Текст книги "Секрет потрепанного баула"

Автор книги: Екатерина Вильмонт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– И в Московской области?

– Естественно!

– Ну, тогда ладно. Спасибо, Стасик. Ты тоже не хилый парень.

– А теперь иди спать и выкинь из головы всякие глупости. Договорились?

– Ага!

Глава VI
СОНАСЛЕДНИЦА

В маленьком кафе все столики были заняты. Однако, когда туда явился Михаил Семенович, ему тут же нашли свободный. Он пришел раньше назначенного Петьке часа и нервно поглядывал на часы. Только он заказал мороженое, как в кафе вошел немолодой мужчина, приземистый, широкоплечий, и сразу направился к столику Михаила Семеновича.

– Ну, что скажешь? – спросил вошедший, даже не поздоровавшись.

– В три часа должны подвезти.

Сидевшая за соседним столиком юная парочка – высокий красивый парень и тоненькая изящная девочка – насторожились.

Михаил Семенович вполголоса сообщил своему знакомому, что он обещал заплатить за баул двести долларов.

– Двести баксов! Ты что, совсем рехнулся? За что? Двести долларов! Нет, ты идиот! Я всегда знал, что ты идиот, но чтобы до такой степени! Да этот малый тебе бы его и за десятку отдал!

– Не отдал бы! Тот еще прохиндей! Он с меня только за комиссионные хотел полтинник содрать!

– Ну народ! Ну детки пошли! Предупреждаю, я эти двести баксов верну тебе, только если мои расчеты оправдаются. А так – не взыщи. Твоя инициатива – твои бабки.

– Ну нет, так не пойдет! – возмутился Михаил Семенович. – Ты же мне дал карт-бланш! Сказал, чтобы я любой ценой добыл тебе эту вещь, а теперь жмотничаешь!

– Я сказал – любыми средствами. Если б ты пришиб этого мальца в темном углу, я бы смолчал. Но двести баксов неизвестно за что… Идиот, надо было как-то облапошить парня, завести в темный уголок и отнять баульчик, а ты… Дурак дураком и останется.

– Я попросил бы!

– И не проси! – гнусно засмеялся собеседник Михаила Семеновича. – А ты хотя бы выяснил, кому эта старая жаба оставила баул?

– Ее зовут Капитолина Андреевна, интеллигентная пожилая дама, живет на Комсомольском проспекте.

– Это уже что-то… Ладно, черт с тобой, я поехал. И вот что, Мишка, попробуй-ка закорешиться с этим пацаном. Говоришь, он до бабок охочий?

– Вроде да.

– Тогда так и быть, я тебе возвращу твои бабки и еще дам на расходы, только ты его заинтересуй. Он нам пригодится. Все, я пошел, в шесть жду тебя на даче.

Минут через пять в кафе, запыхавшись, вбежал Петька.

– О, Михаил Семенович, простите, троллейбуса долго не было! Я всего на две минутки опоздал.

– Ладно, не имеет значения. – Михаил Семенович едва успел спрятать в бумажник деньги, полученные от его дурно воспитанного приятеля. – Мороженое будешь?

– Да, спасибо.

Петька поставил баул на пол, но Михаил Семенович схватил его и водрузил на свободный стул.

– Извините, – улыбнулся Петька.

– Да ничего, парень. – Он открыл баул и стал шарить в нем. Разумеется, вскоре он нащупал за подкладкой старый конверт. Петька сразу понял это по его лицу. Но Михаил Семенович ничего не сказал.

Петька в этот момент успел бросить взгляд на соседний столик, где сидела юная парочка. Паренек едва заметно кивнул Петьке.

– Слушай, Петр, у меня есть к тебе деловое предложение.

– Да?

– Для начала вот тебе двадцать баксов комиссионных и сто пятьдесят для Капитолины. Надеюсь, ты не обманешь старушку?

– За кого вы меня принимаете? – возмутился Петька. – Не надо мне никаких комиссионных, если вы меня жуликом считаете!

– Брось, брось, Петруша! А денежки спрячь, пригодятся. Я, понимаешь ли, хотел бы и в дальнейшем на тебя рассчитывать.

– В каком смысле?

– Ну, мне помощь иногда бывает нужна, а ты парень молодой, шустрый, и потом… – он таинственно понизил голос, – у Капитолины ведь наверняка еще старые вещи имеются, меня они очень интересуют, в особенности те, что были в этом бауле, понимаешь?

