Текст книги "Сверх отпущенного срока"
Автор книги: Екатерина Островская
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Давай еще выпьем!
Светлана Валерьевна взяла со стола маленький колокольчик, который до сих пор весьма удачно скрывался за вазочкой с черной икрой, и потрясла им. Тут же в столовую вошел молодой человек в белой рубашке, и жена Потапова приказала ему:
– Мне, пожалуйста, фуагра, порт салют и кусочек лотарингского пирога.
Молодой человек положил ей на тарелку паштет и сыр, а на другую пирог. После чего наполнил бокал вином.
– Что хоть пьем? – поинтересовался Дальский.
Официант выпрямился, обернулся к хозяину и ответил с небольшим поклоном:
– «Шато Петрюс» девяносто первого года. А в графине восемнадцатилетний «Реми Мартен».
«Ишь ты, как все устроила! – удивился про себя Алексей. – Восемнадцать лет назад Потапов сделал ей предложение, а сегодня и вино, и коньяк на столе, и наверняка виски тоже – все восемнадцатилетнее».
Молодой человек наполнил тарелку и перед ним, потом осторожно наклонил над рюмкой графин с коньяком. Когда он удалился, Светлана Валерьевна сказала:
– Максим, я тебе благодарна. Но с чувством благодарности невозможно прожить всю жизнь. К тому же, как выяснилось, для тебя три процента в день важнее всего того, чем ты дорожил еще совсем недавно.
Она выпила вино одна.
Дальский успел только бросить вдогонку:
– За тот день!
И поспешил опустошить свою рюмку. А потом закусил каким-то трюфелем, похожим на сморщенную черную грушу.
Свечи в подсвечниках пылали. Одна из них, стоящая перед женой Потапова, оплывала так быстро, что вскоре стала сгибаться. Светлана снова потрясла серебряным колокольчиком и спокойно приказала вошедшему снова официанту:
– Уберите свечи со стола и включите свет!
Воспоминаний больше не было.
Дальский потягивал дорогой коньяк, закусывая благородную горечь бужениной. Светлана Валерьевна допила вино, выкурила сигарету и после этого поднялась.
Алексей, едва сдерживаясь, чтобы не встать вместе с ней, откинулся на спинку стула.
– Прости, что не провожаю.
Снова появился молодой человек в белой рубашке, чтобы убрать тарелки.
– Ты женат? – спросил у него Дальский.
– Есть девушка. Мы хотим подать заявление.
– Хорошее дело, не тяните с ним. Свадьбу вашу я оплачу. Только напомните мне.
Легко быть щедрым, если это не стоит тебе ни копейки.
Жена Потапова как раз проходила мимо.
– А подарок на свадьбу с меня, – кивнула она.
Глава 4
Прошла неделя. Каждый день утром Дальский выезжал по делам Потапова. Сидел в офисе, который занимал огромное современное здание со стенами из синего стекла, в кабинете, иногда решал какие-то вопросы, которые до него уже решили специально обученные люди, – к нему приходили лишь за утверждением. Поприсутствовал на заседании Совета директоров. Слушал обращенные к нему доклады, кивал головой, а когда спрашивали его совета, отвечал: «Вопрос – не принципиальный. В конце концов, вы все получаете приличное жалованье как раз за то, чтобы у меня не болела голова из-за таких пустяков».
Как-то он зашел в огромную служебную столовую и встал в общую очередь, зная, что пару раз так поступал и сам Потапов. Но люди все равно напряглись и пытались пропустить его вперед. Но он достоял честно, а потом сидел один за столом, поглощая густой борщ и котлету по-киевски. Когда заканчивал трапезу, на стул рядом опустилась девушка, поставив перед собой какой-то салатик. В огромном зале сразу стало тихо.
– Максим Михайлович, я из финансового департамента, из отдела внутреннего аудита, – едва слышно заговорила незнакомка. – У меня больная мать, я попросила материальную помощь, чтобы оплатить операцию, но мне было отказано.
– Как фамилия начальника?
– Петров, – почти шепотом произнесла девушка.
Дальский вынул из пластиковой салфетницы мягкий прямоугольничек, достал из внутреннего кармана ручку «Монблан» с золотым пером и написал на салфетке: «Петров, давайте поможем!» И поставил подпись Потапова.
Подделывать подпись олигарха он научился. А все остальное – не важно. Главное, что это произошло на глазах у всех. Протянул салфетку с резолюцией девушке, и та сразу стала пунцовой. Алексей поднялся, он не хотел видеть, как просительница закусила дрожащие губы, чтобы не расплакаться. Сказал негромко:
– Приятного аппетита. А маме вашей – успешной операции.
