же договорила:

– И тем не менее я в нем ошиблась. Не в нем, конечно, а в своем отношении к нему, в своих чувствах, которых, кажется, и не было вовсе.

Чагин слегка коснулся ее ладони и шепнул:

– Все будет хорошо. Я обещаю.

Неподалеку в беседке, тоже увитой цветами, за столиком, на котором стояли ведерко со льдом и бутылка виски, сидели всемирно известный дирижер и популярная телеведущая.

– Малик Рустамович, – спросила оппозиционерка, – когда вы приехали к Чагину, что играло, не помните?

– Как не помню? Очень даже хорошо помню. Я приехал, увидел вас, и во мне заиграла кровь.

– Да я не о том! Музыканты на своих скрипочках чего-то там пиликали. Что именно?

– Они исполняли «Бранденбургские концерты» Баха, моя дорогая. Точнее, концерт номер три, вторую его часть – адажио с фригийским кадансом.

– Я так и подумала, – кивнула телезвезда. – А вот девушка, которая была рядом со мной, Лена, кажется… Кто она вообще такая?

– Вы не знаете? Шутите? – не поверил дирижер. – Странно, что вы, которая все и про всех знает, кто с кем, когда и сколько раз… Не может быть, чтобы вы не знали то, что всем давно известно…

– Перестаньте издеваться! – разозлилась телезвезда. – Меня… то есть ее представляли мне как-то, короче, нас знакомили, а я вдруг забыла, кто она и чем занимается.

Дирижер сделал небольшой глоток из стаканчика с виски, замер, размышляя, вернул стакан на стол и развел руки в стороны.

– Эта девушка, ее зовут Елена, помимо того, что красавица и умница, всего-навсего родная и очень любимая племянница… единственная, кстати…

Дирижер сделал паузу.

– Кого? – вскричала телеведущая.

– Кого, кого… Нынешнего президента России.

– Блин, кажется, я лоханулась, – прошептала оппозиционерка. – Надо срочно ее найти и как-то подружиться, что ли…

– Боюсь, у вас это не получится, моя дорогая: к ней наверняка уже выстроилась очередь из оппозиционных банкиров.

Когда через какое-то время Леонид Петрович с Леной снова появились на лужайке перед домом, они сразу оказались в центре внимания. Причем Лене показалось, что Чагина-то вроде не особенно замечают. Зато к ней почему-то многие приставали с разговорами на непонятные и неожиданные для нее темы. Модельер спросил, не хочет ли она стать лицом какого-нибудь европейского модного дома. Вице-губернатор поинтересовался, не думает ли Лена о государственной службе, потому что в городской администрации освобождается должность начальника отдела общественных связей. Солистки популярного ансамбля пожелали с ней сфотографироваться, а угрюмый человек, назвавшийся кинорежиссером, предложил роль в новом телепроекте… Лена не успела ему ничего ответить, потому что ее подхватила под руку взбудораженная телеведущая и потащила к дому.

– Господа, господа! – закричала телезвезда. – Нам с Леночкой надо о многом переговорить, посекретничать. Мы давно с ней не виделись, почти с самых университетских времен…

Это было так удивительно, что Лена растерялась.

– Вы тоже учились на историческом? – шепотом спросила она спутницу.

– Да какая разница, – ответила та. – При чем тут мое образование?

Перед самым входом в особняк телезвезда задумалась.

– Нет, лучше остаться на воздухе, – сказала она, – все, что связано с домами, мне давно надоело.

И притащила Лену в беседку, где на столе стояло ведерко с таявшими в нем кусочками льда. Телеведущая заглянула в него, потом под стол.

– Микрофоны ищете? – пошутила Лена.

– Типа того, – кивнула светская львица. После чего обернулась по сторонам и перешла на шепот: – Как дядя поживает?

– Нормально, вероятно, – ответила Лена, – он в Москве сейчас.

– Это понятно, – продолжала наседать оппозиционерка. – А когда вы с ним виделись в последний раз?

– При чем тут мой дядя? – удивилась Лена. – Вы разве с ним знакомы?

Телезвезда кивнула и продолжила:

– Когда виделись с ним в последний раз, о политике не говорили?