– А что ж вы с ней-то не договорились сразу?

– Да я пытался… И потом, знаешь, я, как этот баул увидел, сразу в него влюбился и предложил, сам понимаешь, непомерную цену, а потом уж отступать как-то некрасиво было… А старушка небось решила, что я сумасшедший миллионер и все такое… Так не мог бы ты эти вещички как-то подешевле для меня раздобыть, а, Петя?

У Петьки гулко билось сердце. Похоже, ему предлагают стать помощником обыкновенного жулика? Да нет, этот жулик не совсем обыкновенный, он, видимо, кладоискатель, причем клад ищет совершенно определенный, тот, который завещан Лавре. Ну и дела!

– А что делать-то надо, я не понял? – притворяясь дурачком, спросил Петька. – Упереть у старушки шмотки?

– Боже, Петя, что ты такое говоришь? Я прошу тебя… быть как бы посредником между мною и Капитолиной твоей. А еще я хотел бы, чтобы ты у нее побольше разузнал о той бабульке, что ей это старье оставила.

– А зачем?

– Интересно мне, понимаешь? Я, Петя, помимо всего прочего, еще и литературой балуюсь…

– Как это?

– Ну, роман, одним словом, пишу, понимаешь? Из старинной жизни. И мне все это очень нужно и важно. А такие вещи, как этот баул, навевают столько всяких романтических сюжетов… Понимаешь меня?

– Ага, понимаю! – обрадованно кивнул Петька. – У меня есть одна знакомая писательница, так что это я очень даже понимаю. Вообще-то у меня их даже двое, знакомых писателей, так что вы будете третий!

– Да? Как интересно! А эти твои знакомые писатели никогда не просили тебя им помогать?

– Нет, пока не просили.

– Вот видишь, а я прошу! И если помощь твоя будет существенной, то, когда мой роман выйдет, я обязательно напишу в конце: «Автор приносит благодарность Петру…» Как твоя фамилия, Петя?

– Кошкин! – ляпнул Петька.

– «Петру Кошкину за неоценимую помощь в работе над романом». Как тебе такая перспектива?

– А вы точно так напишете? Не забудете?

– Слово джентльмена!

«Да, ты тот еще джентльмен», – усмехнулся про себя Петька, продолжая изображать восторженного придурка.

– Ну, кайф! Очень прикольно будет! Ладно, Михаил Семенович, я согласен вам помогать.

– Отлично! Только тебе, друг мой Петя, придется дать мне телефон, а то какой от тебя толк, согласись?

– Без вопросов! Записывайте! Только если родители подойдут, скажите, что вы из школы, ладно?

– Из школы? Хорошо! И еще, Петя, ты, пожалуйста, никому не говори о наших с тобой делах, не надо.

– Ну, это само собой! Если кому скажу, обзавидуются, а на фиг это надо?

– Молодец, разумный парень. Так вот, Петя, даю тебе первое задание. Выведай у Капитолины, что именно ей оставила подружка-покойница. Подробненько расспроси, запиши на бумажку. И если она что-то из этих вещей куда-то сплавила, выясни, куда и кому.

– Понял. Постараюсь! Михаил Семенович, а если я все это узнаю, что я буду с этого иметь?

– Бабки. Будешь иметь бабки. В зависимости от ценности информации. За полный список с указанием местонахождения каждой вещи получишь, ну, скажем, пятьдесят баксов!

– Сто!

– Петя, ты не очень-то наглей! За болтовню со старушкой сто баксов – слишком жирно. Пятьдесят – красная цена.

– Ладно, пускай! – нехотя согласился Петька.

– Отлично. Договорились. Как только что-то узнаешь, звони мне на мобильник. А если у меня будут к тебе вопросы, я сам тебе позвоню. А сейчас еще мороженого хочешь?

– Да нет, спасибо.

– Я все-таки тебе закажу еще, а сам пойду. А ты оставайся и ешь спокойно. Заслужил. Ну, будь здоров!

Едва Михаил Семенович вышел, парнишка, сидевший за соседним столиком, рванулся было к Петьке, но тот незаметным жестом его остановил. В этом кафе Михаил Семенович, похоже, постоянный посетитель.

Он быстренько доел мороженое и выбежал на Старый Арбат. Вскоре к нему присоединились Оля и Игорь. Ведь это они сидели в кафе!