Он шел к выходу и слышал, как шлепают в тишине подошвы его ботинок по кафельной плитке пола.
В тот же день дублер олигарха выступил на открытии детской больницы, строительство которой спонсировал Потапов. Перерезал красную ленточку и произнес короткую речь, но собравшиеся аплодировали очень долго. Все происходящее снимали камеры телевидения.
Германа Владимировича он видел раза два всего, но звонил тот постоянно. Вечером главный телохранитель обязательно комментировал то, что Алексей делал днем. Однажды позвонил и Максим Михайлович.
– Я начинаю вас уважать, – сказал он, – рад, что мы в вас не ошиблись. За аудиторшу отдельное спасибо. Прекрасный пиар! На следующей неделе в «Аргументах» будет большая статья о благотворительности в России, и в ней наряду с рассказом о том, какую материальную выгоду для себя извлекают учредители разных фондов, приведут в пример Потапова, который скромно, без фондов и помпы, помогает несчастным. Кстати, вы не подстригались еще?
– Да я вроде совсем недавно был в салоне…
– Ну, и прекрасно. Завтра вечером домой не спешите, я заеду туда сам. Аня меня подстрижет, я поужинаю дома и снова исчезну.
– Значит, могу вечером перекусить в другом месте?
– Естественно.
– А в театр сходить?
Повисла пауза. Видимо, Потапов не знал, что ответить.
А потом в трубке прозвучал голос Германа Владимировича:
– В какой еще театр? Зачем тебе это нужно?
И снова наступила пауза. Вероятно, Максим Михайлович давал указания.
– Хорошо, можешь и в театре посидеть, – согласился главный хранитель олигархического тела. – В своем бывшем, разумеется. Но не смей ни с кем общаться. С тобой охрана пойдет. Появишься сразу после начала спектакля, в антракте не выходишь никуда, сидеть будешь в ложе Максима Михайловича.
– Я в курсе, – согласился Дальский.
В тот вечер в очередной раз представляли постановку про ту самую скромную, красивую и одинокую. Алексей сидел в ложе, прикрытый со всех сторон мощными телами охранников, и ждал своего выхода, то есть появления на сцене пьяного гаишника. Когда на сцену вышел Карнович, ему стало весело. Вадик, пошатываясь, подошел к столу, на котором стояли бутафорские праздничные угощения, и водрузил на середину бутылку виски. А рядом положил свой жезл. Потом отвинтил крышечку, обвел глазами стол в поисках достойной посуды, взял в руку рюмку, оглядел ее – мелковата. Вернул обратно, взял другую. Но и та не подошла. Тогда Карнович приложился к горлышку. Это было что-то новое. Дальский играл роль иначе. Но удивило другое: Вадим, отхлебнув, поморщился и занюхал якобы виски рукавом форменной куртки. Зная друга, Алексей понял, что в бутылке отнюдь не холодный чай.
– Эх, – громко произнес Вадим и по-цыгански подергал плечами, – нет у нас с тобой будущего, Аня… У меня сегодня эти самые… как их… права отобрали.
Карнович безбожно перевирал текст. Но зрители смотрели и слушали его бред, затаив дыхание. Дальский глянул в зал и увидел подругу Карновича Лику, сидящую на откидном стульчике. Судя по всему, Вадик провел ее по контрамарке. Лика сопереживала, прижав к щекам свои ладошки.
– Но свою палку… то есть… как его… жезл я не отдам никому! – Карнович поднял жезл и долбанул им по столешнице.
Бутылка виски подпрыгнула и упала.
– Е-мое, – негромко произнес пьяный гаишник.
Поднял бутылку, удивленно посмотрел в зал, опять отвинтил крышку и снова сделал глоток. Пока он пил, в зале раздались аплодисменты.
Потом Карнович поднялся и начал приставать к имениннице. Вадим обнял Соснину, а та покосилась на персональную ложу олигарха – похоже, актриса уже заметила присутствие своего бывшего любовника. Вика глядела наверх, а из зала могло показаться, будто героиня закатила глаза. Вадик воспользовался моментом и схватил Соснину за грудь.
– Что вы делаете? – громко прошептала Вика. – Прекратите немедленно!
Но Карнович, отнюдь не по роли, продолжал ее лапать. Лика на откидном стульчике напряглась и покраснела.