– Нет, – покачала головой Лена, – мы никогда не говорим с ним о политике. И потом, мы встречались давно, когда он еще с тетей жил.

Глаза телезвезды округлились:

– А теперь он с тетей не живет? Ваш дядя бросил тетю?

– Оставил, развелся, ушел – как вам удобнее понимать, так и считайте. Он сейчас в Москве, а тетя в Туапсе. Мама как раз у нее отдыхает. Только почему вас это интересует?

– Погодите… – замотала головой оппозиционерка. – Это ж надо, а? И ведь никто ни ухом ни рылом!

Она выхватила из сумки телефон и начала нажимать на сенсорный экран.

– Где же тут чертов Интернет? Что-то я не могу войти. Эти айфоны – просто отстой, вечно подводят!

Девушка вскочила с кресла и унеслась из беседки.

– Леня! Леонид Петрович! Эй, кто-нибудь! Откуда здесь можно выйти в Интернет?

Лена не могла понять, что произошло с собеседницей, о чем та хотела поговорить с ней и почему интересовалась мужем тети, проживающей безвылазно в Туапсе. Мужа тети, невысокого лысого армянина, Лена видела один раз в жизни, когда после первого курса отдыхала вместе с мамой в доме ее двоюродной сестры.

Вскоре скрипки стихли, очевидно, гости решили отдохнуть по-настоящему. Лена какое-то время оставалась в беседке одна, смотрела на красные кирпичные стены огромного дома, вспоминала свой разговор с Чагиным и не знала, радоваться ей или огорчаться от того, что уважаемый и, очевидно, очень богатый человек практически признался ей в любви. Конечно, сама она его не любит. Мужчина, разумеется, интересует ее немного, тем более что он, не успев толком познакомиться, ненавязчиво сумел сделать подарок – забор вокруг ее домика. Наверняка, когда Лена вернется домой, ограда уже будет стоять. Интересно, с крылечка можно еще увидеть поселок или взгляд упрется в глухую дощатую стену?

Она поднялась и пошла к остальным гостям. На небольшой помост забралась троица из популярного вокального ансамбля. Загремела музыка, и девицы стали пританцовывать, извиваться телами, касаться друг друга спинами, припевая:

 
Ах, мама, мама, что мы будем делать,
Когда наступят зимние холода,
Ведь у тебя же нету зимнего платочка,
А у меня ведь нету зимнего пальта…
 

Танец был более чем откровенный, причем девушки почти не шевелили губами, вероятно, приготовились к этому выступлению заранее, и сейчас звучала фонограмма. Музыка смолкла, одна из певиц выкрикнула пронзительным голосом и почему-то с ярко выраженным южнорусским выговором:

– Йес! Нечего носить!

И тут же на сцене появился Чагин с тремя пакетами, в которых оказались коротенькие беленькие шубки. Девушки примерили их и стали посылать собравшимся воздушные поцелуи.

Потом популярный некогда народный артист исполнил грустную песенку про актера, которого все забыли и не узнают на улицах даже старушки, которым он когда-то являлся в сказочных снах. И хотя он периодически забывал слова, Леонид Петрович вручил ему сразу два подарка: мушкетерскую шпагу и абонемент на домашние матчи городской футбольной команды.

– А вы случайно не поете? – спросил Лену стоящий рядом дирижер.

– Иногда, – ответила она. И добавила: – Но только не за подношения. К тому же здесь оценивают не исполнительское мастерство, а какие-то иные заслуги.

– Значит, я вас не услышу, – посетовал режиссер и достал из кармана маленькую фляжку. – А могли бы вместе что-нибудь исполнить. Я, между прочим, хотел стать оперным певцом, а потом понял, что исполнителей много, дирижеров же единицы.

Мужчина протянул Лене свою флягу:

– Чачи хотите?

Девушка покачала головой.

– Напрасно отказываетесь, хорошая вещь. Но все равно привет дяде.

– Передам при встрече, – пообещала Лена, не понимая, почему все вдруг прицепились к ее родственнику, о котором она и думать-то забыла.