– Петька, тут такое дело заваривается! – воскликнул Игорь, подбегая к старому другу. И он рассказал ему все о разговоре Михаила Сергеевича с его знакомым.

– Ну ни фига себе, – почесал в затылке Петька.

– Зря ты ему этот чемодан продал, – покачала головой Оля. – Мало ли что там могло быть…

– Все, что там было, я уже нашел. И просто ничего понять нельзя, если не связаться с этим Семенычем. Но, выясняется, что он только «шестерка» у того мужика, так?

– Похоже на то, – кивнул Игорь.

– Петька, а ты здорово придурочного изображал, – засмеялась Оля. – Очень правдоподобно.

– Он и сам тоже полный придурок, этот Михаил Семенович, – заметил Игорь. – Тот его сперва вздрючил, а потом вроде смилостивился. Но все-таки мне не дает покоя мысль: с какой стати все это досталось Лавре – и ценности, и неприятности? И кто должен был прийти за этим наследством? Поэтому предлагаю вести расследование по двум направлениям.

– По каким это? – поинтересовался Петька.

– Ты будешь на связи с этим жуликом, а мы попробуем найти ту тетку, которой досталась квартира. Надо бы поговорить с ней.

– А вдруг это именно она ищет клад? – предположила Оля.

– Ерунда! Что ж, она сама к себе в бывшую квартиру залезла? Нелогично! Тогда бы она просто явилась к Дашкиной бабке за наследством. Но она уж точно многое про покойную старушку знает.

– Между прочим, нехилая мысль, Крузейро! – воодушевился Петька. – Вообще у меня из разговора с Семенычем сложилось впечатление, что он и его патрон ни фига не знают о старушке и, наверное, просто краем уха слыхали о каких-то ценностях. Если б они хоть что-то знали, то просто пришли бы к Софье Осиповне, и дело с концом. Значит, они зарятся на чужое, но и сами не знают, на что именно.

– А может, им нужна камея? – предположила Оля.

– Может, и так, – согласился Игорь. – Короче, история нелепая, дурацкая, и не худо бы в ней разобраться. Понятно только одно: о камее им знать не стоит. О ней мы будем молчать.

– Естественно! Конечно, надо было бы ее оценить, эту камею. Может, она сама по себе бешеных бабок стоит, потому за нею эти типы и гоняются?

– Тогда почему никто и словом о ней не обмолвился? Мог же этот Семеныч придурочный изобразить, что он собирает не старые баулы, а камеи? Вообще, странно как-то… Он что, ждал на улице возле дома покойной старушки, не выйдет ли кто с чемоданчиком? Бред какой-то! Я ничего не понимаю! – помотал головой Петька. – Сперва казалось вроде бы все ясно и логично, а стоит задуматься, получается какая-то полная ерунда! Ну полнейшая!

– Вообще-то, да, – кивнул Игорь. – Фигня! Но что-то ведь вокруг этого наследства происходит, это факт! Поэтому поживем – увидим. А пока надо найти бывшую владелицу ограбленной квартиры. Думаю, это несложно. В конце концов, попытка не пытка.

– Ну это уж точно, – пожал плечами Петька.

К Кире Викторовне Михальчук, унаследовавшей от Евгении Митрофановны Запольской квартиру, отправились Даша и Оля. Петька тоже рвался в бой, но Игорь его отговорил.

– Мало ли, а вдруг эта самая Кира как-то все-таки связана с этими кладоискателями? Ну зачем? По-твоему, Ольга и Даша не справятся?

– Ладно, пускай идут, – согласился Петька.

Кира Викторовна жила в Староконюшенном переулке. Подъезд оказался заперт, пришлось позвонить. Открыла им консьержка, немолодая, приличного вида женщина в толстых очках.

– Вы к кому, девочки? – довольно приветливо осведомилась она.

– К госпоже Михальчук, – скромно ответила Оля.

– Она вас ждет?

– Нет, но нам очень нужно с ней поговорить.

– Киры Викторовны сейчас нет дома.

– А вы не знаете, когда она вернется? – спросила Даша.

В этот момент дверь открылась, и в подъезд вошла женщина лет тридцати, элегантно одетая и красивая.

– Кира Викторовна! – воскликнула консьержка. – Вот тут к вам пришли!

– Вы ко мне? – удивилась красавица.

– Вы Кира Викторовна Михальчук?