– Я хочу тебя, – продолжал нести отсебятину Вадим, подталкивая партнершу к дивану.
Соснина вцепилась в его пальцы, пытаясь их оторвать.
– Я сказала, прекратите! – сопротивлялась молодая актриса. – Вы пьяны!
– Да, я пьян. От любви.
Вика снова покосилась на ложу, где задыхался от смеха Дальский. И тогда Соснина вцепилась в волосы Карновича.
– Отвали от меня, скотина! – закричала она. – Я сегодня же напишу докладную Долгополову!
Дальский скорчился от приступа хохота и упал со стула. Заботливые телохранители подхватили его и усадили назад.
На сцене Соснина пнула Вадика ногой.
– Гадина какая! – объяснила она зрительному залу, поправляя платье и прическу. – Ну, ничего, я тебя, сволочь, в осветители разжалую!
– Так это ничего, я и по светофорам специалист, – нашелся Карнович. Затем опустился на стул, положил на стол руку, а на руку голову и изобразил уснувшего человека.
На этом первое действие закончилось. Дали занавес, в зале зажгли свет.
– Кто-нибудь, – обратился Алексей к охране, – сбегайте в буфет. Там коньяк «Арагви» продают. Возьмите бутылочку и передайте актеру, который гаишника изображал.
Один из телохранителей помчался выполнять приказание. Дальский открыл программку и увидел, что его фамилия зачеркнута и сверху чернилами вписано «засл. деят. иск. В. П. Карнович».
Второе действие началось с того, что к героине пришла подруга. Гаишник продолжал спать, положив голову на стол. Рука Карновича свесилась.
– А вот и я! – произнесла подруга. – Что тут у тебя произошло, пока меня не было?
После этих слов Карнович должен был встать и представиться: «Старший инспектор ГИБДД Засадин». А потом потребовать: «Предъявите ваше водительское удостоверение!»
Но Вадим продолжать спать.
– А вот и я! – повторила подруга.
– Хр-р, – захрапел на весь зал Карнович.
И только сейчас Дальский заметил, что на столе стоит неизвестно как там появившаяся бутылка «Арагви». Уже пустая.
Вика подошла и потрясла Вадима за плечо.
– Лика, отстань, – отмахнулся Карнович, – мне с утра на репетицию.
– Поднимайтесь! – прошипела Соснина, вонзая ногти ему в шею.
– О-е! – вскрикнул пьяный гаишник. – Больно же!
Вадим поднял голову и, увидев перед собой зал, поднялся решительно. Профессионализм, как говорится, не пропьешь. Но текст он подзабыл.
– Ты кто такая? – спросил он у актрисы, играющей роль подруги.
– Я – подруга, – нашлась та. – А кто ты?
Тут Карнович вспомнил свою роль:
– Я старший лейтенант ГИБДД… Загоняйло. – Вадим показал обеим девушкам полосатый жезл и сам засмеялся. А потом заговорщически подмигнул подруге: – Тебе права не нужны? Могу помочь.
– Спасибо, у меня есть, – ответила подруга. Затем обратилась к главной героине: – Я была у мамы…
– А твоей маме права не нужны? – перебил ее пьяный гаишник. – Могу помочь.
Карнович замолчал и стал морщить лоб, напрягая память: текст роли снова вылетел из его головы. Действие пьесы разворачивалось без его участия. Но он помнил, что должен уйти со сцены с подругой. Вадим взял со стола бутылку с этикеткой «Арагви» и посмотрел на свет. После чего вздохнул:
– А кто все выпил?
– Потом он подкатил ко мне с цветами, – продолжала тараторить свой текст подруга. – Тако-ой громадный букет! Ты в жизни такого огромного не видела! Но я – ни в какую. Даже бабушка удивилась. И говорит…
– О, – вмешался Карнович, – а у твоей бабушки машина есть?
– Есть, – отмахнулась подруга.
– Ну, тогда поехали отсюда!
Он схватил за руку актрису.
Спектакль надо было спасать. Тогда подруга взяла Карновича под локоток и, обернувшись, крикнула Сосниной:
– В другой раз доскажу.
Уходя со сцены, Вадим обнял подружку героини за талию и ласково спросил:
– Так мы к кому едем: к маме или к бабушке?
Аплодировали долго.
А после окончания спектакля, когда все участники представления вышли на поклон, Карновичу даже бисировали.