Веселье продолжалось. Вице-губернатор старательно исполнил арию мистера Икс, но ему ничего не вручили, лишь некоторые присутствующие похлопали из вежливости, а оба старых народных артиста на всякий случай крикнули «Браво!». Вскоре начались танцы. Лену наперебой приглашали, однако она успела лишь раз потанцевать с режиссером, напомнившим ей, что предложение о роли в телесериале остается в силе, а потом еще с вице-губернатором, который признался, что был сегодня не в голосе. После чего у нее оказался всего один партнер по танцам – Леонид Петрович Чагин. Правда, и с ним Лена танцевала не очень долго. Потом они посидели какое-то время на террасе возле самовара, снова вернулись к гостям, и тут же зажглись фонари – солнце закатывалось за высокие ели, время пролетело незаметно.

Домой ее отвезли на том же белом «Мерседесе», на котором и доставили в резиденцию Чагина. Леонид Петрович тоже находился в машине. Путь показался коротким, и когда подъехали к высокому забору, Лена решила, что водитель ошибся адресом, но потом вспомнила о подарке соседа и рассмеялась.

– Вам понравилась моя вечеринка? – поинтересовался Леонид Петрович.

– Забавно. А вообще понравилась: я ведь впервые на подобном мероприятии.

– Если есть желание, буду проводить их почаще. Хоть каждый день.

– Хорошего понемножку, – улыбнулась Лена.

– Тогда не откажите в любезности позволить иногда по-дружески навещать вас.

– Буду рада вам в любое время.

Лена сказала так и поняла, что это не совсем правда. Но, с другой стороны, всего лишь проявление любезности, не более того.

Была почти полночь. Странный день свернулся клубком где-то за лесом, все впечатления съежились, плотно сцепившись друг с другом, словно Лена скомкала их перед тем, как уместить в своей сумочке.

На двери домика висел листок с запиской от Зины: «Я приходила кормить цыпленка, а потом отнесла его к Валентине Васильевне. Мало ли что».

Что значит это «мало ли что»? Неужели Зина могла подумать, что Лена не вернется домой ночевать? Но, как бы то ни было, день прошел замечательно, было весело и познавательно. И, главное, ей признались в любви. Или почти признались. А все равно приятно. Лена опустилась на кровать, хотела подумать, нужно ли ей это, но сил размышлять на такую серьезную тему уже не было.

Зина, похоже, растрезвонила на всю округу, что новую жительницу поселка Чагин пригласил к себе на закрытую вечеринку. А потому с утра под разными предлогами к Лене потянулись соседи, видимо, дождавшись, когда та позавтракает, выйдет из домика и готова будет ответить на все их вопросы.

Первыми, разумеется, появились Ушатовы. И стали восхищаться забором – надо же было придумать какой-то предлог для столь раннего визита. Владимир начал вымерять забор шагами, а когда закончил, поинтересовался:

– У тебя сколько земли? Вроде должно быть пятнадцать соток, а здесь получается пятьдесят на пятьдесят, то есть четверть гектара. Не считая берега реки, который твоим быть не может по определению, так что всего соток тридцать.

– Какая-то ошибка, – не поверила Лена, – мне чужого не надо.

– Это теперь не чужое, а твое. Хозяин всей окрестной земли Чагин, он-то, видимо, земельки тебе и прирезал. А забор шикарный – отструганные осиновые досочки. Их только морилкой надо покрыть, красота получится.

Теперь только Лена заметила, что территория ее участка значительно увеличилась. Раньше «Вектра» стояла на накатанной колее, которая проходила за границей ее территории, а теперь колея оказалась на участке, и машина, казалось, стояла совсем рядом с домом.

– Чем уж ты ему так угодила? – поинтересовалась Зина и хихикнула.

– Ему платье твое очень понравилось. И шарфик тоже.

– Я так и знала, что надо было самой туда идти.

Зина засмеялась и посмотрела на мужа, который с суровым лицом продемонстрировал ей кулак.

Вскоре на участке появилась высокая седая женщина, которая представилась, едва пересекла невидимую линию будущих ворот:

– Меня зовут Валентина Васильевна. Спасибо вам за цыпленка, он очень славный. Обещаю, что я его не съем. Хороший у вас забор, тут одних материалов тысяч на сто.

– Нет, больше. Кубов двенадцать строганой осиновой дюймовки плюс металлические столбы, профиль, то да се – двести пятьдесят тысяч, – подытожил Владимир. И после паузы уточнил: – Вместе с работой триста пятьдесят.