– Я. А вы по какому вопросу?

– По личному, – брякнула Даша.

Кира Викторовна рассмеялась:

– Очень интересно. А я, кажется, догадываюсь, вы не ко мне, а к моему брату, да?

– Нет, мы к вам… Понимаете, моя бабушка была соседкой Евгении Митрофановны, – заторопилась Даша.

Темные брови красавицы недоуменно поднялись.

– Но я не знакома с твоей бабушкой.

– Я знаю, иначе я бы попросила бабушку позвонить вам…

– И у вас ко мне дело? – по-прежнему недоумевала Кира Викторовна.

– Да.

– Ну что ж, ладно, идемте.

Они поднялись на третий этаж. Там было две двери. Кира Викторовна открыла ключом левую.

– Проходите, девочки.

Квартира была роскошная. Высоченные потолки, большие окна. Но все имело довольно запущенный вид.

– Никак не соберусь сделать ремонт, – немного смущенно сказала Кира Викторовна. – Привела в порядок пока только кухню. Но летом непременно начну ремонтировать. Проходите на кухню, девочки. Кофе будете? Я если кофе сейчас не выпью, то умру! Могу предложить мороженое.

– Спасибо.

Она сварила кофе в новомодной кофеварке и достала из морозилки пластмассовое ведерко с мороженым.

– Мое любимое, лимонное.

Она разложила мороженое по вазочкам, налила кофе в красивые кружки, отпила большой глоток и спросила:

– Ну так в чем дело-то?

– Кира Викторовна, – начала Даша, – вы хорошо знали Евгению Митрофановну?

– Да как вам сказать… практически нет. Но моя бабушка всю жизнь с нею дружила. Дело в том, что бабушка жила отдельно от нас, но часто к нам приезжала, и я у нее бывала, а вот Евгению Митрофановну не так уж хорошо знала. И безмерно удивилась, узнав, что она завещала мне квартиру. Я ей, конечно, благодарна, даже не могу вам передать, до какой степени, но удивлена была не меньше. Мой отец, бабушкин сын, к тому времени тоже умер, так что некому было мне объяснить, чем я заслужила такое наследство. А что же вас-то ко мне привело?

– Понимаете, Кира Викторовна, дело в том, что я… Я тоже получила кое-что в наследство от Евгении Митрофановны…

– Да? И что же, интересно? – полюбопытствовала Кира Викторовна.

– Да так, ничего особенного: старый баул со всякими старинными вещами, туфельки, сумочка, вышитая бисером, шарф, бабушка говорит, он газовый, еще веер из слоновой кости, сломанный…

– Короче, барахло, да?

– Ну, можно и так сказать. Но дело не в этом.

– А в чем же?

– В том, что к этому наследству проявляют странный интерес какие-то подозрительные люди…

– Вот к этому барахлу? – искренне удивилась Кира Викторовна.

– Даже просто к пустому баулу…

И Даша рассказала Кире Викторовне почти все.

– Значит, ты решила, что я могу что-то знать об этом? Логично, но, увы… Я ничего не знаю. Ко мне никто не приходил, никто моим наследством не интересовался.

– Ну, это не совсем так, – тихо вставила Оля.

– То есть?

– Дело в том, что в ту квартиру, которую вам завещали и которую вы продали, буквально в годовщину смерти Евгении Митрофановны кто-то влез и все там перерыл.

– Ничего себе! Значит, они не знали, что я ее продала, эту квартиру, так? Очень странно. Что же такое могло быть у старушки, что на квартиру им наплевать? Конечно, может, и не наплевать, просто что сделано, то сделано, квартиру не отберешь… Слушайте, кстати, как вас зовут, девчонки?

– Меня Даша, а ее Оля.

– Очень рада. Ладно, продолжим, скажи-ка мне, Даша, в этом самом бауле так ничего ценного и не было, совсем?

– Я не знаю… Там была красивая камея…

– Голубая такая?

– Да!

– Я ее помню… Очень красивая. И, наверное, она действительно ценная. Евгения Митрофановна всегда ее носила. Это немного смешно выглядело, но все равно вещь прелестная. Поздравляю.

– Спасибо. Так вы думаете, это могло бы привлечь жуликов?

– Вряд ли. И уж тем более непонятно, за каким чертом им понадобилось покупать пустой баул за двести долларов. Бред. А может, это просто психи какие-то?