Алексей сказал охране, что лучше выйти через служебный вход. Они прошли мимо будки вахтеров. Сима высунула свою седую голову и открыла рот. Видела ли она прежде Потапова, неизвестно, но Дальского в шикарном костюме в окружении телохранителей, судя по ее лицу, узнала сразу.
В дверях дублер олигарха столкнулся с Долгополовым. Нет, столкнуться не успел – Долгополова буквально вынесли наружу телохранители. Но когда тот увидел перед собой олигарха, то испугался еще больше. Алексей хотел равнодушно проследовать мимо к стоящему невдалеке «Бентли», но остановился.
– Вы директор театра? – обратился он к Долгополову.
Тот кивнул и попытался проглотить слюну. Директор спешил. По-видимому, Соснина вызвала его из дома, чтобы немедленно расправиться с Вадиком.
Дальский протянул руку бывшему начальству.
– Поздравляю. Где вы откопали такой талант?
Рука директора театра тряслась, ладонь была влажной.
– Кого?
– Артиста этого… Карновича, кажется.
Алексей обернулся к охране, и мощные парни-секьюрити кивнули, подтверждая.
– Так вот, я решил стать генеральным спонсором вашего театра. Но при одном условии.
– Каком? – прошептал изумленный Долгополов.
– Если на главные роли поставите Карновича. У него впереди великая слава! Он актер уровня Щепкина, Михаила Чехова, Пуговкина, наконец. Какое счастье, что он есть в вашем театре! Публика сразу это оценила, устроила ему сегодня настоящую овацию. Некоторые молодые актрисы наверняка позавидовали. Но пусть они ему не мешают. Понятно?
Директор театра кивнул, обливаясь потом.
– В театре, я слышал, готовят к постановке «Свадьбу Кречинского»?
Долгополов опять кивнул.
– Вот достойная роль для новой звезды. Не тяните с премьерой, пожалуйста.
Дальский сел в «Бентли» и до того, как автомобиль тронулся, успел заметить, что директор театра, ухватившись за бронзовую ручку, пытается открыть дверь не в ту сторону.
Глава 5
С Денисом Алексей столкнулся на мраморной лестнице дома в тот же вечер. Он вошел в резиденцию, быстро проскочил ковер и тут увидел, как сын Потапова отстранился на шаг от той самой горничной, имени которой еще не знал. Девушка тоже отступила, точнее, отпрыгнула от Дениса – скорее всего Потапов-младший только что хватал ее за руку.
Дальский взбежал по ступеням, пребывая в хорошем настроении после спектакля.
– Привет, – кивнул он Денису.
А горничной сказал:
– Добрый вечер.
Та вскинула на него удивленный взгляд. Похоже, она уже видела сегодня хозяина. Неужели это и есть Аня?
– А чего ты вернулся? – спросил Потапов-младший.
– А где, по-твоему, я должен ночевать? Уж полночь близится. – Алексей посмотрел на горничную. – И вы, Анечка, ступайте отдыхать.
Девушка, бросив быстрый взгляд на его волосы, поспешила вниз, а потом скрылась в коридоре, ведущем к цокольной лестнице.
– Спокойной ночи! – пожелал Алексей сыну Потапова.
И продолжил свое восхождение на второй этаж. Но Денис не отставал.
– У меня к тебе разговор, – начал парень, – серьезный…
– Завтра, – бросил через плечо Дальский, вступая на площадку.
– Ты рано уходишь.
– И ты пораньше вставай. А если дело важное, то можешь вообще не ложиться.
Алексей увидел в зеркале перекошенное лицо Дениса и спросил, не останавливаясь:
– Что хочешь?
Он по-прежнему не сбавлял темп, и сына Потапова, судя по всему, это невнимание к его персоне бесило.
– У меня скоро день рождения.
– Через полгода, – поправил Дальский.
– Что ты мне подаришь на восемнадцатилетие?
– Еще рано об этом думать.
Алексей взошел на второй этаж и повернул налево в сторону личных апартаментов.
– Мне нужен автомобиль. Я хочу, чтобы ты подарил мне «Мазератти».
– Я тебе уже говорил, что подарю тот, искалеченный.
– Ты издеваешься? Мне перед друзьями стыдно будет!
– Стыдно получить в подарок авто стоимостью сто тысяч евро? Гони прочь таких друзей!
Алексей вошел в гостиную, Денис остановился на пороге.
– Это не по-отцовски!
Дальский обернулся и оглядел парня с головы до ног.
– Сколько стоит «Мазератти»?