– Как? – не поняла Лена. – А с меня попросили всего четыре.

Соседи переглянулись и промолчали.

Следующим подошел высокий блондин с накачанным торсом. Лена поняла, что это компьютерный гений Альберт. Или, как называли его Ушатовы, Алик-бабник. Он подтвердил, что за такой забор с него бы содрали никак не меньше трехсот тысяч.

Разговор продолжался и переходил на разные темы. Лена ловила себя на мысли, что ей легко с этими людьми, словно давно знакома с ними и живет бок о бок много лет в дружбе и при постоянном общении. Вот и сейчас они беседовали о садовых вредителях, о том, что предстоящее лето должно принести много грибов, потому как в прошлом году грибница отдыхала, а минувшая зима была снежной; что к поселку обещают подвести газовую трубу – топить газом, конечно, накладно, но, учитывая большой расход дров и все возрастающую их стоимость, все равно газ получается выгоднее.

Все это еще совсем недавно не интересовало Лену, но теперь она слушала с вниманием и даже задавала вопросы, на которые получала сразу несколько ответов, зачастую взаимоисключающих. Представлялось, что все лето пройдет в таких разговорах, а потом… Потом будет возвращение в город и новая работа. Хотя… А вдруг не будет ни города, ни работы, вдруг что-то переменится кардинально? Лена чувствовала, что обязательно произойдет что-то очень важное, такое, что совершенно изменит ее жизнь. Только где оно, это очень важное? И с кем связано? С Леонидом Петровичем Чагиным? Нет, насчет него она не уверена. Мужчина значительно старше, занимает в обществе определенное положение, встречается и даже водит дружбу с людьми, с которыми она никогда и не думала оказаться рядом. Но ведь вчера оказалась, общалась с ними, и ее приняли как равную. Да и эти люди, которые сейчас так мило беседуют с ней, тоже считают ее близкой и понятной им.

– Ну что, сегодня приходите все к нам на шашлычки, – предложил Владимир. – Наш уважаемый академик тоже обещался нанести визит. Вообще-то мы с ним за неделю об этом сговорились.

– Неужели? – удивился Альберт. – Он разве планирует участие в подобных сборищах?

– Просто академик не каждый день водочку употребляет и заранее подготавливает свое сознание к пустым разговорам. Я бы и генералов пригласил, но они, как оказалось, улетели с женами в Турцию.

– Зачем им Турция понадобилась? – удивилась Валентина Васильевна. – Ведь здесь гораздо лучше.

– Может, решили еще раз взять штурмом Измаил? – пошутил Альберт.

– Измаил теперь украинский, – напомнил отставной опер. – Кстати, моя бывшая жена как раз оттуда родом. Такая упертая была – каждую ночь приходилось штурмом брать.

– Дурак! – рассмеялась Зина и хлопнула мужа по спине.

– Ну у тебя и ручища, – поморщился Ушатов.

Ранние гости ушли, и Лена не знала, чем ей заняться. А потому решила съездить в Ветрово. Зашла в контору лесобазы и оплатила счет, спросила, сколько должна за возведение забора, и услышала в ответ, что работа еще не выполнена полностью. Потом она посетила торговый центр, а затем рынок, где побродила по рядам, просто убивая время. Когда вернулась к своему домику, увидела, что Чагин опять прислал рабочих. Те как раз тонировали новенькие доски забора пропиткой и навешивали раздвижные металлические ворота.

Вечером, когда начали насаживать на шампуры куски мяса и помидоры, появился профессор Сурин. Андрон Акатович оказался крепким стариком. Пришел он в костюме, словно на торжественный прием, но сразу же снял пиджак и остался в белой рубашке при галстуке.

– Мне соседи все уши уже прожжужали про вас, – улыбнулся он Лене. – Такая девушка! Такая девушка!

– Но вы разочарованы? – спросила та.

– Как раз наоборот. Вы именно такая, как мне и описывали, даже лучше.

Сурин вообще оказался не только крепким, но и довольно болтливым старичком. Высказывал свое мнение по любому поводу, и оно всегда было прямо противоположным мнению большинства присутствующих. Главным доказательством его правоты была одна и та же фраза, которую Андрон Акатович повторял, улыбаясь светло и устало:

– Уж поверьте мне, пожилому человеку, много повидавшему в жизни, в том числе падение идолов и крушение идеалов.