– Да не похоже, – пожала плечами Даша. – Значит, вы ничего не знаете?

– Увы! Мне и самой хотелось бы вам помочь, но я действительно не в курсе дела. Хотя постойте… – Она задумалась, потом вскочила и выбежала из кухни.

– По-моему, она и вправду ничего не знает, – шепнула Даша.

– Конечно, – кивнула Оля.

– Вот, девочки, у меня тут есть телефон одной бабушкиной знакомой. Она наверняка знала Евгению Митрофановну. Она помоложе бабушки была, но все-таки дружила с нею. Можете к ней обратиться, если, конечно, она еще жива, я не знаю…

– Ой, а не могли бы вы сами ей позвонить, – спросила Оля, – и, как говорится, порекомендовать, а то очень трудно будет объяснить.

– Мудрая мысль, – улыбнулась Кира Викторовна и взялась за телефон. – Если у нее не изменился номер… Алло, это Жанна Петровна? Здравствуйте, Жанна Петровна, как я рада вас слышать, это Кира, внучка Елены Борисовны, да, я! Да ничего, живу… Нет, замуж не вышла, да-да, непременно! Жанна Петровна, дорогая, я очень хочу вас повидать, но завтра уезжаю на неделю в Лондон, когда вернусь, непременно вам позвоню и повидаемся, а пока у меня к вам вопрос. Вы ведь знали Евгению Митрофановну? Да, умерла, год назад. Я знаю, конечно. Но дело в том, что вот у меня сидят две девочки, которые очень ею интересуются. Вы не могли бы с ними встретиться и поговорить? Рассказать им о Евгении Митрофановне, вы ведь хорошо ее знали, да? О, спасибо вам большое, да, да, я сейчас передам им трубку, и вы сами договоритесь о встрече. Я как приеду, сразу вам позвоню. Спасибо, обязательно!

Она передала трубку Даше.

– Алло! – сказала девочка. – Здравствуйте, Жанна Петровна.

– Здравствуйте, вы хотите меня навестить?

– Если можно.

– Можно, отчего же… Буду рада. Только сегодня вечером я занята, вот если бы вы могли завтра, часиков в пять-шесть, приехать…

– Прекрасно, Жанна Петровна.

– Значит, все в порядке. Вы одна приедете?

– Если можно, с подругой.

– Приходите с подругой, буду рада! Если я верно поняла Киру, вы хотите что-то узнать о Евгении Митрофановне?

– Да.

– Вы интересуетесь ею как ветераном войны?

– Ну… вообще всем, и этим тоже… – несколько растерялась Даша.

– Чудесно. Наконец-то кто-то вспомнил о Женечке! Такой чудесный человек! Так я вас жду завтра! Всего наилучшего!

– Ну, все в порядке? – спросила Кира Викторовна, когда Даша повесила трубку.

– Да, спасибо вам большое!

– Вот что, девочки, я помню, Жанна Петровна была большой сластеной. Так вы уж не сочтите за труд, передайте ей от меня коробку конфет, – она вытащила из кухонного шкафа большую коробку шоколада, разрисованную пестрыми бабочками. – Передадите?

– Конечно! Мы и сами ей что-нибудь сладкое купим, торт какой-нибудь! – воскликнула Оля.

– Правильно, – улыбнулась Кира Викторовна. – Думаю, в такой душевной обстановке, за чаем с тортом и конфетами, она вам все, что знает, выложит.

– Очень, очень вам благодарны, – прижала руку к сердцу Даша.

– Да не за что. Только, чур, если что-то интересное узнаете, позвоните, ладно? А то любопытно все-таки: как-никак мы с тобой, Даша, сонаследницы и еще большой вопрос, кто унаследовал больше.

И она весело рассмеялась.

– Как она тебе? – спросила Оля, когда девочки вышли на улицу.

– По-моему, нормальная тетка.

– Мне тоже она понравилась. Другая могла бы послать нас куда подальше, а эта все-таки какую-то наводку дала. Мало ли, вдруг эта Жанна Петровна что-то интересное нам расскажет. Как ты думаешь, это не пустой номер?

– Мне кажется, нет, не пустой. Я почти уверена, что какую-то ниточку мы все-таки там уцепим.

– Хорошо бы, а то глупость какая-то получается…

– Да уж.