– Ну, если со всеми наворотами, тысяч триста баксов. Не так уж и много.
– Действительно, копейки, – усмехнулся Алексей. – Знаешь, я сегодня был в театре, получил большое удовольствие. И не я один, весь зал уходил в хорошем настроении. Так вот, актеры, которые трудятся в театре, получают столько, что им для того, чтобы купить такую машину, придется вкалывать сто лет, экономя на еде и одежде.
– Потому что они лохи, – скривился сын Потапова.
– А ты почему не лох? Потому что, не зарабатывая ни гроша, имеешь все, выбивая из родителей столько, сколько тебе надо?
– Мне надо больше. И вообще, давно пора ввести меня в правление.
– Мой совет: учреждай свое собственное предприятие и зарабатывай, сколько сможешь. Если к концу жизни накопишь на «Мазератти», я порадуюсь за тебя.
Дальский повернулся и тут же услышал за спиной сдавленный шепот:
– Если доживешь.
Утром, когда Алексей брился, дверь туалетной комнаты отворилась, и на пороге возникла Светлана.
– Доброе утро, – поздоровался он с ее отражением в зеркале.
– Ты что Денису такое наговорил, что мальчик с утра собрал свои вещи и укатил?
– Сказал, что ему еще рано быть членом правления.
Жена Потапова подошла и посмотрела на его шрам. Дальский, перехватив ее взгляд, брызнул на старую рану пенкой для бритья из баллончика.
– Значит, грубо с ним говорил. Мы же решили раз и навсегда, что это твой сын.
– Был бы мой, снял бы с него штаны и всыпал как следует.
Лицо Светланы изменилось, стало злым.
– Ты очень изменился. Ты теперь другой – не такой, каким был совсем недавно.
– Я действительно другой человек, – признался Алексей, продолжая бриться.
– Пять лет назад, когда ты подсунул мне на подпись тот дурацкий брачный контракт, я подписала его, не читая, потому что была благодарна тебе. Подписала и только потом поняла, что в случае развода остаюсь ни с чем.
– А кто хочет разводиться? – удивился актер. – Ты? И потом, контракт не «тот», как ты выразилась, а этот, потому что он все еще действует. Другого брачного контракта нет. Он бессрочный, ты поняла?
Дальский смыл с лица остатки пены. Взял с полочки флакончик с туалетной водой и щедро попшикал на свои щеки.
Но жена Потапова не могла успокоиться.
– Ты мне Пашу Асланова до конца жизни простить не сможешь. Однако кто помог тебе заработать первые деньги? Он! Кто тебя прикрыл, когда на тебя московские воры наехали? Опять же он!
Алексей не знал, о ком она говорит, но виду не подал. Вытер руку полотенцем. Надел приготовленную рубашку и сказал:
– Если хочешь, позавтракаем вместе. А за Дениса не переживай, он скоро вернется.
«Бентли» летел по направлению к Москве. Впереди мчался один черный внедорожник с тонированными стеклами, а позади второй, точно такой же. В сопровождающих машинах сидели вооруженные крепкие ребята. Небольшой кортеж катил прямо по разделяющей трассу полосе, обгоняя попутки и заставляя шарахаться в сторону встречные машины. Дальский сидел на мягком диване и, закрыв глаза, размышлял.
Кто такой Асланов? Неужели настоящий отец Дениса? Значит, пока Максим Михайлович после окончания института был на офицерский сборах, его будущая жена успела с кем-то познакомиться? Или они были знакомы прежде? Вполне вероятно, что Светлану охватила внезапная страсть, иначе зачем было отправлять письмо любящему ее человеку, который, получив в конверте «Прости и прощай!» невесты, побежал в курилку стреляться. И застрелился бы, если бы не бдительный прапорщик Махортов.
И все же Потапов, вернувшись в родной город, бежит к любимой сквозь снег и ветер с букетом цветов, чтобы сделать предложение. А та, судя по всему, уже брошенная случайным любовником, ждет его и бьется в истерике от того, что влюбленный в нее одноклассник может передумать. Мелодрама какая-то! Хотя…
Дочь первого секретаря горкома партии сообщает Асланову, что ждет от него ребенка, и тот бросает девушку, а ведь с таким высокопоставленным родственником можно и карьеру сделать. Ведь в начале октября 1991 года еще никто не мог представить, что Советский Союз через два с половиной месяца распадется. Но все же появились уже новые герои – люди, спокойно набивавшие деньгами карманы на глазах соотечественников, с трудом отоваривающих продовольственные талоны…
Знает ли Денис, кто его настоящий отец? Вряд ли. И что это за брачный контракт, по которому в случае развода Светлана Валерьевна не получает ничего? Зачем Потапов заставил жену подписать его, если сам не собирается разводиться?