– Вы заведовали кафедрой научного коммунизма? – вспомнила Лена.

– Не только заведовал, но и являлся одним из ведущих специалистов в стране в этой области. Учебники для вузов выходили под моей редакцией. Но потом, когда прежняя идеология была развенчана, хотя, пожалуй, даже гораздо раньше, я начал говорить, что движущей силой исторического процесса является не классовая борьба, а нечто совсем иное.

– Что же именно? – спросила Лена.

Сурин промолчал. Но за него ответил Владимир, укладывавший шампуры с мясом на мангал:

– Технический прогресс. Если бы не развитие производственных технологий…

– Величайшее заблуждение! – перебил его Андрон Акатович. – То, что толкает вперед и науку, и общество, – не что иное, как извечная борьба добра и зла. Общество стремится к совершенству, которого не сможет достичь, судя по синусоидальному характеру развития человеческой цивилизации, никогда. Мы то на пути к совершенству, то движемся в обратном направлении, оставаясь, по сути, на одном и том же месте. Техническая революция – это всего-навсего облегчение труда и быта, что для развития общественного сознания имеет, конечно, какое-то значение, но – второстепенное. Общество совершенствуется в процессе борьбы за идеалы, которые, увы, само же и придумывает. Вернее, его представители, порою не самые лучшие. Разделять общество по категориям по отношению к собственности на средства производства не совсем точно. И там, и там есть злодеи и подонки, и трудно сказать, где их больше. Почему работодатель обязательно должен обзываться эксплуататором? Он дает людям возможность работать и содержать свои семьи. Не было бы работы, даже вполне честные люди, чтобы прокормить себя, пошли бы грабить и убивать. Для того чтобы выбирать идеалы, надо определиться с понятиями, что такое добро и что такое зло. А уж потом, точно и обоснованно определившись, надо уничтожать носителей зла…

– То есть как уничтожать? – не поняла Зина. – Расстреливать, что ли?

– По-разному. Но в случае активного противодействия, вызывающего вооруженные конфликты, чтобы пресекать их возникновение, можно уничтожать носителей зла и физически.

– И это правильно, – согласился Владимир, подмигивая Лене. – Мне, например, поведение Альберта не нравится. Будь я из числа тех, кто принимает решения, я бы тогда этого Альберта…

– Мне кажется, такое уже было в истории, когда коммунизм, которого никто не видел, объявили добром для всех, а капитализм – злом, – сказала Лена. – И тех, кто мешает строительству неизвестного всем общества, уничтожали. Сами же говорили, что добро и зло – понятия надклассовые.

– Не все так просто, – покачал головой Сурин. – Возьмем, к примеру, господина Чагина. Милейший человек, скажете вы. Даже благодетель, можно и так сказать. Но, по мне, он – носитель абсолютного зла. Сатана ведь тоже внешне прекрасен и благороден, чтобы ликом своим и речами смущать сердца людей, а в особенности женщин. Вы, вероятно, думаете, что Чагин – ангел?

– Мне ли не знать, кто он, – усмехнулся бывший опер.

– Вы могли бы его убить ради спасения других людей?

– Вот так запросто? – переспросил Владимир. – Без повода и конкретной причины?

Ушатов задумался, а старик улыбнулся Лене:

– А я бы убил. Подкараулил бы его в темном переулке, и… или засел бы где-нибудь тут в кустиках с ружьецом и вечерочком пальнул бы в окно его машины. А потом лесом, лесом, под покровом темноты в свой домик… А лучше бы сел в машину и в город, где несколько десятков человек подтвердят, что я в это время сидел на совещании…

– А если не подтвердят?

– Да уж придумал бы себе алиби.

– Хватит! – пресекла опасный разговор Зина и посмотрела на Лену: – Вот ты была у него в доме – о чем хоть с ним говорили? Чагин вспоминал о нас?

Лена пожала плечами.

– Говорил. Сказал, что Володя приходил к нему с идеей создания охранной фирмы, но он не собирается идти ему навстречу, потому что у него есть своя собственная, а посему может Володю сторожем взять, если тот попросит…