Глава VII
ЛЮБИТЕЛЬНИЦА ПОЭЗИИ

– Девочки, милые, заходите, милости прошу, я вас ждала, – рассыпалась в любезностях пожилая дама. – Какие вы красивые, просто загляденье! Такие современные и в то же время совершенно не вульгарные, прелестные! Вы сестры?

– Нет, мы подруги, – объяснила Оля, немного оглушенная такими бурными речами. – Здравствуйте, Жанна Петровна. Меня зовут Оля, а вот это Даша.

– Ах, Ольга, я тебя любил, тебе единой посвятил!.. А Дарья – какое дивное имя! Вот не могу, правда, вспомнить ни одной поэтической строки… Впрочем, это неважно.

– Жанна Петровна, мы вам тут торт принесли, с орехами. Мы знаем, что вы любите сладкое…

– Торт? С орехами? Просто восторг! Замечательно, сейчас мы с вами будем пить чай и говорить, говорить…

– А вот тут Кира Викторовна просила вам передать…

– Кирочка? Боже, что это?

– Конфеты.

– Ах, какая прелесть! Но что же вы стоите, проходите в комнату, я сию минуту поставлю чай!

Говорливая дама провела девочек в отнюдь не блещущую чистотой и порядком комнату.

– Садитесь, садитесь за стол, мои красавицы, я мигом!

– Боюсь, она нас заговорит насмерть, а толку будет мало, – прошептала Оля.

– Похоже на то, – шепнула в ответ Даша. – Но раз уж пришли…

Вскоре в комнату вплыла хозяйка дома с большим подносом, на котором красовались пестрые чашки, заварной чайник и сахарница.

– Жанна Петровна, давайте я вам помогу, – вызвалась Даша.

– Нет-нет, я сама!

Наконец они уселись за стол. Жанна Петровна попробовала кусочек принесенного девочками торта и восторженно закатила глаза.

– Божественно! Просто божественно! Давно ничего подобного не пробовала. Восторг!

– Да, ничего, – промямлила Оля.

– Жанна Петровна, вы извините нас, – решительно начала Даша, – но вы не расскажете нам о Евгении Митрофановне? Говорят, у нее была трудная жизнь…

– О да, у Женечки была трудная жизнь, это верно, впрочем, я не знаю человека, у которого в те годы была бы легкая жизнь… Даже в самых благополучных, казалось бы, семьях в любой момент могла произойти трагедия. Ночные аресты, постоянный страх… Женечкин отец не вынес и покончил с собой. Он был детский врач, его обвинили в том, что он отравил дочку одного важного лица. Бред, чистейшей воды бред, но Женечкин отец предпочел уйти из жизни сам, не дожидаясь ареста… По крайней мере его близких не объявили членами семьи врага народа, как это было принято в те годы, и даже в газетах напечатали о его трагической гибели. Это все представили как несчастный случай, ведь он выбросился из окна. А Женечка была красавица, настоящая красавица, от которой трудно отвести взгляд. Я видела ее фотографии тех лет. За ней многие ухаживали, но она не хотела выходить замуж и, когда началась война, сразу же ушла на фронт. Она училась в медицинском и, конечно, на фронте работала в госпитале… Там и встретила свою любовь, молодого красавца летчика. Очень типичная по тем временам история. Они поженились. Валентин вернулся на фронт и был на удивление удачлив. Войну закончил Героем Советского Союза. У них родился ребенок, девочка, Лизонька. А потом… Валентина вдруг арестовали по чьему-то ложному доносу, у Женечки отобрали квартиру, она с Лизонькой уехала из Москвы, и там в какой-то глуши Лизонька умерла от крупозного воспаления легких…

Девочки слушали, затаив дыхание. А Жанна Петровна вдруг как-то странно закатила глаза и начала декламировать:

 
В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.
Все как было. Только странная
Воцарилась тишина.
И в окне твоем – туманная
Только улица страшна.
Словно что-то недосказано,
Что всегда звучит, всегда…
Нить какая-то развязана,
Сочетавшая года.
 

– Ох, старость не радость, я забыла, как дальше…

– А дальше вот, – воскликнула Даша.

 
И прошла ты, сонно-белая,
Вдоль по комнатам одна.
Опустила, вся несмелая,
Штору синего окна.
И потом, едва заметная,
Тонкий полог подняла.
И, как время безрассветная,
Шевелясь, поникла мгла.
 