Дальский продолжал думать обо всем этом и после приезда в офис, и на встрече с каким-то чиновником из столичной мэрии, предложившим купить дешево расселенный под снос дом, и даже когда пришли брать интервью два небритых типа с телевидения… Потом позвонил Герману Владимировичу, напросился пообедать в его ресторане. И тот ответил, что и сам будет там через полчаса.
– Ну, и каково быть олигархом? – спросил Герман, когда они уселись за столом в том самом кабинете, в котором уже встречались прежде и где Дальский от имени Потапова дал отставку Вике Сосниной. – Нравится?
– А ты попробуй.
– Не хочу, – покачал головой главный телохранитель олигарха. – Мне самим собой быть неплохо. И потом, у меня не получится. Я не такой талантливый, как ты.
– Кстати, у меня проблемы.
Герман Владимирович оторвался от грибного супчика, вытер рот салфеткой и произнес только одно слово:
– Ну!
– Светлана Валерьевна заводит разговоры на темы, мне непонятные, и о людях, мне неизвестных. Пока выкручиваюсь, как могу, но скоро она начнет о чем-нибудь догадываться.
– О ком она говорит?
– О каком-то Павле.
– Не знаю такого.
– Но она…
– Забудь. Если еще раз пристанет с разговорами о нем, сделай вид, что вышел из себя, и попроси больше не вспоминать о нем. А что она о нем спрашивает?
– Говорит, будто я, то есть Потапов, неблагодарный. Дескать, Павел мне так помог в жизни, а я до сих пор на него в обиде. Мол, если бы не Павел…
– Не Павел, а Паша, – прервал Алексея Герман Владимирович. – Правильнее – с ударением на второй слог. Паша Мурадович Асланов. Друг детства Потапова. Они в Вольфраме в одном дворе жили. Только Асланов на три года старше Максима. Он был этакий король двора у них. С раннего детства занимался спортивными единоборствами, был даже чемпионом России по карате среди юниоров. Потом, когда Максим Михайлович начал работать на комбинате, помог ему поучаствовать в приватизации предприятия и стать председателем наблюдательного совета. В то же самое время Потапов, получив в управление свои и чужие акции, заложил их банку, и в последние дни ваучерной кампании приобрел акции «Газпрома». Скандал был такой, что хотели уголовное дело завести. Даже завели, кажется, но через полгода Потапов большой пакет акций «Газпрома» продал на бирже и получил тысячу процентов прибыли. Часть денег вложил в развитие комбината, а на оставшуюся скупил несколько убыточных предприятий и поднял их. Тогда они с Аслановым и поссорились – тот тоже хотел долю, но Максим Михайлович был уже другим. Паше пришлось уехать. Его люди еще долго пытались крышевать разные фирмы в городе, но потом их всех оттуда выдавили. По слухам, Дудаев приглашал Асланова в свою охрану, но тот отказался. В середине девяностых Паша эмигрировал в Германию. Человек он далеко не бедный, имеет там свои предприятия, уважаем нынешними соотечественниками. Образования высшего не имеет, но не глуп. Очень расчетлив. Гордый, называет себя волком. И если кто-то становится на его пути, то Паша врагу своему говорит обычно: «Ты – пес, а я – волк. И я тебя порву!» Обещания свои сдерживает. То есть сдерживал. Я про него уже лет десять ничего не слышал.
– То есть он не представляет угрозы для Потапова?
– Нет. Максим Михайлович ему как-то денег дал, когда у того были трудности. Паша прислал человека, который сказал, что от Асланова, и дал номер телефона. Потапов тут же позвонил, и Паша попросил денег. Не потребовал, а именно попросил. Максим Михайлович обещал дать, но с условием, что Асланов навсегда забудет и о нем, и о Светлане. Тот, видимо, согласился, раз Потапов отгрузил посланцу чемодан денег, а меня попросил отвезти курьера в аэропорт и пропихнуть через таможню.
– Все это было десять лет назад? – уточнил Дальский.
– Даже больше. Только я тебе ничего не говорил.
– Я не трепло.
– Знаю, – согласился главный телохранитель. – Тебе за это деньги платят. А проболтаешься – всю жизнь свой язык проклинать будешь. Недолго, правда.