А закончили стихотворение они уже вместе:

 
Стало тихо в дальней спаленке —
Синий сумрак и покой,
Оттого, что карлик маленький
Держит маятник рукой.
 

– Боже мой, ты любишь Блока? – восторженно закричала Жанна Петровна.

– Очень люблю, – смущенно призналась Даша.

– А какое твое самое любимое стихотворение?

– Я даже не знаю.

– А мое:

 
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю.
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою…
 

И еще вот это:

 
Под насыпью, во рву некошеном,
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая.
 

– Да, я это тоже очень люблю, – кивнула Даша. – А еще «Скифы». И «Пушкинский дом», да и вообще…

– Невероятно! Просто невероятно! Я думала, в наши дни молодежь никаких стихов не читает, и вдруг такой приятный сюрприз… А ты, Олечка, любишь стихи?

– Не очень, – ответила Оля.

Даша удивленно на нее взглянула. Она-то точно знала, что Оля любит стихи, и особенно Марины Цветаевой. Но сочла за благо промолчать. Мало ли что пришло Оле в голову.

– Извините, Жанна Петровна, а что было дальше? – спросила Оля.

– Ах да, я отвлеклась… так на чем мы остановились?

– Умерла дочка Евгении Митрофановны.

– Да-да, конечно… «В голубой далекой спаленке…»

«Неужели она сейчас по новой начнет Блока читать?» – ужаснулась Даша. Но Жанна Петровна продолжала:

– Вот тут начинается странность… То есть какой-то таинственный период в жизни Женечки. Она пропала…

– Как? – вырвалось у Оли.

– Да я сама не знаю! Я ведь ее тогда не знала, мне ее жизнь известна только с ее слов. А в ее изложении начиная с сорок девятого года и примерно по пятьдесят седьмой какой-то провал. Об этих годах она никогда не говорила. Никогда! Сколько я ни спрашивала, она всегда наотрез отказывалась говорить.

– Как странно… – заметила Даша.

– Более чем странно.

– А может быть, ее тоже арестовали? – спросила Оля.

– Ну и что? Почему же надо было это скрывать? В те годы чуть не полстраны по тюрьмам да лагерям сидело, и в основном без всякой вины, чего ж тут стесняться-то? Нет, я думаю, там что-то другое было, может быть, какая-то несчастная любовь…

– Ну а потом-то что? – в нетерпении спросила Оля.

– В пятьдесят седьмом году Женечка вновь появилась в Москве и поселилась в коммунальной квартире, где я жила вместе с родителями. Она меня сразу в восторг привела. Красавица! И вообще необычная очень…

– Чем необычная? – заинтересовалась Даша.

– Ну, как вам сказать… Независимая очень была, на кухне с соседками никогда не сплетничала, ни в каких квартирных склоках не участвовала, очень за собой следила. Тогда женщины гораздо меньше внимания себе уделяли, да и в продаже ничего ведь не было, а она всегда одета была с иголочки, шила потрясающе, кремы у нее какие-то удивительные были, пудреница с огромной розовой пуховкой… Помню, эта пуховка просто потрясла мое воображение. Мне казалось, что такие вещи только в заграничных фильмах бывают…

– Она работала где-нибудь?

– Конечно! Работала врачом в поликлинике Большого театра. Кстати, если бы она сидела, ее бы в те годы в эту поликлинику вряд ли взяли… Она была прекрасным фониатором.

– Это что такое? – спросила Даша.

– Это врачи, которые голосовые связки лечат, – со знанием дела объяснила Оля.

– Верно, – кивнула Жанна Петровна. – А ты откуда знаешь?

– Так у меня папа певец.

– Да? И где же он поет? – заинтересовалась Жанна Петровна.

– Он в театре не поет, – неопределенно ответила Оля.

– А где? Где он поет?

– Ну, он дает концерты… Он много ездит…

– А что он поет? Какую музыку?

– В основном романсы…

Жана Петровна пристально всмотрелась в лицо Оли. И вдруг спросила:

– Послушай, а твой папа не Алексей Нежданов?

Оля даже рот открыла от удивления.

– Но как вы догадались?

– Боже мой, это же самый любимый мой певец! Я его просто обожаю! У меня есть все его записи. Ах ты, господи, ты очень, очень на него похожа.

– Да? Обычно мне говорят, что я больше похожа на маму…

– Ничего подобного! Ты просто вылитый отец! О, я так рада, что познакомилась с тобой! Ты должна сказать отцу, что у него есть такая страстная поклонница!

Она опять закатила глаза, и Даша с ужасом подумала: «Сейчас опять начнет читать стихи». И точно!

 
Природы баловень, как счастлив ты судьбой!
Всем нравятся твой рост и гордый облик твой,
И кудри пышные, беспечностью завиты,
И бледное чело, и нежные ланиты,
Приподнятая грудь, жемчужный ряд зубов,
И огненный зрачок, и бархатная бровь.
 

– Это кто написал? – перебила завывающую даму Оля.

Та, словно очнувшись от сна, недоуменно взглянула на девочку, но ответила:

– Это Фет. Слыхала про такого поэта? Впрочем, ты ведь не можешь не знать эти стихи:

 
Сияла ночь. Луной был полон сад, лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
 

– Да-да, – перебила ее Оля, – этот романс я знаю, папа его поет.

– Извините нас, Жанна Петровна, – словно бы осуждая невоспитанную подругу, сказала Даша, – но у нас не так много времени, и нам хотелось бы узнать все-таки про Евгению Митрофановну…

– Ну да, ну да… Так о чем шла речь?

– Она поселилась в вашей квартире и очень за собой следила, – напомнила Даша.

– Да, и еще в ней была какая-то бесшабашность, что ли… Помню, один сосед, шофер, страшно напился и начал бить жену, что нередко бывало, и соседи предпочитали не вмешиваться. А она его вмиг усмирила, да так, что он больше никогда руку на жену не поднимал.

– Что же она сделала?

– Не знаю. Когда я ее об этом спрашивала, она только смеялась. Она вообще умела удивительно уходить от ответов на неудобные или неинтересные ей вопросы. Я была по-девчоночьи просто влюблена в нее и пыталась во всем ей подражать… Иной раз до смешного. Моя мама все говорила: «Жанна, не обезьянничай!» Но куда там! А Женечке даже нравилось мое восторженное поклонение, она много времени на меня тратила. По театрам водила, потом в моду вошли поэтические вечера, и она меня с собой таскала. Видимо, я каким-то образом заменяла ей умершую дочку. Я со всеми своими проблемами не к маме шла, а к Женечке, маме все некогда было, а Женечка всегда для меня время находила…

– Жанна Петровна, а ее муж, он не вернулся из лагеря? – спросила Даша.

– Нет. Он там погиб. Его посмертно реабилитировали.

– И Евгения Митрофановна больше замуж не вышла?

– Нет. Романы у нее какие-то случались, а замуж не вышла. Хотя за ней иногда такие знаменитые артисты ухаживали…

– А подруги у нее были?

– Была одна закадычная подруга с раннего детства, вот как раз Кирочкина бабушка. Ну и еще дружила она с одной певицей из Большого театра. Не слишком знаменитой, но довольно известной одно время. Кстати, недавно я ее видела в какой-то передаче об истории Большого театра.

– А как ее фамилия? – быстро спросила Оля.

– Журавленко. Наталия Дмитриевна Журавленко.

У Оли что-то промелькнуло в глазах, но она смолчала.

– А что дальше? – спросила Даша.

– Дальше? Я потом замуж вышла, а Женечка квартиру получила в Черемушках.

– Но в последние годы она не в Черемушках жила, – заметила Даша.

– Совершенно верно. Она очень долго занималась обменами и в результате получила эту двухкомнатную квартиру. И тогда успокоилась. Все говорила, что не желает жить в однокомнатной панельной клетушке, ну и все такое… Она к старости вдруг все свои барские фанаберии вспомнила.

– Барские? – удивилась Даша. – Какие уж там барские фанаберии при такой жизни?

– Не скажи, – ласково улыбнулась Жанна Петровна. – Кровь, видно, взыграла дворянская. Отец у нее из дворян был, а уж мать и вовсе княжна. Только ей всю жизнь это скрывать приходилось. Постойте, девочки, а вы почему это так Женечкой интересуетесь?

Девочки переглянулись. Жанна Петровна явно никакой опасности не представляет, и можно с ней говорить начистоту.

– Понимаете, Жанна Петровна, моя бабушка была соседкой Евгении Митрофановны. Они жили на одной площадке и даже, можно сказать, дружили.

– Твоя бабушка такая интересная элегантная дама, да? Она что-то преподает, если я не ошибаюсь?